По головам МакМаннан Джордж
– Если я правильно понимаю суть того, какое задание выполняет там Разумовский, то, в сущности, его положение, с учётом новых обстоятельств – шансов выбраться из планируемой «передряги» сведены почти к нулю.
Игорь внимательно следил за реакцией Кривошеева. Генерал слегка кивнул, неосознанно соглашаясь со сказанным.
– Я хочу вытащить его оттуда живым, – закончил Кириллов, – поймите правильно, я не могу бросить друга.
– Понимаю, – вздохнув, сказал Кривошеев.
И он прекрасно понимал его чувства. Ведь когда-то в далеком 1982 году он, будучи чуть старше, чем капитан Кириллов сейчас, так же не мог бросить в плену у афганских моджахедов бойцов разведывательного отряда.
– Считаете, у вас получится? – спросил Кривошеев у Игоря.
Тот, пожав плечами, ответил:
– Не могу знать, Константин Сергеевич! И не попытавшись, не узнаю. Но в случае, если он погибнет, не хочу винить себя оставшуюся жизнь, что даже не попытался помочь только потому, что сомневался или испугался. Мы давали клятву защищать и охранять страну, её идеалы и ценности даже ценой собственной жизни. Но больше мы связаны клятвой с боевыми товарищами, и именно эта клятва делает нас теми, кем мы являемся. А предав друзей, мы потеряем право оставаться самими собой.
И впервые за долгое время Кривошеев преисполнился гордости за тех, кто служит в органах. Не мнимые результаты и связанные с ними количественные показатели всегда говорили о доблести органов безопасности, а люди, связанные между собой долгом, честью и братской любовью, готовые всегда прийти на помощь только потому, что именно так, и никак иначе, они считали правильным поступить и не видели иного пути.
– Сегодня мы подготовим по вам телеграмму, – сказал Кривошеев, – вас там встретят, Игорь Владимирович! Можете готовиться.
Улыбнувшись, Кириллов поблагодарил генерала:
– Спасибо, Константин Сергеевич! – и вышел из кабинета.
А погружённый в собственные мысли Кривошеев сказал скорее уже сам себе:
– Нет, капитан! Это тебе спасибо.
г. Грозный, несколькими часами позже.
С того самого дня, когда Смирнитский, опечатав кабинет, сдал ключ и выехал с подразделением в предгорные районы Чечни, как говорили руководители Управления, для осуществления более эффективного противодействия орудовавшим бандгруппам, прошло около двух лет. И теперь снова появиться в старом и одновременно новом кабинете для полковника оказалось не привычным.
Помедлив перед входом, Анатолий Иванович сорвал бумажку с надписью «Опечатано» и вошёл. Внутри ничего не изменилось, вещи лежали на тех же местах, где и были оставлены, разве что покрылись значительным слоем пыли, отчего Смирнитский чихнул.
– Надо бы тут прибраться, – буркнул он сам себе и потер нос.
Уборщица возмущалась ещё долго после того, как прибрала кабинет, приведя его почти в идеальное состояние. И Смирнитский её по-хорошему понимал – на месте уборщицы он бы возмущался так же, а, может быть, и более изощренно.
– Спасибо, – улыбаясь, лишь сказал он ей, на что уборщица, удаляясь по длинному коридору, выдала порцию очередного недовольства.
И всё-таки полковник Смирнитский поймал себя на мысли, что чувствовал облегчение, вернувшись обратно в Управление. Да и утро выдалось солнечным, бодрившим свежестью и радовавшим глаз игрой цвета. Анатолий Иванович наполовину приоткрыл окно, впуская утреннюю свежесть в кабинет.
В дверь постучались сразу же, не успел Смирнитский удобно устроиться в кресле. На пороге появился сотрудник в камуфляжной форме и с красной папкой в руках.
– Разрешите, товарищ полковник? – спросил он.
Смирнитский движением руки пригласил войти.
– Что у вас?
– Телеграмма из Москвы, срочная, – сотрудник ловко выудил из папки необходимый документ и передал его Смирнитскому.
Весь позитив утра таял, как мороженое в июльский полдень, по мере того, как Анатолий Иванович читал поступившую из 1 Службы ФСБ России срочную телеграмму.
– Спасибо, – недовольно буркнул Смирнитский уходящему сотруднику, столкнувшемуся в дверях с Максимом Доментьевым.
– В чём дело, Анатолий Иванович? – спросил он, проходя в кабинет. – Не радует возвращение к нормальным условиям работы?
Полковник ответил не сразу.
– Москва, будь она не ладна, – он показательно с пренебрежением отбросил телеграмму в сторону.
– Чем уже с утра насолила Москва? – улыбаясь, спросил Максим.
Смирнитский махнул рукой в сторону телеграммы.
– Смотри, – процедил он.
Доментьев поднял со стола документ, быстро пробежался по тексту.
– Преданный сотрудник? – удивленно пробормотал Максим, вопросительно глядя на полковника.
Смирнитский пожал плечами.
– Получается, да! – и откинулся на спинку кресла.
– Только что поступила, поэтому знаю не больше твоего, Максим. Если, конечно, ты не в курсе происходящего.
По выражению лица Доментьева Анатолий Иванович всё понял без слов.
– Ясно, – недовольно пробормотал он себе под нос, – вот, предписано встретить второго августа в аэропорту и включить в группу блокирования. А я даже не знаю, кто это такой и способен ли выполнить поставленные задачи. И это за неделю до проведения мероприятия. Что у вас там, в Центре, творится? Какой головой вообще думают генералы, давая такие указания?
Доментьев знал не больше Смирнитского, однако эта новость его также не радовала.
– Ладно, Анатолий Иванович, – Максим попробовал как-то сгладить недовольство, – раздражаться сейчас нет смысла. Встретим его, а дальше посмотрим.
Смирнитский смерил Доментьева взглядом, выражавшим негодование.
– Максим! – жестко ответил он. – Этот сукин сын Гагкаев – не рябчик, а мы не на увеселительную охоту выезжаем. Он убил двух сотрудников, просто перерезав им глотки, и глазом при этом не моргнул. Каждый, кто задействован в операции, имеет счёты с ним. И всё, что я хочу, так это увидеть труп Сулимана. И никакие всезнайки-сотрудники из Центра, которые вечно лезут учить, как надо работать и что делать, мне тут не нужны.
Максим понимал, что Смирнитский прав.
Глава 2
с. Даттах, спустя сутки
Амир посмотрел на часы, которые каждое утро синхронизировал с точностью до секунды по интернету. Поравнявшись с минутной и часовой стрелкой на отметке «12», секундная стрелка на мгновение задержалась, а затем продолжила движение дальше.
«Пора», – вздохнул Амир и достал мобильный из внутреннего кармана, ожидая сообщения.
Он сидел за столом у себя в комнате, когда телефон «тренькнул» стандартной мелодией, оповестив, что пришло смс-сообщение, открыв которое, он прочитал только одно слово «Август».
Амир быстро напечатал ответное сообщение «Прошу подтверждения» и нажал на кнопку отправки.
Секундой спустя, пришло новое смс: «Подтверждаем».
«Чем обусловлено?» – спросил Амир.
«Угроза совершения серии ДТА», – тренькнул сообщением телефон.
Сулиман говорил, что «Араб» призывает совершать теракты в российских городах. И ведь он сам докладывал об этом на предыдущих сеансах связи, но совсем не мог предположить, что руководство примет решение о специальной операции так скоро.
«Угроза не подтверждена», – написал он в надежде, что решение о спецоперации по ликвидации Гагкаева будет пересмотрена.
Телефон тренькнул.
Помедлив несколько секунд, Амир открыл сообщение и прочел: «Угроза расценивается как реальная».
Глупо надеяться, что решение будет пересмотрено.
Амир посмотрел на часы: время сеанса связи подходило к концу.
«Мои задачи?» – спросил он.
«Араб – приоритет!» – говорилось в последнем сообщении.
Амир убрал телефон обратно в карман и вышел во двор.
– Плохие новости? – встретила его неожиданным вопросом Макка.
Амир не ответил. После убийства Ислама Амир больше так и не говорил с Маккой, всячески стараясь уходить от любого общения. Но в этот раз судьба этому свершиться не позволила.
– Ты казнишь себя, Амир, – серьёзно и в тоже время как-то по-доброму сказала Макка, – это не твоя вина. Ты забываешь, что у нас, все случается так, как желает Всевышний. И мы принимаем это с благодарностью.
– У нас тоже, – вздохнул Амир, – на все воля Божья.
– Это верно, только мы, в отличие от вас, умеем принимать это, Амир. Я не виню тебя за содеянное, хотя сердце тоскует по сыну. А если не виню я, то и ты не терзай себя.
– Хорошо, мама, – ответил Амир, чувствуя, как с души свалился камень, – не буду.
– Молодец, Амир, – сказала Макка, заходя в дом, – твои поступки должны быть взвешены и решительны, ведь ты дал клятву служить Родине. И какие бы препятствия не вставали на пути, у тебя нет иного права, кроме права оставаться собой. – И уже переступив порог, добавила, – и не забудь предупредить Зулю.
– О чем предупредить? – спросил выходивший в этот момент из дома Сулиман.
– Амир знает, – за него ответила Макка, закрывая дверь.
– И что ты знаешь, Амир? – обратился к нему Сулиман.
– Зуля, – Амир старался говорить жёстко, хотя голос дрожал, а он всеми силами старался не показывать этого, – просто поверь мне, что вы с мамой должны уехать из аула.
Глядя на него испуганными глазами, она искренне не понимала, почему должна оставить родной аул, бросить дом и куда-то бежать, спасаясь от непонятной, но как говорил Амир, реальной угрозы.
– Но почему? – бросать возлюбленного она не хотела.
– Потому что так надо, Зуля, – настаивал Амир, – поверь мне.
– Но если, как ты говоришь, нам грозит опасность, тогда я хочу остаться рядом с тобой. Это Аллах посылает испытание нашей любви.
«Боже! – пронеслось в сознании Амира. – Ну почему всё так сложно!»
– И если суждено погибнуть, – не унималась Зуля, – я погибну вместе с тобой.
Грубо схватив Зулю за руку, Амир потащил её подальше от стоявших около машины Гагкаева и его подручных, чтобы последующий разговор никто не услышал.
– Амир! – воскликнула от резкой боли девушка.
Таким она любимого не видела. Зуля вообще искренне полагала, что Амир просто никак не способен на злость и грубость, которую она постоянно видела в отце и брате. И такое поведение Амира, разительно отличающееся от того, к которому она привыкла, её испугало.
– Что ты делаешь? Мне больно.
И только убедившись, что никто за ними не наблюдает, Амир отпустил Зулю.
– Ты любишь меня? – спросил он.
Она секунду колебалась, ошарашенная таким поведением Амира, и кивнула.
– Тогда слушай: меня зовут не Амир.
– Как так? – только и смогла почти прошептать Зуля в ответ.
Амир не ответил. Но в его твёрдом и решительном взгляде она прочла, что это не шутка. И сейчас Зуля уже не представляла, кем на самом деле являлся человек, которого она всегда знала как Амира, и которого даже сейчас её сердце не могло разлюбить и, уж тем более, ненавидеть. Скорее наоборот: Зуле очень хотелось прижаться к нему, но присущая роду Гагкаевых гордость и стойкость, не позволили поддаться чувствам.
– Почему?
Она задавала вопросы, на которые он не мог ответить. И не потому, что это «государственная тайна», а потому, что не знал, как и что сказать. Отчего-то так происходит, что в самые нужные моменты слова теряются, тонут в чувствах.
– Это сложно, Зуля, – выдавил он из себя и попробовал слегка обнять.
– Нет, Амир! – выпалила она, отстранившись. – Или как мне тебя называть?
Наблюдавший со стороны за прощанием влюбленных, Гагкаев, не без гордости, улыбнулся, когда дочь так эмоционально отстранилась от Амира.
– В меня пошла! – улыбнувшись, сказал он усаживающейся рядом с ним Макке, – настоящая волчица.
Обернувшись в сторону Зули и Амира и посмотрев на двух молодых людей с горечью в глазах, Макка только молча кивнула. Ведь она знала то, что Сулиман – её проницательный муж – не заметил, поглощенный чувством гордости за дочь. Она знала, что разбивало сейчас сердце не только Зуле, но и ей. Однако о том, что она знала, мужу не сказала.
– Кто ты на самом деле? – сквозь наворачивающиеся слёзы спросила Зуля.
– Меня зовут Сергей, – ответил он. – Я здесь, чтобы попытаться остановить твоего отца.
– Убить! – жестко выпалила Зуля. – У нас это называется простым словом – убить.
– Зуля… – он попытался в самом начале прервать тираду, готовую выплеснуться наружу, но девушка жестом руки оборвала его.
Она не сразу продолжила от навернувшихся на глаза слёз, что смахнула тыльной стороной ладони.
– Ты пригрелся в нашем доме, пользовался теплом нашего очага, делил за общим столом пищу, ты стал нам родным. А оказывается, за Амиром скрывался шакал, который только выжидал момента, когда сможет нанести исподтишка смертельный удар.
Выслушать и принять сказанное, пусть и являющееся правдой, оказалось тяжело. В этот момент в сознании всплыли слова майора Архангельского: «Там будешь только ты и противник. Противник, которого, возможно, придется любить как родного. Не думай, что «свои» тебе помогут, ибо для них ты будешь «чужим». Не полагайся на «чужих», ибо они тебе «не свои». Делай то, что должен».
– Не вини меня и не суди, – жёстко бросил Амир-Сергей, и Зуля умолкла. – Не только ты здесь предана. Не одной тебе сейчас тяжело. Подумай обо мне… Подумай о том, в каком положении оказался я.
– А что ты? – не понимала Зуля.
– Действительно, – его голос повысился, готовый выпалить тираду накопившихся чувств и эмоций: любви, ненависти, боли, отчаяния, всего, что сжигало душу и терзало сердце не один месяц, с самого первого дня, как он ее увидел.
Но Зуля, непонятным образом уловившая, что её любимый готов совершить, приблизилась к нему почти вплотную и приложила к его губам ладошку, оборвав готовые выплеснуться эмоции.
Глаза Амира-Сергея округлились от удивления.
– Ш-ш-ш-ш, – нежно сказала она, – не надо.
Гнев, бушевавший внутри этой хрупкой девушки буквально секунду назад, исчез, словно и не появлялся.
Он чувствовал, как вздымается ее грудь, как стучит сердце, а щеку обжигает её дыхание.
– Кем бы ты ни был, Амиром или Сергеем, – шептала она ему на ухо, – это на самом деле не важно. Аллах послал тебя мне на испытание, а значит, наша любовь писана им на небесах, и мы не расстанемся. Русский ты или чеченец – это не имеет значения. Важно лишь то, что я люблю тебя.
– Эй, – окликнул их Гагкаев, не совсем довольный такой близостью дочери и Амира, – пора ехать!
Зуля отдалилась на шаг.
– Вот, – сказал Амир-Сергей, вкладывая в руки Зули небольшой сверток, – это тебе. Возьми. Я хотел подарить тебе по-другому, но боюсь, такого шанса может уже не представиться.
По щеке Зули скатилась слеза.
– Я сберегу память о тебе, – лишь прошептала она.
Развернулась и побежала к машине.
Амир с тоской смотрел на бежавшую Зулю.
– Ты уверен, – спросил у него Сулиман, когда заурчал мотор машины, – что русские планируют операцию?
Амир слушал в пол-уха.
Машина тронулась с места, медленно набирая скорость.
Амир плотно сжал губы. Любовь к Зуле, досада расставания, ненависть к Сулиману, злость на систему, что бросила его в этот смертельный водоворот.
– Да, – коротко ответил он.
Развернулся и ушел в дом.
Глава 3
г. Грозный, УФСБ России по Чеченской Республике, 3 августа 2009 года
«Такой красоты я не ощущал никогда в жизни. Полнота и сочность красок резали глаз, и казалось, что картина расплывалась, как вода, попавшая на рисунок, сделанный акварельными красками.
Где-то высоко в небе подал голос непонятно откуда взявшийся сокол-кречет. Вскинул голову к небу, ладошкой закрыв глаза от ярких солнечных лучей, но увидел только парившую в небе тёмную точку, и отчего-то явственно почувствовал, что сокол подал свой «клич» именно мне.
И отчетливо услышал: «Смелее».
И вторя, сокол снова коротко кликнул.
А поле простиралось, насколько хватало глаз, далеко за горизонт.
Я снял ботинки и аккуратно ступил на мокрую после недавно прошедшего короткого грозового летнего дождя землю, что приняла меня влажной прохладой и покалываниями ступней от мелких камушков.
Сделал первый шаг, прислушиваясь к обострившимся до предела чувствам, стараясь не пропустить даже маломальского ощущения. Запах полевых цветов и луговой травы опьянял, отдаваясь в сознании бесчисленными вкусовыми вспышками. Вот светло-розовым с голубоватым оттенком отдались васильки, и тут же к ним присоединились «белые» ромашки. Покачиваясь, чуть в стороне, словно сами по себе, темно-синим пятном стояли колокольчики, их едва различимый звон манил идти дальше вперёд.
Второй шаг дался уверенней.
За колокольчиками «шумела» переливающаяся молочным цветом ватага цветков полевой земляники, пьяня своим нежно-приторным запахом. А чуть дальше ярко-зеленый клевер зазывал окунуться в его компанию, обещая благость и безмятежность духа.
Полной грудью вдохнул смешавшиеся между собой и, в то же время, стремящиеся переспорить друг друга запахи поля, пока сознанием не уловил свежие нотки только что скошенной травы, что заполнили всего меня, отстранив все остальные запахи, которые, будто в почтительном уважении, сами отступили в сторону.
Я открыл глаза, а сокол кликнул: «Чего же ты ждёшь?»
Отбросив последние сомнения, сломя голову побежал куда-то вперёд, не представляя, что может там ждать».
Сидя рядом, Доментьев слегка подтолкнул погружённого в собственные мысли Игоря.
– Не спи, – буркнул он.
Кириллов не сразу понял, в чём дело, с трудом возвращаясь в реальность происходящего.
«Странное наваждение», – пронеслась в голове мысль.
– Что нам скажут сотрудники Центрального аппарата? – недовольно и, как оказалось, уже дважды задал вопрос руководитель инструктажа – начальник 3 отдела Службы ЗКСиБТ Управления полковник Смирнитский. – Или им, как всегда, сказать нечего, когда дело начинает касаться реальной работы?
Присутствующие весело загудели, кто-то от удовольствия даже хрюкнул.
Не надо быть экспертом, чтобы уловить в словах Смирнитского вызванную явным недовольством иронию.
– А-м-м-м, – протянул Кириллов, стараясь выиграть время, – отчего же, есть.
Хотя он и понятия не имел, что ему есть сказать.
– Какого хрена! – попытался осадить Кириллова Максим.
Он чуть склонился в сторону Игоря, говоря шёпотом, чтобы присутствующие не услышали.
Кириллов, недоумевая, словно мальчик, впервые увидевший спортивный болид «Формулы 1», тупо смотрел на Доментьева.
– Что? – спросил Игорь.
– Чёрт возьми, Игорёк, – Доментьев тоже злился, – тебя взяли только потому, что Кривошеев настоял на твоём включении в проводимые мероприятия…
«… я видел, как бежал человек. Бежал, отбросив сомнения и искренне веря в будущее. Не осознавая и не прогнозируя, не просчитывая вероятности и перспективы, просто веря, что жизнь – это вот она, всё окружающее, что проходит через тебя и оставляет в душе и сердце яркий след.
Я видел, как человек сначала снял обувь и ступил на землю босыми ногами. А буквально секунду спустя, вместо взрослого мужа стоял мальчуган лет десяти. Кучерявые чёрные волосы легко развевались на ветру, он озирался по сторонам, стараясь не пропустить даже мельчайшей детали. Я чувствовал, как сердце этого мальчугана готово выскочить из груди от восторга, который испытывало его сознание.
– Смелее! – что есть силы, сказал я ему.
И тут наши взгляды пересеклись.
– Смелее, мальчуган!
Каким-то непонятным образом он меня понял и принял то, что я хотел ему донести.
Я видел, как мальчуган шёл по бескрайнему полю.
И закрыв глаза, я парил в синеве бесконечного неба. Окружённый безмятежностью, ловя потоки воздуха расправленными крыльями, я не отставал от мальчугана.
– Чего же ты ждёшь?»
– Чего жду? – только и задал вопрос Игорь Кириллов.
Неясно откуда взявшаяся, на него накатила очередная волна наваждения, после которой он не сразу пришёл в себя.
– Что с тобой? – снова толкнул Игоря Максим. – Не выставляй 1 Службу в идиотском свете! – подытожил он.
Кириллов не понимал, от него не требовался какой-то доклад или информационное сообщение. Он приехал с определённой целью, которая не имела ничего общего с тем, чего от него сейчас допытывался этот полковник.
Больше всего Анатолия Ивановича раздражал не сам присланный сотрудник Центрального аппарата, когда подготовка к специальной операции практически завершалась, а сами изменения, внесённые накануне операции. Такие изменения к добру никогда не приводили.
«Почему?» – просто так подсказывал многолетний опыт.
А если это не достаточный аргумент, то полковник Смирнитский с боевым прошлым являлся тому наглядным примером.
Полковник сделал паузу, наблюдая, как во время короткого перешёптывания с Доментьевым немного глуповатое выражение на лице прибывшего сотрудника 1 Службы Игоря Кириллова постепенно менялось и становилось жёстким, а в глазах блеснули яростные нотки.
«Непредсказуемый!» – пронеслось в голове у Смирнитского.
– Вот как! – обратился Смирнитский скорее к остальным присутствующим, играя на публику. – Так расскажите нам ваш замысел?
– Мой замысел прост, товарищ полковник, – собравшись с духом, ответил Кириллов, – почему бы вам не перестать акцентировать внимание на моей персоне, а изложить, не теряя времени и наших нервов, замысел операции и задачи каждого.
Гул стих. А Смирнитскому казалось, что он ощущает вибрацию воздуха от частых ударов сердца. Он, будто в замедленной съемке, смотрел и на себя, и на Кириллова, и на реакцию присутствующих на инструктаже сотрудников.
«Парень с характером!»
– Значит так, – продолжил Смирнитский, – основная задача – ликвидировать группу Сулимана Гагкаева, являющегося амиром Ножай-Юртовского района Чечни. По учётам проходит как объект «Гюрза». Основная база Гагкаева располагается непосредственно в ауле Даттах, так что во время операции будет блокировано целое селение. Потенциально исходим из того, что находящиеся в населённом пункте являются противниками, подлежащими задержанию, а в случае оказания вооруженного сопротивления – уничтожению.
Глава 4
с. Даттах, 10 августа 2009 года
– Куда?! – бросил Максим Доментьев, руководивший группой блокирования, когда Игорь Кириллов, будто альпийский барс, резво махнул через засадное укрытие, оцепляющее район проведения специальной операции.
Кириллов то ли не услышал, то ли просто не захотел услышать слова друга, поскольку в ответ прозвучало простое:
– Извини, но я просто должен.
– Стой! – попытался остановить Игоря Доментьев, также махнув через укрытие. – Ты не знаешь, где заминированные участки. Да и чем ты можешь им там помочь?
Но Кириллов стремительно удалялся от места расположения группы, исчезая в лесном массиве. Не чувствуя усталости, он со всех ног несся в сторону селения Даттах, где шёл бой.
Максим дальше не побежал.
– Твою же мать! – смачно выругался он.
А в его рации через помехи в эфире продолжал говорить Смирнитский:
– Это «Сокол-1». Прижаты плотным огнём противника, пулемётные расчеты по следующим координатам.
Треск в эфире не позволил услышать координаты.
Внезапно, словно по волшебству, рядом с Доментьевым появился рослый боец в «горке».
– Командир, – пробасил он негромко, в то время как «Гнездо» что-то отвечало «Соколу-1», – разреши, я присмотрю за твоим товарищем.
– Повторите координаты! – раздался в рации голос одного из руководителей штаба по проведению спецоперации.
Максим посмотрел на бойца.
– Не волнуйся, командир, – добродушно улыбнулся он, – все будет хорошо.
А со стороны селения слабым эхом доносились несмолкаемая ни на секунду стрельба и разрывы гранат.
– Хорошо, – пробормотал Максим, возвращаясь обратно за укрытие, – как тебя зовут?
Боец в горке ответил:
– Илья Федотов, «Альфа».
И тут же скрылся в густо разросшихся кустарниках.