Ген Атлантиды Риддл А. Дж.
Киган сунул листок в карман пиджака.
– Он солгал о нашей проблеме с безопасностью.
Дэвид потер виски. Кошмарный сценарий. В голове до сих пор пульсировало после взрыва бомбы. Надо подумать.
– Он не лгал…
– Самое меньшее недооценивал, а скорее это была ложь через умолчание с целью парализовать и отвлечь нас ради этой крупной атаки на «Часовую башню».
– Атака на «Часовую башню» не означает, что террористическая угроза вымышленна. Это могло быть прелюдией…
– Возможно. Но наверняка нам известно лишь то, что «Часовую башню» приперли к стене. Ваш первый долг – обезопасить свое отделение. У вас тут крупнейший филиал в Юго-Восточной Азии. Может статься, ваша штаб-квартира в данный момент уже атакована. – Киган подхватил свою сумку. – Я возвращаюсь обратно в Лондон, чтобы попытаться управлять происходящим оттуда. Удачи, Дэвид.
Они обменялись рукопожатием, и тот проводил Кигана из квартиры.
На улице к Дэвиду подбежал парнишка, несший стопку газет. Размахивания ими в воздухе, он кричал:
– Вы слыхали? Джакарта подверглась нападению!
Дэвид оттолкнул его, но мальчишка сунул свернутую газету ему в руку и опрометью бросился за угол.
Дэвид хотел было отшвырнуть газету прочь, но… слишком уж она оказалась тяжелой. И в нее что-то завернуто. Он развернул бумагу – и оттуда выпала круглая черная трубка длиной около фута. Самодельная трубчатая бомба.
Глава 5
Центр исследования аутизма (ЦИА)
Джакарта, Индонезия
Шеф полиции Западной Джакарты Эдди Куснади, утирая пот, направился на место преступления – в какую-то научную лабораторию на западной окраине города. Один из соседей сообщил о стрельбе. Это хороший район – того рода, где жители располагают политическими связями, так что придется проверить. Очевидно, какое-то медицинское учреждение, хотя некоторые комнаты выглядят почти как детский сад.
Паку, один из лучших офицеров в штатском, жестом пригласил его в комнату в глубине здания, где несколько полицейских обступили женщину, без сознания распростершуюся на полу, и мужчину, лежащего рядом с ней в луже собственной крови.
– Ссора любовников?
– Мы так не думаем, – ответил Паку.
Где-то на заднем плане шеф слышал плач нескольких детишек. В комнату вошла коренная индонезийка и, едва увидев тела, заголосила.
– Уберите эту дамочку отсюда, – распорядился шеф. Двое офицеров вывели ее из комнаты. – Кто они? – спросил он у Паку, единственного оставшегося полицейского.
– Женщина – доктор Катерина Уорнер.
– Доктор? Так это медицинская клиника?
– Нет. Научно-исследовательское учреждение. Уорнер – его глава. Женщина, которую вы только что видели, – одна из нянек, они ведут исследования детей-инвалидов.
– Непохоже, чтобы это было очень уж прибыльно. А парень кто? – осведомился шеф.
– Один из лаборантов. Няня говорит, что другой лаборант предложил присмотреть за детьми, так что она отправилась домой. Она утверждает, что двоих детей не хватает.
– Удрали?
– Она так не думает, говорит, в здании есть сигнализация, – сообщил Паку.
– Видеокамеры на здании?
– Нет. Какие-то камеры наблюдения в комнатах с детьми. Мы просматриваем видеоматериалы.
Наклонившись, шеф осмотрел женщину. Тощая, но не костлявая. Это ему понравилось. Пощупав пульс, он повернул ее голову набок, чтобы посмотреть, нет ли у нее травмы головы. Заметил небольшие синяки на запястьях, но в остальном она выглядела невредимой.
– Что за бардак! Узнайте, были ли у нее деньги. Если да, везите ее в участок. Если нет, отправляйте в больницу.
Глава 6
Научно-исследовательский комплекс корпорации «Иммари»
Окрестности Буранга, Китай
Тибетский автономный район
Войдя в кабинет доктора Шэня Чанга, руководитель проекта швырнул папку ему на стол.
– У нас есть новая терапия.
Схватив папку, доктор Чанг принялся перелистывать страницы.
Руководитель расхаживал по комнате взад-вперед.
– Очень многообещающая. Воспроизведем ее по-быстрому. Я хочу, чтобы машина была готова и подопытные прошли новую терапию в течение четырех часов.
Опустив папку, Чанг поднял глаза, открыл было рот, но руководитель только отмахнулся:
– И слышать не хочу. Инцидент может произойти в любой момент – сегодня, завтра, да уже мог с равным успехом произойти. Некогда нам осторожничать.
Чанг было заговорил, но руководитель снова его оборвал:
– И не говорите, что вам нужно больше времени. Время у вас было. Нам нужны результаты. А теперь поведайте, что вы намерены предпринять.
Чанг рухнул в свое кресло.
– Последние испытания перегрузили местную энергосистему; мы превысили локальную установленную мощность. Мы считаем, что устранили проблему, но наши действия могут вызвать у регионального энергетического ведомства подозрения. Более существенное осложнение заключается в том, что у нас кончаются приматы…
– Мы не будем проводить испытания на приматах. Я хочу, чтобы к испытаниям приготовили партию из пятидесяти субъектов.
Резко выпрямившись, Чанг с большим напором заявил:
– Даже если отбросить нравственные соображения – чего я призываю вас не делать, – нам просто требуется больше данных, чтобы начать испытания на людях, нам потребуется…
– У вас они есть, доктор. Все они в папке. И прямо сейчас мы собираем дополнительные данные. И это еще не все. У нас имеется два субъекта с устойчивой активацией атлантического гена.
Чанг вытаращил глаза.
– Вы… два… как…
– Загляните в папку, доктор, всё там, – указал тот на папку быстрым, как бросок кобры, движением. – И скоро они будут здесь. Так что лучше приготовьтесь. Вам всего-то и потребуется, что воспроизвести генную терапию.
Чанг перелистывал страницы, читая и что-то бормоча себе под нос. Потом поднял голову:
– Субъекты – дети?
– Да. А что, разве это проблема?
– Э-э, нет. Ну, может быть… А может, и нет.
– Правильный ответ: «Может, и нет». Позвоните мне, если понадоблюсь, доктор. Четыре часа. Не мне вам говорить, что поставлено на кон.
Но доктор Чанг уже не слышал его, с головой уйдя в записки доктора Катерины Уорнер.
Глава 7
Штаб-квартира отделения «Часовой башни»
Джакарта, Индонезия
Дэвид смотрел на черную трубку через узкое окошко взрывозащитного экрана. На отворачивание колпачка трубки манипулятором, управляемым вручную, ушла целая вечность. Но надо заглянуть внутрь. Дело в весе – трубка слишком легкая для бомбы. Гвозди, картечь и шарики от подшипников весили бы куда больше.
Наконец колпачок отвалился, и Дэвид наклонил трубку. Оттуда выскользнула свернутая в трубку бумага. Толстый глянцевый листок. Фотография.
Дэвид развернул ее. Там оказалось спутниковое фото айсберга, плывущего по темно-синему морю. В центре айсберга – какой-то продолговатый черный объект. Подводная лодка, торчащая изо льда. Надпись на обороте снимка гласила:
Протокол Тоба существует.
12+4+47 = 4/5; Джонс
22+7+47 = 3/8; Андерсон
4+10+47 = 5/4; Эймс
Сунув снимок в картонную папку, Дэвид перешел в комнату внешнего наблюдения. Один из двоих инженеров обернулся от шеренги экранов.
– От него пока ни слуху ни духу.
– Есть что-нибудь из аэропортов? – осведомился Дэвид.
Постучав по клавишам, инженер поднял голову.
– Да, пару минут назад он приземлился в Сукарно-Хатте. Хотите, организуем, чтобы его там задержали?
– Нет. Он нужен мне здесь. Просто позаботьтесь, чтобы его не заметили на экранах видеонаблюдения этажом выше. Дальнейшее беру на себя.
Глава 8
Мировая сводка Би-би-си,
телеграфный выпуск
Потенциальные террористические акты в жилых районах Мар-дель-Платы, Аргентина, и Кейптауна, Южная Африка.
*** Экстренные новости: Также сообщают о взрывах в Карачи, Пакистане и Джакарте, Индонезия. По мере поступления подробностей мы будем вас информировать. ***
Кейптаун, Южная Африка // Сегодня безмятежность раннего утра в Кейптауне нарушил треск автоматных очередей и взрывы гранат, когда группа ориентировочно из двадцати вооруженных боевиков ворвалась в многоквартирный дом, убив четырнадцать человек.
Полиция от официальных комментариев по подводу этого нападения пока воздерживается.
Как утверждают очевидцы событий, атака походила на спецоперацию. Репортер Би-би-си получил на месте происшествия такое признание очевидца: «Ага, я видел это, смахивало на танк или типа того, знаете, один из этих бронетранспортеров, вкатил он, значит, на поребрик, а там мужики посыпались с него, как ниндзи, робосолдаты или типа того, двигаясь этак механически, а потом вроде как весь дом взлетел на воздух, стекла сыпались повсюду, ну, я оттудова и рванул. В смысле, райончик там не из спокойных, но, чувак, такого я еще не видал. Сперва-то я подумал, что это типа налет на наркоточку. Чё бы оно там ни было, все это пошло очень скверно».
Другой свидетель, также высказавшийся на условиях анонимности, подтвердил, что никаких официальных опознавательных знаков ни на транспортном средстве этой группы, ни на форме ее участников не было.
Репортер Рейтер, ненадолго получивший доступ на место событий, прежде чем полиция выдворила его, описывает его следующим образом: «Мне это показалось больше похожим на явочную квартиру – может, ЦРУ или МИ-6. Требуется очень хорошее финансирование, чтобы располагать такой техникой – ситуационный центр с компьютерными дисплеями от стены до стены, громадная серверная. И трупы повсюду. Примерно половина в штатском; на остальных черные бронежилеты вроде тех, которые были надеты на нападавших, как утверждают свидетели».
Пока неясно, понесли ли нападавшие какой-либо урон, вынуждены ли они были покинуть кого-либо на месте, или тела принадлежат исключительно лицам, державшим оборону. Би-би-си пыталась получить по этому поводу комментарии как от ЦРУ, так и от МИ-6, но оба агентства от каких-либо высказываний воздержались.
Неизвестно, связан ли этот инцидент каким-либо образом с аналогичным, произошедшим сегодня ранее в Мар-дель-Плате, Аргентина, где чудовищный взрыв в бедных кварталах послужил причиной гибели двенадцати человек приблизительно в два часа ночи по местному времени. Очевидцы утверждают, что взрыв последовал за налетом тяжеловооруженной группы, опознать которую не удалось.
Как и в случае нападения в Кейптауне, ни одна из террористических группировок ответственность за атаку в Мар-дель-Плате на себя не взяла.
«Мы весьма озабочены тем, что не представляем, кто в этом замешан, – заявил Ричард Букмейер, профессор Американского университета. – Исходя из первоначальных сообщений, если либо жертвы, либо преступники входят в какую-либо из террористических группировок… это означало бы уровень оснащенности, который до сих пор считался не достижимым ни для каких террористических организаций. Это либо новое действующее лицо, либо значительный эволюционный скачок одной из уже существующих группировок. Оба сценария потребуют переосмысления того, что мы считали известным о глобальной картине терроризма».
По мере поступления подробностей мы намерены публиковать дополнительные сведения.
Глава 9
Штаб-квартира отделения «Часовой башни»
Джакарта, Индонезия
Дэвид занимался изучением карты Джакарты, указывающей расположение конспиративных квартир «Часовой башни» по городу, когда к нему вошел один из инженеров видеонаблюдения.
– Он здесь.
Дэвид сложил карту.
– Отлично.
Джош Коэн шагал к невзрачному многоквартирному дому, где расположилась штаб-квартира Джакартского отделения «Часовой башни». Окружающие здания по большей части заброшены – мешанина провалившихся проектов жилой застройки и полуразрушенных складских помещений.
Табличка на доме гласила: «Охранное предприятие «Часовая башня», инкорпорейтед», и для окружающего мира «Охранное предприятие «Часовая башня» – просто одна из все более многочисленных частных охранных фирм. Официально охранное предприятие «Часовая башня» обеспечивает личную охрану и защиту руководителям корпораций и высокопоставленным иностранцам, посещающим Джакарту, а также услуги по частному сыску, когда местные правоохранительные органы «отнюдь не склонны к сотрудничеству». Идеальное прикрытие.
Войдя в здание, Джош прошел по длинному коридору, открыл тяжелую стальную дверь и приблизился к сверкающим серебристым дверям лифта. Панель рядом с дверьми отъехала в сторону, и он, приложив ладонь к зеркальной поверхности, произнес:
– Джош Коэн. Опознание по голосу.
Открылась вторая панель, уже на уровне лица, и красный луч пробегал по его лицу вверх и вниз, сканируя его, пока он держал глаза распахнутыми, а голову – неподвижно.
Динькнув, лифт впустил Джоша и понес его на средний этаж здания. Подъем происходил совершенно беззвучно, но Джош знал, что где-то в глубине здания инженеры видеонаблюдения в этот момент просматривают полный скан его тела, проверяя, нет ли на нем «жучков», бомб или каких-либо иных сомнительных предметов. И если что-нибудь обнаружится, лифт наполнится газом, лишенным цвета и запаха, и очнется Джош уже в камере. Ее стены будут последними, которые он узрит в этой жизни. Если же он выдержит проверку, лифт доставит его на четвертый этаж, последние три года служащий домом и ему, и джакартской штаб-квартире «Часовой башни».
«Часовая башня» – тайный ответ мира на терроризм без границ: контртеррористическое агентство, лишенное государственной принадлежности. Никакой канцелярщины. Никакой бюрократии. Только хорошие парни, убивающие плохих парней. Конечно, все не настолько просто, но «Часовая башня» подошла к этому ближе некуда.
«Часовая башня» независима, аполитична, антидогматична и, самое главное, предельно эффективна. И именно по этим причинам разведывательные службы наций всей планеты поддерживают «Часовую башню», хоть и не знают о ней ровным счетом ничего. Никто не знает, когда она возникла, кто ею командует, как она финансируется или где ее штаб-квартира. Когда Джош вступил в «Часовую башню» три года назад, он предполагал, что, став здесь своим, получит ответы на эти вопросы. Он заблуждался. Джош быстро поднялся по служебной лестнице, став начальником отдела анализа разведывательных данных Джакартского отделения, но по-прежнему знает о «Часовой башне» не больше, чем в тот день, когда его перевербовали из Управления анализа терроризма ЦРУ. Похоже, именно так и задумано.
Внутри «Часовой башни» информация строжайшим образом сегментирована между независимыми ячейками. Все они делятся разведданными с Централью, все получают разведданные из Централи, но ни одна ячейка не обладает целостной картиной или сведениями о глобальных действиях. Именно поэтому Джош испытал шок, шесть дней назад получив приглашение на своего рода «встречу в верхах» для главных аналитиков каждой ячейки «Часовой башни». Явившись к Дэвиду Вэйлу – начальнику Джакартского отделения, – он даже спросил, не розыгрыш ли это. Тот ответил, что нет и что все начальники о совещании знают.
Но шок Джоша от приглашения быстро померк перед откровениями, прозвучавшими на совещании. Первым сюрпризом стало число присутствующих – двести тридцать восемь человек. Джош предполагал, что «Часовая башня» относительно мала – скажем, ячеек пятьдесят или около того в горячих точках планеты, – но представлен оказался весь мир. Если исходить из предположения, что каждая ячейка размером с Джакартское отделение – около пятидесяти агентов, – суммарная численность работников ячеек должна превышать десять тысяч человек плюс центральная организация, где должна быть по меньшей мере тысяча человек только для того, чтобы коррелировать и анализировать поступающие разведданные, не говоря уж о координации деятельности ячеек.
Масштабы организации просто ошеломляют – размерами она почти не уступает ЦРУ, где в общей сложности было около двадцати тысяч служащих, когда Джош там работал. И многие из этих двадцати тысяч занимались анализом в Лэнгли, штат Вирджиния, а вовсе не в поле. «Башня» же поджара, напрочь лишена бюрократии и организационного жирка ЦРУ.
Пожалуй, возможности «Часовой башни» по части проведения спецопераций затмевают потенциал любого правительства на земле. В каждой ячейке имеется три группы. Треть штата составляют оперативные сотрудники наподобие иностранной резидентуры ЦРУ; они работают под прикрытием в самих террористических организациях, картелях и прочих группировках негодяев, или в местах, где могут наработать источники: местных правительствах, банках и департаментах полиции. Целью их являются агентурная разведка (АР) – разведданные из первых рук.
Вторая треть каждой ячейки занимается анализом. Аналитики подавляющую часть времени посвящают двум видам деятельности: взлому и догадкам. Они взламывают всё и вся – телефонные звонки, электронную почту, тексты, – затем комбинируют эту разведку источников электромагнитных сигналов, или РИЭС, с АР и всеми прочими местными разведданными, и передают результат в Централь. Главная обязанность Джоша – позаботиться, чтобы Джакартское отделение максимизировало сбор данных и сделало из них выводы. Извлечение выводов звучит лучше, чем догадки, но, по сути, его работа сводится к догадкам и выработке рекомендаций начальнику отделения. Далее начальник отделения, посоветовавшись с Централью, санкционирует местные операции, проводимые группой тайных операций ячейки – последней третью штата.
Джакартская группа тайных операций заслужила репутацию одной из лучших ударных групп «Часовой башни». Это реноме обеспечило Джошу на конференции нечто вроде статуса знаменитости. Ячейка Джоша де-факто является лидером по всему Азиатско-Тихоокеанскому региону, и все хотели знать секреты их мастерства.
Но пиететом к Джошу прониклись не все. Он с радостью встретился на конференции со многими из своих старых друзей – людей, с которыми бок о бок работал в ЦРУ или поддерживал связь в других государственных структурах. Просто невероятно; он общался с людьми, которых знал не один год. «Часовая башня» строго придерживается правила давать каждому новому члену новое имя, стирая его прошлое, и за рамками ячейки ему даже нельзя открывать свою личность. Голос при телефонных звонках вовне видоизменяется при помощи компьютера. Личные контакты строго возбраняются.
И встреча лицом к лицу с каждым главным аналитиком каждой ячейки сорвала завесу секретности. Это противоречило всем действующим протоколам «Часовой башни». Джош понимал, что для такого риска должна иметься причина – нечто крайне веское и крайне срочное, – но даже самые смелые его догадки и близко не подошли бы к тайне, которую Централь открыла на конференции. Он до сих пор не в силах был поверить ей до конца. И теперь должен поведать ее Дэвиду Вэйлу, и незамедлительно.
Пройдя в переднюю часть лифта, Джош стал перед самыми дверьми, готовый кратчайшим путем устремиться в кабинет начальника отделения. Сейчас девять утра, и работа в Джакартском отделении должна быть в полном разгаре. В закутке аналитиков, должно быть, царит суматоха, как на торговых площадках Нью-Йоркской фондовой биржи, аналитики толпятся вокруг шеренг мониторов, указывая на экраны и отчаянно споря между собой. Напротив дверь группы подготовки полевых операций широко распахнута, и комната, наверное, битком набита оперативниками, готовящимися к трудовому дню. Подоспевшие последними стоят перед своими шкафчиками, торопливо надевая бронежилеты и рассовывая по всем карманам запасные магазины. Ранние пташки тем временем обычно сидят поблизости на деревянных скамейках, беседуя перед утренним брифингом о спорте и оружии, и товарищеские разговоры лишь изредка прерываются обычными для раздевалок розыгрышами и дурачествами.
Это фактически дом родной, и Джош не мог не признаться себе, что скучал по нему, хотя конференция оказалась благотворной в совершенно неожиданном отношении. При мысли, что он принадлежит к большой когорте главных аналитиков – людей, обладающих тем же жизненным опытом, что и он, сталкивающихся с теми же проблемами и страхами, – Джош ощутил удивительный душевный подъем. В Джакарте он глава аналитического отдела, на него работает целая команда, он отчитывается только перед начальником отделения; но равных ему рядом нет, даже поговорить толком не с кем. Разведывательная деятельность – профессия одиночек, особенно для тех, кто стоит у руля. Это определенно наложило отпечаток на некоторых из его старых друзей. Многие постарели не по годам. Другие ожесточились и замкнулись в себе. Повидавшись с ними, Джош задумался, не кончит ли он тем же. За все приходится платить, но он верит в дело, которым они все заняты. Идеальных работ не бывает.
Наконец выбросив мысли о конференции из головы, он вдруг сообразил, что пора бы уже дверям лифта распахнуться. Когда Джош повернул голову, чтобы оглядеться, огоньки лифта размазались перед глазами, как при замедленном воспроизведении видео. Тело налилось тяжестью, каждый вздох давался с трудом. Джош протянул руку, чтобы схватиться за перила лифта, но пальцы не слушались; ладонь соскользнула, и стальной пол ринулся ему навстречу.
Глава 10
Комната для допросов «C»
Следственный изолятор полиции Западной Джакарты
Джакарта, Индонезия
Голова болела прямо-таки убийственно. Все тело ныло. А полиция отнюдь не жаждала прийти на помощь. Кейт очнулась на заднем сиденье полицейской машины, и водитель отказывался ей что-либо объяснить. А когда доехали до полицейского участка, дела пошли еще хуже.
– Почему вы меня не слушаете? Почему вы не занимаетесь поиском этих двоих детей? – Встав и опершись о металлический стол, Кейт Уорнер воззрилась на самодовольного мелкотравчатого следователя, уже растратившего попусту двадцать минут ее времени.
– Мы пытаемся их найти. Вот потому мы задаем вам эти вопросы, мисс Уорнер.
– Я уже вам сказала, что ничего не знаю.
– Может, да, а может, и нет, – произнося эти слова, недомерок покачал головой из стороны в сторону.
– Жопа моя может. Я сама их найду! – Она направилась к стальной двери.
– Эта дверь заперта, мисс Уорнер.
– Так отоприте.
– Невозможно. Пока подозреваемого допрашивают, она должна быть запертая.
– Подозреваемого? Мне нужен адвокат, и сейчас же!
– Вы в Джакарте, мисс Уорнер. Никакого адвоката, никакого звонка в американское посольство. – Тот продолжал смотреть вниз, сковыривая грязь со своих ботинок. – У нас тут много иностранцев, много посетителей, много людей, которые приезжают сюда и не уважают нашу страну, наш народ. Вот раньше как было? Мы боялись американского консульства, давали вам адвоката, и вам всегда удавалось отвертеться. Но мы учимся. Индонезийцы не так глупы, как вы думаете, мисс Уорнер. Вот потому вы работаете здесь, не правда ли? Вы думаете, мы чересчур глупые, чтобы разобраться, что вы затеваете?
– Ничего я не затеваю. Я пытаюсь излечить аутизм.
– Так почему не делать это в вашей собственной стране, мисс Уорнер?
Кейт никогда, хоть миллион лет пройди, не сказала бы этому человеку, почему покинула Америку. Вместо этого она заявила:
– Америка – самое дорогое место на свете для проведения клинических исследований.
– А, так дело в затратах, да? Здесь, в Индонезии, вы можете покупать младенцев для своих опытов?
– Я не покупала никаких младенцев!
– Но ваш эксперимент имеет право собственности на этих детей, не правда ли? – Он развернул папку и указал на документы.
Кейт взглядом проследила за его пальцем.
– Мисс Уорнер, ваш эксперимент является официальным опекуном обоих этих детей – общим числом сто три, не правда ли?
– Официальное опекунство – отнюдь не право собственности.
– Вы используете другие слова. Так делала Голландская Ост-Индская компания. Вы об этом знаете? Я уверен, знаете. Они использовали слово «колония», но владели Индонезией больше двухсот лет. Корпорация владела моей страной и моим народом, и они относились к нам как к своей собственности, и брали, что им хотелось. В тысяча девятьсот сорок седьмом году мы наконец получаем нашу независимость. Но память моего народа еще свежа. Жюри присяжных будет видеть это так же. Вы взяли этих детей, не правда ли? Вы сказали себе, что вы за них не платили. И я не вижу записей их родителей. Они не давали согласия на опеку. Они хотя бы знают, что их дети у вас?
Кейт устремила на него испепеляющий взгляд.
– Я так и думал. Теперь мы куда-то движемся. Лучше быть честной. Одна последняя вещь, мисс Уорнер. Я вижу, что ваши исследования финансированы научно-исследовательским отделом «Иммари Джакарта». Вероятно, это только совпадения… но, к большому сожалению, «Иммари Холдигс» приобрел многие активы голландцев, когда их прогнали шестьдесят пять лет назад… так что деньги для вашей работы пришли от…
Сунув листки в папку, он встал, словно этакий индонезийский Перри Мейсон, возглашающий свою заключительную речь.
– Вы можете видеть, как может видеть это жюри присяжных, мисс Уорнер. Ваши люди уходят, но возвращаются с новым именем и продолжают эксплуатировать нас. Вместо сахарного тростника и зерен кофе, как в девятисотых годах, теперь вы хотите новых лекарств, вам нужны новые морские свинки для экспериментов. Вы берете наших детей, проводите опыты, которые вы не можете проводить в своей собственной стране, потому что вы не будете делать это со своими собственными детьми, а когда что-то идет нехорошо – может, ребенок заболевает, или вы думает, что власти узнают, – вы избавляетесь от этих детей. Но что-то идет неправильно. Может, один из ваших санитаров не может убить этих детей. Он знает, что это неправильно. Он оказывает сопротивление, и он убит в борьбе. Вы знаете, что полиция придет, так что вы придумываете эту историю про похищение? Да. Вы можете это признать; это будет лучше. Индонезия – милосердное место.
– Это неправда.
– Это самая логичная история, мисс Уорнер. Вы не даете нам альтернативы. Вы просите своего адвоката. Вы настаиваете, чтобы мы освободили вас. Подумайте про то, как это выглядит.
Кейт уставилась на него.
Встав, человечек двинулся к двери.
– Очень хорошо, мисс Уорнер. Я должен вас предупредить: то, что последует, не будет приятно. Лучше всего сотрудничать, но, конечно, вы, умные американцы, всегда знаете лучше.
Глава 11
Научно-исследовательский комплекс корпорации «Иммари»
Окрестности Буранга, Китай
Тибетский автономный район
– Проснись, Цзинь, выкликают твой номер.
Цзинь попытался открыть глаза, но свет просто-таки слепил. Товарищ по комнате скорчился над ним, шепча что-то ему на ухо, но Цзинь не мог разобрать ни слова. На заднем плане гулкий голос вещал через громкоговоритель: «204394, явиться немедленно. 204394, явиться немедленно. 204394. 204394. Явиться».
Цзинь соскочил с узкой койки. Давно ли его вызывают? Он стрельнул глазами влево-вправо, взглядом обшаривая клетушку размером три на три метра, которую делит с Веем. Где его штаны и рубаха? Только не это – если он опоздает и забудет свое обмундирование, его наверняка выгонят. Да где же они?! Где?.. Товарищ по комнате, сидя на своей койке, протягивал ему белые хлопчатобумажные штаны и рубаху. Схватив вещи, Цзинь торопливо их натянул, едва не порвав штаны.
– Извини, Цзинь, я тоже спал, – уставившись в пол, пробормотал Вей. – Я не слыхал.
Цзинь хотел что-то сказать, но времени на это не было. Выбежав из комнаты, он помчался по коридору. Несколько каморок пустовали, а в большинстве было лишь по одному обитателю. Санитар у дверей пристройки распорядился:
– Руку!
Цзинь протянул руку:
– Двести четыре триста девяносто четыре.
– Спокойно, – велел медик. Помахал ручным прибором с экранчиком над предплечьем Цзиня. Тот пискнул, и санитар, повернув голову, гаркнул: – Есть! – И распахнул Цзиню дверь. – Ступай.
Цзинь присоединился к примерно пятидесяти другим «жильцам». Трое санитаров отконвоировали их в большую комнату с длинными рядами кресел. Высокие перегородки делили ряды наподобие отсеков. Рядом с каждым креслом, напоминающим пляжный шезлонг, высилась серебристая стойка с тремя мешками прозрачной жидкости, каждый с тянущейся от него трубкой. По другую сторону каждого кресла стоял аппарат с уймой циферблатов – больше, чем на приборной доске автомобиля, – и свисающим снизу жгутом проводов, привязанным к правому подлокотнику кресла.
Цзинь еще ни разу в жизни не видел ничего этакого. Такого просто не бывало. С той поры, когда он прибыл в заведение шесть месяцев назад, повседневная рутина почти никогда не менялась: завтрак, обед и ужин точно в одно и то же время, и блюда всегда одни и те же; каждый раз после еды брали кровь из штучки вроде клапана, которую ему вживили в правое предплечье; да порой еще приходилось делать днем упражнения с электродами на груди. Все остальное время они были ограничены стенами своих каморок три на три метра с двумя койками и туалетом. Каждые два-три дня делали его фотографию большой машиной, издающей басовитое жужжание. И всегда велели ему лежать неподвижно.
Мылись они раз в неделю – в большом общем душе. Это пока было самое худшее – пытаться сдержать при мытье беса. В первый месяц его пребывания одну парочку поймали на баловстве. Больше их не видели.
В последний месяц Цзинь пытался в банный день остаться в каморке, но его на этом подловили. Надсмотрщик влетел в его комнатушку как оглашенный. «Еще раз ослушаешься, и мы тебя вышвырнем», – сказал он. Цзинь перепугался до смерти. Они тут платят состояние, целое состояние. А у него и выбора-то нет.
Его семья в прошлом году потеряла свою ферму. Налоги на маленькую ферму нынче никому не по карману; может, на большую еще куда ни шло. Цены на землю взлетели до небес, население по всему Китаю растет. Так что его семья поступила, как многие крестьянские семьи: отправила старших в город на заработки, а родители и младшие дети остались, чтобы как-то перебиться.
Старший брат нашел работу на заводе, делающем электронику. Цзинь с родителями навестил его через месяц, как он приступил. Условия там куда хуже, чем здесь, и работа уже начала взимать свою дань – вместо сильного, энергичного двадцатиоднолетнего парня, покинувшего родительскую ферму, они увидели человека лет на двадцать старше. Бледный, волосы поредели, плечи сгорбились. А еще он все время кашлял. Сказал, что на заводе инфекция и все в бараке ее подцепили, но Цзинь ему не поверил. Брат дал родителям немножко денег, сэкономленных с жалованья. «Только подумайте, лет через пять-десять у меня будет довольно, чтобы купить нам новую ферму. Я вернусь домой, и мы начнем сызнова». Все были взволнованы, и родители сказали, что очень им гордятся.
По пути домой отец Цзиня сказал, что завтра же пойдет и найдет работу получше. При его-то умении он уж, конечно, может стать где-нибудь бригадиром. Он будет зарабатывать хорошие деньги. Цзинь с матерью просто кивнули.
В ту ночь Цзинь слышал, как плачет мать, а вскоре за тем – крик отца. Они никогда не ругались.
На следующую ночь Цзинь выскользнул из своей комнаты, написал им записку и отправился в Чунцин – ближайший большой город. В городе было полным-полно людей, искавших работу.
В первых семи местах, куда сунулся Цзинь, ему дали от ворот поворот. А вот в восьмом вышло иначе. Не задавали никаких вопросов. Сунули ватную палочку ему в рот и заставили ждать в приемной целый час. Потом большинство пришедших отослали. А еще через час назвали его номер – 204394 – и сказали, что могут нанять его в медицинское исследовательское учреждение. И сказали зарплату. Он подписывал бумаги так быстро, что аж рука заболела.
Цзинь прямо не мог поверить своему везению. Решил, что условия будут суровые, но попал пальцем в небо – тут чуть ли не курорт. А теперь он все испортил. Уж, конечно, его шибанут. Назвали же его номер.
Может, у него уже набралось на новую ферму. Да разве найдешь тут другое научное место? Он слыхал, что большие фабрики в Китае обмениваются списками плохих рабочих. Эти люди не могут найти работу нигде. Это хуже смерти.
– Чего ждете?! – крикнул фельдшер. – Найдите себе места!
Цзинь и остальные человек пятьдесят босоногих «рабочих» в белых одеждах заспешили рассесться, суетясь, пихаясь локтями; несколько человек споткнулись. Места нашли себе все, кроме Цзиня. Стоило ему добраться до кресла, как кто-то в последний миг туда плюхался. Что, если он не найдет кресла? Может, это проверка. Может, надо…
– Эй, ты! Спокойно, спокойно. Поосторожней с аппаратурой, – приказал медик. – Просто сядь в ближайшее кресло.
Переведя дух, Цзинь прошел в следующий ряд. Полон. Но в последнем ряду место нашлось.
Пришла другая группа медработников в длинных белых халатах, с планшетными компьютерами в руках. Подошедшая к Цзиню молоденькая женщина подсоединила мешки к клапану на его руке и прикрепила к телу круглые датчики. Выстучав что-то на своем экране, она перешла к следующему креслу.
Может, это только новая проверка, подумал он.
Его вдруг потянуло в сон. Цзинь откинул голову на подголовник и…
Проснулся Цзинь в том же кресле. Мешки отстегнули, но датчики были подключены по-прежнему. Голова кружилась, тело затекло, будто он подцепил грипп. Попытался поднять голову. Ужасно тяжелая. Подошел «белый халат», посветил фонариком ему в глаза, потом отцепил датчики и велел ему пойти и встать с остальными у двери.
Когда Цзинь вставал, ноги едва не подкосились. Удержавшись за подлокотник, он выпрямился и заковылял к группе. Все выглядели сонливыми. Всего осталось человек двадцать пять – примерно половина вошедшей группы. А где остальные? Он что, опять проспал? И это наказание? Ему скажут, за что? Через пару минут к ним присоединился еще один мужчина; он выглядел даже хуже, чем Цзинь и остальные.
Санитары провели их по другому длинному коридору в громадное помещение, которого Цзинь еще ни разу не видел, – совершенно пустое, с очень гладкими стенами. У него сложилось впечатление, что это подвал или навроде того.
Прошло несколько минут. Цзинь боролся с позывом усесться на пол. Ему не сказали, что можно сесть. Так он и стоял, понурив свою тяжелую голову.
Дверь открылась, и ввели двоих детей – не старше лет семи-восьми. Впустив их к группе, стражники с грохотом захлопнули за собой дверь.
Дети одурманены не были – во всяком случае, так Цзиню показалось. Вполне себе бодренькие. Они быстро пробирались через толпу народа. Смуглые. Не китайцы. Они переходили от человека к человеку в надежде найти знакомое лицо. Цзинь подумал, что они вот-вот расплачутся.
В дальнем конце помещения послышался механический лязг навроде лебедки. Через пару секунд до Цзиня дошло, что что-то там спускают. Ох, какая ж у него тяжелая голова! Он тужился поднять ее. Едва сумел разглядеть машину. Что-то вроде массивной железной пешки с плоской макушкой – а может, колокол с гладкими прямыми боками. Метра четыре в высоту – и, должно быть, тяжеленный: четыре троса, на которых его опускали, были просто великанские – наверное, с четверть метра в обхвате. Метрах в шести над землей штуковина остановилась, и два троса пошли вниз по стене по полозьям, которых Цзинь прежде не заметил. Остановились примерно наравне с громадиной и вроде как натянулись, заякорив ее с обеих сторон. С верха махины спускался еще один трос – даже толще, чем те, что по бокам. Но, в отличие от остальных, он был не металлический и даже не жесткий. Сплетенные в жгуты охапки проводов или компьютерных кабелей, будто этакая электронная пуповина.
Дети остановились посреди толпы. Все взрослые силились поднять головы.
Глаза уже приспособились, и Цзинь с трудом различил значок, выгравированный на машине сбоку. Навроде фашистского символа, этого, как там его… запамятовал. Как же хочется спать!
Махина была темная, но Цзиню казалось, что он слышит негромкий пульсирующий звук, будто кто-то ритмично бьет по толстой двери – донн-донн-донн. А может, на манер звука снимающего аппарата. Может, это просто другой снимающий аппарат? Делает групповой снимок? Донн-донн-донн с каждой секундой становилось громче, и на макушке здоровенной пешки появился огонь – наверное, в ее голове есть небольшие окошки. С каждой пульсацией звона вспыхивал желто-оранжевый огонь, придавая махине сходство с маяком.
Цзинь был так зачарован звуком и световыми вспышками машины, что даже не заметил, как люди вокруг него валятся с ног. Что-то происходило. И с ним тоже. Ноги стали еще тяжелее. Он услышал звук вроде сгибающегося металла – машина рвалась с удерживающих ее с обеих сторон тросов вверх.
Что ни секунда, пол тянул к себе все сильнее. Цзинь огляделся, но детей не увидел. Почувствовал, как кто-то схватил его за плечо. Обернувшись, увидел незнакомца, опирающегося на него. Лицо у того покрывали глубокие морщины, из носа хлестала кровь. Цзинь сообразил, что с его ладоней облезает кожа, марая одежду Цзиня. И не только кожа. Кровь незнакомца тоже начала расползаться по рубашке Цзиня. Человек повалился на него, и они вдвоем рухнули на пол. Цзинь слышал, как донн-донн-донн махины сливается в один непрерывный набатный гул и сплошной свет, чувствуя, как хлынувшая носом кровь заливает лицо. А потом свет и звук внезапно оборвались.
В аппаратной доктор Чанг и его команда стоя смотрели, как подопытные валятся грудой сморщенных, окровавленных тел.
Чанг без сил рухнул в кресло.
– Ладно, все, выключайте. – Сняв очки, он швырнул их на стол, ущипнул себя за переносицу и испустил вздох. – Придется доложить об этом директору.
Тот будет очень недоволен.