Второй дубль Нельсон Е.

Глава 6

Шли годы, Вера продолжала работать на заводе. Владислава росла. Каждое лето Вера отвозила ее в свое родное село, к сестре Марии. Сама же возвращалась в Ленинград, работать.

Вот и сейчас она ехала из села, сдав дочку на попечение сестры. Деревенский воздух, тепло, фрукты и игры со своими двоюродными сестрами — для Влады это был настоящий рай.

Стояла невыносимая жара, хотя было только начало июня.

«Если у них тут настоящая засуха уже сейчас, что же будет в июле и августе?» — думала Вера, смотря из окна автобуса маршрутом ДивноеСтаврополь на сухие, словно пожженные, деревья и потрескавшуюся землю.

Вот уже несколько лет как не стало отца. Тихий, спокойный, работящий — он оставался таким до конца своей жизни. Вере не хватало его. Ее мысли переключились на Марию. Вера с сестрой никогда не была близка. Говорили между собой они немного, ничем сокровенным не делились. Мария ничего не знала об отце Влады. Но к Вере в душу не лезла и ни о чем не расспрашивала. У нее было пятеро детей и пьяницамуж. Работала она почтальоном и каждый день проходила многие километры с толстой сумкой на плече, разнося почту по сельским домам.

Вера была рада, когда после пятичасовой тряски автобус прибыл на городской вокзал. Отсюда было недалеко до дома брата, у которого она собиралась остановиться. Авиарейс на Ленинград был лишь на следующий день. Вера натянула поплотнее широкополую панаму и полезла в сумочку за солнцезащитными очками. Раньше Вера почувствовала бы себя белой вороной, в южной части России женщины довольствовались головными платками, но сейчас и среди провинциальных горожанок находились многие, кто активно носил и шляпы, и солнечные очки.

Ее мучила жажда, и она остановилась перед питьевым фонтанчиком. На вокзале продавали фрукты и семечки с лотков, было шумно. Ее взгляд случайно упал на высокого мужчину с темными усами. И вдруг, несмотря на жару, ее начал бить озноб. Этого человека она узнала бы и из тысячи… Человек, у которого она была в рабстве, чьи издевательства терпела, который к ней приходил в ночных кошмарах и которого она ненавидела, как никого другого на этой земле. Халид. Он стоял возле продавца семечек и оживленно жестикулировал.

«Мразь, изверг! Что он тут делает?» — думала Вера.

Она знала, что в панаме и за темными очками ее трудно узнать. Ее сердце бешено стучало, но не от страха, а от ярости.

Она сообразила, что он может обратить внимание на то, как настойчиво она на него смотрит, и чтонибудь заподозрить.

«Надо срочно звонить Мише», — пришла к Вере мысль.

Телефонная будка была на углу, и Вера с этого места могла видеть вокзальный пятак. Халид все еще был там, но теперь он стоял возле продавца фруктов.

— Миш, он здесь, приезжай скорей на вокзал. Он здесь! Этот подонок! Халид!

Брат сразу понял, о чем речь, и, не задавая лишних вопросов, просто сказал:

— Будь там, я сейчас подъеду. Не высовывайся.

Чувства разрывали ее. Ярость, ненависть — все смешалось, наполнив ее жаждой мести.

Ее взгляд упал на сувенирный киоск, где продавались изделия Северного Кавказа. Среди них был острый, как клинок, нож для вскрытия конвертов.

Подойдя к окошку, Вера показала продавщице на ножик:

— Мне вот этот, будте добры.

Расплатившись, она быстро сунула его в сумку.

Ноги почти не держали ее от волнения, и она присела на одну из скамеек, повернувшись так, чтобы Халид не обратил на нее внимания.

В ее голове звучали вперемежку два голоса, пытаясь заглушить друг друга.

«Он заслуживает смерти. Убей его. Заколи его как свинью, отомсти за себя и за других девчонок».

И в то же время другой голос шептал: «Есть ли у тебя право его убивать? Пусть его судят, пусть его накажут по справедливому суду».

«Нет, ты будешь чувствовать себя спокойно, только когда увидишь, как кровь бьет из него фонтаном. Он заслужил смерть. Он изверг. Он не человек, а зверь. Он издевался над тобой, над другими. Он собственными руками убил новорожденного младенца. Он отнял у тебя веру в себя, в любовь, в Бога».

«Ты думаешь, ты сможешь жить спокойно, когда убьешь его? Удовлетворив жажду крови, ты превратишься в зверя. Ты потеряешь то, что было дано тебе при рождении», — одновременно вторил другой.

— Верок?

Увидев брата, Вера бросилась ему на шею.

— Не поворачивайся сразу, — шепотом сказала она. — Сзади тебя фрукты продают. Он — тот, кто рядом с продавцом стоит.

Халид, повидимому, закончил ругться с продавцами и теперь хищно оглядывал вокзальный пятачок.

— Что делать, Миш? Мы не должны его упустить.

Михаил посмотрел на нее и сразу все понял. Он промолчал, но Вера видела, что и его раздирали противоречивые чувства. Ярость, готовность все сделать, чтобы наказать обидчика сестры, и одновременно неуверенность, делают ли они правильно.

В душе Михаил был рад, что позвонил майору, который когдато вел дело по похищению сестры. Изза недостаточных сведений дело тогда пришлось закрыть, но теперь Миша был уверен, что, если они поймают преступника, он будет наказан. За эти годы знакомство Михаила с майором переросло в настоящую дружбу.

Они увидели, что Халид делает прощальный жест лоточникам и направляется к синей пятерке.

— Миш, где твоя машина? Поехали за ним, — зашептала Вера, сама не своя.

Вера забыла о времени, о том, где находится, что завтра ей нужно лететь домой.

Для нее существовало сейчас одно — месть.

Вера сидела в «москвиче» брата и ужасно боялась потерять из виду машину Халида. Они въехали в частный район, где домики напоминали сельские, палисадники пестрели от цветов, а по заборам вились виноградные лозы.

Халид остановил автомобиль около обветшалого, коегде с потрескавшейся краской забора. Он загнал машину внутрь, тут же закрыв за собой ворота.

Теперь Вера знала, где живет эта крыса. Крыса, которую она задушит.

Чтобы не вызывать подозрений, они проехали чуть подальше и остановились. Долго молча сидели в машине, думая каждый о своем.

Вера заговорила первой:

— Миш, мне надо это сделать. Я должна, — как бы оправдываясь, сказала она.

— Мне надо позвонить. Давай найдем телефон, — ответил Михаил.

— А вдруг он исчезнет?

— Не бойся, не исчезнет, мы знаем, где он живет.

Выйдя из телефонной будки, брат, уже более спокойный, снова вел машину в направлении дома, где жил Халид.

Они увидели его в тот момент, когда он выходил из ворот. Халид переоделся в белые льняные брюки и кремовую рубашку.

«Сейчас или никогда, — застучало в голове у Веры. — Сейчас или никогда». Надев солнцезащитные очки, Вера резко открыла дверь машины и быстрым шагом последовала за Халидом. Михаил спрятался за деревьями, стараясь оставаться незамеченным.

— Извините, мужчина, — измененным голосом обратилась к Халиду Вера. — Я заплутала тут. Не подскажете, как улицу Горького найти?

Он остановился. Посмотрел в ее сторону и расплылся в белозубой улыбке.

Она подошла так близко, что видела красные прожилки на белках его глаз, чувствовала его дыхание.

— Конечно, подскажу, девушка! Как такой красавице не подсказать. Только вы далековато забрели.

За темными очками не был виден Верин взгляд. Он бы, наверное, прожег Халида на месте.

— Вот у меня тут адрес в сумке… — полезла в сумочку Вера.

Быстрый, как молния, Миша выскочил из своего убежища и ударил Халида по голове толстой дубинкой. Халид упал на колени, но сознание не потерял. Просто был оглушен. В те несколько минут, когда он приходил в себя, Миша успел оттащить его в тень деревьев.

Вера достала ножик из сумочки. Сняла очки. Приставив нож к его горлу, она прошептала:

— Узнаешь?

Халид с трудом начинал понимать, кто перед ним.

— Сейчас, Халид, я прирежу тебя как свинью, — прохрипела она.

Она видела страх в его глазах и наслаждалась им. Ее лицо исказилось. Она хотела вонзить свои пальцы в его глаза, чтобы почувствовать вытекающую оттуда жидкость, ей хотелось кусать его, чтобы почувствовать вкус его крови, вонзить нож прямо в его сердце и ощущать, как он входит в грудную клетку.

«Остановись! — внезапно прошептал тот самый голос, который слышала Вера на вокзале. — Это же самосуд. Ты потеряешь человечность, ты потеряешь все. Бог же все видит. Он накажет его по заслугам».

Верина рука с занесенным ножиком застыла в воздухе.

Сзади послышались милицейские сирены. Вера словно через какуюто пелену видела, как люди в голубой униформе подбегают к ним. Она услышала звуки пинков, стоны Халида. Брат осторожно взял нож у нее из рук.

Сидя на кухне у Михаила с Валентиной, Вера пыталась успокоить нервы водкой. Она то всхлипывала, то успокаивалась, то начинала громко говорить, то пыталась объяснить чтото шепотом. Она уснула тяжелым сном только к утру, всего на час, потому что надо было ехать в аэропорт.

Брат заверил, что Вере ни о чем не надо было беспокоиться. И следователь, и другие ребята из милиции — его знакомые. Халида они сломают, у них свои методы есть для этого. Его ждет суд и тюрьма. Свидетельницей ей быть не стоит, их тут может быть целая группировка, не надо искушать судьбу. В милиции найдут, как доказать его причастность к похищению людей и работорговле.

…В аэропорту, поцеловав сестру на прощание, брат шепнул ей:

— Вер, я благодарен тебе, что ты руки свои в крови не запачкала.

Глава 7

…Влада с внуком уехали, и опять Вера почувствовала себя самой одинокой на земле.

Два дня прошло, а она так и не нашла в себе силы выйти из дома. Встреча в ресторане напрочь выбила ее из колеи. Может, все это ей приснилось и совсем не его она видела и разговаривала не с ним?..

Сердце ее странно стучало, то замирая, как будто прислушиваясь, то начиная биться с бешеной скоростью, как будто торопясь кудато. Она ругала себя. За то, что не оставила ему свой телефон, что нормально с ним не поговорила. Но ведь прошло столько лет…

Все эти годы она ничего не слышала о Владимире.

Зазвонил телефон. Влада, наверное. Звонит сообщить, что добралась.

Вера вздрогнула, услышав на другом конце провода такой знакомый до боли, пробиравший до самого крошечного позвонка ее тела голос:

— Вера, здравствуй, это Владимир.

Сердце затрепыхалось, как птица, готовая вотвот высвободиться из клетки. В смятении она хотела положить трубку, но какаято сила заставила задержать ее в руке.

— Вера, у нас встреча такая короткая была. В ресторане нормально поговорить не получилось. Ты свободна сегодня вечером?

Прошло несколько секунд, прежде чем Вера смогла выдавить из себя:

— Не знаю…

— В шесть часов тебя устроит, если я зайду за тобой? Прогуляемся по парку…

— Хорошо. — Вера больше ничего не смогла сказать, чувствуя, как пылают щеки и жар распространяется по всему телу.

Она положила трубку. Как он ее нашел? Хотя сейчас любую информацию можно найти в считаные минуты. Ведь фамилия у нее такая, как и была.

Она и хотела, и одновременно безумно боялась встречаться с человеком, ради которого когдато горы могла свернуть. Она не знала, о чем будет с ним говорить, она просто чувствовала биение сердца, которое, казалось, ничем невозможно было заглушить.

Страх, сомнение, ожидание, надежда — все нахлынуло на нее, захлестнуло волной, и уже не уйти было от этих чувств и мыслей…

Долго простояв у окна, она наконец очнулась и, посмотрев на часы, стала беспокойно метаться по квартире, думая, что ей надеть.

Она хотела ощущать на себе его одобрительный взгляд, хотела видеть то восхищение в его глазах, с которым он смотрел на нее тридцать лет назад.

— Господи, да старуха ты уже, — сказала она самой себе. — О чем ты думаешь, что ты делаешь? И он старый тоже, на что он мне сдался?

И сама себе отвечала:

— Да я ж просто… Поговорим, как старые знакомые.

Он пришел ровно в шесть вечера с букетом цветов и тепло улыбнулся, когда увидел ее встревоженное выражение лица.

— Ну, как ты живешь, Верочка? — были его первые слова.

И снова этот взгляд и неизвестно откуда взявшееся желание показаться самой красивой, самой смелой, самой талантливой…

Вера, не анализируя и не осознавая своих мыслей и чувств, просто улыбнулась в ответ, и на душе сразу стало легко, как будто огромная тяжесть свалилась с нее.

— Да помаленьку… — кратко ответила она. — Вот на пенсию собираюсь.

— На пенсию? Ты? Для пенсионерки ты отлично выглядишь.

Верины щеки порозовели от комплимента.

— Да уж… — ответила Вера.

И н стала объяснять, что ей после двадцати пяти лет на работах с тяжелыми условиями трудовая пенсия полагалась с пятидесяти лет.

Они молча шли по парковой аллее, ощущая свежий аромат весны.

Вера остановилась и задрала голову. Птицы вовсю чирикали гдето высоко в ветвях, почки набухли и, казалось, вотвот взорвутся, обнажая нежную светлозеленую плоть новорожденных листьев.

У нее внезапно закружилась голова. Она пошатнулась и, приложив руку к виску, пыталась найти равновесие. Владимир, заметив реакцию Веры, осторожно положил ей на плечо руку, поддерживая ее.

— С тобой все в порядке?

— Да, просто голова закружилась. От переизбытка свежего воздуха, наверное. Нечасто я на улицу выхожу.

Она посмотрела в его глаза, и дыхание снова перехватило. Она так никогда и не смогла забыть его глаз. И сейчас она снова прочла в этих улыбающихся глазах нежность и чтото еще, чего она не могла описать.

— А я ведь искал тебя, Вера, — вдруг сказал он. — Везде искал. Я потерял тогда надежду, думал, тебя нет в живых. Давай присядем. — Владимир легонько потянул ее за локоть к ближайшей скамейке.

— Но я тебя недооценил. Я узнал, что тебе удалось бежать из плена, только через несколько лет после того, как уехал. Я в Москву долго не мог ездить, она ассоциировалась для меня с потерей. Потерей тебя. Поехал три года спустя, нужно было собрать коекакие документы. Случайно в метро встретил Сергея Мироновича, ректора. Помнишь его? В разговоре он тебя упомянул, сказал, что ты была в плену у чеченцев, сбежала оттуда, приезжала в училище, но дальше учиться не стала. А я тогда уже от Ольги уйти не мог.

На Веру внезапно нахлынула темная волна. За эти годы годы она научилась не вспоминать о рабстве. Этот отрезок ее жизни был простонапросто вырезан из ее памяти. Ей удалось покончить с этим и душевно, и физически.

— Никогда, больше никогда не напоминай мне об этом, — сдержанно сказала она Владимиру.

— Извини. Не буду.

Они сидели молча несколько минут. Вера заговорила первой.

— Вот так жизнь повернулась. Никто из нас в том, что случилось, не виноват. Просто так сложилось. Я сейчас такая, какая я есть. А ты такой, какой ты есть.

— А какая ты сейчас, Вера? Я хочу тебя заново узнать.

— Да ничего особенного из меня не получилось. Работала на фабрике, дочку растила, так жизнь и прошла.

— Вера, да у тебя жизнь только начинается, ты это знаешь? — горячо воскликнул Владимир, и Вера с изумлением посмотрела на него.

— Ну хватит обо мне. Расскажи про себя. Ты женат? Где живешь?

— Вдовец, жена умерла три года назад. Жил во Франции, в США, много ездил по миру, вот приехал в Питер, чтобы тут пожить и поработать.

— А чем ты занимаешься? Преподаешь? — спросила Вера.

— В какойто степени, — улыбнулся Владимир. — Только не в той области, что раньше. У меня как раз завтра тренинг будет, я тебя приглашаю.

— Я подумаю, — неуверенно ответила Вера. Ей не хотелось спрашивать у Владимира, что означает незнакомое ей слово «тренинг».

— Слушай, мы же о кафе совсем забыли, пойдем?

— Извини, но мне нужно домой. Влада будет звонить.

Он проводил ее.

— Так мы увидимся завтра? — спросил Владимир у парадной.

— Посмотрим.

Позвонив на следующий день, Владимир всетаки уговорил Веру приехать в Международный тренинговый центр. Получив на ресепшене бейдж со своим именем, она нашла нужный зал. Заглянув, Вера увидела, что зал был битком набит людьми. Сомневаясь, удастся ли найти свободное место, Вера немного задержалась в проходе.

Почувствовав на своем плече чьюто руку, она обернулась.

— Как здорово, что ты пришла. Я тебе зарезервировал место в первом ряду, вон там, видишь? — прошептал Владимир. Вера кивнула. — Ну, иди, садись, я скоро начинаю.

Уже сидя на своем месте и невольно слушая по обе стороны от себя разговоры о бизнесе, о профессиональных и жизненных целях, о книгах, которые ее мало интересовали, слыша такие странные для себя словечки, как «нетворкинг» и «самореализация», Вера терялась в догадках, о чем же будет выступление Владимира. О политике? О бизнесе? О том, как раскрутиться?

И совсем не то она ожидала услышать, когда он вышел на сцену. Но по мере того как он говорил, она чувствовала, с каким вниманием его слушали в зале, и сама была поглощена его речью, боясь пропустить хоть одно слово.

— Вы знаете, что бы я ответил, если бы меня спросили, какова основная проблема в сегодняшнем обществе? Я бы без колебаний заявил, что это страх. Люди боятся жить. Они боятся перемен, они боятся принятия решений, они боятся ответственности и обязанностей, они боятся поражения и успеха, люди боятся мечтать, в конце концов! Наш век можно назвать веком страха. Да, страх существует. И мы знаем по себе, на нашем личном опыте, что изза страха мы, возможно, выбрали не тот путь. Может быть, страх когдато помешал нам добиться большего, может быть, изза страха мы не пошли за своей мечтой. Ведь у каждого из нас есть мечта. У каждого сидящего здесь есть большая мечта, заложенная в нас еще до нашего рождения.

Вера слушала и думала: неужели она не одна? Неужели это правда, и люди, сидящие здесь, тоже боятся? Боятся перемен, боятся друг друга, боятся жить?

— Я верю, что все в мире создано с определенной целью и что у каждого человека есть своя миссия, свое предназначение. К сожалению, многие так и не находят его, и это трагедия. Ведь значимость жизни не в том, что мы живем, а в том, как мы живем. Мы делаем вид, что нам и так хорошо, — продолжал Владимир, — что у нас все в порядке, что у нас нет какихто специальных целей, или амбиций, или желаний, но на самом деле в самой глубине нашей души мы хотим большего. Давайте посмотрим правде в глаза. Легче жить привычной, спокойной жизнью, чем пробовать и терпеть поражение. Но вот что я вам скажу. Дело не в том, как больно тебя бьет жизнь, дело в том, что ты, несмотря ни на что, поднимаешься. И дело не в том, сколько поражений ты терпишь, а в том, что ты терпишь поражение и продолжаешь идти вперед. Вместо того, чтобы жить в страхе, нервничать, чувствовать свое бессилие, думать о себе как о жертве, я призываю каждого из вас расширить свои горизонты. Мечтайте большими мечтами. Достигайте новых высот. Вылезайте из своих коробочек. Играйте главную роль в вашей жизни!

Лекция продолжалась, Владимир говорил, а Вере как будто снова открылась непрописная истина, которая заложена глубоко в каждом человеке, но которая с годами истирается, изменяется, искажается.

В эту ночь Вера долго не могла заснуть, думая об их встрече и его словах: «Вы не проживаете ту жизнь, которая у вас в голове, ту жизнь, о которой вы мечтаете. Как же поверить в то, что ваше предназначение — это успех? Как поверить в то, что вы созданы для яркой и замечательной жизни?»

Но разве ее жизнь не прожита? Разве пятьдесят лет — не тот возраст, когда только сидят дома, читают газеты и книги и нянчат внуков?

Чтото старое, давно сложившееся в ней, давно воспринятое как само собой разумеющееся, говорило «да». Но чтото другое, что Вера так и не смогла в себе до конца подавить, робко поднималось, протягивало руки к солнцу и кричало во весь голос: «Нет! Это неправда!» И тут же, испуганное тем другим, старым голосом, пряталось, но через несколько мгновений снова поднималось и устремлялось к свету.

На следующий день, сама себе не желая признаться, она ждала звонка Владимира. Она так хотела увидеть его лицо, эти синие глаза, которые, казалось, читают всю ее подноготную. Его губы с этим волнующим изгибом, к которым ей так хотелось прильнуть губами.

Они сидели в маленькой кафешке в центре. Владимир, нежно смотря ей в глаза, взял ее за руку, и она снова почувствовала себя как в студенческие годы, молодой и неопытной. Он ласкал ее глазами, и Вера не могла оторвать свой взгляд от его. Казалось, прошла целая вечность, а они все еще смотрели в глаза друг другу, не говоря ни слова, пока подошедший с заказом официант не прервал их.

Во время еды они просто улыбались друг другу, перекидываясь ничего не значащими фразами.

Расплатившись посчету, Владимир, взяв Веру за руку, нежно, но уверенно потянул ее за собой. И она подчинилась. Больше не боясь, не раздумывая, не сомневаясь, она просто последовала за ним.

Он поймал такси, и она буквально упала в его объятия на заднем сиденье. Осторожно, словно это была фарфоровая ваза, он взял ее лицо в свои руки и начал целовать лоб, глаза, нос и, наконец, губы. И снова, как в тот самый первый раз, в походе, у озера, Вера почувствовала себя с ним единым целым. Весь их маршрут до его дома стал бесконечным поцелуем.

Машина остановилась, и они вынуждены были оторваться друг от друга. В зеркало водителя Вера увидела пару смеющихся глаз. Шофер, молодой паренек, терпеливо ждал, когда сидящая на заднем сиденье пара наконецто оторвется друг от друга.

Вера фыркнула от смеха, подумав про себя: «Думает, наверное, совсем рехнулись на старости лет».

Владимир быстро пошел по лестнице, ведя Веру за собой. Ноги были как вата, от волнения она почти не могла идти.

Он дрожащими руками открыл дверь.

«А ведь он тоже волнуется», — подумала про себя Вера.

Он стал жадно целовать ее в коридоре. И ничего больше не было, лишь мужчина и женщина, такие, как их создала природа, и то, изза чего они сходились во все времена и цивилизации, — желание…

Они лежали в объятиях друг друга, не двигаясь, позволяя только теплу своих тел впитываться одно в другое, закрыв глаза, чтобы полнее насладиться этим счастливым опьянением.

— Я думал о тебе, моя дорогая, я молил Бога, чтобы снова тебя встретить, — прошептал Владимир. — Моя смелая девочка, спасибо тебе за это волшебство, эту сказку.

Они задремали. Первым проснулся Владимир и стал покрывать поцелуями каждый миллиметр ее тела. В руках Владимира она почувствовала себя сгоравшей в пламени бабочкой. Но через несколько мгновений эта бабочка снова оживет, расправит свои крылышки и снова полетит навстречу этим необыкновенным ощущениям, чтобы снова отдаться во власть этому пламени.

— Верочка, ты знаешь, что ты совершенна? И как человек, и как женщина. Ты совершенна и уникальна Вера, запомни это, — шептал ей Владимир. И она верила. Верила, что нет в мире другой такой.

Мир, казалось бы, такой привычный и скучный, превратился вдруг в радужное сияние, в сказку, где все возможно.

Они гуляли по вечернему городу, и, смотря на проезжающие автомобили, звенящие трамваи, мосты, фонари, отражавшиеся в воде, небо, внимая городскому шуму, Вера впервые почувствовала, как ее сердце стучит в унисон с самой жизнью, что ее душа — это одно целое с самой душой мира.

— Вера, а как ты думаешь, какое у тебя призвание в этой жизни? — Вопрос Владимира был как бы продолжением этого зародившегося в ней необыкновенного ощущения.

Вера задумалась на несколько секунд, а потом ответила:

— Не знаю. Любить, наверное.

Владимир улыбнулся такому простому и правдивому ответу и поцеловал ее в щеку.

Робко входя в храм и неумело крестясь, Вера была не в силах сдержать неизвестно откуда нахлынувшее волнение. Она не могла сказать, что ее сюда привело, словно какаято сила подтолкнула ее, когда она проходила мимо. На протяжении этих лет она если и вспоминала Бога, то только когда думала о матери. Вере тогда приходили в голову слова, сказанные мамой перед смертью. А теперь вот вспомнила она слова и матери, и батюшки, с которым она разговаривала перед самым своим отъездом в тогдашний еще Ленинград.

Пламя свечей отражалось на позолоте икон, и лучи, идущие от них, казалось, отражали чувства и эмоции тех, кто сегодня здесь уже был. Они собрали в себе печали, радости, страхи и надежду тех, кто приходил сюда до Веры. И еще в этих тонких искрящихся лучах сияла любовь. И, дыша полной грудью, она набирала полные легкие воздуха, ощущая, как с каждым вдохом ее наполняет свет и тепло. Она выдыхала, и вместе с ее выдохом уходили тревоги и опасения. Она жила. Сейчас, в эту самую минуту. Она была свободна. И уже никто никогда не сможет вернуть ее обратно. Она свободна.

Она остро ощущала эту безграничную любовь, этот свет, исходящий отовсюду, который проникал в самые сокровенные уголки ее сердца, в самые потаенные места ее души, не оставляя места сомнению и недоверию. «В доме Отца моего обителей много», — услышала она отчетливо слова отца Сергия. И почувствовала, как из глубины ее души поднимается всепоглощающая любовь ко всему миру, ко всем людям, и, уже не сдерживаясь, она навзрыд заплакала:

— Я люблю тебя, Господи…

Влада не узнавала мать, разговаривая с ней по телефону. Она привыкла слышать почти всегда унылый голос матери, ее жалобы на то или другое. Сегодня она услышала радость в голосе Веры. Радость, которая, казалось, переполняла Веру — с таким энтузиазмом и интересом она говорила с дочерью.

— Мам, ты встретилась с Владимиром Георгиевичем? — спросила дочка и в ответ услышала лишь смех матери. Всегда такой сдержанной, Вере было неудобно говорить с дочерью о своей любви, но радости сдержать она не смогла.

Она услышала смех дочери на другом конце линии, и чтото подсказало ей, что без участия Влады здесь не обошлось.

Они встретились с Володей у метро, чтобы пойти на выставку в Эрмитаж. Он подошел к ней, и его веселый и одновременно загадочный взгляд вызвал у нее любопытство.

Она ничего не спросила, хотя чувствовала, что он хочет ей чтото рассказать. Но на выставке, не удержавшись, шепнула ему:

— Ты чего такой загадочный, случилось что?

Владимир рассмеялся и, взяв ее за руку, шепнул на ухо:

— Да, после выставки поговорим.

На выходе из Эрмитажа Владимир, хитро косясь на Веру, выпалил:

— Я тебя записал на курс актерского мастерства.