Атака мертвецов Расторгуев Андрей

– Кто меня будет слушать? Какой я командир? На вид пацан пацаном, как я могу командовать взрослыми мужиками? – Корнет посмотрел в глаза полковнику. У того заиграли желваки.

– Ты и вправду пацан, если такие мысли допускаешь! А когда пушки вез, почему об этом не думал? Сопляк, ты много рассуждаешь, а тут война, всем плевать, тут только поступки! Или принимаешь роту или я тебя сгною в атаках, будешь ходить в атаки пока не сдохнешь как псина паршивая. – Они еще долго смотрели друг-другу в глаза, наконец корнет вытянулся по струнке.

– Есть принять роту!

– Вот и славно. Будешь командовать восьмой ротой сто двадцать второго землянского полка. Если получится, то дам еще людей. Ах да, совсем забыл, так как ты в инфантерии то уж давно не корнет, а подпоручик. Новую форму получишь в крепости. Там же сейчас и твои люди. У тебя будет месяц чтобы доукомплектовать роту, потом на передовую полк перекинут. – Полковник ухмыльнулся и протянул Андрею портсигар.

– Я уже покурил, господин полковник.

– Дурень, это тебе подарок, со званием вас, господин капитан. Все, честь имею! – Полковник исполнил воинское приветствие и пошагал прочь. Новоиспеченный капитан рассматривал подарок. Серебряный портсигар с гравировкой. Капитану Андре Тиреру от верного друга на долгую память.

Он вернулся в крепость ночью, когда велись упомянутые полковником работы. Люди трудились, чувствовалось, что каждый знает свое место и действия давно стали привычными. В каком-то смысле возникло затишье. Бобр разлился, что сильно мешало противнику, фактически крепость стала неприступна, но надолго ли. Надо отдать должное коменданту крепости. Эту передышку он использовал здраво. Работы по восстановлению фортификаций велись обширные, помимо этого восстанавливались линии связи и налаживалось снабжение, рылись окопы и ставились проволочные заграждения. Игрушечная крепость – давнее прозвание Осовецкой крепости теперь не слишком соответствовало реальности. Она стала крепким орешком о который уже переломала зубы военная машина противника. Теперь же, с каждым днем скорлупа становилась прочнее.

Как выяснилось его уже ждали. Господин комендант срочно требовал его к себе на ковер. Он прошел знакомым маршрутом и остановился у двери. Рядом с ней стоял часовой, который едва заметно косился на капитана.

– Как у него настроение сегодня? – шепотом спросил он у солдата, тот вместо ответа закатил глаза к потолку и помотал головой.

Андре оправился, попытался привести потрепанную и грязную форму в порядок, вышло плохо. наконец он понял, что из этого ничего не получится и вошел в кабинет. Закрыл за собой дверь и с ужасом понял, что не постучался и не попросил разрешения войти. Как-то отвык он от этого на передовой, там либо стучать бессмысленно, потому как ничего из-за бомбежки не слышно, либо дверей нет вообще.

– Разрешите… – запоздало начал капитан.

– Так или иначе вы уже вошли. Этот проступок я вам прощаю, понимаю, что с передовой, но впредь помните о том, где вы находитесь. Присаживайтесь, не вижу смысла заставлять вас стоять. – комендант и сам подошел к столу, подвинул пепельницу и сел. Андрей сел напротив.

– Чем могу служить?

– Разговор скорее личного характера, хотя и службу он затронет. Я не люблю ходить вокруг да около, скажите, кор… капитан, вы имеете отношение к гибели подполковника Александра Адонина? – комендант закурил и в упор посмотрел на Андре.

– Я был в метре от него в момент его гибели.

– Только вы двое? Расскажите, как это произошло.

– Саша, виноват, подполковник Адонин приказал провести разведывательное мероприятие, для чего мы переоделись в немецких офицеров. Я в обычного он в офицера из старшего командного состава. После чего на трофейной машине двинулись в населенный пункт под названием Волька-Пасечна. Я не знаю, что произошло, но нас обстреляли на первом же посту, без предупреждения. Я развернул машину и вернулся к подразделению. Разве вам не приносили мой доклад? – Комендант по-прежнему курил и смотрел на капитана, тот в свою очередь не отводил глаз.

– Приносили, мне просто хотелось услышать это от вас, вдруг есть какие-то детали, которые вы забыли указать.

– Никак нет, я подробно описал все, что произошло в тот день.

– Вам не кажется странным, что обстреляли вас только из револьверов? Не из винтовок.

– В нас стреляли два офицера.

– Я все понимаю, капитан, но есть одно «но». Рядовой нашел пулю в сидении автомобиля. Понимаете, одну из тех, которая должна была пробить насквозь подполковника и застрять в сидении. Так вот, есть загвоздка. На подполковнике нет сквозных ранений. – комендант потушил папиросу. Повисла долгая тишина.

– Я не могу рассказать вам правду. – Андре опустил голову.

– Тогда вас возьмут под арест и правду восстановит военный трибунал. – комендант продолжал сверлить взглядом капитана.

– Что же, у меня нет выбора. Пусть будет так.

– Вы верно спятили, вас расстреляют не вдаваясь в подробности. Что же, рядовой! – из-за двери показался давешний солдат.

– Постойте! – Андре вскинул руки.

– Отставить! – солдат так же послушно скрылся за дверью.

– Дайте слово, что никто не узнает об этой истории.

– Вы не в том положении, чтобы что-то требовать! Выкладывайте все на чистоту! – Комендант гневно ударил кулаком по столу.

– Хорошо. Все началось с того, что Жорж продал немцам схемы коммуникаций крепости. Думаю, что он продал что-то еще, уж очень много золота ему за это заплатили. В какой-то момент я понял это по его поведению, он в упор отказывался замечать очевидные вещи. Однако его сердце не выдержало, и он предпочел смерть позору. Как вы знаете он погиб во время разведки. Но еще до этого, видимо, договорился о переправке золота в столицу. Помните ли, что накануне первого штурма в крепость прибыл коллежский советник, Николай Андреевич, кажется. именно он должен был везти золото в столицу, с чего получил бы процент. Но смерть Жоржа и немецкое наступление нарушило планы, теперь он не мог добраться до золота, а вернуться с пустыми руками, видимо не хотел. Он погиб как раз во время первого штурма, но сообщил мне о том, где находится золото.

– И как, скажите мне на милость он провез бы золото через все посты? – комендант снова закурил.

– В этом ему, как мне кажется, должен был помочь подполковник Адонин, какой солдат осмелиться досматривать, предположим, карету подполковника? А если уж досмотрит, то в карете есть коллежский советник, который прибыл с финансовой инспекцией, которому не составит труда запудрить голову кому угодно. Идеальное сочетание. Весь прорыв к этому населенному пункту был прорывом к золоту. Вот и все, подполковник хотел убрать меня, ведь я так не кстати навязался с ним в эту разведку. Хотел ли я смерти своего товарища, с которым прошел всю русско-японскую войну? Хотел ли я убить человека чести, который проявил раз в жизни слабость к золоту? Ни сколько, господин комендант, ни сколько. – Андре посмотрел в глаза собеседнику.

– Что же, красивая история. Есть хоть какие-то доказательства?

– Разве что бумага, на которой рукой коллежского советника написано место захоронения золота.

– Ясно. Будем считать, что я вам поверил, но, я считаю, что это не освобождает вас от ответственности. Сейчас я не буду вас арестовывать. Вы толковый офицер и о вас многие очень хорошо отзываются именно как о военном человеке. Сейчас нужны такие люди. Когда ситуация изменится, то дальнейшую вашу судьбу будет решать трибунал. Свободны! – Капитан поднялся из-за стола и на негнущихся ногах покинул кабинет.

Первым делом Андрей посетил баню, где начисто отмылся от окопной грязи и заодно избавился от вшей. Потом понял, что сначала стоило получить новую форму. Очень уж не хотелось надевать изодранные грязные лохмотья. Но с другой стороны получить что-то дело не простое, которое как правило затягивалось. Конечно же не найдется нужных размеров, потом что-то потеряется и вообще. С унылой миной побрел он к вещевику, где его ждал сюрприз. В течении двадцати минут ему выдали все, что положено, причем в отличном состоянии и нужных размеров.

Капитан отправился в расположении восьмой роты, где ждал его еще один сюрприз. Восьмая рота состояла из шести человек. Как ему рассказали она была полностью вырезана во время контратаки. Теперь же ему предстояло сформировать ее практически с нуля. Благо ему дали карт-бланш, и он мог переводить себе людей из других подразделений, подчиняющихся полковнику. За время, что он провел на передовой, капитан познакомился со многими. Многие, конечно и погибли, но далеко не все. Пока подразделения сменяли друг друга одно за другим, Андре оставался. Он знал множество хороших солдат и коли уж есть такая возможность, планировал сформировать роту из тех, кто вызывал у него уважение.

Восьмая рота располагалась в палаточном лагере, теперь и Андре была палатка в центре которой располагался стол с неизменной картой. Отличалась она от солдатских размерами и полным отсутствием удобств. У капитана не было ничего, к чему бы он привык. Только сумка с письмами, которых стало очень много.

Он принялся писать множество рапортов. Никогда в своей жизни он столько не писал. Он столкнулся с определенным сопротивлением, никто не хотел отдавать хороших бойцов, тем более «этому выскочке». Прежнее отчуждение сменилось почти неприкрытой ненавистью большинства офицеров, комендант же оставался по-прежнему холоден, хотя, как и подобает офицеру, не позволял личному отношению влиять на дела. Раз за разом его рапорта возвращались потому, что писал он их не правильно, ошибался в форме или еще в чем-то. Андре скрипел зубами и принимался писать снова. Капитан с головой зарылся в бумаги. Рапорта, отчеты, приказы и черт знает, что. Саблей он владел не в пример лучше, чем пером, как оказалось.

Через две недели его труды принесли первые плоды. Стали прибывать люди. Теперь возникла новая головная боль. Постановка на котловое довольствие и получение довольствия. Капитан взвыл от бумаг, благо вовремя вспомнил, что он тут главный. Дела пошли лучше, когда он стал припоминать кто и чем обязан заниматься.

Тем не менее первое время он стоял над душой у каждого, чем бы тот не занимался. Чем вызывал плохо скрытую ненависть. К концу третьей недели у него просто перестало хватать на это времени, и он плюнул на все. Просто писал рапорта о переводе и активно участвовал в смотрах и подготовке. Как ни странно, рота, оказывается, способна справиться с бюрократической машиной и без него. Нашлись люди, которые, как выяснилось, отвечают за множество тех вещей, которые Андре зачем-то делал сам.

То чего побаивался Андре пока не происходило, в его подразделение прибывали знакомые ему бойцы, которые видели его в деле и уважали, потому их не смущал ни его возраст ни что-либо другое. Но были и те, кто не знал его, те улыбались снисходительно и покачивали головой. Но большего никто себе не позволял.

К концу месяца подразделение было полностью сформировано, укомплектовано и готово к отправке на передовую. Как и говорил полковник, ровно в первый день следующего месяца сто двадцать второй полк, а в его составе и восьмую роту, выдвинули к сосненским позициям.

Они прибыли на позиции ночью, и без лишнего шума сменили ужасно измотанные подразделения. Андре остановил одного из знакомых солдат.

– Что тут, бушуют карлушки? – Капитан протянул товарищу открытый портсигар.

– Поздравляю со званием, господин капитан! – Илларион, так звали солдата, вытянулся по струнке.

– Брось, без чинов, вот папиросу лучше возьми. – тот, конечно же, не отказался.

– Да, последнее время совсем остервенели. То ли от бессилия, то ли еще от чего. Но прут как дикие. Вроде как часть артиллерии сняли с обстрела крепости и стали по нам стрелять, вот.

– Снайперов прислали? Вроде обещали.

– Какой там, снайперов мы тута и не видывали. Немецкий разве что, лупит и лупит собака. – Илларион блаженно потянулся и выпустил колечко дыма.

– Сильно нам окопы размолотили?

– Нет, все больше туда стелют, правее наших позиций, там теперь двенадцатая рота встала. Прямо не унимаются никак, конечно всем достается, но там совсем худо.

– Ясно, господин полковник где?

– Там как раз и есть.

– Все, Илларион, удачи тебе. – капитан пошагал к позициям двенадцатой роты.

Тут немцы действительно постарались. Ни одного уцелевшего блиндажа, ни одной пулеметной точки. Просто перерытое поле на котором кое где виднеются остатки окопов. В одном из таких обрывков линии обороны капитан и встретил полковника. Тот стоял со своими адъютантами и давал им какие-то указания.

– Отлично, капитан, ты-то мне и нужен. Как видишь, тут некоторая перестановка вышла. В общем твоим ребятам тут копать придется. Будете копать до соединения с двенадцатой ротой. И не спорь, я знаю, что своих дел по горло – колючку восстановить, блиндажи подновить. Мне все равно, выполняйте! – И он потеряв интерес зашагал прочь.

– Есть.

Две роты в почти полном составе копали всю ночь. Капитан сам бросил лопату только когда первые лучи солнца показались из-за туч. Совместными усилиями удалось восстановить линию обороны, даже протянули проволочное заграждение, пусть и весьма хлипкое.

– Господин капитан, вам пакет!

– Дьявол тебя забери, что там? – Андре взял у посыльного, который мгновенно исчез, опечатанный пакет и вскрыл. Атака через двадцать минут.

– Господин капитан, разрешите… – договорить прибывшему рядовому не дали.

– Отставить, всех в ружье! – После бессонной ночи атаковать, отвратно, тем более отвратно, что это первая атака для его роты. Не для отдельных солдат, но для роты, которую в бой поведет Андре Тирер.

Люди забегали, засуетились. В этой суете чувствовалась слаженность и опытность. Именно этим отличается новобранец от ветерана. Новичок несется сломя голову и не успевает, ветеран не слишком торопится, но всегда вовремя. Бойцы проверяли оружие, подгоняли снаряжение, в тысячный раз проверяли штыки или что-то еще. Каждый занимал себя перед боем как мог. Совсем скоро они встанут перед врагом в полный рост и будут бежать на пули. Зачем? Андре зарекся задавать себе этот вопрос, он непременно привел бы его к тому, что из армии нужно уходить.

Заработала артиллерия, впереди, над вражескими окопами, взметнулись в воздух столбы земли и дыма. Грохот раскатывался на много километров вокруг, а взрывы отдавались в груди глухими толчками. Затянул молитву полковой священник, бойцы один за другим вставали на колени. Священник шел вдоль строя коленопреклоненный солдат и кропил их святой водой, ее капли оставляли на пыльных лицах светлые полосы.

Наконец голос священника уже стал неразличим за грохотом артподготовки. Андре проверил легко ли выходит сабля из ножен, затем проверил заряжен ли револьвер. Он волновался, не боялся, как обычно, а волновался. Его рота, его люди и они пойдут в атаку. Кто-то не вернется. Раньше он не запоминал людей, не помнил их лиц и имен, как раз для того, чтобы проще было их забыть после смерти. Но теперь все по-другому. За какой-то месяц он выучил имена и фамилии всех, знал каждого в лицо, мог рассказать откуда он и что это за человек вообще. Как быть теперь, как отправлять на смерть людей, которых ты знаешь, которых ты помнишь?

– Капитан! – Андре повернулся на голос, рядом стоял полковник и протягивал письмо.

– Но…

– Я поведу полк. – И не сказав больше ни слова он спешно пошел прочь.

– Господин капитан! – Андре снова повернулся, перед ним стоял рядовой и протягивал ему письмо. К нему подходили люди и давали письма, один за другим. Они уже едва помещались в сумку. Наконец поток иссяк, капитан ошалело смотрел на своих бойцов. Потов влез на бруствер и повернулся к ним.

– Братцы! Через минуту мы пойдем в атаку. И я пойду, я пойду впереди вас и ни разу не обернусь, слышите ни разу. Потому, что верю каждому из вас как себе, потому что моя задача бить врага, а не понукать вас. Я побегу на пули и штыки только за одним. Чтобы выгнать с русской земли эту мразь, которую никто сюда не звал. Я буду рубить их и стрелять в них, а если не будет оружия, то и грызть зубами до тех пор, пока они не побегут. За моими плечами не бескрайний простор, где есть куда отступать, но Русь, каждый метр которой для меня как родной дом, и я буду драться за свой дом, за свою родину! Вперед! За Русь Святую! – Андре выхватил револьвер из кобуры и выстрелил в воздух. Сотни глоток взревели: «За веру, за Царя»!

Капитан рванул в атаку. Он бежал перепрыгивая воронки и увязая в лужах. Он не знал, побежал ли хоть кто-то за ним, но оглянуться было страшно. Он бежал спотыкаясь и моля бога, чтобы не оказаться единственным, кто бежит по этому полю. Артиллерия утихла, зарокотали пулеметы. Капитан споткнулся и упал в лужу, тут же вскочил и снова побежал. Впереди начинались проволочные заграждения. Сначала свои, потом и чужие. Где-то они были разрушены, где-то целы. Он упал на живот и прополз под одной линией заграждений, встал и снова побежал. Ветер свистел в ушах, легкие начинало жечь, ноги, будто потяжелели, но останавливаться нельзя. Перед ним взметнулось несколько фонтанов земли – пулемет прочертил смертельный пунктир. Андре лишь зарычал и ускорился. Споткнулся о порушенное проволочное заграждение и упал. Его обогнал какой-то боец, обогнал лишь на несколько шагов, после чего упал срезанный пулеметной очередью.

Андре снова поднялся на ноги. В сапогах хлюпала вода, противная жижа, по которой он бежал, будто высасывала силы. Сапоги с отвратительным хлюпаньем освобождались из ее плена. В ушах свистели пули, он давно не вздрагивал от этого звука, свою пулю не услышишь. Густой дым полз по полю и Андре вбежал в него. Пахло гарью, сырой землей и порохом. Рокот пулеметов слился с щелканьем винтовок и превратился в какой-то безостановочный гул. Слышались какие-то разрывы, то ли гранаты, то ли минометы. Андре бежал в густом дыму, ноги уже отказывались повиноваться, воздуха давно не хватало.

Снова колючая проволока, капитан упал и пополз. Ползти было очень трудно, а главное страшно. На колючей проволоке висели полусгнившие тела русских солдат, которые когда-то штурмовали эти позиции, но так и не добились успеха. Казалось он ползет сквозь царство мертвых усеянное трупами и укрытое дымом. Он зацепился сапогом за колючку и стал лихорадочно дергать ногой, никакого результата, ему вдруг показалось, что он останется тут навсегда. Он еще раз дернул ногой со всей силы и наконец-то освободился. Сапог остался на том же месте, капитан пополз дальше. Вдруг дым исчез. впереди, метрах в пятнадцати вражеский окоп и пулеметная точка. Андре нырнул в ворону и прижался. Пулемет изрыгал свинец без остановки. Лежа в мутной луже капитан достал гранату и кинул почти наугад. Не попал, пулемет продолжал рокотать и после взрыва. В ту же воронку упал убитый боец. Андрей не стал переворачивать тело, не хотел знать кто это. Он взял у погибшего гранату и кинул еще раз, снова наугад, потому как поднять голову над укрытием было равносильно самоубийству. Снова промах, пулемет продолжал поливать атакующих свинцом. Вдруг пулемет затих, Андре выглянул из своего укрытия – расчет сменял ленту. Капитан прицелился и стал стрелять. Он выпустил все оставшиеся в барабане патроны, но своего все-таки добился. Первый номер уснул вечным сном, ему на смену метнулся какой-то другой боец.

Андре вскочи на ноги и рванул к пулемету. Время будто замедлило свой ход. Он видел, что не успевает. Вот враг уже у гашетки пулемета, он не успел совсем чуть-чуть. Грязные пальцы выжимают гашетку и вот-вот порция свинца должна разорвать грудь капитана, но ничего не произошло. Секундное замешательство врагов, а потом удар сабли. Страшный рубящий удар, отрезанное ухо с каплями крови летит в сторону, а сабля вошла в плечо и застряла. По инерции Андре проскакивает дальше и буквально падает в окоп, прямо на второй номер расчета. От удара тот теряет сознание и роняет штык, которым хотел заколоть наглого русака.

Андре встает на ноги и снова падает из-за резкой боли в колене. Над ним нависает огромная фигура в немецкой форме, но она тут же сменяется русским солдатом с окровавленным штыком. Но и он почему-то запрокидывает голову, а потом падает. Капитан хватает немецкую винтовку и смотрит вдоль окопа. Совсем неподалеку сидит немецкий солдат и лихорадочно перезаряжает свое оружие. Андрей делает то же самое, но не так быстро. Враг стреляет и промахивается, пуля попадает в труп пулеметчика. Он снова начинает судорожно дергать затвор. Сделать второй выстрел ему не суждено. Капитан меткий стрелок.

Кто-то помог ему подняться.

– Вроде погнали их, ваше благородие. – голос принадлежал Семену, бывалому ветерану.

– Да, надолго ли, строй всех, контратака будет. – голос из груди вырывался вместе с каким-то нездоровым хрипом.

– Вы бы обулись что ли, застудитесь ведь – Капитан посмотрел на ноги. Так и есть, один сапог. Кто-то протянул ему пару сапог, снятых с только что убитого пулеметчика.

– Спасибо, а два-то зачем?

– Так не в разных сапогах-то ходить, вы уж пока эти наденьте, а мы вам офицерские попозже найдем. – Он принялся обуваться, по цепи солдат побежал приказ: «Назад»!

– Нельзя сейчас назад, на наших же плечах тогда и войдут на наши позиции. – Он посмотрел в сторону второй линии немецких окопов, оттуда уже шли в контратаку атакующие цепи противника.

– Ваше благородие, так чего делать-то, другие роты уже отходят? – Андре заскрежетал зубами от злобы и бессилия, если бы он командовал хотя бы тремя ротами. Но нет, какой-то головотяп сейчас подставит спины людей под пули.

– Уходим, быстро! – изможденные атакой солдаты стали влезать на бруствер и снова побежали. Теперь бежали они в сторону своих окопов.

Капитан дождался, когда последний боец покинет окоп и выбрался следом, оглянулся. Враг совсем близко, им не успеть уйти. Он побежал, за своими людьми. Теперь бежали тяжело и медленно, постоянно спотыкаясь и падая, цепляясь за колючую проволоку. Защелкали первые винтовки, видимо кто-то уже занял позиции. Перед Андре бежал тот самый Семен, пуля ударила его между лопаток и вышла из груди, вырывая кусок мяса. В воздухе вспухло кровавое облако. Капитан пригнулся и стал бежать виляя влево и вправо.

Зарокотал пулемет. Страшные смертельные пунктиры прочерчивали сразу десятки человек. Люди падали в грязь, кто-то еще пытался ползти, кто-то умирал сразу. Кто-то раненый еще во время атаки полз в сторону немецких окопов, не понимая, что ситуация изменилась. Почему-то бежать от врага было страшнее, казалось пуля вот-вот прошьет тебя, казалось все без исключения целятся именно в тебя. Наконец он добежал до колючки и с упоением повалился на землю. Снова это царство мертвых, только дым почти рассеялся. Трупов на колючке прибавилось и прибавилось значительно. Кто-то периодически цеплял проволоку, от этого трупы приходили в некоторое движение. Они будто конвульсивно подергивались и водили туда-сюда коченеющими руками.

Казалось он полз целую вечность, теперь же, когда проволока осталась позади нужно снова встать и бежать. Капитан тяжело поднялся на ноги и побежал. Вдруг перед ним выросла стена земли и все померкло.

Андре не знал, сколько он пролежал без сознания, но не дольше пары минут точно. Все еще слышались отдельные выстрелы, но свинцовая вакханалия уже прекратилась.

– Помогите, давай, Коля, давай, тяни! – Где-то совсем рядом раздавалось напряженное кряхтение нескольких солдат.

Андре поднялся на ноги, голова закружилась, он снова упал, собрался с силами и наконец-таки встал. Три бойца волокли грузного полковника. Капитан не задумываясь подскочил к ним и стал тянуть. Ноги скользили в грязи, пальцы немели от усталости, а до окопа еще так далеко. Вдруг что-то произошло, и они повалились на землю. Снайпер, проклятый снайпер.

– Встали, держи его! Понесли! – он сам не узнавал своего голоса. Хриплый и безжизненный.

Они снова поволокли полковника. Но раздался второй выстрел, теперь их двое, а полковник легче не стал.

– Воин, помоги мне! – вдвоем они закинули ношу на плечи корнету, от натуги у него потемнело в глазах.

– Ваше благородие, не унесете вы его, он вона какой тяжелый!

Андре не слушал он делал шаг. Нужно сделать всего один шаг, пусть ноги будто горят в огне и совсем нет воздуха, пусть позвоночник будто проткнули иглой. Нужно сделать шаг, потом еще один, но это потом, а сейчас только шаг.

Справа взлетел к небу фонтан земли. Вся троица повалилась наземь. Минометный огонь только усиливался. Тут и там грохотали разрывы. Боец, оказавшийся ближе к эпицентру лежал в неестественной позе, часть одежды сорвало взрывом. Капитан поднялся в полный рост и взвалил на себя полковника. Шаг, нужно сделать шаг и быстро. Его мотало из стороны в сторону, но он продолжал передвигать ноги. Казалось, что он просто падает вперед, но каждый раз чудом успевает выставить ногу. Показался свой окоп, оттуда выскочили люди и презирая опасность неслись навстречу ему. Вдруг стало легко, кто-то снял с его плеч эту непосильную ношу.

Капитан обернулся, впервые за этот день. Все поле усеяно трупами, ни одного метра земли, не орошенного кровью.

– Кто с восьмой тут!?

– Я, господин капитан! – к нему подскочил старый оружейник.

– Сколько потеряли? – капитан посмотрел в грустные глаза старика.

– Так вы один вернулись, больше и нет никого.

Он взвыл от злобы и рванул обратно.

– Держите его, держите! – кто-то кричал сзади, а Андре несся по полю так, будто и не устал вовсе. Он выл не своим голосом и бежал по полю, усеянному трупами. Глаза заливали слезы. Кто-то дернул его за шкирку, он упал в грязь, хотел было подняться, но его плотно прижали к земле.

– Пустите! Пустите, сволочи, так же нельзя! Сволочи! – ему не давали даже пошевелиться, он рвался изо всех сил, но не мог сделать совершенно ничего.

– Тихо, тихо, стрелять же будут. – кто-то говорил ему в самое ухо, но он не понимал ни единого слова.

– Твари, господи, да как так, пустите меня, я приказываю! Порублю на куски всех, пустите сейчас же! – постепенно его слова сливались в бессвязный рев, капитан продолжал кричать и биться.

– Успокойте же его!

– Ыыыы! – ни капли смысла, только бесконечный поток обиды и ярости граничащей с бессилием.

– Крепче держи, вот стервец, все не успокаивается. – Вдруг крик утих, Андре перестал биться, просто обмяк. Изо рта его текла пена, широко открытые глаза тупо смотрели в небо.

– Что тут у вас? – к месту действия пригибаясь подбежал офицер.

– Да вот, ваше благородие, проняло капитана. – старый казак указал на Андре, тот лежал будто труп.

– Господи помилуй, так это же…

– Так и есть, железный корнет, но видать и у него предел есть, все братцы понесли.

Его дотащили до окопа. Легкое, почти мальчишеское тело стали передавать по цепи до блиндажа, где уложили на койку. Капитан провалился в сон и проснулся только на следующий день. Он встал с койки, напился воды, оправил форму и вышел из помещения. Первым ему на глаза попался тот самый оружейник Тимофей.

– Как полковник, жив ли? – Старик грустно посмотрел на корнета, как бы отвечая на вопрос.

– Нет, ночью богу душу отдал. Людей прислали новых, господин капитан, сходили бы вы к ним.

– Непременно, вели строиться, сейчас подойду.

Капитан вернулся в блиндаж, где в течение двадцати минут приводил форму в порядок, наконец, удовлетворившись результатом пошел к прибывшему пополнению. Судя по всему, совсем не стреляных новичков разбавили ветеранами из других подразделений. Лучше, чем ничего.

– Офицерский состав, двадцать пять шагов вперед! – из строя вышли офицеры и образовали перед ним ровный строй.

Он быстро обсудил с ними обстановку и первичные нужды в целом, после чего отпустил. Люди побрели по своим местам. Тут же к нему пришел посыльный и сообщил, что согласно приказу ему в подчинение поступает и двенадцатая рота тоже. Вчерашняя безумная атака внесла абсолютный кадровый хаос. Погибло огромное количество хорошо обученных офицеров. Похоже, придется начинать с нуля.

Здравствуй Олечка!

Дела мои по-прежнему скверно, потому нет смысла описывать то же самое, что и в предыдущих письмах. Мы воюем как можем и, надо сказать у нас пока получается. По крайней мере у меня. Глупое письмо, на самом-то деле. Но это что-то вроде местной традиции. Есть тут один корнет, так все ему отдают последние письма, на тот случай если умрут. Сам корнет почему-то не умирает упорно, не смотря на все передряги, в которых оказывается.

Я взрослый мужчина и ничем меня уж давно не удивить, но что-то в сердце дрогнуло, когда увидел я этого корнета. По сути еще пацан, но мужчина. Однако позор на наши головы. Мы отправляем на войну детей, а сами сетуем необходимости их хоронить. Родители не должны хоронить детей.

Я всегда хотел, чтобы Коленька стал офицером, прошу тебя, если прочтешь ты это письмо, не позволь этому случиться. Не дай свершится этой ужасной затее. Я понимаю, что отравил его детский разум войной, но прошу тебя, сделай обратное, развей все его грезы о том, что это красиво. Уродство и грязь – вот война. Страх и кровь – вот война.

И кто-то говорит, что умирать за отчизну отрадно, умирать за отчизну еще и больно. Я честно выполняю свой долг, я никогда не брошу оружие, но я вдруг понял, что нет в этом правды. Я убиваю тех, кто не хотел сюда прийти, кого дома ждут жены и дети. Почему не воюют те, кто все это затеял? Глупости все это.

Олечка, я тебя люблю и если уж ты это читаешь, то заколол меня какой-нибудь паршивый Ганс на гнилом болоте. Об одном жалею, что не могу тебя обнять.

Старушка утерла слезы платком и улыбнулась.

– Невероятно, будто в прошлое вернулась. За десять лет нашей с ним совместной жизни он мне три раза сказал всего, что любит. На первом свидании, на свадьбе и вот третий.

– Скажите, присылали ли вам портсигар, это очень важно, только ответьте, пожалуйста, честно. – паренек посмотрел старушке в глаза.

– Нет, никогда, а почему вы спрашиваете?

– Не важно, до свидания.

Он быстро прошел в прихожую, закинул на плечо свою огромную черную сумку и вышел в подъезд. Снова посмотрел в окно, у подъезд стоит машина, паренек остановился, присмотрелся. Внутри два человека, курят. Рядом с машиной несколько бычков, значит давно курят. Он усмехнулся и поставил сумку на пол, достал из нее штурмовую винтовку, пристегнул рожок. Засунул запасной в карман, а сумку надел на манер ранца. Спустился на первый этаж, чуть-чуть приоткрыл дверь, сел на одно колено и снова присмотрелся. Ничего не изменилось. Паренек прицелился, потом посмотрел на вороненый металл винтовки, успокоил дыхание и снова стал целиться. Ночную тишину прорезали выстрелы. Короткими очередями он отстрелял всю обойму, после чего повесил винтовку на шею, и с пистолетом в руках аккуратно двинулся к машине. Открыл водительскую дверь, из салона на дорогу выпало тело. Паренек пошарил по карманам и не нашел того, чего искал. Ни удостоверений, ни оружия. Паренек побледнел, потом быстро зашагал прочь, на ходу убирая оружие в сумку. Он допустил непростительный промах.