Не смотри в глаза пророку Кулаков Сергей
Обнадеживающее начало.
Егор помог девушке снять тренч.
– Что будешь пить? – вступил он в роль хозяина.
– А что есть?
– Все, что требуется.
– Тогда немного красного.
Егор отметил ее последовательность и направился к барной стойке в глубине холла.
– Проходи, – крикнул он. – Устраивайся, где тебе удобно. Я сейчас.
– Хорошо, – откликнулась девушка, медленно поворачиваясь и осматриваясь.
Жилище, надо сказать, было оклеено, обито и обставлено не скупясь. Во всяком случае, Егор точно знал, что ни в чем не отступил от современных канонов, и если на сегодняшний день он и был в чем-то уверен, так это в безукоризненности дизайна своей «берлоги».
– Французское, испанское? – спросил он, подглядывая за Жанной из-за стойки.
– Все равно, – отозвалась она.
Егор отметил, что девушка, кажется, не в восторге от его хай-тека. Она подхватила на руки кошку Асю и тут же уселась с ней в первое попавшееся кресло.
«Во всяком случае, она не требует, чтобы я показывал ей картины, – подумал Егор. – И то хорошо».
Картины у него имелись – купленные по случаю, тенденциозные и крикливые творения современных живописцев из плеяды «подающих надежды». Егор, купивший эти картины по совету своих великосветских друзей, не очень-то их любил и, недолго думая, украсил ими коридор между холлом и спальней, где был полумрак и где при желании можно было попросту не обращать на них внимания. Пожелай гостья увидеть их, он с готовностью предоставил бы ей эту возможность. Но она не пожелала, а он дал себе слово не торопиться.
– Вот и вино, – сказал Егор, вручая девушке бокал.
Она поблагодарила хозяина квартиры, едва пригубила бокал и поставила его на столик, не переставая гладить кошку.
Егор глазам своим не верил: Ася, белоснежная, злющая ангорка, которая терпеть не могла гостей, особенно тех, от которых пахло духами и пудрой, лежала у нее на коленях, мурлыча и жмуря глаза, как котенок.
Егор сел напротив них.
– Ты ее совершенно покорила, – сказал он. – Первый раз вижу, чтобы она так долго не сходила с чужих рук.
– Я люблю кошек, – отозвалась Жанна.
Она всей ладонью, до кончиков пальцев, проводила по голове и спине кошки, и та в ответ издавала долгий нутряной звук: «Ррр… ррр…»
– А кошки, похоже, любят тебя, – засмеялся Егор.
– Да, – согласилась Жанна. – Любят.
Она сидела очень грациозно, сведя колени скрещенных ног в одну сторону и отклонившись в другую, и было видно, что эта поза вполне для нее естественна, что она не рисуется, как многие, а просто ей так удобно. Кошку она взяла не для того, чтобы заслужить симпатию хозяина, а потому что и в самом деле любила кошек и знала, как с ними обращаться.
– У вас одинаковые глаза, – сказал Егор.
– Да, – равнодушно отозвалась Жанна.
Горин почувствовал, что надо что-то делать. Иначе она так и просидит с кошкой в руках.
– Ты хотела видеть картины, – напомнил он.
– Да, – она огляделась. – Только я их не вижу.
– Они вон там, – указал Егор в сторону спальни. – Если ты сможешь на несколько минут разлучиться с Асей, я тебе их покажу.
– Это будет непросто, – улыбнулась Жанна.
Она осторожно сняла кошку с колен, поднялась и посадила ее на свое место. Разомлевшая Ася потянулась и выгнула спину, показывая когти.
– Не знаю, правда, понравятся ли они тебе, – проговорил Егор, оборачиваясь к Жанне.
Он включил свет в коридоре. Из стен выступили полотна, жеманно-яркие и уродливые, как трупы.
– Это полотно известного московского художника, – указал Егор на одну картину. – Рябинкин, слыхала?
Жанна помотала головой. Егор видел, что она в ужасе. Он растерялся, но, не зная, что предпринять, продолжил экскурсию.
– А это Сокольский, – беспомощно ткнул он пальцем в следующий холст. – Не знаешь такого?
Она указала на дверь спальни.
– А там что?
«Спокойно, – сказал себе Егор. – Только не суетись».
– Там я сплю, – скромно отозвался он о предмете своей самой большой гордости.
– Можно посмотреть?
– Конечно. – Он открыл дверь. – Прошу.
В глубине спальни горел ночник, в окна вливался свет луны, и этого освещения было достаточно, чтобы разглядеть огромную кровать, зеркальный потолок над нею и пару статуэток в половину человеческого роста. Этими статуэтками, метафорически изображающими плотскую любовь, Егор особенно гордился. Но сейчас он был рад, что темно и их почти не видно.
Жанна, не обратив внимания на статуэтки, направилась к окну. Оно здесь занимало весь угол и, переделанное по заказу Егора, тянулось от потолка до пола, имея внизу только бордюр в десять сантиметров высотой. Когда кто-нибудь подходил к нему вплотную, он невольно вскрикивал и отшатывался. Сорок пятый этаж давал ощущение бездонной пропасти, ничем, кроме невидимой преграды стекла, не огороженной. Барышни, придя в себя, были в восхищении и тут же спешили перенести свои восторги на стоящее рядом ложе.
«Все идет по плану, – сказал себе Егор. – Еще немного терпения…»
Он сделал вслед за Жанной несколько шагов и остановился, глядя на ее чеканно очерченный силуэт.
Ничего не подозревая, она подходила к окну. Егор знал, что ничего не будет, пока она не посмотрит вниз. И как только ей в лицо бросится головокружительный провал с крошечными точками огней внизу, она потеряет все свое самообладание и захочет найти надежную опору. А какая опора может быть надежней его плеча?
Вот Жанна сделала последний шаг и встала у самого окна. Егор напрягся, готовясь прийти к ней на помощь. Ночью этот эффект края пропасти еще сильнее.
– Ты где? – услышал он спокойный призыв.
Горин едва не застонал от разочарования. Это просто непостижимо. Хоть бы голос изменился.
– Здесь, – сказал он, быстро подошел к девушке и замер за ее спиной.
– Стань рядом, – попросила она.
Он повиновался.
– Красиво, – сказала Жанна. – Как на облаке.
– Да, – согласился Егор.
Вдаль и вширь расходились бесчисленные огни, красные и желтые, белые и голубые. Вверху лежало темное небо с яркой полной луной. В комнату, обитую толстыми звукоизолирующими панелями, не проникало ни единого звука. Казалось, они действительно парят на облаке, став частью этого неба и этого света. Они молчали и смотрели на спящий город – такой огромный и такой уязвимый – с какой-то ласковой снисходительностью, как смотрят, должно быть, боги из своей недосягаемой вышины. И впервые с пронзительной ясностью Егор подумал о том, что все это когда-нибудь кончится.
Жанна не двигалась. Казалось, она чего-то ждет.
«Пора», – подбодрил себя Егор.
Он протянул руку и обвил талию девушки.
Ничего не говоря, она сняла с себя его руку, но не отпустила ее, а сжала в ладонях.
– И что дальше? – спросил Егор.
Она подняла к нему молочно-белое лицо.
– Скажи, Егор, а ты вправду меня разыграл?
Он удивился.
– Ты о чем?
– Там, на выставке, – шепнула она.
Глаза девушки неотрывно смотрели ему в лицо, точно она хотела загипнотизировать Егора.
Ему сделалось не по себе. Охотнее всего Горин сейчас вернулся бы в гостиную, но Жанна ждала ответа.
– Да… – сказал он. – Наверное. Не помню.
– А ты вспомни.
Почему это было для нее так важно, Егор не успел спросить. Перед ним внезапно возник длинный серый коридор. Он уже был не рисованный, а настоящий, с большими длинными окнами, поднятыми высоко над полом, с решетками на них и рыжим линолеумом под ногами. Егор неслышно ступал по этому линолеуму, и внутри у него подымалось знакомое тошнотворное чувство. Он знал, что вот та дверь сейчас откроется и он окажется в маленьком пустом предбаннике. А затем его втолкнут в комнату, где будет сидеть страшный дядя с желтыми глазами и протягивать к нему серебристый ободок с витой блестящей проволокой.
– Не-ет, – замычал, мотая головой, Егор. – Не-ет! Я не хочу!
Перед его глазами вдруг завертелись калейдоскопом разноцветные огни. Они обещали спасение, но из них властно выплыло сердитое лицо с желтыми глазами и надвинулось на него, молчаливо, но гневно чего-то требуя. Голову словно пронзило электрическим током, и Егор застонал, испытывая боль и наслаждение одновременно. Ему показалось, что он летит в пропасть, огни становятся все дальше и дальше, а раскрытая немая пасть догоняет его и тянется к нему оскаленными зубами. Он страшно вскрикнул, дернулся – и спасительная губчатая чернота поглотила его и избавила от дальнейших мучений.
Любопытные подробности
Зазвонил телефон. Рита посмотрела на дисплей: Вировойша.
Она поморщилась, подождала еще немного и взяла трубку.
– Старший лейтенант Чернова.
– Зайдите, – сказал Вировойша вместо приветствия.
– Есть, товарищ майор, – приглушенным голосом, точно опасаясь кого-то, сказала она.
Толик Голованов, сосед по кабинету, покачал головой.
– Нарвешься, Ритка. Он мстительный.
– Я знаю, – беспечно сказала она. – Я сама такая.
Вировойша сидел за столом, он был хмур, и Рита с первого взгляда поняла, что дела плохи.
– Был у Цилиндра? – спросила она, без приглашения садясь за стол.
Вировойша поджал губы.
– Извольте обращаться по форме, товарищ старший лейтенант.
– Есть, товарищ майор.
Рита и не подумала обижаться. Этим она уже переболела и теперь испытывала только любопытство, глядя на красивое изможденное лицо начальника. Еще бы не быть ему изможденным! Дело, в котором Вировойша хотел блестяще отличиться, с первых же дней встало намертво, и, как ни билась вся группа, не было никаких сколько-нибудь значимых результатов. Прошло больше месяца; Цилиндр, тыча пальцем вверх, требовал предъявить ему хоть кого-то, похожего на преступника, или труп сторожа, но все его требования пока только требованиями и оставались.
Вировойша, как ни крепок был, поник, потемнел и похудел и всерьез опасался за свою карьеру. Рита и та порой испытывала к нему чисто материнскую жалость. Это было новое и не неприятное чувство, и она с интересом к нему прислушивалась, понимая, что перешла на какой-то новый уровень, дотоле ей неизвестный.
Однако же гроза нависала и над ней, и надо было срочно ее отводить.
– Что у вас? – спросил Вировойша, глядя куда-то вбок, как будто у него болела шея. – Только прошу коротко и по существу.
– Есть коротко и по существу, – снова не обиделась Рита. – Товарищ майор, я нашла человека, который работал у Никитина.
– Что? – воскликнул Вировойша. – И ты только сейчас мне об этом говоришь?
Забывшись, он перешел на «ты», чему Рита тут же улыбнулась в душе.
– Но я только вчера все выяснила, – невинно глядя измученному майору в глаза, сказала Рита. – Вот хотела все подготовить и доложить.
– Докладывайте, – потребовал Вировойша.
– Человек, которого мне удалось разыскать, был помощником профессора Никитина, – неторопливо начала Рита. – Его зовут Меньшов Леонид Николаевич. В начале восьмидесятых он входил в группу Никитина. Кандидат наук. Многообещающий молодой ученый, он должен был сделать громкую научную карьеру. Но потом что-то случилось с психикой, он долго лечился, одно время числился среди умерших, в девяностые годы обнаружился среди московских бомжей, снова пропал, лежал в психушке… Словом, жалкая история.
– Дальше, дальше – поторопил Вировойша.
– Сейчас он проживает в деревне Озерки, недалеко от Москвы. Я едва сумела выйти на его след. Ведь кроме него, никто из участников эксперимента не выжил. Сам Никитин, как вы знаете, уехал за границу, и там его след потерялся; одна из его ассистенток умерла, медсестры тоже, хотя вряд ли медсестры могли бы рассказать что-то стоящее.
– Это все мне уже известно. Давайте про Меньшова.
– Есть про Меньшова, – подчинилась Рита. – Сейчас он живет в деревне, в домике, похожем на сарай, один, даже собаки нет. Что-то сажает на грядках, с соседями почти не знается. Они считают его немного тронутым, но, как мне показалось, относятся хорошо. Одна женщина, такая симпатичная, нестарая еще, даже намекнула, что взяла бы его к себе, какой-никакой, а мужик. Но только он намеков не понимает, и ей страшновато: вдруг подожжет чего…
– Ты это нарочно? – из последних сил сдерживаясь, спросил Вировойша.
– Но вы же сказали – про Меньшова, – удивилась Рита.
У Вировойши заходили желваки.
– Чернова, не валяй ваньку! Я сказал: по существу. Вот и давай по существу.
– Есть, – сдалась Рита. – Кстати, Меньшов сейчас не Меньшов, а Лазарев.
– То есть?
– В девяностых, когда он бомжевал после того, как бандиты отобрали у него квартиру, он потерял все свои документы. Возможно, их использовали те же бандиты. Но это неважно, – глядя на темнеющее лицо Вировойши, мигнула Рита. – Дело в том, что у него одно время была потеря памяти, и кто-то выдал ему новые документы на фамилию Лазарев. В общем, темная история, в ней надо еще разобраться.
– Разберемся, – буркнул Вировойша, взглядом поторапливая подчиненную. – В другой раз.
Рита кивнула.
– Ну да. Так вот, я думала, что мне никогда не удастся отыскать Меньшова. Но я на всякий случай закинула его биометрические данные в компьютер, и он позавчера выдал мне Лазарева. Я сначала не поверила, думала, ошибка. Внешне фото Меньшова и Лазарева совершенно не похожи. Там – молодой приятный мужчина, тут какой-то страшный дядька, обрюзгший, лысый…
В этот момент Рита невольно глянула на лоб Вировойши, где две глубокие залысины предвещали скорую катастрофу.
Тот перехватил ее взгляд и покраснел. Намечавшаяся плешь доставляла ему массу огорчений. Как все писаные красавцы, он трепетно относился к своей внешности, и всякий ущерб, наносимый ей природой, оставлял глубокую зарубку на его сердце – сердце сухого и в общем-то заурядного служаки.
Рите снова стало его жалко.
– Я поехала в Озерки, чтобы на месте провести идентификацию, – деловито продолжила она, преданно глядя в глаза Вировойши. – Да, Лазарев оказался Меньшовым. Более того, он сам подтвердил это. Правда, не сразу. Он вообще не хотел разговаривать, даже в дом не пускал. Но я сказала, что я журналистка, пишу статью о профессоре Никитине и его экспериментах, и он оттаял. Даже рассказал кой-какие подробности, которых нет в досье.
– Любопытно, – пробормотал Вировойша.
– Да, товарищ майор, любопытно, – кивнула Рита. – Оказывается, наш профессор действительно гений. Он разработал особую методу стимуляции головного мозга, при которой человек, обладающий определенными способностями, начинает угадывать будущее.
– Вопрос: где таких людей взять? – усмехнулся Вировойша.
– Вот! – торжествующе сказала Рита. – Никитин разработал специальный тест, который позволял выявить у детей паранормальные способности. В частности, его интересовали дети, имеющие склонности к ясновидению. Он объездил массу интернатов.
– Почему именно интернатов?
– Ну, – замялась Рита, – эксперимент был довольно опасным. Не исключалась вероятность летального исхода. Поэтому специально отбирались сироты или те, от кого отказались родители.
– Понятно, – кивнул Вировойша. – Продолжай.
– Никитин собрал группу из восьми детей шести-семи лет. Ему был выделен специальный корпус на базе зоны отдыха КГБ, придан штат медсестер и воспитателей. Девочки, которых было три, жили отдельно от мальчиков. По словам Меньшова, дети содержались очень строго. Это и понятно: эксперимент был очень важный, поэтому детям необходим был особый уход.
– Это мы уже знаем, – снова не сдержал нетерпения Вировойша. – Ближе к сути.
Рита почувствовала досаду. На себя. Кого она вздумала жалеть? Этого себялюбца? Да ему никакие чувства, кроме желания отличиться по службе, неведомы. С какой же стати она должна награждать его своим сочувствием – тем, что он все равно никогда не оценит?
– Эксперименты шли успешно, – сухо продолжила она. – По словам Меньшова, методика Никитина приносила удивительные результаты. Дети начинали буквально видеть то, что должно было произойти в ближайшем будущем, то есть через несколько секунд. Но учитывая, что они были малы, годам к пятнадцати-двадцати они должны были предвидеть события на дни, а может быть, месяцы и годы вперед.
– Наивные мечтания, – криво улыбнулся Вировойша.
– Так думали многие, – кивнула Рита. – Эксперимент Никитина все время подвергался нападкам. А когда из-за приступа менингита умер один ребенок, эксперимент в спешном порядке свернули. Никитин пытался оправдаться, но уже начались новые времена, всем стало не до того, и о нем и его эксперименте скоро забыли.
Вировойша помолчал.
– Это все, что вы узнали от Меньшова? – спросил он.
Его вспыхнувший было интерес угасал, что и означило возврат к уставному обращению.
– Нет, – ответила Рита. – Не все.
– Чего же вы тянете? – рассердился Вировойша. – Не на свидании.
Рита вспыхнула.
– Кажется, свидания больше по вашей части, товарищ майор, – выпалила она.
Она ожидала чего угодно, но только не самодовольной улыбки, которая расплылась по лицу Вировойши. Рита запоздало поняла, что, желая уязвить, польстила ему самым лучшим образом, и от этого разозлилась еще больше.
«Павлин, – подумала она. – Павлин и пошляк. Глядеть противно. А на людях строит из себя святошу».
– Рита, давай без истерик, – по-товарищески сказал Вировойша. – Ты же понимаешь, как Цилиндр дерет с меня шкуру. Второй месяц пошел, а мы по нулям.
Товарищеский тон подействовал. Рита как-то сразу успокоилась, позволив себе в него поверить, и поняла, что конфликтовать ей вовсе не хотелось. Все-таки делали они одно дело, а Вировойша, как ни пытался сохранить лицо, выглядел неважно. Тут ее женский взгляд обмануть было трудно.
– У тебя тоже? – спросила она.
Вировойша махнул рукой.
– Полный завал.
– А ребята?
– Сторож пропал, как сквозь землю провалился. И никаких следов или свидетелей, Ивакин уже не знает, куда кинуться. Сергеев тоже ничего путного не раскопал. Похоже, и его обезьяны, и мой индуктор – ложный след. Я думал, может, ты чего нароешь по своим деткам? Будет хоть какая зацепка. Но, похоже, и тут глухо.
– Меньшов видел Никитина, – сообщила Рита нарочито равнодушно.
Вировойша непонимающе уставился на нее.
– Год назад, – уточнила Рита, наблюдая, как у него снова загораются глаза.
– Где? – осторожно спросил Вировойша.
– В Москве.
– То есть… Никитин никуда не пропадал? Он здесь?
Рита пожала плечами.
– Точно сказать нельзя, где он сейчас. Да и показания Меньшова не слишком убедительны.
– Да, – спохватился Вировойша. – Если он лечился в психушке, то это не самый надежный свидетель. При каких обстоятельствах, кстати, он видел Никитина?
– Говорит, на улице.
– Ах, на улице, – кивнул Вировойша. – Понятно. Может, видел, может, нет.
Он надул щеки и разочарованно выдохнул.
– Знаешь, Юра, Меньшов хоть и несчастный человек, – задумчиво сказала Рита, – но он мыслит логично и четко. Его жизнь в деревне – это просто бегство от мира. Но рассудок он не потерял, это точно.
– Ты это к чему?
– Он видел Никитина, товарищ майор, – сказала Рита. – Он не ошибся.
– Допустим, – согласился Вировойша. – Что это нам дает?
– Зацепку.
– Какую зацепку?
– Ту, о которой ты говорил.
– Поясни подробнее.
Рита придвинулась ближе, сложив перед собой руки и устроив на них груди. То, что туда тут же устремился взгляд Вировойши, она постаралась не заметить.
– Допустим, Никитин действительно находится в России, или даже в Москве. В таком случае правомерен будет вопрос: а чем он здесь занимается?
– И чем же? – спросил Вировойша.
– Зная Никитина, – не замечая насмешки, продолжила Рита, – можно предположить, что он решил возобновить свой старый эксперимент. Нашел спонсора среди богатых заинтересованных людей и приступил к делу…
– Почему у нас? – перебил Вировойша. – Что он, за рубежом не мог найти спонсора?
– Кто знает, – пожала плечами Рита. – Возможно, там ему было сложнее адаптироваться. Ученые – люди со странностями. А возможно, сюда его пригласили.
– Да, – кивнул Вировойша. – Пока складывается. И детишек у нас безнадзорных пруд пруди…
– Я думаю, ему не нужны детишки, – заметила Рита.
– Тогда в чем смысл эксперимента? – спросил Вировойша. – Разве он не с детьми работал?
– Вот именно, – сказала Рита. – С детьми он уже работал. И теперь, возможно, хочет поработать со взрослыми.
– С какими взрослыми? – разозлился Вировойша. – Ты меня совсем запутала.
– С теми, – спокойно ответила Рита, – с кем он уже работал.
– А! – дошло до Вировойши. – То есть с теми своими…
– Ну да. А зачем ему начинать все сначала, когда есть готовые кандидаты?
– Верно! – воскликнул Вировойша. – И досье на них из архива для этого похитили. Вот черт!
Он откинулся на спинку кресла и некоторое время смотрел мимо Риты, что-то усиленно соображая.
– Подожди, – сказал он. – Но ты же говорила, что почти все участники эксперимента умерли.
– Почти все, – уточнила Рита. – Но кое-кто остался.
– Кто же?
Рита выдвинула из-под рук папку.
– До недавнего времени в живых оставались только трое из восьми детей. Остальные умерли в основном от проблем с головным мозгом или психикой.
– Кто остался-то? – поторопил Чернову Вировойша.
– Так, – раскрыла папку Рита, хотя прекрасно помнила все наизусть. Но вид отпечатанных листов, она знала по себе, действует убедительнее любых слов. – Стасов Леонид Иванович. Художник. Погиб две недели назад.
– То есть как погиб? – опешил Вировойша. – Убили?
– Нет, – покачала головой Рита. – Выбросился из окна своей мастерской.
– Точно?
– Точно. Да и какой смысл был бы его убивать, если он нужен Никитину живым?
– Логично, – согласился Вировойша. – Но все-таки странно. Только пропали досье, и вдруг погибает один из тех, чьи данные в этих досье содержатся. Разве это не странно?
– Странно, – кивнула Рита. – Но это еще далеко не все странности.
– Давай дальше, – распорядился Вировойша.
Он порозовел и даже как будто помолодел.
Рита склонилась над бумагами.
– Вторая – Софья Майская, профессиональная гадалка.
– Майская – это псевдоним?