Плащ крысолова (сборник) Аромштам Марина

– Я слушаю вас, мистер Кэджи, – слегка нахмурился Дэдфилд.

– Видите ли, наука требует от нас точности. И я считаю, что слово «крысы» в такой важной бумаге нужно писать по-латыни. Тут должно быть написано: «Означенный мистер Кэджи вступает в соглашение с домовладельцем мистером Дэдфилдом и обязуется вывести в его доме животных, называемых rattus rattus.

– Rattus rattus? – подчёркнуто вежливо переспросил Дональд Дэдфилд. (Но латынь в его исполнении прозвучала как-то брезгливо.) – Что ж! Я всегда считал образованность величайшим достоинством. Переделайте договор, – резко сказал он слуге. – Напишите название этих тварей так, как надобно мистеру Кэджи. Надеюсь, это его вдохновит. Вам придётся чуть-чуть подождать, – обернулся он снова ко мне. – И не пытайтесь задавать Харону вопросы. У него отрезан язык. В молодости он позволял себе своеволие. Я считаю, что суд обошёлся с ним мягко.

Я вернулся домой в некотором смятении. А если мне не удастся приготовить действенный яд? Я разбирался в приготовлении снадобий. Но я не знал рецептов крысиного яда.

Я утешался словами великого Парацельса: в конце концов, я – учёный и могу составить отраву…

Наконец через трое суток я приготовил яд и испытал его, подсыпав в приманку для мышеловки. Попавшая туда мышь довольно быстро издохла, и я решил, что для крыс отрава тоже сгодится. Я наклеил на склянку с ядом специальный ярлык «ядовито». Внешний вид склянки показался мне очень достойным. Потом я отправился к Дэдфилду и отдал отраву Харону. На этот раз он меня не впустил: взял склянку и скрылся за дверью.

Я убеждал себя, что дело сделано. Но в глубине души меня терзали сомнения. Какое-то смутное чувство не давало мне успокоиться. И я оказался прав в худших своих ожиданиях.

Через неделю Дэдфилд прислал человека, который назвался Робертом. В отличие от Харона, его язык был на месте.

– Мистер Дэдфилд велел сунуть это вам в нос, – Роберт коротко хохотнул и показал мне камзол, который я сразу узнал. На рукаве камзола виднелись грязно-белые пятна. – Мистер Дэдфилд велел передать вам, что крысы кладут на вашу отраву.

– Что? – не понял я.

– Везде на приманке с ядом лежат крысиные кучки, – Роберт опять хохотнул. – Этот камзол был на мистере Дэдфилде, когда он открыл вашу склянку. Неудобная склянка, скажу вам. Порошок просыпался и попал ему на рукав. Вы знаете, мистер Кэджи, сколько стоит такой прикид?

– Что вы хотите сказать?

– Крысы испортили мистеру Дэдфилду его нарядный камзол. Всё из-за вашего яда. И очень скоро, дражайший, вам придётся платить за камзол. Плюс к тому, что вы заплатите по договору. (Каким насмешливым взглядом смерил меня этот мерзкий плебей!) Скажу вам по правде, мистер, вы далеко не первый, с кем хозяин заключил договор. Наши крысы уже многое повидали! – Настроение Роберта на глазах улучшалось: он похохатывал всё чаще и веселее. – Хозяин крыс ненавидит. Но ему прекрасно известно: их невозможно вывести. Наших крыс – точно нельзя! Так почему бы на этом не заработать? А, мистер Кэджи? Почему не доставить себе маленькое удовольствие?

Он уже давно покинул аптеку, а я всё слышал, как он похохатывает. Мне даже казалось, я слышу, как они похохатывают на пару с мистером Дэдфилдом.

Я попался в ловушку.

Судьба, как видно, решила надо мной посмеяться. Нет, она решила уничтожить меня.

Как я мог согласиться на предложение Дэдфилда? Как я с первого взгляда не разгадал в нём мошенника? Бог мой! Во всём виноват его шикарный парик и лёгкое облачко пудры, сладковатый запах, которым он был окутан.

И что теперь может спасти меня? Моё буйное воображение совершенно мне изменило.

И вот ведь досада: мистер Дэдфилд принял меня за другого. Не я, а Джеймс говорил тогда про картину:

– Дама с фуро? То есть с хорьком? Фуро – хорёк-альбинос… Это неправильный выбор. Как вы думаете, зачем этой даме хорёк?

Все стали наперебой предлагать свои версии: белый хорёк означает девичью чистоту; женщины обожают рядиться в меха, а «живую шкурку» носить ещё интереснее; хорёк, спокойно сидящий у женщины на руках, может являться уроком поклоннику этой дамы.

– Я имею в виду другое. Она выбрала фуро, – Джеймс кивнул на хорька, – за неимением кошки. Кошка ловит мышей и крыс в десять раз лучше хорьков. Но выбери она кошку, её посчитали бы ведьмой.

Все засмеялись.

– Ты судишь как крысолов, а не как ценитель искусств, – сказал тогда ему N.

Как я обрадовался, что это было сказано не про меня! А за Джеймсом с тех пор закрепилось шутливое прозвище «крысолов». К моему удивлению, он на это не обижался…

В тот день я еле дожил до вечера. Я больше не мог бороться с собой. Я хотел предаться отчаянию, погрузиться в него, как в омут, и больше не всплывать. Я раньше времени запер аптеку и уже поднимался наверх, как зазвонил колокольчик. Звонили очень настойчиво. Гадая, кто проявляет такую невежливую настырность, я вернулся и отпер дверь. На пороге стоял человек в дорожном плаще с капюшоном – по виду странник. Я вгляделся. Однако лицо под надвинутым капюшоном оставалось в тени. И я насторожился: если на человеке нет парика…

– Чем могу быть полезен? – спросил я как можно суше.

– Доброго вечера, мистер Кэджи! Я к вам по поручению вашего брата, мистера Лэнгли, – хрипло ответил странник.

Услышав имя Чарльза, я впустил незнакомца в дом – несмотря на отсутствие парика.

– Ха! Аптека Лэнгли и К°! Управляющий Рональд Кэджи! Всё, как предупреждали, – голос вошедшего неожиданно изменился. Но следующие слова он опять произнёс хриплым голосом. – Знаете, мистер Кэджи, я давно не был в Лондоне. Тут многое изменилось… Чарльз поручил мне забрать у вас один плащ.

Меня разобрала досада. Я хотел поскорее отделаться от посетителя и остаться один.

– Какой такой плащ, милейший? Я ничего не знаю. Я не ношу плащи.

– Это старый плащ, мистер Кэджи.

– Тем более – старый плащ. Если такой и был, его давно отдали старьёвщику.

– Но, мистер Кэджи, это не какой-то обычный плащ. Это плащ крысолова. Его когда-то носил ваш дед.

На мгновение я онемел. Этому проходимцу известна семейная тайна, которую я так тщательно оберегал! Не случайно он показался мне таким неприятным!

– Повторяю вам: я ничего не знаю…

Было ясно как дважды два: подозрительный незнакомец мне не поверил. Тогда я решил прибегнуть к иному методу:

– Почему вы решили, что я вдруг отдам вам плащ? Просто так, ни за что?

Я считал, что этот бродяга вряд ли сможет что-то мне предложить. И как это Чарльз мог ему довериться?

– Рон, ты всегда был скрягой!

Голос странника снова неузнаваемо изменился. Он снял капюшон – и весело рассмеялся. Я не поверил глазам:

– Джеймс! Неужели? Откуда? Я тебя не узнал.

– Я старался, друг Рональд.

Мы не виделись тысячу лет – с тех пор, как закончили Оксфорд и компания Джеймса послала его в Китай. Как оказалось, там он познакомился с Чарльзом. Небывалое совпадение!

Я испытал прилив счастья. Я чувствовал: это само провидение! Джеймс по прозвищу Крысолов явился сюда неслучайно. Мой славный, старый друг Джеймс!

Мы сидели перед камином, потягивали пунш и болтали за милую душу. Слово за словом я рассказал Джеймсу всё, что со мной случилось. И пожаловался на крыс.

– Рон! Сколько раз я тебе говорил: крысы – это серьёзно! Разве ты меня слушал? А теперь твоя жизнь в их лапах, – Джеймс рассмеялся. – Они умные звери, Рон, и обучают друг друга. Стоит одной опознать отраву, она сразу сообщит остальным: не трогать! Говорить они не умеют. Они оставляют кучки. Это такой хитроумный способ передавать друг другу крысиные вести. А как, ты сказал, зовут твоего «благодетеля»?

Я назвал имя Дэдфилда. Рон задумался:

– Дэдфилд? Я видел его один раз, но надолго запомнил. Знаешь, кто этот Дэдфилд? Отъявленный негодяй. Он утверждал, что для вивисекции можно использовать живых крыс. И такой подход несложно обосновать. Мол, крысы – это животные, и у них нет души. Согласно Декарту, они действуют как механизмы. А значит, и их ощущения – ощущения механизмов. Если ломать механизм, он тоже может скрипеть и визжать. Но станем ли мы обращать на это внимание? Он ещё улыбался при этом… Тьфу, гадость, – Джеймс сплюнул. – Послушай, ты говоришь: парик… Как он разбогател? Дэдфилд не отличался каким-то особым талантом. И не припомню, чтобы ему грозило большое наследство.

Я пожал плечами. Мне не хотелось думать, как Дэдфилд разбогател. И я не видел особой связи между его отношением к крысам и тем, что он негодяй. Но спорить с Джеймсом мне не хотелось.

– Знаешь, – сказал он вдруг, – я хочу посмотреть на плащ. Прямо сейчас. Пошли.

Джеймс утверждал, что не сможет заснуть, если я не выполню его просьбу. Я не смог ему отказать. Мы забрались на чердак. Там нас одолела пыль: мы чихали, сморкались и проклинали сундук, который пришлось вскрывать без ключа – естественно, ключ был потерян. Когда мы вдвоём с трудом приподняли огромную крышку, Джеймс нырнул в сундук с головой и принялся копаться в каких-то допотопных вещах. Мне казалось, найти среди них что-то определённое попросту невозможно. Я уже с трудом выносил першение в горле, когда Джеймс вдруг закричал:

– Есть! – и вынырнул из сундука, прижимая к груди какую-то старую тряпку. – Есть! – повторил он опять, и его лицо, вымазанное в пыли, засияло от радости.

Мы захлопнули крышку, и я поскорее потянул Джеймса к выходу.

В каминной Джеймс ещё раз чихнул, а потом осторожно, как величайшую драгоценность, расстелил плащ на столе.

Он выцвел, и полинял, и кое-где был залатан, и всё-таки упорно сопротивлялся времени. Видно, его в своё время пропитали каким-то составом. На поблёкшей подкладке различались слова и рисунки.

– Потрясающе, – Джеймс нежно погладил подкладку. – Надо же, сколько им было известно! А вот… – он ткнул пальцем куда-то вниз. – Рон, смотри: это ключ, который тебя спасёт!

Там, куда показывал Джеймс, были вышиты крысы: одна большая, блёклая, сероватого цвета; другая поменьше, чёрная, и третья, меньше двух первых и в серединке пустая. Огонь в камине ещё не погас. Из-за отсветов пламени крысы казались живыми: того и гляди шевельнутся. Но я не понял, как они могут меня спасти.

Джеймс между тем сиял:

– Рон, старина! Послушай! Кажется, мы получили удивительную возможность. Мы не только освободим тебя от неприятностей. Мы утрём Дэдфилду нос. Он у нас будет скрипеть и визжать, как несмазанный механизм! Но для этого, мистер Кэджи, – Джеймс хлопнул меня по плечу, – мне придётся одолжить у тебя парик. До прибытия в Лондон я как-то обходился. Но здесь без парика я чувствую себя так, словно на мне отсутствуют панталоны.

Я думал, Джеймс займётся приготовлением яда. Отнюдь! Он попросил меня показать, где живет Дональд Дэдфилд.

– Да, как ты говорил: старый дом, деревянный. Стоит не очень дорого, и до берега недалеко… Деревянные стены, деревянный чердак. Чёрные крысы гнездятся на чердаках. Им удобнее лазить по деревянным стенам. А другие дома – из камня. Не удивительно, что крысы обжились именно здесь.

Я пытался понять, что Джеймс думает делать.

Джеймс отшучивался:

– Как что? Плащ крысолова у меня уже есть. Дело только за дудкой.

Беспокойство моё нарастало. Мне казалось, что Джеймс ничего не предпринимает. Он усмехался:

– Спокойствие, Рон! Для крысолова главное – внимательно наблюдать.

Потом Джеймс куда-то исчез, оставив меня наедине с тревожными мыслями. Срок, который определил мне Дэдфилд, стремительно истекал.

Джеймс вернулся через четыре дня, ранним дождливым утром.

– Подкинь-ка поленьев, Рон. Мне кажется, твой парик безнадёжно испорчен.

Он пристроил мокрый парик недалеко от камина. И он был на что-то зол. Я решил, что лучше повременить с расспросами. Но Джеймс не стал томить меня ожиданием.

– Знаешь, чем занимается Дэдфилд? С чего он разбогател? – Джеймс со злостью ткнул кочергой в огонь, будто бы только что обнаружил там Дэдфилда. – Он промышляет работорговлей. Хотя чему удивляться? Этот тип утверждал, что крыс можно резать живьём…

Мне тоже никогда не нравились работорговцы, хотя я не видел связи между ними и крысами. Но сообщение Джеймса удивило меня. Я знал, что работорговля приносит серьёзный доход. Предприимчивый Джон Хокинс, который всё это начал, так нажился, что смог принести огромные деньги королевской казне. И королева Елизавета сделала его рыцарем. Однако «наследники» Хокинса последние сто пятьдесят лет строго следили за тем, чтобы никто не перебежал им дорогу.

– Поставка рабов в Новый Свет – дело Гвинейской компании. Разве Дэдфилд имеет к ней отношение?

– Нет. Он не дурак и дорожит своей шкурой. Но торговцы Гвинейской компании вывозят чёрных рабов. Они промышляют в Африке. А Дэдфилд раскинул сети на другом берегу.

Я ахнул:

– Ирландцы? Не может быть!

– В Ирландии голод. Дэдфилд делает вид, что сострадает несчастным. Он даже готов при случае их накормить – если те согласятся превратиться в рабов. Может, в доме Дэдфилда и хранятся любовные письма. Но среди них, я уверен, можно найти бумаги, которые подписали бедолаги-ирландцы.

– Вот негодяй!

И у этого человека такой роскошный парик! Теперь я испытывал к Дэдфилду острую неприязнь, смешанную с отвращением. Значит, Дэдфилд – не просто мошенник. И мало ли что придёт ему в голову, если его рассердить? Я внутренне содрогнулся.

– Ну да ладно, – Джеймс снова пошевелил кочергой в камине. – Тем хуже для него. По отношению к Дэдфилду мы можем не стесняться… Значит, как ты рассказывал, Рон? Что записано у тебя в договоре? Ты обязуешься вывести чёрных крыс? Rattus rattus?

– Да, так и записано. По-латыни.

– Что ж, мы поможем Дэдфилду вывести чёрных крыс. Сделаем это быстро и без всякого яда, – он задиристо рассмеялся. – Только для этого мне надо кое-что раздобыть.

И Джеймс снова исчез. На этот раз я просто не находил себе места. Ночами Дэдфилд являлся мне в виде монстра. Снилось, что он вспарывает мне брюхо…

– Вот, – сказал Джеймс, вернувшись. – Это то, что нам нужно.

В руках у него был ящик. Джеймс ткнул пальцем в щель:

– Посмотри.

– Что это? – я не мог сдержать удивления. – Крысы? И какие огромные! Откуда ты их притащил?..

– Ну, не огромные, – Джеймсу моё удивление доставило удовольствие. Но он решил, что справедливость важнее. – Хотя они и немного крупнее чёрных.

– Ну ты сказал: немного! Да они крупнее в два раза!

Джеймс тщетно пытался быть скромным:

– Это серые крысы. Мне пришлось повозиться, чтобы их отыскать.

– Ты специально искал этих крыс? Да на них смотреть – и то страшно.

– В этих крысах – твоё спасение. Это не rattus rattus. Это rattus norvegicus.

– Ну и что? – Я скривился.

Джеймс рассмеялся.

– Чарльз написал про сильное землетрясение и про бегство крыс из Китая. В Китае, Рон, обитают серые крысы. Они сильней и выносливей чёрных. Если крысам придётся столкнуться, серые вытеснят чёрных. Помяни моё слово, Рон: серые крысы скоро появятся в Лондоне. Но я решил, что мы можем опередить события. И, что, наверное, можно найти серых крыс на каком-нибудь корабле. Я облазил весь порт и оказался прав. Один голландский корабль долго плавал в тёплых морях…

Я потерял дар речи.

– Не веришь? Смотри, – Джеймс опять разложил передо мной старый плащ и ткнул пальцем в вышитых крыс. – Вот большая крыса, а перед ней – поменьше. Знаешь, на что похоже? Будто серая крыса гонит чёрную крысу. Можешь считать это предсказанием странствующих крысоловов. Завтра мы с тобой отправимся к Дэдфилду и выпустим крыс к нему в подпол. Я думаю, серым крысам понравится новая жизнь.

День прошёл в ожидании. Я то и дело смотрел в окно – не начало ли смеркаться. Я сердился на солнце – что оно застревает над крышами и так медленно опускается. Я так сосредоточенно думал про серых крыс, что в руках у меня лопнули целых три склянки. Наконец появился фонарщик и стал зажигать фонари. Сердце моё забилось, ладони сделались влажными. Джеймс накрыл ящик с крысами тряпкой и дал знак выходить.

Не помню, чтобы когда-то я ходил по ночному Лондону. Ночью улицы Лондона живут своей тайной жизнью, которую лучше не знать. Ночью по Лондону бродят воры, подонки и духи. А теперь – и мы с Джеймсом, который тащит ящик с серыми крысами. Крысы возились внутри и мелко топотали. Ночь, хранительница секретов, покровительница тайных дел, колдовала над звуками. Мне казалось, что она превращает крысиное топотание в оглушительный топот. Будто по тёмной улице несётся стадо свиней, и эти звуки тревожат всех её обитателей. А вдруг кто-нибудь посмотрит в окно: что это так грохочет? И опознает нас? И скажет: с чего это Рональд-аптекарь бродит здесь по ночам? Куда это он идёт, без парика и в компании неизвестного человека? И что за ящик они с собой тащат? Не иначе они затеяли тёмное дело!

Но Джеймс, казалось, ничего такого не чувствовал. Он выбирал дорогу подальше от фонарей и сам был похож на тень, которой Ночь оказывала покровительство.

Я даже не сразу понял, что мы подошли к дому Дэдфилда: мы оказались в узком проходе между двумя домами – совсем не с той стороны, где я обычно входил.

– Рон, нам не нужен вход. Нам нужна эта отдушина. Здесь крысы проникнут в подпол, – Джеймс говорил одними губами, но мне казалось, что все – пусть даже их не видно – слышат его слова.

Джеймс приставил ящик к отдушине и стал осторожно выдвигать боковую стенку. Над этой конструкцией ящика он трудился почти два дня. Но «дверь» всё равно заедала. Скрип дерева оглушил меня. Мне казалось: ещё чуть-чуть – и внутри меня что-нибудь разорвётся.

– Ну, крысиное племя! Давай!

Крысы внутри притихли. Джеймс легонько щёлкнул по задней крышке ящика:

– Давай, двигай на новое место, пока я не передумал.

Послышалось тихое шарканье. Потом опять тишина, потом снова что-то двинулось. Опять тишина, потом что-то царапнуло прямо у самой отдушины – и Джеймс кивнул головой: одна крыса выбралась на свободу. Следом за ней перебралась другая.

– Ну, вот и закончилось ваше длинное путешествие. Обживайтесь пока. Я не всегда буду добрым…

Джеймс ещё немного повременил, а потом дал знак уходить.

Мы было двинулись прочь, как вдруг услышали чьи-то шаги. Кто-то шёл по улице по направлению к дому. Мы с Джеймсом вжались в стену. Всё ближе, ближе шаги… Да, прямо к этому дому. И это, судя по звукам, не один человек. Сколько же там людей? Моё сердце так колотилось, что его удары заглушали чужие шаги. Мне казалось, идущие тоже должны его слышать… Поднимаются на крыльцо… Джеймс прижал палец к губам. Мы услышали, как открывается дверь.

– А, это ты, Харон? – я узнал голос Роберта и его похохатыванье. – С уловом? То-то. А ты, скотина, решил убежать? Думал, тебя не отыщут?

Роберт, видимо, что-то сделал – в ответ раздался короткий вскрик.

– Я те поору! Давай, Харон, заводи. Мы сейчас с ним разберёмся.

Глухие всхлипы, шаги, звук захлопнувшейся двери.

Джеймс схватил меня за руку и потянул прочь.

– Джеймс, ты слышал? Те всхлипы? – Мы были уже далеко, и моё дыхание позволило мне выдавить нечто похожее на слова.

– Несколько дней назад Дэдфилд готовил к отправке в Новую Англию партию «свежих» рабов. Я караулил здесь ночью и видел, как их выводили. Там ещё был мальчишка. Лет двенадцать-тринадцать. Он очень сильно плакал. Думаю, его продали, не спрашивая согласия. Видно, он пытался бежать.

Больше до самого дома мы с Джеймсом не говорили.

Прошло какое-то время. И Джеймс решил, что серые крысы выполнили работу. Теперь, по его представлениям, я мог потребовать вознаграждение.

Это не я, а Дэдфилд придумал подписывать договор. До сих пор мошенник обводил вокруг пальца тех, кого он якобы нанимал для выведения крыс. Теперь же ему придётся смириться с новыми обстоятельствами: на этот раз обдурили его. А если Дэдфилд не исполнит своих обещаний, я могу обратиться в суд. Представители правосудия – как бы они ни старались – не обнаружат в доме ни одной чёрной крысы. Должны же мы как-то наказать негодяя. Не всё ему жировать!

И я опять отправился в злополучный дом Дональда Дэдфилда. Джеймс сказал, что будет прогуливаться неподалёку. Если я через час не выйду из дома, он вмешается и позовёт на помощь.

Тем не менее сердце моё переселилось в горло. А ладони сделались влажными. Вот сейчас дверь откроет ужасный Харон и тут же захлопнет у меня перед носом. Что в этом случае делать? Я пытался придумать какое-нибудь решение, но моё буйное воображение неожиданно мне отказало.

К моему удивлению, дверь открыл не Харон, а тощий рыжий мальчишка. На щеке у него был шрам. Я почему-то решил, что это – «тот самый», беглый, и испытал прилив жалости. Харон появился мгновением позже, влепил мальчишке затрещину и сделал попытку захлопнуть дверь. Но мысль о мальчишке вдруг придала мне храбрости. Я сделал шаг вперёд, не давая двери закрыться.

– Мистер Дэдфилд мне должен. Он подписал договор. И я не хочу до поры требовать долг через суд, – сказал я как можно спокойней.

Не знаю, что именно произвело впечатление на Харона: мой тон, слово «договор» или то, что его мистер Дэдфилд оказался кому-то должен. Но он пропустил меня внутрь.

– Скажи своему хозяину, что я пришёл за деньгами.

Харон ушёл, оставив меня у двери. Мальчишка топтался тут же.

– Ирландец? Как твоё имя?

В глазах мальчишки мелькнул испуг, он попятился от меня – словно я могу его укусить.

– Я тебе ничего не сделаю…

Я не договорил. Возвратился Харон, и я понял: надо идти за ним.

На этот раз Дэдфилд был в другом парике – не с такими длинными локонами. И камзол на нем был другой. И от его деланого радушия, с которым он обычно обращался ко мне, не осталось следа.

– Вы… мистер Кэджи… Как вы осмелились здесь появиться? – процедил он сквозь зубы. – Осторожность вам изменила.

Пламя в камине дёрнулось. На стене шевельнулась тень. Я почувствовал движение у себя за спиной и покрылся мурашками. Но изменения в облике Дональда Дэдфилда помогли мне собраться с духом:

– На улице перед домом меня ждёт человек. Если я не выйду отсюда через час, он приведёт с собой стражей порядка.

Губы Дэдфилда искривились:

– Вы хорошо подготовились, – он поправил перчатку своим обычным движением, и я почувствовал: Харон у меня за спиной сделал шаг назад.

– Я беру пример с вас, мистер Дэдфилд. Вы не окончили Оксфорд и путаете Парацельса с Гарвеем. Но вашей хватке, остроумию и предприимчивости, с которыми вы ведёте дела, можно лишь позавидовать. Я завидую, мистер Дэдфилд. Немного найдётся людей, которые в силах вам подражать, – я чувствовал, что сумел его уязвить. И это дало мне ощущение превосходства. Я вдруг перестал слышать своё сердце и биение пульса в ушах. Внутри у меня разлилось спокойствие, я почувствовал себя сильным.

– Что вам надо? – сквозь зубы спросил мистер Дэдфилд.

– Странно, что вы – и спрашиваете об этом! Разве мы с вами не подписывали договор?

– Вы подписались вывести крыс…

– Не просто крыс, мистер Дэдфилд. Мы вместе внесли уточнение: я взял на себя обязательство вывести rattus rattus. И я гарантирую вам, что rattus rattus, а именно чёрные крысы, уже никогда не появятся в вашем доме. Ни-ког-да, мистер Дэдфилд. Я готов подтвердить этот факт в любом суде под присягой.

– Ты… жалкий крысолов…

Странно, но это обидное прозвище не смутило меня:

– Я хочу получить обещанное вознаграждение. Что касается стоимости испорченного камзола… Должен признать, тот, который на вас, выглядит чуть скромнее… Вы можете вычесть его из обещанной суммы. Всё равно, как мне помнится, сумма эта довольно большая.

Мистер Дэдфилд скрипнул зубами:

– Я выпишу вам чек.

– Нет, мистер Дэдфилд. Это меня не устроит. Вы занимаетесь довольно рискованным делом. Вы отправляете свой товар в Новый свет. А вдруг он испортится до конца путешествия? Вдруг корабль утонет? Всякое может случиться. Так что я не хочу рисковать. Хотя и могу допустить, что у вас сейчас нет наличных, – слова лились из меня потоком, я владел ситуацией и упивался собственной храбростью. У меня вдруг возникла неожиданная идея. – Поэтому вместо вознаграждения я готов взять мальчишку.

– Какого ещё мальчишку?

– Того, у которого шрам. Насколько я понимаю, вы всё равно собирались его продать. И он случайно у вас задержался. Я обещаю никому не рассказывать, где приобрёл слугу. Но вместе с ним вы должны отдать мне его бумагу. Ту, где стоит его подпись. Где он отдаёт свободу. Вы ведь поняли, мистер Дэдфилд, что я хочу сказать? – я был настолько смел, что позволил себе быть вежливым. Я был вежлив, честное слово!

И Дэдфилд – представьте – не стал возражать. В своей привычной манере он сделал Харону знак, тот исчез, но довольно быстро возвратился с бумагой. Дэдфилд кивнул в мою сторону, Харон протянул мне бумагу.

– Убирайтесь.

– А где мальчишка?

Дэдфилд снова кивнул на Харона: мол, тот всё устроит.

– Убирайтесь. Надеюсь, я больше не увижу вашу учёную рожу.

– Это я вас терплю, мистер Дэдфилд, – как же приятно быть вежливым! – А по поводу будущих встреч – не надо зарекаться. Я беру в аптеку нового человека. Он в ближайшее время займётся приготовлением ядов. Их можно будет использовать для выведения крыс. Серых крыс, мистер Дэдфилд. По-латыни – rattus norvegicus. Вы ведь наверняка захотите от них избавиться.

– Дэдфилд назвал тебя крысоловом? Ты пожертвовал вознаграждением ради свободы мальчишки? – Джеймс пришёл в полный восторг от моего рассказа.

В результате мне стало казаться, что жизнь – забавная штука. В конце концов, я могу пока не жениться. Да и мода на парики – она же не будет вечной? А то, что мой дед в прошлом веке зарабатывал хлеб ловлей крыс… Это уже история! Зато он сумел дать сыну образование. А потом и я, его внук, получил учёную степень. Не знай я латыни, как обернулось бы дело?

– Джеймс, а кем был твой дед? Он имел отношение к медицине?

– Ну… в конце жизни он стал хирургом. (Мне показалось, что Джеймс смутился.) Ты ж понимаешь, что это значит – хирургия столетней давности?

Я кивнул:

– Отсечение повреждённых конечностей.

– Ну так вот… В этом деле он был очень искусен. А искусность как обретается? Через практику, так? У деда была богатая практика. – Джеймс чуть-чуть помолчал. – До того как назваться хирургом, он долго служил палачом.