Голицыны. Главные помещики Демидова Анна

После смерти не имевшего детей князя Голицына по завещанию его душеприказчиками были назначены двоюродные братья: Александр Михайлович и Михаил Михайлович Голицыны, которым вменялось исполнить его волю – учредить в Москве больницу. На ее строительство и содержание среди прочего Дмитрий Михайлович назначил 850 тысяч рублей, доходы с двух вотчин, в которых числилось две тысячи душ крестьян, и свою картинную галерею «со многими домашними вещами».

В завещании Д. М. Голицына особо отмечалось: «Повелеваю отдать двоюродному брату моему господину обер-камергеру князю Александру Михайловичу Голицыну […] все мои картины, эстампы и рисунки, большие порцелиновые вазы, бронзою оправленные, две поясные, мраморные статуи и сверх того золотую с синею финифтью и с портретом государыни императрицы табакерку, осыпанную бриллиантами, прося его сиятельство принять сей малый дар в знак моей к нему дружбы и истинного почтения» (И. И. Сейделер, «Московская Голицынская больница в ряду европейских больниц». М., 1865).

Больница была построена в 1796–1802 годах, возведением ее руководил Александр Михайлович Голицын (он же стал первым ее директором), архитектором был Матвей Казаков. Голицынская больница открылась в 1802 году, в день памяти святой равноапостольной Марии Магдалины – покровительницы императрицы Марии Федоровны, которая принимала деятельнейшее участие в больничном строительстве. С 1803 года в больнице стали принимать пациентов бесплатно. При больнице была устроена богадельня для неизлечимо больных, родильный приют, создана фельдшерская школа для детей крепостных, а также аптека, услугами которой пользовались все москвичи. В больнице были открыты первые в России костоправное и глазное отделения. В больничном ведении находились оранжерея, парк (сейчас это большая часть Парка культуры и отдыха, доходящая до Москвы-реки), пруды, художественная галерея. (В 1833 году рядом с Голицынской в Москве открылась первая больница, подчинявшаяся непосредственно городским властям. Ее также по праву можно называть Голицынской, поскольку ее основал московский губернатор Дмитрий Владимирович Голицын. В 1919 году Первая градская и Голицынская больницы слились.) В центре больницы была устроена больничная церковь в честь царевича Дмитрия. В склепе больничного храма и был погребен Дмитрий Михайлович Голицын (туда по желанию родных и с высочайшего соизволения в 1802 году его прах был перевезен с виллы Предигштуль, близ Вены, где он был первоначально похоронен). Над могилой двоюродного брата А. М. Голицын соорудил композицию с аллегорическими фигурами Щедрости и Веры и бюстом самого князя Д. М. Голицына. В 1814 году больницу посетили Г. Р. Державин и В. Л. Пушкин. Поклонившись мраморному бюсту Дмитрия Михайловича, Державин сказал: «Таких благодетелей и в мраморе надо почитать и им поклоняться».

Дмитрий Алексеевич Голицын
(1734–1803)

Русский дипломат, полковник, действительный тайный советник, камергер, посол, химик, минералог, вулканолог – это все один выдающийся человек, представитель третьей ветви князей Голицыных (Алексеевичи), внук княгини Анастасии Петровны Голицыной (урожденной княжны Прозоровской, члена учрежденного Петром I Всешутейшего собора), сын поручика Бутырского полка князя Алексея Ивановича Голицына (1707–1739) и княжны Дарьи Васильевны Гагариной (1708–1774) Дмитрий Алексеевич Голицын.

Как и его братья, Дмитрий Голицын обучался в Кадетском корпусе, потом продолжил образование в германских университетах, где изучал преимущественно физико-математические науки. Сначала, по обычаю того времени, князь Голицын числился на военной службе в Измайловском полку (в 1757 году в чине капитана его командировали во французскую армию), а потом он перешел на дипломатическую службу, которую начал в Париже в 1760 году при временно замещавшем место посланника князе Д. М. Голицыне (1721–1793). В 1762–1763 годах в звании советника посольства, получив назначение от Петра III, Голицын был поверенным в делах во Франции, а в октябре 1763 года уже Екатерина II назначила двадцатишестилетнего князя Голицына полномочным министром при Версальском дворе в звании камер-юнкера (возможно, назначение было связано с тем, что родной брат Д. А. Голицына Петр, капитан Измайловского полка, был активным участником переворота 1762 года, приведшего Екатерину на трон).

Во время службы в Париже Голицыну в основном приходилось заниматься польским вопросом, осложнявшим отношения между Францией и Россией. Еще одной важной стороной его деятельности было укрепление культурных связей между двумя странами. В своих частных донесениях Екатерине II Д. А. Голицын знакомил ее с различными явлениями общественной и умственной жизни Франции, в частности именно он предложил кандидатуру скульптора Этьена Фальконе для создания в Санкт-Петербурге памятника Петру I. Через князя Голицына русская императрица вела переговоры о перенесении издания «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера в один из городов России, после того как французские власти запретили печатание у себя новых томов. При посредничестве молодого посланника Екатерина II приобрела собрание книг нуждавшегося в деньгах Дидро, а сам он был назначен пожизненно ее библиотекарем. Голицын был сторонником заключения торгового договора с Францией и в донесении от 13 апреля 1766 года доказывал императрице, что «договор не может не авантажен быть для империи Вашего Величества, поелику Россия беспрестанно нужду имеет во французских товарах, которые генерально почти дешевле других европейских». Екатерина ответила: «Хотя бы всех не было». Но, будучи противницей ввоза французских товаров, она была не прочь переманить к себе представителей французской промышленности и поручила Голицыну склонять французских протестантов к переселению в Россию. Это давало повод к неприятным объяснениям с французским правительством. Недоразумения вызывались и отказом Версальского двора давать русской императрице титул Votre Majeste Imperiale под предлогом того, что приложение какого бы то ни было эпитета к словам Votre Majeste («Ваше Величество») противоречит правилам французского языка. На донесении об этом Голицына от 28 апреля 1766 года Екатерина II написала: «Противу же регулярного языка и протокола российского принимать грамоты без надлежащей титулатуры». В результате споров Голицыну в августе 1767 года было велено «выехать из Парижа без аудиенции», передав управление миссии советнику. Однако он так привык к парижской жизни, что не мог расстаться с Францией и в ноябре испросил разрешения остаться за границей для продолжения своего образования. Однако ни его прямое начальство, ни императрица, к которой Голицын обращался через Фальконе, не дали ему этой возможности (Екатерина II выразила мнение, что он найдет случай употребить с пользой свои таланты в отечестве).

Во время пребывания в России Дмитрий Алексеевич получил звание действительного камергера и чин тайного советника. В августе князь 1769 года Голицын был назначен «полномочным и чрезвычайным министром при Генеральных Штатах Соединенных провинций Нижних Нидерланд», но только в марте 1770 года был принят в Гааге правительством республики. Его дипломатическая деятельность в Нидерландах большей частью была направлена на обеспечение безопасности российских торговых судов в условиях войны за независимость колоний Британии в Северной Америке. Голицын сочувствовал борьбе североамериканских колоний за независимость, некоторые историки считают, что он даже был инициатором создания и составителем черновика «Декларации о вооруженном нейтралитете» (1780), по условиям которой страны, не участвовавшие в войне, получали право силой защищать свои корабли, перевозившие товары воюющих держав, что, конечно, было не на руку Англии. Голицын же убедил примкнуть к странам, принявшим «Декларацию», штатгальтера Нидерландов Вильгельма V, который до того был сторонником Англии. Пробыв в Гааге 12 лет, в 1782 году князь Голицын был переведен в Турин, но он не пожелал туда ехать и по прошению был уволен в отставку с пенсией (вероятно, его отозвание из Гааги и последующее назначение посланником в Турин объясняется недовольством русского двора контактами Голицына с Джоном Адамсом, представителем США в Нидерландах). Дмитрий Алексеевич был награжден в течение своей дипломатической службы званием действительного камергера (1769) и орденом Святой Анны (24 ноября 1782 г.). Выехав из Гааги в 1782 году, Голицын поселился в Брауншвейге. Последние годы он тяжело болел и испытывал денежные затруднения. Умер князь Голицын от туберкулеза в Брауншвейге 16 марта 1803 года, на 69-м году жизни, и был похоронен на кладбище церкви Святого Николая. По иронии судьбы, могила не сохранилась, как и хранившийся в Брауншвейге личный архив князя, погибший во время Второй мировой войны.

Однако Д. А. Голицын отметился не только на дипломатическом поприще. Он был настоящим сыном века Просвещения, дружил с Вольтером Дидро и другими французскими просветителями, интересовался естественными науками, философией, политэкономией.

Еще в пору работы в Париже Голицын интересовался научными и техническими новинками, следил за естественно-научной литературой и поддерживал переписку с учеными. Письма Голицына, которые он посылал в Петербургскую Академию наук по дипломатическим каналам, были ценны тем, что в последнее десятилетие XVIII века и первые годы XIX века в Россию почти не поступала литература из-за границы.

Как и многих естествоиспытателей XVIII века Голицына интересовали различные области науки. Став российским посланником в Голландии, он наладил связи с нидерландскими учеными из разных городов. Около 1776 года Голицын создал свою домашнюю лабораторию в Гааге, однако он экспериментировал и в чужих лабораториях, а также ассистировал другим ученым. Судя по письму от 28 февраля 1778 года нидерландскому математику и физику Свиндену, Голицын обладал самой большой на тот момент электростатической машиной собственной конструкции (диаметр двух дисков составлял 800 мм). Выйдя в 1783 году в отставку, князь смог вплотную заняться научными исследованиями.

В 1777 году он направил в Петербургскую Академию наук свое «Письмо о некоторых предметах электричества», позднее изданное отдельной брошюрой. За этот труд его избрали членом-корреспондентом Академии, а также иностранным членом Императорско-королевской Академии наук и изящной словесности в Брюсселе. Кроме того, Голицын собрал богатую коллекцию минералов и опубликовал более десятка работ в этой области.

Он приобрел широкую известность в научных кругах, стал иностранным членом Шведской и Берлинской Академий наук, президентом Йенского минералогического общества.

Социально-политические взгляды Голицына развивались в рамках дворянско-аристократического мировоззрения, под влиянием западноевропейской идеологии, главным образом идей физиократов и французских просветителей. В 1773 году он издал в Гааге посмертно сочинение К. А. Гельвеция «О человеке». Призывая «насадить» в России науки и искусства с целью преодоления «невежества», Голицын наиболее важным и полезным знанием в этом плане считал философию, которая учит, как быть высоконравственным, как смягчать страсти и владеть собой, прививает человеку гуманность и доброту. При этом настоящими философами он считал французских экономистов, в защиту которых написал на французском языке большую работу «О духе экономистов, или Экономисты, оправданные от обвинения в том, что их принципы являются основой французской революции» (1796). В своих представлениях о человеке Голицын существенно расходился с ортодоксальными христианскими воззрениями и ориентировался на достижения естественно-научной антропологии XVIII века. Социальный порядок, по Голицыну, это отрасль общего физического порядка; его законы не должны быть произвольными; собственность, безопасность, свобода – принципы социального порядка, согласующиеся с физическим порядком природы. Рабство же, как противное свободе состояние, это последняя, согласно Голицыну, степень деградации человеческого существа, унижения разума, развращения нравов. На этом основании он выступал за освобождение крестьянина от крепостного права, без земли, но с правом на движимую и недвижимую собственность. Полагая, что земля должна быть в неприкосновенной собственности дворян-помещиков, Голицын предлагал отпускать крестьян на волю за высокие выкупные платежи без наделения землей. Он призывал императрицу Екатерину II подать пример освобождения крестьян. Впрочем, Голицын полагал, что, «перейдя так быстро от рабства к свободе, они [крестьяне] не воспользуются ею для упрочения своего благосостояния и большая часть из них предастся праздности». Разделяя принцип «Свобода – в монархии, рабство – в республике», он проповедовал идеал монархии, покоящейся на «справедливых» законах. Свободомыслие, выступления в защиту философии как самостоятельной науки, натуралистические представления с элементами деизма и механицизма, антропология объективно ставили Д. А. Голицына в оппозицию к господствующему православно-религиозному мировоззрению, упрочивали ренессансные и просветительские тенденции в русской философской мысли второй половины XVIII века.

Михаил Александрович Голицын
(1804–1860)

Правнук генерал-адмирала М. М. Голицына и барона А. Г. Строганова, сын гофмейстера князя Александра Михайловича Голицына (1772–1821) и княжны Натальи Федоровны Шаховской (1779–1807), фрейлины императрицы Елизаветы Алексеевны, страстно любивший старинные книги библиофил, действительный статский советник и камергер, Михаил Александрович Голицын родился в Санкт-Петербурге в 1804 году.

Детство и юность этого представителя древнего княжеского рода прошли во французской столице, где он жил с отцом и братом Федором. Там он получил первоначальное образование, а в парижском доме своей тетки Е. И. Голицыной будущий собиратель редчайших старопечатных книг познакомился со многими известными художниками и литераторами.

В 1821 году, после смерти отца, Михаил Александрович вместе с братом вернулся в Россию под опеку родного дяди, князя С. М. Голицына. В следующем, 1822 году он поступил на дипломатическую службу, его зачислили актуариусом в Коллегию иностранных дел. Сначала его причислили к Московскому архиву коллегии, а затем он состоял при миссиях во Флоренции (с 1824 г.) и в Риме (с 1836 г.). В 1831 году князь Голицын был пожалован в камер-юнкеры, в феврале 1836 года его перевели в Рим, однако уже в октябре ему пришлось уволиться со службы из-за слабости здоровья. Во время своей службы в Италии он начал собирать коллекцию книг, картин и всевозможных редкостей, которые стали основой будущего музея. В это же время он тайно перешел из православия в католичество.

23 августа 1842 года князь М. А. Голицын, человек «умный, любезный и просвещенный», по мнению историка Александра Ивановича Тургенева, женился на княжне Марии Ильиничне Долгоруковой (1822–1907), дочери генерал-лейтенанта И. А. Долгорукова и княжны Екатерины Александровны Салтыковой-Головкиной. Это был прекрасный союз, в котором объединились красота, богатство и знатные имена.

В 1854 году князь Голицын, к этому времени вернувшийся на службу, был избран дворянством почетным попечителем Санкт-Петербургской гимназии. Состоя с 1855 года в должности церемониймейстера, в 1856 году он был пожалован в церемониймейстеры, затем его назначили состоять при Министерстве иностранных дел, а с 8 декабря 1856 года князь Голицын был русским посланником в Мадриде.

Согласно завещанию его дяди, князя С. М. Голицына, с августа 1859 года Михаил Александрович являлся почетным главным директором Московской Голицынской больницы, он также унаследовал его усадьбы Кузьминки и Дубровицы.

В конце 1859 года князь Голицын заболел. Обеспокоенная жена отвезла его для лечения в Монпелье, где в марте 1860 года он умер. Тело Михаила Александровича Голицына было перевезено в Италию и погребено на кладбище Кампо-Санто в Болонье рядом с могилой брата.

Переводчик Московского Главного архива Министерства иностранных дел («архивный юноша»), камер-юнкер, автор дневника с записями о Пушкине Владимир Алексеевич Муханов дал в своем дневнике такую характеристику Голицыну: «Неправильное воспитание сообщило ему направление, не вполне соответствующее его положению; преувеличенная склонность к чужеземному и по несчастию отчуждение от своей собственной страны… воспрепятствовали ему принести своему отечеству ту пользу, которую он бы мог… Просвещенный ум, доброе сердце, большая обходительность, старинная любезность сообщали большую прелесть сношениям с князем Голицыным… У князя были благородные вкусы: он любил картины, статуи, старинную мебель, но особенною страстью была у него любовь к старым книгам».

Что касается библиотеки князя Голицына, она находилась в Москве при его музее и представляла собой обширное собрание ценных книг разнообразного содержания, преимущественно исторического, на латинском, греческом, французском, немецком и итальянском языках, в том числе редчайшие инкунабулы и первопечатные издания, почти полное собрание альдов и эльзевиров, роскошные старинные книги, напечатанные на пергаменте, замечательные по изяществу переплетов книги (в частности, экземпляры из библиотек герцога Филиппа Орлеанского и маркизы Помпадур), редкие рукописи с миниатюрами. К М. А. Голицыну перешла и библиотека, оставшаяся после графа А. М. Дмитриева-Мамонова.

Несмотря на то что он плохо знал русский язык, Михаил Александрович Голицын живо интересовался отечественной литературой. А. О. Смирнова-Россет, фрейлина русского императорского двора, знакомая, друг и собеседник А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, Н. В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, вспоминала, как в 1844 году Голицын вошел к ней в гостиную в тот момент, когда Николай Васильевич Гоголь читал там свою пьесу «Женитьба»; князь попросил позволения остаться, а затем горячо благодарил хозяйку за приятно проведенный вечер, сказав, что читал «Мертвые души» с восторгом, и теперь несказанно рад, что наконец увидел автора этого сочинения.

Единственным наследником Михаила Александровича был сын Сергей Михайлович (1843–1915), действительный статский советник, почетный попечитель и главный директор Голицынской больницы. Именно к нему после смерти отца перешли по наследству его музей и библиотека. В январе 1865 года Сергей Михайлович открыл Голицынский музей в своем доме на Волхонке, 14. «Санкт-Петербургские ведомости» по этому поводу писали: «Одним из самых утешительных событий в нашей Москве за последние годы было, конечно, открытие для всеобщего пользования музеев публичных, чертковского и голицынского, с их библиотеками. Надобно постоянно пользоваться этими сокровищами ума и изящного вкуса, чтобы узнать их. Теперешний, еще молодой князь С. М. Голицын, так же как и Г. А. Чертков, сделал самое великодушное употребление из своего наследства, открыв его для бесплатного общественного пользования и беспрестанно пополняя новыми приобретениями. Свободный доступ, учтивая прислуга, удобная расстановка предметов, радушная готовность директоров все показать, все объяснить делают посещение этих собраний самым приятным и назидательным препровождением времени для посетителей и возбуждают искреннюю признательность к учредителям. Голицынский музей имеет относительное преимущество перед чертковским в том, что первый из них заключает в себе образцы и образцы прекрасные, по всем отраслям наук и искусств. В них картины всех школ, античные скульптурные произведения из всех материалов, редкие издания. […] Это наглядный курс образования столь же незаменимый, сколько и необходимый для каждого порядочного человека. Пусть же родители и наставники чаще водят своих детей в голицынский музей, показывают им произведения искусств и исподволь направляют их вкус к тому, без чего жизнь или скука или бремя». Из-за финансовых трудностей в 1886 году С. М. Голицыну пришлось продать отцовские коллекции в казну за 800 тысяч рублей. При приеме библиотеки в ней оказалось 3276 названий (более 10 тысяч томов), из них часть (926 названий, 2959 томов) была передана в Публичную библиотеку, коллекция же музея оказалась в Эрмитаже.

Николай Сергеевич Голицын
(1809–1892)

Один из столпов военно-теоретического образования и военной науки в России, генерал от инфантерии князь Николай Сергеевич Голицын родился в 1809 году. Окончив курс в благородном пансионе при Царскосельском лицее, он в 1826 году начал военную службу, за время которой принял участие в войне с Турцией 1828–1829 годов и подавлении Польского восстания 1830–1831 годов. В дальнейшем князь Н. С. Голицын посвятил себя военной науке.

С 1834 года он – адъюнкт-профессор, а с 1838 по 1847 год – начальник кафедры стратегии и военной истории Императорской Военной академии. В 1848 году Голицын получил назначение на пост директора Императорского училища правоведения, но уже в следующем году он стал членом военно-цензурного и военно-ученого комитетов Главного штаба. В 1855 году, во время восточной войны, Николай Сергеевич исполнял должность генерала-квартирмейстера Средней армии. Между тем, в 1852–1855 годах, князь Голицын редактировал военную газету «Русский инвалид». Затем, в 1857–1864 годы, он руководил военно-статистическими работами офицеров Генерального штаба, под его редакцией было издано описание 25 губерний России. В 1867 году Н. С. Голицын стал постоянным членом Военно-ученого комитета Главного штаба; в отставку он вышел в 1880 году.

Плод многолетних трудов князя Голицына – посвященный развитию военного искусства капитальный труд в 15 томах «Всеобщая военная история» (СПб., 1872–1878), содержащий огромный фактический материал. Работа Голицына явилась первой в России и Европе попыткой полного систематического изложения всеобщей военной истории и задумывалась автором как руководство к преподаванию и изучению этого предмета. «Всеобщая военная история» представляет собой полный и подробный обзор войн и походов великих полководцев, военно-исторических событий в необходимой связи с современной автору историей: политической, военного искусства, искусства и науки ведения войны и военной литературы. Сочинение это было переведено на немецкий язык. За описание походов Густава II Адольфа Николай Сергеевич был избран членом шведской Академии военных наук.

Из других его работ по русской военной истории, истории генштабов в Западной Европе и России, о полководцах, военно-учебных заведениях наиболее известны следующие: «Очерки истории Генерального штаба в Западной Европе и в России» (ч. 1, СПб., 1851; ч. 2–3 в «Военном журнале», 1857, кн. 3; 1858, кн. 1), «О партизанских действиях в больших размерах, приведенных в правильную систему и примененных к действиям армий вообще и наших русских в особенности» («Военный сборник», 1859, т. 8, № 7), «Великие полководцы истории» (ч. 1–2, СПб., 1875), «Русская военная история» (ч. 1–2. СПб., 1877–78).

Однако следует сказать, что в своих трудах, основанных главным образом на сочинениях иностранных и русских реакционных историков, Н. С. Голицын не в полной мере отразил самобытность и передовой характер русского военного искусства.

Юрий Николаевич Голицын
(1823–1872)

Князь Юрий Николаевич, российский хоровой дирижер и композитор, родился 29 ноября (11 декабря) 1823 года в семье Николая Борисовича Голицына, виртуозно игравшего на виолончели музыканта-любителя, близко знакомого с Бетховеном, который посвятил ему некоторые из своих квартетов.

В 1841 году Юрий Голицын окончил Пажеский корпус. Получив чин коллежского регистратора, он поступил в канцелярию харьковского, полтавского и черниговского генерал-губернатора князя Долгорукова (в Харькове он познакомился с Екатериной Николаевной Бахметьевой, которая стала его женой), потом состоял почетным смотрителем училищ в Богодухове, а в 1845 году князя Ю. Н. Голицына причислили к Министерству внутренних дел и за выслугу лет произвели в губернские секретари.

В 1846 году Юрий Голицын был избран в посредники полюбовного размежевания, а в 1849 году – предводителем дворянства Усманского уезда Тамбовской губернии, одновременно с 1851 года он занимал должность Тамбовского губернского предводителя дворянства.

В течение всего этого времени Юрий Николаевич Голицын руководил состоявшим из семидесяти крепостных людей его тамбовского имения собственным хоровым коллективом, выступая с ним в различных городах России.

Голицын пристрастился к музыке с самого раннего возраста, в особенности он увлекался вокальной музыкой. Большое влияние на него оказал Гаврила Яковлевич Ломакин, знаменитый руководитель хоровой капеллы графа Шереметева, созданной из крепостных еще в XVIII веке и существовавшей сто лет. Во время учебы в Петербурге Юрий Голицын часто имел возможность бывать на концертах. Именно тогда зародилась у него мечта создать свой хор, и, поселившись с молодой женой в своем имении Салтыки (на Тамбовщине), князь принялся собирать и учить музыке одаренных крестьян.

Помогал в этом ему сосед по имению Аркадий Александрович Рахманинов, дед великого композитора, пианиста и дирижера Сергея Рахманинова. Своим хором Юрий Петрович дирижировал сам и довел исполнение до совершенства. Композитор Б. Фитингоф-Цель писал: «…хористы настолько музыкально образованны, что с этим хором можно было импровизировать, что я не раз делал… Пение хора было безукоризненно и в высшей степени художественно». Этот коллектив просуществовал свыше 15 лет, с 1842 по 1857 год. Из-за недостатка средств князю Голицыну пришлось распустить хор. Но его хормейстерская деятельность продолжалась.

В 1858 году князь Голицын опубликовал статью в газете А. И. Герцена «Колокол». Это не могло не остаться незамеченным. Последовало распоряжение выслать Голицына в Тамбовскую губернию, в Козлов, где он жил под надзором полиции. В 1860 году Ю. Н. Голицын, не дождавшись окончания ссылки, без паспорта бежал за границу, в Лондон. Там он дал большой концерт в пользу Гарибальди. В Дрездене Юрий Николаевич совершенствовался у Адольфа Рейхеля, в Лейпциге – у Морица Гауптмана. Выступления хора и оркестра под его управлением с большим успехом проходили в Англии, Ирландии, Шотландии. Имя Голицына стало популярным. Но, несмотря на успехи, Юрия Николаевича неудержимо тянуло на родину. Он написал письмо на имя императора с просьбой разрешить ему вернуться в Россию. Такое разрешение было получено, и в 1862 году Голицын вернулся на родину, обосновавшись в Ярославле, где он вновь создал хор, после чего возобновил с ним гастроли по России. Голицынские концерты пользовались большим успехом повсюду, в том числе в Америке, где в 1868 году князь со своим хором исполнял русские народные песни.

Голицыну принадлежит несколько оркестровых сочинений, в том числе фантазия «Освобождение» (1861) в честь отмены крепостного права в России, фортепьянные пьесы, несколько десятков романсов. Он также выступал как музыкальный критик, оставил воспоминания «Прошедшее и настоящее. Из записок Ю. Н. Голицына» (СПб., 1870).

Умер Юрий Николаевич в Петербурге в 1872 году, похоронен он в Александро-Невской лавре.

В настоящее время в Мичуринске в доме Голицыных (улица Гагарина, дом № 4) расположен литературно-музыкальный музей.

Судьбе Юрия Николаевича Голицына посвящена повесть Юрия Нагибина «Князь Юрка Голицын», по которой в 1987 году был снят кинофильм «Сильнее всех иных велений».

Августин Петрович Голицын
(1824–1875)

Интересна судьба еще одного представителя этого княжеского рода, духовного писателя и переводчика Августина Петровича Голицына.

Родился он 23 мая 1823 года в Санкт-Петербурге в семье принявшего католичество князя Петра Алексеевича Голицына и польки Эльжбеты Антоновны Злотницкой. С юности Августин Голицын жил во Франции, в июне 1844 года он сочетался браком с Луизой де Ларош-Эймон, оставил службу и поселился в родовом имении во Вьенне, посвятив себя литературным трудам.

Занимаясь литературной деятельностью, князь А. П. Голицын популяризировал новую русскую литературу на Западе и стремился дать иностранцам как можно более полное и правдивое представление о России. Он перевел на французский язык «Историю пугачевского бунта» А. С. Пушкина, «Князя Серебряного»

А. К. Толстого и другие произведения русских писателей. Помимо этого он пересылал в Россию литературу, запрещенную в период правления Николая I. По просьбе директора Императорской Публичной библиотеки, барона М. А. Корфа, Августин Петрович тайно пересылал новые книги, за что в 1868 году получил звание почетного корреспондента Публичной библиотеки. В 1860-х годах он активно поддерживал реформы Александра II, занимался разъяснением и популяризацией этих реформ во Франции, опубликовав с этой целью брошюры «Un mot sur la Russie» («Слово о России») и «L’mancipation des serfs en Russie» («Освобождение крепостных в России»).

Говоря о мировоззрении князя А. П. Голицына, следует отметить, что в 1840-х годах он постоянно посещал парижский католический салон С. П. Свечиной, был сторонником идеи воссоединения православной и католической Церквей и участвовал в издаваемом Гагариным с 1857 года журнале «tudes de thologie, de philosophie et d’histoire».

С 1861 года он участвовал в полемике со славянофилами А. С. Хомяковым и И. С. Аксаковым, вызванной книгой князя Гагарина «La Russie sera-t-elle catholique?» («Будет ли Россия католической?»). В рамках этой дискуссии Голицын написал сочинения «L’glise russe est-elle libre?» («Свободна ли Русская церковь?») и «L’glise Grco-Russe» («Греко-российская церковь»). Он также полемизировал с перешедшим в православие Владимиром Гетте.

Помимо упомянутых выше полемических сочинений князь Голицын издал ряд материалов для истории России: «Histoire des particularits de la rbellion de Stenko Rasin contre le grand Duc de Moscovie» (П., 1856 – перевод рассказа, записанного английским купцом в Архангельске в 1671 г.); «Description de l’Ukraine» (Париж, 1861); «La Russie au XVIII-mе sicle, mmoirs indits sur le rgne de Pierre le Grand, Саthеrinе I et Pierre II» (П., 1863) и другие.

На русском языке Августин Петрович Голицын напечатал следующие сочинения: «Письмо в редакцию» («День», 1863, № 25); «Бисмарк на русской службе» («Русский архив», 1867, № 5, 6); «Петр I, член Парижской Академии наук» (Лейпциг, 1869).

Умер князь 17 декабря 1875 года в Пари же. Он похоронен в церкви Святого Суль пиция в родовом имении во Франции.

Значительную часть жизни князь Августин Петрович Голицын прожил за границей, однако он горячо любил свое отечество и мечтал об объединении православия с католицизмом. В этом отношении характерно его завещание, в котором он просил своих детей «оставаться непоколебимо верными католической цекви и России».

Николай Николаевич Голицын
(1836–1893)

Потомок генерала-фельдмаршала М. М. Голицына-старшего, библиограф, историк, публицист Николай Николаевич Голицын родился в 1836 году в слободе Михайловка Новооскольского уезда Курской губернии в семье виолончелиста и участника Отечественной войны 1812 года князя Николая Борисовича Голицына (1794–1866) и его второй супруги Веры Федоровны, урожденной Пошман (Вильгельмины Фридриховны фон Пошман) (1809–1872). Получив домашнее образование, он впоследствии учился на историко-филологическом факультете Харьковского университета, а с 1856 года – на юридическом факультете Московского университета. По окончании Московского университета в 1858 году Николай Николаевич служил судебным следователем. В 1862–1885 годах князь Голицын – помощник председателя Курского губернского статистического комитета и редактор его изданий. В 1872–1875 годах он исполнял обязанности подольского губернатора. С 1875 года Николай Николаевич состоял в Собственной Его Императорского Величества канцелярии по делам Царства Польского, входил в комиссию для пересмотра законодательства о евреях.

Он также был редактором патриотического журнала «Варшавский дневник», состоял при Министерстве внутренних дел, а с 1890 года входил в совет Крестьянского поземельного банка. В конце жизни, прервавшейся в 1893 году, Н. Н. Голицын был секретарем великой княгини Марии Павловны.

Еще будучи студентом, князь Голицын написал статью «Пифагор», которая легла в основу брошюры «Очерк философской деятельности пифагорейцев» (М., 1858). Стремясь «познакомить общество с нравственным развитием русской женщины», Николай Николаевич Голицын в течение многих лет составлял «Словарь русских писательниц». Вариант этого словаря, опубликованный в 1865 году в «Русском архиве», содержал сведения о 440 писательницах, в третьем издании этого труда, получившем название «Библиографический словарь русских писательниц» (вышел в свет в 1889 г. в Санкт-Петербурге), содержались сведения уже о 1286 писательницах. Результатом работы Голицына в департаменте полиции, куда он был прикомандирован для составления по материалам дознаний аналитических отчетов о революционном движении для высших чиновников, стали труды «История социально-революционного движения в России. 1861–1881» и «Хроника социалистического движения в России. 1878–1887», являющиеся важным источником для изучения антирусских организаций. В отчетах проводилась мысль о неизбежности поражения революционеров. Голицын также является автором брошюры на французском языке «Письмо редактору газеты „Фигаро“» в защиту взглядов М. Н. Каткова.

Другие сочинения Николая Николаевича Голицына: «Записка по еврейскому вопросу, составленная подольским вице-губернатором» (Каменец-Подольск, 1873–1875); «О необходимости и возможности еврейской реформы в России» (СПб., 1876); «О свободе совести во взаимных отношениях еврейства к христианству» (СПб., 1876); «Материалы для полной родословной росписи князей Голицыных» (Киев, 1880); «О пересмотре “Временных правил” 3 мая 1882 г. (СПб., 1886); «Употребляют ли евреи христианскую кровь? Замечания по поводу спора Н. И. Костомарова с проф. Д. А. Хвольсоном» (Варшава, 1879); «Родословная роспись потомства Гедимина (до кн. Михаила Ивановича Голицы)» (СПб., 1891); «Род князей Голицыных» (СПб., 1892).

Дмитрий Петрович Голицын (Муравлин)
(1860–1928)

Тайный советник, член правой группы Государственного совета, писатель, общественный деятель, один из учредителей и первый председатель совета Русского собрания, Дмитрий Петрович Голицын (Муравлин) родился 6 декабря 1860 года в германском городе Висбаден. Образование он получил в знаменитом Императорском Александровском лицее. По окончании его в 1881 году представитель древнего княжеского рода отбывал воинскую повинность в лейб-гвардии Павловском полку.

Затем Дмитрий Петрович поступил на службу в Государственную канцелярию, был помощником статс-секретаря Государственного совета, с 1902 года князь Голицын стал членом Совета министра народного просвещения. С 1906 года он – товарищ главноуправляющего, а с 1 января 1910 года главноуправляющий Собственной Его Императорского Величества канцелярией по учреждениям императрицы Марии. В 1912 году князь Голицын был назначен членом Государственного совета, в котором входил в правую группу. В 1915–1916 годы, как член кружка сенатора А. А. Римского-Корсакова, он разрабатывал планы контрреволюционных мер и составлял записки Николаю II.

Однако большую известность получил не государственный служащий Дмитрий Петрович Голицын, а плодовитый литератор Муравлин (такой псевдоним взял себе князь), автор популярных в свое время романов, повестей и пьес. Уже с 1879 года он стал помещать в «Живописном обозрении», под псевдонимом Дмитрий Чертков, стихотворения, за которыми начиная с 1884 года последовал ряд отдельно изданных романов и повестей за авторством Муравлина, а именно: «Убогие и нарядные», «Тенор», «Баба», «Мрак», «Хворь», «Около любви», «Деньги», «Князья», «Рубли», «Не убий». Преобладающая тема этих произведений – картины вырождения аристократических родов. Безусловно, Дмитрий Петрович Голицын обладал незаурядным литературным талантом, однако следует признать, что некоторая односторонность и неумение отделять область психологии от области психиатрии лишают его романы более глубокого литературного значения. В 1899 году в Петербурге была поставлена его историческая драма «Максим Сумбулов», имевшая успех у публики. Восторженно была встречена публикой также сказка-драма князя Голицына «Кощей». Многие его сочинения были переведены на иностранные языки.

Помимо государственной службы и литературных трудов Дмитрий Петрович Голицын активно занимался общественной деятельностью, он был членом совета Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III, членом-директором Литературно-художественного общества, почетным членом екатерининского сельского попечительства детских приютов (Тульская губерния).

В конце 1900 – начале 1901 года князь Голицын стал одним из главных инициаторов создания первой монархической организации – Русского собрания (РС). В январе 1901 года он был избран председателем совета Русского собрания и занимал эту должность до марта 1906 года, когда его избрали первым почетным членом РС. В феврале 1906 года Д. П. Голицын был почетным председателем 1-го Всероссийского монархического съезда в Петербурге.

В 1920 году князь Голицын бежал из Советской России, жил в Венгрии. В 1921 году он был представителем Высшего монархического совета в Венгрии, а с 1922 года – представителем великого князя Кирилла Владимировича, которому предлагал объявить себя местоблюстителем престола по примеру венгерского адмирала Хорти. Однако вскоре Дмитрий Петрович отошел от политической деятельности, продолжая лишь печататься в монархических изданиях – в частности, он был одним из наиболее активных авторов журнала «Двуглавый орел», где публиковал статьи и стихотворения (одно время его литературным секретарем был известный лидер младоросов А. Л. Казем-Бек). В новых послереволюционных условиях князь Голицын призывал русских патриотов-монархистов прежде всего к сохранению в чистоте православия, а все надежды связывал с милостью Божией к несчастной родине. В стихотворении «Молитва» он взывал к Царю царей:

Боже правый, будь нам силой
В эти тягостные дни…
Заступи, спаси, помилуй,
Благостию сохрани.

С верой в грядущее возрождение Отечества он написал в предсмертном стихотворении «День настанет»:

Я дошел, пойдут другие дале,
Я могу, им указавши путь,
Отдохнуть,
Пусть они спешат к пресветлой дали,
Чтоб Руси величие вернуть.

Скончался князь Дмитрий Петрович Голицын в 1928 году в венгерском городе Вышеград.

Борис Борисович Голицын
(1862–1916)

Борис Борисович Голицын – физик и геофизик, один из основоположников сейсмологии, приват-доцент Московского университета, академик Академии наук, крупнейший ученый-физик, изобретатель сейсмографа – еще один выдающийся представитель знаменитой княжеской семьи. Его теоретические научные труды только теперь по достоинству оценены. По его имени назван слой нижней части верхней мантии Земли. «Слой Голицына» расположен на глубинах примерно 400–900 км и характеризуется интенсивным ростом скоростей сейсмических волн. В его честь названы кратер на обратной стороне Луны, горный хребет в Антарктиде, научно-исследовательское судно.

Кончив курс в Морском кадетском корпусе в 1880 году, Борис Борисович Голицын затем в течение 1884–1886 годов слушал лекции в Морской академии. По выходе в отставку в 1887 году князь Голицын отправился за границу и стал заниматься физикой в Страсбурге. С 1891 года по 1893 год он читал лекции в Московском университете. В 1893 году Борис Голицын был назначен исполняющим делами экстраординарного профессора по кафедре физики в Юрьевский университет, но в том же году он был избран в адъюнкты Академии наук по физике. С 1894 года Борис Борисович состоял преподавателем физики в Николаевской морской академии, где он читал лекции вплоть до 1914 года. В 1896 году князь Борис Голицын принимал участие в экспедиции на Новую Землю для наблюдения полного солнечного затмения. В 1897 году ему была поручена кафедра опытной физики в Женском медицинском институте. В 1898 году князя Голицына избрали в экстраординарные академики.

В следующем, 1899 году он был назначен управляющим экспедицией заготовления государственных бумаг. В 1903 году его избрали гласным Санкт-Петербургской городской думы. К этому времени вышли его главнейшие труды: «Исследования по математической физике» (М., 1893); «Ueber den Zustand der Materie in der Nhe des kritischen Punktes» («Ann. d. Phys. u. Ch.», т. L, 1893); «Об электростатической энергии» («Математический сборник», т. XVII, 1894); «О свободной энергии» («Известия Императорской Академии наук», 4, 1894); «Ueber die Molecularkrfte und die Elasticitt der Molecule» («Bull. de l’Acad. Imp. des sc. de St.-Ptersbourg», т. III, 1895); «Zur Theorie der Verbreiterung der Spectrallinien» («Bull. de l’Acad. d. Sc. de St.-Ptersbourg», т. II, 1895, также «Ann. d. Phys. und Chem.», т. LVI, 1895); «Способ определения показателя преломления жидкостей вблизи критической точки» («Известия Императорской Академии наук», т. III, 1895); «Ueber die Ausgangspunkte und Polarisation der X-Strahlen» (с A. v. Karnojitzky, «Mmoires de l’Ас. Imp. d. sc. de St.-Ptersbourg», VIII сер., т. III, 1896); «О свойствах мельчайших частиц материи» (СПб., 1896); «Ueber die Aenderung des Druckes unter dem Kolben einer Luftpumpe» («Bull. de l’Acad. Imp. de Sc. de St.-Petersbourg», т. VII, 1897); «Einige Bemerkungen ber die Empfindlichkeit des Auges» («Bull. de l’Acad. Imp. de Sc. de St.-Ptersbourg»,т. VII, 1897); «Общий обзор деятельности экспедиции Императорской Академии наук на Новой Земле летом 1896 года» («Запис ки Императорской Академии наук», т. VIII, 1898); «Фотограмметрическая съемка, произведенная на Новой Земле в 1896 г.» («Записки Императорской Академии наук», т. VIII, 1898); «Материалы к определению границ Гольфстрима в Северном Ледовитом океане» («Известия Императорской Академии наук», т. IX, 1898); «О метеорологических наблюдениях на Новой Земле» («Записки Императорской Академии наук», т. IX, 1900); «Zur Methodik der seismometrischen Beobachtungen» («Comptes rendus des sances de la Commission sismique permanente», т. I, Livr. 3, 1904); «Прибор для регистрации изменений наклона» («Известия Сейсмической комиссии», 1905); «Ueber die Methoden zur Beobachtung von Nei-gungswellen» («Comptes rendus des sances de la Commission sismique permanente», 1905) и другие.

В 1906 году на территории Пулковской обсерватории Борис Борисович организовал первую в России сейсмическую станцию. Практическая работа князя Голицына положила начало систематическому изучению сейсмичности и применению сейсмических исследований к изучению внутреннего строения Земли. Благодаря ему был разрешен ряд важных задач по теоретической сейсмологии: об угле выхода сейсмической радиации, о скорости сейсмических волн на различных глубинах Земли, о микросейсмических движениях земной поверхности и другие.

Одновременно с научной работой он вел большую преподавательскую работу: кроме чтения лекций в Николаевской морской академии, Женском медицинском институте, Борис Борисович Голицын с 1909 года преподавал на Высших женских бестужевских курсах.

В 1911 году князь Голицын был избран президентом Международной сейсмической ассоциации, работой которой руководил до своей кончины. Борис Борисович стал одним из основоположников сейсмологии в России, в 1912 году он закончил «Лекции по сейсмометрии», которые не потеряли актуальность и сегодня.

В 1913 году Б. Б. Голицын был избран директором Главной физической обсерватории. Он являлся членом комиссии по изучению производительных сил России, ученым специалистом в земельной комиссии, членом Морского союза; князь Голицын также составил проект реформы средней школы. Во время Первой мировой войны он возглавил Военно-метеорологическое управление, умело организовавшее обслуживание русских армейских частей в период газовой войны, начатой немцами.

Обобщая научную работу князя Голицына, следует отметить, что он решил ряд важных задач теории и практики сейсмологии, а именно разработал теорию и конструкцию электродинамических сейсмографов и нескольких других приборов для сейсмостанций и ввел их в практику, а также ряд задач теоретической сейсмологии. В частности, он нашел решение задачи об определении очага землетрясения по данным одной сейсмической станции (1902). В области теории критических состояний вещества князю Голицыну принадлежат теоретические исследование флуктуации плотности вблизи критической точки и разработка экспериментальных методов определения критической температуры веществ. Важнейший вклад Голицына в теорию теплового излучения заключается во введении представления о температуре излучения абсолютно черного тела (1893 г.). Диссертация Голицина (1900 г.), содержавшая эти идеи, была отвергнута рядом ученых, однако впоследствии эти идеи получили полное признание. Ему принадлежат основные труды по оптике, рентгеновскому излучению.

В 1916 году научная и преподавательская деятельность Бориса Борисовича Голицына получила международное признание: его избрали в члены Лондонского королевского общества.

V
Братья Голицыны

Они появились на свет в родовом имении Бучалки Епифанского уезда Тульской губернии в семье князя Михаила Владимировича Голицына (1873–1942), юриста, предводителя дворянства Епифанского уезда Тульской губернии, члена Московской городской управы, и княгини Анны Сергеевны Голицыной (урожденная Лопухина) (1880–1972).

В советское время одного из них, Владимира, в связи с дворянским происхождением неоднократно арестовывали как «классового врага», в конце концов отправили в ссылку на о. Свияжск, где он был приговорен к пяти годам исправительных лагерей и умер в 42 года.

Другой, Сергей, к счастью, избежал горькой участи многих родственников, расстрелянных и сгинувших в лагерях, и в своей мемуарной книге «Записки уцелевшего», изданной посмертно, вернул из небытия имена сотен связанных с древним родом Голицыных людей, поведав читателям «историю нескольких, родственных между собой дворянских семей, историю одного мальчика, потом ставшего юношей, потом взрослым человеком».

Неисправимый романтик Владимир Михайлович Голицын

Бог, храня
Корабли,
Да помилует нас!
А. Грин, Корабли в Лиссе

Многие Голицыны сыграли значительную роль в истории российского государства. Надежды возлагались и на Владимира Михайловича Голицына, старшего брата писателя Сергея Михайловича, однако к момену его вхождения во взрослую жизнь страну поглотил омут революции, которая в конце концов наказала его за благородное происхождение.

Владимир Голицын закончил 5-ю Московскую гимназию в революционном 1917 году. В целях самосохранения семья решила выехать в тихий Богородицк, где доводившиеся Голицыным родней графы Бобринские еще жили в собственной усадьбе. Вскоре советская власть добралась и туда. Обитателей дворца выселили в город и заставили работать.

С детства любивший рисовать Владимир (на его способности первая обратила внимание его бабушка Софья Николаевна Голицына, которая сама хорошо рисовала; по ее просьбе первые несколько уроков Володе Голицыну дал известный художник К. Ф. Юон) в 1918–1919 годы поначалу заведовал плакатной мастерской в Богородицке, а затем делал «Окна РОСТА» в Туле. Эта уникальная форма массовой агитации времен Гражданской войны представляла собой выполненные в острой и доступной манере и посвященные злободневным событиям сатирические плакаты, выпускавшиеся Российским телеграфным агентством (РОСТА). Князь Голицын размножал схематичные двухтрехцветные изображения при помощи трафаретов, после чего плакаты выставлялись в больших окнах опустевших продуктовых магазинов. Фактически «Окна РОСТА» в доступной форме доносили широким массам суть политики большевистской партии. Изображения дополнялись лаконичными стихотворными текстами, написанными Владимиром Маяковским, Демьяном Бедным и другими поэтами революции. (В своей работе «Грозный смех» Маяковский так писал об «Окнах»: «Это протокольная запись крупнейшего трехлетия революционной борьбы, переданная пятнами красок и звоном лозунгов. […] Это телеграфные вести, моментально переданные в плакат, это декреты, сейчас же распубликованные на частушки, это новая форма, выведенная непосредственно жизнью, это те плакаты, которые перед боем смотрели красноармейцы, идущие в атаку, идущие не с молитвой, а с распевом частушек».)

Между тем молодой республике Советов требовалось обороняться от врагов; об этом постоянно твердили «Окна РОСТА», и в 1920 году это изменило жизнь Владимира Голицына. Подошло время ему призываться в Красную армию, однако идти туда ему совсем не хотелось. Тут в Богородицк к родственникам приехал молодой биолог Зенкевич, впоследствии ставший академиком, известным на весь мир ученым-океанологом. Оказалось, что он формировал экспедицию и набирал кадры для биологической станции, только что организованной на берегу Кольского залива близ города Александровска, и ему был нужен художник. Каким-то образом Владимир получил метрику, что он родился не в Бучалках, а в Богородицке, и раздобыл справку, что он является матросом крейсера «Аскольд» и направляется в распоряжение Зенкевича как художник высокой квалификации, тогда как крейсер этот после Октябрьской революции был интернирован французами в тунисской гавани Бизерте и потому матрос с него никак не мог в 1920 году оказаться в Богородицке.

Как бы там ни было, Владимир Голицын отправился в Заполярье, где только еще собирались основывать город Мурманск. Там, на Кольском полуострове, он по заданию биологов зарисовывал всевозможных морских существ и одновременно для себя рисовал в альбомах карандашом и акварелью мурманские пейзажи, разные жанровые сценки и карикатуры на членов экспедиции. В этих разнообразных рисунках, особенно в пейзажах, впервые проявился его незаурядный талант художника. Некоторые письма родственникам Владимира тоже сопровождались рисунками.

Морские путешествия и корабли стали страстью молодого художника. В 1922 году на ледоколе «Малыгин» он отправился в полярную экспедицию на Новую Землю. В пути он создал целую серию акварелей, превосходно воссоздающих суровую красоту северных морей, и многочисленные зарисовки, необходимые для иллюстрации научных изысканий, портреты участников экспедиций, силуэты кораблей.

Рисунки Голицын выполнял карандашом или пером, иногда в технике масляной живописи. Позже он участвовал в строительстве первого советского научно-исследовательского судна «Персей», служил матросом на шхуне «Друг жизни», бывал в южных морях – Черном и Азовском.

В перерывах между путешествиями Владимир Голицын работал в московской мастерской П. П. Кончаловского, брал уроки у К. Ф. Юона и П. Д. Корина, посещал вечерние курсы ВХУТЕМАСа в Москве, служил в Кустарном музее. В 1925 году на Международной выставке декоративных искусств в Париже экспонировались две расписанные им шкатулки, выполненные в древнерусской технике. Они получили золотую медаль в номинации «Искусство и индустрия дерева». Роспись одной из шкатулок была посвящена морскому путешествию из Архангельска в Норвегию, другая – Москве двадцатых годов.

В эти же годы В. М. Голицын работает художником-декоратором в Богородицком народном театре, где создает декорации к «Вишневому саду», «Ревизору» и другим спектаклям. Некоторые эскизы хранятся сегодня в фондах Богородицкого Дворца-музея и парка.

Начиная с 1924 года, Голицын иллюстрировал книги. С особым чувством он оживлял своими рисунками близкие ему по духу, полные тайн и приключений романтические произведения А. Беляева, А. Грина, А. Конан-Дойла, В. Бианки и Б. Житкова, проиллюстрировав в общей сложности около сорока книг. Тогда же Владимир Михайлович изобретает и создает настольные морские игры для детей, демонстрируя при этом прекрасное знание оснастки кораблей, истории флота и деталей морских сражений, в частности «Захват колоний», «Беглые», «Пираты». «Пиратов» обычно датируют 1934 годом. Примерно тогда же игра была показана Максиму Горькому. Он сказал, что «Пираты» заслуживают внимания и публикации, игру отдали в печать, но, побывав в нескольких издательствах, она так и не вышла в свет. Потом кому-то из редакторов показались неприемлемыми название и сюжет – действительно, чему может научить советских детей игра о пиратах? – и тираж, как говорится, пошел под нож.

С 1925 года Владимир Михайлович сотрудничал с журналами «Кругосвет», «Пионер», «Знание – сила» и «Всемирный следопыт».

Особого упоминания заслуживают его иллюстрации к публиковавшейся во «Всемирном следопыте» популярной серии охотничьих рассказов «Необычайные приключения Боченкина и Хвоща». Их автор Владимир Сергеевич Трубецкой, муж сестры В. М. Голицына, печатался под псевдонимом В. Ветов. Действие рассказов происходило «в уездном городе Б.», в описаниях которого безошибочно угадывался Богородицк и его обитатели.

В 1932 году в 23-м и 24-м номерах журнала «Техника – молодежи» был опубликован «фантастический рассказ без слов» «Путешествие звездоплана „ЮНТ“ на Луну» Владимира Михайловича, по сути являющийся первым советским комиксом.

Романтик по духу, В. М. Голицын был профессионалом по сути. Он никогда не приступал к работе без серьезных архивноисторических изысканий, прекрасно разбирался в тонкостях типографского дела. Обложки его книг и журналов даже сегодня поражают своей красочностью. Голицын разрабатывал удивительные шрифты, его буквы – это не просто шрифт, а еще и настоящие рисунки. В ряде случаев его приглашали именно для разработки шрифта, тогда как саму книгу иллюстрировал другой художник.

При всем этом Владимир Михайлович никогда не забывал, что он происходит из древнейшего рода князей Голицыных, и не считал нужным скрывать свое негативное отношение к советской власти. Из-за этого в 1925, 1926 и 1933 годах его трижды арестовывали. В 1930 году семью Голицыных вообще высылали из Москвы. Его друзьям, известным художникам П. Д. Корину, П. П. Кончаловскому и В. А. Ватагину, трижды удавалось выручать его из беды, но четвертый арест оказался роковым. По доносу соседей Владимир Михайлович был арестован 23 октября 1941 года во время работы над серией антифашистских плакатов. Его осудили «за контрреволюционную деятельность» по печально знаменитой 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР на 5 лет и отправили в исправительно-трудовую колонию № 5 Свияжска (под Казанью), города, основанного его предками на острове.

Возможно, расположенный на острове Свияжск, окруженный водой и продуваемый ветром, казался кораблем неисправимому романтику Голицыну. И, не теряя мужества, он пытался рисовать даже в заключении. Но колония сделала свое жестокое дело. Суровый климат и недостаток полноценного питания вызвали у Владимира Михайловича развитие пеллагры, заболевания группы авитаминозов. 6 февраля 1943 года князя Владимира Михайловича Голицына, художника, моряка, изобретателя, не стало. Место его погребения на острове неизвестно.

* * *

Младший сын Владимира Михайловича Илларион и внуки Сергей, Иван и Екатерина стали профессиональными художниками.

В середине 1980-х на западной стене Свияжского Успенского монастыря, где располагалась ИТК-5, в которой содержался в заключении Владимир Михайлович Голицын, была установлена мемориальная доска.

Летом 1999 года в старинном русском городе Дмитрове на доме № 64 по Крапоткинской улице сыновья В. М. Голицына установили мемориальную доску с надписью: «В этом доме в 30-х и начале 40-х годов XX века жил и работал известный русский художник, моряк и изобретатель Голицын Владимир Михайлович».

В 2005 году в Богородицком Дворце-музее состоялась выставка художественного наследия рода Голицыных.

Приезжавшие на ее открытие дети и внуки В. М. Голицына посетили также библиотеку искусств, где с тех пор хранится книга о Владимире Голицыне с автографами его потомков.

Уцелевший: Сергей Михайлович Голицын

Еще в детстве, под впечатлением прочитанных книг, Сергей Голицын захотел состояться писателем. Особенно повлияли на его жизнь, как сам он писал впоследствии, принадлежавшие еще его деду первые два тома дореволюционного издания «Истории русского искусства» И. Э. Грабаря. Благодаря этим книгам «в коричневых, с золотым тиснением переплетах» у будущего писателя с детских лет зародилась вторая любовь – старое русское зодчество, которая побуждала его посещать старинные русские города, где он рассматривал, зарисовывал, изучал все, что строили и украшали его предки в далеком и отдаленном прошлом, и читать научные книги по русской истории, об археологических раскопках, о памятниках старины. Во время летних походов Голицын писал дневник, позднее накопленный материал и живые впечатления нашли отражение в краеведческо-исторических книгах «Сказание о белых камнях» (в этой книге, рассказывая о том, как готовилось ее издание, Сергей Голицын не раз упоминает о внешнем сходстве с братом Владимиром, которого он боготворил, близости их мыслей и увлечений) и «Сказание о земле Московской». Главным же и самым большим трудом жизни Сергея Голицына стали «Записки уцелевшего» – книга в жанре семейной хроники, над которой он работал в течение десяти лет, но которую так и не увидел изданной: 7 ноября 1989 года, в годовщину события, которое сломало его жизнь, он умер, в первой половине этого своего последнего дня занимаясь правкой машинописного экземпляра «Записок». А начиналась его жизнь безмятежно и довольно типично для русских детей из дворянских семей среднего достатка: детство в имении, домашнее воспитание и обучение. В 1913 году семья переехала в Москву, и с 1922 года Голицын учился в бывшей Алферовской женской гимназии, ставшей школой с «землемерно-таксаторским уклоном», неожиданно пригодившимся в жизни будущему писателю. После окончания школы, в 1927 году, Сергей Голицын поступил на Высшие литературные курсы и проучился два года, до разгрома их из-за «засоренности чуждым элементом».

Между тем советская власть преследовала семью Сергея Голицыных. Вот сухие факты репрессий.

1918, лето

Расстрел на Братском кладбище близ села Всехсвятское М.С. Лопухина, брата матери Сергея и Владимира Голицыных.

1918, осень

Обыск. Арест дедушки В. М. Голицына и дядей Владимира Сергеевича Трубецкого и Льва Бобринского. Заключение их в Богородицкую тюрьму. Хлопоты отца и матери. Свидание с арестованными. Их освобождение. Реквизиция одежды, хранящейся у Бобринских для нужд Красной армии. Насильственное переселение семьи Голицыных в квартиру директора Богородицкого сельскохозяйственного училища М. Ф. Арнольда.

1919

Второй арест В. М. Голицына, В. С. Трубецкого (арестовывался восемь раз, после 1934 г. его судьба неизвестна) и Л. Бобринского. Направление их в Тулу, а затем в Бутырскую тюрьму в Москву. Освобождение. Вручение В. М. Голицыну председателем Моссовета Л. Б. Каменевым «охранной грамоты». Насильственное переселение семьи в 24 часа в дом под названием «Трактир Васильева».

1919, октябрь

Ночной приход чекистов с ордером на арест отца. Уход отца через черный ход. Обыск. Арест матери. Приход отца в ЧК. Освобождение матери. Свидание с заключенным отцом на станции Ждановка перед отправкой его в Тулу. Хлопоты матери об освобождении отца в Туле.

1922, август

Высылка за границу из тюремной камеры троюродного брата, князя Сергея Евгеньевича Трубецкого, в числе других профессоров Москвы и Петербурга вместе с его матерью Верой Александровной и сестрой Софьей.

1923

Известие об аресте в Петрограде двоюродного брата Кирилла Николаевича Голицына, а затем дяди, Николая Владимировича Голицына.

1924, весна

Приговор К. Н. Голицыну (вторично арестован в 1941 г., содержался в «секретных» шарашках, вернулся в Москву в 1956 г.): 5 лет Соловков. Приговор Н. В. Голицыну: 3 года Соловков. Замена Соловков «рабочим коридором» Бутырской тюрьмы.

1925, март

Отчисление сестры, С. М. Голицыной, из университета в ходе чисток вузов.

1925, лето

Известие об аресте дяди, Алексея Сергеевича Лопухина, и заключении его в Тульскую тюрьму. Помощь П. Г. Смидовича в его освобождении.

1926

Аресты: дяди, Александра Александровича Раевского (приговор: 5 лет ИТЛ); зятя – Г. М. Осоргина (приговор: 10 лет ИТЛ, расстрелян на Соловках 16 октября 1929 г.); двоюродного брата, Алексея Бобринского (освобожден через несколько дней после обращения к Смидовичу и Пешковой).

Арест отца и брата Владимира. Обыск. Обнаружение в сундуках Трубецких портре тов императора Николая II и императрицы Александры Федоровны. Заключение в Лубянскую тюрьму. Освобождение при содействии Смидовича и Пешковой.

Увольнение отца. Повторный арест брата Владимира и его освобождение.

1927

Арест старшей сестры, А. М. Осоргиной. Ее освобождение по ходатайству Пешковой.

1929, март

Кадровые чистки и аресты в Госплане.

Увольнение сестры Сони, занимавшейся санитарной статистикой, и сестры Александры.

В 1929 году аресту подвергся сам Сергей Голицын, но через одиннадцать дней он был отпущен; следователь посоветовал ему уехать подальше от Москвы. После нескольких лет странствий и работы землемером Голицын вернулся к родителям, оказавшимся тогда в Дмитрове, и устроился рабочим на опытную станцию института мелиорации в Яхромской пойме. Там, уволенный в очередной раз «по сокращению штатов», он и написал свою первую книгу «Хочу быть топографом» (вышла в свет в 1936 г., после войны дважды переиздавалась). Название предложил писатель Борис Житков, друг его старшего брата, художника Владимира Михайловича Голицына. (Годы спустя Сергей Михайлович признавался, что ему нечего гордиться этой книгой, но зато с нее начался его литературный стаж.) Тот же Житков позже рекомендовал два рассказа Голицына в журнал «Чиж», напечатавший их в 1937 году, и их же и еще пару рассказов – в «Детгиз», который хотел все вместе издать так называемой «Книжкой-малышкой». Но этого не произошло из-за того, что все руководство «Детгиза» было арестовано.

Так закончилась довоенная литературная деятельность Сергея Михайловича. При содействии близкой знакомой Голицыных, «семейной благодетельницы», как ее называет Сергей Михайлович в «Записках», Екатерины Павловны Пешковой, он устроился в 1935 году в Дмитрове на строительство канала Москва – Волга. Но и оттуда летом 1937 года ему было предложено уйти «по собственному желанию». Осенью Голицын уехал на строительство Куйбышевской ГЭС, где проработал около трех лет, пока осенью 1940 года не пришло решение о прекращении строительства. Вместо этого советское правительство решило строить средние гидроэлектростанции на Оке, Клязьме и Верхней Волге. Голицына направили под Ковров Владимирской области, там он был мобилизован и отправился на фронт.

Всю войну Сергей Михайлович прослужил в строительных частях. Он занимался строительством оборонительных укреплений, дорог, мостов от Сталинграда до Берлина, восстанавливал разрушенную Варшаву, вокзал в Гомеле и был демобилизован лишь в конце 1946 года. Сергей Голицын был награжден орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы» и удостоен других наград.

С декабря 1946 года он стал работать инженером-геодезистом в Государственном проектном институте (ГПИ-1), выбирал и разбивал площади под строительство текстильных фабрик и комбинатов в Серпухове, Ташкенте, Гори, Ашхабаде, Сталинабаде, Херсоне, Камышине, Озерах на Оке. Попытки писать Сергей Михай лович возобновил с 1947 года. Он начал с записи воспоминаний о войне, закончив их в 1949 году (из них опубликованы в 1995 году в журнале «Наш современник» в № 7–18 несколько глав, посвященных осени 1941 года, Сталинградской битве и февралю 1943 года); в конце 1949 года он закончил пьесу «Московская квартира». В 1950–1955 годах была переиздана и переведена на чешский, китайский, румынский и болгарский языки книга «Хочу быть топографом», за которую он получил единственную в своей жизни премию: Голицын стал лауреатом конкурса на лучшую научно-художественную книгу. После издания книги для детей «Сорок изыскателей» в 1959 году Сергей Михайлович оставил службу и стал заниматься исключительно литературным трудом.

В начале шестидесятых годов им было написано несколько повестей для детей и юношества. Популярностью пользовались его детские книги «Сорок изыскателей», «За березовыми книгами», «Полотняный городок», «Городок сорванцов», «Тайна старого Радуля» и другие. Многие книги Сергея Голицына, который в 1965 году был принят в Союз писателей СССР, появились в результате его путешествий по родной земле и благодаря дружбе с юными изыскателями (это слово Сергей Михайлович впервые услышал от своего сына Миши, когда тот учился в седьмом классе). Сначала писатель был туристом-одиночкой, а потом из года в год он стал водить московских школьников по старым русским городам.

Однажды, очарованный красотой Суздаля, он решил писать «свою книгу», «самую заветную». Так родилась выдержавшая несколько изданий книга «Сказания о белых камнях» (1969) – повесть об истории и архитектуре Владимиро-Суздальской Руси XII–XIII веков, которую блестяще иллюстрировал племянник писателя, замечательный художник Владимир Перцов. В восьмидесятых годах Голицын создал еще одну книгу об архитектуре – «Село Любец и его окрестности» (1989), написал историко-краеведческую книгу «Сказание о земле Московской», исторические книги для детей «Сказание о Евпатии Коловрате», «Ладьи плывут на север», «До самого синего Дона», «Про бел-горюч камень».

Особняком в его творчестве стоят две повести о художниках: «Солнечная палитра» (1967) – о В. Д. Поленове, который был близким знакомым родителей писателя, и «Слово о мудром мастере» (1977) – о В. А. Фаворском, которого он хорошо знал сам.

С 1960 года Сергей Голицын каждый сезон жил в селе Любец на берегу Клязьмы во Владимирской области, где у него был дом. Там он находился примерно с апреля по начало октября, остальное время проводил в Москве. Несколько очерков об этом селе, его истории и жителях составили упомянутую выше книгу «Село Любец и его окрестности». В 1979 году писатель начал работать над воспоминаниями «Записки уцелевшего».

Писателю не было чуждо ничто человеческое. Его племянник Михаил Голицын, посетивший дядю с супругой и братом Илларионом, вспоминал: «Сергей Михайлович любил все русское, особенно грибные походы. Сам солил грибы и любил ими угощать добрых друзей под „голицынскую горькую“, настоянную на весьма редкой у нас траве зубровке».

Вместе с супругой Клавдией Михайловной он вырастил двух сыновей, ставших крупными российскими учеными. Младший сын, Георгий Сергеевич Голицын (родился в 1935 г.), профессор, доктор физико-математических наук, академик, член президиума РАН, директор Института физики атмосферы РАН, автор свыше 200 научных трудов, в том числе пяти монографий, помимо научных исследований, занимается историей, генеалогией рода Голицыных. Старший сын писателя, Михаил Сергеевич Голицын (1923–1991), стал известным гидрогеологом, кандидатом наук, он разрабатывал сложнейшие технические проекты и увлекался резьбой по дереву (был участником городских, региональных и международных выставок). Славный род писателя-просветителя достойно продолжают также его внуки и правнуки.

Сергей Михайлович Голицын скончался 7 ноября 1989 года от обширного инфаркта. По завещанию он похоронен в селе Любец рядом с женой в ограде церкви, построенной в 1694 году и внешне отреставрированной благодаря его хлопотам.

Приложение

Шут императрицы

Среди Голицыных немало было незаурядных личностей, проживших интереснейшую, изобилующую крутыми поворотами жизнь, однако мало над кем судьба покуражилась так, как над Михаилом Алексеевичем Голицыным. Впрочем, он и сам совершал изрядные чудачества. Но одно из событий жизни князя совершенно выделяет его из ряда знатных сородичей. Зимой 1740 года императрица Анна Иоанновна, сделав перед тем Михаила Алексеевича своим шутом, устроила потешный праздник, надумав женить его, потомка древнего вельможного рода, на калмычке Евдокии Бужениновой. Надо полагать, что и шутовская должность, и эта, последняя царская «милость» выпали на долю Рюриковича по родству его с ненавистными царице «верховниками», вождями Верховного тайного совета.

Михаил Алексеевич Голицын (князь, по прозвищу Квасник, 1697–1778) происходил из старшей, несчастливой ветви рода Голицыных (Васильевичи). Родился он в то время, когда его дед, князь Василий Васильевич, всемогущий фаворит царевны Софьи Алексеевны, и родители, князь Алексей Васильевич Голицын и Мария Исаевна, урожденная Квашнина, жили в ссылке (после низвержения Софьи в 1689 году Василий Голицын, лишенный чинов и поместий, был сослан вместе с сыном сначала в город Каргополь, а позже – на Пинегу, в деревню Холмогоры, примерно в 200 километрах от Архангельска). Отец Михаила Алексеевича вскоре умер, и тот рос при знаменитом деде, был любимым его внуком, бойким и способным, и получил под его руководством хорошее домашнее образование. Лучшего воспитателя и пожелать было невозможно. Князь Василий, один из самых образованных людей России, знал несколько европейских языков, владел также латынью и греческим, был начитан в древней истории, искушен в дипломатии и политесе. Одним словом, Михаил Алексеевич Голицын получил настоящее европейское образование.

В 1711 году Михаил Голицын женился на Марфе (Ирине) Максимовне Хвостовой (1694–1721); в этом браке родились дети Елена (1712–1747) и Николай (1713–1758). В 1714 году, после кончины князя Василия Васильевича, все семейство было возвращено из ссылки. Впоследствии Петр I отправил Михаила Голицына учиться за границу, и некоторое время тот даже воспитывался в парижской Сорбонне. Потом, будучи в Италии в 1729 году, Михаил Алексеевич страстно влюбился в красавицу Лючию, дочь трактирщика, на 20 лет моложе его, тайно вступил в брак с ней и… перешел в католичество (к тому времени первая супруга князя, Марфа Хвостова, почила в бозе). Это был едва ли не первый случай перехода в католичество князя Московской Руси. (Михаил Алексеевич не придал значения перемене веры, и вскоре об этом ему довелось горько пожалеть.) После, вернувшись в Россию, князь Голицын находился на военной службе, однако, в отличие от деда, военно-административными талантами он не блистал и вышел в отставку в чине майора.

В 1732 году, уже в царствование Анны Иоанновны, супруги Голицыны с маленькой дочерью вернулись в Россию. Здесь они узнали, что государыня весьма строго относится к религиозным вопросам (позже, в 1738 году, по распоряжению Анны Иоанновны Сенат осудит на сожжение заживо смоленского купца Боруха Лейбова и обращенного им в иудаизм капитан-лейтенанта Александра Возницына). Поэтому Голицын, тщательно скрывая от всех и иностранку-жену, и смену вероисповедания, тайно поселился в Москве, в Немецкой слободе. Однако нашелся какой-то завистник, который донес на Голицына. Императрица, узнав о вероотступничестве князя, в гневе потребовала призвать Голицына в северную столицу. Брак князя был признан незаконным, его разлучили с женой-итальянкой, отправив ее в ссылку (есть версия, что ее выслали из России), а ему самому велено было занять место среди придворных «дураков»: попросту говоря, потомка древнего вельможного рода, пятидесятилетнего столбового дворянина Михаила Алексеевича Голицына, обрекли на роль придворного шута. Среди прочего, ему вменялось в обязанность обносить императрицу и ее гостей русским квасом, за что князь и получил прозвище Квасник.

Предыстория этого события и дальнейшие курьезные происшествия из жизни Михаила Голицына нашли отражение в романе И. Лажечникова «Ледяной дом», которому автор дал фамилию Кульковский. Вот как романист впервые представляет читателю злосчастного князя:

«У входа в манеж тряслись на морозе Гроснот и нечто в розовом атласном кафтане, которое можно было б изобразить надутым шаром с двумя толстыми подставками в виде ног и с надставкою в виде толстой лысой головы, о которую разбилась бы черепаха, упав с высоты.

В этой голове было пусто; не думаю, чтобы сыскалось сердце и в туловище, если бы анатомировали это нечто, зато оно ежедневно начинялось яствами и питьями, которых достало бы для пятерых едоков. Это нечто была трещотка, ветошка, плевальный ящик Бирона. Во всякое время носилось оно, вблизи или вдали, за своим владыкою. Лишь только герцог продирал глаза, вы могли видеть это огромное нечто в приемной зале его светлости смиренно сидящим у дверей прихожей на стуле; по временам око вставало на цыпочки, пробиралось к двери ближайшей комнаты так тихо, что можно было в это время услышать падение булавки на пол, прикладывало ухо к замочной щели ближайшей комнаты и опять со страхом и трепетом возвращалось на цыпочках к своему дежурному стулу. Если герцог кашлял, то оно тряслось, как осенний лист. Когда же на ночь камердинер герцога выносил из спальни его платье, нечто вставало с своего стула, жало руку камердинеру и осторожно, неся всю тяжесть своего огромного туловища в груди своей, чтобы не сделать им шуму по паркету, выползало или выкатывалось из дому, и нередко еще на улице тосковало от сомнения, заснула ли его светлость и не потребовала бы к себе, чтобы над ним пошутить. Вы могли видеть нечто у входов Верховного совета, Сената, дворца и даже Тайной канцелярии, когда в них находилась его светлость; на всех церемониалах, ходах, пиршествах и особенно жирных обедах, где только обреталась его светлость. Этот кусок мяса, на котором творцу угодно было начертать человеческий образ, это существо именовалось Кульковским. Высочайшее его благо, высшая пища его духа или пара животного, заключалось в том, чтобы находиться при первом человеке в империи. В царствование Екатерины он находился при Меншикове, в царствование Петра II при Долгоруком, ныне же при Бироне. Так переходил он от одного первого человека в государстве к другому, не возбуждая ни в ком опасения на счет свой и ненависти к себе, во всякое время, при всех переменах, счастливый, довольный своей судьбой. Где был временщик, там и Кульковский; привыкли говорить, что где Кульковский, там и временщик. Сделаться необходимою вещью, хоть плевательницею этого, – вот в чем заключалась цель его помышлений и венец его жизни. И он достиг этой цели: от привычки видеть каждый день то же бесстрастное, спокойное, покорное лицо, Бирон скучал, когда занемогал Кульковский. Всякое утро и вечер первый человек в империи приветствовал его улыбкой, иногда и гримасой, которая всегда принималась за многоценную монету, а если герцог в добрый час расшучивался, то удостоивал выщипать из немногих волос Кульковского два-три седых волоса, которых у него еще не было. Знак этой милости, несмотря на боль, особенно радовал его. Для поощрения ж к дальнейшему ревностному служению иногда поручали ему первому повестить о награде или немилости, ниспосылаемых герцогом. Кроме этого, во всю жизнь его давали ему, еще при Екатерине, одно важное поручение в Италию; но он, исполнив его весьма дурно, возвратился оттуда католиком. И веру свою переменил он от желания угодить первому человеку в Риме, то есть папе, которого туфли удостоился поцеловать за этот подвиг. О ренегатстве его, скрываемом им в Петербурге, только недавно узнала государыня и искала случая наказать его за этот поступок не как члена благоустроенного общества, а как получеловека, как шута. Надо, однако ж, присовокупить, что он имел достоинство молчать обо всем, что делалось в глазах его и о чем не приказано ему было говорить, хотя б то было о прыщике, севшем на носу его светлости».

Согласитесь, весьма нелицеприятный портрет. Однако следует помнить, что романтическая поэтика требовала от Лажечникова соединения в романе высокой поэтической стихии со стихией гротеска и карикатуры. И изображение Кульковского/Голицына (кроме него, императрицы Анны, Бирона, кабинет-министра Волынского на страницах «Ледяного дома» появляются вице-канцлер и фактический глава Кабинета министров Остерман, фельдмаршал Миних, поэт Тредиаковский) дань этому программному требованию романтиков. Что касается верности исторических персонажей романа их реальным прообразам, об этом Лажечников высказался в письме Пушкину, который упрекнул романиста в несоблюдении исторической истины. Писатель так сформулировал свой основной творческий принцип: «… историческую верность главных лиц моего романа старался я сохранить, сколько позволяло мне поэтическое создание, ибо в историческом романе истина всегда должна уступить поэзии, если та мешает этой. Это аксиома». Разумеется, это аксиома эстетики романтической.

В 1739 году Анна Иоанновна, желая забыться от осаждавших ее душевной и телесной болезней, вздумала женить Голицына на своей любимой калмычке Евдокии Ивановне Бужениновой (умерла в 1742 г.) и сыграть их свадьбу в ледяном дворце. «Надо было нити его жизни пройти сквозь эту иголку, и он выслушал свой приговор с героическою твердостью, несмотря на поздравления насмешников-пажей, просящих его, как товарища, не лишить их своей дружбы» («Ледяной дом»).

И закипела работа по сооружению ледяного дома. «Между адмиралтейством и Зимним дворцом, как бы по мановению волшебного жезла, встало в несколько дней дивное здание, какого ни одна страна, кроме России, не производила и какое мог только произвесть суровый север наш с помощью жестокой зимы 1740 года, – читаем на страницах романа И. Лажечникова. – Все здание было из воды. Фундамент клался из воды; стены, кровля, стекла, украшения выводились из нее же; все спаявалось водою; вода принимала все формы, какие угодно было затейливому воображению дать ей. И когда солнце развернуло свои лучи на этом ледяном доме, он казался высеченным из одного куска сапфира, убранного фигурами из опала».

Современником «этих ледовитых затей» оказался ученый, академик по кафедре математики, физики, автор статей, учебников Георг Вольфганг Крафт (1701–1754). «Не желая лишить господина Крафта достойной славы или, лучше сказать, боясь вступить с ним в состязание», говоря словами Лажечникова, предоставим «ему самому говорить на немецкий лад о способе постройки, расположении и украшениях любопытного здания».

«Самый чистый лед, наподобие больших квадратных плит, разрубали, архитектурными украшениями убирали, циркулем и линейкою размеривали, рычагами одну ледяную плиту на другую клали и каждый ряд водою поливали, которая тотчас замерзала и вместо крепкого цемента служила. Таким образом чрез краткое время построен был дом, который был длиною в восемь сажен, шириною в две сажени с половиною, а вышиною вместе с кровлею в три сажени.

Напереди перед домом стояло шесть ледяных точеных пушек, которые имели колеса и станки ледяные ж, что и о всем последующем разуметь должно, разве что не ледяное случится, о чем именно упомянуто будет. Пушки величиною и размером против медных трехфунтовых сделаны и высверлены были. Из оных пушек неоднократно стреляли; в каковом случае кладено в них пороху по четыре фунта, и притом посконное или железное ядро заколачивали. (Такое ядро некогда в присутствии всего императорского придворного штата, в расстоянии шестидесяти шагов, доску толщиною в два дюйма насквозь пробило.) Еще ж стояли в том же ряду с пушками две мортиры. Оные сделаны были по размеру медных мортир против двухпудовой бомбы (Из которых многократно бомбы бросали, причем на заряд в гнездо ¹/₄ фунта пороху кладено. – Лажечников.) Напоследок в том же ряду у ворот стояли два дельфина. Сии дельфины помощию насосов огонь от зажженной нефти из челюстей выбрасывали, что ночью приятную потеху представляло. Позади помянутого ряду пушек и мортир сделаны были около всего дому из ледяных баляс изрядные перила, между которыми, в равном расстоянии, четвероугольные столбы стояли. Когда на оный дом изблизи смотрели, то с удивлением видна была вверху на кровле четвероугольными столбами и точеными статуями украшенная галерея, а над входом преизрядный фронтишпиц, в разных местах статуями украшенный. Самый дом имел дверные и оконишние косяки, также и пилястры, выкрашенные краскою наподобие зеленого мрамора. В одном же доме находились крыльцо и двое дверей; при входе были сени, а по обеим сторонам покои без потолку, с одною только крышею. В сенях было четыре окна, а в каждом покое по пяти окон, в которых как рамки, так и стекла сделаны были из тонкого чистого льду. Ночью в оных окнах много свеч горело, и почти на каждом окне видны были на полотне писаные смешные картины, причем сияние, сквозь окна и стены проницающее, преизрядный и весьма удивительный вид показывало. В перилах, кроме главного входа, находились еще двои сторонние ворота и на них горшки с цветами и с померанцевыми деревьями, а подле них простые ледяные деревья, имеющие листья и ветви ледяные ж, на которых сидели птицы, что все изрядным мастерством сделано было.

Наружное, прочее сего дому украшение состояло в следующих вещах. На всякой стороне, на пьедестале с фронтишпицем, поставлено было по четырехугольной пирамиде. Помянутые пирамиды внутри были пусты, которые сзади от дому вход имели. На каждой оных стороне высечено было по круглому окну, около которых снаружи размалеванные часовые доски находились, а внутри осьмиугольный бумажный большой фонарь (со множеством зажженных свечей) висел, у которого на каждой стороне всякие смешные фигуры намалеваны были. Оный фонарь находившийся внутри потаенный человек вкруг оборачивал, дабы сквозь каждое окно из помянутых фигур одну за другою смотрители видеть могли. По правую сторону дома изображен был слон в надлежащей его величине, на котором сидел персианин с чеканом (старинное холодное оружие, состоявшее из заостренного молотка, насаженного на рукоять. – Авт.) в руке, а подле его два персианина в обыкновенной человеческой величине стояли. Сей слон внутри был пуст и так хитро сделан, что днем воду, вышиною в двадцать четыре фута, пускал, которая из близ находившегося канала адмиралтейской крепости трубами проведена была, а ночью, с великим удивлением всех смотрящих, горящую нефть выбрасывал. Сверх же того, мог он, как живой слон, кричать, каковый голос потаенный в нем человек трубою производил. Третие, на левой стороне дома, по обыкновению северных стран, изо льду построена была баня, которая, казалось, будто бы из простых бревен сделана была, и которую несколько раз топили, и действительно в ней парились.

Теперь посмотрим, каким образом убраны были покои. В одном из них на одной половине стоял уборный стол, на котором находилось зеркало, несколько шандалов со свечами, которые по ночам, будучи нефтью намазаны, горели, карманные часы и всякая посуда, а на стене висело зеркало. На другой половине видны были преизрядная кровать с завесом, постелью, подушками и одеялом, двое туфли, два колпака, табурет и резной работы комель (Камин. – Авт.), в котором лежащие ледяные дрова, нефтью намазанные, многократно горели. В другом покое, по левую руку, стоял стол, а на нем лежали столовые часы, в которых находящиеся колеса сквозь светлый лед видны были. Сверх сего, на столе в разных местах лежали для играния примороженные карты. Подле стола по обеим сторонам стояли резной работы два долгие стула, а в углах две статуи. По правую руку стоял резной угольной поставец с разными небольшими фигурами, а внутри оного стояла точеная посуда, стаканы, рюмки и блюда с кушаньем. Все оные вещи изо льду сделаны и приличными натуральными красками выкрашены были».

По правую сторону от дома стоял сделанный в натуральную величину ледяной слон, на котором верхом сидел ледяной персиянин; рядом на земле стояли две ледяные персиянки. Этот слон, пустой внутри, был хитро сделан: днем он пускал воду на высоту почти четыре метра, а ночью, к великому удивлению всего Петербурга, выбрасывал горящую нефть. Более того, ледяной гигант мог кричать как живой слон, благодаря тому, что «потаенной в нем человек трубою производил» соответствующие звуки.

Устройство праздника было поручено кабинет-министру Волынскому. Чтобы сообщить свадебному действу особый размах и пышность, в столицу выписали по паре представителей всех народов, обитавших в России. Этнографическая пестрота костюмов, национальные песни и пляски должны были не только украсить и разнообразить забаву: они призваны были продемонстрировать императрице и ее иностранным гостям огромность могущественной империи и процветание всех разноплеменных ее жителей.

Вот какое описание необычайной свадьбы дал в своих «Записках» В. А. Нащокин (1707 – ок.1761):

«Да тогож 1740 году была куриозная свадьба. Женился князь Голицын, который тогда имел новую фамилию Квасник, для которой свадьбы собраны были всего государства разночинцы и разноязычники, самаго подлаго народа, то есть Вотяки, Мордва, Черемиса, Татары, Калмыки, Самоеды и их жены, и прочие народы с Украины, и следующие стопам Бахусовым и Венериным, в подобном тому убранстве, и с криком для увеселения той свадьбы.

А ехали мимо дворца. Жених с невестою сидел в сделанной нарочно клетке, поставленной на слоне, а прочий свадебной поезд вышеписанных народов, с принадлежащею каждому роду музыкалиею и разными игрушками, следовал на оленях, на собаках, на свиньях…»

Когда все разместились за праздничными столами, «карманный Ея Величества стихотворец» Василий Тредиаковский, еще одна невольная жертва этой бесчеловечной потехи, огласил заказанные ему свадебные вирши:

Здравствуйте, женившись, дурак и дура,
Еще <…> дочка, тота и фигура!
Теперь-то прямо время вам повеселиться,
Теперь-то всячески поезжанам должно беситься:
Кваснин дурак и Буженинова <…>
Сошлись любовно, но любовь их гадка.
Ну мордва, ну чуваши, ну самоеды!
Начните веселье, молодые деды,
Балалайки, гудки, рожки и волынки!
Сберите и вы бурлацки рынки,
Плешницы, волочайки и скверные <…>!
Ах, вижу, как вы теперь ради!
Гремите, гудите, брянчите, скачите,
Шалите, кричите, пляшите!
Свищи, весна, свищи, красна!
Не можно вам иметь лучшее время,
Спрягся ханский сын, взял ханское племя:
Ханский сын Кваснин, Буженинова ханка,
Кому то не видно, кажет их осанка.
О пара, о нестара!
Не жить они станут, но зоблют сахар;
А как он устанет, то другой будет пахарь,
Ей двоих иметь диковинки нету,
Знает она и десять для привету.
Итак, надлежит новобрачным
приветствовать ныне,
Дабы они во все свое время жили в благостыне,
Спалось бы им, да вралось, пилось бы, да елось.
Здравствуйте, женившись, дурак и дурка,
Еще <…> дочка, тота и фигурка.

На ночь у дверей Ледяного дома встал караул, дабы молодожены не сбежали из отведенных им покоев. Голицын и Буженинова чудом пережили ночь на ледяной кровати и утром вышли живыми из ледяного ада (литературное предание гласит, что Евдокии Ивановне удалось, подкупив стражу, раздобыть полушубок, и тем самым она спасла себя с мужем от смерти).

Однако Евдокия Ивановна после этого долго болела и спустя два года умерла.

В исторической литературе бытует мнение, что от пережитого унижения Михаил Алексеевич Голицын повредился умом (в словаре Брокгауза и Евфрона говорится, что, когда Анна Иоанновна решила женить князя, он уже пребывал в состоянии, близком к идиотизму), между тем сохранившиеся образцы его остроумия свидетельствуют об обратном. Судите сами.

* * *

Как-то в обществе некая пригожая девица сказала князю:
– Кажется, я вас где-то видела.
– Как же, сударыня, – тотчас отвечал Квасник, – я там весьма часто бываю!

* * *

Об одном живописце говорили с сожалением, что он пишет прекрасные портреты, а дети у него весьма непригожи. Услышав это, Квасник пожал плечами:
– Что же тут удивительного: портреты он делает днем, а детей – ночью.

* * *

Однажды всемогущий временщик императрицы герцог Бирон спросил Квасника:
– Что думают обо мне россияне?
– Вас, ваша светлость, – отвечал он, – одни считают Богом, другие Сатаною, и никто – человеком.

* * *

Одна пожилая дама, будучи в обществе, уверяла, что ей не более сорока лет от роду. Квасник, который хорошо знал истинный ее возраст, обращаясь к присутствующим, сказал:
– Можете ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом уверяет.

* * *

Известный генерал фон Девиц на восьмидесятом году жизни женился на молоденькой смазливой немке из города Риги. Будучи накоротке с Квасником, он написал ему о своей женитьбе, прибавив при этом: «Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников». На это Голицын ему отвечал: «Конечно, не можете надеяться, но всегда должны опасаться, что они будут».

* * *

Герцог Бирон послал однажды Квасника быть вместо себя восприемником от купели сына одного из камер-лакеев.
Квасник исправно выполнил поручение. Но когда он докладывал о том Бирону, временщик, будучи не в духе, назвал его ослом.
– Не знаю, похож ли я на осла, – возразил Квасник, – но знаю, что в этом случае я совершенно представлял вашу особу.

В браке с Евдокией Ивановной Бужениновой у Михаила Алексеевича родился сын, князь Андрей (1740–1777). В год его рождения новая правительница России Анна Леопольдовна распустила придворных шутов и освободила Голицына от его шутовских обязанностей: она запретила «нечеловеческие поругания» над «дураками», навсегда уничтожив в России позорное звание придворного шута. Голицын оставил столицу и перебрался сначала в родовое Архангельское, а после смерти Евдокии Бужениновой переехал в купленное им имение в Костентинково. Здесь он в 1744 году женился в четвертый раз на Аграфене Алексеевне Хвостовой (1723–1750), которая родила от него трех дочерей, Варвару (1746–1767), Анну (1748–1813), Елену (1750), и сына, Алексея (1749–1751) (по всей видимости, Михаил Алексеевич в своей личной жизни действительно не придавал особого значения церковным установлениям, ведь по православной традиции жениться можно не более трех раз). Голицын прожил в Костентинково целых 35 лет. Умер он в 1778 году в возрасте 80 лет, в родовом селе Братовщине (расположенном под Москвой, по старой Троицкой дороге, ведущей из Москвы в Троице-Сергиеву лавру, Ярославль и далее на север в Архангельск), где в 1887 году П. Полевой открыл его могилу, о чем поведал в своей заметке в «Историческом вестнике» (1890, № 1). Историк-этнограф И. М. Снегирев сообщал, что на церковной паперти Братовщины видел надгробный камень князя, вросший в землю и отмеченный полустертой надписью.

Из всего многочисленного потомства Михаила Алексеевича лишь его внук Андрей Андреевич (1770–1855) стал продолжателем ветви Васильевичей рода Голицыных.

Князь-миссионер

Судьба Дмитрия Дмитриевича Голицына (1770–1840) весьма необычна для представителя древнего княжеского рода России: он не только стал римско-католическим священником, но и был лишен российского подданства.

Сын русского дипломата князя Дмитрия Алексеевича Голицына (см. выше) и дочери имперского графа-католика, прусского фельдмаршала, графини Амалии фон Шметтау, будущий миссионер родился 22 декабря 1770 года в Гааге. Юный князь получил великолепное светское образование (с 1780 года он вместе с матерью и сестрой, впоследствии княгиней Сальмской, проживал в Мюнстере, где учился в местной гимназии при католическом университете, основанном Францем Фюрстенбергом), однако, вследствие индифферентизма матери и полного безверия отца, вовсе не воспитывался религиозно. Между тем в 1786 году мать его после болезни стала глубоко верующей и с тех пор до самой смерти предавалась постоянной молитве и раскаянию. Обращение матери произвело сильнейшее впечатление на Голицына, и в 1778 году он принял католичество под именем Августина (за что ему было отказано в месте при русском дворе).

Страницы: