Психология развития и возрастная психология. Учебное пособие Молчанова Ольга

2.7

Культурно-исторический поход

Отечественная возрастная психология преимущественно основывается на разработанной Л. С. Выготским (1896–1934) культурно-исторической теории развития психики. Центральное место в работах Л. С. Выготского по детской (возрастной) психологии занимает проблема основных закономерностей психического развития ребенка: «разрешение проблемы развития поведения и центрального ее вопроса – как возникают новообразования в процессе психологического развития…» [Выготский, 1984, с. 12].

Необходимо отметить, что, во-первых, Л. С. Выготский не оставил законченной теории психического развития, многие из его работ по детской психологии представляют собой стенограммы лекций; во-вторых, его работы включали нередко даже в свое название термин «педология». Как указывает Д. Б. Эльконин [1984], исследования Л. С. Выготского, касавшиеся ребенка, носили собственно психологический характер, но в период его научного творчества проблемы психологического развития ребенка относили к педологии. Л. С. Выготский утверждал: «Педология есть наука о ребенке. Предмет ее изучения – ребенок, это естественное целое, которое помимо того, что является чрезвычайно важным объектом теоретического знания, как звездный мир и наша планета, есть вместе с тем и объект воздействия на него обучения или воспитания, имеющего дело именно с ребенком как целым. Вот почему педология является наукой о ребенке как едином целом» [Эльконин, 1984, с. 387].

Л. С. Выготский в своих лекциях по педологии формулирует самые общие законы детского развития [Мещеряков, 2008, с. 104–105]:

1) целостность процесса развития, единство разных сторон и линий развития;

2) в развитии есть не только количественные, но и качественные изменения;

3) общая неравномерность развития, т. е. изменение его скорости или темпа;

4) гетерохронность и диспропорциональность развития разных линий (разные части тела, различные эндокринные железы, различные психические функции развиваются с различной скоростью, в своем темпе, по своим траекториям, созревают в разное время);

5) появление новообразований может сопровождаться регрессом, инволюцией более ранних приобретений;

6) развитие характеризуется структурными изменениями, которые связаны с дифференциацией прежних структур и с разной скоростью развития частей целого (диспропорциональностью);

7) существование оптимальных периодов для развития той или иной стороны организма и личности.

Л. С. Выготский проделал громадную работу по критическому анализу и пересмотру господствующих в зарубежной детской психологии взглядов на процессы психического развития. С его точки зрения, все современные ему теории (К. Бюлера, Ж. Пиаже, К. Коффки, А. Гезелла и др.) описывали ход развития ребенка как процесс перехода от индивидуального к социальному, условиями которого в большинстве теорий выступали наследственность и среда. По мнению Л. С. Выготского, существующие теории либо отрицают развитие, потому что полагают, что все в развитии дано с самого начала (преформизм), либо приходят к отрицанию развития, потому что рассматривают развитие не как процесс внутреннего движения ребенка, а как накопление опыта, простое отражение средовых влияний [Выготский, 1984].

Л. С. Выготский стремится выделить специфику психического развития в онтогенезе. С его точки зрения, психическое развитие ребенка есть прежде всего культурное развитие. В одной из лекций, сравнивая психическое развитие с другими типами развития (эмбрионального, исторического и т. п.), он говорит: «Можно ли себе представить… что когда самый первобытный человек только-только появляется на Земле, одновременно с этой начальной формой существовала высшая конечная форма – “человек будущего” и чтобы та идеальная форма как-то непосредственно влияла на первые шаги, которые делал первобытный человек? Невозможно это себе представить… Ни в одном из известных нам типов развития никогда дело не происходит так, чтобы в момент, когда складывается начальная форма… уже имела место высшая, идеальная, появляющаяся в конце развития и чтобы она непосредственно взаимодействовала с первыми шагами, которые делает ребенок по пути развития этой начальной, или первичной, формы. В этом заключается величайшее своеобразие детского развития в отличие от других типов развития, среди которых мы никогда такого положения вещей не можем обнаружить и не находим…» [Эльконин, 1984, с. 395]. «Это, следовательно, означает, – продолжает Выготский, – что среда выступает в развитии ребенка, в смысле развития личности и ее специфических человеческих свойств, в роли источника развития, т. е. среда здесь играет роль не обстановки, а источника развития» [Там же]. Таким образом, психическое развитие ребенка носит непреформированный характер, т. е. протекает за счет нарастания и разрешения внутренних противоречий, определяется самим ходом развития, а не заложенной генетической программой, возникает в результате присвоения ребенком образцов человеческой культуры.

Понимание Л. С. Выготским среды как источника развития имеет центральное значение для разрабатываемой им концепции психического развития. Механизмом развития выступает взаимодействие идеальных и начальных форм. Именно в среде представлены идеальные формы, т. е. образцы, прототипы будущих новообразований. Идеальные формы более широко можно понять как мир человеческой культуры, как представления, идеи, знаки, человеческие действия, предстоящие ребенку, с которыми он встречается и которые он должен усвоить (присвоить), таким образом, преобразуя натуральные (начальные) формы в культурные. Эти идеи уже содержались при исследовании Л. С. Выготским развития высших психических функций. Выготский формулирует гипотезу развития высших психических функций: «Всякая функция в культурном развитии ребенка появляется на сцене дважды, в двух планах, сперва – социальном, потом – психологическом, сперва – между людьми, как категория интерпсихическая, затем внутри ребенка, как категория интрапсихическая. Это относится одинаково к произвольному вниманию, к логической памяти, к образованию понятий, к развитию воли» [Выготский, 1983б, с. 145]. Таким образом, ход психического развития ребенка, по Л. С. Выготскому, идет от социального к индивидуальному, от внешнего к внутреннему, а формой развития выступает процесс присвоения культурных форм, т. е. социально-исторического опыта. Подчеркнем, что высшие психические процессы человека, по Л. С. Выготскому, с самого начала социальны. И по своему происхождению, и по своему содержанию они существуют в пространстве взаимоотношений ребенка и взрослого и только впоследствии интериоризируются, т. е. переходят во внутренний мир ребенка, становятся его достоянием. Взрослый выступает как носитель идеальных, высших, культурных форм и как посредник, помогающий ребенку усвоить культурно-исторический опыт.

Вопросы соотношения идеальных и начальных форм, передачи ребенку культурных форм в какой-то степени соотносятся с проблемой обучения и развития, поставленной Л. С. Выготским. Обучение, по Выготскому, – движущая сила психического развития. «Есть все основания полагать, – пишет Л. С. Выготский, – что роль обучения в развитии ребенка заключается в том, что обучение создает зону ближайшего развития ребенка» [Выготский, 2003, с. 506]. Обучение оказывает позитивное, действенное влияние на развитие, только если идет впереди него, ориентируясь не на уже законченные циклы развития (уровень актуального развития), а на еще только возникающие (уровень потенциального развития), т. е. если создает зону ближайшего развития, которую и можно понять как конкретную дистанцию между наличной и идеальной формами. Если уровень актуального развития определяется способностью ребенка самостоятельно решать задачи, то уровень потенциального развития обнаруживается в решении тех задач, с которыми ребенок не может справиться самостоятельно, но оказывается в состоянии решить под руководством взрослого, в сотрудничестве, в совместной деятельности с ним. Зона ближайшего развития, по Л. С. Выготскому, и есть расстояние между этими двумя уровнями. Она дает возможность определить динамику развития ребенка, его завтрашний день. Однако Выготский особо подчеркивает, что процесс развития зависит от характера и содержания обучения, «для того, чтобы создать зону ближайшего развития, т. е. породить ряд процессов внутреннего развития, нужны правильно построенные процессы школьного обучения» [Выготский, 2003, с. 506].

Г. А. Цукерман и А. Л. Венгер [2010] полагают, что различия в решении проблемы соотношения развития и обучения между подходами Ж. Пиаже (обучение с опорой на актуальный уровень психического развития ребенка) и Л. С. Выготского (стихийное и целенаправленное обучение служит источником развития, ориентируясь на возможности ребенка) относительны. Рассматривая полный цикл развития, Г. А. Цукерман и А. Л. Венгер обнаруживают в нем две фазы: фазу нарушения равновесия и фазу его последующего восстановления (достижение гомеостаза). Они предполагают, что для полноты цикла развития необходимы оба варианта обучения: «опережающее» развитие и «плетущееся в хвосте» у него [Там же].

Влияние обучения на процесс развития Л. С. Выготский доказывает, формулируя гипотезы о смысловом и системном строении сознания и его развитии в онтогенезе. Смысловая структура сознания – это уровень развития обобщений, т. е. значений слов. Управляя смысловой структурой сознания, т. е. формируя обобщение, переводя его на более высокий уровень, с точки зрения Л. С. Выготского, можно перестраивать всю систему сознания. Гипотеза о системном строении сознания предполагает, что сознание – это не просто сумма отдельных процессов, а определенная система, иерархическая структура, в которой выделяется доминирующая функция, подчиняющая все остальные психические процессы. В раннем детстве таким доминирующим процессом, находящимся в центре сознания, выступает восприятие, в дошкольном возрасте – память, в школьном – мышление. По мнению Л. С. Выготского, процесс психического развития состоит в перестройке системного строения сознания, происходящей под влиянием изменения его смысловой структуры, которое, в свою очередь, обусловлено процессом обучения.

Положения Л. С. Выготского о соотношении обучения и развития, проведенные им экспериментальные исследования данной проблемы (развитие житейских и научных понятий, усвоение родного и иностранного языка, устной и письменной речи) до сих пор не потеряли своего значения. Определение уровней актуального и потенциального развития, а следовательно, и зоны ближайшего развития составляет то, что Л. С. Выготский называет нормативной возрастной диагностикой. Она имеет большое прогностическое значение, позволяющее определить потенциальные возможности ребенка, решить вопрос об оптимальных сроках его обучения и дать научно обоснованные практические рекомендации.

Одной из главных задач, которую решал Л. С. Выготский в последние годы жизни, была задача проследить весь ход индивидуального психического развития ребенка и – главное – выяснить основные закономерности переходов от одной стадии развития к другой. Эту задачу Л. С. Выготский не успел осуществить в полной мере, его взгляды часто носят характер гипотез, о которых мы можем судить нередко только по стенограммам прочитанных им лекций по детской психологии. Как указывает Д. Б. Эльконин, «сохранившиеся фрагменты, гипотезы, хотя и связанные единой идеей, иногда недостаточно развернуты. И к ним надо относиться как к таковым, отбирая то, что стало достоянием истории, и то, что актуально для современного развития науки» [Эльконин, 1984, с. 398].

В главе «Проблема возраста», написанной Л. С. Выготским для книги по детской психологии и предваряющей рассмотрение динамики развития в отдельные возрастные периоды, поставлена проблема возрастного развития и его периодизации [Выготский, 2003]. Критикуя существовавшие в его время периодизации за моносимптоматические критерии, положенные в их основу, т. е. за то, что в качестве критерия берется один признак детского развития (например, П. П. Блонский строит периодизацию на основе дентиции, т. е. появления и смены зубов; К. Штрагц в качестве такого критерия выбирает сексуальное развитие), он полагает, что необходимо отказаться от попыток симптоматической классификации возрастов и строить периодизацию, основанную на внутренней сущности, внутренних изменениях детского развития. Определяя развитие как «непрерывный процесс самодвижения, характеризующийся в первую очередь непрестанным возникновением и образованием нового, не бывшего на прежних ступенях» [Там же, с. 10], Л. С. Выготский логично в качестве критерия возрастной периодизации выдвигает новообразования, составляющие сущность каждого возраста. Возрастное новообразование – это «тот новый тип строения личности и ее деятельности, те психические изменения, которые впервые возникают на данной возрастной ступени и которые в самом главном и основном определяют сознание ребенка, его отношение к среде, его внутреннюю и внешнюю жизнь, весь ход его развития в данный период» [Там же, с. 10–11].

С точки зрения Д. Б. Эльконина [1984], положение Л. С. Выготского о новообразовании как критерии возрастной периодизации продолжает его представление об изменении в ходе развития содержания и характера обобщений (смысловая сторона сознания) и связанных с этим изменений в функциональных отношениях (системная структура сознания).

Другим критерием периодизации, по Л. С. Выготскому, выступает динамика переходов от одного возраста к другому. Он рассматривает процесс психического развития как прерывистый, состоящий из смены стабильных и критических возрастов. В стабильные периоды развитие совершается медленно, эволюционно, плавно, путем порой незаметных, микроскопических изменений личности ребенка, которые, накапливаясь, скачкообразно обнаруживаются в виде появляющегося возрастного новообразования. В критические периоды развитие принимает бурный, стремительный, революционный, иногда катастрофический характер, происходят резкие, кардинальные сдвиги и переломы в личности ребенка. Ребенок в очень короткий срок (иногда даже в течение нескольких месяцев) меняется весь в целом, в основных чертах личности.

Л. С. Выготский особое внимание уделяет переходным, критическим периодам, которые, по его мнению, дают возможность раскрыть внутренние противоречия развития. Он указывает на существование следующих критических возрастов: кризис новорожденности, кризис одного года, кризис 3 лет, кризис 7 лет и, наконец, кризис 13 лет [Выготский, 2003]. Л. С. Выготский выделяет следующие особенности критических возрастов: 1) неотчетливость границ критических периодов, отделяющих начало и конец кризиса от стабильных возрастов, и резкое обострение кризиса в середине – наличие кульминационной точки, в которой кризис достигает апогея; 2) относительная трудновоспитуемость детей в критические периоды развития (обнаруживаются падение успеваемости, ослабление интереса к школьным занятиям, общее снижение работоспособности, конфликты с окружающими, мучительные переживания, внутренние конфликты); 3) негативный характер развития: прогрессивное развитие личности, построение нового как бы затухает (не отмечается появление новых интересов, стремлений, новых видов деятельности, новых форм внутренней жизни), наоборот, на первый план выдвигаются процессы отмирания, свертывания, распада и разрушения того, что образовалось на предшествующей ступени развития ребенка [Там же].

Таким образом, Л. С. Выготский утверждает, что переход к новому возрасту, возникновение нового в развитии всегда означает отмирание старого, которое и сконцентрировано по преимуществу в критических возрастах. Однако, по его мнению, негативное содержание развития в переломные периоды – это только теневая сторона, в них также наблюдаются конструктивные, созидательные процессы развития, позитивные изменения личности, которые и составляют смысл всякого критического возраста. Новообразования критических возрастов в высшей степени специфичны. Они в отличие от новообразований стабильных периодов носят переходный характер, т. е. в последующем не сохраняются в том виде, в котором возникают, они отмирают, поглощаясь новообразованиями следующего стабильного периода, растворяясь и трансформируясь в них [Там же].

Периодизация, построенная Л. С. Выготским [Там же, с. 21], включает следующие периоды.

Кризис новорожденности

Младенческий возраст (2 месяца – 1 год)

Кризис одного года

Раннее детство (1 год – 3 года)

Кризис трех лет

Дошкольный возраст (3 года – 7 лет)

Кризис семи лет

Школьный возраст (8–12 лет)

Кризис 13 лет

Пубертатный возраст (14–18 лет)

Кризис 17 лет

В чем заключается суть возрастного периода, каково внутреннее строение процесса развития в каждую эпоху детства, почему происходит смена возрастных периодов? Л. С. Выготский, отвечая на эти вопросы, полагает, что «возрасты представляют собой такое целостное динамическое образование, такую структуру, которая определяет роль и удельный вес каждой частичной линии развития». В ту или иную возрастную эпоху «личность ребенка изменяется как целое в своем внутреннем строении, и законами изменения этого целого определяется движение каждой его части» [Выготский, 2003, с. 22]. Каждый возраст обладает специфической, неповторимой структурой, которая заключается в наличии центрального новообразования, ведущего весь процесс развития и характеризующего перестройку всей личности ребенка, – это центральная линия развития; и в наличии частичных процессов, изменений, новообразований, относящихся к отдельным сторонам личности ребенка, – это побочные линии развития. При переходе от одного возраста к другому центральные и побочные линии развития могут меняться местами. Например, развитие речи является центральной линией в раннем детстве и побочной в младенческом и последующих возрастах.

Для определения динамики возраста Л. С. Выготский обращается к понятию «социальная ситуация развития». Он говорит о ней как о центральном моменте при рассмотрении динамики психического развития, как об источнике всех динамических изменений, возрастных новообразований, закономерно определяющем весь образ жизни ребенка, т. е. формы и путь, следуя которому ребенок приобретает новые свойства личности. Социальная ситуация развития – это «совершенно свое образное, специфическое для данного возраста, исключительное, единственное и неповторимое отношение между ребенком и окружающей его действительностью, прежде всего социальной» [Там же, с. 25]. Л. С. Выготский считает, что условия жизни, внешняя обстановка жизни сами по себе, т. е. прямо, непосредственно, не способны определить психическое развитие ребенка, в одних и тех же условиях могут формироваться разные особенности психики. Главное, от чего зависит развитие, – это в каких взаимоотношениях со средой находится сам ребенок, что он воспринимает и как он к этому относится, как он переживает среду. Переживание, по Л. С. Выготскому, – это «единица анализа», концептуальная «клеточка», в которой «в неразложимом виде представлена, с одной стороны, среда, то, что переживается, – переживание всегда относится к чему-то, находящемуся вовне человека, – с другой стороны, представлено то, как я переживаю это, т. е. все особенности личности и все особенности среды присутствуют в переживании» [Мещеряков, 2008]. Таким образом, характер взаимоотношения ребенка со средой, т. е. переживание как «единица сознания» определяет роль и влияние среды на развитие ребенка, в первую очередь на «перестройку сознательной личности ребенка».

Итак, динамика психического развития («динамическое развитие возраста») происходит следующим образом: к началу каждого возраста складывается определенная социальная ситуация развития, которая, определяя весь образ жизни ребенка, его «социальное бытие», ведет к формированию новообразований, главным образом отражающихся в изменении сознания ребенка. Эти новообразования в сознательной личности ребенка, являясь результатом возрастного развития в тот или иной стабильный период, имеют решающие последствия для его дальнейшего развития. Новая структура сознания обусловливает и новый характер восприятия, и отношение к внешней действительности и к деятельности в ней, а также новый характер внутренней жизни ребенка и внутренней активности его психических функций, т. е. «ребенок к концу данного возраста становится совершенно иным существом, чем тот, которым он был в начале возраста» [Выготский, 2003, с. 27]. Новая структура сознания ребенка изменяет всю систему его отношений к внешней действительности и к самому себе, т. е. прежняя социальная ситуация развития изменяется, распадается, и начинает складываться новая ситуация развития, которая должна стать исходным моментом для следующего возраста. Распад старой и возникновение основ новой социальной ситуации развития, по мнению Л. С. Выготского, и составляет главное содержание критических возрастов.

Центральной в главе «Проблема возраста», что особо подчеркивает Д. Б. Эльконин, является разработанная Л. С. Выготским схема анализа психического развития в отдельный возрастной период. Согласно этой схеме, анализ 1) должен выяснить критический период, открывающий возрастной этап, его основное новообразование; 2) затем должен следовать анализ возникновения и становления новой социальной ситуации развития, ее внутренних противоречий; 3) после этого должен быть рассмотрен генезис основного новообразования; 4) наконец, рассмотрено само новообразование, содержащиеся в нем предпосылки к распаду характерной для возрастного этапа социальной ситуации [Эльконин, 1984]. Д. Б. Эльконин, указывая, что разработка данной схемы является значительным шагом вперед, отмечает, что Л. С. Выготскому не удалось реализовать по предложенной им схеме анализ всех возрастных этапов развития. Более того, он подчеркивает, что современные описания развития на том или ином возрастном этапе часто представляют собой простой перечень никак не связанных между собой особенностей отдельных психических процессов (восприятия, памяти и т. д.), что не отражает «основного закона динамики возрастов», открытого Л. С. Выготским.

Концепция Л. С. Выготского о психическом развитии и его периодизации развивалась в дальнейшем в работах его соратников, учеников и последователей: А. Н. Леонтьева, А. В. Запорожца, П. Я. Гальперина, Л. И. Божович, Д. Б. Эльконина и др. В первую очередь надо подчеркнуть, что их исследования открыли роль деятельности ребенка в его психическом развитии. Именно деятельность самого ребенка, обусловливая его развитие как непрерывный процесс самодвижения, стала рассматриваться движущей силой психического развития, а «факты наследственности и среды – это лишь условия, которые определяют не суть процесса развития, а лишь различные вариации в пределах нормы» [Обухова, 2001, с. 227]. Как указывает Д. Б. Эльконин, введение понятия «деятельность» в анализ психического развития ребенка в онтогенезе переворачивает всю проблему развития, обращая ее на субъект. Действительно, существенное различие между понятиями «обучение» и «развитие» заключается в том, что приставка «об» в первом понятии несет смысл внешнего принуждения, ребенок представляется как объект, в то время как понятие «деятельность» подчеркивает субъектность ребенка в собственном развитии.

Наиболее значительная роль в раскрытии понятия «деятельность» в развитии ребенка принадлежит А. Н. Леонтьеву (1903–1979). В теории деятельности Леонтьева возрастная стадия развития ребенка характеризуется через определение места ребенка в системе общественных отношений и ведущего типа деятельности данного периода [Леонтьев, 1983]. По его мнению, «в изучении развития психики ребенка следует исходить из анализа развития его деятельности так, как она складывается в данных конкретных условиях его жизни» [Там же, с. 285]. Именно развитие деятельности ребенка, как внешней, так и внутренней, т. е. сама жизнь ребенка, развитие реальных процессов этой жизни выступают движущей силой его психического развития. При этом А. Н. Леонтьев подчеркивает, что надо говорить о зависимости развития психики не от деятельности вообще, а от ведущей деятельности, играющей главную роль в развитии, имеющей наибольшее значение для развития личности. Он выделяет следующие основные признаки ведущей деятельности: 1) в форме этой деятельности возникают и дифференцируются другие, новые виды деятельности; 2) в ней формируются или перестраиваются частные психические процессы; 3) от нее зависят основные психологические изменения личности ребенка. Таким образом, ведущая деятельность – «это такая деятельность, развитие которой обусловливает главнейшие изменения в психических процессах и психологических особенностях личности ребенка на данной стадии его развития» [Леонтьев, 1983, с. 286]. Так, ведущей деятельностью дошкольного возраста является игровая деятельность, а младшего школьного возраста – учебная.

По А. Н. Леонтьеву, признаком перехода от одной стадии возрастного развития к другой является изменение ведущего типа деятельности, а следовательно, ведущего типа отношения ребенка к действительности. В русле ведущей деятельности формируются новообразования того или иного возрастного периода, которые затем вступают в противоречие с прежним местом, занимаемым ребенком в окружающем его мире человеческих отношений, воспринимаемом как уже не соответствующим его новым возможностям. Тем самым деятельность ребенка перестраивается и совершается переход к новой стадии психического развития, что, по мысли А. Н. Леонтьева, в нормальных случаях является переломным, качественным сдвигом в развитии, но не кризисным. Кризис как болезненный, острый период в развитии, с его точки зрения, не есть необходимый момент смены ведущих типов деятельности, перехода от одного периода к другому; он, скорее, свидетельствует о несовершившемся своевременно переходе к другому типу деятельности и отношений. В качестве примера А. Н. Леонтьев рассматривает ситуацию, когда ребенок, внутренне готовый к школе, остается в условиях дошкольной жизни, когда в семье на него по-прежнему смотрят как на малыша, не вовлекая его в трудовую жизнь. Именно тогда могут проявляться симптомы кризисного развития: «ребенок, лишенный общественных обязанностей, сам найдет их, может быть, в совершенно уродливых формах» [Там же, с. 287].

Таким образом, в теории деятельности кризис как необходимый момент психического развития ребенка отвергается: если для Л. С. Выготского «кризис» и «переход» – синонимы, то для А. Н. Леонтьева «кризис» – это неблагополучный переход [Поливанова, 2000]. Кардинальное расхождение позиций Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева, по мнению К. Н. Поливановой, состоит в признании или непризнании необходимости отмирания, разрушения старого для возникновения нового в развитии. Для Л. С. Выготского, как мы видели, проявляющиеся в критические периоды процессы отмирания, свертывания, распада с необходимостью включены в развитие, а следовательно, развитие невозможно без болезненных симптомов, без трудновоспитуемости. По А. Н. Леонтьеву, это не так. Он подчеркивает, что кризисов может и не быть, если разумно управлять процессом психического развития ребенка.

Огромное значение для возрастной психологии имеют работы Л. И. Божович (1908–1981). В своих исследованиях она продолжает линию Л. С. Выготского в разработке вопросов, связанных с понятием переживания как «простейшей единицы анализа», как «единицы личности и среды», поскольку именно в переживании ребенка объединяются влияние среды и личностные особенности самого ребенка [Божович, 1995]. Переживание – это всегда мое отношение к чему-то. Анализ и исследования данной «концептуальной клеточки» привели к разработке понятия внутренней позиции – центрального в теории личности Л. И. Божович. Внутренняя позиция ребенка определяет то, как он относится к тому объективному положению, какое он занимает в жизни в настоящее время и какое положение он хочет занимать, т. е. это определенная система потребностей и стремлений, представленная в переживаниях, которые, преломляя и опосредствуя воздействия среды, становятся непосредственной движущей силой развития [Там же].

Формирование личности в онтогенезе рассматривается Л. И. Божович, так же как и Л. С. Выготским, как последовательное становление центральных новообразований, характеризующих личность ребенка и его сознание в целом на том или ином возрастном этапе. Однако с ее точки зрения, в структуру системных новообразований входят не только интеллектуальные, но и аффективные компоненты, которые и придают этим новообразованиям побудительную силу, определяют внутреннюю позицию ребенка и его целостную реакцию [Божович, 2008]. Потребностно-мотивационная (аффективная) сфера личности – это важнейший и определяющий компонент в структуре личности ребенка, развитие которого в первую очередь и исследуется Л. И. Божович.

В системе Л. И. Божович возрастные кризисы рассматриваются как переходные периоды от одного этапа детского развития к другому, как переломные этапы онтогенетического развития личности. В критические периоды дети характеризуются некоторыми общими чертами. Они становятся непослушными, капризными, раздражительными; часто вступают в конфликт с взрослыми, проявляют упрямство и негативизм, которые, по мнению Л. И. Божович, свидетельствуют о депривации существенных для ребенка новых потребностей, появляющихся в конце каждого этапа психического развития вместе с центральным личностным новообразованием. Невозможность реализовать новые потребности и порождает критические явления в переходные периоды развития. Например, к концу дошкольного возраста у ребенка возникает осознание себя как существа социального, осознание своего места в системе доступных ему социальных отношений, т. е. центральным новообразованием является рождение социального «Я». Формируемая внутренняя позиция школьника порождает потребность занять новое место в жизни и выполнять новую общественно значимую деятельность. Если эта позиция не будет реализована – обстоятельства жизни ребенка не меняются, мешая проявлению его активности, т. е. ребенок с внутренней позицией школьника остается дома, – могут возникнуть трудности в его поведении, протестные реакции, капризы, непослушание и т. д. При грамотном, целенаправленном управлении процессом воспитания, по мнению Л. И. Божович, критических явлений в развитии можно избежать. Таким образом, с точки зрения К. Н. Поливановой, в учении Л. И. Божович, как и в представлениях А. Н. Леонтьева, «кризис переставал быть явлением психологической реальности, а был следствием неправильного воспитания», т. е. «содержание перехода из одного возрастного периода в другой переводилось из психологической реальности в педагогическую» [Поливанова, 2000, с. 33].

Значительный вклад в развитие отечественной возрастной психологии внесли работы Д. Б. Эльконина (1904–1984). Эльконин является одним из самых известных и авторитетных исследователей в области детской психологии. Критикуя зарубежные концепции за дуализм и параллелизм при рассмотрении психического развития, когда выделяются идущие параллельно и независимо друг от друга две линии – развитие мотивационно-потребностной сферы как приспособление к «миру людей» (концепции З. Фрейда и Э. Эриксона) и развитие интеллекта как приспособление к «миру вещей» (концепция Ж. Пиаже), – Д. Б. Эльконин пытается понять психическое развитие ребенка как единый процесс [Эльконин, 1989]. Он предлагает изменить взгляд на взаимоотношения ребенка и общества, не противопоставляя их, а анализируя, как в ходе исторического развития меняется место ребенка в обществе. Если рассматривать формирование личности в системе «ребенок в обществе» (а не в системе «ребенок и общество»), то тогда, как полагает Д. Б. Эльконин, радикально меняется характер взаимосвязи и содержание систем «ребенок – вещь» и «ребенок – отдельный взрослый» [Там же]. Первая, по сути, превращается в систему «ребенок – общественный предмет». На первый план для ребенка выступают не физические характеристики предмета, а общественно выработанные действия с ним, которые должны быть им усвоены, т. е. он с помощью взрослых должен открыть человеческий смысл предметных действий. Вторая также меняет свое содержание, превращаясь в систему «ребенок – общественный взрослый». Взрослый выступает перед ребенком не со стороны случайных и индивидуальных качеств, а как носитель определенных видов общественной деятельности, осуществляющий конкретные задачи, включенный в разнообразные отношения с другими людьми. Задачи и мотивы человеческой деятельности и те нормы отношений, в которые вступают люди, также должны быть усвоены ребенком в процессе его развития.

Деятельность ребенка внутри систем «ребенок – общественный предмет» и «ребенок – общественный взрослый» представляет единый процесс, в котором формируется его личность. Однако, как далее отмечает Д. Б. Эльконин, «этот единый по своей природе процесс жизни ребенка в обществе в ходе исторического развития раздваивается, расщепляется на два» [Там же, с. 69]. В каждый стабильный период целостная система «ребенок в обществе» конкретизирована отношением «ребенок – общественный взрослый» или «ребенок – общественный предмет». Это обусловливает ведущую деятельность того или иного возрастного периода, относящуюся либо к первой системе («ребенок – общественный взрослый»), в которой преимущественно развивается мотивационно-потребностная сфера, сфера смыслов и норм отношений между людьми, либо ко второй системе («ребенок – общественный предмет»), когда происходит преимущественное развитие интеллектуально-познавательной сферы или операционно-технических возможностей.

Д. Б. Эльконин обнаружил регулярность смены возрастов, что позволяет ему сформулировать гипотезу о периодичности процессов психического развития, заключающуюся в закономерно повторяющейся смене одних периодов развития другими. Сначала идет период, где ведущей является деятельность первого типа, ориентирующая ребенка в сфере человеческих отношений, в системе «ребенок – общественный взрослый». Она обусловливает усвоение задач, мотивов и норм человеческой деятельности, т. е. развитие мотивационно-потребностной сферы, которая в дальнейшем сменяется периодом, где ведущей деятельностью выступает деятельность второго типа, деятельность в системе «ребенок – общественный предмет», благодаря которой происходит усвоение способов действия с предметами и формирование операционно-технических возможностей [Там же]. Каждая эпоха детского развития включает эти два периода детства. Таким образом, ребенок до достижения взрослости проживает три глобальные эпохи: раннее детство (младенчество и ранний возраст), детство (дошкольный и младший школьный возраст), подростничество (младшее и старшее подростничество).

Гипотеза Д. Б. Эльконина о периодичности в психическом развитии ребенка по-новому объясняет возникновение и содержание кризисов развития. В ней кризисы определены как переходы от одной системы к другой: от овладения мотивационно-потребностной сферой к операционно-технической и наоборот. Моменты, когда расхождение между тем, что ребенок усвоил из системы отношений «человек – человек», и тем, что он усвоил из системы отношений «человек – предмет», принимает наибольшую величину, «называются кризисами, после которых идет развитие той стороны, которая отставала в предшествующий период. Но каждая из сторон подготавливает развитие другой» [Там же, с. 57]. По Д. Б. Эльконину, это и есть общий закон детского развития, или закон периодичности.

Переход от одной эпохи к следующей, или «большие» кризисы (кризисы отношений), происходит при возникновении несоответствия между новым уровнем развития операционно-технических возможностей ребенка и задачами и мотивами, на основе которых они формировались. Вслед за ними открывается новая эпоха и новый период ориентации в человеческих отношениях, в развитии мотивационно-потребностной сферы. Переход между периодами внутри одной эпохи характеризуется как «малый» кризис (кризис мировоззрения), обусловленный несоответствием между новыми задачами и мотивами ребенка и низким уровнем развития операционно-технических возможностей, поэтому он открывает следу ющий период формирования интеллектуально-познавательных сил ребенка.

Суммируя идеи Д. Б. Эльконина, можно представить следующую периодизацию психического развития ребенка (табл. 2.7).

Развивая идеи Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева, Д. Б. Эльконин [Там же, с. 42] предлагает рассматривать каждый возраст, или период в развитии ребенка, на основе следующих показателей:

1) определенной социальной ситуации развития – той конкретной формы отношений, в которые вступает ребенок со взрослыми в данный период;

2) основного, или ведущего, типа деятельности;

Таблица 2.7

Периодизация психического развития ребенка по Д. Б. Эльконину

3) основных психических новообразований, приобретаемых на данном этапе развития, – от отдельных психических процессов до свойств личности.

Таким образом, каждый возрастной период характеризуется определенной социальной ситуацией развития, взаимоотношениями в системе «ребенок в обществе». Эта целостная система «ребенок в обществе» в каждый стабильный период задает определенную ведущую деятельность, относящуюся либо к системе «ребенок – общественный взрослый», либо к системе «ребенок – общественный предмет». В ходе ведущей деятельности возникают центральные новообразования, касающиеся развития мотивационно-потребностной сферы или развития интеллектуально-познавательных способностей ребенка, которые преобразуют структуру личности ребенка и его сознание. Когда расхождение между развитием этих двух сфер достигает наибольшей величины, возникает кризис развития, требующий в первую очередь преобразования сложившейся социальной ситуации развития, построения новой системы отношений между ребенком и взрослым, необходимой для его дальнейшего развития.

Итак, в своей концепции психического развития ребенка Д. Б. Эльконин, с одной стороны, продолжает линию Л. С. Выготского, развивая идею о социальной ситуации развития и о включенности кризисного периода в периодизацию развития, несводимости его к простой смене деятельностей, а с другой – удерживает идею А. Н. Леонтьева о ведущей деятельности как движущей силе психического развития ребенка, создавая целостную деятельностную концепцию онтогенеза. В то же время гипотеза Д. Б. Эльконина о периодичности детского развития развивает идеи Л. И. Божович, акцентируя внимание не только на развитии интеллектуальной сферы, но и на мотивационно-потребностной, раскрывая механизм самодвижения в психическом развитии ребенка, связывая движущие силы развития с противоречием между мотивационной и предметной сторонами деятельности.

Дальнейшие шаги в отечественной возрастной психологии во многом связаны с развитием, теоретическим и эмпирическим подтверждением или, наоборот, критикой ряда положений, гипотез, идей, выдвинутых в рассмотренных выше работах (М. И. Лисина, А. В. Петровский, В. А. Петровский, К. Н. Поливанова, В. И. Слободчиков, Г. А. Цукерман, Д. И. Фельдштейн, Д. Б. Эльконин и др.). Например, не все отечественные исследователи согласны с концепцией ведущей деятельности в целом и с рассмотрением игры как ведущей деятельности в дошкольном возрасте в частности. А. В. Петровский, критикуя периодизацию Д. Б. Эльконина, полагает, что неправомерно закреплять за каждым возрастным периодом одну раз и навсегда данную ведущую деятельность; невозможно представить, что развитие мотивационно-потребностной сферы имеет второстепенное значение почти во все годы обучения в школе и т. д. [Петровский, 1987]. Он считает, что ведущей не может быть деятельность, направленная не на саму реальность, а на ее условную модель. Он также сомневается в том, что изображение чужих поступков в игровой деятельности, а не собственные поступки ребенка определяют развитие его личности. Сходную позицию занимает и А. Н. Поддьяков [2006], полагая, что психические новообразования дошкольника возникают в реальных взаимодействиях, а в игре они только отрабатываются, совершенствуются, развиваются.

Ряд исследователей, критикуя критерии, на которых строится периодизация Д. Б. Эльконина, предлагают собственные модели возрастной периодизации [Петровский, 1987; Петровский, 2010; Слободчиков, Исаев, 2000; Слободчиков, Цукерман, 1996]. Другие исследователи, наоборот, опираясь на идеи Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, Л. И. Божович, Д. Б. Эльконина, экспериментально их подтверждают и развивают. Кратко остановимся здесь только на двух исследованиях – концепции генезиса общения ребенка со взрослым М. И. Лисиной [1986] и исследовании содержания и психологического смысла критических периодов в возрастном развитии ребенка у К. Н. Поливановой [2000].

М. И. Лисина (1929–1983), развивая положение культурно-исторического подхода о решающей роли отношений и общения ребенка со взрослым в передаче ему опыта человеческой культуры, а следовательно, в психическом развитии ребенка, акцентирует внимание на проблеме онтогенеза общения и взаимодействия ребенка со взрослым. М. И. Лисина, рассматривая общение как особый вид деятельности (коммуникативная деятельность), представляет развитие общения ребенка со взрослым как смену нескольких целостных форм общения, характеризующихся следующими параметрами: время появления данной формы; основное содержание потребности в общении, удовлетворяемой ребенком; главные мотивы общения ребенка со взрослым; основные средства общения, с помощью которых осуществляется коммуникативная деятельность [Лисина, 1986]. В результате исследований М. И. Лисиной были выделены четыре основные формы общения, характерные для детей от рождения до 7 лет (табл. 2.8).

К. Н. Поливанова в своих исследованиях пытается ответить на два вопроса, которые остаются нераскрытыми в работах отечественных психологов: каково психологическое содержание возрастного кризиса и каков механизм развития в критический период [Поливанова, 2000]. Психологическое содержание возрастного кризиса, с ее точки зрения, состоит в субъективации новообразования, сформировавшегося в предыдущем периоде развития, т. е. превращение новообразования стабильного периода в субъективную способность индивида, в способность самого действующего субъекта. Согласно данной точке зрения, возникновение новообразования проходит два этапа: формирование новообразования (в стабильный период) и его субъективация (в кризисе). В стабильный период новообразование формируется лишь объективно, т. е. его может обнаружить сторонний наблюдатель. Для самого ребенка этого новообразования еще нет, оно не представлено самому ребенку, не является его достижением, не принадлежит ему. Новообразование становится достижением самого субъекта только в кризисе через его опробование в наличной ситуации (опробование новой способности в ситуациях, новых по отношению к ситуации ее порождения). Таким образом, содержанием кризиса психического развития является субъективация новообразования стабильного периода. Возрастной кризис, как полагает К. Н. Поливанова, состоит из трех фаз: предкритической, в которой происходит открытие идеальной формы следующего возраста; собственно критической, в которой происходит субъективация через посредство пробы; посткритической, характеризующейся завершением перехода «идеальное – реальное» и «иное – свое», реализацией новой идеальной формы, т. е. кризис завершается. Создается новая социальная ситуация развития, совершается переход к новой ведущей деятельности.

Таблица 2.8

Содержание параметров форм общения и их развитие у детей от рождения до 7 лет

Опираясь на основные показатели психологического возраста, или возрастного периода, предложенные в отечественной психологии (социальная ситуация развития, тип ведущей деятельности, основные психические новообразования), а также на особенности форм общения и содержание возрастных кризисов, в следующих главах рассмотрим важнейшие характеристики этапов возрастного раз вития. В табл. 2.9 представлена оценка культурно-исторического подхода.

После обзора теоретических концепций рассмотрим позицию, которую занимает каждый подход в решении четырех центральных проблем онтогенеза (табл. 2.10).

Таблица 2.9

Оценка культурно-исторического подхода

Таблица 2.10

Позиция основных теорий по отношению к базовым вопросам развития

2.8

Временной аспект развития личности в онтогенезе

Проблема времени по числу посвященных ей научных, философских и художественных трактатов вышла на одно из первых мест в мировой научной литературе. Это во многом объясняется тем, что в XXI в. отношение ко времени претерпевает различные изменения: от ситуации непостижимости времени к ощущению зависимости человека от него, причастности времени к осуществлению жизнедеятельности человека. Постоянно изменяющиеся условия существования человека заставляют по-иному переживать время собственной жизни, терять ощущение времени, переосмысливать свое прошлое, настоящее и будущее, утрачивать временные перспективы и цели собственного бытия, что для психологов служит одним из симптомов жизненного кризиса. Такое внимание к роли времени в жизнедеятельности индивида отмечено в целом ряде работ (см. [Абульханова-Славская, 2001; Бахтин, 1975; Зинченко, 2003; Толстых, 2010] и др.).

Длившийся долгое время спор о том, что важнее для человека – его прошлое (так полагали сторонники психодинамической теории личности), его настоящее «здесь и теперь» (идеи гештальтпсихологии) или его представления о будущем (гуманистическая психология), – в наши дни сменился пониманием значимости времени для развития личности и ее функционирования в онтогенезе, совмещающем интеграцию всех времен. Здоровый, зрелый как личность человек характеризуется тем, что опирается на свое позитивное прошлое, использует его в своей настоящей деятельности как ресурс развития, переосмысливая ошибки прошлого, представляет перспективы будущего. Такой человек умеет жить в настоящем, полноценно переживает его и открыт живому опыту, видит свое будущее, планирует его и верит в возможность творить это будущее. Именно так понимается сегодня временная интеграция. Именно сбалансированность временной перспективы с прошлым и настоящим свидетельствует о психологическом здоровье и высоком уровне личностного развития [Толстых, 2010].

Никогда раньше время не ценилось так высоко и не занимало такого места в сознании человека, как сегодня. Сложился своеобразный «культ времени». Как отмечает А. Я. Гуревич [1984], соперничество между социальными системами понимается теперь как соревнование во времени: кто выиграет в темпах развития, на кого работает время? Современный человек легко оперирует понятиями времени – осознавая свое прошлое, он способен в определенной степени предвидеть свое будущее. Время и пространство мыслятся современным человеком как абстракции, посредством которых возможно построение целостной картины мира. Живое синкретичное измерение пространства и времени, преодоление пространства и времени и овладение ими – задача, которую человек решает в своей жизни. Это и есть хронотоп – понятие, которое впервые было введено А. А. Ухтомским и затем (по почину М. М. Бахтина) перешло в гуманитарную сферу [Зинченко, 2010]. Совершенно прав в этом отношении М. М. Бахтин, предложивший обозначить взаимопроникновение пространства и времени, способность непосредственно запечатлевать время как хронотоп личности [Бахтин, 1975].

Из этого следует, что человек не рождается с тем или иным восприятием, пониманием времени и пространства, он «впитывает» их прижизненно, чаще всего не осознавая этого, а затем уже через эти конструкты смотрит на мир, на себя, на свою жизнь, как-то организуя и проживая свою жизнь во времени и пространстве. Своеобразным прижизненным хронотопическим образованием выступает временная перспектива будущего. Человек рождается, растет в рамках определенной культуры, характеризующейся некоторым более или менее определенным хронотопом, усваивает разные представления о времени, разное отношение к прошлому, настоящему и будущему. При этом отношение ко времени, становление временной перспективы будущего находится в самой тесной связи с развитием личности в процессе онтогенеза человека [Толстых, 2010].

Исходя из того, что развитие человека происходит в «особом, живом, часто его называют психологическим, времени» [Зинченко, 1994], важно понять и проследить целостный процесс функционирования и развития личности, формирования ее структурных свойств и особенностей во времени, вернее, в пространственно-временном континууме жизненного пути.

Небрежение временем, изменения в объективном течении времени, гетерохронность физического, психического и социального развития как на межиндивидуальном, так и на внутрииндивидуальном уровне, отставание или опережение своего времени может сказаться и на развитии личности в онтогенезе. Межиндивидуальные различия здесь довольно велики. Так, по данным И. С. Кона [1979], у «опережающих свое время», рано созревающих мальчиков-акселератов максимальный рост приходится на 13-й год, их же поздносозревающие, «отстающие во времени» ровесники-ретарданты отстают в своем физическом развитии на два года. Эта гетерохронность – объективный факт, детерминирующий положение и деятельность подростка, но она должна рассматриваться также в связи с тем значением и личностным потенциалом для самой формирующейся личности.

Тенденция гетерохронности влияния исторического и биологического времени особенно проявляется в раннем онтогенезе, когда ускорение общесоматического и физиологического созревания изменяет фазы социального созревания и стирает возрастные границы. Ускорение развития охватывает не только физиологические и интеллектуальные характеристики, но в значительной степени распространяется и на формирование личности.

Гетерохронность развития разных подструктур человеческого организма и личности, имеющих разный уровень социальной детерминации, создает ряд проблем адаптации человека как субъекта деятельности, приводит к трудностям функционирования и взаимодействия личности на разных возрастных ступенях. Так, маргинальность подростка – следствие гетерохронности развития личности, ее подструктур – порождает характерные черты поведения маргинальной личности, такие как эмоциональная неустойчивость, чувствительность, застенчивость и агрессивность. Отсюда и конфликтные отношения с окружающими, и склонность к крайним суждениям и оценкам.

Разновременность биологических и социальных аспектов созревания, возникающая из-за слияния исторического и биологического времени, усиливается в онтогенезе и сопровождается все большей его индивидуализацией. Влияние исторического времени на индивидуально-психическое развитие ведет к увеличению периода детства и юности у человека, а как следствие, к несовпадению фаз общесоматического, полового и социального созревания. Эти точки развития, возрастные рубежи достигаются в разное время. П. П. Блонскому [1965] принадлежит глубокая мысль о том, что все в мире, в том числе и возраст, имеет свою историю: по временным масштабам юность человека не является ечным явлением, но очень поздним, почти на глазах истории происшедшим приобретением человечества.

Как всякое позднее приобретение, она сильно варьирует у народов и различается по длительности в социальных группах. Юность как последнее приобретение человечества выступает прелюдией зрелости, но граница временной их длительности неясна. Увеличение временного разрыва между физическим и социальным созреванием может иметь двоякие последствия. Длительный период юности позволяет разносторонне подготовить человека к будущей жизни. Социальные границы и различия в длительности этого периода (до 10 лет и более, по мнению П. П. Блонского) свидетельствуют о прямой социальной обусловленности этого периода. В то же время запаздывание социального взросления создает сложности адаптации к самой практической деятельности. Гетерохронность темпов полового, интеллектуального и социального созревания нарушает целостное формирование человека, приводит к обеднению некоторых сторон формирующейся личности [Блонский, 1965].

Как замечает американский психолог Д. Клозен, телесные свойства – относительная зрелость, рост и телосложение – постоянные или временные, могут влиять на поведение и психику подростка. Имея преимущества в росте, весе и силе, мальчик-акселерат в течение ряда лет может превосходить своих сверстников в спорте и физических занятиях. Зрелость и внешность имеют определенную социальную ценность, вызывая у окружающих людей соответствующие чувства и ожидания. Однако индивидуальные способности не всегда соответствуют ожиданиям, основанным на внешности. Например, высокий мальчик с плохой координацией движений будет плохим баскетболистом, а от него ждут многого [Кон, 1979].

Отсюда формируется образ «Я», в котором преломляются собственные способности и их восприятие и оценка окружающими. Это, собственно, то, что Л. И. Божович [2008] называет «внутренней позицией», через которую и преломляются в каждый данный момент воздействия окружающей среды. При этом воздействия среды сами меняются качественно и количественно в зависимости от того, через какие ранее возникшие психологические свойства, включая возрастные особенности ребенка, они преломляются. Л. С. Выготский [2003] подчеркивал, что становление человека как индивида и личности предполагает особое сочетание, совпадение во времени внутренних процессов развития и внешних условий. Такое совпадение является типичным для каждого возрастного этапа и обусловливает и динамику психического развития на протяжении соответствующего возрастного периода, и новые качественно своеобразные психологические образования, возникающие к его концу.

Это взаимодействие, одновременное взаимовлияние социального и индивидуального на процессы развития личности в онтогенезе четко выражены в предложенном Л. С. Выготским понятии «социальной ситуации развития». Он счи тает, что содержание онтогенеза, становление личности в онтогенезе определяются взаимодействием двух относительно автономных, но неразрывно связанных друг с другом рядов развития: натурального, в основе которого лежат биологически обусловленные процессы созревания и общие закономерности онтогенеза; и социального, означающего приобщение индивида к нормам и правилам социального бытия, усвоение культуры.

Фазы жизненного пути накладываются на этапы онтогенеза, как отмечает Б. Г. Ананьев, настолько «тесно, что мы нередко не замечаем их различия и даже называем “возрастными” такие понятия, как “дошкольник” или “старший школьник”, которые в действительности соотносятся с принятыми сегодня ступенями общественного воспитания, образования и обучения» [Ананьев, 1980, с. 109]. Вместе с тем эти два ряда не тождественны, как отмечает далее Б. Г. Ананьев, наступление зрелости человека как индивида (физическая зрелость), личности (гражданская), субъекта познания (умственная) и труда (трудоспособность) во времени не совпадает, и подобная гетерохронность зрелости сохраняется во всех формациях [Там же].

Поддерживая в целом позицию взаимовлияния социального и индивидуального, их несовпадение во времени и гетерохронность влияния на процессы развития и функционирования личности в онтогенезе, мы также считаем целесообразным рассмотреть соотнесение понятий «индивид», «личность», «индивидуальность» в ретроспективе. Во временной развертке можно отметить их разновременной характер включенности в онтогенетическом взаимодействии. В отечественной и зарубежной психологии существует огромное число определений личности, сделано множество попыток выяснить, выявить структуру личности, выделить ее ядро и т. д. Однако среди известных нам подходов мы обнаружили лишь косвенные отдельные попытки изучать личность, ее структуру, онтогенез и проявления во временном аспекте.

Первая попытка обозреть психологическую эволюцию личности в реальном времени – заслуга П. Жане. Реальным базисом личности называет использование времени Л. Сэв, подчеркивая различные способы использования времени. Он утверждает, что только временная структура может соответствовать внутренней логике деятельности индивида, его воспроизводства и его развития [Сэв, 1972].

В отечественной психологии временной аспект развития личности, исследование ее жизненного пути впервые рассматривался в работах С. Л. Рубинштейна, Б. Г. Ананьева и его сотрудников. В последнее время этот вопрос исследовали К. А. Абульханова, А. К. Болотова, В. И. Ковалев, А. А. Кроник, Н. Н. Толстых и др. Они изучали отдельные стороны и фрагменты временных отношений в развитии личности, которые раскрывают проблемы времени в онтогенезе личностного развития.

Эта недостаточная разработанность и фрагментарность в решении проблемы места времени в онтогенезе и развитии личности вызывает необходимость по-новому проанализировать эту проблему, детально рассмотреть вопросы временной периодизации онтогенеза личности, обозначить основные концепции периодизации развития личности, где в качестве системообразующего фактора выступает временной параметр.

Однако без ключевых понятий принципиально возможные способы решения названной проблемы трудно определить. Личность должна быть понята именно как органичная система. Метасистемой по отношению к личности является система «человек – род – природа». Личность же изначально как органичная система задана противоречием «индивид – род». На полюсе «индивид» личность характеризуется как конечное, ограниченное во времени, частичное существо; на полюсе «род» личность есть существо, бесконечное во времени, универсальное и целостное. Исходное противоречие «человек – род – природа» детерминирует развитие личности в формах исторического и онтогенетического ее становления. Развертка во времени исходного противоречия приводит к дифференциации структурных и процессуальных моментов развития личности как носителя характеристик индивида и рода, в результате чего вычленяются строго последовательно по времени такие проявления, как потребность, деятельность и рефлексия.

Следующий шаг в развитии личности как органичной системы, по А. Н. Леонтьеву, осуществляется при переходе от исходной потребности к «иерархии мотивов», от исходной деятельности к «особенным деятельностям» и их «узлам», от способности рефлексии к континууму «сознательное – бессознательное» и структуре самосознания личности и т. д.

Перейдем к анализу понятий, связанных с проблемой места времени в онтогенезе личности как органичной системы. Отметим, что уже Л. С. Выготский обозначал ее термином «структура». Как отмечает Л. С. Выготский, структурой принято называть такие целостные образования, которые не складываются суммативно из отдельных частей, представляя как бы агрегат, но сами определяют судьбу и значение каждой входящей в их состав части.

Во-первых, нам представляется существенным соотнесение и содержательное наполнение понятий «человек», «индивид», «личность», «субъект», «индивидуальность».

Во-вторых, можно выделить два подхода к пониманию личности: расширительное толкование личности, когда личность фактически отождествляется с человеком (К. К. Платонов), и вершинное понимание личности, при котором личность рассматриваетс как ведущий структурный и функциональный уровень человека (Б. Г. Ананьев, А. Н. Леонтьев, В. С. Мерлин, В. Н. Мясищев). Например, В. С. Мерлин вводит понятие интегральной индивидуальности, в которой выделяются нейро– и психодинамические свойства и свойства личности как иерархизированной подструктуры. В. Н. Мясищев выделяет, в отличие от К. К. Платонова, структуру лишь как одну из сторон личности наряду с направленностью, уровнем развития и динамикой [Болотова, 2007].

В-третьих, приступая к анализу понятий, связанных с проблемой времени в онтогенезе развития личности, важно учитывать общепринятое положение в отечественной психологии о том, что личностью не рождаются – личностью становятся. А. Н. Леонтьев утверждает, что личность есть относительно поздний продукт общественно-исторического и онтогенетического развития человека [Леонтьев, 1975].

Индивид. Понятие «индивид» логически исходное для дальнейшего обсуждения проблемы. Мы также понимаем под индивидом отдельного представителя человеческого рода, существующего всегда и независимо от окружающего мира в объективном времени.

Личность характеризует индивида в аспекте его включенности в социальное целое, в систему разнообразных субъективных реальных связей с другими индивидами в прошлом, настоящем и будущем. Здесь следует отметить принципиальные особенности личности и ее сознания, на которые указывает К. А. Абульханова. Она пишет о том, что личность есть объективный и независимый от индивида продукт индивидуальной жизнедеятельности. Понимаемая таким образом личность – это определенный уровень социального развития индивида, соответствующий у ровню данной социальной системы, освоение которой обусловлено протяженным во времени, довольно длительным процессом включения индивида в общественные связи и отношения. Расширяются физические, психические и социальные возможности индивида, в поле его сознания и деятельности появляются более отдаленные во времени жизненные планы и цели, более глубокие слои времени его жизни: прошлое и будущее, образуя таким образом «временной кругозор» или горизонт личности, определенную личностно-временную ориентацию во времени жизни. Расширение временного кругозора становится тем более плодотворным и ощутимым, чем глубже и полнее индивид включен в разнообразные предметные и коммуникативные деятельности. Усложнение личностной структуры времени жизни в результате накопления индивидуального жизненного опыта и появление временных перспектив жизни приводят к образованию временного кругозора личности, что может быть обозначено как личностное время [Абульханова, Березина, 2001].

Субъект. Термином «субъект» мы описываем индивида в аспекте его единичности, т. е. в качестве «элемента» социальной системы в реальном настоящем. Для индивида как субъекта жизнедеятельности характерна способность самостоятельно выбирать, формировать и управлять временными свойствами индивидуальной и групповой жизни, общественных обстоятельств. Таким образом, уровень взрослой личности характеризует разные типы организации времени жизни, которые выражают уже не возрастную, а личностную иерархию. Выход на уровень созидательного преобразования времени жизни, как личного, так группового и общественного, через проблемное соотношение с жизнью есть субъектное время.

Можно выделить такие уровни субъектного времени, как освоение времени (путем использования и распределения наличного физического времени), владение временем жизни и, наконец, управление временем.

Индивидуальность мы понимаем как специфическое по своей уникальности и неповторимости качество. Оно характеризует индивида именно как личность со стороны сложившихся субъективно значимых, длительных и структурированных по времени возникновения и реализации связей с другими индивидами, общностью, к которой он принадлежит, т. е. его системное качество (А. Н. Леонтьев). В этой индивидуальной истории развития личности, как отмечал С. Л. Рубинштейн, складываются индивидуальные свойства, или особенности личности. Таким образом, свойства личности никак не сводятся к ее индивидуальным особенностям. Они включают и общее, и особенное, и единичное [Рубинштейн, 1997, с. 242].

Личность. Важно отметить некоторые отличительные и существенные признаки личности, прежде всего временные: социальная сущность личности, присваиваемая ею в течение жизни система субъективно значимых, реальных связей с другими индивидами. Присвоение, в свою очередь, является не пассивным потреблением, а активным процессом, развитые формы которого позволяют личности не только усвоить опыт, накопленный человечеством в прошлом, но и выйти за его пределы в реальном настоящем, осваивая и обогащая его для будущего.

Личность – это активно осваивающий и обогащающий свою социальную сущность индивид, творчески преобразующий прошлый опыт, преодолевающий узость или ограниченность настоящего, структурируя и регулируя во времени текущую деятельность, способный предвидеть, предварить будущие события и реально представлять, переживая их как актуальные. Личности свойственны и такие особые индивидуальные способности, как способность к организации времени (и способность к своевременной активности), способность программировать будущую деятельность, предвидеть ее события, устанавливать оптимальные для себя режимы активности и пассивности, определять ритмы деятельности.

Уже на общебиологическом и физиологическом уровне предвосхищение будущего имеет фундаментальное значение в регуляции поведения. Мы можем предположить, что в осуществлении действий, направленных на окончательный, завершающий акт, развивается психическая способность к «развертыванию» настоящего назад, в прошлое, и вперед, в будущее, которая у высших животных является непременным признаком более высокого умственного развития (П. К. Анохин, Н. А. Бернштейн).

Отличительным признаком нормально развивающейся личности, как пишет Б. В. Зейгарник [1982], выступает умение более или менее объективно оценивать ситуацию, видеть ее не только в актуальной сиюминутности, но и в развернутой временной перспективе, и ставить перед собой реальные цели, успешное выполнение которых приблизит в будущем к цели идеальной. Отсутствие своевременной коррегирующей позиционности, возможности сторонней более или менее непредвзятой оценки всей ситуации в целом не только по отношению к своим актуальным потребностям, к текущей деятельности, но и по отношению к себе самому, ко всей ситуации в целом, можно рассматривать как основу для выделения существенного критерия полноценного развития личности. До тех пор пока «хочу и могу», «хотел бы и мог бы», идеальные и реальные цели не разъединены, слиты, речь может идти лишь о психологической незрелости личности [Там же].

На протяжении всей истории человеческой культуры в области воспитания, управления, в искусстве и поэзии вопрос о временной перспективе, или транспективе [Ковалев, 1979] человеческого поведения, был чрезвычайно актуален. Каждая эпоха отличается своим решением проблемы оптимального сочетания прошлого и настоящего, настоящего и будущего в жизни общества в целом и индивида. Здесь можно проследить постоянную борьбу между двумя тенденциями: 1) основываться на наличной действительности и прошлом опыте, реализме и практицизме, связанными с текущим моментом времени, и 2) преодолевать узость, ограниченность настоящего, исходить из будущего, познанного, предвидимого и отражаемого в волевых целях, жизненных планах, идеалах. Нередко предполагается, что первая реализуется естественно, как бы сама собой. В то же время в психологии и искусстве чаще и эмоциональнее выражается вторая тенденция. «Реализм, ограничивающийся кончиком своего носа, опаснее самой безумной фантастичности, потому что слеп» [Достоевский, 1957, с. 155].

Способность подчинять свое поведение все более отдаленным целям, превращение этих целей в реальные, регулирующие текущее поведение, – это не только закономерность онтогенетического развития человека, но и критерий его нравственной зрелости. Позитивная временная перспектива, как отмеча К. Левин, создаваемая достойными целями, – один из основных элементов высокой морали. В то же время это реципрокный процесс: высокая мораль сама создает длительную временную перспективу и устанавливает достойные цели [Левин, 2001].

Таким образом, в становлении и развитии личности временной фактор, временные детерминанты, структурирование времени в течение жизни выступают как неотъемлемый элемент личности, как критерии нормально развивающейся личности, как одно из проявлений регуляционных возможностей человека в течение всего онтогенеза.

Многие психологи указывают на расширение временной зоны побуждений как на важнейшую перспективную линию онтогенетического развития личности. В качестве основной черты развития зрелой личности Л. И. Божович отмечает возникновение у человека способности вести себя независимо от обстоятельств (и даже вопреки им), руководствуясь при этом собственными, сознательно поставленными целями. Возникновение такой способности обусловливает активный, а не реактивный характер поведения человека и делает его не рабом обстоятельств, а хозяином и над ними, и над самим собой [Божович, 2008].

Аналогичные рассуждения мы находим у К. Левина [2001], который пишет, что для детей с их недостаточно реалистичными взглядами на действительность и ограниченными возможностями характерны две крайности: слишком непосредственные, близкие и слишком отдаленные цели. Соответственно для построения оптимальной стратегии поведения взрослому человеку, как правило, нужно, с одной стороны, преодолевать ситуационно актуальные тенденции, импульсивные, стихийно складывающиеся побуждения, с другой – нереальные мечтания, абстрактные идеалы, экспрессивно-эмоциональные пассивные переживания значимых, но пока невозможных событий. К. Левин отмечает, что ребенок не может четко разграничить реальность и фантазию. Его желания и страхи серьезно влияют на его представления о настоящем. Когда человек становится более зрелым и более способным к «самоконтролю», он более уверенно отделяет свои желания от своих же ожиданий. Его жизненное пространство разделяется на «уровень реальности» и разнообразные «уровни нереальности», такие как мечты и фантазии. Таким образом, с возрастом в процессе онтогенеза происходит последовательное увеличение (расширение, удлинение) временной перспективы [Левин, 2001].

Одно из проявлений низких регуляционных возможностей человека, как отмечает В. Г. Асеев [1981], состоит в том, что он находится в прямой зависимости от актуальных обстоятельств либо внутреннего, либо внешнего типа (ситуативность и импульсивность). При отсутствии или временной (а также пространственной) удаленности объекта сложно удерживать в сознании и учитывать возможное наличие этого объекта. Способность оптимальной регуляции поведения включает в себя способность как сознательно актуализировать нередко слабые значимости будущих событий, отдаленных последствий, так и волевым образом преодолевать, подавлять стихийно складывающиеся значимости текущих событий [Там же].

Способность отсрочить непосредственное удовлетворение, трудиться ради будущего – один из главных показателей морально-психологической зрелости, как отмечает И. С. Кон [1984]. Такой уровень развития личности, конечно, достижим или сопоставим с определенным этапом онтогенетического развития личности, который можно отнести к оптимуму. О личности можно говорить лишь тогда, когда самореализация в рамках нравственных норм перерастает в нравственное самоограничение, способность бескорыстно отдавать другим накопленное и постоянно возобновляемое чувственное богатство. Лишь гармония самореализации и нравственного самоограничения дает нам право утверждать, что развитие индивида всесторонне, а сам индивид – личность.

Таким образом, человек как личность находится в состоянии непрерывного выбора, противоречия между необходимостью утверждения и сохранения себя как эго-индивида (естественная необходимость) и необходимостью утверждения себя как личности (нравственная необходимость). Разумеется, личность как способность человека к добровольному подчинению норме возникает как итог исторического развития психики и сознания, так же как и первые формы личности ребенка появляются лишь на определенном этапе онтогенеза и представляют собой результат предшествующего развития.

Развитие личностных свойств в онтогенезе, равно как и структура жизненного пути, и его временные характеристики (периоды, этапы) определяются общественно-классовым статусом личности, функциями и ролями в обществе. Поэтому как структура жизненного пути, так и основные его моменты (старт, оптимумы, финиш) изменяются в ходе исторического развития от поколения к поколению и подвержены временной динамике. Одни и те же онтогенетические свойства, в том числе и возрастные, функционируют с разными скоростями в зависимости от поколения, к которому принадлежит данный индивид. В общественном развитии человека значение имеет время жизни поколения в определенную эпоху, модифицирующее те или иные возрастные особенности. Поэтому в одни и те же промежутки времени интеллектуальное содержание, в том числе и объем знаний, и система интеллектуальных операций существенно изменяются с общим прогрессом образованности и культуры. Однако влияние общественно-исторического развития на темпы индивидуального развития не ограничивается лишь приростом емкости интеллекта, но распространяется на весь процесс этого развития. Почти с каждым поколением увеличивается не только средняя, но и нормальная продолжительность жизни человека, изменяются темпы и сроки созревания и старения. Явление ускорения, или акселерации, также установленный факт, характерный для представителей двух последних генераций (когорт). В связи с этим изменяется длительность тех или иных возрастных стадий, увеличивается общая продолжительность юности и взрослости [Кон, 1979].

Следовательно, в отношении длительности и моментов становления, т. е. обоих параметров времени индивидуального развития, проявляется влияние исторического времени на это развитие. Б. Г. Ананьев утверждал, что возраст человека следует рассматривать как функцию биологического и исторического времени. Как человек в целом, так и его временные характеристики, в том числе и возраст, есть взаимопроникновение природы и истории, биологического и социального. Поэтому возрастные изменения тех или иных свойств человека являются одновременно онтогенетическими и биографическими [Ананьев, 1980, с. 192].

Историческое время, как и все общественное развитие, одним из параметров которого оно является, оказалось фактором первостепенного значения для индивидуального развития человека. Все события этого развития (биографические даты) всегда располагаются относительно системы измерения исторического времени (исторические даты). Возрастная изменчивость индивидов одного и того же хронологического и биологического возрастов, но относящихся к разным поколениям, обусловлена, конечно, социально-историческими, а не биологическими (генотипическими) причинами. Анализируя мироощущение человека в различные исторические эпохи, можно полагать и наличие определенного «образа времени» как одной из фундаментальных составляющих «образа мира». Человек ощущает не только свое настоящее, но и имеет всегда определенные ожидания, надежды, страхи, мечты о будущем. Именно от состояния психологического поля зависит то, что впоследствии было названо П. Фрессом «временным кругозором личности» [Андреева, 2000].

С историческим подходом к личности и ее психической деятельности связаны онтологические поиски путей построения теории личности «во времени», в которых отражены продуктивные направления исследования временных детерминант развития личности в онтогенезе и реального временного протекания ее жизненного цикла. В исследованиях культурологов показано, что концепции времени различны не только у разных личностей, но и в различные эпохи. Индивидуальные концепции времени зависят от того, какова традиция оценки времени в определенном типе культуры. А. Я. Гуревич отмечал, что человек не рождается с «чувством времени», понимание им «связи времен» продиктовано эпохой. Так, предполагается, что для эпохи древности харктерна циклическая концепция времени – представление о круговороте развития. Для современного общества характерна линейная концепция – представление об однонаправленности времени [Гуревич, 1984].

Что касается современных культур, то они могут быть разделены на три типа по способу субъективной организации времени, как это отмечено в исследованиях Д. Льюиса: моноактивные, полиактивные и реактивные [Толстых, 2010].

Моноактивные культуры строятся на идее линейного времени. Воплощением такой культуры выступает североамериканская культура. В Америке время – наибольшая ценность, поскольку чем быстрее и эффективнее действует человек, тем он успешнее и богаче, тем выше его самооценка. Для американской культуры наиболее реальным и важным выступает настоящее, прошлое уже прошло, а настоящее готовит ближайшее будущее. Для данной культуры время, не заполненное действием, принятием решений и их выполнением, – пустое время.

Полиактивные культуры наилучшим инвестированием времени считают не труд, а межличностное общение, взаимодействие с другими людьми. Испанцы, итальянцы, арабы не обращают внимания на количество прошедшего времени, важнее не оставлять незаконченным разговор. Они не придают значения планированию, расписанию, пунктуальности и другим формам временной организации деятельности. Распределение времени подчинено не разуму, а чувствам. В арабских и романоязычных странах время соотносится с людьми и событиями, его можно подстраивать под себя независимо от того, что показывают часы. Здесь время тягучее, медленное, а не спрессованное скоростью [Толстых, 2010].

Реактивные культуры – это главным образом восточные культуры, в которых господствует циклическое время: циклична смена времен года; циклична смена поколений. Для восточных людей время вращается по кругу. Единственно возможным отношением ко времени считается адаптация людей к нему. В этих культурах время не линейно, но и не привязано к людям и событиям. Метафорой этому может служить озеро, вокруг которого подолгу прохаживаются, прежде чем принять решение. За это время какие-то проблемы решаются сами, и это оказывается важным для разработки стратегии и тактики поведения. В культурах, где преобладает циклическое время, люди менее самонадеянны в своих планах на будущее, полагая, что временем невозможно управлять и надо находиться в гармонии с законами природы [Там же].

Таким образом, время, его познание и освоение в онтогенезе рассматривается в психологической литературе в широком контексте как важнейший фактор жизненного пространства человека в мире, многократно и многомерно опосредующий развитие и проявление каждой отдельной личности, индивида на всем протяжении его жизненного пути. Обобщая результаты исследований психологов по проблемам временной детерминации развития личности в онтогенезе, можно предположить, что время – один из важных, но крайне мало используемых резервов психической организации личности и детерминант развития в онтогенезе. В сложных социальных коллизиях переходного периода проблема «человек и время» актуализируется. Как полагает Г. М. Андреева [2000], освоение времени означает в том числе адекватное использование социальных ролей, востребованных временем, т. е. способствует тому, чтобы соответствовать времени своей эпохи. Это значит, что каждой нормально функционирующей личности важно не остаться «за бортом времени», не стать социальным ретардантом, отстающим от своего времени субъектом. Различия в чувстве времени, в ощущении времени жизни, по мнению Г. М. Андреевой, есть та сфера, где сопрягаются социология и психология времени [Андреева, 2000].

Жизненные кризисы личности, резкие перемены жизненного пути в ситуациях социальной нестабильности изменяют не только привычную социальную среду человека, снижают его личностный потенциал, но и нарушают пространственно-временные параметры жизнедеятельности, ведут к искажению жизненной среды, сужению временных перспектив, а следовательно, затрудняют процесс самореализации личности в целом. Таким образом, есть серьезные основания полагать, что временной фактор – неотъемлемый элемент целостного психического облика личности, оказывающий существенное влияние на ее развитие и становление в онтогенезе.