Военный талант Макдевит Джек

– Корабль на ограниченном энергоснабжении, – сказала Чейз. В интеркоме ее голос звучал приглушенно. – Гравитация отсутствует. Полагаю, он переведен в режим консервации. Минимальное количество энергии, чтобы здесь ничего не вымерзло.

Мы включили магниты на ботинках. Автомат закрытия внешнего люка не работал, при моем прикосновении кнопка зажглась, но больше ничего не изменилось. Даже хуже, лампы мигнули, стали оранжевыми, и в отсек начал со свистом поступать воздух. Чейз, повиснув на внешней крышке люка, с трудом закрыла ее.

Давление воздуха быстро росло, стержни внутреннего запора выскользнули из своих гнезд, сигнальные огни загорелись белым светом, и дверь во внутренние помещения корабля бесшумно повернулась на смазанных петлях.

Перед нами открылась тускло освещенная каюта. Внутренние помещения корабля, самого знаменитого боевого корабля в истории! Чейз сжала мою руку, затем отодвинулась в сторону, давая мне пройти.

Нагнув голову, я шагнул внутрь.

Каюту заполняли шкафы, компьютерные консоли и большие ящики с датчиками, измерительными приборами и инструментами. У шлюза висели скафандры, а одна стена была завешена схемой корабля. В обоих концах каюты находились закрытые люки той же конструкции, как и тот, через который мы вошли.

Чейз бросила взгляд на датчик на своем запястье.

– Содержание кислорода в норме, – сказала она. – Чуть маловато, но для дыхания годится. Температура около трех градусов выше нуля. Немного холодновато.

Она расстегнула зажимы, удерживавшие ее шлем, приподняла лицевой щиток и осторожно вдохнула воздух.

– Они уменьшили обогрев, – сказал я, тоже снимая шлем.

– Да, – согласилась Чейз. – Кто-то надеялся вернуться.

Я с трудом заставил себя не смотреть на люки. Мне казалось, что любой из них может внезапно распахнуться. Чейз подошла к скафандрам, делая один осторожный шаг за другим. Так входят в холодную океанскую воду. Она остановилась и пересчитала скафандры. Их было восемь.

– Они все здесь!

– А ты не ожидала?

– Существовала вероятность того, что уцелевшие в катастрофе, какой бы она ни была, вышли наружу произвести ремонт, и их унесло от корабля.

– Надо осмотреть мостик, – предложил я. – Надеюсь, там мы найдем какой-нибудь ответ.

– Подожди минутку, Алекс. – Чейз открыла люк в хвостовой части и вышла. – Я сейчас вернусь, – раздался в интеркоме ее голос.

– Оставайся на связи, – сказал я. – Я хочу слышать, что происходит.

Несколько минут я слышал ее шаги, потом тяжелый стук скользнувшего на место люка. Мысль о том, в каком я окажусь положении, если с Чейз что-то случится, заставила меня с беспокойством прислушиваться, не возвращается ли она, и задавать себе вопрос, не должен ли я пойти за ней. Я пытался вспомнить последовательность действий при пилотировании «Кентавра». Боже мой, я не знаю даже, в какой стороне находится Конфедерация.

Я бродил среди черных ящиков, кабелей, каких-то совершенно незнакомых мне предметов, плат, стеклянных стержней и длинных трубок, заполненных вязкой зеленоватой жидкостью.

Некоторые шкафчики, по-видимому, принадлежали отдельным членам экипажа. На них значились имена: Ван-Хори, Экклинде, Мацумото, Порнок, Талино, Колландер, Смыслов. Боже мой, семь дезертиров!

Они не были заперты. Открывая их один за другим, я находил излучатели, счетчики, провода, генераторы и комбинезоны. Больше почти ничего. Лайза Порнок оставила древний радиофон, который нужно было носить в кармане, и расческу. Том Мацумото повесил на крючок свою яркую цветную шляпу. Манто Колландеру принадлежало несколько книг, написанных кириллицей. Я с благоговением подошел к шкафчику Талино, но там оказалось лишь несколько журналов со статьями об использовании топлива и эффективности защитных экранов, рабочая рубашка и пленки с записями, как оказалось, концертов.

Я нашел только одну фотографию женщины с ребенком, и принадлежала она Тору Смыслову. Ребенок, вероятно, был мальчиком. Я не разобрал.

Все закреплено лентами, зажимами или лежало в специальных ячейках. Вычищенное оборудование сверкало полировкой. Как будто его сложили здесь только вчера.

Я услышал приближение Чейз задолго до того, как она перешагнула комингс люка.

– Ну вот, – сказала она, – лопнула еще одна теория.

– Какая именно?

– Я думала, может, они высадились на поверхность планеты, и произошел несчастный случай. Или посадочный аппарат улетел, и они не смогли вернуться.

– Черт возьми, Чейз, – отмахнулся я, – они же не могли все покинуть корабль.

– Не могли. Если на борту находился весь экипаж. Но, возможно, уцелели только двое. – Она подняла руки. – Проклятье, наверное, это тоже не имеет смысла. Мне кажется, они прилетели сюда спрятаться. Война была уже проиграна, а «немые», возможно, пленных не брали. Потом отказал двигатель – из-за повреждений, полученных в бою. Они не смогли добраться домой. Если, к тому же, и радио не работало, тогда никто о них не знал. На этом типе кораблей радио и не могло поддерживать связь на больших расстояниях, поэтому, попав в беду, они не смогли получить помощь. И вот еще что: я оказалась права насчет двигателей Армстронга. Их нет. Нет ничего, кроме кожухов. Проклятый корабль лишен звездного привода. У него, правда, есть магнитоплазменный ускоритель для перемещения в линейном пространстве, но на нем нельзя совершить длительный перелет. Странно, им пришлось залатать места, где находились двигатели. А это тяжелая работа, ее нельзя проделать здесь.

– Тогда как же корабль добрался сюда?

– Не имею представления, – ответила Чейз. – Между прочим, посадочный аппарат до сих пор в своем доке, все скафандры на месте. Как же экипаж выбрался отсюда?

– Возможно, здесь был еще один корабль, – предположил я.

– Или они все тут. Где-нибудь.

Большинство светящихся панелей сломалось, тени в коридорах отступали перед лучами наших фонарей, лифты не работали. В воздухе чувствовался запах озона, значит какой-то из компрессоров перегрелся. В одном из отсеков плавали водяные пузыри, другой выгорел, очевидно, в результате короткого замыкания. Откуда-то из глубины корабля доносился равномерный стук, медленный и тяжелый.

– Открывается и закрывается люк, – объяснила Чейз. – Еще одна неисправность.

Мы медленно продвигались вперед. Ходить при нулевой силе тяжести неудобно, поэтому мы сталкивались с трудностями у каждого люка. Все они были заперты. Некоторые подчинялись нажатию кнопок, другие приходилось взламывать. Дважды Чейз пыталась восстановить нормальную подачу энергии со вспомогательных пультов, но оба раза потерпела неудачу: зажигались зеленые лампы, показывая, что команды выполнены, но ничего не происходило, и мы пробирались вперед в полутьме. Один из люков так упорно сопротивлялся нашим усилиям, что мы начали думать, уж не выходит ли он в пустоту. В конце концов, мы спустились на один уровень и обошли его.

Мы почти не разговаривали, а если и говорили, то по возможности тихо.

– Столовая.

– Похоже на операционный центр. Кажется, компьютеры работают.

– Личные каюты.

– Никакой одежды и личных вещей.

– В хранилище тоже немного осталось. Наверное, они все забрали с собой, когда уходили.

Уже много лет прошло с тех пор, как мы с Чейз совершали эту прогулку по «Корсариусу», но холод, царивший тогда на корабле, до сих пор преследует меня по ночам.

– Душ.

– Проклятье, посмотри, Алекс. Арсенал!

Лазеры, дезинтеграторы, лучеметы, иглострелы, ядерные гранаты. Около десятка ядерных гранат величиной с кулак.

Мы остановились перед последним запертым люком.

– Должно быть, то самое, – сказала Чейз.

«Не стану ли я таким же одержимым, как Скотт», – подумал я.

Дверь подчинилась нажатию кнопки.

Сквозь круглый иллюминатор светили звезды, в темноте мигали лампочки.

– Мостик Кристофера Сима.

– Подожди секундочку, – сказала Чейз.

Вспыхнули лампы. Я сразу узнал рубку, которую видел в смоделированной программе: три рабочих места, над головой прозрачная круглая кабинка, где я сидел во время рейда на Хринвар, ряды штурманских и коммуникационных приборов, системы управления огнем.

– Примитивное оборудование, – сказала Чейз, стоя у пульта рулевого. Голос ее отражался от стен. Я встал позади командирского кресла, из которого Сим руководил легендарными сражениями.

Чейз изучала панели управления и вдруг просияла, обнаружив то, что искала.

– Сейчас будет одно «g», Алекс.

Она нажала в определенной последовательности клавиши и нахмурилась. Ничего. Она попыталась снова. На этот раз что-то в стенках завыло, зафыркало и заработало. Я почувствовал, как меня потянуло вниз, к палубе.

– Обогрев я тоже включила.

– Чейз, думаю, пора послушать, что может рассказать нам капитан Сим.

Она энергично закивала.

– Конечно, давай узнаем, что случилось.

Чейз стала нажимать клавиши на панели управления. Лампы погасли, засияли экраны мониторов, на них появились изображения наружного пространства. Один датчик засек наш «Кентавр» и стал передавать его изображение, другой показывал капсулу, в которой мы прилетели.

– Возможно, это боевой пульт, – сказала Чейз. – Ничего не трогай. Я не знаю, в каком состоянии вооружение, но выглядит оно вполне боеспособным. Малейшее прикосновение может превратить в пар наши шансы попасть домой.

Я сунул руки в карманы и попытался вспомнить обстановку на мостике, когда видел ее на «Стейне»: спокойная, деловая, освещение включено только в тех местах, где оно необходимо. Но тогда события развивались слишком быстро, и я не запомнил последовательность действий.

– Можешь запросить бортовой журнал? – спросил я.

– Я его ищу. Мне незнакомы эти символы. Потерпи.

Включилась и выключилась общекорабельная система связи.

– Вероятно, они забрали его, – заметил я, подумав о посещении экипажа «Тенандрома».

– Компьютер сообщает, что все на месте. Вопрос лишь в том, как найти.

Пока Чейз искала, я занялся осмотром центра управления, сконструированного людьми, явно питавшими страстную любовь к дуге, петле и параболе. Геометрия была та же, что и у наружной части корабля. Пришлось бы немало потрудиться, чтобы обнаружить хоть одну прямую линию. Деллакондцы никогда не поклонялись богам утилитарности, которые правят нашим временем. Интерьер корабля отличался роскошью и богатством, предполагающими стремление воевать в комфортных условиях. Такая склонность казалась странной у людей, традиционно считавшимися выходцами из суровой пограничной страны.

– Алекс, я нашла. Вот последние записи. – Чейз немного помолчала, чтобы усилить впечатление или, возможно, дать мне время подумать. – Голос, который ты слышишь...

...Явно принадлежал не Кристоферу Симу. «Ноль-шесть-четырнадцать-двадцать два, – произнес он. – Эбонай Четыре. На данное число завершен ремонт категорий один и два. Ремонт категории три в соответствии с реестром. Системы вооружения восстановлены полностью. “Корсариус” вводится в строй с сегодняшнего дня. Девере, техническое обеспечение».

– Это, наверное, командир ремонтников, – сказал я.

– Если они передают командование кораблем капитану, должно быть продолжение.

Продолжение последовало. Кристофер Сим в свое время произнес несколько речей, но никогда не выступал в парламентах и прожил слишком мало, не оставив прощального обращения к людям. В отличие от голоса Тариена, его не знают все школьники Конфедерации. Тем не менее, я сразу узнал его и поразился, насколько точно воспроизводили его актеры.

«Ноль-шесть-четырнадцать-тридцать семь, – произнес Сим густым баритоном. – “Корсариус” получил допуск к операции номер два-два-три каппа, хотя передние преобразователи отказывают при нагрузке шесть запятая тридцать семь, что неприемлемо в боевых условиях. Командование кораблем понимает, что ремонтные мастерские порта в данный момент перегружены. Однако, если ремонтники не могут провести работу как следует, они, по крайней мере, должны знать о недостатках. “Корсариус” возвращается отсюда в порт. Кристофер Сим, командир корабля».

Следующие записи сообщали о восстановлении уровня энергии в преобразователе, и Кристофер принял работу без замечаний. Даже с расстояния в двести лет можно было расслышать в его голосе удовлетворение. «Он любил, чтобы последнее слово оставалось за ним», с удивлением подумал я.

– Окончание ремонта на Эбонае, – заметил я. – Незадолго до того, как взбунтовался экипаж.

– Даты совпадают.

– Боже мой, – произнес я. – Мятеж, Семерка, у нас будет все! Прогони остальное.

Чейз со слабой улыбкой повернулась ко мне:

– Это последняя запись. Больше ничего нет.

Голос ее звучал глухо, над верхней губой выступили капельки пота, хотя воздух оставался еще холодным.

– Значит, экипаж «Тенандрома» все-таки забрал записи! – произнес я неожиданно громко.

– Это же корабельный журнал, Алекс. Его нельзя стереть, нельзя исправить, нельзя унести, в нем нельзя ничего изменить, не оставив следов! Компьютер говорит, что его не трогали.

Чейз склонилась над панелью, ударила несколько раз по клавишам, взглянула на результат и пожала плечами.

– Все на месте.

– Но ведь «Корсариус» вскоре вел бой! Должны же быть записи в журнале! Правильно?

– Да. Не могу представить себе военный корабль, пытающийся действовать и при этом произвольно вести бортовой журнал. По каким-то причинам Кристофер Сим повел экипаж добровольцев в решающий бой, но не удосужился сделать запись в бортовом журнале.

– Возможно, ему было очень некогда, – предположил я.

– Алекс, этого быть не могло.

Она с некоторым трепетом уселась в кресло капитана и ввела в компьютер новые инструкции.

– Давай посмотрим, что получится, если мы пойдем назад.

Опять зазвучал голос Кристофера Сима:

«...Не сомневаюсь, что уничтожение двух боевых крейсеров заставит противника сконцентрировать внимание на небольших военных базах у Димонидеса-2 и Чиппевы. Вряд ли может быть иначе. Эти районы станут костью в горле противника, он атакует их, как только соберет достаточные силы. Возможно, ашиуры введут в операцию свои основные соединения...»

– Думаю, это более ранний период войны, – заметил я.

– Да. Приятно знать, что он ведет журнал.

Мы послушали, как Сим описывал состав и количество вооруженных сил противника, потом совершил подробный экскурс в психологию ашиуров и их вероятную стратегию нападения. На меня произвело впечатление, что он, по-видимому, был в большинстве случаев прав. Чейз немного послушала, потом встала, пожелав осмотреть остальные части корабля.

– Пойдешь со мной?

– Нет, хочу еще немного послушать.

Видимо, это было ошибкой.

Когда Чейз ушла, я сидел в полумраке, слушая рассуждения о потребности в энергии и комментарии по поводу вражеской техники, которые временами прерывались сухими отчетами о боях, описывающими тактику Сима «бей и беги» против крупных флотов противника.

Теперь понятно волнение Гейба! Интересно, знал ли он, за чем охотится?

Постепенно я втягивался в драму давно минувшей войны, видел чудовищные флотилии ашиуров глазами командира, которому удавалось рассеять или, по крайней мере, отклонить их от курса с помощью горстки легких боевых судов. Я начал понимать важность сбора разведданных, станций прослушивания, анализа перемещений флота, даже анализа психологии вражеских командиров. Казалось, они даже в сортир не могли сходить, чтобы Сим не узнал об этом.

Привлекали внимание отдельные отчеты.

У Санусара деллакондцы при поддержке нескольких союзных кораблей устроили засаду и уничтожили два тяжелых крейсера, потеряв один фрегат. Я прослушал отчет Сима о его налете у Волчков. Были и другие сражения, о многих я никогда не слышал. Но всегда, несмотря на длинную цепочку побед, результат оставался одним и тем же: отступление, подсчет потерь, перегруппировка сил. Деллакондцам никогда не удавалось удержаться и закрепить успех: Симу приходилось отступать снова и снова, поскольку у него не хватало сил.

А затем пришел черед Илианды.

«Мы считаем, что сможем разбить их там, – загадочно заявляет Сим. – Если не там, то, боюсь, уже нигде». Тут я убедился в правдивости истории Киндрел Ли.

Сим называет, но не описывает средство осуществления своего плана.

Гелион.

Солнечное оружие.

Сим сделал паузу, выказав почти неуверенность.

«Бесспорно, история строго осудит то, что я собираюсь предпринять. Но, Боже правый, я не вижу другого выхода».

Эвакуация с Илианды проходила медленнее, чем ожидали. «Некоторые сопротивляются, настаивают на своем праве остаться. Я не могу им разрешить, и там, где возникает необходимость, мы прибегаем к силе». И позднее: «Маловероятно, что нам удалось вывезти всех. Но, несмотря на сложившуюся ситуацию, когда появятся “немые”, мы произведем взрыв, как запланировали!»

Напряжение нарастает, армада ашиуров появляется у внешних планет. «Мы должны все увезти отсюда и прекратить всякое движение прежде, чем они войдут в диапазон сканирования». Предполагалось пожертвовать несколькими фрегатами и задержать противника, но Сим не может позволить ашиурам догадаться о том, что их обнаружили. Между тем, несколько ожидаемых транспортных кораблей не прилетели. Тогда деллакондцы выстлали грузовые отсеки челноков, которые, конечно, годились только для межпланетных перевозок, одеялами и горами одежды, загрузили в них оставшихся людей и ушли.

«Если повезет, их не заметят. Они будут сердиться, некоторые, возможно, насажают себе синяков, но у них есть шанс выжить».

За пять часов до последнего срока эвакуации Сим отзывает рабочие команды, координировавшие эвакуацию, а также спасение предметов искусства и памятников литературы. «Тариен говорит, что никакая цена не является слишком высокой, чтобы остановить “немых”. Полагаю, он прав».

В последнюю минуту в Пойнт-Эдварде обнаружили еще несколько человек. Их сажают на оставшиеся два челнока. Боевая команда Сима ушла компактной группой, стараясь казаться по возможности меньшей целью на экранах противника. Наконец, остался только «Корсариус». Большинство опоздавших погрузились на его борт, и они быстро уходят.

Я поспешно просмотрел следующие записи. «Корсариус» отошел на расстояние полупарсека и остановился, чтобы вести наблюдение. Флот ашиуров приближается, передает сообщение для деллакондцев и предлагает Симу сдаться.

Тот записывает обращение в свой журнал: «Сопротивление бесполезно», произносит голос противника. Он звучит механически, равнодушно, рассудительно. Никакого намека на экзальтацию. «Спасите жизнь своему экипажу».

Я оглядел мостик. Трудно поверить, что все это происходило здесь. Снаружи в поле зрения вплывал край планеты, туманный в ярком солнечном свете. Где мог находиться Талино?

Станция открыла огонь по кораблям противника из своих жалких орудий. Они были быстро подавлены. Сим сообщает, что несколько эсминцев совершили вынужденную стыковку.

«Сейчас», добавляет он. И в его голосе звучит невысказанный вопрос.

«Сейчас».

Я чувствую его боль и думаю: Мэтт Оландер сидит в баре космопорта. Он выключил автоматику, и в этот момент его отвлекли.

Четыре дня спустя «Корсариус» высадил своих пассажиров на Миллениуме. Я сверился с таблицами. Современный лайнер при перелете от Илианды до Миллениума провел бы около восьми с половиной дней только в пространстве Армстронга. Как же ему удалось?

Вслед за несколькими отчетами о ремонтном обслуживании, была и еще одна запись: «Нужно узнать, что произошло. Эта штука еще может сработать. Ее необходимо разрядить и обезопасить».

Потом записи идут с искажениями. Я как раз пытался их прочесть, когда вернулась Чейз.

– Нигде нет никаких останков, – заявила она.

Я рассказал ей о своих находках. Чейз послушала запись, но не стала бороться с искажениями, лишь покачала головой.

– Это код. Он не хотел, чтобы прочли его записи.

– Меня беспокоит его терминология, – сказал я. – «Разрядить и обезопасить». Это тавтология. Сим, как правило, очень точен в выражениях. Что делают с солнечным оружием после разрядки, чтобы оно стало безопасным?

Мы посмотрели друг на друга, и, по-моему, нас осенило одновременно.

– Он говорит о безопасности, – сказала Чейз. – Никто не должен знать о существовании такого оружия.

– Следовательно, необходимо как-то объяснить эвакуацию жителей.

Я опустился в кресло Сима. Оно оказалось мне немного тесноватым.

– Какая удача, что «немые» поступили так нехарактерно для себя в случае с Пойнт-Эдвардом, – тихо произнесла Чейз. – Это спасло Сима от необходимости отвечать на многие вопросы.

Она долго смотрела на меня. И я понял, наконец, почему предприняли атаку на пустой город. И кто ее осуществил.

Потом я нашел в бортовом журнале другие записи. Сим и «Корсариус» снова бросались в бой в десятке различных мест вдоль Границы. Но теперь он изменился, в его тоне, а затем и в его комментариях я начал чувствовать отчаяние, растущее пропорционально его военным успехам и последующему отступлению. Я услышал его реакцию на поражение у Гранд Салинаса, на потери одной за другой союзных планет. Наверное, ему казалось, что нет конца этим черным кораблям. И вот пришло известие о падении Деллаконды. Он произнес шепотом имя Маурины.

Во всех записях о солнечном оружии больше не упоминалось ни разу.

Сим бранил недальновидность Окраины, Токсикона, Земли, которые чувствовали себя в безопасности из-за большого расстояния и боялись навлечь на себя гнев орды врагов. Союзники относились друг к другу с недоверием и завистью, гораздо более глубокими, чем ненависть к завоевателям. Заплатив за победу у Чаппараля потерей пяти фрегатов и легкого крейсера с командой токсиконцев, Сим задал вопрос: «Мы теряем лучших и самых храбрых. А во имя чего?» За этим высказыванием последовало долгое молчание. Потом он произнес немыслимую фразу: «Если они не придут, тогда нам пора заключать свой собственный мир!»

Его настроение становилось все более мрачным. И когда еще два корабля его эскадры погибли у Кома Дес, в нем вспыхнул гнев: «Когда-нибудь Конфедерация будет создана, – устало говорит Сим, – но я не позволю создать ее на костях моих людей!»

Тот же голос, который вынес обвинение спартанцам.