Баллады Жуковский Василий
Баллады
Людмила*
- «Где ты, милый? Что с тобою?
- С чужеземною красою,
- Знать, в далекой стороне
- Изменил, неверный, мне;
- Иль безвременно могила
- Светлый взор твой угасила».
- Так Людмила, приуныв,
- К персям очи преклонив,
- На распутии вздыхала.
- «Возвратится ль он, — мечтала, —
- Из далеких, чуждых стран
- С грозной ратию славян?»
- Пыль туманит отдаленье;
- Светит ратных ополченье;
- Топот, ржание коней;
- Трубный треск и стук мечей;
- Прахом панцири покрыты;
- Шлемы лаврами обвиты;
- Близко, близко ратных строй;
- Мчатся шумною толпой
- Жены, чада, обрученны…
- «Возвратились незабвенны!..»
- А Людмила?.. Ждет-пождет…
- «Там дружину он ведет;
- Сладкий час — соединенье!..»
- Вот проходит ополченье;
- Миновался ратных строй…
- Где ж, Людмила, твой герой?
- Где твоя, Людмила, радость?
- Ах! прости, надежда-сладость!
- Все погибло: друга нет.
- Тихо в терем свой идет,
- Томну голову склонила:
- «Расступись, моя могила;
- Гроб, откройся; полно жить;
- Дважды сердцу не любить».
- «Что с тобой, моя Людмила? —
- Мать со страхом возопила. —
- О, спокой тебя творец!» —
- «Милый друг, всему конец;
- Что прошло — невозвратимо;
- Небо к нам неумолимо;
- Царь небесный нас забыл…
- Мне ль он счастья не сулил?
- Где ж обетов исполненье?
- Где святое провиденье?
- Нет, немилостив творец;
- Все прости; всему конец».
- «О Людмила, грех роптанье;
- Скорбь — создателя посланье;
- Зла создатель не творит;
- Мертвых стон не воскресит». —
- «Ах! родная, миновалось!
- Сердце верить отказалось!
- Я ль, с надеждой и мольбой,
- Пред иконою святой
- Не точила слез ручьями?
- Нет, бесплодными мольбами
- Не призвать минувших дней;
- Не цвести душе моей.
- Рано жизнью насладилась,
- Рано жизнь моя затмилась,
- Рано прежних лет краса.
- Что взирать на небеса?
- Что молить неумолимых?
- Возвращу ль невозвратимых?» —
- «Царь небес, то скорби глас!
- Дочь, воспомни смертный час;
- Кратко жизни сей страданье;
- Рай — смиренным воздаянье,
- Ад — бунтующим сердцам;
- Будь послушна небесам».
- «Что, родная, муки ада?
- Что небесная награда?
- С милым вместе — всюду рай;
- С милым розно — райский край
- Безотрадная обитель.
- Нет, забыл меня спаситель!» —
- Так Людмила жизнь кляла,
- Так творца на суд звала…
- Вот уж солнце за горами;
- Вот усыпала звездами
- Ночь спокойный свод небес;
- Мрачен дол, и мрачен лес.
- Вот и месяц величавый
- Встал над тихою дубравой:
- То из облака блеснет,
- То за облако зайдет;
- С гор простерты длинны тени;
- И лесов дремучих сени,
- И зерцало зыбких вод,
- И небес далекий свод
- В светлый сумрак облеченны…
- Спят пригорки отдаленны,
- Бор заснул, долина спит…
- Чу!.. полночный час звучит.
- Потряслись дубов вершины;
- Вот повеял от долины
- Перелетный ветерок…
- Скачет по полю ездок:
- Борзый конь и ржет и пышет.
- Вдруг… идут… (Людмила слышит)
- На чугунное крыльцо…
- Тихо брякнуло кольцо…
- Тихим шепотом сказали…
- (Все в ней жилки задрожали.)
- То знакомый голос был,
- То ей милый говорил:
- «Спит иль нет моя Людмила?
- Помнит друга иль забыла?
- Весела иль слезы льет?
- Встань, жених тебя зовет».—
- «Ты ль? Откуда в час полночи?
- Ах! едва прискорбны очи
- Не потухнули от слез.
- Знать, тронулся царь небес
- Бедной девицы тоскою?
- Точно ль милый предо мною?
- Где же был? Какой судьбой
- Ты опять в стране родной?»
- «Близ Наревы дом мой тесный.
- Только месяц поднебесный
- Над долиною взойдет,
- Лишь полночный час пробьет —
- Мы коней своих седлаем,
- Темны кельи покидаем.
- Поздно я пустился в путь.
- Ты моя; моею будь…
- Чу! совы пустынной крики.
- Слышишь? Пенье, брачны лики.
- Слышишь? Борзый конь заржал.
- Едем, едем, час настал».
- «Переждем хоть время ночи;
- Ветер встал от полуночи;
- Хладно в поле, бор шумит;
- Месяц тучами закрыт». —
- «Ветер буйный перестанет;
- Стихнет бор, луна проглянет;
- Едем, нам сто верст езды.
- Слышишь? Конь грызет бразды,
- Бьет копытом с нетерпенья.
- Миг нам страшен замедленья;
- Краткий, краткий дан мне срок;
- Едем, едем, путь далек».
- «Ночь давно ли наступила?
- Полночь только что пробила.
- Слышишь? Колокол гудит».—
- «Ветер стихнул; бор молчит;
- Месяц в водный ток глядится;
- Мигом борзый конь домчится».—
- «Где ж, скажи, твой тесный дом?» —
- «Там, в Литве, краю чужом:
- Хладен, тих, уединенный,
- Свежим дерном покровенный;
- Саван, крест, и шесть досток.
- Едем, едем, путь далек».
- Мчатся всадник и Людмила.
- Робко дева обхватила
- Друга нежною рукой,
- Прислонясь к нему главой.
- Скоком, лётом по долинам,
- По буграм и по равнинам;
- Пышет конь, земля дрожит;
- Брызжут искры от копыт;
- Пыль катится вслед клубами;
- Скачут мимо них рядами
- Рвы, поля, бугры, кусты;
- С громом зыблются мосты.
- «Светит месяц, дол сребрится;
- Мертвый с девицею мчится;
- Путь их к келье гробовой.
- Страшно ль, девица, со мной?» —
- «Что до мертвых? что до гроба?
- Мертвых дом земли утроба». —
- «Чу! в лесу потрясся лист.
- Чу! в глуши раздался свист.
- Черный ворон встрепенулся;
- Вздрогнул конь и отшатнулся;
- Вспыхнул в поле огонек».
- «Близко ль, милый?» — «Путь далек».
- Слышат шорох тихих теней:
- В час полуночных видений,
- В дыме облака, толпой,
- Прах оставя гробовой
- С поздним месяца восходом,
- Легким, светлым хороводом
- В цепь воздушную свились;
- Вот за ними понеслись;
- Вот поют воздушны лики:
- Будто в листьях повилики
- Вьется легкий ветерок;
- Будто плещет ручеек.
- «Светит месяц, дол сребрится;
- Мертвый с девицею мчится;
- Путь их к келье гробовой.
- Страшно ль, девица, со мной?» —
- «Что до мертвых? что до гроба?
- Мертвых дом земли утроба». —
- «Конь, мой конь, бежит песок;
- Чую ранний ветерок;
- Конь, мой конь, быстрее мчися;
- Звезды утренни зажглися,
- Месяц в облаке потух.
- Конь, мой конь, кричит петух».
- «Близко ль, милый?» — «Вот примчались».
- Слышат: сосны зашатались;
- Слышат: спал с ворот запор;
- Борзый конь стрелой на двор.
- Что же, что в очах Людмилы?
- Камней ряд, кресты, могилы,
- И среди них божий храм.
- Конь несется по гробам;
- Стены звонкий вторят топот;
- И в траве чуть слышный шепот,
- Как усопших тихий глас…
- Вот денница занялась.
- Что же чудится Людмиле?..
- К свежей конь примчась могиле
- Бух в нее и с седоком.
- Вдруг — глухой подземный гром;
- Страшно доски затрещали;
- Кости в кости застучали;
- Пыль взвилася; обруч хлоп;
- Тихо, тихо вскрылся гроб…
- Что же, что в очах Людмилы?..
- Ах, невеста, где твой милый?
- Где венчальный твой венец?
- Дом твой — гроб; жених — мертвец.
- Видит труп оцепенелый;
- Прям,недвижим, посинелый,
- Длинным саваном обвит.
- Страшен милый прежде вид;
- Впалы мертвые ланиты;
- Мутен взор полуоткрытый;
- Руки сложены крестом.
- Вдруг привстал… манит перстом…
- «Кончен путь: ко мне, Людмила;
- Нам постель — темна могила;
- Завес — саван гробовой;
- Сладко спать в земле сырой».
- Что ж Людмила?.. Каменеет,
- Меркнут очи, кровь хладеет,
- Пала мертвая на прах.
- Стон и вопли в облаках;
- Визг и скрежет под землею;
- Вдруг усопшие толпою
- Потянулись из могил;
- Тихий, страшный хор завыл:
- «Смертных ропот безрассуден;
- Царь всевышний правосуден;
- Твой услышал стон творец;
- Час твой бил, настал конец».
- Все в обители Приама
- Возвещало брачный час,
- Запах роз и фимиама,
- Гимны дев и лирный глас.
- Спит гроза минувшей брани,
- Щит, и меч, и конь забыт,
- Облечен в пурпурны ткани
- С Поликсеною Пелид.
- Девы, юноши четами
- По узорчатым коврам,
- Украшенные венками,
- Идут веселы во храм;
- Стогны дышат фимиамом;
- В злато царский дом одет;
- Снова счастье над Пергамом…
- Для Кассандры счастья нет.
- Уклонясь от лирных звонов,
- Нелюдима и одна,
- Дочь Приама в Аполлонов
- Древний лес удалена.
- Сводом лавров осененна,
- Сбросив жрический покров,
- Провозвестница священна
- Так роптала на богов:
- «Там шумят веселых волны;
- Всем душа оживлена;
- Мать, отец надеждой полны;
- В храм сестра приведена.
- Я одна мечты лишенна;
- Ужас мне — что радость там;
- Вижу, вижу: окрыленна
- Мчится Гибель на Пергам.
- Вижу факел — он светлеет
- Не в Гименовых руках;
- И не жертвы пламя рдеет
- На сгущенных облаках;
- Зрю пиров уготовленье…
- Но… горе, по небесам,
- Слышно бога приближенье,
- Предлетящего бедам.
- И вотще мое стенанье,
- И печаль моя мне стыд:
- Лишь с пустынями страданье
- Сердце сирое делит.
- От счастливых отчужденна,
- Веселящимся позор,
- Я тобой всех благ лишенна,
- О предведения взор!
- Что Кассандре дар вещанья
- В сем жилище скромных чад
- Безмятежного незнанья,
- И блаженных им стократ?
- Ах! почто она предвидит
- То, чего не отвратит?..
- Неизбежное приидет,
- И грозящее сразит.
- И спасу ль их, открывая
- Близкий ужас их очам?
- Лишь незнанье — жизнь прямая;
- Знанье — смерть прямая нам.
- Феб, возьми твой дар опасный,
- Очи мне спеши затмить;
- Тяжко истины ужасной
- Смертною скуделью быть…
- Я забыла славить радость,
- Став пророчицей твоей.
- Слепоты погибшей сладость,
- Мирный мрак минувших дней,
- С вами скрылись наслажденья!
- Он мне будущее дал,
- Но веселие мгновенья
- Настоящего отнял.
- Никогда покров венчальный
- Мне главы не осенит:
- Вижу факел погребальный;
- Вижу: ранний гроб открыт.
- Я с родными скучну младость
- Всю утратила в тоске —
- Ах, могла ль делить их радость,
- Видя скорбь их вдалеке?
- Их ласкает ожиданье;
- Жизнь, любовь передо мной;
- Всё окрест очарованье —
- Я одна мертва душой.
- Для меня весна напрасна;
- Мир цветущий пуст и дик…
- Ах! сколь жизнь тому ужасна,
- Кто во глубь ее проник!
- Сладкий жребий Поликсены!
- С женихом рука с рукой,
- Взор, любовью распаленный,
- И гордясь сама собой,
- Благ своих не постигает:
- В сновидениях златых
- И бессмертья не желает
- За один с Пелидом миг.
- И моей любви открылся*
- Тот, кого мы ждем душой:
- Милый взор ко мне стремился,
- Полный страстною тоской…
- Но — для нас перед богами
- Брачный гимн не возгремит;
- Вижу: грозно между нами
- Тень стигийская* стоит.
- Духи, бледною толпою
- Покидая мрачный ад,
- Вслед за мной и предо мною,
- Неотступные, летят;
- В резвы юношески лики
- Вносят ужас за собой;
- Внемля радостные клики,
- Внемлю их надгробный вой.
- Там сокрытый блеск кинжала;
- Там убийцы взор горит;
- Там невидимого жала
- Яд погибелью грозит.
- Всё предчувствуя и зная,
- В страшный путь сама иду:
- Ты падешь, страна родная;
- Я в чужбине гроб найду…»
Светлана*
А.А. Воейковой
- Раз в крещенский вечерок
- Девушки гадали:
- За ворота башмачок,
- Сняв с ноги, бросали;
- Снег пололи; под окном
- Слушали; кормили
- Счетным курицу зерном;
- Ярый воск топили;
- В чашу с чистою водой
- Клали перстень золотой,
- Серьги изумрудны;
- Расстилали белый плат
- И над чашей пели в лад
- Песенки подблюдны.
- Тускло светится луна
- В сумраке тумана —
- Молчалива и грустна
- Милая Светлана.
- «Что, подруженька, с тобой?
- Вымолви словечко;
- Слушай песни круговой;
- Вынь себе колечко.
- Пой, красавица: «Кузнец,
- Скуй мне злат и нов венец,
- Скуй кольцо златое;
- Мне венчаться тем венцом,
- Обручаться тем кольцом
- При святом налое».
- «Как могу, подружки, петь?
- Милый друг далёко;
- Мне судьбина умереть
- В грусти одинокой.
- Год промчался — вести нет;
- Он ко мне не пишет;
- Ах! а им лишь красен свет,
- Им лишь сердце дышит…
- Иль не вспомнишь обо мне?
- Где, в какой ты стороне?
- Где твоя обитель?
- Я молюсь и слезы лью!
- Утоли печаль мою,
- Ангел-утешитель».
- Вот в светлице стол накрыт
- Белой пеленою;
- И на том столе стоит
- Зеркало с свечою;
- Два прибора на столе.
- «Загадай, Светлана;
- В чистом зеркала стекле
- В полночь, без обмана
- Ты узнаешь жребий свой:
- Стукнет в двери милый твой
- Легкою рукою;
- Упадет с дверей запор;
- Сядет он за свой прибор
- Ужинать с тобою».
- Вот красавица одна;
- К зеркалу садится;
- С тайной робостью она
- В зеркало глядится;
- Тёмно в зеркале; кругом
- Мертвое молчанье;
- Свечка трепетным огнем
- Чуть лиет сиянье…
- Робость в ней волнует грудь,
- Страшно ей назад взглянуть,
- Страх туманит очи…
- С треском пыхнул огонек,
- Крикнул жалобно сверчок,
- Вестник полуночи.
- Подпершися локотком,
- Чуть Светлана дышит…
- Вот… легохонько замком
- Кто-то стукнул, слышит;
- Робко в зеркало глядит:
- За ее плечами
- Яркими глазами…
- Занялся от страха дух…
- Вдруг в ее влетает слух
- Тихий, легкий шепот:
- «Я с тобой, моя краса;
- Укротились небеса;
- Твой услышан ропот!»
- Оглянулась… милый к ней
- Простирает руки.
- «Радость, свет моих очей,
- Нет для нас разлуки.
- Едем! Поп уж в церкви ждет
- С дьяконом, дьячками;
- Хор венчальну песнь поет;
- Храм блестит свечами».
- Был в ответ умильный взор;
- Идут на широкий двор,
- В ворота тесовы;
- У ворот их санки ждут;
- С нетерпенья кони рвут
- Повода шелковы.
- Сели… кони с места враз;
- Пышут дым ноздрями;
- От копыт их поднялась
- Вьюга над санями.
- Скачут… пусто все вокруг,
- Степь в очах Светланы:
- На луне туманный круг;
- Чуть блестят поляны.
- Сердце вещее дрожит;
- Робко дева говорит:
- «Что ты смолкнул, милый?»
- Ни полслова ей в ответ:
- Он глядит на лунный свет,
- Бледен и унылый.
- Кони мчатся по буграм;
- Топчут снег глубокий…
- Вот в сторонке божий храм
- Виден одинокий;
- Двери вихорь отворил;
- Тьма людей во храме;
- Яркий свет паникадил
- Тускнет в фимиаме;
- На средине черный гроб;
- И гласит протяжно поп:
- «Буди взят могилой!»
- Пуще девица дрожит;
- Кони мимо; друг молчит,
- Бледен и унылый.
- Вдруг метелица кругом;
- Снег валит клоками;
- Черный вран, свистя крылом,
- Вьется над санями;
- Ворон каркает: печаль!
- Кони торопливы
- Чутко смотрят в темну даль,
- Подымая гривы;
- Брезжит в поле огонек;
- Виден мирный уголок,
- Хижинка под снегом.
- Кони борзые быстрей,
- Снег взрывая, прямо к ней
- Мчатся дружным бегом.
- Вот примчалися… и вмиг
- Из очей пропали:
- Кони, сани и жених
- Будто не бывали.
- Одинокая, впотьмах,
- Брошена от друга,
- В страшных девица местах;
- Вкруг метель и вьюга.
- Возвратиться — следу нет…
- Виден ей в избушке свет:
- Вот перекрестилась;
- В дверь с молитвою стучит…
- Дверь шатнулася… скрыпит…
- Тихо растворилась.
- Что ж?.. В избушке гроб; накрыт
- Белою запоной;
- Спасов лик в ногах стоит;
- Свечка пред иконой…
- Ах! Светлана, что с тобой?
- В чью зашла обитель?
- Страшен хижины пустой
- Безответный житель.
- Входит с трепетом, в слезах;
- Пред иконой пала в прах,
- Спасу помолилась;
- И с крестом своим в руке,
- Под святыми в уголке
- Робко притаилась.
- Все утихло… вьюги нет…
- Слабо свечка тлится,
- То прольет дрожащий свет,
- То опять затмится…
- Все в глубоком, мертвом сне,
- Страшное молчанье…
- Чу, Светлана!.. в тишине
- Легкое журчанье…
- Вот глядит: к ней в уголок
- Белоснежный голубок
- С светлыми глазами,
- Тихо вея, прилетел,
- К ней на перси тихо сел,
- Обнял их крылами.
- Смолкло все опять кругом…
- Вот Светлане мнится,
- Что под белым полотном
- Мертвый шевелится…
- Сорвался покров; мертвец
- (Лик мрачнее ночи)
- Виден весь — на лбу венец,
- Затворёны очи.
- Вдруг… в устах сомкнутых стон;
- Силится раздвинуть он
- Руки охладелы…
- Что же девица?.. Дрожит…
- Гибель близко… но не спит
- Голубочек белый.
- Встрепенулся, развернул
- Легкие он крилы;
- К мертвецу на грудь вспорхнул…
- Всей лишенный силы,
- Простонав, заскрежетал
- Страшно он зубами
- И на деву засверкал
- Грозными очами…
- Снова бледность на устах;
- В закатившихся глазах
- Смерть изобразилась…
- Глядь, Светлана… о творец!
- Милый друг ее — мертвец!
- Ax!.. и пробудилась.
- Где ж?.. У зеркала, одна
- Посреди светлицы;
- В тонкий занавес окна
- Светит луч денницы;
- Шумным бьет крылом петух,
- День встречая пеньем;
- Все блестит… Светланин дух
- Смутен сновиденьем.
- «Ах! ужасный, грозный сон!
- Не добро вещает он —
- Горькую судьбину;
- Тайный мрак грядущих дней,
- Что сулишь душе моей,
- Радость иль кручину?»
- Села (тяжко ноет грудь)
- Под окном Светлана;
- Из окна широкий путь
- Виден сквозь тумана;
- Снег на солнышке блестит,
- Пар алеет тонкий…
- Чу!.. в дали пустой гремит
- Колокольчик звонкий;
- На дороге снежный прах;
- Мчат, как будто на крылах,
- Санки кони рьяны;
- Ближе; вот уж у ворот;
- Статный гость к крыльцу идет…
- Кто?.. Жених Светланы.
- Что же твой, Светлана, сон,
- Прорицатель муки?
- Друг с тобой; все тот же он
- В опыте разлуки;
- Та ж любовь в его очах,
- Те ж приятны взоры;
- Те ж на сладостных устах
- Милы разговоры.
- Отворяйся ж, божий храм;
- Вы летите к небесам,
- Верные обеты;
- Соберитесь, стар и млад;
- Сдвинув звонки чаши, в лад
- Пойте: многи леты!
- Улыбнись, моя краса,
- На мою балладу;
- В ней большие чудеса,
- Очень мало складу.
- Взором счастливый твоим,
- Не хочу и славы;
- Слава — нас учили — дым;
- Свет — судья лукавый.
- Вот баллады толк моей:
- «Лучший друг нам в жизни сей
- Вера в провиденье.
- Благ зиждителя закон:
- Здесь несчастье — лживый сон;
- Счастье — пробужденье».
- О! не знай сих страшных снов
- Ты, моя Светлана…
- Будь, создатель, ей покров!
- Ни печали рана,
- Ни минутной грусти тень
- К ней да не коснется;
- В ней душа как ясный день;
- Ах! да пронесется
- Мимо — Бедствия рука;
- Как приятный ручейка
- Блеск на лоне луга,
- Будь вся жизнь ее светла,
- Будь веселость, как была,
- Дней ее подруга.
Пустынник*
- «Веди меня, пустыни житель,
- Святой анахорет;
- Близка желанная обитель;
- Приветный вижу свет.
- Устал я: тьма кругом густая;
- Запал в глуши мой след;
- Безбрежней, мнится, степь пустая,
- Чем дале я вперед».
- «Мой сын (в ответ пустыни житель),
- Ты призраком прельщен:
- Опасен твой путеводитель —
- Над бездной светит он.
- Здесь чадам нищеты бездомным
- Отверзта дверь моя,
- И скудных благ уделом скромным
- Делюсь от сердца я.
- Войди в гостеприимну келью;
- Мой сын, перед тобой
- И брашно с жесткою постелью
- И сладкий мой покой.
- Есть стадо… но безвинных кровью
- Руки я не багрил:
- Меня творец своей любовью;
- Щадить их научил.
- Обед снимаю непорочный
- С пригорков и полей;
- Деревья плод дают мне сочный,
- Питье дает ручей.
- Войди ж в мой дом — забот там чужды;
- Нет блага в суете:
- Нам малые даны здесь нужды;
- На малый миг и те».
- Как свежая роса денницы,
- Был сладок сей привет;
- И робкий гость, склоня зеницы,
- Идет за старцем вслед.
- В дичи глухой, непроходимой
- Его таился кров —
- Приют для сироты гонимой,
- Для странника покров.
- Непышны в хижине уборы,
- Там едность и покой;
- И скрыпнули дверей растворы
- Пред мирною четой.
- И старец зрит гостеприимный,
- Что гость его уныл,
- И светлый огонек он в дымной
- Печурке разложил.
- Плоды и зелень предлагает
- С приправой добрых слов;
- Беседой скуку озлащает
- Медлительных часов.
- Кружится резвый кот пред ними;
- В углу кричит сверчок;
- Трещит меж листьями сухими
- Блестящий огонек.
- Но молчалив, пришлец угрюмый;
- Печаль в его чертах;
- Душа полна прискорбной думы;
- И слезы на глазах.
- Ему пустынник отвечает
- Сердечною тоской.
- «О юный странник, что смущает
- Так рано твой покой?
- Иль быть убогим и бездомным
- Творец тебе судил?
- Иль предан другом вероломным?
- Или вотще любил?
- Увы! спокой себя: презренны
- Утехи благ земных;
- А тот, кто плачет, их лишенный,
- Еще презренней их.
- Приманчив дружбы взор лукавый:
- Но ах! как тень, вослед
- Она за счастием, за славой,
- И прочь от хилых бед.
- Любовь… любовь, Прелест игрою
- Отрава сладких слов,
- Незрима в мире; лишь порою
- Живет у голубков.
- Но, друг, ты робостью стыдливой
- Свой нежный пол открыл».
- И очи странник торопливый,
- Краснея, опустил.
- Краса сквозь легкий проникает
- Стыдливости покров;
- Так утро тихое сияет
- Сквозь завес облаков.
- Трепещут перси; взор склоненный;
- Как роза, цвет ланит…
- И деву-прелесть изумленный
- Отшельник в госте зрит.
- «Простишь ли, старец, дерзновенье,
- Что робкою стопой
- Вошла в твое уединенье,
- Где бог один с тобой?
- Любовь надежд моих губитель,
- Моих виновник бед;
- Ищу покоя, но мучитель
- Тоска за мною вслед.
- Отец мой знатностию, славой
- И пышностью гремел;
- Я дней его была забавой;
- Он все во мне имел.
- И рыцари стеклись толпою:
- Мне предлагали в дар
- Те чистый, сходный с их душою,
- А те притворный жар.
- И каждый лестью вероломной
- Привлечь меня мечтал…
- Но в их толпе Эдвин был скромный;
- Эдвин, любя, молчал.
- Ему с смиренной нищетою
- Судьба одно дала:
- Пленять высокою душою;
- И та моей была.
- Роса на розе, цвет душистый
- Фиалки полевой
- Едва сравниться могут с чистой
- Эдвиновой душой.
- Но цвет с небесною росою
- Живут единый миг:
- Он одарен был их красою,
- Я легкостию их.
- Я гордой, хладною казалась;
- Но мил он втайне был;
- Увы! любя, я восхищалась,
- Когда он слезы лил.
- Несчастный! он не снес презренья;
- В пустыню он помчал
- Свою любовь, свои мученья —
- И там в слезах увял.
- Но я виновна; мне страданье;
- Мне увядать в слезах;
- Мне будь пустыня та изгнанье,
- Где скрыт Эдвинов прах.
- Над тихою его могилой
- Конец свой встречу я —
- И приношеньем тени милой
- Пусть будет жизнь моя».
- «Мальвина!» — старец восклицает,
- И пал к ее ногам…
- О чудо! их Эдвин лобзает;
- Эдвин пред нею сам.
- «Друг незабвенный, друг единый!
- Опять, навек я твой!
- Полна душа моя Мальвиной —
- И здесь дышал тобой.
- Забудь о прошлом; нет разлуки;
- Сам бог вещает нам:
- Всё в жизни, радости и муки,
- Отныне пополам.
- Ах! будь и самый час кончины
- Для двух сердец один:
- Да с милой жизнию Мальвины
- Угаснет и Эдвин».
Адельстан*
- День багрянил, померкая,
- Скат лесистых берегов;
- Реин, в зареве сияя,
- Пышен тек между холмов.
- Он летучей влагой пены
- Замок Аллен орошал;
- Терема зубчаты стены
- Он в потоке отражал.
- Девы красные толпою
- Из растворчатых ворот
- Вышли на берег — игрою
- Встретить месяца восход.
- Вдруг плывет, к ладье прикован,
- Белый лебедь по реке;
- Спит, как будто очарован,
- Юный рыцарь в челноке.
- Алым парусом играет
- Легкокрылый ветерок,
- И ко брегу приплывает
- С спящим рыцарем челнок.
- Белый лебедь встрепенулся,
- Распустил криле свои;
- Дивный плаватель проснулся —
- И выходит из ладьи.
- И по Реину обратно
- С очарованной ладьей
- Поплыл тихо лебедь статный
- И сокрылся из очей.
- Рыцарь в замок Аллен входит:
- Все в нем прелесть — взор и стан;
- В изумленье всех приводит
- Красотою Адельстан.
- Меж красавицами Лора
- В замке Аллене была
- Видом ангельским для взора,
- Для души душой мила.
- Графы, герцоги толпою
- К ней стеклись из дальних стран —
- Но умом и красотою
- Всех был краше Адельстан.
- Он у всех залог победы
- На турнирах похищал;
- Он вечерние беседы
- Всех милее оживлял.
- И приветны разговоры
- И приятный блеск очей
- Влили нежность в сердце Лоры —
- Милый стал супругом ей.
- Исчезает сновиденье —
- Вслед за днями мчатся дни:
- Их в сердечном упоенье
- И не чувствуют они.
- Лишь случается порою,
- Что, на воды взор склонив,
- Рыцарь бродит над рекою,
- Одинок и молчалив.
- Но при взгляде нежной Лоры
- Возвращается покой;
- Оживают тусклы взоры
- С оживленною душой.
- Невидимкой пролетает
- Быстро время — наконец,
- Улыбаясь, возвещает
- Другу Лора: «Ты отец!»
- Но безмолвно и уныло
- На младенца смотрит он,
- «Ах! — он мыслит, — ангел милый,
- Для чего ты в свет рожден?»
- И когда обряд крещенья
- Патер должен был свершить,
- Чтоб водою искупленья
- Душу юную омыть:
- Как преступник перед казнью,
- Адельстан затрепетал;
- Взор наполнился боязнью;
- Хлад по членам пробежал.
- Запинаясь, умоляет
- День обряда отложить.
- «Сил недуг меня лишает
- С вами радость разделить!»
- Солнце спряталось за гору;
- Окропился луг росой;
- Он зовет с собою Лору
- Встретить месяц над рекой.
- «Наш младенец будет с нами:
- При дыханье ветерка
- Тихоструйными волнами
- Усыпит его река».
- И пошли рука с рукою…
- День на холмах догорал;
- Молча, сумрачен душою,
- Рыцарь сына лобызал.
- Вот уж поздно; солнце село;
- Отуманился поток;
- Черен берег опустелый;
- Холодеет ветерок.
- Рыцарь все молчит, печален;
- Все идет вдоль по реке;
- Лоре страшно; замок Аллен
- С час как скрылся вдалеке.
- «Поздно, милый; уж седеет
- Мгла сырая над рекой;
- С вод холодный ветер веет;
- И дрожит младенец мой».
- «Тише, тише! Пусть седеет
- Мгла сырая над рекой;
- Грудь моя младенца греет;
- Сладко спит младенец мой».
- «Поздно, милый; поневоле
- Страх в мою теснится грудь;
- Месяц блеен; сыро в поле;
- Долог нам до замка путь».
- Но молчит, как очарован,
- Рыцарь, глядя на реку…
- Лебедь там плывет, прикован
- Легкой цепью к челноку.
- Лебедь к берегу — и с сыном
- Рыцарь сесть в челнок спешит;
- Лора вслед за паладином;
- Обомлела и дрожит.
- И, осанясь, лебедь статный
- Легкой цепию повлек
- Вдоль по Реину обратно
- Очарованный челнок.
- Небо в Реине дрожало,
- И луна из дымных туч
- На ладью сквозь парус алый
- Проливала темный луч.
- И плывут они, безмолвны;
- За кормой струя бежит;
- Тихо плещут в лодку волны;
- Парус вздулся и шумит.
- И на береге молчанье;
- И на месяце туман;
- Лора в робком ожиданье;
- В смутной думе Адельстан.
- Вот уж ночи половина:
- Вдруг… младенец стал кричать.
- «Адельстан, отдай мне сына!» —
- Возопила в страхе мать.
- «Тише, тише; он с тобою.
- Скоро… ах! кто даст мне сил?
- Я ужасною ценою
- За блаженство заплатил.
- Спи, невинное творенье;
- Мучит душу голос твой;
- Спи, дитя; еще мгновенье,
- И навек тебе покой».
- Лодка к брегу — рыцарь с сыном
- Выйти на берег спешит;
- Лора вслед за паладином,
- Пуще млеет и дрожит.
- Страшен берег обнаженный;
- Нет ни жила, ни древес;
- Черен, дик, уединенный,
- В стороне стоит утес.
- И пещера под скалою —
- В ней не зрело око дна;
- И чернеет пред луною
- Страшным мраком глубина.
- Сердце Лоры замирает;
- Смотрит робко на утес.
- Звучно к бездне восклицает
- Паладин: «Я дань принес».
- В бездне звуки отравились;
- Отзыв грянул вдоль реки;
- Вдруг… из бездны появились
- Две огромные руки.
- К ним приблизил рыцарь сына…
- Цепенеющая мать,
- Возопив, у паладина
- Жертву бросилась отнять
- И воскликнула: «Спаситель!..»
- Глас достигнул к небесам:
- Жив младенец, а губитель
- Ниспровергнут в бездну сам.
- Страшно, страшно застонало
- В грозных сжавшихся когтях…
- Вдруг все пусто, тихо стало
- В глубине и на скалах.
Ивиковы журавли*
- На Посидонов пир веселый,
- Куда стекались чада Гелы*[2]
- Зреть бег коней и бой певцов,
- Шел Ивик, скромный друг богов.
- Ему с крылатою мечтою
- Послал дар песней Аполлон:
- И с лирой, с легкою клюкою,
- Шел, вдохновенный, к Истму он.
- Уже его открыли взоры
- Вдали Акрокоринф и горы,
- Слиянны с синевой небес.
- Он входит в Посидонов лес…
- Все тихо: лист не колыхнется;
- Лишь журавлей по вышине
- Шумящая станица вьется
- В страны полуденны к весне.
- «О спутники, ваш рой крылатый,
- Досель мой верный провожатый,
- Будь добрым знамением мне.
- Сказав: прости! родной стране,
- Чужого брега посетитель,
- Ищу приюта, как и вы;
- Да отвратит Зевес-хранитель
- Беду от странничьей главы».
- И с твердой верою в Зевеса
- Он в глубину вступает леса;
- Идет заглохшею тропой…
- И зрит убийц перед собой.
- Готов сразиться он с врагами;
- Но час судьбы его приспел:
- Знакомый с лирными струнами,
- Напрячь он лука не умел.
- К богам и к людям он взывает…
- Лишь эхо стоны повторяет —
- В ужасном лесе жизни нет.
- «И так погибну в цвете лет,
- Истлею здесь без погребенья
- И не оплакан от друзей;
- И сим врагам не будет мщенья,
- Ни от богов, ни от людей».
- И он боролся уж с кончиной…
- Вдруг… шум от стаи журавлиной;
- Он слышит (взор уже угас)
- Их жалобно-стенящий глас.
- «Вы, журавли под небесами,
- Я вас в свидетели зову!
- Да грянет, привлеченный вами,
- Зевесов гром на их главу».
- И труп узрели обнаженный:
- Рукой убийцы искаженны
- Черты прекрасного лица.
- Коринфский друг узнал певца.
- «И ты ль недвижим предо мною?
- И на главу твою, певец,
- Я мнил торжественной рукою
- Сосновый положить венец».
- И внемлют гости Посидона,
- Что пал наперсник Аполлона…
- Вся Греция поражена;
- Для всех сердец печаль одна.
- И с диким ревом исступленья
- Пританов окружил народ,
- И вопит: «Старцы, мщенья, мщенья!
- Злодеям казнь, их сгибни род!»
- Но где их след? Кому приметно
- Лицо врага в толпе несметной
- Притекших в Посидонов храм?
- Они ругаются богам.
- И кто ж — разбойник ли презренный
- Иль тайный враг удар нанес?
- Лишь Гелиос то зрел священный,[3]
- Все озаряющий с небес.
- С подъятой, может быть, главою,
- Между шумящею толпою,
- Злодей сокрыт в сей самый час
- И хладно внемлет скорби глас;
- Иль в капище, склонив колени,
- Жжет ладан гнусною рукой;
- Или теснится на ступени
- Амфитеатра за толпой,
- Где, устремив на сцену взоры
- (Чуть могут их сдержать подпоры),
- Пришед из ближних, дальных стран,
- Шумя, как смутный океан,
- Над рядом ряд, сидят народы;
- И движутся, как в бурю лес,
- Людьми кипящи переходы,
- Всходя до синевы небес.
- И кто сочтет разноплеменных,
- Сим торжеством соединенных?
- Пришли отвсюду: от Афин,
- От древней Спарты, от Микин,
- С пределов Азии далекой,
- С Эгейских вод, с Фракийских гор…
- И сели в тишине глубокой,
- И тихо выступает хор.[4]
- По древнему обряду, важно,
- Походкой мерной и протяжной,
- Священным страхом окружен,
- Обходит вкруг театра он.
- Не шествуют так персти чада;
- Не здесь их колыбель была.
- Их стана дивная громада
- Предел земного перешла.
- Идут с поникшими главами
- И движут тощими руками
- Свечи, от коих темный свет;
- И в их ланитах крови нет;
- Их мертвы лица, очи впалы;
- И свитые меж их власов
- Эхидны движут с свистом жалы,
- Являя страшный ряд зубов.
- И стали вкруг, сверкая взором;
- И гимн запели диким хором,
- В сердца вонзающий боязнь;
- И в нем преступник слышит: казнь!
- Гроза души, ума смутитель,
- Эринний страшный хор гремит;
- И, цепенея, внемлет зритель;
- И лира, онемев, молчит:
- «Блажен, кто незнаком с виною,
- Кто чист младенчески душою!
- Мы не дерзнем ему вослед;
- Ему чужда дорога бед…
- Но вам, убийцы, горе, горе!
- Как тень, за вами всюду мы,
- С грозою мщения во взоре,
- Ужасные созданья тьмы.
- Не мните скрыться — мы с крылами;
- Вы в лес, вы в бездну — мы за вами;
- И, спутав вас в своих сетях,
- Растерзанных бросаем в прах.
- Вам покаянье не защита;
- Ваш стон, ваш плач — веселье нам;
- Терзать вас будем до Коцита,
- Но не покинем вас и там».
- И песнь ужасных замолчала;
- И над внимавшими лежала,
- Богинь присутствием полна,
- Как над могилой, тишина.
- И тихой, мерною стопою
- Они обратно потекли,
- Склонив главы, рука с рукою,
- И скрылись медленно вдали.
- И зритель — зыблеый сомненьем
- Меж истиной и заблужденьем —
- Со страхом мнит о Силе той,
- Которая, во мгле густой
- Скрываяся, неизбежима,
- Вьет нити роковых сетей,
- Во глубине лишь сердца зрима,
- Но скрыта от дневных лучей.
- И всё, и всё еще в молчанье…
- Вдруг на ступенях восклицанье:
- «Парфений, слышишь?.. Крик вдали —
- То Ивиковы журавли!..»
- И небо вдруг покрылось тьмою;
- И воздух весь от крыл шумит;
- И видят… черной полосою
- Станица журавлей летит.
- «Что? Ивик!..» Все поколебалось —
- И имя Ивика помчалось
- Из уст в уста… шумит народ,
- Как бурная пучина вод.
- «Наш добрый Ивик! наш сраженный
- Врагом незнаемым поэт!..
- Что, что в сем слове сокровенно?
- И что сих журавлей полет?»
- И всем сердцам в одно мгновенье,
- Как будто свыше откровенье,
- Блеснула мысль: «Убийца тут;
- То Эвменид ужасных суд;
- Отмщенье за певца готово;
- Себе преступник изменил.
- К суду и тот, кто молвил слово,
- И тот, кем он внимаем был!»
- И бледен, трепетен, смятенный,
- Незапной речью обличенный,
- Исторгнут из толпы злодей:
- Перед седалище судей
- Он привлечен с своим клевретом;
- Смущенный вид, склоненный взор
- И тщетный плач был их ответом;
- И смерть была им приговор.
Варвик*
- Никто не зрел, как ночью бросил в волны
- Эдвина злой Варвик;
- И слышали одни брега безмолвны
- Младенца жалкий крик.
- От подданных погибшего губитель
- Владыкой признан был —
- И в Ирлингфор уже как повелитель
- Торжественно вступил.
- Стоял среди цветущия равнины
- Старинный Ирлингфор,
- И пышные с высот его картины
- Повсюду видел взор.
- Авон, шумя под древними стенами,
- Их пеной орошал,
- И низкий брег с лесистыми холмами
- В струях его дрожал.
- Там пламенел брегов на тихом склоне
- Закат сквозь редкий лес;
- И трепетал во дремлющем Авоне
- С звездами свод небес.
- Вдали, вблизи рассыпанные села
- Дымились по утрам;
- От резвых стад равнина вся шумела,
- И вторил лес рогам.
- Спешил, с пути прохожий совратяся,
- На Ирлингфор взглянуть,
- И, красотой картин его пленяся,
- Он забывал свой путь.
- Один Варвик был чужд красам природы:
- Вотще в его глазах
- Цветут леса, вияся блещут воды,
- И радость на лугах.
- И устремить, трепещущий, не смеет
- Он взора на Авон:
- Оттоль зефир во слух убийцы веет
- Эдвинов жалкий стон.
- И в тишине безмолвной полуночи
- Все тот же слышен крик,
- И чудятся блистающие очи
- И бледный, страшный лик.
- Вотще Варвик с родных брегов уходит —
- Приюта в мире нет:
- Страшилищем ужасным совесть бродит
- Везде за ним вослед.
- И он пришел опять в свою обитель:
- А сладостный покой,
- И бедности веселый посетитель,
- В дому его чужой.
- Часы стоят, окованы тоскою;
- А месяцы бегут…
- Бегут — и день убийства за собою
- Невидимо несут.
- Он наступил; со страхом провожает
- Варвик ночную тень:
- Дрожи! (ему глас совести вещает)
- Эдвинов смертный день!
- Ужасный день: от молний небо блещет;
- Отвсюду вихрей стон;
- Дождь ливмя льет; волнами, с воем плещет
- Разлившийся Авон.
- Вотще Варвик, среди веселий шума,
- Цедит в бокал вино:
- С ним за столом садится рядом Дума, —
- Питье отравлено.
- Тоскующий и грозный призрак бродит
- В толпе его гостей;
- Везде пред ним: с лица его не сводит
- Пронзительных очей.
- И день угас, Варвик спешит на ложе…
- Но и в тиши ночной,
- И на одре уединенном то же;
- Там сон, а не покой.
- И мнит он зреть пришельца из могилы,
- Тень брата пред собой;
- В чертах болезнь, лик бледный, взор унылый
- И голос гробовой.
- Таков он был, когда встречал кончину;
- И тот же слышен глас,
- Каким молил он быть отцом Эдвину
- Варвика в смертный час:
- «Варвик, Варвик, свершил ли данно слово?
- Исполнен ли обет?
- Варвик, Варвик, возмездие готово;
- Готов ли твой ответ?»
- Воспрянул он — глас смолкнул — разъяренно
- Один во мгле ночной
- Ревел Авон, — но для души смятенной
- Был сладок бури вой.
- Но вдруг — и въявь средь шума и волненья
- Раздался смутный крик:
- «Спеши, Варвик, спастись от потопленья;
- Беги, беги, Варвик!»
- И к берегу он мчится — под стеною
- Уже Авон кипит;
- Глухая ночь; одето небо мглою;
- И месяц в тучах скрыт.
- И молит он с подъятыми руками:
- «Спаси, спаси, творец!»
- И вдруг — мелькнул челнок между волнами;
- И в челноке пловец.
- Варвик зовет, Варвик манит рукою —
- Не внемля шума волн,
- Пловец сидит спокойно над кормою
- И правит к брегу челн.
- И с трепетом Варвик в челнок садится —
- Стрелой помчался он…
- Молчит пловец… молчит Варвик… вот, мнится,
- Им слышен тяжкий стон.
- На спутника уставил кормщик очи:
- «Не слышался ли крик?» —
- «Нет; просвистал в твой парус ветер ночи, —
- Смутясь, сказал Варвик. —
- Правь, кормщик, правь, не скоро челн домчится,
- Гроза со всех сторон».
- Умолкнули… плывут… вот снова, мнится,
- Им слышен тяжкий стон.
- «Младенца крик! Он борется с волною;
- На помощь он зовет!» —
- «Правь, кормщик, правь, река покрыта мглою,
- Кто там его найдет?»
- «Варвик, Варвик, час смертный зреть ужасно;
- Ужасно умирать;
- Варвик, Варвик, младенцу ли напрасно
- Тебя на помощь звать?
- Во мгле ночной он бьется меж водами;
- Облит он хладом волн;
- Еще его не видим мы очами;
- Но он… наш видит челн!»
- И снова крик слабеющий, дрожащий,
- И близко челнока…
- Вдруг в высоте рог месяца блестящий
- Прорезал облака;
- И с яркими слиялася лучами,
- Как дым прозрачный, мгла,
- Зрят на скале дитя между волнами;
- И тонет уж скала.
- Пловец гребет; челнок летит стрелою;
- В смятении Варвик;
- И озарен младенца лик луною;
- И страшно бледен лик.
- Варвик дрожит — и руку, страха полный,
- К младенцу протянул —
- И со скалы спрыгнул младенец в волны
- К его руке прильнул.
- И вмиг… дитя, челнок, пловец незримы;
- В руках его мертвец:
- Эдвинов труп, холодный, недвижимый,
- Тяжелый, как свинец.
- Утихло все — и небеса и волны:
- Исчез в водах Варвик;
- Лишь слышали одни брега безмолвны
- Убийцы страшный крик.
Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди*
- На кровле ворон дико прокричал —
- Старушка слышит и бледнеет.
- Понятно ей, что ворон тот сказал:
- Слегла в постель, дрожит, хладеет.
- И к матери идет чернец святой:
- Ее услышать покаянье;
- И тайные дары несет с собой,
- Чтоб утолить ее страданье.
- Но лишь пришел к одру с дарами он,
- Старушка в трепете завыла;
- Как смерти крик ее протяжный стон…
- «Не приближайся! — возопила. —
- Не подноси ко мне святых даров;
- Уже не в пользу покаянье…»
- Был страшен вид ее седых власов
- И страшно груди колыханье.
- Дары святые сын отнес назад
- И к страждущей приходит снова;
- Кругом бродил ее потухший взгляд;
- Язык искал, немея, слова.
- «Вся жизнь моя в грехах погребена,
- Меня отвергнул искупитель;
- Твоя ж душа молитвой спасена,
- Ты будь души моей спаситель.
- Здесь вместо дня была мне ночи мгла;
- Я кровь младенцев проливала,
- Власы невест в огне волшебном жгла
- И кости мертвых похищала.
- И казнь лукавый обольститель мой
- Уж мне готовит в адской злобе;
- И я, смутив чужих гробов покой,
- В своем не успокоюсь гробе.
- Ах! не забудь моих последних слов:
- Мой труп, обвитый пеленою,
- Мой гроб, мой черный гробовой покров
- Ты окропи святой водою.
- Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит,
- Семью окован обручами,
- Во храм внесен, пред алтарем прибит
- К помосту крепкими цепями.
- И цепи окропи святой водой;
- Чтобы священники собором
- И день и ночь стояли надо мной
- И пели панихиду хором;
- Чтоб пятьдесят на крылосах дьячков
- За ними в черных рясах пели;
- Чтоб день и ночь свечи у образов
- Из воску ярого горели;
- Чтобы звучней во все колокола
- С молитвой день и ночь звонили;
- Чтоб заперта во храме дверь была;
- Чтоб дьяконы пред ней кадили;
- Чтоб крепок был запор церковных врат;
- Чтобы с полуночного бденья
- Он ни на миг с растворов не был снят
- До солнечного восхожденья.
- С обрядом тем молитеся три дня,
- Три ночи сряду надо мною:
- Чтоб не достиг губитель до меня,
- Чтоб прах мой принят был землею».
- И глас ее быть слышен перестал;
- Померкши очи закатились;
- Последний вздох в груди затрепетал;
- Уста, охолодев, раскрылись.
- И хладный труп, и саван гробовой,
- И гроб под черной пеленою
- Священники с приличною мольбой
- Опрыскали святой водою.
- Семь обручей на гроб положены;
- Три цепи тяжкими винтами
- Вонзились в гроб и с ним утверждены
- В помост пред царскими дверями.
- И вспрыснуты они святой водой;
- И все священники в собранье:
- Чтоб день и ночь душе на упокой
- Свершать во храме поминанье.
- Поют дьячки все в черных стихарях
- Медлительными голосами;
- Горят свечи надгробны в их руках,
- Горят свечи пред образами.
- Протяжный глас, и бледный лик певцов,
- Печальный, страшный сумрак храма,
- И тихий гроб, и длинный ряд попов
- В тумане зыбком фимиама,
- И горестный чернец пред алтарем,
- Творящий до земли поклоны,
- И в высоте дрожащим свеч огнем
- Чуть озаренные иконы…
- Ужасный вид! колокола звонят;
- Уж час полуночного бденья…
- И заперлись затворы тяжких врат
- Перед начатием моленья.
- И в перву ночь от свеч веселый блеск.
- И вдруг… к полночи за вратами
- Ужасный вой, ужасный шум и треск;
- И слышалось: гремят цепями.
- Железных врат запор, стуча, дрожит;
- Звонят на колокольне звонче;
- Молитву клир усерднее творит,
- И пение поющих громче.
- Гудят колокола, дьячки поют,
- Попы молитвы вслух читают,
- Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут,
- И свечи яркие пылают.
- Запел петух… и, смолкнувши, бегут
- Враги, не совершив ловитвы;
- Смелей дьячки на крылосах поют,
- Смелей попы творят молитвы.
- В другую ночь от свеч темнее свет,
- И слабо теплятся кадилы,
- И гробовой у всех на лицах цвет,
- Как будто встали из могилы.
- И снова рев, и шум, и треск у врат;
- Грызут замок, в затворы рвутся;
- Как будто вихрь, как будто шумный град,
- Как будто воды с гор несутся.
- Пред алтарем чернец на землю пал,
- Священники творят поклоны,
- И дым от свеч туманных побежал,
- И потемнели все иконы.
- Сильнее стук — звучней колокола,
- И трепетней поющих голос:
- В крови их хлад, объемлет очи мгла,
- Дрожат колена, дыбом волос.
- Запел петух… и прочь враги бегут,
- Опять не совершив ловитвы;
- Смелей дьячки на крылосах поют,
- Попы смелей творят молитвы.
- На третью ночь свечи едва горят;
- И дым густой, и запах серный;
- Как ряд теней, попы во мгле стоят;
- Чуть виден гроб во мраке черный.
- И стук у врат: как будто океан
- Под бурею ревет и воет,
- Как будто степь песчаную оркан
- Свистящими крылами роет.
- И звонари от страха чуть звонят,
- И руки им служить не вольны;
- Час от часу страшнее гром у врат,
- И звон слабее колокольный.
- Дрожа, упал чернец пред алтарем;
- Молиться силы нет; во прахе
- Лежит, к земле приникнувши лицом;
- Поднять глаза не смеет в страхе.
- И певчих хор, досель согласный, стал
- Нестройным криком от смятенья:
- Им чудилось, что церковь зашатал
- Как бы удар землетрясенья.
- Вдруг затускнел огонь во всех свечах,
- Погасли все и закурились;
- И замер глас у певчих на устах,
- Все трепетали, все крестились.
- И раздалось… как будто оный глас,
- Который грянет над гробами;
- И храма дверь со стуком затряслась
- И на пол рухнула с петлями.
- И он предстал весь в пламени очам,
- Свирепый, мрачный, разъяренный;
- И вкруг него огромный божий храм
- Казался печью раскаленной!
- Едва сказал: «Исчезните!» цепям —
- Они рассыпались золою;
- Едва рукой коснулся обручам —
- Они истлели под рукою.
- И вскрылся гроб. Он к телу вопиёт:
- «Восстань, иди вослед владыке!»
- И проступил от слов сих хладный пот
- На мертвом, неподвижном лике.
- И тихо труп со стоном тяжким встал,
- Покорен страшному призванью;
- И никогда здесь смертный не слыхал
- Подобного тому стенанью.
- И ко вратам пошла она с врагом…
- Там зрелся конь чернее ночи.
- Храпит и ржет и пышет он огнем,
- И как пожар пылают очи.
- И на коня с добычей прянул враг;
- И труп завыл; и быстротечно
- Конь полетел, взвивая дым и прах;
- И слух об ней пропал навечно.
- Никто не зрел, как с нею мчался он…
- Лишь страшный след нашли на прахе;
- Лишь, внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сон
- Младенцы вздрагивали в страхе.
Алина и Альсим*
- Зачем, зачем вы разорвали
- Союз сердец?
- Вам розно быть! вы им сказали, —
- Всему конец.
- Что пользы в платье олотое
- Себя рядить?
- Богатство на земле прямое
- Одно: любить.
- Когда случится, жизни в цвете,
- Сказать душой
- Ему: ты будь моя на свете;
- А ей: ты мой;
- И вдруг придется для другого
- Любовь забыть —
- Что жребия страшней такого?
- И льзя ли жить?
- Алина матери призналась:
- «Мне мил Альсим;
- Давно я втайне поменялась
- Душою с ним;
- Давно люблю ему сказала;
- Дай счастье нам». —
- «Нет, дочь моя, за генерала
- Тебя отдам».
- И в монастырь святой Ирины
- Отвозит дочь.
- Тоска-печаль в душе Алины
- И день а ночь.
- Три года длилося изгнанье;
- Не усладил
- Ни разу друг ее страданье:
- Но все он мил.
- Однажды… о! как свет коварен!..
- Сказала мать:
- «Любовник твой неблагодарен»,
- И ей читать
- Она дает письмо Альсима.
- Его черты:
- Прости; другая мной любима;
- Свободна ты.
- Готово все: жених приходит;
- Идут во храм;
- Вокруг налоя их обводит
- Священник там.
- Увы! Алина, что с тобою?
- Кто твой супруг?
- Ты сердца не дала с рукою —
- В нем прежний друг.
- Как смирный агнец на закланье,
- Вся убрана;
- Вокруг веселье, ликованье —
- Она грустна.
- Алмазы, платья, ожерелья
- Ей мать дарит:
- Напрасно… прежнего веселья
- Не возвратит.
- Но как же дни свои смиренно
- Ведет она!
- Вся жизнь семье уединенной
- Посвящена.
- Алины сердце покорилось
- Судьбе своей;
- Супругу ж то, что сохранилось
- От сердца ей.
- Но все по-прежнему печали
- Душа полна;
- И что бы взоры ни встречали, —
- Все мысль одна.
- Так, безутешная, томила
- Пять лет себя,
- Все упрекая, что любила,
- И все любя.
- Разлуки жизнь воспоминанье;
- Им полон свет;
- Хотеть прогнать его — страданье,
- А пользы нет.
- Всё поневоле улетаем
- К мечте своей;
- Твердя: забудь! напоминаем
- Душе об ней.
- Однажды, приуныв, Алина
- Сидела; вдруг
- Купца к ней вводит армянина
- Ее супруг.
- «Вот цепи, дорогие шали,
- Жемчуг, коралл;
- Они лекарство от печали:
- Я так слыхал.
- На что нам деньги? На веселье.
- Кому их жаль?
- Купи, что хочешь: ожерелье,
- Цепочку, шаль
- Или жемчуг у армянина;
- Вот кошелек;
- Я скоро возвращусь, Алина;
- Прости, дружок».
- Товары перед ней открывши,
- Купец молчит;
- Алина, голову склонивши,
- Как не глядит.
- Он, взор потупя, разбирает
- Жемчуг, алмаз;
- Подносит молча; но вздыхает
- Он каждый раз.
- Блистала красота младая
- В его чертах;
- Но бледен; борода густая;
- Печаль в глазах.
- Мила для взора живость цвета,
- Знак юных дней;
- Но бледный цвет, тоски примета,
- Еще милей.
- Она не видит, не внимает —
- Мысль далеко.
- Но часто, часто он вздыхает,
- И глубоко.
- Что (мыслит) он такой унылый?
- Чем огорчен?
- Ах! если потерял, что мило,
- Как жалок он!
- «Скажи, что сделалось с тобою?
- О чем печаль?
- Не от любви ль?.. Ах! Всей душою
- Тебя мне жаль». —
- «Что пользы! Горя нам словами
- Не утолить;
- И невозвратного слезами
- Не возвратить.
- Одно сокровище бесценно
- Я в мире знал;
- Подобного творец вселенной
- Не создавал.
- И я одно имел в предмете:
- Им обладать.
- За то бы рад был все на свете —
- И жизнь отдать.
- Как было сладко любоваться
- Им в день сто раз!
- И в мыслях я не мог расстаться
- С ним ни на час.
- Но року вздумалось лихому
- Мне повредить
- И счастие мое другому
- С ним подарить.
- Всех в жизни радостей лишенный,
- С моей тоской
- Я побежал, как осужденный,
- На край земной:
- Но ах! от сердца то, что мило,
- Кто оторвет?
- Что раз оно здесь полюбило,
- С тем и умрет».
- «Скажи же, что твоя утрата?
- Златой бокал?» —
- «О нет: оно милее злата». —
- «Рубин, коралл?»
- «Не тяжко потерять их». — «Что же?
- Царев алмаз?» —
- «Нет, нет, алмазов всех дороже
- Оно сто раз.
- С тех пор, как я все то, что льстило,
- В нем погубил,
- Я сам на память образ милый
- Изобразил.
- И на черты его прелестны
- Смотрю в слезах:
- Мои все блага поднебесны
- В его чертах».
- Алина слушала уныло
- Его рассказ.
- «Могу ль на этот образ милый
- Взглянуть хоть раз?»
- Алине молча, как убитый,
- Он подает
- Парчою досканец обвитый,
- Сам слезы льет.
- Алина робкою рукою
- Парчу сняла;
- Дощечка с надписью златою;
- Она прочла:
- Здесь все, что я, осиротелый,
- Моим зову;
- Что мне от счастья уцелело;
- Все, чем живу.
- Дощечку с трепетом раскрыла —
- И что же там?
- Что новое судьба явила
- Ее очам?
- Дрожит, дыханье прекратилось…
- Какой предмет!
- И в ком бы сердце не смутилось?..
- Ее портрет.
- «Алина, пробудись, друг милый;
- С тобою я.
- Ничто души не изменило;
- Она твоя.
- В последний раз: люблю Алину,
- Пришел сказать;
- Тебя покинув, жизнь покину,
- Чтоб не страдать».
- Алина с горем и тоскою
- Ему в ответ:
- «Альсим, я верной быть женою
- Дала обет.
- Хоть долг и тяжкий и постылый:
- Все покорись;
- А ты — не умирай, друг милый;
- Но… удались».
- Алине руку на прощанье
- Он подает:
- Она берет ее в молчанье
- И к сердцу жмет.
- Вдруг входит муж; как в исступленье
- Он задрожал
- И им во грудь в одно мгновенье
- Вонзил кинжал.
- Альсима нет; Алина дышит:
- «Невинна я
- (Так говорит), всевышний слышит
- Нас судия.
- За что ж рука твоя пронзила
- Алине грудь?
- Но бог с тобой; я все простила;
- Ты все забудь».
- Убийца с той поры томится
- И ночь и день:
- Повсюду вслед за ним влачится
- Алины тень;
- Обагрена кровавым током
- Вся грудь ея;
- И говорит ему с упреком:
- «Невинна я».
Эльвина и Эдвин*
- В излучине долины сокровенной,
- Там, где блестит под рощею поток,
- Стояла хижина, смиренный
- Покоя уголок.
- Эльвина там красавица таилась, —
- В ней зрела мать подпору дряхлых дней,
- И только об одном молилась:
- «Все блага жизни ей».
- Как лилия была чиста душою,
- И пламенел румянец на щеках —
- Так разливается весною
- Денница в облаках.
- Всех юношей Эльвина восхищала;
- Для всех подруг красой была страшна,
- И, чудо прелестей, не знала
- Об них одна она.
- Пришел Эдвин. Без всякого искусства
- Эдвинова пленяла красота:/li>
- В очах веселых пламень чувства,
- А в сердце простота.
- И заключен святой союз сердцами:
- Душе легко в родной душе читать;
- Легко, что сказано очами,
- Устами досказать.
- О! сладко жить, когда душа в покое
- И с тем, кто мил, начав, кончаешь день;
- Вдвоем и радости все вдвое…
- Но ах! они как тень.
- Лишь золото любил отец Эдвина;
- Для жалости он сердца не имел;
- Эльвине же дала судьбина
- Одну красу в удел.
- С холодностью смотрел старик суровый
- На их любовь — на счастье двух сердец.
- «Расстаньтесь!» — роковое слово
- Сказал он наконец.
- Увы, Эдвин! В какой борьбе в нем страсти!
- И ни одной нет силы победить…
- Как не признать отцовской власти?
- Но как же не любить?
- Прелестный вид, пленительные речи,
- Восторг любви — все было только сон;
- Он розно с ней; он с ней и встречи
- Бояться осужден.
- Лишь по утрам, чтоб видеть след Эльвины,
- Он из кустов смотрел, когда она
- Шла по излучине долины,
- Печальна и одна;
- Или, когда являя месяц роги
- Туманный свет на рощи наводил,
- Он, грустен, вдоль большой дороги
- До полночи бродил.
- Задумчивый, он часто по кладбищу
- При склоне дня ходил среди крестов:
- Его тоске давало пищу
- Спокойствие гробов.
- Знать, гроб ему предчувствие сулило!
- Уже ланит румяный цвет пропал;
- Их горе бледностью покрыло…
- Несчастный увядал.
- И не спасут его младые леты;
- Вотще в слезах над ним его отец;
- Вотще и вопли и обеты!..
- Всему, всему конец.
- И молит он: «Друзья, из сожаленья!..
- Хотя бы раз мне на нее взглянуть!..
- Ах! дайте, дайте от мученья
- При ней мне отдохнуть».
- Она пришла; но взор любви всесильный
- Уже тебя, Эдвин, не воскресит:
- Уже готов покров могильный,
- И гроб уже открыт.
- Смотри, смотри, несчастная Эльвина,
- Как изменил его последний час:
- Ни тени прежнего Эдвина;
- Лик бледный, слабый глас.
- В знак верности он подает ей руку
- И на нее взор томный устремил:
- Как сильно вечную разлуку
- Сей взор изобразил!
- И в тьме ночной, покинувши Эдвина,
- Домой одна вблизи кладбища шла,
- Души не чувствуя, Эльвина;
- Кругом густела мгла.
- От севера подъемлясь, ветер хладный
- Качал, свистя во мраке, дерева;
- И выла на стене оградной
- Полночная сова.
- И вся душа в Эльвине замирала;
- И взор ее во всем его встречал;
- Казалось — тень его летала;
- Казалось — он стонал.
- Но… вот и въявь уж слышится Эльвине:
- Вдали провыл уныло тяжкий звон;
- Как смерти голос, по долине
- Промчавшись, стихнул он.
- И к матери без памяти вбежала —
- Бледна, и свет в очах ее темнел.
- «Прости, все кончилось! (сказала) —
- Мой ангел улетел!
- Благослови… зовут… иду к Эдвину…
- Но для тебя мне жаль покинуть свет».
- Умолкла… мать зовет Эльвину…
- Эльвины больше нет.
- Отуманилася Ида;
- Омрачился Илион;
- Спит во мраке стан Атрида;
- На равнине битвы сон.
- Тихо все… курясь, сверкает
- Пламень гаснущих костров,
- И протяжно окликает
- Стражу стража близ шатров.
- Над Эгейских вод равниной
- Светел всходит рог луны;
- Звезды спящею пучиной
- И брега отражены;
- Виден в поле опустелом
- С колесницею Приам:[6]
- Он за Гекторовым телом
- От шатров идет к стенам.
- И на бреге близ кургана
- Зрится сумрачный Ахилл;
- Он один, далек от стана;
- Он главу на длань склонил.
- Смотрит вдаль — там с колесницей
- На пути Приама зрит:
- Отирает багряницей
- Слезы бедный царь с ланит.
- Лиру взял; ударил в струны;
- Тих его печальный глас:
- «Старец, пал твой Гектор юный;
- Свет души твоей угас;
- И Гекуба, Андромаха
- Ждут тебя у градских врат
- С ношей милого им праха…
- Жизнь и смерть им твой возврат.
- И с денницею печальной
- Воскурится фимиам,
- Огласятся погребальной
- Песнью каждый дом и храм;
- Мать, отец, вдова с мольбою
- Пепел в урну соберут,
- И молитвы их герою
- Мир в стране теней дадут.
- О Приам, ты пред Ахиллом
- Здесь во прах главу склонял;
- Здесь молил о сыне милом,
- Здесь, несчастный, ты лобзал
- Руку, слез твоих причину…
- Ах! не сетуй; глас небес
- Нам одну изрек судьбину:
- И меня постиг Зевес.
- Близок час мой; роковая
- Приготовлена стрела;
- Парка, жребию внимая,
- Дни мои уж отвила;
- И скрыпят врата Аида;[7]
- И вещает грозный глас:
- Все свершилось для Пелида;
- Факел дней его угас.
- Верный друг мой взят могилой;
- Брата бой меня лишил —
- Вслед за ним с земли унылой
- Удалится и Ахилл.
- Так судил мне рок жестокий:
- Я паду в весне моей
- На чужом брегу, далёко
- От Пелеевых очей.
- Ах! и сердце запрещает
- Доле жить в земном краю,
- Где уж друг не услаждает
- Душу сирую мою.
- Гектор пал — его паденьем
- Тень Патрокла я смирил;
- Но себе за друга мщеньем
- Путь к Тенару проложил.
- Ты не жди, Менетий, сына;[8]
- Не придет он в отчий дом…
- Здесь Эгейская пучина
- Пред его шумит холмом;
- Спит он… смерть сковала длани,
- Позабыл ко славе путь;
- И призывный голос брани
- Не вздымает хладну грудь.
- И Ахилл не возвратится;
- В доме отчем пустота
- Скоро, скоро водворится…
- О Пелей, ты сирота.
- Пронесется буря брани —
- Ты Ахилла будешь ждать
- И чертог свой в новы ткани
- Для приема убирать;
- Будешь с берега уныло
- Ты смотреть — в пустой дали
- Не белеет ли ветрило,
- Не плывут ли корабли?
- Корабли придут от Трои —
- А меня ни на одном;
- Там, где билися герои,
- Буду спать — и вечным сном.
- Тщетно, смертною борьбою
- Мучим, будешь сына звать
- И хладеющей рукою
- Вкруг себя его искать —
- С милым светом разлученья
- Глас его не усладит;
- И на брег воды забвенья
- Зов отца не долетит.
- Край отчизны, светлы воды,
- Очарованны места,
- Мирт, олив и лавров своды,
- Пышных долов красота,
- Расцветайте, убирайтесь,
- Как и прежде, красотой;
- Как и прежде, оглашайтесь
- Кликом радости одной;
- Но Патрокла и Ахилла
- Никогда вам не видать!
- Воды Сперхия, сулила
- Вам рука моя отдать
- Волоса с моей от брани
- Уцелевшей головы…
- Все Патроклу в дар, и дани
- Уж моей не ждите вы.
- Кони быстрые, из боя
- (Тайный рок вас удержал)
- Вы не вынесли героя —
- И на щит он мертвый пал;
- Кони бодрые, ретивы,
- Что ж теперь так мрачны вы? По земле влачатся гривы;
- Наклонилися главы;
- Позабыта пища вами;
- Груди мощные дрожат;
- Слышу стон ваш, и слезами
- Очи гордые блестят.
- Знать, Ахиллов пред собою
- Зрите вы последний час;
- Знать, внушен был вам судьбою
- Мне конец вещавший глас…
- Скоро!.. лук свой напрягает
- Неизбежный Аполлон,
- И пришельца ожидает
- К Стиксу черному Харон.
- И Патрокл с брегов забвенья
- В полуночной тишине
- Легкой тенью сновиденья
- Прилетал уже ко мне.
- Как зефирово дыханье,
- Он провеял надо мной;
- Мне послышалось призванье,
- Сладкий глас души родной;
- В нежном взоре скорбь разлуки
- И следы минувших слез…
- Я простер ко брату руки…
- Он во мгле пустой исчез.
- От Скироса вдаль влекомый,
- Поплывет Неоптолем;[9]
- Брег увидит незнакомый
- И зеленый холм на нем;
- Кормщик юноше укажет,
- Полный думы, на курган —
- «Вот Ахиллов гроб (он скажет);
- Там вблизи был греков стан.
- Там, ужасный, на ограде
- Нам явился он в ночи —
- Нестерпимый блеск во взгляде,
- С шлема грозные лучи —
- И трикраты звучным криком
- На врага он грянул страх,
- И троянец с бледным ликом
- Бросил щит и меч во прах.
- Там, Атриду дав десницу,
- С ним союз запечатлел;
- Там, гремящий, в колесницу
- Прянув, к Трое полетел;
- Там по праху за собою
- Тело Гекторово мчал
- И на трепетную Трою
- Взглядом мщения сверкал!»
- И сойдешь на брег священный
- С корабля, Неоптолем,
- Чтоб на холм уединенный
- Положить и меч и шлем;
- Вкруг уж пусто… смолкли бои;
- Тихи Ксант и Симоис;
- И уже на грудах Трои
- Плющ и терние свились.
- Обойдешь равнину брани…
- Там, где ратовал Ахилл,
- Уж стадятся робки лани
- Вкруг оставленных могил;
- И услышишь над собою
- Двух невидимых полет…
- Это мы… рука с рукою…
- Мы, друзья минувших лет.
- Вспомяни тогда Ахилла:
- Быстро в мире он протек;
- Здесь судьба ему сулила
- Долгий, но бесславный век;
- Он мгновение со славой,
- Хладну жизнь презрев, избрал
- И на друга труп кровавый,
- До могилы верный, пал».
- Он умолк… в тумане Ида;
- Отуманен Илион;
- Спит во мраке стан Атрида;
- На равнине битвы сон;
- И курясь, едва сверкает
- Пламень гаснущих костров;
- И протяжно окликает
- Стража стражу близ шатров.
Эолова арфа*
- Владыко Морвены,
- Жил в дедовском замке могучий Ордал;
- Над озером стены
- Зубчатые замок с холма возвышал;
- Прибрежны дубравы
- Склонялись к водам,
- И стлался кудрявый
- Кустарник по злачным окрестным холмам.
- Спокойствие сеней
- Дубравных там часто лай псов нарушал;
- Рогатых еленей
- И вепрей и ланей могучий Ордал
- С отважными псами
- Гонял по холмам;
- И долы с холмами,
- Шумя, отвечали зовущим рогам.
- В жилище Ордала
- Веселость из ближних и дальних краев
- Гостей собирала;
- И убраны были чертоги пиров
- Еленей рогами;
- И в память отцам
- Висели рядами
- Их шлемы, кольчуги, щиты по стенам.
- И в дружных беседах
- Любил за бокалом рассказы Ордал
- О древних победах
- И взоры на брони отцов устремлял:
- Чеканны их латы
- В глубоких рубцах;
- Мечи их зубчаты;
- Щиты их и шлемы избиты в боях.
- Младая Минвана
- Красой озаряла родительский дом;
- Как зыби тумана,
- Зарею златимы над свежим холмом,
- Так кудри густые
- С главы молодой
- На перси младые,
- Вияся, бежали струей золотой.
- Приятней денницы
- Задумчивый пламень во взорах сиял:
- Сквозь темны ресницы
- Он сладкое в душу смятенье вливал;
- Потока журчанье —
- Приятность речей;
- Как роза дыханье;
- Душа же прекрасней и прелестей в ней.
- Гремела красою
- Минвана и в ближних и в дальних краях;
- В Морвену толпою
- Стекалися витязи, славны в боях;
- И дщерью гордился
- Пред ними отец…
- Но втайне делился
- Душою с Минваной Арминий-певец.
- Младой и прекрасный,
- Как свежая роза — утеха долин,
- Певец сладкогласный…
- Но родом не знатный, не княжеский сын:
- Минвана забыла
- О сане своем
- И сердцем любила,
- Невинная, сердце невинное в нем.
- На темные своды
- Багряным щитом покатилась луна;
- И озера воды
- Струистым сияньем покрыла она;
- От замка, от сеней
- Дубрав по брегам
- Огромные теней
- Легли великаны по гладким водам.
- На холме, где чистым
- Потоком источник бежал из кустов,
- Под дубом ветвистым —
- Свидетелем тайных свиданья часов —
- Минвана младая
- Сидела одна,
- Певца ожидая,
- И в страхе таила дыханье она.
- И с арфою стройной
- Ко древу к Минване приходит певец.
- Все было спокойно,
- Как тихая радость их юных сердец:
- Прохлада и нега,
- Мерцанье луны,
- И ропот у брега
- Дробимыя с легким плесканьем волны.
- И долго, безмолвны,
- Певец и Минвана с унылой душой
- Смотрели на волны,
- Златимые тихо блестящей луной.
- «Как быстрые воды
- Поток свой лиют —
- Так быстрые годы
- Веселье младое с любовью несут».
- «Что ж сердце уныло?
- Пусть воды лиются, пусть годы бегут,
- О верный! о милый!
- С любовию годы и жизнь унесут.» —
- «Минвана, Минвана,
- Я бедный певец;
- Ты ж царского сана,
- И предками славен твой гордый отец».
- «Что в славе и сане?
- Любовь — мой высокий, мой царский венец.
- О милый, Минване
- Всех витязей краше смиренный певец.
- Зачем же уныло
- На радость глядеть?
- Все близко, что мило;
- Оставим годам за годами лететь».
- «Минутная сладость
- Веселого вместе, помедли, постой;
- Кто скажет, что радость
- Навек не умчится с грядущей зарей!
- Проглянет денница —
- Блаженству конец;
- Опять ты царица,
- Опять я ничтожный и бедный певец».
- «Пускай возвратится
- Веселое утро, сияние дня;
- Зарей озарится
- Тот свет, где мой милый живет для меня.
- Лишь царским убором
- Я буду с толпой;
- А мыслию, взором,
- И сердцем, и жизнью, о милый, с тобой».
- «Прости, уж бледнеет
- Рассветом далекий, Минвана, восток;
- Уж утренний веет
- С вершины кудрявых холмов ветерок».—
- «О нет! то зарница
- Блестит в облаках;
- Не скоро денница;
- И тих ветерок на кудрявых холмах».
- «Уж в замке проснулись;
- Мне слышался шорох и звук голосов». —
- «О нет! встрепенулись
- Дремавшие пташки на ветвях кустов». —
- «Заря уж багряна». —
- «О милый, постой». —
- «Минвана, Минвана,
- Почто ж замирает так сердце тоской?»
- И арфу унылый li>Певец привязал под наклоном ветвей:
- «Будь, арфа, для милой
- Залогом прекрасных минувшего дней;
- И сладкие звуки
- Любви не забудь;
- Услада разлуки
- И вестник души неизменныя будь.
- Когда же мой юный,
- Убитый печалию, цвет опадет,
- О верные струны,
- В вас с прежней любовью душа перейдет.
- Как прежде, взыграет
- Веселие в вас,
- И друг мой узнает
- Привычный, зовущий к свиданию глас.
- И думай, их пенью
- Внимая вечерней, Минвана, порой,
- Что легкою тенью,
- Все верный, летает твой друг над тобой;
- Что прежние муки:
- Превратности страх,
- Томленье разлуки,
- Все с трепетной жизнью он бросил во прах.
- Что, жизнь переживши,
- Любовь лишь одна не рассталась с душой;
- Что робко любивший
- Без робости любит и более твой.
- А ты, дуб ветвистый,
- Ее осеняй;
- И, ветер душистый,
- На грудь молодую дышать прилетай».
- Умолк — и с прелестной
- Задумчивых долго очей не сводил…
- Как бы неизвестный
- В нем голос: навеки прости! говорил.
- Горячей рукою
- Ей руку пожал
- И, тихой стопою
- От ней удаляся, как призрак пропал…
- Луна воссияла…
- Минвана у древа… но где же певец?
- Увы! предузнала
- Душа, унывая, что счастью конец;
- Молва о свиданье
- Достигла отца…
- И мчит уж в изгнанье
- Ладья через море младого певца.
- И поздно и рано
- Под древом свиданья Минвана грустит.
- Уныло с Минваной
- Один лишь нагорный поток говорит;
- Все пусто; день ясный
- Взойдет и зайдет —
- Певец сладкогласный
- Минваны под древом свиданья не ждет.
- Прохладою дышит
- Там ветер вечерний, и в листьях шумит,
- И ветви колышет,
- И арфу лобзает… но арфа молчит.
- Творения радость,
- Настала весна —
- И в свежую младость,
- Красу и веселье земля убрана.
- И ярким сияньем
- Холмы осыпал вечереющий день:
- На землю с молчаньем
- Сходила ночная, росистая тень;
- Уж синие своды
- Блистали в звездах;
- Сравнялися воды;
- И ветер улегся на спящих листах.
- Сидела уныло
- Минвана у древа… душой вдалеке…
- И тихо все было…
- Вдруг… к пламенной что-то коснулось щеке;
- И что-то шатнуло
- Без ветра листы;
- И что-то прильнуло
- К струнам, невидимо слетев с высоты…
- И вдруг… из молчанья
- Поднялся протяжно задумчивый звон;
- И тише дыханья
- Играющей в листьях прохлады был он.
- В ней сердце смутилось:
- То друга привет!
- Свершилось, свершилось!..
- Земля опустела, и милого нет.
- От тяжкия муки
- Минвана упала без чувства на прах,
- И жалобней звуки
- Над ней застенали в смятенных струнах.
- Когда ж возвратила
- Дыханье она,
- Уже восходила
- Заря, и над нею была тишина.
- С тех пор, унывая,
- Минвана, лишь вечер, ходила на холм
- И, звукам внимая,
- Мечтала о милом, о свете другом,
- Где жизнь без разлуки,
- Где все не на час —
- И мнились ей звуки,
- Как будто летящий от родины глас.
- «О милые струны,
- Играйте, играйте… мой час недалек;
- Уж клонится юный
- Главой недоцветшей ко праху цветок.
- И странник унылый
- Заутра придет
- И спросит: где милый
- Цветок мой?.. и боле цветка не найдет».
- И нет уж Минваны…
- Когда от потоков, холмов и полей
- Восходят туманы
- И светит, как в дыме, луна без лучей, —
- Две видятся тени:
- Слиявшись, летят
- К знакомой им сени…
- И дуб шевелится, и струны звучат.
Мщение*
- Изменой слуга паладина убил:
- Убийце завиден сан рыцаря был.
- Свершилось убийство ночною порой —
- И труп поглощен был глубокой рекой.
- И шпоры и латы убийца надел
- И в них на коня паладинова сел.
- И мост на коне проскакать он спешит:
- Но конь поднялся на дыбы и храпит.
- Он шпоры вонзает в крутые бока:
- Конь бешеный сбросил в реку седока.
- Он выплыть из всех напрягается сил:
- Но панцирь тяжелый его утопил.
Гаральд*
- Перед дружиной на коне
- Гаральд, боец седой,
- При свете полныя луны,
- Въезжает в лес густой.
- Отбиты вражьи знамена
- И веют и шумят,
- И гулом песней боевых
- Кругом холмы гудят.
- Но что порхает по кустам?
- Что зыблется в листах?
- Что налетает с вышины
- И плещется в волнах?
- Что так ласкает, так манит?
- Что нежною рукой
- Снимает меч, с коня влечет
- И тянет за собой?
- То феи… в легкий хоровод
- Слетелись при луне.
- Спасенья нет; уж все бойцы
- В волшебной стороне.
- Лишь он, бесстрашный вождь Гаральд,
- Один не побежден:
- В нетленный с ног до головы
- Булат закован он.
- Пропали спутники его;
- Там брошен меч, там щит,
- Там ржет осиротелый конь
- И дико в лес бежит.
- И едет, сумрачно-уныл,
- Гаральд, боец седой,
- При свете полныя луны
- Один сквозь лес густой.
- Но вот шумит, журчит ручей —
- Гаральд с коня спрыгнул,
- И снял он шлем и влаги им
- Студеной зачерпнул.
- Но только жажду утолил,
- Вдруг обессилел он;
- На камень сел, поник главой
- И погрузился в сон.
- И веки на утесе том,
- Главу склоня, он спит:
- Седые кудри, борода;
- У ног копье и щит.
- Когда ж гроза, и молний блеск,
- И лес ревет густой, —
- Сквозь сон хватается за меч
- Гаральд, боец седой.
Три песни*
- «Споет ли мне песню веселую скальд?» —
- Спросил, озираясь, могучий Освальд.
- И скальд выступает на царскую речь,
- Под мышкою арфа, на поясе меч.
- «Три песни я знаю: в одной старина!
- Тобою, могучий, забыта она;
- Ты сам ее в лесе дремучем сложил;
- Та песня: отца моего ты убил.
- Есть песня другая: ужасна она;
- И мною под бурей ночной сложена;
- Пою ее ранней и поздней порой;
- И песня та: бейся, убийца со мной!»
- Он в сторону арфу, и меч наголо;
- И бешенство грозные лица зажгло;
- Запрыгали искры по звонким мечам —
- И рухнул Освальд — голова пополам.
- «Раздайся ж, последняя песня моя;
- Ту песню и утром и вечером я
- Греметь не устану пред девой любви;
- Та песня: убийца повержен в крови».
Двенадцать спящих дев*
Старинная повесть в двух балладах
- Опять ты здесь, мой благодатный Гений,
- Воздушная подруга юных дней
- Опять с толпой знакомых привидений
- Теснишься ты, Мечта, к душе моей…
- Приди ж, о друг! дай прежних вдохновений,
- Минувшею мне жизнию повей,
- Побудь со мной, продли очарованья,
- Дай сладкого вкусить воспоминанья.
- Ты образы веселых лет примчала —
- И много милых теней восстает;
- И то, чем жизнь столь некогда пленяла,
- Что Рок, отняв, назад не отдает,
- То все опять душа моя узнала;
- Проснулась Скорбь, и Жалоба зовет
- Сопутников, с пути сошедших прежде
- И здесь вотще поверивших надежде.
- К ним не дойдут последней песни звуки;
- Рассеян круг, где первую я пел;
- Не встретят их простертые к ним руки;
- Прекрасный сон их жизни улетел.
- Других умчал могущий Дух разлуки;
- Счастливый край, их знавший, опустел;
- Разбросаны по всем дорогам мира —
- Не им поет задумчивая лира.
- И снова в томном сердце воскресает
- Стремленье в оный таинственный свет;
- Давнишний глас на лире оживает,
- Чуть слышимый, как Гения полет;
- И душу хладную разогревает
- Опять тоска по благам прежних лет:
- Все близкое мне зрится отдаленным,
- Отжившее, как прежде, оживленным.
Баллада первая
Громобой
Leicht aufzuritzen ist das Reich der Geister;
Sie liegen wartend unter dnner Decke
Und, leise hrend, strmen sie herauf.
Schiller.[10]
Александре Андреевне Воейковой
- Моих стихов желала ты —
- Желанье исполняю;
- Тебе досуг мой и мечты
- И лиру посвящаю.
- Вот повесть прадедовских лет.
- Еще ж одно — желанье:
- Цвети, мой несравненный цвет,
- Сердец очарованье;
- Печаль по слуху только знай;
- Будь радостию света;
- Моих стихов хоть не читай,
- Но другом будь поэта.
* * *
- Над пенистым Днепром-рекой,
- Над страшною стремниной,
- В глухую полночь Громобой
- Сидел один с кручиной;
- Окрест него дремучий бор;
- Утесы под ногами;
- Туманен вид полей и гор;
- Туманы над водами;
- Подернут мглою свод небес;
- В ущельях ветер свищет;
- Ужасно шепчет темный лес,
- И волк во мраке рыщет.
- Сидит с поникшей головой
- И думает он думу:
- «Печальный, горький жребий мой!
- Кляну судьбу угрюму;
- Дала мне крест тяжелый несть;
- Всем людям жизнь отрада:
- Тем злато, тем покой и честь —
- А мне сума награда;
- Нет крова защитить главу
- От бури, непогоды…
- Устал я, в помощь вас зову,
- Днепровски быстры воды».
- Готов он прянуть с крутизны…
- И вдруг пред ним явленье:
- Из темной бора глубины
- Выходит привиденье,
- Старик с шершавой бородой,
- С блестящими глазами,
- В дугу сомкнутый над клюкой,
- С хвостом, когтьми, рогами.
- Идет, приблизился, грозит
- Клюкою Громобою…
- И тот как вкопанный стоит,
- Зря диво пред собою.
- «Куда?» — неведомый спросил.
- «В волнах скончать мученья».—
- «Почто ж, бессмысленный, забыл
- Во мне искать спасенья?» —
- «Кто ты?» — воскликнул Громобой,
- От страха цепенея.
- «3аступник, друг, спаситель твой:
- Ты видишь Асмодея».—
- «Творец небесный!» — «Удержись!
- В молитве нет отрады;
- Забудь о боге — мне молись;
- Мои верней награды.
- Прими от дружбы, Громобой,
- Полезное ученье:
- Постигнут ты судьбы рукой,
- И жизнь тебе мученье;
- Но всем бедам найти конец
- Я способы имею;
- К тебе нежалостлив творец, —
- Прибегни к Асмодею.
- Могу тебе я силу дать
- И честь и много злата,
- И грудью буду я стоять
- За друга и за брата.
- Клянусь… свидетель ада бог,
- Что клятвы не нарушу;
- А ты, мой друг, за то в залог
- Свою отдай мне душу».
- Невольно вздрогнул Громобой,
- По членам хлад стремится;
- Земли не взвидел под собой,
- Нет сил перекреститься.
- «О чем задумался, глупец?» —
- «Страшусь мучений ада».—
- «Но рано ль, поздно ль… наконец
- Все ад твоя награда.
- Тебе на свете жить — беда;
- Покинуть свет — другая;
- Останься здесь — поди туда, —
- Везде погибель злая.
- Ханжи-причудники твердят:
- Лукавый бес опасен.
- Не верь им — бредни; весел ад,
- Лишь в сказках он ужасен.
- Мы жизнь приятную ведем;
- Наш ад не хуже рая;
- Ты скажешь сам, ликуя в нем:
- Лишь в аде жизнь прямая.
- Тебе я терем пышный дам
- И тьму людей на службу;
- К боярам, витязям, князьям
- Тебя введу я в дружбу;
- Досель красавиц ты пугал —
- Придут к тебе толпою;
- И, словом, — вздумал, загадал,
- И все перед тобою.
- И вот в задаток кошелек:
- В нем вечно будет злато.
- Но десять лет — не боле — срок
- Тебе так жить богато.
- Когда ж последний день от глаз
- Исчезнет за горою,
- В последний полуночный час
- Приду я за тобою».
- Стал думу думать Громобой,
- Подумал, согласился
- И обольстителю душой
- За злато поклонился.
- Разрезав руку, написал
- Он кровью обещанье;
- Лукавый принял — и пропал,
- Сказавши: «До свиданья!»
- И вышел в люди Громобой —
- Откуда что взялося!
- И счастье на него рекой
- С богатством полилося;
- Как княжеский, разубран дом;
- Подвалы полны злата;
- С заморским выходы вином,
- И редкостей палата;
- Пиры — хоть пост, хоть мясоед;
- Музыка роговая;
- Для всех — чужих, своих — обед
- И чаша круговая.
- Возможно все в его очах,
- Всему он повелитель:
- И сильным бич, и слабым страх,
- И хищник, и грабитель.
- Двенадцать дев похитил он
- Из отческой их сени;
- Презрел невинных жалкий стон
- И родственников пени;
- И в год двенадцать дочерей
- Имел от обольщенных;
- И был уж чужд своих детей
- И крови уз священных.
- Но чад оставленных щитом
- Был ангел их хранитель:
- Он дал им пристань — божий дом,
- Смирения обитель.
- В святых стенах монастыря
- Сокрыл их с матерями:
- Да славят вышнего царя
- Невинных уст мольбами.
- И горней благодати сень
- Была над их главою;
- Как вешний ароматный день,
- Цвели они красою.
- От ранних колыбельных лет
- До юности златыя
- Им ведом был лишь божий свет,
- Лишь подвиги благие;
- От сна вставая с юным днем,
- Стекалися во храме;
- На клиросе, пред алтарем,
- Кадильниц в фимиаме,
- В священный литургии час
- Их слышалося пенье —
- И сладкий непорочных глас
- Внимало провиденье.
- И слезы нежных матерей
- С молитвой их сливались,
- Когда во храме близ мощей
- Они распростиралась.
- «О! дай им кров, небесный царь
- (То было их моленье);
- Да будет твой святой алтарь
- Незлобных душ спасенье; Покинул их родной отец,
- Дав бедным жизнь постылу;
- Но призри ты сирот, творец,
- И грешника помилуй…»
- Но вот… настал десятый год;
- Уже он на исходе;
- И грешник горьки слезы льет:
- Всему он чужд в природе.
- Опять украшены весной
- Луга, пригорки, долы;
- И пахарь весел над сохой,
- И счастья полны сёлы;
- Не зрит лишь он златой весны:
- Его померкли взоры;
- В туман для них погребены
- Луга, долины, горы.
- Денница ль красная взойдет —
- «Прости, — гласит, — денница».
- В дубраве ль птичка пропоет —
- «Прости, весны певица…
- Прости, и мирные леса,
- И нивы золотые,
- И неба светлая краса,
- И радости земные».
- И вспомнил он забытых чад;
- К себе их призывает;
- И мнит: они творца смягчат;
- Невинным бог внимает.
- И вот… настал последний день;
- Уж солнце за горою;
- И стелется вечерня тень
- Прозрачной пеленою;
- Уж сумрак… смерклось… вот луна
- Блеснула из-за тучи;
- Легла на горы тишина;
- Утих и лес дремучий;
- Река сравнялась в берегах;
- Зажглись светила ночи;
- И сон глубокий на полях;
- И близок час полночи…
- И, мучим смертною тоской,
- У спасовой иконы
- Без веры ищет Громобой
- От ада обороны.
- И юных чад к себе призвал —
- Сердца их близки раю —
- «Увы! молитесь (вопиял),
- Молитесь, погибаю!»
- Младенца внятен небу стон:
- Невинные молились;
- Но вдруг… на них находит сон…
- Замолкли… усыпились.
- И всё в ужасной тишине;
- Окрестность как могила;
- Вот… каркнул ворон на стене;
- Вот… стая псов завыла;
- И вдруг… протяжно полночь бьет;
- Нашли на небо тучи;
- Река надулась; бор ревет;
- И мчится прах летучий.
- Увы!.. последний страшный бой
- Отгрянул за горами…
- Гул тише… смолк… и Громобой
- Зрит беса пред очами.
- «Ты видел, — рек он, — день из глаз
- Сокрылся за горою;
- Ты слышал: бил последний час;
- Пришел я за тобою». —
- «О! дай, молю, хоть малый срок;
- Терзаюсь, ад ужасен». —
- «Свершилось! неизбежен рок,
- И поздний вопль напрасен». —
- «Минуту!» — «Слышишь? Цепь звучит». —
- «О страшный час! помилуй!» —
- «И гроб готов, и саван сшит,
- И роют уж могилу.
- Заутра день взойдет во мгле.
- Подымутся стенанья;
- Увидят труп твой на столе,
- Недвижный, без дыханья;
- Кадил и свеч в дыму густом,
- При тихом ликов пенье,
- Тебя запрут в подземный дом
- Навеки в заточенье;
- И страшно заступ застучит
- Над кровлей гробовою;
- И тихо клир провозгласит:
- «Усопший, мир с тобою!»
- И мир не будет твой удел:
- Ты адово стяжанье!
- Но время… идут… час приспел.
- Внимай их завыванье;
- Сошлись… призывный слышу клич…
- Их челюсти зияют;
- Смола клокочет… свищет бич…
- Оковы разжигают». —
- «Спаситель-царь, вонми слезам!» —
- «Напрасное моленье!» —
- «Увы! позволь хоть сиротам
- Мне дать благословенье».
- Младенцев спящих видит бес —
- Сверкнули страшно очи!
- «Лишить их царствия небес,
- Предать их адской ночи…
- Вот слава! мне восплещет ад
- И с гордым Сатаною».
- И, усмирив грозящий взгляд,
- Сказал он Громобою:
- «Я внял твоей печали глас;
- Есть средство избавленья;
- Покорен будь, иль в ад сей час
- На скорби и мученья.
- Предай мне души дочерей
- За временну свободу,
- И дам, по милости своей,
- На каждую по году». —
- «Злодей! губить невинных чад!» —
- «Ты медлишь? Приступите!
- Низриньте грешника во ад!
- На части разорвите!»
- И вдруг отвсюду крик и стон;
- Земля затрепетала;
- И грянул гром со всех сторон;
- И тьма бесов предстала.
- Чудовищ адских грозный сонм;
- Бегут, гремят цепями,
- И стали грешника кругом
- С разверзтыми когтями.
- И ниц повергся Громобой,
- Бесчувствен, полумертвый;
- И вопит: «Страшный враг, постой!
- Постой, готовы жертвы!»
- И скрылись все. Он будит чад…
- Он пишет их рукою…
- О страх! свершилось… плещет ад
- И с гордым Сатаною.
- Ты казнь отсрочил, Громобой,
- И дверь сомкнулась ада;
- Но жить, погибнувши душой, —
- Коль страшная отрада!
- Влачи унылы дни, злодей,
- В болезни ожиданья;
- Веселья нет душе твоей,
- И нет ей упованья;
- Увы! и красный божий мир
- И жизнь ему постылы;
- Он в людстве дик, в семействе сир;
- Он вживе снедь могилы.
- Напрасно веет ветерок
- С душистыя долины;
- И свет луны сребрит поток
- Сквозь темны лип вершины;
- И ласточка зари восход
- Встречает щебетаньем;
- И роща в тень свою зовет
- Листочков трепетаньем;
- И шум бегущих с поля стад
- С пастушьими рогами
- Вечерний мрак животворят,
- Теряясь за холмами…
- Его доселе светлый дом
- Уж сумрака обитель.
- Угрюм, с нахмуренным лицом
- Пиров веселых зритель,
- Не пьет кипящего вина
- Из чаши круговыя…
- И страшен день; и ночь страшна;
- И тени гробовыя
- Он всюду слышит грозный вой;
- И в час глубокой ночи
- Бежит одра его покой;
- И сон забыли очи.
- И тьмы лесов страшится он:
- Там бродит привиденье;
- То чудится полночный звон,
- То погребально пенье;
- Страшит его и бури свист,
- И грозных туч молчанье,
- И с шорохом падущий лист,
- И рощи содроганье.
- Прокатится ль по небу гром —
- Бледнеет, дыбом волос;
- «То мститель, послан божеством;
- То казни страшный голос».
- И вид прелестный юных чад
- Ему не наслажденье.
- Их милый, чувства полный взгляд,
- Спокойствие, смиренье,
- Краса — веселие очей,
- И гласа нежны звуки,
- И сладость ласковых речей
- Его сугубят муки.
- Как роза — благовонный цвет
- Под сению надежной,
- Они цветут: им скорби нет;
- Их сердце безмятежно.
- А он?.. Преступник… он, в тоске
- На них подъемля очи,
- Отверзту видит вдалеке
- Пучину адской ночи.
- Он плачет; он судьбу клянет;
- «О милые творенья,
- Какой вас лютый жребий ждет!
- И где искать спасенья?
- Напрасно вам дана краса;
- Напрасно сердцу милы;
- Закрыт вам путь на небеса;
- Цветете для могилы.
- Увы! пора любви придет:
- Вам сердце тайну скажет,
- Для вас украсит божий свет,
- Вам милого покажет;
- И взор наполнится тоской,
- И тихим грудь желаньем,
- И, распаленные душой,
- Влекомы ожиданьем,
- Для вас взойдет краснее день,
- И будет луг душистей,
- И сладостней дубравы тень,
- И птичка голосистей.
- И дни блаженства не придут;
- Страшитесь милой встречи;
- Для вас не брачные зажгут,
- А погребальны свечи.
- Не в божий, гимнов полный, храм
- Пойдете с женихами…
- Ужасный гроб готовят нам;
- Прокляты небесами.
- И наш удел тоска и стон
- В обителях геенны…
- О, грозный жребия закон,
- О, жертвы рагоценны!..»
- Но взор возвел он к небесам
- В душевном сокрушенье
- И мнит: «Сам бог вещает нам —
- В раскаянье спасенье.
- Возносятся пред вышний трон
- Преступников стенанья…»
- И дом свой обращает он
- В обитель покаянья:
- Да странник там найдет покой,
- Вдова и сирый друга,
- Голодный сладку снедь, больной
- Спасенье от недуга.
- С утра до ночи у ворот
- Служитель настороже;
- Он всех прохожих в дом зовет:
- «Есть хлеб-соль, мягко ложе».
- И вот уже из всех краев,
- Влекомые молвою,
- Идут толпы сирот, и вдов,
- И нищих к Громобою;
- И всех приемлет Громобой,
- Всем дань его готова;
- Он щедрой злато льет рукой
- От имени Христова.
- И божий он воздвигнул дом;
- Подобье светла рая,
- Обитель иноков при нем
- Является святая;
- И в той обители святой,
- От братии смиренной
- Увечный, дряхлый, и больной,
- И скорбью убиенный
- Приемлют именем творца
- Отраду, исцеленье:
- Да воскрешаемы сердца
- Узнают провиденье.
- И славный мастер призван был
- Из города чужого;
- Он в храме лик изобразил
- Угодника святого;
- На той иконе Громобой
- Был видим с дочерями,
- И на молящихся святой
- Взирал любви очами.
- И день и ночь огонь пылал
- Пред образом в лампаде,
- В златом венце алмаз сиял,
- И перлы на окладе.
- И в час, когда редеет тень,
- Еще дубрава дремлет
- И воцаряющийся день
- Полнеба лишь объемлет;
- И в час вечерней тишины —
- Когда везде молчанье
- И свечи, в храме возжены,
- Льют тихое сиянье, —
- В слезах раскаянья, с мольбой,
- Пред образом смиренно
- Распростирался Громобой,
- Веригой отягченный…
- Но быстро, быстро с гор текут
- В долину вешни воды —
- И невозвратные бегут
- Дни, месяцы и годы.
- Уж время с годом десять лет
- Невидимо умчало;
- Последнего двух третей нет —
- И будто не бывало;
- И некий неотступный глас
- Вещает Громобою:
- «Всему конец! твой близок час!
- Погибель над тобою!»
- И вот… недуг повергнул злой
- Его на одр мученья.
- Растерзан лютою рукой,
- Не чая исцеленья,
- Всечасно пред собой он зрит
- Отверзту дверь могилы;
- И у возглавия сидит
- Над ним призрак унылый.
- И нет уж сил ходить во храм
- К иконе чудотворной —
- Лишь взор стремит он к небесам,
- Молящий, но покорный.
- Увы! уж и последний день
- Край неба озлащает;
- Сквозь темную дубравы сень
- Блистанье проникает;
- Все тихо, весело, светло;
- Все негой сладкой дышит;
- Река прозрачна, как стекло;
- Едва, едва колышет
- Листами легкий ветерок;
- В полях благоуханье,
- К цветку прилипнул мотылек
- И пьет его дыханье.
- Но грешник сей встречает день
- Со стоном и слезами.
- «О, рано ты, ночная тень,
- Рассталась с небесами!
- Сойдитесь, дети, одр отца
- С молитвой окружите
- И пред судилище творца
- Стенания пошлите.
- Ужасен нам сей ночи мрак;
- Взывайте: искупитель,
- Смягчи грозящий гнева зрак;
- Не будь нам строгий мститель!»
- И страшного одра кругом —
- Где бледен, изможденный,
- С обезображенным челом,
- Все кости обнаженны,
- Брада до чресл, власы горой,
- Взор дикий, впалы очи,
- Вопил от муки Громобой
- С утра до поздней ночи —
- Стеклися девы, ясный взор
- На небо устремили
- И в тихий к провиденью хор
- Сердца совокупили.
- О вид, угодный небесам!
- Так ангелы спасенья,
- Вонмя раскаянья слезам,
- С улыбкой примиренья,
- В очах отрада и покой,
- От горнего чертога
- Нисходят с милостью святой,
- Предшественники бога,
- К одру болезни в смертный час…
- И, утомлен страданьем,
- Сын гроба слышит тихий глас:
- «Отыди с упованьем!»
- И девы, чистые душой,
- Подъемля к небу руки,
- Смиренной мыслили мольбой
- Отца спокоить муки:
- Но ужас близкого конца
- Над ним уже носился;
- Язык коснеющий творца
- Еще молить стремился;
- Тоскуя, взором он искал
- Сияния денницы…
- Но взор недвижный угасал,
- Смыкалися зеницы.
- «О дети, дети, гаснет день».—
- «Нет, утро; лишь проснулась
- Заря на холме; черна тень
- По долу протянулась;
- И нивы пусты… в высоте
- Лишь жаворонок вьется».—
- «Увы! заутра в красоте
- Опять сей день проснется!
- Но мы… уж скрылись от земли;
- Уже нас гроб снедает;
- И место, где поднесь цвели,
- Нас боле не признает.
- Несчастные, дерзну ль на вас
- Изречь благословенье?
- И в самой вечности для нас
- Погибло примиренье.
- Но не сопутствуйте отцу
- С проклятием в могилу;
- Молитесь, воззовем к творцу:
- Разгневанный, помилуй!»
- И дети, страшных сих речей
- Не всю объемля силу,
- С невинной ясностью очей
- Воскликнули: «Помилуй!»
- «О дети, дети, ночь близка».—
- «Лишь полдень наступает;
- Пастух у вод для холодка
- Со стадом отдыхает;
- Молчат поля; в долине сон;
- Пылает небо знойно». —
- «Мне чудится надгробный стон».—
- «Все тихо и спокойно;
- Лишь свежий ветерок, порой
- Подъемлясь с поля, дует;
- Лишь иволга в глуши лесной
- Повременно воркует».
- «О дети, светлый день угас». —
- «Уж солнце за горою;
- Уж по закату разлилась
- Багряною струею
- Заря, и с пламенных небес
- Спокойный вечер сходит,
- На зареве чернеет лес,
- В долине сумрак бродит». —
- «О вечер сумрачный, постой!
- Помедли, день прелестный!
- Помедли, взор не узрит мой
- Тебя уж в поднебесной!..
- О дети, дети, ночь близка». —
- «Заря уж догорела;
- В туман оделася река;
- Окрестность побледнела;
- И на распутии пылят
- Стада, спеша к селенью». —
- «Спасите! полночь бьет!» — «Звонят
- В обители к моленью:
- Отцы поют хвалебный глас;
- Огнями храм блистает». —
- «При них и грешник в страшный час
- К тебе, творец, взывает!..
- Не тмится ль, дети, неба свод?
- Не мчатся ль черны тучи?
- Не вздул ли вихорь бурных вод?
- Не вьется ль прах летучий?» —
- «Все тихо… служба отошла;
- Обитель засыпает;
- Луна полнеба протекла;
- И божий храм сияет
- Один с холма в окрестной мгле;
- Луга, поля безмолвны;
- Огни потухнули в селе;
- И рощи спят и волны».
- И всюду тишина была;
- И вся природа, мнилось,
- Предустрашенная ждала,
- Чтоб чудо совершилось…
- И вдруг… как будто ветерок
- Повеял от востока,
- Чуть тронул дремлющий листок,
- Чуть тронул зыбь потока…
- И некий глас промчался с ним…
- Как будто над звездами
- Коснулся арфы серафим
- Эфирными перстами.
- И тихо, тихо божий храм
- Отверзся… Неизвестный
- Явился старец дев очам;
- И лик красы небесной
- И кротость благостных очей
- Рождали упованье;
- Одеян ризою лучей,
- Окрест главы сиянье,
- Он не касался до земли
- В воздушном приближенье…
- Пред ним незримые текли
- Надежда и Спасенье.
- Сердца их ужас обуял…
- «Кто этот, в славе зримый?»
- Но близ одра уже стоял
- Пришлец неизъяснимый.
- И к девам прикоснулся он
- Полой своей одежды:
- И тихий во мгновенье сон
- На их простерся вежды.
- На искаженный старца лик
- Он кинул взгляд укора:
- И трепет в грешника проник
- От пламенного взора.
- «О! кто ты, грозный сын небес?
- Твой взор мне наказанье».
- Но, страшный строгостью очес,
- Пришлец хранит молчанье…
- «О, дай, молю, твой слышать глас!
- Одно надежды слово!
- Идет неотразимый час!
- Событие готово!» —
- «Вы лик во храме чтили мой;
- И в том изображенье
- Моя десница над тобой
- Простерта во спасенье».
- «Ах! Что ж могущий повелел?» —
- «Надейся и страшися».—
- «Увы! какой нас ждет удел?
- Что жребий их?» — «Молися».
- И, руки положив крестом
- На грудь изнеможенну,
- Пред неиспытанным творцом
- Молитву сокрушенну
- Умолкший пролиял в слезах;
- И тяжко грудь дышала,
- И в призывающих очах
- Вся скорбь души сияла…
- Вдруг начал тмиться неба свод —
- Мрачнее и мрачнее;
- За тучей грозною ползет
- Другая вслед грознее;
- И страшно сшиблись над главой;
- И небо заклубилось;
- И вдруг… повсюду с черной мглой
- Молчанье воцарилось…
- И близок час полночи был…
- И ризою святою
- Угодник спящих дев накрыл,
- Отступника — десною.
- И, устремленны на восток,
- Горели старца очи…
- И вдруг, сквозь сон и мрак глубок,
- В пучине черной ночи,
- Завыл протяжно вещий бой —
- Окрестность с ним завыла;
- Вдруг… страшной молния струей
- Свод неба раздвоила,
- По тучам вихорь пробежал,
- И с сильным грома треском
- Ревущей буре бес предстал,
- Одеян адским блеском.
- И змеи в пламенных власах —
- Клубясь, шипят и свищут;
- И радость злобная в очах —
- Кругом, сверкая, рыщут;
- И тяжкой цепью он гремел —
- Увлечь добычу льстился;
- Но старца грозного узрел —
- Утихнул и смирился;
- И вмиг гордыни блеск угас;
- И, смутен, вопрошает:
- «Что, мощный враг, тебя в сей час
- К сим падшим призывает?»
- «Я зрел мольбу их пред собой». —
- «Они мое стяжанье». —
- «Перед небесным судией
- Всесильно покаянье».—
- «И час суда его притек:
- Их жребий совершися».—
- «Еще ко благости не рек
- Он в гневе: удалися!» —
- «Он прав — и я владыка им». —
- «Он благ — я их хранитель». —
- «Исчезни! ад неотразим». —
- «Ответствуй, Искупитель!»
- И гром с востока полетел;
- И бездну туч трикраты
- Рассек браздами ярких стрел
- Перун огнекрылатый;
- И небо с края в край зажглось
- И застонало в страхе;
- И дрогнула земная ось…
- И, воющий во прахе,
- Творца грядуща слышит бес;
- И молится хранитель…
- И стал на высоте небес
- Средь молний ангел-мститель.
- «Гряду! и вечный божий суд
- Несет моя десница!
- Мне казнь и благость предтекут…
- Во прах, чадоубийца!»
- О всемогущество словес!
- Уже отступник тленье;
- Потух последний свет очес;
- В костях оцепененье;
- И лик кончиной искажен;
- И сердце охладело;
- И от сомкнувшихся устен
- Дыханье отлетело.
- «И праху обладатель ад,
- И гробу отверженье,
- Доколь на погубленных чад
- Не снидет искупленье.
- И чадам непробудный сон;
- И тот, кто чист душою,
- Кто, их не зревши, распален
- Одной из них красою,
- Придет, житейское презрев,
- В забвенну их обитель;
- Есть обреченный спящих дев
- От неба искупитель.
- И будут спать: и к ним века
- В полете не коснутся;
- И пройдет тления рука
- Их мимо; и проснутся
- С неизменившейся красой
- Для жизни обновленной;
- И низойдет тогда покой
- К могиле искупленной;
- И будет мир в его костях;
- И претворенный в радость,
- Творца постигнув в небесах,
- Речет: господь есть благость!..»
- Уж вестник утра в высоте;
- И слышен громкий петел;
- И день в воздушной красоте
- Летит, как радость светел…
- Узрели дев, объятых сном,
- И старца труп узрели;
- И мертвый страшен был лицом,
- Глаза, не зря, смотрели;
- Как будто, страждущ, прижимал
- Он к хладным персям руки,
- И на устах его роптал,
- Казалось, голос муки.
- И спящих лик покоен был:
- Невидимо крылами
- Их тихий ангел облачил;
- И райскими мечтами
- Чудесный был исполнен сон;
- И сладким их дыханьем
- Окрест был воздух растворен,
- Как роз благоуханьем;
- И расцветали их уста
- Улыбкою прелестной,
- И их являлась красота
- В спокойствии небесной.
- Но вот — уж гроб одет парчой;
- Отверзлася могила;
- И слышен колокола вой;
- И теплятся кадила;
- Идут и стар и млад во храм;
- Подъемлется рыданье;
- Дают бесчувственным устам
- Последнее лобзанье;
- И грянул в гроб ужасный млат;
- И взят уж гроб землею;
- И лик воспел: «Усопший брат,
- Навеки мир с тобою!»
- И вот — и стар и млад пошли
- Обратно в дом печали;
- Но вдруг пред ними из земли
- Вкруг дома грозно встали
- Гранитны стены — верх зубчат,
- Бока одеты лесом, —
- И, сгрянувшись, затворы врат
- Задвинулись утесом.
- И вспять погнал пришельцев страх;
- Бегут, не озираясь;
- «Небесный гнев на сих стенах!» —
- Вещают, содрогаясь.
- И стала та страна с тех пор
- Добычей запустенья;
- Поля покрыл дремучий бор;
- Рассыпались селенья.
- И человечий глас умолк —
- Лишь филин на утесе
- И в ночь осенню гладный волк
- Там воют в черном лесе;
- Лишь дико меж седых брегов,
- Спираема корнями
- Изрытых бурею дубов,
- Река клубит волнами.
- Где древле окружала храм
- Отшельников обитель,
- Там грозно свищет по стенам
- Змея, развалин житель;
- И гимн по сводам не гремит —
- Лишь веющий порою
- Пустынный ветер шевелит
- В развалинах травою;
- Лишь, отторгаяся от стен,
- Катятся камни с шумом,
- И гул, на время пробужден,
- Шумит в лесу угрюмом.
- И на туманистом холме
- Могильный зрится камень;
- Над ним всегда в полночной тьме
- Сияет бледный пламень.
- И крест поверженный обвит
- Листами повилики:
- На нем угрюмый вран сидит,
- Могилы сторож дикий.
- И все как мертвое окрест:
- Ни лист не шевелится,
- Ни зверь близ сих не пройдет мест,
- Ни птица не промчится.
- Но полночь лишь сойдет с небес —
- Вран черный встрепенется,
- Зашепчет пробужденный лес,
- Могила потрясется;
- И видима бродяща тень
- Тогда в пустыне ночи:
- Как бледный на тумане день,
- Ее сияют очи;
- То взор возводит к небесам,
- То, с видом тяжкой муки, К непроницаемым стенам,
- Моля, подъемлет руки.
- И в недре неприступных стен
- Молчание могилы;
- Окрест их, мглою покровен,
- Седеет лес унылый:
- Там ветер не шумит в листах,
- Не слышно вод журчанья,
- Ни благовония в цветах,
- Ни в травке нет дыханья.
- И девы спят — их сон глубок;
- И жребий искупленья,
- Безвестно, близок иль далек;
- И нет им пробужденья.
- Но в час, когда поля заснут
- И мглой земля одета
- (Между торжественных минут
- Полночи и рассвета),
- Одна из спящих восстает —
- И, странник одинокий,
- Свой срочный начинает ход
- Кругом стены высокой;
- И смотрит в даль и ждет с тоской:
- «Приди, приди, спаситель!»
- Но даль покрыта черной мглой…
- Нейдет, нейдет спаситель!
- Когда ж исполнится луна,
- Чреда приходит смены;
- В урочный час пробуждена,
- Одна идет на стены,
- Другая к ней со стен идет,
- Встречается и руку,
- Вздохнув, пришелице дает
- На долгую разлуку;
- Потом к почиющим сестрам,
- Задумчива, отходит,
- А та печально по стенам
- Одна до смены бродит.
- И скоро ль? Долго ль?.. Как узнать?
- Где вестник искупленья?
- Где тот, кто властен побеждать
- Все ковы обольщенья,
- К прелестной прилеплен мечте?
- Кто мог бы, чист душою,
- Небесной верен красоте,
- Непобедим земною,
- Все предстоящее презреть
- И с верою смиренной,
- Надежды полон, в даль лететь
- К награде сокровенной?..
Баллада вторая
Вадим
Du mut glauben, du mut wagen,
Denn die Gtter leih’n kein Pfand:
Nur ein Wunder kann dich tragen
In das schne Wunderland.
Schiller.[11]
Дмитрию Николаевичу Блудову
- Вот повести моей конец —
- И другу посвященье;
- Певцу ж смиренному венец
- Будь дружбы одобренье.
- Вадим мой рос в твоих глазах;
- Твой вкус был мне учитель;
- В моих запутанных стихах,
- Как тайный вождь-хранитель,
- Он путь мне к цели проложил.
- Но в пользу ли услуга?
- Не знаю… Дев я разбудил,
- Не усыпить бы друга.
* * *
- В великом Новграде Вадим
- Пленял всех красотою,
- И дерзким мужеством своим,
- И сердца простотою.
- Его утеха — по лесам
- Скитаться за зверями;
- Ужасный вепрям и волкам
- Разящими стрелами,
- В осенний хлад и летний зной
- Он с верным псом на ловле;
- Ему постелей — мох лесной,
- А свод небесный — кровлей.
- Уже двадцатая весна
- Вадимова настала;
- И, чувства тайного полна,
- Душа в нем унывала.
- «Чего искать? В каких странах?
- К чему стремить желанье?»
- Но все — и тишина в лесах,
- И быстрых вод журчанье,
- И дня меняющийся вид
- На облаке небесном,
- Все, все Вадиму говорит
- О чем-то неизвестном.
- Однажды, ловлей утомлен,
- Близ Волхова на бреге
- Он погрузился в легкий сон…
- Струи в свободном беге
- Шумели, по корням древес
- С плесканьем разливаясь;
- Душой весны был полон лес;
- Листочки, развиваясь,
- Дышали жизнью молодой;
- Все благовонно было…
- И солнце с тверди голубой
- К холмам уж нисходило.
- И к утру видит сон Вадим:
- Одеян ризой белой,
- Предстал чудесный муж пред ним —
- Во взоре луч веселый,
- Лик важный светел, стан высок,
- На сединах блистанье,
- В руке серебряный звонок,
- На персях крест в сиянье;
- Он шел, как будто бы летел,
- И, осенив перстами,
- Благовестящими воззрел
- На юношу очами.
- «Вадим, желанное вдали;
- Верь небу; жди смиренно;
- Все изменяет на земли,
- А небо неизменно;
- Стремись, я провожатый твой!»
- Сказал — и в то ж мгновенье
- В дали явилось голубой
- Прелестное виденье:
- Младая дева, лик закрыт
- Завесою туманной,
- И на главе ее лежит
- Венок благоуханный.
- Вздыхая жалобно, рукой
- Манило привиденье
- Идти Вадима за собой…
- И юноша в смятенье
- К ней, сердцем вспыхнув, полетел…
- Но вдруг… призрак сокрылся,
- Вдали звонок один гремел,
- И бледный луч светился;
- И вместе с девою пропал
- Старик в одежде белой…
- Вадим проснулся: день сиял,
- А в вышине… звенело.
- Он смотрит вдаль на светлый юг:
- Там ясно все и чисто;
- Оттоль через обширный луг
- Струею серебристой
- Катился Волхов; небеса
- Сливались там с землею;
- Туда, за холмы, за леса,
- Мчал облака толпою
- Летучий, вешний ветерок…
- Смятенный, в ожиданье,
- Он смотрит, слушает… звонок
- Умолк — и всё в молчанье.
- Три сряду утра тот же сон;
- Душа его в волненье.
- «О, что же ты, — взывает он, —
- Прекрасное явленье?
- Куда зовешь, волшебный глас?
- Кто ты, пришлец священный?
- Ах! где она? Увижу ль вас?
- И сердцу откровенный
- Предел откроется ль очам?»
- Но тщетно он очами
- Летит к далеким небесам…
- Туман под небесами.
- И целый мир его мечтой
- Пред ним одушевился.
- Восток ли свежею красой
- Денницы золотился —
- Ему являлся там покров
- На образе прелестном.
- Дышал ли запахом цветов —
- В нем скорбь о неизвестном,
- Стремленье в даль, любви тоска,
- Томление разлуки;
- И в каждом шуме ветерка
- Звонка призывны звуки.
- И он, не властный победить
- Могущего стремленья,
- К отцу и к матери просить
- Идет благословенья.
- «Куда (печальная, в слезах,
- Сказала матерь сыну)?
- В чужих испытывать странах
- Неверную судьбину?
- Постой; на родине твоей
- Дом отчий безопасный;
- Здесь сладостна любовь друзей;
- Здесь девицы прекрасны».
- «Увы! желанного здесь нет;
- Спокой себя, родная;
- Меня от вас в далекий свет
- Ведет рука святая.
- И не задремлет ни на час
- Хранитель постоянный.
- Но где он? Чей я слышал глас?
- Кто вождь сей безымянный?
- Куда ведет? Какой стезей?
- Не знаю — и напрасен
- В незнанье страх… жив спутник мой;
- Путь веры безопасен».
- Надев на сына крест златой,
- Ответствует родная:
- «Прости, да будет над тобой
- Его любовь святая!»
- Снимает со стены отец
- Свои доспехи ратны:
- «Прости, вот меч мой кладенец,
- Мой щит и шлем булатный».
- Сын в землю матери, отцу;
- Целует образ; плачет;
- Конь борзый подведен к крыльцу;
- Он сел — он крикнул — скачет…
- И пыльный по дороге след
- Поднял конь быстроногий;
- Но вот уже и следу нет;
- И пыль слилась с дорогой…
- Вздохнул отец; со вздохом мать
- Пошла в свою светлицу;
- Ей долго ночь в слезах встречать,
- В слезах встречатьденницу;
- Перед владычицей зажгла
- С молитвою лампаду;
- Чтобы ему покров была,
- Чтоб ей дала отраду.
- Вот на распутии Вадим.
- Весь мир неизмеримый
- Ему открыт; за ним, пред ним
- Поля необозримы;
- В чужбине он; в желанный край
- Неведома дорога.
- «Что ж медлишь? Верь — не выбирай;
- Вперед, во имя бога;
- Куда и как привесть меня,
- То вождь мой знает боле».
- Так он подумал — и коня
- Пустил бежать по воле.
- И добрый конь как будто сам
- Свою дорогу знает;
- Он все на юг; он по полям
- Путь новый пробивает;
- Поток ли встретит — и в поток;
- Лишь только пена прыщет.
- Ко рву ль примчится — разом скок,
- Лишь только воздух свищет.
- Заглох ли лес — с ним широка
- Дорога в чаще леса;
- Утес ли крут — он седока
- Стрелой на круть утеса.
- Бегут за днями дни; Вадим
- Все дале; конь послушный
- Не устает; и всюду им
- В пути прием радушный:
- Ко граду ль случай заведет,
- К селу ль, к лачужке ль дымной —
- Везде пришельцу у ворот
- Привет гостеприимный;
- Везде заботливо дают
- Хлеб-соль на подкрепленье,
- На темну ночь святой приют,
- На путь благословенье.
- Когда ж застигнет мрак ночной
- В лесу иль в поле чистом —
- Наш витязь, щит под головой,
- Спит на ковре росистом
- Благоуханной муравы;
- Над ним катясь, сияют
- Ночные звезды; вкруг главы
- Младые сны летают;
- И конь, не дремля, сторожит;
- И к стороне той, мнится,
- И зверь опасный не бежит
- И змей приползть боится.
- И дни бегут — весна прошла,
- И соловьи отпели,
- И липа в рощах зацвела,
- И нивы пожелтели.
- Вадим все дале; уж пред ним
- Широкий Днепр сияет;
- Он едет берегом крутым,
- И взор его летает
- С высот по злачным берегам:
- Здесь видит луг цветущий,
- Там златоверхий город, там
- Близ вод рыбачьи кущи.
- Однажды — вечер знойный рдел
- На небе; лес дремучий
- Сквозь пламень зарева синел,
- И громовые тучи,
- Вслед за багровою луной,
- С востока поднимались,
- И яркой молнии змеей
- В их недре извивались —
- Вадим въезжает в темный лес;
- Там все в тени молчало;
- Лишь трепетание древес
- Грозу предвозвещало.
- И дичь являлася кругом;
- Чуть небеса сквозь сени
- Светили гаснущим лучом;
- И дерева, как тени,
- Мелькали в бездне темноты
- С разверзтыми ветвями.
- Вадим вперед — хрустят кусты
- Под конскими ногами;
- Везде плетень из сучьев им
- Дорогу задвигает…
- Но их мечом крушит Вадим,
- Конь грудью разрывает.
- И едет он уж целый час;
- Вдруг — жалобные крики;
- То нежный и молящий глас,
- То яростный и дикий.
- Зажглась в нем кровь; на вопли он
- Сквозь чащу ветвей рвется;
- Конь пышет, лес трещит, и стон
- Все ближе раздается;
- И вдруг под ним в дичи глухой,
- Как будто из тумана,
- Чуть освещенная луной,
- Открылася поляна.
- И что ж у витязя в глазах?
- Шумя между кустами,
- С медвежьей кожей на плечах,
- С дубиной за плечами,
- Огромный великан бежит
- И на руках могучих
- Красавицу младую мчит;
- Она, в слезах горючих,
- То силится бороться с ним,
- То скорбно вопит к богу…
- «Стой!» — крикнул хищнику Вадим
- И заслонил дорогу.
- Ни слова тот на грозну речь;
- Как бешеный отпрянул,
- Сорвал дубину с крепких плеч,
- Взмахнул, в Вадима грянул,
- И очи вспыхнули, как жар…
- Конь легкий отшатнулся,
- В корнистый дуб пришел удар,
- И дуб, треща, погнулся;
- Вадим всей силою меча
- Ударил в исполина —
- Рука отпала от плеча,
- И в прах легла дубина.
- И хищник, рухнув, захрипел
- Под конскими ногами;
- Рванулся встать; оцепенел
- И стих, грозя очами;
- И смерть молчаньем заперла
- Уста, вопить отверзты;
- И, роя землю, замерла
- Рука, разинув персты.
- Спешит к похищенной Вадим;
- Она как лист дрожала
- И, севши на коня за ним,
- В слезах к нему припала.
- «Скажи мне, девица, кто ты?
- Кто буйный оскорбитель
- Твоей девичьей красоты?
- И где твоя обитель?» —
- «Князь киевский родитель мой;
- Град Киев недалеко;
- Проедем скоро лес густой,
- Увидим брег высокий:
- Под брегом тем кипят, шумят
- В скалах струи Днепровы,
- На бреге том и Киев-град,
- Озолоченны кровы;
- Я там дни мирные вела,
- Не знаяся с кручиной,
- И в старости отцу была
- Утехою единой.
- Не в добрый час литовский князь,
- Враг церкви православной,
- Меня узрел и, распалясь
- Душою зверонравной,
- Послал к нам в Киев-град гонца,
- Чтоб, тайною рукою
- Меня похитив у отца,
- Умчал в Литву с собою.
- Он скрылся на Днепре-реке
- В лесном уединенье,
- От Киева невдалеке;
- О дерзком замышленье
- Никто и сонный не мечтал;
- Губитель не встречался
- В лесу ни с кем; как волк, он ждал
- Добычи — и дождался.
- Я нынче раннею порой
- В луг вышла, полевые
- Сбирать цветки; пошли со мной
- Подружки молодые.
- Мы росу брали на цветах,
- Росою умывались,
- И рвали ягоды в кустах,
- И громко окликались.
- Уж солнце жгло с полунебес;
- Я шла одна; кустами
- Вилась дорожка; темный лес
- Чернел перед глазами.
- Вдруг шум… смотрю… злодей за мной;
- Страх подкосил мне ноги;
- Он сильною меня рукой
- Схватил — и в лес с дороги.
- Ах! что б в удел досталось мне,
- Что было бы со мною,
- Когда б не ты? В чужой стране
- Изныла б сиротою.
- От милых ближних вдалеке
- Живет ли сердцу радость?
- И в безутешной бы тоске
- Моя увяла младость;
- И с горем дряхлый мой отец
- Повлекся бы ко гробу…
- Но слабость защитил творец,
- Сразил всевышний злобу».
- Меж тем с поляны в гущину
- Въезжает витязь; тучи,
- Толпясь, заволокли луну.
- Стал душен лес дремучий…
- Гроза сбиралась; меж листов
- Дождь крупный пробивался,
- И шум тяжелых облаков
- С их ропотом мешался…
- Вдруг вихорь набежал на лес
- И взрыл дерев вершины,
- И загорелися небес
- Кипящие пучины.
- И все взревело… дождь рекой;
- Гром страшный, треск за треском;
- И шум воды, и вихря вой;
- И поминутным блеском
- Воспламеняющийся лес;
- И встречу, справа, слева
- Ряды валящихся древес;
- Конь рвется; в страхе дева;
- И, заслонив ее щитом,
- Вадим смятенный ищет,
- Где б приютиться… но кругом
- Все дичь, и буря свищет.
- И вдруг уж нет дороги им;
- Стена из камней мшистых;
- Гром мчался по бокам крутым;
- В расселинах лесистых
- Спираясь, вихорь бушевал,
- И молнии горели,
- И в бездне бури груды скал
- Сверкали и гремели.
- Вадим назад… но вдруг удар!
- Ель, треснув, запылала;
- По ветвям пробежал пожар,
- Окрестность заблистала.
- И в зареве открылась им
- Пещера под скалою.
- Спешит к убежищу Вадим;
- Заботливой рукою
- Он снял сопутницу с коня,
- Сложил с рамен кольчугу,
- Зажег костер и близ огня,
- Взяв на руки подругу,
- На броню сел. Дымясь, сверкал
- В костре огонь трескучий;
- Поверх пещеры гром летал,
- И бунтовали тучи.
- И прислонив к груди своей
- Вадим княжну младую
- Из золотых ее кудрей
- Жал влагу дождевую;
- И, к персям девственным уста
- Прижав, их грел дыханьем;
- И в них вливалась теплота;
- И с тихим трепетаньем
- Они касалися устам;
- И девица молчала;
- И, к юноши прильнув плечам,
- Рука ее пылала.
- Лазурны очи опустя,
- В объятиях Вадима
- Она, как тихое дитя,
- Лежала недвижима;
- И что с невинною душой
- Сбылось — не постигала;
- Лишь сердце билось, и порой,
- Вся вспыхнув, трепетала;
- Лишь пламень гаснущий сиял
- Сквозь тень ресниц склоненных,
- И вздох невольный вылетал
- Из уст воспламененных.
- А витязь?.. Что с его душой?..
- Увы! сих взоров сладость,
- Сих чистых, под его рукой
- Горящих персей младость,
- И мягкий шелк кудрей густых,
- По раменам разлитых,
- И свежий блеск ланит младых,
- И уст полуоткрытых
- Палящий жар, и тихий глас,
- И милое смятенье,
- И ночи таинственный час,
- И вкруг уединенье —
- Всё чувства разжигало в нем…
- О власть очарованья!
- Уже, исполнены огнем
- Кипящего лобзанья,
- На девственных ее устах
- Его уста горели
- И жарче розы на щеках
- Дрожащей девы рдели;
- И всё… но вдруг смутился он,
- И в радостном волненье
- Затрепетал… знакомый звон
- Раздался в отдаленье.
- И долго, жалобно звенел
- Он в бездне поднебесной;
- И кто-то, чудилось, летел,
- Незримый, но известный;
- И взор, исполненный тоской,
- Мелькал сквозь покрывало;
- И под воздушной пеленой
- Печальное вздыхало…
- Но вдруг сильней потрясся лес,
- И небо зашумело…
- Вадим взглянул — призрак исчез;
- А в вышине… звенело.
- И вслед за милою мечтой
- Душа его стремится;
- Уже, подернувшись золой,
- Едва-едва курится
- В костре огонь; на небесах
- Нет туч, не слышно рева;
- Небрежно на его руках,
- Припав к ним грудью, дева
- Младенческий вкушает сон
- И тихо, тихо дышит;
- И близок уж рассвет; а он
- Не видит и не слышит.
- Стал веять свежий ветерок,
- Взошла звезда денницы,
- И обагрянился восток,
- И пробудились птицы;
- Копытом топнув, конь заржал;
- Вадим очнулся — ясно
- Все было вкруг; но сон смыкал
- Глаза княжны прекрасной;
- К ней тихо прикоснулся он;
- Вздохнув, она одела
- Власами грудь сквозь тонкий сон,
- Взглянула — покраснела.
- И витязь в шлеме и броне
- Из-под скалы с княжною
- Выходит. Солнце в вышине
- Горело; под горою,
- Сияя, пену расстилал
- По камням Днепр широкий;
- И лес кругом благоухал;
- И благовест далекий
- Был слышен. На коня Вадим,
- Перекрестясь, садится;
- Княжна по-прежнему за ним;
- И конь по брегу мчится.
- Вдруг путь широкий меж древес:
- Их чаща раздалася,
- И в голубой дали небес,
- Как звездочка, зажглася
- Глава Печерская с крестом.
- Конь скачет быстрым скоком;
- Уж в граде он; уж пред дворцом;
- И видят: на высоком
- Крыльце великий князь стоит;
- В очах его кручина;
- Перед крыльцом народ кипит,
- И строится дружина.
- И смелых вызывает он
- В погоню за княжною
- И избавителю свой трон
- Сулит с ее рукою.
- Но топот слышен в тишине;
- Густая пыль клубится;
- И видят, с девой на коне
- Красивый всадник мчится.
- Народ отхлынул, как волна;
- Дружина расступилась;
- И на руках отца княжна
- При кликах очутилась.
- Обняв Вадима, князь сказал:
- «Я не нарушу слова;
- В тебе господь мне сына дал
- Заменою родного.
- Я стар: будь хилых старца дней
- Опорой и усладой;
- А смелой доблести твоей
- Будь дочь моя наградой.
- Когда ж наступит мой конец,
- Тогда мою державу
- И светлый княжеский венец
- Наследуй в честь и славу».
- И громко, громко раздалось
- Дружины восклицанье;
- И зашумело, полилось
- По граду ликованье;
- Богатый пир на весь народ;
- Весь город изукрашен;
- Кипит в заздравных кружках мед,
- Столы трещат от брашен;
- Поют певцы; колокола
- Гудят не умолкая;
- И от огней потешных мгла
- Зарделася ночная.
- Веселье всем; один Вадим
- Не весел — мысль далёко.
- Сердечной думою томим,
- Безмолвен, одинокий,
- Ни песням, ни приветам он
- Не внемлет, равнодушный;
- Он ступит шаг — и слышит звон;
- Подымет взор — воздушный
- Призрак летает перед ним
- В знакомом покрывале;
- Приклонит слух — твердят: «Вадим,
- Не забывайся, дале!»
- Идет к Днепровым берегам
- Он тихими шагами
- И, смутен, взор склонил к водам…
- Небесная с звездами
- Была в них твердь отражена;
- Вдали, против заката,
- Всходила полная луна;
- Вадим глядит… меж злата
- Осыпанных луною волн
- Как будто бы чернеет,
- В зыбях ныряя, легкий челн,
- За ним струя белеет.
- Глядит Вадим… челнок плывет…
- Натянуто ветрило;
- Но без гребца весло гребет;
- Без кормщика кормило;
- Вадим к нему… К Вадиму он…
- Садится… челн помчало…
- И вдруг… как будто с юга звон;
- И вдруг… все замолчало…
- Плывет челнок; Вадим глядит;
- Сверкая, волны плещут;
- Лесистый брег назад бежит;
- Ночные звезды блещут.
- Быстрей, быстрей в реке волна;
- Челнок быстрей, быстрее;
- Светлее на небе луна;
- На бреге лес темнее.
- И дале, дале… все кругом
- Молчит… как великаны,
- Скалы нагнулись над Днепром;
- И, черен, сквозь туманы
- Глядится в реку тихий лес
- С утесистой стремнины;
- И уж луна почти небес
- Дошла до половины.
- Сидит, задумавшись, Вадим;
- Вдруг… что-то пролетело;
- И облачко луну, как дым
- Невидимый, одело;
- Луна померкла; по волнам,
- По тихим сеням леса,
- По брегу, по крутым скалам
- Раскинулась завеса;
- Шатнул ветрилом ветерок,
- И руль зашевелился,
- Ко брегу повернул челнок,
- Доплыл, остановился.
- Вадим на брег; от брега челн;
- Ветрило заиграло;
- И вдруг вдали, с зыбями волн
- Смешавшись, все пропало,
- В недоумении Вадим;
- Кругом скалы как тучи;
- Безмолвен, дик, необозрим,
- По камням бор дремучий
- С реки до брега вышины
- Восходит; всё в молчанье…
- И тускло падает луны
- На мглу вершин сиянье.
- И тихо по скалам крутым,
- Влекомый тайной силой,
- Наверх взбирается Вадим.
- Он смотрит — все уныло;
- Как трупы, сосны под травой
- Обрушенные тлеют;
- На сучьях мох висит седой;
- Разинувшись, чернеют
- Расселины дуплистых пней,
- И в них глазами блещет
- Сова, иль чешуями змей,
- Ворочаясь, трепещет.
- И, мнится, жизни в той стране
- От века не бывало;
- Как бы с созданья в мертвом сне
- Древа, и не смущало
- Их сна ничто: ни ветерка
- Перед денницей шепот,
- Ни легкий шорох мотылька,
- Ни вепря тяжкий топот.
- Уже Вадим на вышине;
- Вдруг бор редеет темный;
- Раздвинулся… и при луне
- Явился холм огромный.
- И на вершине древний храм;
- Блестящими крестами
- Увенчаны главы, к дверям
- Тяжелыми винтами
- Огромный пригвожден затвор;
- Вкруг храма переходы,
- Столбы, обрушенный забор,
- Растреснутые своды
- Трапезы, келий ряд пустых,
- И всюду по колени
- Полынь, и длинные от них
- По скату холма тени.
- Вадим подходит: невдали
- Могильный виден камень,
- Крест наклонился до земли,
- И легкий, бледный пламень,
- Как свечка, теплится над ним;
- И ворон, птица ночи,
- На нем, как призрак, недвижим
- Сидит, унылы очи
- Вперив на месяц. Вдруг, крылом
- Взмахнув, он пробудился,
- Взвился… и на небе пустом,
- Трикраты крикнув, скрылся.
- Объял Вадима тайный страх;
- Глядит в недоуменье —
- И дивное тогда в глазах
- Вадимовых явленье:
- Он видит, некто приподнял
- Иссохшими руками
- Могильный камень, бледен встал,
- Туманными очами
- Блеснул, возвел их к небесам,
- Как будто бы моляся,
- Пошел, стучаться начал в храм…
- Но дверь не отперлася.
- Вздохнув, повлекся дале он,
- И тихий под стопами
- Был слышен шум, и долго, стон
- Пуская, меж стенами,
- Между обломками столбов,
- Как бледный дым, мелькала
- Бредуща тень… вдруг меж кустов
- Вдали она пропала.
- Там, бором покровен, утес
- Вздымался, крут и страшен,
- И при луне из-за древес
- Являлись кровы башен.
- Вадим туда: уединен,
- На груде скал мохнатых,
- Над черным бором, обнесен
- Оградой стен зубчатых,
- Стоит там замок, тих, как сна
- Безмолвное жилище,
- И вся окрест его страна
- Угрюма, как кладбище;
- И башни по углам стоят,
- Как призраки седые,
- И сгромоздилися у врат
- Скалы сторожевые.
- Душа Вадимова полна
- Смятенным ожиданьем —
- И светит сумрачным луна
- Сквозь облако сияньем.
- Но вдруг… слетел с луны туман,
- И бор засеребрился,
- И замок весь, как великан,
- Над бором осветился;
- И от востока ветерок
- Подул передрассветный,
- И, чу!.. из-за стены звонок
- Послышался приветный.
- И что ж он видит? По стене,
- Как тень уединенна,
- С восточной к западной стране,
- Туманным облеченна
- Покровом, девица идет;
- Навстречу к ней другая;
- И та, приближась, подает
- Ей руку и, вздыхая,
- Путь одинокий вдоль стены
- На запад продолжает;
- Другая ж, к замку с вышины
- Спустившись, исчезает.
- И за идущею вослед
- Вадим летит очами;
- Уж, ясен, молодой рассвет
- Встает меж облаками;
- Уж загорается восток…
- Она все дале, дале;
- И тихо ранний ветерок
- Играет в покрывале;
- Идет — глаза опущены,
- Глава на грудь склонилась —
- Пришла на поворот стены;
- Поворотилась; скрылась.
- Стоит как вкопанный Вадим;
- Душа в нем замирает:
- Как будто лик свой перед ним
- Судьба разоблачает.
- Бледнее тусклая луна;
- Светлей восток багровый;
- И озаряется стена,
- И ярко блещут кровы;
- К восточной обратись стране,
- Ждет витязь… вдруг вспылала
- В нем кровь… глядит… там на стене
- Идущая предстала.
- Идет; на темный смотрит бор;
- Как будто ждет в волненье;
- Как бы чего-то ищет взор
- В пустынном отдаленье…
- Вдруг солнце в пламени лучей
- На крае неба стало…
- И витязь в блеске перед ней!
- Как облак, покрывало
- Слетело с юного чела —
- Их встретилися взоры;
- И пала от ворот скала,
- И раздались их створы.
- Стремится на ограду он;
- Идет она с ограды;
- Сошлись… о вещий, верный сон!
- О час святой награды!
- Свершилось! все — и ранних лет
- Прекрасные желанья,
- И озаряющие свет
- Младой души мечтанья,
- И все, чего мы здесь не зрим,
- Что вере лишь открыто, —
- Все вдруг явилось перед ним,
- В единый образ слито!
- Глядят на небо, слезы льют,
- Восторгом слов лишенны.…
- И вдруг из терема идут
- К ним девы пробужденны:
- Как звезды, блещут очеса;
- На ясных лицах радость,
- И искупления краса,
- И новой жизни младость.
- О сладкий воскресенья час!
- Им мнилось: мир рождался!
- Вдруг… звучно благовеста глас
- В тиши небес раздался.
- И что ж? храм божий отворен;
- Там слышится моленье;
- Они туда: храм освещен;
- В кадильницах куренье;
- Перед угодником горит,
- Как в древни дни, лампада,
- И благодатное бежит
- Сияние от взгляда;
- И некто, светел, в алтаре
- Простерт перед потиром,
- И возглашается горе
- Хвала незримым клиром.
- Молясь, с подругой стал Вадим
- Пред царскими дверями,
- И вдруг… святой налой пред ним;
- Главы их под венцами;
- В руках их свечи зажжены;
- И кольца обручальны
- На персты их возложены;
- И слышен гимн венчальный…
- И вдруг… все тихо! гимн молчит;
- Безмолвны своды храма;
- Один лишь, таинствен, блестит
- Алтарь средь фимиама.
- И в сем молчанье кто-то к ним
- Приветный подлетает,
- Их кличет именем родным,
- Их нежно отзывает…
- Куда же?.. о священный вид!
- Могила перед ними;
- И в ней спокойно; дерн покрыт
- Цветами молодыми;
- И дышит ветерок окрест,
- Как дух бесплотный вея;
- И обвивает светлый крест
- Прекрасная лилея.
- Они упали ниц в слезах;
- Их сердце вести ждало,
- И трепетом священный прах
- Могилы вопрошало…
- И было все для них ответ:
- И холм помолоделый,
- И луга обновленный цвет,
- И бег реки веселый,
- И воскрешенны древеса
- С вершинами живыми,
- И, как бессмертье, небеса
- Спокойные над ними…
- Промчались веки вслед векам…
- Где замок? где обитель?
- Где чудом освященный храм?..
- Все скрылось… лишь, хранитель
- Давно минувшего, живет
- На прахе их преданье.
- Есть место… там игривых вод
- Пленительно сверканье;
- Там вечно зелен пышный лес;
- Там сладок ветра шепот
- И с тихим говором древес
- Волны слиянный ропот.
- На месте оном — так гласит
- Правдивое преданье —
- Был пепел инокинь сокрыт:
- В посте и покаянье
- При пробе грешника-отца
- Они кончины ждали
- И примиренного творца
- В молитвах прославляли…
- И улетела к небесам
- С земли их жизнь святая,
- Как улетает фимиам
- С кадил, благоухая.
- На месте оном — в светлый час
- Земли преображенья —
- Когда, послышав утра глас,
- С звездою пробужденья,
- Востока ангел в тишине
- На край небес взлетает
- И по туманной вышине
- Зарю распростирает,
- Когда и холм, и луг, и лес —
- Все оживленным зрится
- И пред святилищем небес,
- Как жертва, все дымится, —
- Бывают тайны чудеса,
- Невиданные взором:
- Отшельниц слышны голоса;
- Горе хвалебным хором
- Поют; сквозь занавес зари
- Блистает крест; слиянны
- Из света зрятся алтари;
- И, яркими венчанны
- Звездами, девы предстоят
- С молитвой их святыне,
- И серафимов тьмы кипят
- В пылающей пучине.
Рыбак*
- Бежит волна, шумит волна!
- Задумчив, над рекой
- Сидит рыбак; душа полна
- Прохладной тишиной.
- Сидит он час, сидит другой;
- Вдруг шум в волнах притих…
- И влажною всплыла главой
- Красавица из них.
- Глядит она, поет она:
- «Зачем ты мой народ
- Манишь, влечешь с родного дна
- В кипучий жар из вод?
- Ах! если б знал, как рыбкой жить
- Привольно в глубине,
- Не стал бы ты себя томить
- На знойной вышине.
- Не часто ль солнце образ свой
- Купает в лоне вод?
- Не свежей ли горит красой
- Его из них исход?
- Не с ними ли свод неба слит
- Прохладно-голубой?
- Не в лоно ль их тебя манит
- И лик твой молодой?»
- Бежит волна, шумит волна…
- На берег вал плеснул!
- В нем вся душа тоски полна,
- Как будто друг шепнул!
- Она поет, она манит —
- Знать, час его настал!
- К нему она, он к ней бежит…
- И след навек пропал.
Рыцарь Тогенбург*
- «Сладко мне твоей сестрою,
- Милый рыцарь, быть;
- Но любовию иною
- Не могу любить:
- При разлуке, при свиданье
- Сердце в тишине —
- И любви твоей страданье
- Непонятно мне».
- Он глядит с немой печалью —
- Участь решена;
- Руку сжал ей; крепкой сталью
- Грудь обложена;
- Звонкий рог созвал дружину;
- Все уж на конях;
- И помчались в Палестину,
- Крест на раменах.
- Уж в толпе врагов сверкают
- Грозно шлемы их;
- Уж отвагой изумляют
- Чуждых и своих.
- Тогенбург лишь выйдет к бою:
- Сарацин бежит…
- Но душа в нем все тоскою
- Прежнею болит.
- Год прошел без утоленья…
- Нет уж сил страдать;
- Не найти ему забвенья —
- И покинул рать.
- Зрит корабль — шумят ветрилы,
- Бьет в корму волна —
- Сел и поплыл в край тот милый,
- Где цветет она.
- Но стучится к ней напрасно
- В двери пилигрим;
- Ах, они с молвой ужасной
- Отперлись пред ним:
- «Узы вечного обета
- Приняла она;
- И, погибшая для света,
- Богу отдана».
- Пышны праотцев палаты
- Бросить он спешит;
- Навсегда покинул латы;
- Конь навек забыт;
- Власяной покрыт одеждой,
- Инок в цвете лет,
- Неукрашенный надеждой
- Он оставил свет.
- И в убогой келье скрылся
- Близ долины той,
- Где меж темных лип светился
- Монастырь святой:
- Там — сияло ль утро ясно,
- Вечер ли темнел —
- В ожиданье, с мукой страстной,
- Он один сидел.
- И душе его унылой
- Счастье там одно:
- Дожидаться, чтоб у милой
- Стукнуло окно,
- Чтоб прекрасная явилась,
- Чтоб от вышины
- В тихий дол лицом склонилась,
- Ангел тишины.
- И дождавшися, на ложе
- Простирался он;
- И надежда: завтра то же!
- Услаждала сон.
- Время годы уводило…
- Для него ж одно:
- Ждать, как ждал он, чтоб у милой
- Стукнуло окно;
- Чтоб прекрасная явилась;
- Чтоб от вышины
- В тихий дол лицом склонилась,
- Ангел тишины.
- Раз — туманно утро было —
- Мертв он там сидел,
- Бледен ликом, и уныло
- На окно глядел.
Лесной царь*
- Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
- Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
- К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
- Обняв, его держит и греет старик.
- «Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» —
- «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
- Он в темной короне, с густой бородой».—
- «О нет, то белеет туман над водой».
- «Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
- Веселого много в моей стороне:
- Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
- Из золота слиты чертоги мои».
- «Родимый, лесной царь со мной говорит:
- Он золото, перлы и радость сулит».—
- «О нет, мой младенец, ослышался ты:
- То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
- «Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
- Узнаешь прекрасных моих дочерей:
- При месяце будут играть и летать,
- Играя, летая, тебя усыплять».
- «Родимый, лесной царь созвал дочерей:
- Мне, вижу, кивают из темных ветвей».—
- «О нет, все спокойно в ночной глубине:
- То ветлы седые стоят в стороне».
- «Дитя, я пленился твоей красотой:
- Неволей иль волей, а будешь ты мой».—
- «Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
- Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
- Ездок оробелый не скачет, летит;
- Младенец тоскует, младенец кричит;
- Ездок погоняет, ездок доскакал…
- В руках его мертвый младенец лежал.
Граф Гапсбургский*
- Торжественным Ахен весельем шумел;
- В старинных чертогах, на пире
- Рудольф, император избранный, сидел
- В сиянье венца и в порфире.
- Там кушанья рейнский фальцграф разносил;
- Богемец напитки в бокалы цедил;
- И семь избирателей, чином
- Устроенный древле свершая обряд,
- Блистали, как звезды пред солнцем блестят,
- Пред новым своим властелином.
- Кругом возвышался богатый балкон,
- Ликующим полный народом;
- И клики, со всех прилетая сторон,
- Под древним сливалися сводом.
- Был кончен раздор; перестала война;
- Бесцарственны, грозны прошли времена;
- Судья над землею был снова;
- И воля губить у меча отнята;
- Не брошены слабый, вдова, сирота
- Могущим во власть без покрова.
- И кесарь, наполнив бокал золотой,
- С приветливым взором вещает:
- «Прекрасен мой пир; все пирует со мной;
- Все царский мой дух восхищает…
- Но где ж утешитель, пленитель сердец?
- Придет ли мне душу растрогать певец
- Игрой и благим поученьем?
- Я песней был другом, как рыцарь простой;
- Став кесарем, брошу ль обычай святой
- Пиры услаждать песнопеньем?»
- И вдруг из среды величавых гостей
- Выходит, одетый таларом*,
- Певец в красоте поседелых кудрей,
- Младым преисполненный жаром.
- «В струнах золотых вдохновенье живет.
- Певец о любви благодатной поет,
- О всем, что святого есть в мире,
- Что душу волнует, что сердце манит…
- О че же властитель воспеть повелит
- Певцу на торжественном пире?»
- «Не мне управлять песнопевца душой
- (Певцу отвечает властитель);
- Он высшую силу признал над собой;
- Минута ему повелитель;
- По воздуху вихорь свободно шумит;
- Кто знает, откуда, куда он летит?
- Из бездны поток выбегает;
- Так песнь зарождает души глубина,
- И темное чувство, из дивного сна
- При звуках воспрянув, пылает».
- И смело ударил певец по струнам,
- И голос приятный раздался:
- «На статном коне по горам, по полям
- За серною рыцарь гонялся;
- Он с ловчим одним выезжает сам-друг
- Из чащи лесной на сияющий луг,
- И едет он шагом кустами;
- Вдруг слышат они: колокольчик гремит;
- Идет из кустов пономарь и звонит;
- И следом священник с дарами.
- И набожный граф, умиленный душой,
- Колена свои преклоняет
- С сердечною верой, с горячей мольбой
- Пред Тем, что живит и спасает.
- Но лугом стремился кипучий ручей;
- Свирепо надувшись от сильных дождей,
- Он путь заграждал пешеходу;
- И спутнику пастырь дары отдает;
- И обувь снимает и смело идет
- С священною ношею в воду.
- «Куда?» — изумившийся граф вопросил.
- «В село; умирающий нищий
- Ждет в муках, чтоб пастырь его разрешил,
- И алчет небесный пищи.
- Недавно лежал через этот поток
- Сплетенный из сучьев для пеших мосток —
- Его разбросало водою;
- Чтоб душу святой благодатью спасти,
- Я здесь неглубокий поток перейти
- Спешу обнаженной стопою».
- И пастырю витязь коня уступил
- И подал ноге его стремя,
- Чтоб он облегчить покаяньем спешил
- Страдальцу греховное бремя.
- И к ловчему сам на седло пересел
- И весело в чащу на лов полетел;
- Священник же, требу святую
- Свершивши, при первом мерцании дня
- Является к графу, смиренно коня
- Ведя за узду золотую.
- «Дерзну ли помыслить я, — граф возгласил,
- Почтительно взоры склонивши, —
- Чтоб конь мой ничтожной забаве служил,
- Спасителю-богу служивши?
- Когда ты, отец, не приемлешь коня,
- Пусть будет он даром благим от меня
- Отныне тому, чье даянье
- Все блага земные, и сила, и честь,
- Кому не помедлю на жертву принесть
- И силу, и честь, и дыханье».
- «Да будет же вышний господь над тобой
- Своей благодатью святою;
- Тебя да почтит он в сей жизни и в той,
- Как днесь он почтён был тобою;
- Гельвеция славой сияет твоей;
- И шесть расцветают тебе дочерей,
- Богатых дарами природы:
- Да будут же (молвил пророчески он)
- Уделом их шесть знаменитых корон;
- Да славятся в роды и роды».
- Задумавшись, голову кесарь склонил:
- Минувшее в нем оживилось.
- Вдруг быстрый он взор на певца устремил —
- И таинство слов объяснилось:
- Он пастыря видит в певце пред собой;
- И слезы свои от толпы золотой
- Порфирой закрыл в умиленье…
- Все смолкло, на кесаря очи подняв,
- И всяк догадался, кто набожный граф,
- И сердцем почтил привиденье.
Узник*
- «За днями дни идут, идут…
- Напрасно;
- Они свободы не ведут
- Прекрасной;
- Об ней тоскую и молюсь,
- Ее зову, не дозовусь.
- Смотрю в высокое окно
- Темницы:
- Все небо светом зажжено
- Денницы;
- На свежих крыльях ветерка
- Летают вольны облака.
- И так все блага заменить
- Могилой;
- И бросить свет, когда в нем жить
- Так мило;
- Ах! дайте в свете подышать;
- Еще мне рано умирать.
- Лишь миг весенним бытиём
- Жила я;
- Лишь миг на празднике земном
- Была я;
- Душа готовилась любить…
- И все покинуть, все забыть!»
- Так голос заунывный пел
- В темнице…
- И сердцем юноша летел
- К певице.
- Но он в неволе, как она;
- Меж ними хладная стена.
- И тщетно с ней он разлучен
- Стеною:
- Невидимую знает он
- Душою;
- И мысль об ней и день и ночь
- От сердца не отходит прочь.
- Все видит он: во тьме она
- Тюрёмной
- Сидит, раздумью предана,
- Взор томный;
- Младенчески прекрасен вид;
- И слезы падают с ланит.
- И ночью, забывая сон,
- В мечтанье
- Ее подслушивает он
- Дыханье;
- И на устах его горит
- Огонь ее младых ланит.
- Таясь, страдания одне
- Делить с ней,
- В одной темничной глубине
- Молить с ней
- Согласной думой и тоской
- От неба участи одной —
- Вот жизнь его: другой не ждет
- Он доли;
- Он, равнодушный, не зовет
- И воли:
- С ней розно в свете жизни нет;
- Прекрасен только ею свет.
- «Не ты ль, — он мнит, — давно была
- Любима?
- И не тебя ль душа звала,
- Томима
- Желанья смутного тоской,
- Волненьем жизни молодой?
- Тебя в пророчественном сне
- Видал я;
- Тобою в пламенной весне
- Дышал я;
- Ты мне цвела в живых цветах;
- Твой образ веял в облаках.
- Когда же сердце ясный взор
- Твой встретит?
- Когда, разрушив сей затвор,
- Осветит
- Свобода жизнь вдвоем для нас?
- Лети, лети, желанный час».
- Напрасно; час не прилетел
- Желанный;
- Другой создателем удел
- Избранный
- Достался узнице младой —
- Небесно-тайный, не земной.
- Раз слышит он: затворов гром,
- Рыданье,
- Звук цепи, голоса… потом
- Молчанье…
- И ужас грудь его томит —
- И тщетно ждет он… все молчит.
- Увы! удел его решен…
- Угрюмый,
- Навек грядущего лишен,
- Все думы
- За ней он в гроб переселил
- И молит рок, чтоб поспешил.
- Однажды — только занялась
- Денница —
- Его со стуком расперлась
- Темница.
- «О радость! (мнит он) скоро к ней!»
- И что ж?.. Свобода у дверей.
- Но хладно принял он привет
- Свободы:
- Прекрасного уж в мире нет;
- Дни, годы
- Напрасно будут проходить…
- Погибшего не возвратить.
- Ах! слово милое об ней
- Кто скажет?
- Кто след ее забытых дней
- Укажет?
- Кто знает, где она цвела?
- Где тот, кого своим звала?
- И нет ему в семье родной
- Услады;
- Задумчив, грустию немой
- Он взгляды
- Сердечные встречает их;
- Он в людстве сумрачен и тих.
- Настанет день — ни с места он;
- Безгласный,
- Душой в мечтанье погружен,
- Взор страстный
- Исполнен смутного огня,
- Стоит он, голову склоня.
- Но тихо в сумраке ночей
- Он бродит
- И с неба темного очей
- Не сводит:
- Звезда знакомая там есть;
- Она к нему приносит весть…
- О милом весть и в мир иной
- Призванье…
- И делит с тайной он звездой
- Страданье;
- Ее краса оживлена:
- Ему в ней светится она.
- Он таял, гаснул и угас…
- И мнилось,
- Что вдруг пред ним в последний час
- Явилось
- Все то, чего душа ждала,
- И жизнь в улыбке отошла.
Замок Смальгольм*, или Иванов вечер*
- До рассвета поднявшись, коня оседлал
- Знаменитый Смальгольмский барон;
- И без отдыха гнал, меж утесов и скал,
- Он коня, торопясь в Бротерстон.
- Не с могучим Боклю совокупно спешил
- На военное дело барон;
- Не в кровавом бою переведаться мнил
- За Шотландию с Англией он;
- Но в железной броне он сидит на коне;
- Наточил он свой меч боевой;
- И покрыт он щитом; и топор за седлом
- Укреплен двадцатифунтовой.
- Через три дни домой возвратился барон,
- Отуманен и бледен лицом;
- Через силу и конь, опенен, запылен,
- Под тяжелым ступал седоком.
- Анкрамморския битвы* барон не видал,
- Где потоками кровь их лилась,
- Где на Эверса грозно Боклю напирал,
- Где за родину бился Дуглас;
- Но железный шелом был иссечен на нем,
- Был изрублен и панцирь и щит,
- Был недавнею кровью топор за седлом,
- Но не английской кровью покрыт.
- Соскочив у часовни с коня за стеной,
- Притаяся в кустах, он стоял;
- И три раза он свистнул — и паж молодой
- На условленный свист прибежал.
- «Подойди, мой малютка, мой паж молодой,
- И присядь на колена мои;
- Ты младенец, но ты откровенен душой,
- И слова непритворны твои.
- Я в отлучке был три дни, мой паж молодой;
- Мне теперь ты всю правду скажи:
- Что заметил? Что было с твоей госпожой?
- И кто был у твоей госпожи?»
- «Госпожа по ночам к отдаленным скалам,
- Где маяк, приходила тайком
- (Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам
- Не прокрасться во мраке ночном).
- И на первую ночь непогода была,
- И без умолку филин кричал;
- И она в непогоду ночную пошла
- На вершину пустынную скал.
- Тихомолком подкрался я к ней в темноте;
- И сидела одна — я узрел;
- Не стоял часовой на пустой высоте;
- Одиноко маяк пламенел.
- На другую же ночь — я за ней по следам
- На вершину опять побежал, —
- О творец, у огня одинокого там
- Мне неведомый рыцарь стоял.
- Подпершися мечом, он стоял пред огнем,
- И беседовал долго он с ней;
- Но под шумным дождем, но при ветре ночном
- Я расслушать не мог их речей.
- И последняя ночь безненастна была,
- И порывистый ветер молчал;
- И к маяку она на свиданье пошла;
- У маяка уж рыцарь стоял.
- И сказала (я слышал): «В полуночный час,
- Перед светлым Ивановым днем,
- Приходи ты; мой муж не опасен для нас;
- Он теперь на свиданье ином;
- Он с могучим Боклю ополчился теперь;
- Он в сраженье забыл про меня —
- И тайком отопру я для милого дверь
- Накануне Иванова дня».
- «Я не властен прийти, я не должен прийти,
- Я не смею прийти (был ответ);
- Пред Ивановым днем одиноким путем
- Я пойду… мне товарища нет».
- «О, сомнение прочь! безмятежная ночь
- Пред великим Ивановым днем
- И тиха и темна, и свиданьям она
- Благосклонна в молчанье своем.
- Я собак привяжу, часовых уложу,
- Я крыльцо пересыплю травой,
- И в приюте моем, пред Ивановым днем,
- Безопасен ты будешь со мной».
- «Пусть собака молчит, часовой не трубит,
- И трава не слышна под ногой, —
- Но священник есть там; он не спит по ночам;
- Он приход мой узнает ночной».
- «Он уйдет к той поре: в монастырь на горе
- Панихиду он позван служить:
- Кто-то был умерщвлен; по душе его он
- Будет три дни поминки творить».
- Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,
- Он ужасен стоял при огне.
- «Пусть о том, кто убит, он поминки творит:
- То, быть может, поминки по мне.
- Но полуночный час благосклонен для нас:
- Я приду под защитою мглы».
- Он сказал… и она… я смотрю… уж одна
- У маяка пустынной скалы».
- И Смальгольмский барон, поражен, раздражен,
- И кипел, и горел, и сверкал.
- «Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец?
- Он, клянусь небесами, пропал!»
- «Показалося мне при блестящем огне:
- Был шелом с соколиным пером,
- И палаш боевой на цепи золотой,
- Три звезды на щите голубом».
- «Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой;
- Сей полуночный мрачный пришлец
- Был не властен прийти: он убит на пути;
- Он в могилу зарыт, он мертвец».
- «Нет! не чудилось мне; я стоял при огне,
- И увидел, услышал я сам,
- Как его обняла, как его назвала:
- То был рыцарь Ричард Кольдингам».
- И Смальгольмский барон, изумлен, поражен,
- И хладел, и бледнел, и дрожал.
- «Нет! в могиле покой; он лежит под землей,
- Ты неправду мне, паж мой, сказал.
- Где бежит и шумит меж утесами Твид,
- Где подъемлется мрачный Эльдон*,
- Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдингам
- Потаенным врагом умерщвлен.
- Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд;
- Оглушен был ты бурей ночной;
- Уж три ночи, три дня, как поминки творят
- Чернецы за его упокой».
- Он идет в ворота, он уже на крыльце,
- Он взошел по крутым ступеням
- На площадку, и видит: с печалью в лице,
- Одиноко-унылая, там
- Молодая жена — и тиха, и бледна,
- И в мечтании грустном глядит
- На поля, небеса, на Мертонски леса,
- На прозрачно бегущую Твид.
- «Я с тобою опять, молодая жена». —
- «В добрый час, благородный барон.
- Что расскажешь ты мне? Решена ли война?
- Поразил ли Боклю иль сражен?»
- «Англичанин разбит; англичанин бежит
- С Анкрамморских кровавых полей;
- И Боклю наблюдать мне маяк мой велит
- И беречься недобрых гостей».
- При ответе таком изменилась лицом
- И ни слова… ни слова и он;
- И пошла в свой покой с наклоненной главой,
- И за нею суровый барон.
- Ночь покойна была, но заснуть не дала.
- Он вздыхал, он с собой говорил:
- «Не пробудится он; не подымется он;
- Мертвецы не встают из могил».
- Уж заря занялась; был таинственный час
- Меж рассветом и утренней тьмой;
- И глубоким он сном пред Ивановым днем
- Вдруг заснул близ жены молодой.
- Не спалося лишь ей, не смыкала очей…
- И бродящим, открытым очам,
- При лампадном огне, в шишаке и броне
- Вдруг явился Ричард Кольдингам.
- «Воротись, удалися», — она говорит.
- «Я к свиданью тобой приглашен;
- Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит, —
- Не страшись, не услышит нас он.
- Я во мраке ночном потаенным врагом
- На дороге изменой убит;
- Уж три ночи, три дня, как монахи меня
- Поминают — и труп мой зарыт.
- Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!
- И ужасный теперь ему сон!
- И надолго во мгле на пустынной скале,
- Где маяк, я бродить осужден;
- Где видалися мы под защитою тьмы;
- Там скитаюсь теперь мертвецом;
- И сюда с высоты не сошел бы… но ты
- Заклинала Ивановым днем».
- Содрогнулась она и, смятенья полна,
- Вопросила: «Но что же с тобой?
- Дай один мне ответ — ты спасен ли иль нет?..a href="#c02comm265_c4">*
- Он печально потряс головой.
- «Выкупается кровью пролитая кровь, —
- То убийце скажи моему.
- Беззаконную небо карает любовь, —
- Ты сама будь свидетель тому».
- Он тяжелою шуйцей коснулся стола;
- Ей десницею руку пожал —
- И десница как острое пламя была,
- И по членам огонь пробежал.
- И печать роковая в столе вожжена:
- Отразилися пальцы на нем;
- На руке ж — но таинственно руку она
- Закрывала с тех пор полотном.
- Есть монахиня в древних Драйбургских стенах:
- И грустна и на свет не глядит;
- Есть в Мельрозской обители мрачный монах:
- И дичится людей и молчит.
- Сей монах молчаливый и мрачный — кто он?
- Та монахиня — кто же она?
- То убийца, суровый Смальгольмский барон;
- То его молодая жена.
Торжество победителей*
- Пал Приамов град священный;
- Грудой пепла стал Пергам;
- И, победой насыщенны,
- К острогрудым кораблям
- Собрались эллены — тризну
- В честь минувшего свершить
- И в желанную отчизну,
- К берегам Эллады плыть.
- Пойте, пойте гимн согласный:
- Корабли обращены
- От враждебной стороны
- К нашей Греции прекрасной.
- Брегом шла толпа густая
- Илионских дев и жен:
- Из отеческого края
- Их вели в далекий плен.
- И с победной песнью дикой
- Их сливался тихий стон
- По тебе, святой, великий,
- Невозвратный Илион.
- Вы, родные холмы, нивы,
- Нам вас боле не видать;
- Будем в рабстве увядать…
- О, сколь мертвые счастливы!
- И с предведеньем во взгляде
- Жертву сам Калхас заклал:
- Грады зиждущей Палладе
- И губящей (он воззвал),
- Буреносцу Посидону,
- Воздымателю валов,
- И носящему Горгону*
- Богу смертных и богов!
- Суд окончен; спор решился;
- Прекратилася борьба;
- Все исполнила Судьба:
- Град великий сокрушился.
- Царь народов, сын Атрея*
- Обозрел полков число:
- Вслед за ним на брег Сигея
- Много, много их пришло…
- И незапный мрак печали
- Отуманил царский взгляд:
- Благороднейшие пали…
- Мало с ним пойдет назад.
- Счастлив тот, кому сиянье
- Бытия сохранено,
- Тот, кому вкусить дано
- С милой родиной свиданье!
- И не всякий насладится
- Миром, в свой пришедши дом:
- Часто злобный ков таится
- За домашним алтарем;
- Часто Марсом пощаженный
- Погибает от друзей
- (Рек, Палладой вдохновенный,
- Хитроумный Одиссей).
- Счастлив тот, чей дом украшен
- Скромной верностью жены!
- Жены алчут новизны:
- Постоянный мир им страшен.
- И стоящий близ Елены
- Менелай тогда сказал:
- Плод губительный измены —
- Ею сам изменник пал;
- И погиб виной Парида*
- Отягченный Илион…
- Неизбежен суд Кронида*,
- Всё блюдет с Олимпа он.
- Злому злой конец бывает:
- Гибнет жертвой Эвменид,
- Кто безумно, как Парид,
- Право гостя оскверняет.
- Пусть веселый взор счастливых
- (Оилеев сын* сказал)
- Зрит в богах богов правдивых;
- Суд их часто слеп бывал:
- Скольких бодрых жизнь поблёкла!
- Скольких низких рок щадит!..
- Нет великого Патрокла;
- Жив презрительный Терсит.
- Смертный, царь Зевес Фортуне
- Своенравной предал нас:
- Уловляй же быстрый час,
- Не тревожа сердца втуне.
- Лучших бой похитил ярый!*
- Вечно памятен нам будь,
- Ты, мой брат, ты, под удары
- Подставлявший твердо грудь,
- Ты, который нас, пожаром
- Осажденных, защитил…
- Но коварнейшему* даром
- Щит и меч Ахиллов был.
- Мир тебе во тьме Эрева!
- Жизнь твою не враг отнял:
- Ты своею силой пал,
- Жертва гибельного гнева.
- О Ахилл! о мой родитель!
- (Возгласил Неоптолем*)
- Быстрый мира посетитель,
- Жребий лучший взял ты в нем.
- Жить в любви племен делами —
- Благо первое земли;
- Будем вечны именами
- И сокрытые в пыли!
- Слава дней твоих нетленна;
- В песнях будет цвесть она:
- Жизнь живущих неверна,
- Жизнь отживших неизменна!
- Смерть велит умолкнуть злобе
- (Диомед провозгласил):
- Слава Гектору во гробе!
- Он краса Пергама был;
- Он за край, где жили деды,
- Веледушно пролил кровь;
- Победившим — честь победы!
- Охранявшему — любовь!
- Кто, на суд явясь кровавый,
- Славно пал за отчий дом:
- Тот, почтённый и врагом,
- Будет жить в преданьях славы.
- Нестор, жизнью убеленный,
- Нацедил вина фиал
- И Гекубе сокрушенной
- Дружелюбно выпить дал.
- Пей страданий утоленье;
- Добрый Вакхов дар вино:
- И веселость и забвенье
- Проливает в нас оно.
- Пей, страдалица! печали
- Услаждаются вином:
- Боги жалостные в нем
- Подкрепленье сердцу дали.
- Вспомни матерь Ниобею:
- Что изведала она!
- Сколь ужасная над нею
- Казнь была совершена!
- Но и с нею, безотрадной,
- Добрый Вакх недаром был:
- Он струею виноградной
- Вмиг тоску в ней усыпил.
- Если грудь вином согрета
- И в устах вино кипит:
- Скорби наши быстро мчит
- Их смывающая Лета.
- И вперила взор Кассандра,
- Вняв шепнувшим ей богам,
- На пустынный брег Скамандра,
- На дымящийся Пергам.
- Все великое земное
- Разлетается, как дым:
- Ныне жребий выпал Трое,
- Завтра выпадет другим…
- Смертный, силе, нас гнетущей,
- Покоряйся и терпи;
- Спящий в гробе, мирно спи;
- Жизнью пользуйся, живущий.
Кубок*
- «Кто, рыцарь ли знатный иль латник простой,
- В ту бездну прыгнет с вышины?
- Бросаю мой кубок туда золотой:
- Кто сыщет во тьме глубины
- Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
- Тому он и будет наградой победной».
- Так царь возгласил, и с высокой скалы,
- Висевшей над бездной морской,
- В пучину бездонной, зияющей мглы
- Он бросил свой кубок златой.
- «Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
- Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»
- Но рыцарь и латник недвижно стоят;
- Молчанье — на вызов ответ;
- В молчанье на грозное море глядят;
- За кубком отважного нет.
- И в третий раз царь возгласил громогласно:
- «Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»
- И все безответны… вдруг паж молодой
- Смиренно и дерзко вперед;
- Он снял епанчу, и снял пояс он свой;
- Их молча на землю кладет…
- И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
- «Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?»
- И он подступает к наклону скалы
- И взор устремил в глубину…
- Из чрева пучиы бежали валы,
- Шумя и гремя, в вышину;
- И волны спирались и пена кипела:
- Как будто гроза, наступая, ревела.
- И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
- Как влага, мешаясь с огнем,
- Волна за волною; и к небу летит
- Дымящимся пена столбом;
- Пучина бунтует, пучина клокочет…
- Не море ль из моря извергнуться хочет?
- И вдруг, успокоясь, волненье легло;
- И грозно из пены седой
- Разинулось черною щелью жерло;
- И воды обратно толпой
- Помчались во глубь истощенного чрева;
- И глубь застонала от грома и рева.
- И он, упредя разъяренный прилив,
- Спасителя-бога призвал,
- И дрогнули зрители, все возопив, —
- Уж юноша в бездне пропал.
- И бездна таинственно зев свой закрыла:
- Его не спасет никакая уж сила.
- Над бездной утихло… в ней глухо шумит…
- И каждый, очей отвести
- Не смея от бездны, печально твердит:
- «Красавец отважный, прости!»
- Все тише и тише на дне ее воет…
- И сердце у всех ожиданием ноет.
- «Хоть брось ты туда свой венец золотой,
- Сказав: кто венец возвратит,
- Тот с ним и престол мой разделит со мной! —
- Меня твой престол не прельстит.
- Того, что скрывает та бездна немая,
- Ничья здесь душа не расскажет живая.
- Немало судов, закруженных волной,
- Глотала ее глубина:
- Все мелкой назад вылетали щепой
- С ее неприступного дна…»
- Но слышится снова в пучине глубокой
- Как будто роптанье грозы недалекой.
- И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
- Как влага, мешаясь с огнем,
- Волна за волною; и к небу летит
- Дымящимся пена столбом…
- И брызнул поток с оглушительным ревом,
- Извергнутый бездны зияющим зевом.
- Вдруг… что-то сквозь пену седой глубины
- Мелькнуло живой белизной…
- Мелькнула рука и плечо из волны…
- И борется, спорит с волной…
- И видят — весь берег потрясся от клича —
- Он левою правит, а в правой добыча.
- И долго дышал он, и тяжко дышал,
- И божий приветствовал свет…
- И каждый с весельем: «Он жив! — повторял. —
- Чудеснее подвига нет!
- Из томного гроба, из пропасти влажной
- Спас душу живую красавец отважный».
- Он на берег вышел; он встречен толпой;
- К царевым ногам он упал;
- И кубок у ног положил золотой;
- И дочери царь приказал:
- Дать юноше кубок с струей винограда;
- И в сладость была для него та награда.
- «Да здравствует царь! Кто живет на земле,
- Тот жизнью земной веселись!
- Но страшно в подземной таинственной мгле…
- И смертный пред богом смирись:
- И мыслью своей не желай дерзновенно
- Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.
- Стрелою стремглав полетел я туда…
- И вдруг мне навстречу поток;
- Из трещины камня лилася вода;
- И вихорь ужасный повлек
- Меня в глубину с непонятною силой…
- И страшно меня там кружило и било.
- Но богу молитву тогда я принес,
- И он мне спасителем был:
- Торчащий из мглы я увидел утес
- И крепко его обхватил;
- Висел там и кубок на ветви коралла:
- В бездонное влага его не умчала.
- И смутно все было внизу подо мной
- В пурпуровом сумраке там;
- Все спало для слуха в той бездне глухой;
- Но виделось страшно очам,
- Как двигались в ней безобразные груды,
- Морской глубины несказанные чуды.
- Я видел, как в черной пучине кипят,
- В громадный свиваяся клуб,
- И млат водяной, и уродливый скат,
- И ужас морей однозуб;
- И смертью грозил мне, зубами сверкая,
- Мокой ненасытный, гиена морская.
- И был я один с неизбежной судьбой,
- От взора людей далеко;
- Одни меж чудовищ с любящей душой,
- Во чреве земли, глубоко
- Под звуком живым человечьего слова,
- Меж страшных жильцов подземелья немова.
- И я содрогался… вдруг слышу: ползет
- Стоногое грозно из мглы,
- И хочет схватить, и разинулся рот…
- Я в ужасе прочь от скалы!..
- То было спасеньем: я схвачен приливом
- И выброшен вверх водомета порывом».
- Чудесен рассказ показался царю:
- «Мой кубок возьми золотой;
- Но с ним я и перстень тебе подарю,
- В котором алмаз дорогой,
- Когда ты на подвиг отважишься снова
- И тайны все дна перескажешь морскова».
- То слыша, царевна с волненьем в груди,
- Краснея, царю говорит:
- «Довольно, родитель, его пощади!
- Подобное кто совершит?
- И если уж должно быть опыту снова,
- То рыцаря вышли, не пажа младова».
- Но царь, не внимая, свой кубок златой
- В пучину швырнул с высоты:
- «И будешь здесь рыцарь любимейший мой,
- Когда с ним воротишься, ты;
- И дочь моя, ныне твоя предо мною
- Заступница, будет твоею женою».
- В нем жизнью небесной душа зажжена;
- Отважность сверкнула в очах;
- Он видит: краснеет, бледнеет она;
- Он видит: в ней жалость и страх…
- Тогда, неописанной радостью полный,
- На жизнь и погибель он кинулся в волны…
- Утихнула бездна… и снова шумит…
- И пеною снова полна…
- И с трепетом в бездну царевна глядит…
- И бьет за волною волна…
- Приходит, уходит волна быстротечно:
- А юноши нет и не будет уж вечно.
Поликратов перстень*
- На кровле он стоял высоко
- И на Самос богатый око
- С весельем гордым преклонял:
- «Сколь щедро взыскан я богами!
- Сколь счастлив я между царями!» —
- Царю Египта он сказал.
- «Тебе благоприятны боги;
- Они к твоим врагам лишь строги
- И всех их предали тебе;
- Но жив один, опасный мститель;
- Пока он дышит… победитель,
- Не доверяй своей судьбе».
- Еще не кончил он ответа,
- Как из союзного Милета
- Явился присланный гонец:
- «Победой ты украшен новой;
- Да обовьет опять лавровый
- Главу властителя венец;
- Твой враг постигнут строгой местью;
- Меня послал к вам с этой вестью
- Наш полководец Полидор».
- Рука гонца сосуд держала:
- В сосуде голова лежала;
- Врага узнал в ней царский взор.
- И гость воскликнул с содроганьем:
- «Страшись! Судьба очарованьем
- Тебя к погибели влечет.
- Неверные морские волны
- Обломков корабельных полны:
- Еще не в пристани твой флот».
- Еще слова его звучали…
- А клики брег уж оглашали,
- Народ на пристани кипел;
- И в пристань, царь морей крылатый,
- Дарами дальних стран богатый,
- Флот торжествующий влетел.
- И гость, увидя то, бледнеет.
- «Тебе Фортуна благодеет…
- Но ты не верь, здесь хитрый ков,
- Здесь тайная погибель скрыта:
- Разбойники морские Крита
- От здешних близко берегов».
- И только выронил он слово,
- Гонец вбегает с вестью новой:
- «Победа, царь! Судьбе хвала!
- Мы торжествуем над врагами:
- Флот критский истреблен богами;
- Его их буря пожрала».
- Испуган гость нежданной вестью…
- «Ты счастлив; но судьбины лестью
- Такое счастье мнится мне:
- Здесь вечны блага не бывали,
- И никогда нам без печали
- Не доставалися оне.
- И мне все в жизни улыбалось;
- Неизменяемо, казалось,
- Я силой вышней был храним;
- Все блага прчил я для сына…
- Его, его взяла судьбина;
- Я долг мой сыном заплатил.
- Чтоб верной избежать напасти,
- Моли невидимые власти
- Подлить печали в твой фиал.
- Судьба и в милостях мздоимец:
- Какой, какой ее любимец
- Свой век не бедственно кончал?
- Когда ж в несчастье рок откажет,
- Исполни то, что друг твой скажет:
- Ты призови несчастье сам.
- Твои сокровища несметны:
- Из них скорей, как дар заветный,
- Отдай любимое богам».
- Он гостю внемлет с содроганьем:
- «Моим избранным достояньем
- Доныне этот перстень был;
- Но я готов властям незримым
- Добром пожертвовать любимым…»
- И перстень в море он пустил.
- Наутро, только луч денницы
- Озолотил верхи столицы,
- К царю является рыбарь:
- «Я рыбу, пойманную мною,
- Чудовище величиною,
- Тебе принес в подарок, царь!»
- Царь изъявил благоволенье…
- Вдруг царский повар в исступленье
- С нежданной вестию бежит:
- «Найден твой перстень драгоценный,
- Огромной рыбой поглощенный,
- Он в ней ножом моим открыт».
- Тут гость, как пораженный громом,
- Сказал: «Беда над этим домом!
- Нельзя мне другом быть твоим;
- На смерть ты обречен судьбою:
- Бегу, чтоб здесь не пасть с тобою…»
- Сказал и разлучился с ним.
Жалоба Цереры*
- Снова гений жизни веет;
- Возвратилася весна;
- Холм на солнце зеленеет;
- Лед разрушила волна;
- Распустившийся дымится
- Благовониями лес,
- И безоблачен глядится
- В воды зеркальны Зевес;
- Все цветет — лишь мой единый
- Не взойдет прекрасный цвет:
- Прозерпины, Прозерпины
- На земле моей уж нет.
- Я везде ее искала,
- В дневном свете и в ночи;
- Все за ней я посылала
- Аполлоновы лучи;
- Но ее под сводом неба
- Не нашел всезрящий бог;
- А подземной тьмы Эреба
- Луч его пронзить не мог:
- Те брега недостижимы,
- И богам их страшен вид…
- Там она! неумолимый
- Ею властвует Аид.
- Кто ж мое во мрак Плутона
- Слово к ней перенесет?
- Вечно ходит челн Харона,
- Но лишь тени он берет.
- Жизнь подземного страшится;
- Недоступен ад и тих;
- И с тех пор, как он стремится,
- Стикс не видывал живых;
- Тьма дорог туда низводит;
- Ни одной оттуда нет;
- И отшедший не приходит
- Никогда опять на свет.
- Сколь завидна мне, печальной,
- Участь смертных матерей!
- Легкий пламень погребальный
- Возвращает им детей;
- А для нас, богов нетленных,
- Что усладою утрат?
- Нас, безрадостно-блаженных,
- Парки строгие щадят…
- Парки, парки, поспешите
- С неба в ад меня послать;
- Прав богини не щадите:
- Вы обрадуете мать.
- В тот предел — где, утешенью
- И веселию чужда,
- Дочь живет — свободной тенью
- Полетела б я тогда;
- Близ супруга, на престоле
- Мне предстала бы она,
- Грустной думою о воле
- И о матери полна;
- И ко мне бы взор склонился,
- И меня узнал бы он,
- И над нами б прослезился
- Сам безжалостный Плутон.
- Тщетный призрак! стон напрасный!
- Все одним путем небес
- Ходит Гелиос прекрасный;
- Все навек решил Зевес;
- Жизнью горнею доволен,
- Ненавидя адску ночь,
- Он и сам отдать неволен
- Мне утраченную дочь.
- Там ей быть, доколь Аида
- Не осветит Аполлон
- Или радугой Ирида
- Не сойдет на Ахерон!
- Нет ли ж мне чего от милой,
- В сладкопамятный завет:
- Что осталось все, как было,
- Что для нас разлуки нет?
- Нет ли тайных уз, чтоб ими
- Снова сблизить мать и дочь,
- Мертвых с милыми живыми,
- С светлым днем подземну ночь?..
- Так, не все следы пропали!
- К ней дойдет мой нежный клик:
- Нам святые боги дали
- Усладительный язык.
- В те часы, как хлад Борея
- Губит нежных чад весны,
- Листья падают, желтея,
- И леса обнажены:
- Из руки Вертумна щедрой
- Семя жизни взять спешу,
- И, его в земное недро
- Бросив, Стиксу приношу;
- Сердцу дочери вверяю
- Тайный дар моей руки
- И, скорбя, в нем посылаю
- Весть любви, залог тоски.
- Но когда с небес слетает
- Вслед за бурями весна:
- В мертвом снова жизнь играет,
- Солнце греет семена;
- И, умершие для взора,
- Вняв они весны привет
- Из подземного затвора
- Рвутся радостно на свет:
- Лист выходит в область неба,
- Корень ищет тьмы ночной;
- Лист живет лучами Феба,
- Корень Стиксовой струей.
- Ими таинственно слита
- Область тьмы с страною дня,
- И приходят от Коцита
- С ними вести для меня;
- И ко мне в живом дыханье
- Молодых цветов весны
- Подымается признанье,
- Глас родной из глубины;
- Он разлуку услаждает,
- Он душе моей твердит:
- Что любовь не умирает
- И в отшедших за Коцит.
- О! приветствую вас, чада
- Расцветающих полей;
- Вы тоски моей услада,
- Образ дочери моей;
- Вас налью благоуханьем,
- Напою живой росой,
- И с Аврориным сияньем
- Поравняю красотой;
- Пусть весной природы младость,
- Пусть осенний мрак полей
- И мою вещают радость
- И печаль души моей.
Доника*
- Есть озеро перед скалой огромной;
- На той скале давно стоял
- Высокий замок и громадой темной
- Прибрежны воды омрачал.
- На озере ладья не попадалась;
- Рыбак страшился удить в нем;
- И ласточка, летя над ним, боялась
- К нему дотронуться крылом.
- Хотя б стада от жажды умирали,
- Хотя б палил их летний зной:
- От берегов его они бежали
- Смятенно-робкою толпой.
- Случалося, что ветер и осокой
- У озера не шевелил:
- А волны в нем вздымалися высоко,
- И в них ужасный шепот был.
- Случалося, что, бурею разима,
- Дрожала твердая скала:
- А мертвых вод поверхность недвижима
- Была спокойнее стекла.
- И каждый раз — в то время, как могилой
- Кто в замке угрожаем был, —
- Пророчески, гармонией унылой
- Из бездны голос исходил.
- И в замке том, могуществом великий,
- Жил Ромуальд; имел он дочь;
- Пленялось все красой его Доники:
- Лицо — как день, глаза — как ночь.
- И рыцарей толпа пред ней теснилась:
- Все душу приносили в дар;
- Одним из них красавица пленилась:
- Счастливец этот был Эврар.
- И рад отец; и скоро уж наступит
- Желанный, сладкий час, когда
- Во храме их священник совокупит
- Святым союзом навсегда.
- Был вечер тих, и небеса алели;
- С невестой шел рука с рукой
- Жених; они на озеро глядели
- И услаждались тишиной.
- Ни трепета в листах дерев, ни знака
- Малейшей зыби на водах…
- Лишь лаяньем Доникина собака
- Пугала пташек на кустах.
- Любовь в груди невесты пламенела
- И в темных таяла очах;
- На жениха с тоской она глядела:
- Ей в душу вкрадывался страх.
- Все было вкруг какой-то полно тайной;
- Безмолвно гас лазурный свод;
- Какой-то сон лежал необычайный
- Над тихою равниной вод.
- Вдруг бездна их унылый и глубокий
- И тихий голос издала:
- Гармония в дали небес высокой
- Отозвалась и умерла…
- При звуке сем Доника побледнела
- И стала сумрачно-тиха;
- И вдруг… она трепещет, охладела
- И пала в руки жениха.
- Оцепенев, в безумстве исступленья,
- Отчаянный он поднял крик…
- В Донике нет ни чувства, ни движенья:
- Сомкнуты очи, мертвый лик.
- Он рвется… плачет… вдруг пошевелились
- Ее уста… потрясена
- Дыханьем легким грудь… глаза открылись…
- И встала медленно она.
- И мутными глядит кругом очами,
- И к другу на руку легла,
- И, слабая, неверными шагами
- Обратно в замок с ним пошла.
- И были с той поры ее ланиты
- Не свежей розы красотой,
- Но бледностью могильною покрыты;
- Уста пугали синевой.
- В ее глазах, столь сладостно сиявших,
- Какой-то острый луч сверкал,
- И с бледностью ланит, глубоко впавших,
- Он что-то страшное сливал.
- Ласкаться к ней собака уж не смела;
- Ее прикликать не могли;
- На госпожу, дичась, она глядела
- И выла жалобно вдали.
- Но нежная любовь не изменила:
- С глубокой нежностью Эврар
- Скорбел об ней, и тайной скорби сила
- Любви усиливала жар.
- И милая, деля его страданья,
- К его склонилася мольбам:
- Назначен день для бракосочетанья;
- Жених повел невесту в храм.
- Но лишь туда вошли они, чтоб верный
- Пред алтарем обет изречь:
- Иконы все померкли вдруг, и серный
- Дым побежал от брачных свеч.
- И вот жених горячею рукою
- Невесту за руку берет…
- Но ужас овладел его душою:
- Рука та холодна, как лед.
- И вдруг он вскрикнул… окружен лучами,
- Пред ним бесплотный дух стоял
- С ее лицом, улыбкою, очами…
- И в нем Донику он узнал.
- Сама ж она с ним не стояла рядом:
- Он бледный труп один узрел…
- А мрачный бес, в нее вселенный адом,
- Ужасно взвыл и улетел.
Суд божий над епископом*
- Были и лето и осень дождливы;
- Были потоплены пажити, нивы;
- Хлеб на полях не созрел и пропал;
- Сделался голод; народ умирал.
- Но у епископа милостью неба
- Полны амбары огромные хлеба;
- Жито сберег прошлогоднее он:
- Был осторожен епископ Гаттон.
- Рвутся толпой и голодный и нищий
- В двери епископа, требуя пищи;
- Скуп и жесток был епископ Гаттон:
- Общей бедою не тронулся он.
- Слушать их вопли ему надоело;
- Вот он решился на страшное дело:
- Бедных из ближних и дальних сторон,
- Слышно, скликает епископ Гаттон.
- «Дожили мы до нежданного чуда:
- Вынул епископ добро из-под спуда;
- Бедных к себе на пирушку зовет», —
- Так говорил изумленный народ.
- К сроку собралися званые гости,
- Бледные, чахлые, кожа да кости;
- Старый, огромный сарай отворён:
- В нем угостит их епископ Гаттон.
- Вот уж столпились под кровлей сарая
- Все пришлецы из окружного края…
- Как же их принял епископ Гаттон?
- Был им сарай и с гостями сожжен.
- Глядя епископ на пепел пожарный
- Думает: «Будут мне все благодарны;
- Разом избавил я шуткой моей
- Край наш голодный от жадных мышей».
- В замок епископ к себе возвратился,
- Ужинать сел, пировал, веселился,
- Спал, как невинный, и снов не видал…
- Правда! но боле с тех пор он не спал.
- Утром он входит в покой, где висели
- Предков портреты, и видит, что съели
- Мыши его живописный портрет,
- Так, что холстины и признака нет.
- Он обомлел; он от страха чуть дышит…
- Вдруг он чудесную ведомость слышит:
- «Наша округа мышами полна,
- В житницах съеден весь хлеб до зерна».
- Вот и другое в ушах загремело:
- «Бог на тебя за вчерашнее дело!
- Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
- Мыши со всех осаждают сторон».
- Ход был до Рейна от замка подземный;
- В страхе епископ дорогою темной
- К берегу выйти из замка спешит:
- «В Реинской башне спасусь» (говорит).
- Башня из реинских вод подымалась;
- Издали острым утесом казалась,
- Грозно из пены торчащим, она;
- Стены кругом ограждала волна.
- В легкую лодку епископ садится;
- К башне причалил, дверь запер и мчится
- Вверх по гранитным крутым ступеням;
- В страхе один затворился он там.
- Стены из стали казалися слиты,
- Были решетками окна забиты,
- Ставни чугунные, каменный свод,
- Дверью железною запертый вход.
- Узник не знает, куда приютиться;
- На пол, зажмурив глаза, он ложится…
- Вдруг он испуган стенаньем глухим:
- Вспыхнули ярко два глаза над ним.
- Смотрит он… кошка сидит и мяучит;
- Голос тот грешника давит и мучит;
- Мечется кошка; невесело ей:
- Чует она приближенье мышей.
- Пал на колени епископ и криком
- Бога зовет в исступлении диком.
- Воет преступник… а мыши плывут…
- Ближе и ближе… доплыли… ползут.
- Вот уж ему в расстоянии близком
- Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
- Слышно, как стену их лапки скребут;
- Слышно, как камень их зубы грызут.
- Вдруг ворвались неизбежные звери;
- Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
- Спереди, сзади, с боков, с высоты…
- Что тут, епископ, почувствовал ты?
- Зубы об камни они навострили,
- Грешнику в кости их жадно впустили,
- Весь по суставам раздернут был он…
- Так был наказан епископ Гаттон.
Алонзо*
- Из далекой Палестины
- Возвратясь, певец Алонзо
- К замку Бальби приближался,
- Полон песней вдохновенных:
- Там красавица младая,
- Струны звонкие подслушав,
- Обомлеет, затрепещет
- И с альтана* взор наклонит.
- Он приходит в замок Бальби,
- И под окнами поет он
- Все, что сердце молодое
- Втайне выдумать умело.
- И цветы с высоких окон,
- Видит он, к нему склонились;
- Но царицы сладких песней
- Меж цветами он не видит.
- И ему тогда прохожий
- Прошептал с лицом печальным:
- «Не тревожь покоя мертвых;
- Спит во гробе Изолина».
- И на то певец Алонзо
- Не ответствовал ни слова:
- Но глаза его потухли,
- И не бьется боле сердце.
- Как незапным дуновеньем
- Ветерок лампаду гасит,
- Так угас в одно мгновенье
- Молодой певец от слова.
- Но в старинной церкви замка,
- Где пылали ярко свечи,
- Где во гробе Изолина
- Под душистыми цветами
- Бледноликая лежала,
- Всех проник незапный трепет:
- Оживленная, из гроба
- Изолина поднялася…
- От бесчувствия могилы
- Возвратясь незапно к жизни,
- В гробовой она одежде,
- Как в уборе брачном, встала;
- И, не зная, что с ней было,
- Как объятая виденьем,
- Изумленная спросила:
- «Не пропел ли здесь Алонзо?..»
- Так, пропл он, твой Алонзо!
- Но ему не петь уж боле:
- Пробудив тебя из гроба,
- Сам заснул он, и навеки.
- Там, в стране преображенных,
- Ищет он свою земную,
- До него с земли на небо
- Улетевшую подругу…
- Небеса кругом сияют,
- Безмятежны и прекрасны…
- И, надеждой обольщенный,
- Их блаженства пролетая,
- Кличет там он: «Изолина!»
- И спокойно раздается:
- «Изолина! Изолина!» —
- Там в блаженствах безответных.
Ленора*
- Леноре снился страшный сон,
- Проснулася в испуге.
- «Где милый? Что с ним? Жив ли он?
- И верен ли подруге?»
- Пошел в чужую он страну
- За Фридериком на войну;
- Никто об нем не слышит;
- А сам он к ней не пишет.
- С императрицею король
- За что-то раздружились,
- И кровь лилась, лилась… доколь
- Они не помирились.
- И оба войска, кончив бой,
- С музыкой, песнями, пальбой,
- С торжественностью ратной
- Пустились в путь обратный.
- Идут! идут! за строем строй;
- Пылят, гремят, сверкают;
- Родные, ближние толпой
- Встречать их выбегают;
- Там обнял друга нежный друг,
- Там сын отца, жену супруг;
- Всем радость… а Леноре
- Отчаянное горе.
- Она обходит ратный строй
- И друга вызывает;
- Но вести нет ей никакой:
- Никто об нем не знает.
- Когда же мимо рать прошла —
- Она свет божий прокляла,
- И громко зарыдала,
- И на землю упала.
- К Леноре мать бежит с тоской:
- «Что так тебя волнует?
- Что сделалось, дитя, с тобой?» —
- И дочь свою целует.
- «О друг мой, друг мой, все прошло!
- Мне жизнь не жизнь, а скорбь и зло;
- Сам бог врагом Леноре…
- О горе мне! о горе!»
- «Прости ее, небесный царь!
- Родная, помолися;
- Он благ, его руки мы тварь:
- Пред ним душой смирися». —
- «О друг мой, друг мой, все как сон…
- Немилостив со мною он;
- Пред ним мой крик был тщетен…
- Он глух и безответен».
- «Дитя, от жалоб удержись;
- Смири души тревогу;
- Пречистых тайн причастись,
- Пожертвуй сердцем богу». —
- «О друг мой, что во мне кипит,
- Того и бог не усмирит:
- Ни тайнами, ни жертвой
- Не оживится мертвый».
- «Но что, когда он сам забыл
- Любви святое слово,
- И прежней клятве изменил,
- И связан клятвой новой?
- И ты, и ты об нем забудь;
- Не рви тоской напрасной грудь;
- Не стоит слез предатель;
- Ему судья создатель».
- «О друг мой, друг мой, все прошло;
- Пропавшее пропало;
- Жизнь безотрадную назло
- Мне провиденье дало…
- Угасни ты, противный свет!
- Погибни, жизнь, где друга нет!
- Сам бог врагом Леноре…
- О горе мне! о горе!»
- «Небесный царь, да ей простит
- Твое долготерпенье!
- Она не знает, что творит:
- Ее душа в забвенье.
- Дитя, земную скорбь забудь:
- Ведет ко благу божий путь;
- Смиренным рай награда.
- Страшись мучений ада».
- «О друг мой, что небесный рай?
- Что адское мученье?
- С ним вместе — все небесный рай;
- С ним розно — все мученье;
- Угасни ты, противный свет!
- Погибни, жизнь, где друга нет!
- С ним розно умерла я
- И здесь и там для рая».
- Так дерзко, полная тоской,
- Душа в ней бунтовала…
- Творца на суд она с собой
- Безумно вызывала,
- Терзалась, волосы рвала
- До той поры, как ночь пришла
- И темный свод над нами
- Усыпался звездами.
- И вот… как будто легкий скок
- Коня в тиши раздался:
- Несется по полю ездок;
- Гремя, к крыльцу примчался;
- Гремя, взбежал он на крыльцо;
- И двери брякнуло кольцо…
- В ней жилки задрожали…
- Сквозь дверь ей прошептали:
- «Скорей! сойди ко мне, мой свет!
- Ты ждешь ли друга, спишь ли?
- Меня забыла ты иль нет?
- Смеешься ли, грустишь ли?» —
- «Ах! милый… бог тебя принес!
- А я… от горьких, горьких слез
- И свет в очах затмился…
- Ты как здесь очутился?»
- «Седлаем в полночь мы коней…
- Я еду издалёка.
- Не медли, друг; сойди скорей;
- Путь долог, мало срока». —
- «На что спешить, мой милый, нам?
- И ветер воет по кустам,
- И тьма ночная в поле;
- Побудь со мной на воле».
- «Что нужды нам до тьмы ночной!
- В кустах пусть ветер воет.
- Часы бегут; конь борзый мой
- Копытом землю роет;
- Нельзя нам ждать; сойди, дружок;
- Нам долгий путь, нам малый срок;
- Не в пору сон и нега:
- Сто миль нам до ночлега».
- «Но как же конь твой пролетит
- Сто миль до утра, милый?
- Ты слышишь, колокол гудит:
- Одиннадцать пробило». —
- «Но месяц встал, он светит нам…
- Гладка дорога мертвецам;
- Мы скачем, не боимся;
- До света мы домчимся».
- «Но где же, где твой уголок?
- Где наш приют укромный?» —
- «Далеко он… пять-шесть досток…
- Прохладный, тихий, темный». —
- «Есть место мне?» — «Обоим нам.
- Поедем! все готово там;
- Ждут гости в нашей келье;
- Пора на новоселье!»
- Она подумала, сошла,
- И на коня вспрыгнула,
- И друга нежно обняла,
- И вся к нему прильнула.
- Помчались… конь бежит, летит.
- Под ним земля шумит, дрожит,
- С дороги вихри вьются,
- От камней искры льются.
- И мимо их холмы, кусты,
- Поля, леса летели;
- Под конским топотом мосты
- Тряслися и гремели.
- «Не страшно ль?» — «Месяц светит нам!» —
- «Гладка дорога мертвецам!
- Да что же так дрожишь ты?» —
- «Зачем о них твердишь ты?»
- «Но кто там стонет? Что за звон?
- Что ворона взбудило?
- По мертвом звон; надгробный стон;
- Голосят над могилой».
- И виден ход: идут, поют,
- На дрогах тяжкий гроб везут,
- И голос погребальный,
- Как вой совы печальный.
- «Заройте гроб в полночный час:
- Слезам теперь не место;
- За мной! к себе на свадьбу вас
- Зову с моей невестой.
- За мной, певцы; за мной, пастор;
- Пропой нам многолетье, хор;
- Нам дай на обрученье,
- Пастор, благословенье».
- И звон утих… и гроб пропал…
- Столпился хор проворно
- И по дороге побежал
- За ними тенью черной.
- И дале, дале!.. конь летит,
- Под ним земля шумит, дрожит,
- С дороги вихри вьются,
- От камней искры льются.
- И сзади, спереди, с боков
- Окрестность вся летела:
- Поля, холмы, ряды кустов,
- Заборы, домы, села.
- «Не страшно ль?» — «Месяц светит нам». —
- «Гладка дорога мертвецам!
- Да что же так дрожишь ты?» —
- «О мертвых все твердишь ты!»
- Вот у дороги, над столбом,
- Где висельник чернеет,
- Воздушных рой, свиясь кольцом,
- Кружится, пляшет, веет.
- «Ко мне, за мной, вы, плясуны!
- Вы все на пир приглашены!
- Скачу, лечу жениться…
- Ко мне! Повеселиться!»
- И лётом, лётом легкий рой
- Пустился вслед за ними,
- Шумя, как ветер полевой
- Меж листьями сухими.
- И дале, дале!.. конь летит,
- Под ним земля шумит, дрожит,
- дороги вихри вьются,
- От камней искры льются.
- Вдали, вблизи, со всех сторон
- Все мимо их бежало;
- И все, как тень, и все, как сон,
- Мгновенно пропадало.
- «Не страшно ль?» — «Месяц светит нам». —
- «Гладка дорога мертвецам!
- Да что же так дрожишь ты?» —
- «Зачем о них твердишь ты?»
- «Мой конь, мой конь, песок бежит;
- Я чую, ночь свежее;
- Мой конь, мой конь, петух кричит;
- Мой конь, несись быстрее…
- Окончен путь; исполнен срок;
- Наш близко, близко уголок;
- В минуту мы у места…
- Приехали, невеста!»
- К воротам конь во весь опор
- Примчавшись, стал и топнул;
- Ездок бичом стегнул затвор —
- Затвор со стуком лопнул;
- Они кладбище видят там…
- Конь быстро мчится по гробам;
- Лучи луны сияют,
- Кругом кресты мелькают.
- И что ж, Ленора, что потом?
- О страх!.. в одно мгновенье
- Кусок одежды за куском
- Слетел с него, как тленье;
- И нет уж кожи на костях;
- Безглазый череп на плечах;
- Нет каски, нет колета;
- Она в руках скелета.
- Конь прянул… пламя из ноздрей
- Волною побежало;
- И вдруг… все пылью перед ней
- Расшиблось и пропало.
- И вой и стон на вышине;
- И крик в подземной глубине,
- Лежит Ленора в страхе
- Полмертвая на прахе.
- И в блеске месячных лучей,
- Рука с рукой, летает,
- Виясь над ней, толпа теней
- И так ей припевает:
- «Терпи, терпи, хоть ноет грудь;
- Творцу в бедах покорна будь;
- Твой труп сойди в могилу!
- А душу бог помилуй!»
Покаяние*
- Был папа готов литургию свершать,
- Сияя в святом облаченье,
- С могуществом, данным ему, отпускать
- Всем грешникам их прегрешенья.
- И папа обряд очищенья свершал;
- Во прахе народ простирался;
- И кто с покаянием прах лобызал,
- От всех тот грехов очищался.
- Органа торжественный гром восходил
- Горе во святом фимиаме.
- И страх соприсутствия божия был
- Разлит благодатно во храме.
- Святейшее слово он хочет сказать —
- Устам не покорствуют звуки;
- Сосуд живоносный он хочет поднять —
- Дрожащие падают руки.
- «Есть грешник великий во храме святом!
- И бремя на нем святотатства!
- Нет части ему в разрешенье моем:
- Он здесь не от нашего братства.
- Нет слова, чтоб мир водворило оно
- В душе, погубленной отныне;
- И он обретет осужденье одно
- В чистейшей небесной святыне.
- Беги ж, осужденный; отвергнись от нас;
- Не жди моего заклинанья;
- Беги: да свершу невозбранно в сей час
- Великий обряд покаянья».
- С толпой на коленях стоял пилигрим,
- В простую одет власяницу;
- Впервые узрел он сияющий Рим,
- Великую веры столицу.
- Молчанье храня, он пришел из своей
- Далекой отчизны как нищий;
- И целые сорок он дней и ночей
- Почти не касался до пищи;
- И в храме, в святой покаяния час,
- Усердней никто не молился…
- Но грянул над ним заклинательный глас —
- Он бледен поднялся и скрылся.
- Спешит запрещенный покинуть он Рим;
- Преследуем словом ужасным,
- К шотландским идет он горам голубым,
- К озерам отечества ясным.
- Когда ж возвратился в отечество он,
- В старинную дедов обитель:
- Вассалы к нему собрались на поклон
- И ждали, что скажет властитель.
- Но прежний властитель, дотоле вождем
- Их бывший ко славе победной,
- Их принял с унылым, суровым лицом,
- С потухшими взорами, бледный.
- Сложил он с вассалов подданства обет
- И с ними безмолвно простился;
- Покинул он замок, покинул он свет
- И в келью отшельником скрылся.
- Себя он обрек на молчанье и труд;
- Без сна проводил он все ночи;
- Как бледный убийца, ведомый на суд,
- Бродил он, потупивши очи.
- Не знал он покрова ни в холод, ни в дождь;
- В раздранной ходил власянице;
- И в келье, бывалый властитель и вождь,
- Гнездился, как мертвый в гробнице.
- В святой монастырь богоматери дал
- Он часть своего достоянья:
- Чтоб там о погибших собор совершал
- Вседневно обряд поминанья.
- Когда ж поминанье собор совершал,
- Моляся в усердии теплом,
- Он в храм не входил; перед дверью лежал
- Он в прахе, осыпанный пеплом.
- Окрест сторона та прекрасна была:
- Река, наравне с берегами,
- По зелени яркой лазурно текла
- И зелень поила струями;
- Живые дороги вились по полям;
- Меж нивами села блистали;
- Пестрели стада; отвечая рогам,
- Долины и холмы звучали;
- Святой монастырь на пригорке стоял
- За темною кленов оградой:
- Меж ними — в то время, как вечер сиял, —
- Багряной горел он громадой.
- Но грешным очам неприметна краса
- Веселой окрестной природы;
- Без блеска для мертвой души небеса,
- Без голоса рощи и воды.
- Есть место — туда, как могильная тень,
- Одною дорогой он ходит;
- Там часто, задумчив, сидит он весь день,
- Там часто и ночи проводит.
- В лесном захолустье, где сонный ворчит
- Источник, влачася лениво,
- На дикой поляне часовня стоит
- В обломках, заглохших крапивой;
- И черны обломки: пожар там прошел;
- Золою, стопившейся в камень,
- И падшею кровлей задавленный пол,
- Решетки, стерпевшие пламень,
- И полосы дыма на голых стенах
- И древний алтарь без святыни,
- Все сердцу твердит, пробуждая в нем страх,
- О тайне сей мрачной пустыни.
- Ужасное дело свершилося там:
- В часовне пустынного места,
- В час ночи, обет принося небесам,
- Стояли жених и невеста.
- К красавице бурною страстью пылал
- Округи могучий властитель;
- Но нравился боле ей скромный вассал,
- Чем гордый его повелитель.
- Соперника ревность была им страшна:
- И втайне их брак совершился.
- Уж клятва любви небесам предана,
- И пастырь над ними молился…
- Вдруг топот и клики и пламя кругом!
- Их тайна открыта; в кипенье
- Обиды, любви, обезумлен вином,
- Дерзнул он на страшное мщенье:
- Захлопнуты двери; часовня горит;
- Стенаньям смеется губитель;
- Все пышет, валится, трещит и гремит,
- И в пепле святыни обитель.
- Был вечер прекрасен, и тих, и душист;
- На горных вершинах сияло;
- Свод неба глубокий был темен и чист;
- Торжественно все утихало.
- В обители иноков слышался звон:
- Там было вечернее бденье;
- И иноки пели хвалебный канон,
- И было их сладостно пенье.
- По-прежнему грустен, по-прежнему дик
- (Уж годы прошли в покаянье),
- На место, где сердце он мучить привык,
- Он шел, подруженный в молчанье.
- Но вечер невольно беседовал с ним
- Своей миротворной красою,
- И тихой земли усыпленьем святым,
- И звездных небес тишиною.
- И воздух его обнимал теплотой,
- И пил аромат он целебный,
- И в слух долетал издалека порой
- Отшельников голос хвалебный.
- Но вдруг содрогнулся — как будто о чем
- Ужасном он вспомнил, — глубоко
- Вздохнул, стал бледней, и обычным путем
- Пошел, как мертвец, одиноко.
- Главу опустя, безнадежно уныл,
- Отчаянно стиснувши руки,
- Приходит туда он, куда приходил
- Уж годы вседневно для муки.
- И видит… у входа часовни сидит
- Чернец в размышленье глубоком,
- Он чуден лицом; на него он глядит
- Пронзающим внутренность оком.
- И тихо сказал наконец он: «Христос
- Тебя сохрани и помилуй!»
- И грешнику душу привет сей потрёс,
- Как луч воскресенья могилу.
- «Ответствуй мне, кто ты? (чернец вопросил)
- Свою мне поведай судьбину;
- По виду ты странник; быть может, ходил,
- Свершая обет, в Палестину?
- Или ко гробам чудотворцев святых
- Свое приносил поклоненье?
- С собою мощей не принес ли каких,
- Дарующих грешным спасенье?»
- «Мощей не принес я; к гробам не ходил,
- Спасающим нас благодатью;
- Не зрел Палестины… Но в Риме я был
- И предан навеки, проклятью».
- «Проклятия вечного нет для живых:
- Есть верный за падших заступник.
- Приди, исповедайся в тайных своих
- Грехах предо мною, преступник».
- «Что сделать не властен святейший отец,
- Владыка и божий наместник,
- Тебе ли то сделать? И кто ты, чернец?
- Кем послан ты, милости вестник?»
- «Я здесь издалека: был в той стороне,
- Где ведома участь земного;
- Здесь память загладить позволено мне
- Ужасного дела ночного».
- При слове сем грешник на землю упал…
- Все члены его трепетали…
- Он исповедь начал… но что он сказал,
- Того на земле не узнали.
- Лишь месяц их тайным свидетелем был,
- Смотря сквозь древесные сени;
- И, мнилось, в то время, когда он светил,
- Две легкие веяли тени;
- Двумя облачками казались оне;
- Всё выше, всё выше взлетали;
- И всё неразлучны; и вдруг в вышине
- С лазурью слились и пропали.
- И он на земле не встречался с тех пор.
- Одно сохранилось в преданье:
- С обычным обрядом священный собор
- Во храме свершал поминанье;
- И пеньем торжественным полон был храм,
- И тихо дымились кадилы,
- И вместе с земными невидимо там
- Служили небесные силы.
- И в храм он вошел, к алтарю приступил,
- Пречистых даров причастился,
- На небо сияющий взор устремил,
- Сжал набожно руки… и скрылся.
Королева Урака и пять мучеников*
- Пять чернецов в далекий путь идут;
- Но им назад уже не возвратиться;
- В отечестве им боле не молиться:
- Они конец меж нехристей найдут.
- И с набожной Уракой королевой,
- Собравшись в путь, прощаются они:
- «Ты нас в своих молитвах помяни,
- А над тобой Христос с пречистой девой!
- Послушай, три пророчества тебе
- Мы, отходя, на память оставляем;
- То суд небесный, он неизменяем;
- Смирись, своей покорствуя судьбе.
- В Марокке мы за веру нашей кровью
- Омоем землю, там в последний час
- Прославим мы того, кто сам за нас
- Мучение приял с такой любовью.
- В Коимбру наши грешные тела
- Перенесут: на то святая воля,
- Дабы смиренных мучеников доля
- Для христиан спасением была.
- И тот, кто первый наши гробы встретит
- Из вас двоих, король иль ты, умрет
- В ту ночь: наутро новый день взойдет,
- Его ж очей он боле не осветит.
- Прости же, королева, бог с тобой!
- Вседневно за тебя молиться станем,
- Пока мы живы; и тебя помянем
- В ту ночь, когда конец настанет твой».
- Пять чернецов, один после другова
- Благословив ее, в свой путь пошли
- И в Африку смиренно понесли
- Небесный дар учения Христова.
- «Король Альфонзо*, знает ли что свет
- О чернецах? Какая их судьбина?
- Приял ли ум царя Мирамолина
- Ученье их? Или уже их нет?»
- «Свершилося великое их дело:
- В небесную они вступили дверь;
- Пред господом стоят они теперь
- В венце, в одежде мучеников белой.
- А их тела, под зноем, под дождем,
- Лежат в пыли, истерзаны мученьем;
- И верные почтить их погребеньем
- Не смеют, трепеща перед царем».
- «Король Альфонзо, из земли далекой
- Какая нам о мучениках весть?
- Оказана ль им погребенья честь?
- Смягчился ли Мирамолин жестокий?»
- «Свирепый мавр хотел, чтоб их тела
- Без погребенья честного истлели,
- Чтоб расклевал их вран иль псы их съели,
- Чтоб их костей земля не приняла.
- Но божии там молнии пылали;
- Но божий гром всечасно падал там;
- К почиющим в нетлении телам
- Ни пес, ни вран коснуться не дерзали.
- Мирамолин, сим чудом поражен,
- Подумал: нам такие страшны гости.
- И Педро, брат мой, взял святые кости;
- Уж на пути в Коимбре с ними он».
- Все алтари коимбрские цветами
- И тканями богатыми блестят;
- Все улицы коимбрские кипят
- Шумящими, веселыми толпами.
- Звонят в колокола, кадят, поют;
- Священники и рыцари в собранье;
- Готово все начать торжествовавье,
- Лишь короля и королеву ждут.
- «Пойдем, жена моя Урака, время!
- Нас ждут; собрался весь духовный чин».—
- «Поди, король Альфонзо, ты один,
- Я чувствую болезни тяжкой бремя».
- «Но мощи мучеников исцелят
- Твою болезнь в единое мгновенье:
- За прежнее твое благоволенье
- Они теперь тебя вознаградят.
- Пойдем же им во сретение с ходом;
- Не замедляй процессии святой;
- То будет грех и стыд для нас с тобой,
- Когда мощей не встретим мы с народом».
- На белого коня тогда она
- Садится; с ней король; они за ходом
- Тихонько едут; все кипит народом;
- Дорога вся как цепь людей одна.
- «Король Альфонзо, назади со мною
- Не оставайся ты; спеши вперед,
- Чтоб первому, предупредя народ,
- Почтить святых угодников мольбою.
- Меня всех сил лишает мой недуг,
- И нужен мне хоть миг отдохновенья;
- Последую тебе без замедленья…
- Спеши ж вперед со свитою, мой друг».
- Немедленно король коню дал шпоры
- И поскакал со свитою вперед;
- Уж назади остался весь народ,
- Уж вдалеке их потеряли взоры.
- Вдруг дикий вепрь им путь перебежал.
- «Лови! лови!» (к своим нетерпеливый
- Кричит король) — и конь его ретивый
- Через поля за вепрем поскакал.
- И вепря он гоняет. Той порою
- Медлительно во сретенье мощей
- Идет Урака с свитою своей,
- И весь народ валит за ней толпою.
- И вдалеке представился им ход:
- Идут, поют, несут святые раки;
- Уже они пред взорами Ураки,
- И с нею в прах простерся весь народ.
- Но где ж король?.. Увы! Урака плачет:
- Исполниться пророчеству над ней!
- И вот, глядит… со свитою своей,
- Оконча лов, король Альфонзо скачет.
- «Угодники святые, за меня
- Вступитеся! (она гласит, рыдая)
- Мне помоги, о дева пресвятая,
- В последний ас решительного дня».
- И в этот день в Коимбре все ликует;
- Народ поет; все улицы шумят;
- Нерадостен лишь королевин взгляд;
- На празднике одна она тоскует.
- Проходит день, и праздник замолчал;
- На западе давно уж потемнело;
- На улицах Коимбры опустело;
- И тихо час полночный наступал.
- И в этот час во храме том, где раки
- Угодников стояли, был монах:
- Святым мощам молился он в слезах;
- То был смиренный духовник Ураки.
- Он молится… вдруг час полночный бьет;
- И поражен чудесным он виденьем;
- Он видит: в храм с молитвой, с тихим пеньем
- Толпа гостей таинственных идет.
- В суровые одеты власяницы,
- Веревкою обвязаны простой;
- Но блеск от них исходит неземной,
- И светятся преображенны лицы.
- И в сонме том блистательней других
- Являлися пять иноков, как братья;
- Казалось, кровь их покрывала платья,
- И ветви пальм в руках сияли их.
- И тот, кто вел пришельцев незнакомых,
- Казалось, был еще земли жилец;
- Но и над ним горел лучей венец,
- Как над святой главою им ведомых.
- Пред алтарем они, устроясь в ряд,
- Запели гимн торжественно-печальный:
- Казалося, свершали погребальный
- За упокой души они обряд.
- «Скажите, кто вы? (чудом изумленный,
- Спросил святых пришельцев духовник)
- О ком поет ваш погребальный лик?
- О чьей душе вы молитесь блаженной?»
- «Угодников святых ты слышишь глас;
- Мы братья их, пять чернецов смиренных:
- Сопричтены за муки в лик блаженных;
- Отец Франциск живой предводит нас.
- Исполнили мы королеве данный
- Обет: ее теперь возьмет земля;
- Поди отсель, уведомь короля
- О том, чему ты зритель был избранный».
- И скрылось все… Оставив храм, чернец
- Спешит к Альфонзу с вестию печальной…
- Вдруг тяжко звон раздался погребальный:
- Он королевин возвестил конец.
Роланд Оруженосец*
- Раз Карл Великий пировал;
- Чертог богато был украшен;
- Кругом ходил златой бокал;
- Огромный стол трещал от брашен;
- Гремел певцов избранных хор;
- Шумел веселый разговор;
- И гости вдоволь пили, ели,
- И лица их от вин горели.
- Великий Карл сказал гостям:
- «Свершить нам должно подвиг трудный.
- Прилично ль веселиться нам,
- Когда еще Артусов чудный*
- Не завоеван талисман*?
- Его укравший великан
- Живет в Арденском лесе темном,
- Он на щите его огромном».
- Отважный Оливьер, Гварин,
- Силач Гемон, Наим Баварский,
- Агландский граф Милон, Мерлин,
- Такой услыша вызов царский,
- Из-за стола тотчас встают,
- Мечи тяжелые берут;
- Сверкают их стальные брони;
- Их боевые пляшут кони.
- Тут сын Милонов молодой
- Роланд сказал: «Возьми, родитель,
- Меня с собой; я буду твой
- Оруженосец и служитель.
- Ваш подвиг не по летам мне;
- Но ты позволь, чтоб на коне
- Я вез, простым твоим слугою,
- Копье и щит твой за тобою».
- В Арденский лес одним путем
- Шесть бодрых витязей пустились,
- В средину въехали, потом
- Друг с другом братски разлучились.
- Младой Роланд с копьем, щитом
- Смиренно едет за отцом;
- Едва от радости он дышит;
- Бодрит коня; конь ржет и пышет.
- И рыщут по лесу они
- Три целых дня, три целых ночи;
- Устали сами; их кони
- Совсем уж выбились из мочи:
- А великана все им нет.
- Вот на четвертый день, в обед,
- Под дубом сенисто-широким
- Милон забылся сном глубоким.
- Роланд не спит. Вдруг видит он:
- В лесной дали, сквозь сумрак сеней,
- Блеснуло; и со всех сторон
- Вскочило множество оленей,
- Живым испуганных лучом;
- И там, как туча, со щитом,
- Блистающим от талисмана,
- Валит громада великана.
- Роланд глядит на пришлеца
- И мыслит: «Что же ты за диво?
- Будить мне для тебя отца
- Не к месту было бы учтиво;
- Здесь за него, пока он спит,
- Его копье, и добрый щит,
- И острый меч, и конь задорный,
- И сын Роланд, слуга проворный».
- И вот он на бедро свое
- Повесил меч отцов тяжелый;
- Взял длинное его копье
- И за плеча рукою смелой
- Его закинул крепкий щит;
- И вот он на коне сидит;
- И потихоньку удалился —
- Дабы отец не пробудился.
- Его увидя, сморщил нос
- С презреньем великан спесивый.
- «Откуда ты, молокосос?
- Не по тебе твой конь ретивый;
- Смотри, тебя длинней твой меч;
- Твой щит с твоих ребячьих плеч,
- Тебя переломив, свалится;
- Твое копье лишь мне годятся».
- «Дерзка твоя, как слышу, речь;
- Посмотрим, таково ли дело?
- Тяжел мой щит для детских плеч —
- Зато за ним стою я смело;
- Пусть неуч я — мой конь учен;
- Пускай я слаб — мой меч силен;
- Отведай нас; уж мы друг другу
- Окажем в честь тебе услугу».
- Дубину великан взмахнул,
- Чтоб вдребезги разбить нахала,
- Но коль Роландов отпрыгнул;
- Дубина мимо просвистала.
- Роланд пустил в него копьем;
- Оно осталось с острием,
- Погнутым силой талисмана,
- В щите пронзенном великана.
- Роланд отцовский меч большой
- Схватил обеими руками;
- Спешит схватить противник свой;
- Но крепко стиснут он ножнами;
- Еще меча он не извлек,
- Как руку левую отсек
- Ему наш витязь; кровь струею;
- Прочь отлетел и щит с рукою.
- Завыл от боли великан,
- Кипучей кровию облитый:
- Утратив чудный талисман,
- Он вдруг остался без защиты;
- Вслед за щитом он побежал;
- Но по ногам вдогонку дал
- Ему Роланд удар проворный:
- Он покатился глыбой черной.
- Роланд, подняв отцовский меч,
- Одним ударом исполину
- Отрушил голову от плеч,
- Свистя, кровь хлынула в долину.
- Щит великанов взяв потом,
- Он талисман, блиставший в нем
- (Осьмое чудо красотою),
- Искусной выломал рукою.
- И в платье скрыл он взятый клад;
- Потом струей ручья леснова
- С лица и с рук, с коня и с лат
- Смыл кровь и прах и, севши скова
- На доброго коня, шажком
- Отправился своим путем
- В то место, где отец остался;
- Отец еще не просыпался.
- С ним рядом лег Роланд и в сон
- Глубокий скоро погрузился
- И спал, покуда сам Милон
- Под сумерки не пробудился.
- «Скорей, мой сын Роланд, вставай;
- Подай мой шлем, мой меч подай;
- Уж вечер; всюду мгла тумана;
- Опять не встретим великана».
- Вот ездит он в лесу густом
- И великана ищет снова;
- Роланд за ним, с копьем, щитом —
- Но о случившемся ни слова.
- И вот они в долине той,
- Где жаркий совершился бой;
- Там виден был поток кровавый;
- В крови валялся труп безглавый.
- Роланд глядит; своим глазам
- Не верит он: что за причина?
- Одно лишь туловище там;
- Но где же голова, дубина?
- Где панцирь, меч, рука и щит?
- Один ободранный лежит
- Обрубок мертвеца нагого;
- Следов не видно остального.
- Труп осмотрев, Милон сказал:
- «Что за уродливая груда!
- Еще ни разу не видал
- На свете я такого чуда:
- Чей это труп?.. Вопрос смешной! li>Да это великан; другой
- Успел дать хищнику управу;
- Я проспал честь мою и славу».
- Великий Карл глядел в окно
- И думал: «Страшно мне по чести;
- Где рыцари мои? Давно
- Пора б от них иметь нам вести.
- Но что?.. Не герцог ли Гемон
- Там едет? Так, и держит он
- Свое копье перед собою
- С отрубленною головою».
- Гемон, с нахмуренным лицом
- Приближась, голову немую
- Стряхнул с копья перед крыльцом
- И Карлу так сказал: «Плохую
- Добычу я завоевал;
- Я этот клад в лесу достал,
- Где трое суток я скитался:
- Мне враг без головы попался».
- Приехал за Гемоном вслед
- Тюрпин, усталый, бледный, тощий.
- «Со мною талисмана нет:
- Но вот вам дорогие мощи».
- Добычу снял Тюрпин с седла:
- То великанова была
- Рука, обвитая тряпицей,
- С его огромной рукавицей.
- Сердит и сумрачен, Наим
- Приехал по следам Тюрпина,
- И великанова за ним
- Висела на седле дубина.
- «Кому достался талисман,
- Не знаю я; но великан
- Меня оставил в час кончины
- Наследником своей дубины».
- Шел рыцарь Оливьер пешком,
- Задумчивый и утомленный;
- Конь, великановым мечом
- И панцирем обремененный,
- Едва копыта подымал.
- «Все это с мертвеца я снял;
- Мне от победы мало чести;
- О талисмане ж нет и вести».
- Вдали является Гварин
- С щитом огромным великана,
- И все кричат: «Вот паладин,
- Завоеватель талисмана!»
- Гварин, подъехав, говорит:
- «В лесу нашел я этот щит;
- Но обманулся я в надежде:
- Был талисман украден прежде».
- Вот наконец и граф Милон.
- Печален, во вражде с собою,
- К дворцу тихонько едет он
- С потупленною головою.
- Роланд смиренно за отцом
- С его копьем, с его щитом,
- И светятся, как звезды ночи,
- Под шлемом удалые очи.
- И вот они уж у крыльца,
- На коем Карл и паладины
- Их ждут; тогда на щит отца
- Роланд, сорвав с его средины
- Златую бляху, утвердил
- Свой талисман и щит открыл…
- И луч блеснул с него чудесный,
- Как с черной тучи день небесный.
- И грянуло со всех сторон
- Шумящее рукоплесканье;
- И Карл сказал: «Ты, граф Милон,
- Исполнил наше упованье;
- Ты возвратил нам талисман;
- Тобой наказан великан;
- За славный подвиг в награжденье
- Прими от нас благоволенье».
- Милон, слова услыша те,
- Глаза на сына обращает…
- И что же? Перед ним в щите,
- Как солнце, талисман сияет.
- «Где это взял ты, молодец?»
- Роланд в ответ: «Прости, отец;
- Тебя будить я побоялся
- И с великаном сам подрался».
Плавание Карла Великого*
- Раз Карл Великий морем плыл,
- И с ним двенадцать пэров плыло,
- Их путь в святую землю был;
- Но море злилося и выло.
- Тогда Роланд сказал друзьям:
- «Деруся я на суше смело;
- Но в злую бурю по волнам
- Хлестать мечам плохое дело».
- Датчанин Гольгер молвил: «Рад
- Я веселить друзей струнами;
- Но будет ли какой в них лад
- Между ревущими волнами?»
- А Оливьер сказал, с плеча
- Взглянув на бурных волн сугробы:
- «Мне жалко нового меча:
- Здесь утонуть ему без пробы».
- Нахмурясь, Ганелон шепнул:
- «Какая адская тревога!
- Но только б я не утонул!..
- Они ж?.. туда им и дорога!»
- «Мы все плывем к святым местам! —
- Сказал, крестясь, Тюрпин-святитель. —
- Явись и в пристань по волнам
- Нас, грешных, проведи, Спаситель!»
- «Вы, бесы! — граф Рихард вскричал, —
- Мою вы ведаете службу;
- Я много в ад к вам душ послал —
- Явите вы теперь мне дружбу».
- «Уж я ли, — вымолвил Наим, —
- Не говорил: нажить нам горе?
- Но слово умное глухим
- Есть капля масла в бурном море».
- «Беда! — сказал Риоль седой, —
- Но если море не уймется,
- То мне на старости в сырой
- Постеле нынче спать придется».
- А граф Гюи вдруг начал петь,
- Не тратя жалоб бесполезно:
- «Когда б отсюда полететь
- Я птичкой мог к своей любезной!»
- «Друзья, сказать ли вам? ей-ей! —
- Промолвил граф Гварин, вздыхая, —
- Мне сладкое вино вкусней,
- Чем горькая вода морская».
- Ламберт прибавил: «Что за честь
- С морскими чудами сражаться?
- Гораздо лучше рыбу есть,
- Чем рыбе на обед достаться».
- «Что бог велит, тому и быть! —
- Сказал Годефруа. — С друзьями
- Я рад добро и зло делить;
- Его святая власть над нами».
- А Карл молчал: он у руля
- Сидел и правил. Вдруг явилась
- Святая вдалеке земля,
- Блеснуло солнце, буря скрылась.
Рыцарь Роллон*
- Был удалец и отважный наездник Роллон;
- С шайкой своей по дорогам разбойничал он.
- Раз, запоздав, он в лесу на усталом коне
- Ехал, и видит, часовня стоит в стороне.
- Лес был дремучий, и был уж полуночный час;
- Было темно, так темно, что хоть выколи глаз;
- Только в часовне лампада горела одна,
- Бледно сквозь узкие окна светила она.
- «Рано еще на добычу, — подумал Роллон, —
- Здесь отдохну», — и в часовню пустынную он
- Входит; в часовне, он видит, гробница стоит;
- Трепетно, тускло над нею лампада горит.
- Сел он на камень, вздремнул с полчаса и потом
- Снова поехал лесным одиноким путем.
- Вдруг своему щитоносцу сказал он: «Скорей
- Съезди в часовню; перчатку оставил я в ней».
- Посланный, бледен как мертвый, назад прискакал.
- «Этой перчаткой другой завладел, — он сказал. —
- Кто-то нездешний в часовне на камне сидит;
- Руку он всунул в перчатку и страшно глядит;
- Треплет и гладит перчатку другой он рукой;
- Чуть я со страха не умер от встречи такой». —
- «Трус!» — на него запальчиво Роллон закричал,
- Шпорами стиснул коня и назад поскакал.
- Смело на страшного гостя ударил Роллон:
- Отнял перчатку свою у нечистого он.
- «Если не хочешь одной мне совсем уступить,
- Обе ссуди мне перчатки хоть год поносить», —
- Молвил нечистый; а рыцарь сказал ему: «На!
- Рад испытать я, заплатит ли долг сатана;
- Вот тебе обе перчатки; отдай через год». —
- «Слышу; прости, до свиданья», — ответствовал тот.
- Выехал в поле Роллон; вдруг далекий петух
- Крикнул, и топот коней поражает им слух.
- Робость Роллона взяла; он глядит в темноту:
- Что-то ночную наполнило вдруг пустоту;
- Что-то в ней движется; ближе и ближе; и вот
- Черные рыцари едут попарно; ведет
- Сзади слуга в поводах вороного коня;
- Черной попоной покрыт он; глаза из огня.
- С дрожью невольной спросил у слуги паладин:
- «Кто вороного коня твоего господин?» —
- «Верный слуга моего господина, Роллон.
- Ныне лишь парой перчаток расчелся с ним он;
- Скоро отдаст он иной, и последний, отчет;
- Сам он поедет на этом коне через год».
- Так отвечав, за другими последовал он.
- «Горе мне! — в страхе сказал щитоносцу Роллон. —
- Слушай, тебе я коня моего отдаю;
- С ним и всю сбрую возьми боевую мою:
- Ими отныне, мой верный товарищ, владей; li>Только молись о душе осужденной моей».
- В ближний пришед монастырь, он приору сказал:
- Страшный я грешник, но бог мне покаяться дал.
- Ангельский чин я еще недостоин носить;
- Служкой простым я желаю в обители быть».
- «Вижу, ты в шпорах, конечно бывал ездоком;
- Будь же у нас на конюшне, ходи за конем».
- Служит Роллон на конюшне, а время идет;
- Вот наконец совершился ровнехонько год.
- Вот наступил уж и вечер последнего дня;
- Вдруг привели в монастырь молодого коня:
- Статен, красив, но еще не объезжен был он.
- Взять дикаря за узду подступает Роллон.
- Взвизгнул, вскочив на дыбы, разъярившийся конь;
- Грива горой, из ноздрей, как из печи, огонь;
- В сердце Роллона ударил копытами он;
- Умер, и разу вздохнуть не успевши, Роллон.
- Вырвавшись, конь убежал, и его не нашли.
- К ночи, как должно, Роллона отцы погребли.
- В полночь к могиле ужасный ездок прискакал;
- Черного, злого коня за узду он держал;
- Пара перчаток висела на черном седле.
- Жалобно охнув, Роллон повернулся в земле;
- Вышел из гроба, со вздохом перчатки надел,
- Сел на коня, и как вихорь с ним конь улетел.
Старый рыцарь*
- Он был весной своей
- В земле обетованной,
- И много славных дней
- Провел в тревоге бранной.
- Там ветку от святой
- Оливы оторвал он;
- На шлем железный свой
- Ту ветку навязал он.
- С неверным он врагом,
- Нося ту ветку, бился,
- И с нею в отчий дом
- Прославлен возвратился.
- Ту ветку посадил
- Сам в землю он родную,
- И часто приносил
- Ей воду ключевую.
- Он стал старик седой,
- И сила мышц пропала;
- Из ветки молодой
- Олива древом стала.
- Под нею часто он
- Сидит, уединенный,
- В невыразимый сон
- Душою погруженный.
- Над ним, как друг, стоит,
- Обняв его седины,
- И ветвями шумит
- Олива Палестины;
- И, внемля ей во сне,
- Вздыхает он глубоко
- О славной старине
- И о земле далекой.
Братоубийца*
- На скале приморской мшистой,
- Там, где берег грозно дик,
- Богоматери пречистой
- Чудотворный зрится лик;
- С той крутой скалы на воды
- Матерь божия глядит
- И пловца от непогоды
- Угрожающей хранит.
- Каждый вечер, лишь молебный
- На скале раздастся звон,
- Глас ответственный хвалебный
- Восстает со всех сторон;
- Пахарь пеньем освящает
- Дня и всех трудов конец,
- И на палубе читает
- «Ave Maria» пловец.
- Благодатного Успенья
- Светлый праздник наступил;
- Все окрестные селенья
- Звон призывный огласил;
- Солнце радостно и ярко,
- Бездна вод светла до дна,
- И природа, мнится, жаркой
- Вся молитвою полна.
- Все пути кипят толпами,
- Все блестит вблизи, вдали;
- Убралися вымпелами
- Челноки и корабли;
- И, в один слиявшись крестный
- Богомольно-шумный ход,
- Вьется лестницей небесной
- По святой скале народ.
- Сзади, в грубых власяницах,
- Слезы тяжкие в очах,
- Бледный пост на мрачных лицах,
- На главе зола и прах,
- Идут грешные в молчанье;
- Им с другими не вступить
- В храм святой; им в покаянье
- Перед храмом слезы лить.
- И от всех других далеко
- Мертвецом бредет один:
- Щеки впалы; тускло око;
- Полон мрачный лоб морщин;
- Из железа пояс ржавый
- Тело чахлое гнетет,
- И, к ноге прильнув кровавой,
- Злая цепь ее грызет.
- Брата некогда убил он;
- Изломав проклятый меч,
- Сталь убийства обратил он
- В пояс; латы скинул с плеч,
- И в оковах, как колодник,
- Бродит он с тех пор и ждет,
- Что какой-нибудь угодник
- Чудом цепь с него сорвет.
- Бродит он, бездомный странник,
- Бродят много, много лет;
- Но прощения посланник
- Им не встречен; чуда нет.
- Смутен день, бессонны ночи,
- Скорбь с людьми и без людей,
- Вид небес пугает очи,
- Жизнь страшна, конец страшней.
- Вот, как бы дорогой терний,
- Тяжко к храму всходит он;
- В храме все молчат, вечерний
- Внемля благовеста звон.
- Стал он в страхе пред дверями:
- Девы лик сквозь фимиам
- Блещет, обданный лучами
- Дня, сходящего к водам.
- И окрест благоговенья
- Распростерлась тишина:
- Мнится, таинством Успенья
- Вся земля еще полна,
- И на облаке сияет
- Возлетевшей девы след,
- И она благословляет,
- Исчезая, здешний свет.
- Все пошли назад толпами;
- Но преступник не спешит
- Им вослед, перед дверями,
- Бледен ликом, он стоит:
- Цепи всё еще вкруг тела,
- Ими сжатого, лежат,
- А душа уж улетела
- В град свободы, в божий град.
Уллин и его дочь*
- Был сильный вихорь, сильный дождь;
- Кипя, ярилася пучина;
- Ко брегу Рино, горный вождь,
- Примчался с дочерью Уллина.
- «Рыбак, прими нас в твой челнок;
- Рыбак, спаси нас от погони;
- Уллин с дружиной недалек:
- Нам слышны крики; мчатся кони».
- «Ты видишь ли, как зла вода?
- Ты слышишь ли, как волны громки?
- Пускаться плыть теперь беда:
- Мой челн не крепок, весла ломки».
- «Рыбак, рыбак, подай свой челн;
- Спаси нас: сколь ни зла пучина,
- Пощада может быть от волн —
- Ее не будет от Уллина!»
- Гроза сильней, пучина злей,
- И ближе, ближе шум погони;
- Им слышен тяжкий храп коней,
- Им слышен стук мечей о брони.
- «Садитесь, в добрый час; плывем».
- И Рино сел, с ним дева села;
- Рыбак отчалил; челноком
- Седая бездна овладела.
- И смерть отвсюду им: открыт
- Пред ними зев пучины жадный;
- За ними с берега грозит
- Уллин, как буря беспощадный.
- Уллин ко брегу прискакал;
- Он видит: дочь уносят волны;
- И гнав в груди отца пропал,
- И он воскликнул, страха полный:
- «Мое дитя, назад, назад!
- Прощенье! возвратись, Мальвина!»
- Но волны лишь ответ шумят
- На зов отчаянный Уллина.
- Ревет гроза, черна как ночь;
- Летает челн между волнами;
- Сквозь пену их он видит дочь
- С простертыми к нему руками.
- «О, возвратися, возвратись!»
- Но грозно раздалась пучина,
- И волны, челн пожрав, слились
- При крике жалобном Уллина.
Элевзинский праздник*
- Свивайте венцы из колосьев златых;
- Цианы* лазурные в них заплетайте;
- Сбирайтесь плясать на коврах луговых
- И пеньем благую Цереру встречайте.
- Церера сдружила враждебных людей;
- Жестокие нравы смягчила;
- И в дом постоянный меж нив и полей
- Шатер подвижной обратила.
- Робок, наг и дик скрывался
- Троглодит в пещерах скал;
- По полям Номад скитался
- И поля опустошал;
- Зеролов с копьем, стрелами,
- Грозен, бегал по лесам…
- Горе брошенным волнами
- К неприютным их брегам!
- С Олимпийския вершины
- Сходит мать Церера вслед
- Похищенной Прозерпины:
- Дик лежит пред нею свет.
- Ни угла, ни угощенья
- Нет нигде богине там;
- И нигде богопочтенья
- Не свидетельствует храм.
- Плод полей и грозды сладки
- Не блистают на пирах;
- Лишь дымятся тел остатки
- На кровавых алтарях;
- И куда печальным оком
- Там Церера ни глядит:
- В унижении глубоком
- Человека всюду зрит.
- «Ты ль, Зевесовой рукою
- Сотворенный человек?
- Для того ль тебя красою
- Олимпийскою облек
- Бог богов и во владенье
- Мир земной тебе отдал,
- Чтоб ты в нем, как в заточенье
- Узник брошенный, страдал?
- Иль ни в ком между богами
- Сожаленья к людям нет,
- И могучими руками
- Ни один из бездны бед
- Их не вырвет? Знать, к блаженным
- Скорбь земная не дошла?
- Знать, одна я огорченным
- Сердцем горе поняла?
- Чтоб из низости душою
- Мог подняться человек,
- С древней матерью-землею
- Он вступи в союз навек;
- Чти закон времен спокойный;
- Знай теченье лун и лет,
- Знай, как движется под стройной
- Их гармониею свет».
- И мгновенно расступилась
- Тьма, лежавшая на ней,
- И небесная явилась
- Божеством пред дикарей:
- Кончив бой, они, как тигры,
- Из черепьев вражьих пьют,
- И ее на зверски игры
- И на страшный пир зовут.
- Но богиня, с содроганьем
- Отвратясь, рекла: «Богам
- Кровь противна; с сим даяньем
- Вы, как звери, чужды нам;
- Чистым чистое угодно;
- Дар, достойнейший небес:
- Нивы колос первородный
- Сок оливы, плод древес».
- Тут богиня исторгает
- Тяжкий дротик у стрелка;
- Острием его пронзает
- Грудь земли ее рука;
- И берет она живое
- Из венца главы зерно,
- И в пронзенное земное
- Лоно брошено оно.
- И выводит молодые
- Класы тучная земля;
- И повсюду, как златые
- Волны, зыблются поля.
- Их она благословляет,
- И, колосья в сноп сложив,
- На смиренный возлагает
- Камень жертву первых нив.
- И гласит: «Прими даянье,
- Царь Зевес, и с высоты
- Нам подай знаменованье,
- Что доволен жертвой ты.
- Вечный бог, сними завесу
- С них, не знающих тебя:
- Да поклонятся Зевесу,
- Сердцем правду возлюбя».
- Чистой жертвы не отринул
- На Олимпе царь Зевес;
- Он во знамение кинул
- Гром излучистый с небес:
- Вмиг алтарь воспламенился;
- К небу жертвы дым взлетел,
- И над ней горе явился
- Зевсов пламенный орел.
- И чудо проникло в сердца дикарей;
- Упали во прах перед дивной Церерой;
- Исторгнулись слезы из грубых очей,
- И сладкой сердца растворилися верой.
- Орущие кинув, теснятся толпой
- И ей воздают поклоненье;
- И с видом смиренным, покорной душой
- Приемлют ее поученье.
- С высоты небес нисходит
- Олимпийцев светлый сонм;
- И Фемида их предводит,
- И своим она жезлом
- Ставит грани юных, жатвой
- Озлатившихся полей
- И скрепляет первой клятвой
- Узы первые людей.
- И приходит благ податель,
- Друг пиров, веселый Ком;
- Бог, ремесл изобретатель,
- Он людей дружит с огнем;
- Учит их владеть клещами;
- Движет мехом, млатом бьет
- И искусными руками
- Первый плуг им создает.
- И вослед ему Паллада
- Копьеносная идет
- И богов к строенью града
- Крепкостенного зовет:
- Чтоб приютно-безопасный
- Кров толпам бродящим дать
- И в один союз согласный
- Мир рассеянный собрать.
- И богиня утверждает
- Града нового чертеж;
- Ей покорный, означает
- Термин камнями рубеж;
- Цепью смерена равнина;
- Холм глубоким рвом обвит;
- И могучая плотина
- Гранью бурных вод стоит.
- Мчатся Нимфы, Ореады
- (За Дианой по лесам,
- Чрез потоки, водопады,
- По долинам, по холмам
- С звонким скачущие луком);
- Блещет в их руках топор,
- И обрушился со стуком
- Побежденный ими бор.
- И, Палладою призванный,
- Из зеленых вод встает
- Бог, осокою венчанный,
- И тяжелый строит плот;
- И, сияя, низлетают
- Оры легкие с небес
- И в колонну округляют
- Суковатый ствол древес.
- И во грудь горы вонзает
- Свой трезубец Посидон;
- Слой гранитный отторгает
- От ребра земного он;
- И в руке своей громаду,
- Как песчинку, он несет;
- И огромную ограду
- Во мгновенье создает.
- И вливает в струны пенье
- Светлоглавый Аполлон:
- Пробуждает вдохновенье
- Их согласно-мерный звон;
- И веселые Камены
- Сладким хором с ним поют,
- И красивых зданий стены
- Под напев их восстают.
- И творит рука Цибелы
- Створы врат городовых:
- Держат петли их дебелы,
- Утвержден замок на них;
- И чудесное творенье
- Довершает, в честь богам,
- Совокупное строенье
- Всех богов, великий храм.
- И Юнона, с оком ясным
- Низлетев от высоты,
- Сводит с юношей прекрасным
- В храме деву красоты;
- И Киприда обвивает
- Их гирляндою цветов,
- И с небес благословляет
- Первый брак отец богов.
- И с торжественной игрою
- Сладких лир, поющих в лад,
- Вводят боги за собою
- Новых граждан в новый град;
- В храме Зевсовом царица,
- Мать Церера там стоит,
- Жжет курения, как жрица,
- И пришельцам говорит:
- «В лесе ищет зверь свободы,
- Правит всем свободно бог,
- Их закон — закон природы.
- Человек, прияв в залог
- Зоркий ум — звено меж ними, —
- Для гражданства сотворен:
- Здесь лишь нравами одними
- Может быть свободен он».
- Свивайте венцы из колосьев златых;
- Цианы лазурные в них заплетайте;
- Сбирайтесь плясать на коврах луговых;
- И с пеньем благую Цереру встречайте:
- Всю землю богинин приход изменил;
- Признавши ее руководство,
- В союз человек с человеком вступил
- И жизни постиг благородство.
Поэмы и повести
Аббадона*
- Сумрачен, тих, одинок, на ступенях подземного трона
- Зрелся от всех удален серафим Аббадона. Печальной
- Мыслью бродил он в минувшем: грозно вдали перед взором,
- Смутным, потухшим от тяжкия тайныя скорби, являлись
- Мука на муке, темная вечности бездна. Он вспомнил
- Прежнее время, когда он, невинный, был друг Абдиила,
- Светлое дело свершившего в день возмущенья пред богом:
- К трону владыки один Абдиил, не прельщен, возвратился.
- Другом влекомый, уж был далеко от врагов Аббадона;
- Вдруг Сатана их настиг, в колеснице, гремя и блистая;
- Звучно торжественным кликом зовущих грянуло небо;
- С шумом помчалися рати мечтой божества упоенных —
- Ах! Аббадона, бурей безумцев от друга оторван,
- Мчится, не внемля прискорбной, грозящей любви Абдиила;
- Тьмой божества отуманенный, взоров молящих не видит;
- Друг позабыт: в торжестве к полкам Сатаны он примчался.
- Мрачен, в себя погружен, пробегал он в мыслях всю повесть
- Прежней, невинныя младости; мыслил об утре созданья.
- Вкупе и вдруг сотворил их Создатель. В восторге рожденья
- Все вопрошали друг друга: «Скажи, серафим, брат небесный,
- Кто ты? Откуда, прекрасный? Давно ль существуешь, и зрел ли
- Прежде меня? О! поведай, что мыслишь? Нам вместе бессмертье».
- Вдруг из дали светозарной на них благодатью слетела
- Божия слава; узрели все небо, шумящее сонмом
- Новосозданных для жизни; к Вечному облако света
- Их вознесло, и, завидев Творца, возгласили: «Создатель!» —
- Мысли о прошлом теснились в душе Аббадоны, и слезы,
- Горькие слезы бежали потоком по впалым ланитам.
- С трепетом внял он хулы Сатаны и воздвигся, нахмурен;
- Тяжко вздохнул он трикраты — так в битве кровавой друг друга
- Братья сразившие тяжко в томленье кончины вздыхают, —
- Мрачным взором окинув совет Сатаны, он воскликнул:
- «Будь на меня вся неистовых злоба — вещать вам дерзаю!
- Так, я дерзаю вещать вам, чтоб Вечного суд не сразил нас
- Равною казнию! Горе тебе, Сатана-возмутитель!
- Я ненавижу тебя, ненавижу, убийца! Вовеки
- Требуй он, наш судия, от тебя развращенных тобою,
- Некогда чистых наследников славы! Да вечное: горе!
- Грозно гремит на тебя в сем совете духов погубленных!
- Горе тебе, Сатана! Я в безумстве твоем не участник!
- Нет, не участник в твоих замышленьях восстать на мессию!
- Бога-мессию сразить!.. О ничтожный, о ком говоришь ты?
- Он всемогущий, а ты пресмыкаешься в прахе, бессильный
- Гордый невольник… Пошлет ли смертному бог искупленье,
- Тлена ль оковы расторгнуть помыслит — тебе ль с ним бороться!
- Ты ль растерзаешь бессмертное тело мессии? Забыл ли,
- Кто он? Не ты ль опален всемогущими громами гнева?
- Иль на челе твоем мало ужасных следов отверженья?
- Иль Вседержитель добычею будет безумства бессильных?
- Мы, заманившие в смерть человека… о горе мне, горе!
- Я ваш сообщник!.. Дерзнем ли восстать на подателя жизни?
- Сына его, громовержца, хотим умертвить — о безумство!
- Сами хотим в слепоте истребить ко спасенью дорогу!
- Некогда духи блаженные, сами навеки надежду
- Прежнего счастия, мук утоления мчимся разрушить!
- Знай же, сколь верно, что мы ощущаем с сугубым страданьем
- Муку паденья, когда ты в сей бездне изгнанья и ночи
- Гордо о славе твердишь нам; столь верно и то, что сраженный
- Ты со стыдом на челе от мессии в свой ад возвратишься».
- Бешен, кипя нетерпеньем, внимал Сатана Аббадоне;
- Хочет с престола в него он ударить огромной скалою —
- Гнев обессилил подъятую грозно с камнем десницу!
- Топнул, яряся, ногой и трикраты от бешенства вздрогнул;
- Молча воздвигшись, трикраты сверкнул он в глаза Аббадоны
- Пламенным взором, и взор был от бешенства ярок и мрачен:
- Но презирать был не властен. Ему предстоял Аббадона,
- Тихий, бесстрашный, с унылым лицом. Вдруг воспрянул свирепый
- Адрамелех, божества, Сатаны и людей ненавистник.
- «В вихрях и бурях тебе я хочу отвечать, малодушный;
- Гряну грозою ответ, — сказал он. — Ты ли ругаться
- Смеешь богами? Ты ли, презреннейший в сонме бесплотных,
- В прахе своем Сатану и меня оскорблять замышляешь?
- Нет тебе казни; казнь твоя: мыслей бессильных ничтожность.
- Раб, удались; удались, малодушный; прочь от могущих;
- Прочь от жилища царей; исчезай, неприметный, в пучине;
- Там да создаст тебе царство мучения твой Вседержитель;
- Там проклинай бесконечность, или, ничтожности алчный,
- В низком бессилии рабски пред небом глухим пресмыкайся.
- Ты же, отважный, средь самого неба нарекшийся богом,
- Грозно в кипении гнева на брань полетевший с могущим,
- Ты, обреченный в грядущем несметных миров повелитель,
- О Сатана, полетим; да узрят нас в могуществе духи;
- Да поразит их, как буря, помыслов наших отважность!
- Все лавиринфы коварства пред нами: пути их мы знаем;
- В мраке их смерть; не найдет он из бедственной тьмы их исхода.
- Если ж, наставленный небом, разрушит он хитрые ковы, —
- Пламенны бури пошлем, и его не минует погибель.
- Горе, земля, мы грядем, ополченные смертью и адом;
- Горе безумным, кто нас отразить на земле возмечтает!»
- Адрамелех замолчал, и смутилось, как буря, собранье;
- Страшно от топота ног их вся бездна дрожала; как будто
- С громом утес за утесом валился; с кликом и воем,
- Гордые славой грядущих побед, все воздвиглися; дикий
- Шум голосов поднялся и отгрянул с востока на запад;
- Все заревели: «Погибни, мессия!» От века созданье
- Столь ненавистного дела не зрело. С Адрамелехом
- С трона потек Сатана, и ступени, как медные горы,
- Тяжко под ними звенели; с криком, зовущим к победе,
- Кинулись смутной толпой во врата растворенные ада.
- Издали медленно следом за ними летел Аббадона;
- Видеть хотел он конец необузданно-страшного дела.
- Вдруг нерешимой стопою он к ангелам, стражам эдема,
- Робко подходит… Кто же тебе предстоит, Аббадона?
- Он, Абдиил, непреклонный, некогда друг твой… а ныне?..
- Взоры потупив, вздохнул Аббадона. То удалиться,
- То подойти он желает; то в сиротстве, безнадежный,
- Он в беспредельное броситься хочет. Долго стоял он,
- Трепетен, грустен; вдруг, ободрясь, приступил к Абдиилу;
- Сильно билось в нем сердце; тихие слезы катились,
- Ангелам токмо знакомые слезы, по бледным ланитам;
- Тяжкими вздохами грудь воздымалась; медленный трепет,
- Смертным и в самом боренье с концом не испытанный, мучил
- В робком его приближенье… Но, ах! Абдииловы взоры,
- Ясны и тихи, неотвратимо смотрели на славу
- Вечного бога; его ж Абдиил не заметил. Как прелесть
- Первого утра, как младость первой весны мирозданья,
- Так серафим блистал, но блистал он не для Аббадоны.
- Он отлетел, и один, посреди опустевшего неба,
- Так невнимаемым гласом взывал издали к Абдиилу:
- «О Абдиил, мой брат, иль навеки меня ты отринул?
- Так, навеки я розно с возлюбленным… страшная вечность!
- Плачь обо мне, все творение; плачьте вы, первенцы света;
- Он не возлюбит уже никогда Аббадоны, о, плачьте!
- Вечно не быть мне любимым; увяньте вы, тайные сени,
- Где мы беседой о боге, о дружбе нежно сливались;
- Вы, потоки небес, близ которых, сладко объемлясь,
- Мы воспевали чистою песнию божию славу,
- Ах! замолчите, иссякните: нет для меня Абдиила;
- Нет, и навеки не будет. Ад мой, жилище мученья,
- Вечная ночь, унывайте вместе со мною: навеки
- Нет Абдиила; вечно мне милого брата не будет».
- Так тосковал Аббадона, стоя перед всходом в созданье,
- Строем катилися звезды. Блеск и крылатые громы
- Встречу ему Орионов летящих его устрашили;
- Целые веки не зрел он, тоской одинокой томимый,
- Светлых миров; погружен в созерцанье, печально сказал он:
- «Сладостный вход в небеса для чего загражден Аббадоне?
- О! для чего не могу я опять залететь на отчизну,
- К светлым мирам Вседержителя, вечно покинуть
- Область изгнанья? Вы, солнцы, прекрасные чада созданья,
- В оный торжественный час, как, блистая, из мощной десницы
- Вы полетели по юному небу, — я был вас прекрасней.
- Ныне стою, помраченный, отверженный, сирый изгнанник,
- Грустный, среди красоты мирозданья. О небо родное,
- Видя тебя, содрогаюсь: там потерял я блаженство;
- Там, отказавшись от бога, стал грешник. О мир непорочный,
- Милы товарищ мой в светлой долине спокойствия, где ты?
- Тщетно! одно лишь смятенье при виде небесныя славы
- Мне судия от блаженства оставил — печальный остаток!
- Ах! для чего я к нему не дерзну возгласить: «Мой создатель»?
- Радостно б нежное имя отца уступил непорочным;
- Пусть неизгнанные в чистом восторге: «Отец», восклицают.
- О судия непреклонный, преступник молить не дерзает,
- Чтоб хоть единым ты взором его посетил в сей пучине.
- Мрачные, полные ужаса мысли, и ты, безнадежность,
- Грозный мучитель, свирепствуй!.. Почто я живу? О ничтожность!
- Или тебя не узнать?.. Проклинаю сей день ненавистный,
- Зревший Создателя в шествии светлом с пределов востока,
- Слышавший слово Создателя: «Буди!» Слышавший голос
- Новых бессмертных, вещавших: «И брат наш возлюбленный создан».
- Вечность, почто родила ты сей день? Почто он был ясен,
- Мрачностью не был той ночи подобен, которою Вечный
- В гневе своем несказанном себя облекает? Почто он
- Не был, проклятый Создателем, весь обнажен от созданий?..
- Что говорю?.. О хулитель, кого пред очами созданья
- Ты порицаешь? Вы, солнцы, меня опалите; вы, звезды,
- Гряньтесь ко мне на главу и укройте меня от престола
- Вечныя правды и мщенья; о ты, судия непреклонный,
- Иди надежды вечность твоя для меня не скрывает?
- О судия, ты создатель, отец… что сказал я, безумец!
- Мне ль призывать Иегову, его нарицать именами,
- Страшными грешнику? Их лишь дарует один примиритель;
- Ах! улетим; уж воздвиглись его всемогущие громы
- Страшно ударить в меня… улетам… но куда?.. где отрада?»
- Быстро ударился он в глубину беспредельныя бездны…
- Громко кричал он: «Сожги, уничтожь меня, огнь-разрушитель!»
- Крик в беспредельном исчез… и огнь не притек разрушитель.
- Смутный, он снова помчался к мирам и приник, утомленный,
- К новому пышно-блестящему солнцу. Оттоле на бездны
- Скорбно смотрел он. Там звезды кипели, как светлое море;
- Вдруг налетела на солнце заблудшая в бездне планета;
- Час ей настал разрушенья… она уж дымилась и рдела…
- К ней полетел Аббадона, разрушиться вкупе надеясь…
- Дымом она разлетелась, но ах!.. не погиб Аббадона!
Красный карбункул*
Сказка
- Дедушка резал табак на прилавке; к нему подлетела
- С видом умильным Луиза. «Дедушка, сядь к нам, голубчик;
- Сядь, расскажи нам, как, помнишь, когда сестра Маргарета
- Чуть не заснула». Вот Маргарета, Луиза и Лотта
- С донцами, с пряжей проворно подсели к огню и примолкли;
- Фриц, наколовши лучины, придвинул к подсвечнику лавку,
- Сел и сказал: «Мне смотреть за огнем»; а Энни, на печке
- Нежась, поглядывал вниз и думал: «Здесь мне слышнее».
- Вот, табаку накрошивши, дедушка вычистил трубку,
- Туго набил, подошел к огоньку, осторожно приставил
- Трубку к горящей лучине, раза два пыхнул, — струею
- Легкий дымок побежал; он, пальцем огонь придавивши,
- Кровелькой трубку закрыл и сказал: «Послушайте, дети,
- Будет вам сказка; но с уговором — дослушать порядком;
- Слова не молвить, пока не докончу; а ты на печурке
- Полно валяться, ленивец; опять, как в норе, закопался;
- Слезь, говорят. Ну, дети, вот сказка про красный карбункул.
- Знайте: есть страшное место; на нем не пашут, не сеют;
- Боле ста лет, как оно густою крапивой заглохло;
- Там дрозды не поют, не водятся летние пташки;
- Там стерегут огромные жабы проклятое тело.
- Всем был Вальтер хорош, и умен, и проворен; но рано
- Стал он трактиры любить; не псалтырь, не молитвенник — карты
- Брал он по праздникам в руки, когда христиане молились.
- Часто ругался он именем бога так страшно, что ведьма,
- Сидя в трубе, творила молитву, и звезды дрожали.
- Вот однажды косматый стрелок в зеленом кафтане
- Молча смотрел на игру их и слушал, с какими божбами
- Карту за картой и деньги проигрывал бешеный Вальтер.
- «Ты не уйдешь от меня! — проворчал, покосившись, Зеленый.
- «Верно рекрутский наборщик?» — шепнула хозяйка, подслушав.
- Нет, то был не рекрутский наборщик, узнаете сами.
- Только что женится Вальтер и все промытарит на картах.
- Гдe же, скажите, у Мины был ум? Из любви согласилась
- Мина за Вальтера выйти; да! из любви… но к нему ли?..
- Нет, друзья, не к нему: к отцу, к матери — им в угожденье.
- Слушайте ж: за день до свадьбы Мина с печалью заснула;
- Вот ей страшный, пророческий сон к полуночи приснился:
- Видит, будто куда-то одна идет по дороге;
- Черный монах на дороге стоит и читает молитву.
- «Честный отец, подари мне святой образок; я невеста.
- Вынь мне: что вынешь, тому и со мной неминуемо сбыться».
- Долго, долго качал головою чернец; из мошонки
- Горсть образочков достал он. «Сама выбирай», — говорит ей.
- Вот она вынула… что ж ей, подумайте, вынулось? Карта.
- «Туз бубновый, не так ли? Плохо: ведь красный карбункул
- Значит он… доля недобрая». — «Правда», — Мина сказала.
- «Мой совет, — говорит ей чернец, — попытаться в другой раз.
- Что? Семерка крестовая?» — «Правда», — сказала, вздохнувши,
- Мина. «Господь защити и помилуй тебя! Вынь, дружочек,
- В третий раз; может быть, лучше удастся. Что там? Червонный
- Туз?.. Кровавое сердце». — «Ах, правда!» — Мина сказала,
- Карту из рук уронивши. «Послушай, отведай еще раз.
- Что? Не туз ли виновый?» — «Смотри, я не знаю». — «Он, точно!
- Ах! невеста, черный заступ, заступ могильный;
- Горе, горе! молися, дружок: он тебя закопает».
- Вот что, друзья, накануне свадьбы приснилося Мине.
- Что ж, помогло предвещанье? Все Мина за Вальтера вышла.
- Мина подумала, Мина сказала: «Как богу угодно!
- Семь крестов да кровавое сердце; а после… что ж после?
- Воля господня! пусть черный мой заступ меня закопает».
- Дети, сначала было ей сносно: хоть Вальтер и часто
- Пил, и играл, и святыней ругался, и бедную мучил;
- Но случалось, что, тронутый горем ее и слезами,
- Он утихал — и вот что однажды сказал он ей: «Слушай;
- Я от игры откажусь и карты проклятые брошу;
- Душу возьми сатана, как скоро хоть пальцем их трону.
- Но отстать от вина — и во сне не проси; не отстану.
- Плачь и крушися, как хочешь; хоть с горя умри; не поможешь».
- Ах! друзья, не сдержал одного, да сдержал он другое.
- Вот пришел он в трактир; а Зеленый уж там, и тасует
- Карты, сидя за столом сам-третей, и Вальтера кличет:
- «Вальтер, со мной пополам; садись, сыграем игорку». —
- «Я не играю», — Вальтер сказал и пива напенил
- Полную кружку. «Вздор! — возразил, сдавая, Зеленый. —
- Мы играем не в деньги, а даром; садись, не упрямься».
- «Что же? (думает сам в себе Вальтер) если не в деньги,
- То и игра не в игру…» — и садится рядом с Зеленым.
- Вот белокуренький мальчик к окну подошел и стучится.
- «Вальтер (кличет он), Вальтер, послушай, выдь на словечко».
- Вальтер ни с места. «После приди, — говорит он. — Что козырь?»
- Взятку берет он за взяткой. «Ты счастлив, — заметил Зеленый. —
- Дай сыграем на крейцер; безделка!» Задумался Вальтер.
- «В деньги иль даром… игра все игра. Согласен», — сказал он.
- «Вальтер (кличет мальчик опять и пуще стучится),
- Выдь на минуту; словечко, не боле». — «Отстань же, не выду;
- Козырь!.. туз бубновый!.. семерка крестовая!.. козырь!»
- Крейцер да крейцер, а там, поглядишь, вынимай и дублоны.
- Кончив игру, Зеленый сказал: «Со мною нет денег.
- Хочешь ли? Вот тебе перстень; возьми: он стоит дорож;
- Камень редкий, карбункул; в нем же есть тайная сила».
- В третий раз кличут в окошко: «Выдь, Вальтер, пока еще время». —
- «Пусть кричит, — Зеленый сказал, — покричит и отстанет.
- Что ж, возьмешь ли мой перстень? Бери, в убытке не будешь.
- Знай: как скоро нет денег, ты перстень на палец да смело
- Руку в карман — и вынется звонкий серебряный талер.
- Но берегися… раз на день, не боле; и в будни, не в праздник;
- Слышишь ли, слышишь ли, Вальтер? Я сам не советую в праздник.
- Если ж нужда случится во мне; ты крикни лишь: Бука!
- (Букой слыву я в народе) — откликнусь тотчас. До свиданья».
- Что-то делает Мина?.. Одна, запершися в каморке,
- Мина сидит над разодранной библией в тяжкой печали.
- Муж пришел, и война поднялась. «Ненасытная плакса,
- Долго ль молитвы тебе бормотать? Когда ты уймешься?
- Вот, горемыка, смотри, что я выиграл: перстень, карбункул».
- Мина, взглянув, обомлела: карбункул! Творец милосердый,
- Доля недобрая!.. сердце в ней сжалось, и замертво пала…
- Бедная Мина, зачем ты, зачем ты в себя приходила?
- Сколько б кручины жестокой тебя миновало на свете.
- Вот чем дале, тем хуже; день ли в деревне торговый,
- Ярманка ль в праздник у церкви — Вальтер наш там. Кто заглянет
- В полночь в трактир, иль в полдень, иль в три часа пополудни —
- Вальтер сидит за столом и тасует крапленые карты.
- Брошены дети; что было, то сплыло; поле за полем
- Проданы все с молотка, и жена пропадает от горя.
- Дома же только и дела, что крик, да упреки, да слезы;
- Нынче драка, а завтра к пастору, а там для ответа
- В суд, а там и в тюрьму на хлеб с водой попоститься.
- Плох он пойдет, а воротится хуже. Бука не дремлет;
- Бука в уши свистит и желчи в кровь подливает.
- Так проходят семь лет. Ну, послушайте ж: Вальтера Бука
- Вывел опять из тюрьмы. «Не зайти ль по дороге, — сказал он, —
- Выпить чарку в трактире? С чем ты покажешься дома?
- Как тебя примут? Ты голоден, холоден, худ и оборван.
- Что на свиданье жена припасла, то тебя не согреет.
- Правду молвить, ты мученик; лопнуть готов я с досады,
- Видя, какую ты от жены пьешь горькую чашу.
- Много ль подобных тебе? Что сутки, то талер, и даром.
- Права пословица: счастлив игрою, несчастлив женою.
- Будь ты один — ни забот, ни хлопот; женился — каков ты?
- Нет лица на тебе; как усопший; кожа да кости.
- Выпей же чарку, дружок: авось на душе просветлеет».
- Мина тем временем, руки к сердцу прижавши, в потемках
- Дома сидит одинешенька, смотрит сквозь слезы на небо.
- «Так, семь лет, семь крестов!.. (и слезы ручьем полилися)
- Все, как должно, сбылось; пошли же конец, мой создатель!»
- Молвила, книжку взяла и молитву прочла по усопшем.
- Вдруг растворилася дверь, и Вальтер вбежал как безумный.
- «Плачешь, змея? (загремел он) плачь! теперь не напрасно!
- Ужин, проворнее!» — «Где взять? Все пусто; в доме ни корки». —
- «Ужин, тебе ль говорят? Хоть тресни, иль нож тебе в сердце!» —
- Что ж, чем скорее, тем лучше: в могилу снесут, да и только;
- Мне же там быть не одной: детей давно ты зарезал». —
- «Сгинь же!» — он гаркнул… и Мина в крови ударилась об пол.
- «Ах! мое кровавое сердце! (она простонала)
- Где ты, заступ? Твоя череда: закопай меня в землю».
- Ужас, как холод, облил убийцу… бежит неоглядкой;
- Ночь; под ним шевелится земля; в орешнике шорох.
- «Бука, где ты?» — он крикнул… Громко откликнулось в поле.
- Бука стоит за орешником… выступил… «Что ты?» — спросил он.
- «Бука… я Мину зарезал… скажи, присоветуй, что делать?..» —
- «Только? — тот возразил. — Чего ж испугался, безмозглый?
- Мину зарезал — великое диво! туда и дорога!
- Но… послушай, здесь оставаться теперь не годится;
- Будет плохо; Рейн близко — ступай, переедем;
- Лодка у берега есть…» Садятся, плывут, переплыли,
- На берег вышли и по полю бегом. В сторонке, в трактире,
- Светится свечка. Зеленый сказал: «Зайдем на минутку;
- Тут есть добрые люди; помогут тебе разгуляться».
- Входят. В трактире сидят запоздалые, пьют и играют.
- Вальтер с Зеленым подвинулись к ним, и война закипела.
- «Бей!» — кричат. «Подходи!» — «Я лопнул!» — «Козырь!» — «Зарезал!»
- Вот они козыряют, а маятник ходит да ходит.
- Стрелка взошла на двенадцать… Ах! белокуренький мальчик,
- Стукни в окошко!.. Не стукнет: дело кончается, Вальтер.
- Как же ты плохо играешь!.. зарезал… глубоко, глубоко
- В сердце к нему заронилось тяжелое слово; а Бука,
- Только что взятку возьмут, повторит да на Вальтера взглянет.
- Вот пробило двенадцать. К Вальтеру масть, как на выбор,
- Все негодная сыплет; мелком он проигрыш пишет.
- Вот… и первого четверть. С перстнем на пальце он руку
- Всунул в карман: «Разменяйте мне талер». Плохая монета,
- Вальтер, плохая монета: в кармане битые стекла…
- Руку отдернув, в страхе глаза он уставил на Буку;
- Бука сидит да винцо попивает, и нет ему дела.
- «Вальтер (допивши, сказал он), пора! хозяин уж дремлет.
- Нынче праздник, двадцать пятое августа; много
- Будет в трактире гостей; пойдем, зачем нам тесниться?
- Полно перстнем вертеть; не трудись, ничего не добудешь».
- Праздник!.. Ах! Вальтер, как бы ты рад был ослышаться! как бы
- Рад был ногами к столу прирасти, чтоб не сдвинуться с места!
- Поздно, поздно; ничто не поможет… Бледен как мертвый,
- Встал он, ни слова не молвил, и в поле темное с Букой —
- Бука вперед, а он позади — побрел, как ягненок
- Вслед за своим мясником бредет к кровавой колоде.
- Бука ставит его на выстрел ружейный от места.
- «Видишь, Вальтер? — сказал он. — Звезды на небе смеркли.
- Видишь? Тяжелыми тучами небо кругом обложилось;
- Воздух душен; ветка, не тронется; листик не дрогнет.
- Вальтер, что же ты так замолчал?.. Уж не молишься ль, Вальтер?
- Или считаешь свой проигрыш? Все проиграл невозвратно.
- Как быть! а выбор остался плохой, я сам признаюся.
- Вот тебе нож… я украл у убийцы, когда обдирал он
- Мертвое тело… зарежь себя сам, так за труд не заплатишь».
- Так рассказывал дедушка внучкам. Чуть смея дыханье
- В страхе отвесть, говорит ему бабушка: «Скоро ль ты кончишь?
- Девки боятся; на что их стращать небывальщиной? Полно!» —
- «Я докончил, — старик отвечал, — Там лежит он, и с перстнем,
- В дикой крапиве, где нет дроздов и не водятся пташки».
- Тут Луиза примолвила: «Бабушка, кто же боится?
- Или, думаешь, трудно до смысла сказки добраться?
- Я добралася: Бука есть искушение злое.
- Разве не вводит оно нас в грех и в напасти, когда мы
- Бога не помним, советов не любим, не делаем дела?
- Мальчик в окошечке… кто он? Верный учитель наш, совесть.
- О! я дедушку знаю, я знаю и все его мысли».
Цеикс и Гальциона*
Отрывок из Овидиевых «Превращений»
- Цеикс, тревожимый ужасом тайных, чудесных видений,
- Был готов испытать прорицанье Кларийского бога —
- В Дельфы же путь заграждали Форбас и дружины флегиан.
- Он приходит к своей Гальционе, верной супруге,
- Ей сказать о разлуке… сказал… ужаснулась, и хладом
- Грудь облилася, бледность ланиты покрыла, слезами
- Очи затмились, трикраты ответ начинала — трикраты
- Скованный горем язык изменял; наконец возопила,
- Частым рыданием томно-печальную речь прерывая:
- «Милый супруг мой, какою виной от себя удалила
- Я твое сердце? Ужели не стало в нем прежней любови?
- Ты равнодушно теперь покидаешь сво Гальциону;
- Путь выбираешь дальнейший; я уж милей в отдаленье.
- Странствуй ты по земле — тогда бы сердце не знало
- Страха в печали; была бы тоска без заботы… но моря,
- Моря страшусь; ужасает печальная мрачность пучины;
- Волны — я зрела вчера — корабельны обломки носили;
- Здесь не раз на гробницах пустых имена я читала.
- Друг, не вверяйся надежде бесстрашного сердца; не льстися
- Дружбой родителя, бога Эола, могущего силу
- Ветров смирять и море по воле мутить и покоить.
- Раз овладевши волнами, раскованны ветры не знают
- Буйству границ; и земля и моря им покорны; сгоняют
- Тучи на небо и страшным огнем зажигают их недра.
- Ах! чем боле их знаю (а знать их должна; я младенцем
- Часто в жилище отца их видала), тем боле страшусь их.
- Если ж ни просьбы, ни слезы мои над тобою не властны,
- Если уж в море далекое должно, должно пускаться,
- Друг, возьми с собою меня: мы разделим судьбину;
- Зная, чем стражду, менее буду страдать; что ни встретим,
- Всё заодно; без разлуки неверным волнам предадимся».
- Тронутый жалобной речью супруги, сын Люциферов
- Долго безмолвствовал, в сердце тая глубокое горе.
- Но, постоянный в желанье, он вверить своей Гальционы
- Вместе с собой произволу опасного моря не смеет.
- Хочет ее убедить ободрительным словом… напрасно!
- Нет убежденья печальной душе. Наконец он сказал ей:
- «Долго разлука и краткая длится; но я Люцифером
- Светлым клянусь возвратиться, если допустит судьбина,
- Прежде чем дважды луна в небесах совершиться успеет».
- Сим обетом надежду на скорый возврат ожививши,
- Он повелел спустить на волны ладью и, не медля,
- Снасти устроить и всё изготовить к далекому бегу.
- Видит ладью Гальциона и, вещей душой предузнавши
- Будущий рок, содрогнулась, слезы ручьем полилися;
- Нежно прижалась к супругу лицом безнадежно печальным;
- Томно шепнула: «прости!» — и пала без чувства на бреге.
- Медлит унылый супруг; но пловцы уж рядами взмахнули
- Весла, прижав их к могучим грудям, и согласным ударом
- Вспенили влагу. Тронулось судно. Она отворила
- Влажные очи и видит его у кормы… Удаляясь,
- Знаком прощальным руки он последний привет посылает;
- Тем же знаком она отвечала. Дале и дале
- Берег уходит, и очи лица распознать уж не могут;
- Долго, долго преследует взором бегущее судно;
- Но когда и оно в отдаленье пространства пропало,
- Силится взором поймать на мачте играющий парус;
- Скоро и парус пропал. И безмолвно в чертог опустелый
- Тихо пошла Гальциона и пала на одр одинокий…
- Ах! и чертог опустелый, и одр, и все раздражало
- Грустное сердце, твердя о далекоплывущем супруге.
- Судно бежит. Вдруг ветер шатнул неподвижные верви;
- Праздные весла к бокам ладии прислонив, корабельщик
- Волю дал парусам и пустил их свободно по мачте:
- Полные ветром попутным, шумя, паруса натянулись.
- Море браздя, половину пути уж ладья совершила;
- Берег повсюду равно отдален, повсюду невидим.
- Вдруг перед ночью надулися волны, море белеет;
- Сильный порывистый ветер внезапно ударил от юга.
- «Свить паруса!» — возопил ужаснувшийся кормщик… напрасно!
- Ветра могучий порыв помешал повеленье исполнить;
- Шумом ревущей волны заглушило невнятное слово.
- Сами гребцы на работу бегут; один убирает
- Весла, другой чинит расколовшийся бок, тот исторгнуть
- Силится парус у ветра; а тот, из ладьи выливая
- В трещины бьющую воду, волны волнам возвращает.
- Всё в беспорядке, а буря грозней и грозней; отовсюду
- Ветры, слетаяся, бьются, и море, вздымаяся, воет;
- Кормщик бодрость утратил, и сам, признавая опасность,
- Где они, что им начать, от чего остеречься, не знает.
- Властвует буря, ничтожны пред нею искусство и опыт;
- Вихорь, вопли гребцов, скрыпенье снастей, непрерывный
- Плеск отшибаемых волн и гром отовсюду… ужасно!
- Воды буграми, и море то вдруг до самого неба
- Рвется допрянуть и темные тучи волнами обрызгать;
- То, подымая желтый песок из глубокия бездны,
- Мутно желтеет; то вдруг чернее стигийския влаги;
- То, опадая и пеной шипящей разбившись, белеет.
- Мчится трахинское легкое судно игралищем бури;
- Вдруг возлетит и как будто с утесистой горной стремнины
- Смотрит в глубокий дол, в глубокую мглу Ахерона;
- Вдруг с волной упадет и, кругом взгроможденному морю,
- Видит как будто из адския бездны далекое небо.
- Страшно гремит ладия, отшибая разящие волны:
- Так раздаются удары в стене, тяжелым тараном
- Глухо разимой иль брошенным тяжким обломком утеса.
- Словно как пламенный лев свирепеет, теснимый ловцами,
- Бешен встает на дыбы и грудью кидается в копья:
- Так яримая ветром волна, бросаясь на мачты,
- Судно грозится пожрать и ревет, над ним подымаясь.
- Киль расшатался; утратив защиту смолы, раздалися
- Бренные сшивы досок, и вторглась губящая влага;
- Вдруг облака, расступившись, дождем зашумели; казалось,
- Небо упало на море и море воздвиглося к небу.
- Взмокли все паруса, смешались с водами пучины
- Воды небес, и казалось, что звезды утратило небо.
- Темную ночь густила темная буря; но часто
- Молнии быстрым, излучистым блеском, летая по тучам,
- Ярко сверкали, и бездна морская в громах загоралась.
- Вдруг поднялся и бежит, раскачавшись, ударить на судно
- Вал огромный. Подобно бойцу-великану, который
- Дерзко не раз набегал на раскат осажденного града,
- Сбитый, снова рвался, наконец, окрыляемый славой,
- Силой взбежал на вершину стены один из дружины:
- Так посреди стесненных валов, осаждающих судно,
- Все перевыся главой, воздвигся страшный девятый;
- Хлещет, бьет по скрыпучим бокам ладии утомленной,
- Рвется, ворвался и вдруг овладел завоеванным судном.
- Волны частью толпятся на приступ, частью вломились;
- Все трепещет, как будто во граде, когда уж в проломы
- Бросился враг и стена за стеною, гремя, упадает;
- Тщетно искусство; мужество пало; мнится, что с каждой
- Новой волною новая страшная смерть нападает.
- Нет спасенья! тот плачет; тот цепенеет; тот мертвым
- В гробе завидует; тот к богам посылает обеты;
- Тот, напрасно руки подъемля к незримому небу,
- Молит пощады; тот скорбит об отце, тот о брате,
- Тот о супруге и чадах, каждый о том, что покинул;
- Цеикс о милой своей Гальционе: одной Гальционы
- Имя твердит он, тоскует по ней, но, тоскуя, утешен
- Тем, что она далеко; хотел бы к домашнему брегу
- Раз оглянуться, раз хотел бы лицом обратиться
- К милому дому… но где же они? разъяренная буря
- Все помутила; сугубою мглою черные тучи
- Небо всё обложили, и ночь беспредельная всюду.
- Вихорь вдруг налетел… затрещав, подломилась и пала
- Мачта за край, и руль пополам. И, встав на добычу,
- Грозен, жаден, смотрит из бездны вал-победитель.
- Тяжкий, словно Афос, могучей рукою с подошвы
- Сорванный, словно Пинд, обрушенный в бездну морскую,
- Он повалился. Корабль, раздавленный падшей громадой,
- Вдруг потонул. Одни из пловцов, захлебнувшись
- В вихре пенных валов, не всплыли и разом погибли;
- Часть за обломки ладьи ухватились. Цеикс руками,
- Некогда скипетр носившими, стиснул отбитую доску;
- В помощь отца, в помощь Эола, водою душимый,
- Часто зовет он, но чаще зовет свою Гальциону;
- С нею мысли и сердце; жаль ее, а не жизни;
- Молит он волны: тело его до очей Гальционы
- Милых донесть, чтоб родная рука его схоронила;
- Он утопает, но только что волны дыханье отпустят,
- Он Гальциону зовет, он шепчет водам: «Гальциона!»
- Вдруг горой набежала волна, закипела и, лопнув,
- Паа к нему на главу и его задавила паденьем…
- Мраком задернувшись, в оную ночь был незрим и незнаем
- Светлый Люцифер: невластный покинуть вершины Олимпа,
- Он в высоте облаками закрыл печальные очи.
- Тою порою Эолова дочь, об утрате не зная,
- Ночи свои в нетерпенье считает, готовит супругу
- Платья, уборы готовит себе, чтоб и ей и ему нарядиться
- В день возврата, ласкаясь уже невозможным свиданьем.
- Всех богов призывая, пред всеми она зажигает
- Жертвенный ладан, Юнону ж богиню усерднее молит,
- Молит, увы! о погибшем, навек невозвратном супруге;
- Молит, чтоб он был здоров, чтоб к ней возвратился, чтоб, верный,
- Сердца не отдал другой… из стольких напрасных желаний
- Только последнее слишком, слишком исполнено было.
- Но мольбы Гальционы о мертвом тревожат Юнону:
- Жертву и храм оскверняет рука, посвященная тени.
- «Вестница воли богов (сказала Юнона Ириде),
- Знаешь, где Сон обитает, безмолвный податель покоя.
- К этому богу лети от меня повелеть, чтоб, не медля,
- В образе мертвого Цеикса призрак послал Гальционе
- Истину ей возвестить». Сказала… Ирида, в одежде
- Яркостью красок блестящей, дугой в небесах отразившись,
- Быстро порхнула к обители бога, в скалах сокровенной.
- Есть в стороне киммериян пустая гора с каменистой
- Мрачной пещерой; издавна там Сон обитает ленивый.
- Там никогда — ни утром, ни в полдень, ни в пору заката —
- Феб не сияет; лишь тонкий туман, от земли подымаясь,
- Влажною стелется мглой, и сумрак сомнительный светит.
- Там никогда будитель пернатых с пурпуровым гребнем
- Дня не приветствует криком, ни пес — сторожитель молчанья
- Лаем своим не смущает, ни говором гусь осторожный;
- Там ни птицы, ни зверя, ни легкой ветки древесной
- Шорох не слышен, и слова язык человечий не молвит;
- Там живет безгласный Покой. Из-под камня сочася,
- Медленной струйкой Летийский ручей, по хрящу пробираясь,
- Слабым, чуть слышным журчанием сладко наводит дремоту;
- Вход пещеры обсажен цветами роскошного мака
- С множеством трав: из них усыпительный сок выжимая,
- Влажная Ночь благодатно кропит им усталую землю.
- В целом жилище нет ни одной скрыпучия двери,
- Тяжко на петлях ходящей, нет на пороге и стража.
- Одр из гебена стоит посредине чертога, задернут
- Темной завесой; наполнены пухом упругим подушки.
- Бог, разметавшись на ложе, там нежит расслабленны члены.
- Ложе осыпав, Сны бестелесные, легкие Грезы
- Тихо лежат в беспорядке, несчетны, как нивные класы,
- Листья дубрав иль песок, на бреге набросанный морем.
- Входит в пещеру младая богиня, раздвинув рукою
- Вход заслонявшие Сны. Сиянье небесной одежды
- Быстро темный чертог облеснуло. Встревоженный блеском,
- Бог медлительно поднял очи и снова закрыл их;
- Силится встать, но слабость голову сонную клонит;
- Нехотя он приподнялся; шатаясь, оперся на руку;
- Встал. «Зачем ты?» — спросил он богиню. Ирида сказала:
- «Сон, живущих покой! о Сон, божество благодати!
- Мир души, усладитель забот, усталого сердца
- Нежный по тяжких трудах и печалях дневных оживитель,
- Сон! повели, чтоб Мечта, подражатель обманчивый правде,
- В город Ираклов Трахины под видом царя полетела
- Там сновиденьем погибель супруга явить Гальционе.
- Так повелела Юнона». Окончив, Ирида младая
- Бога покинуть спешит: невольно ее покоряла
- Сонная сила, и тихо кралось в нее усыпленье.
- Снова лазурью по радуге светлой она полетела.
- Бог из несметного роя им порожденных видений
- Выбрал искусника, всех принимателя видов Морфея:
- Выдумщик хитрый, по воле во всех он является лицах,
- Всё выражает: и поступь, и телодвиженья, и голос,
- Даже все виды одежд и каждому свойственны речи;
- Но способен он брать лишь один человеческий образ.
- Есть другой — тот является птицей, зверем, шипящим
- Змеем, слывет на Олимпе Икелос, а в людях Фоветор.
- Третий, мечтательный Фантазос, дивным своим дарованьем
- В камни, волны, пригорки, пни, во все, что бездушно,
- С легкостью быстрой влетает. Они царям и владыкам
- Чудятся ночью; другие ж народ и граждан посещают.
- Бог, миновав их, из легкого сонмища вызвал Морфея
- Волю Ириды свершить; потом, обессилен дремотой,
- Голову томно склонил и в мягкий пух погрузился.
- Тихо Морфей на воздушных, без шороха веющих крыльях
- Мраком летит; он, скоро полет соверша, очутился
- В граде Гемонском, и крылья сложил, и Цеиксов образ
- Принял: бледен, подобно бездушному, наг, безобразен,
- Он подошел к одру Гальционы; струею лилася
- Влага с его бороды; с волос бежали потоки.
- К ложу тихо склонившись лицом, облитым слезами,
- Он сказал: «Я Цеикс; узнала ль меня, Гальциона?
- Смерть ужель изменила меня? — Всмотрися — узнаешь;
- Или хоть призрак супруга вместо супруга обнимешь.
- Тщетны были моленья твои, Гальциона: погиб я.
- В море Эгейском южный порывистый ветер настигнул
- Нашу ладью, и долго бросал по волнам, и разрушил.
- Мне в уста, напрасно твое призывавшие имя,
- Влага морская влилась. Не гонец пред тобой, Гальциона,
- С вестью неверной; не слуху неверному ныне ты внемлешь:
- Сам я, в море погибший, тебе повествую погибель.
- Встань же, вдова; дай слез мне, оденься в одежду печали.
- О! да не буду я в Тартаре темном бродить неоплакан!»
- Так говорил Морфей, и голос его был подобен
- Голосу Цеикса; очи его непритворно слезами
- Плакали; даже и руки свои простирал он как Цеикс.
- Тяжко во сне Гальциона рыдала; сквозь сон протянула
- Руки; ловит его, но лишь воздух пустой обнимает.
- «Стой! — она возопила. — Помедли, я за тобою».
- Собственный голос и призрак ее пробудили; вскочила
- В страхе; ищет, очами кругом озираясь, тут ли
- Виденный друг?.. На крик ее прибежавший невольник
- Подал светильник — напрасно! нигде его не находит.
- С горя бьет себя по лицу, раздирает одежду,
- Перси терзает и рвет на главе неразвитые кудри.
- «Что с тобой, Гальциона?» — спросила кормилица в страхе.
- «Нет Гальционы, — она возопила, — нет Гальционы!
- С Цеиксом вместе она умерла; оставь утешенье;
- Он погиб: я видела образ его и узнала.
- Руки простерла его удержать, напрасно — то было
- Тень; но тень знакомая, подлинный Цеиксов образ.
- Правда, почудилось мне, что в милом лице выражалось
- Что-то чужое, не прежнее: прелести не было прежней.
- Бледен, наг, утомлен, с волосами, струящими влагу,
- Мне привиделся Цеикс, и там стоял он, печальный!
- Вот то место… (и мутно глаза привиденья искали).
- Друг! Не того ли страшилося вещее сердце, когда я
- Так молила тебя остаться и ветрам не верить?
- К смерти навстречу спешил ты… почто ж Гальциону
- Здесь ты покинул? Вместе нам все бы спасением было.
- Ах! тогда ни минуты бы жизни розно с тобою
- Я не утратила: смерть постигла бы нас неразлучных.
- Ныне ж в отсутствии гибну твоею погибелью; море
- Все мое лучшее, всю мою жизнь в тебе погубило.
- Буду безжалостней самого моря, если останусь
- Тяжкую жизнь влачить, терпя нестерпимое горе.
- Нет! не хочу ни терпеть, ни тебя отрекаться, о милый,
- Бедный супруг мой; все разделим; пускай нас в могиле
- Если не урна одна, то хоть надпись одна сочетает;
- Розно прахом, будем хотя именами не розно».
- Тут умолкла: печаль оковала язык, и рыданье
- Дух занимало, и стоны рвалися из ноющей груди. —
- Было утро; она повлеклася на тихое взморье,
- К месту тому, откуда вслед за плывущим смотрела.
- Там стояла долго: «Отсюда ладья побежала;
- Здесь мы последним лобзаньем простились». Так повторяя
- Прошлое думою, взр помраченный она устремляла
- В даль морскую. Вдали, на волнах колыхаясь, мелькает
- Что-то, как труп, — но что? Для печального взора не ясно.
- Ближе и ближе, видней и видней; уже Гальциона
- Может вдали распознать плывущее мертвое тело.
- Кто бы ни был погибший, но бурей погиб он; и горько
- Плача об нем, как бы о чужом, она возопила:
- «Горе, бедный, тебе! и горе жене овдовевшей!»
- Тело плывет, а сердце в ней боле и боле мутится.
- Вот уж у брега; вот и черты различает уж око.
- Смотрит… Кто ж? Цеикс. «Он! — возопила терзая
- Перси, волосы, платье. С берега трепетны руки
- К телу простерла. — Так ли, мой милый, так ли, несчастный,
- Ты возвратился ко мне?..» В том месте плотина из камня
- Брег заслоняла высокой стеной от приливного моря,
- В бурю же ярость и силу напорной волны утомляла.
- С той высокой стены в пучину стремглав Гальциона
- Бросилась… Что же? о чудо! она взвилась, и над морем,
- Воздух свистящий внезапно-расцветшим крылом разбивая,
- Вдоль по зыбучим волнам полетела печальною птицей.
- Жалобно в грустном полете, как будто кого прикликая,
- Звонким щелкая носом, она протяжно стенала;
- Прямо на труп охладелый и бледный она опустилась;
- Нежно безгласного юным крылом обняла и как будто
- Силилась душу его пробудить безответным лобзаньем.
- Был ли чувствителен Цеикс, волны ль ему, колыхаясь,
- Подняли голову, — что бы то ни было — он приподнялся.
- Скоро, над их одиночеством сжалясь, бессмертные боги
- В птиц обратили обоих; одна им судьба; и поныне
- Верны бывалой любви; и поныне их брак не разорван.
- Поздней зимней порою семь дней безбурных и ясных
- Мирно, без слета сидит на плавучем гнезде Гальциона;
- Море тогда безопасно; Эол, заботясь о внуках,
- Ветры смиряет, пловца бережет, и воды спокойны.
Повесть
- Однажды Пери молодая
- У врат потерянного рая
- Стояла в грустной тишине;
- Ей слышалось: в той стороне,
- За неприступными вратами,
- Журчали звонкими струями
- Живые райские ключи.
- И неба райского лучи
- Лились в полуотверзты двери
- На крылья одинокой Пери;
- И тихо плакала она
- О том, что рая лишена.
- «Там духи света обитают;
- Для них цветы благоухают
- В неувядаемых садах.
- Хоть много на земных лугах
- И на лугах светил небесных,
- Есть много и цветов прелестных:
- Но я чужда их красоты —
- Они не райские цветы.
- Обитель роскоши и мира,
- Свежа долина Кашемира;
- Там светлы озера струи,
- Там сладостно журчат ручьи —
- Но что их блеск перед блистаньем,
- Что сладкий глас их пред журчаньем
- Эдемских, жизни полных вод?
- Направь стремительный полет
- К бесчисленным звездам созданья,
- Среди их пышного блистанья
- Неизмеримость пролети,
- Все их блаженства изочти,
- И каждое пусть вечность длится…
- И вся их вечность не сравнится
- С одной минутою небес».
- И быстрые потоки слез
- Бежали по ланитам Пери.
- Но Ангел, страж эдемской двери,
- Ее прискорбную узрел;
- Он к ней с утехой подлетел;
- Он вслушался в ее стенанья,
- И ангельского состраданья
- Слезой блеснули очеса…
- Так чистой каплею роса
- В сиянье райского востока,
- Так капля райского потока
- Блестит на цвете голубом,
- Который дышит лишь в одном
- Саду небес (гласит преданье).
- И он сказал ей: «Упованье!
- Узнай, что небом решено:
- Той пери будет прощено,
- Которая ко входу рая
- Из дальнего земного края
- С достойным даром прилетит.
- Лети — найди — судьба простит;
- Впускать утешно примиренных».
- Быстрей комет воспламененных,
- Быстрее звездных тех мечей*,
- Которые во тьме ночей
- В деснице ангелов блистают,
- Когда с небес они свергают
- Духов, противных небесам,
- По светло-голубым полям
- Эфирным Пери устремилась;
- И скоро Пери очутилась
- С лучом денницы молодой
- Над пробужденною землей.
- «Но где искать святого дара?
- Я знаю тайны Шильминара*:
- Столпы там гордые стоят;
- Под ними скрытые, горят
- В сосудах гениев рубины.
- Я знаю дно морской пучины:
- Близ Аравийской стороны
- Во глубине погребены
- Там острова благоуханий.
- Знаком мне край очарований:
- Воды исполненный живой,
- Сосуд Ямшидов золотой*
- Таится там, храним духами.
- Но с сими ль в рай войти дарами?
- Сии дары не для небес.
- Что камней блеск в виду чудес,
- Престолу Аллы предстоящих?
- Что капля вод животворящих
- Пред вечной бездной бытия?»
- Так думая, она в края
- Святого Инда низлетала.
- Там воздух сладок; цвет коралла,
- Жемчуг и злато янтарей
- Там украшают дно морей;
- Там горы зноем пламенеют,
- И в недре их алмазы рдеют;
- И реки в брачном блеске там,
- С любовью к пышным берегам
- Теснясь, приносят дани злата.
- И долы, полны аромата,
- И древ сандальных фимиам,
- И купы роз могли бы там
- Для Пери быть прекрасным раем…
- Но что же? Кровью обагряем
- Поток увидела она.
- В лугах прекрасная весна,
- А люди — братья, братий жертвы —
- Обезображены и мертвы,
- Лежа на бархате лугов,
- Дыханье чистое цветов
- Дыханьем смерти заражали.
- О, чьи стопы тебя попрали,
- Благословенный солнцем край?
- Твоих садов тенистый рай,
- Твоих богов святые лики,
- Твои народы и владыки
- Какой рукой истреблены?
- Властитель Газны*, вихрь войны,
- Протек по Индии бедою;
- Свой путь усыпал за собою
- Он прахом отнятых корон;
- На псов своих навесил он
- Любимиц царских ожерелья;
- Обитель чистую веселья,
- Зенаны дев он осквернил;
- Жрецов во храмах умертвил
- И золотые их пагоды
- В священные обрушил воды.
- И видит Пери с вышины:
- На поле страха и войны
- Боец, в крови, но с бодрым оком,
- Над светлым родины потоком
- Стоит один, и за спиной
- Колчан с последнею стрелой;
- Кругом товарищи сраженны…
- Лицом бесстрашного плененный,
- «Живи!» — тиран ему сказал.
- Но воин молча указал
- На обагренны кровью воды
- И истребителю свободы
- Послал ответ своей стрелой.
- По твердой броне боевой
- Стрела скользнула; жив губитель;
- На трупы братьев пал их мститель;
- И вдаль помчался шумный бой.
- Все тихо; воин молодой
- Уж умирал; и кровь скудела…
- И Пери к юноше слетела
- В сиянье утренних лучей,
- Чтоб вежды гаснущих очей
- Ему смежить рукой любови
- И в смертный миг священной крови
- Оставшуюся каплю взять.
- Взяла… и на небо опять
- Ее помчало упованье.
- «Богам угодное даянье
- (Она сказала) я нашла:
- Пролита кровь сия была
- Во искупление свободы;
- Чистейшие эдемски воды
- С ней не сравнятся чистотой.
- Так, если есть в стране земной
- Достойное небес воззренья:
- То что ж достойней приношенья
- Сей дани сердца, все свое
- Утратившего бытие
- За дело чести и свободу?»
- И к райскому стремится входу
- Она с добычею земной.
- «О Пери! дар прекрасен твой
- (Сказал ей страж крылатый рая,
- Приветно очи к ней склоняя),
- Уоден храбрый для небес,
- Который родине принес
- На жертву жизнь… но видишь, Пери,
- Кристальные спокойны двери,
- Не растворяется эдем…
- Иной желают дани в нем».
- Надежда первая напрасна.
- И Пери, горестно-безгласна,
- Опять с эфирной вышины
- Стремится — и к горам Луны*
- На лоно Африки слетает.
- Пред ней, рождаяся, блистает
- В незнаемых истоках Нил,
- Средь тех лесов, где он сокрыл
- От нас младенческие воды
- И где бесплотных хороводы,
- Слетаясь утренней порой
- Над люлькой бога водяной,
- Тревожат сон его священный,
- И великан новорожденный*
- Приветствует улыбкой их.
- Средь пальм Египта вековых,
- По гротам, хладной тьмы жилищам,
- По сумрачным царей кладбищам
- Летает Пери… то она,
- Унылой думою полна,
- Розетты знойною долиной,
- Вслед за четою голубиной,
- К приюту их любви летит,
- Их стоны внемлет и грустит;
- То, вея тихо, замечает,
- Как яркий свет луны мелькает
- На пеликановых крылах,
- Когда на голубых водах
- Мерида он плывет и плещет
- И вкруг него лазурь трепещет.
- Пред ней волшебная страна.
- Небес далеких глубина
- Сияла яркими звездами;
- Дремали пальмы над водами,
- Вершины томно преклоня,
- Как девы, от веселий дня
- Устав, в подушки пуховые
- Склоняют головы младые;
- Ночной упившися росой,
- Лилеи с девственной красой
- В роскошном сне благоухали
- И ночью листья освежали,
- Чтоб встретить милый день пышней;
- Чертоги падшие царей,
- В величии уединенья,
- Великолепного виденья
- Остатками казались там:
- По их обрушенным стенам,
- Ночной их страж, сова порхала
- И ночь безмолвну окликала,
- И временем, когда луна
- Являлась вдруг, обнажена
- От перелетного тумана,
- Печально-тихая султана*,
- Как идол на столпе седом,
- Сияла пурпурным крылом.
- И что ж?.. Средь мирных сих явлений
- Губительный пустыни гений
- Приют нежданный свой избрал;
- В эдем сей он чуму примчал
- С песков степей воспламененных;
- Под жаром крылий зараженных
- Вмиг умирает человек,
- Как былие, когда протек
- Над ним самума вихорь знойный.
- О, сколь для многих день, спокойно
- Угаснувший средь их надежд,
- Угас навек — и мертвых вежд
- Уж не обрадует денницей!
- И стала смрадною больницей
- Благоуханная страна;
- Сияньем дремлющим луна
- Сребрит тела непогребенны;
- Заразы ядом устрашенный,
- От них летит и ворон прочь;
- Гиена лишь, бродя всю ночь,
- Врывается для страшной пищи
- В опустошенные жилищи;
- И горе страннику, пред кем
- Незапно вспыхнувшим огнем
- Блеснут вблизи из мрака ночи
- Ее огромны, злые очи!..
- И Пери жалости полна;
- И грустно думает она:
- «О смертный, бедное творенье,
- За древнее грехопаденье
- Ценой ужасной платишь ты;
- Есть в жизни райские цветы —
- Но змей повсюду под цветами».
- И тихими она слезами
- Заплакала — и все пред ней
- Вдруг стало чище и светлей:
- Так сильно слез очарованье,
- Когда прольет их в состраданье
- О человеке добрый дух…
- Но близко вод, и взор и слух
- Манивших свежими струями,
- Под ароматными древами,
- С которых ветвями слегка
- Играли крылья ветерка,
- Как младость с старостью играет,
- Узрела Пери: умирает,
- К земле припавши головой,
- Безмолвно мученик младой;
- На лоне бесприветной ночи,
- Покинут, неоплакан, очи
- Смыкает он; и с ним уж нет
- Толпы друзей, дотоле вслед
- Счастливца милого летавшей;
- В груди, от смертных мук уставшей,
- Тяжелой язвы жар горит;
- Вотще прохладный ключ блестит
- Вблизи для жаждущего ока:
- Никто и капли из потока
- Ему не бросит на язык;
- Ничей давно знакомый лик
- В его последнее мгновенье —
- Земли прощальное виденье —
- Прискорбной прелестью своей
- Не усладит его очей;
- И не промолвит глас родного
- Ему того прости святого,
- Которое сквозь смертный сон,
- Как удаляющийся звон
- Небесной арфы, нас пленяет
- И с нами вместе умирает.
- О бедный юноша!.. Но он
- В последний час свой ободрен
- Еще надеждою земною,
- Что та, которая прямою
- Ему здесь жизнию была
- И с ним одной душой жила,
- От яда ночи сей ужасной
- Защищена под безопасной,
- Под царской кровлею отца:
- Там зной от милого лица
- Рука невольниц отвевает;
- Там легкий холод разливает
- Игриво брызжущий фонтан,
- И от курильниц, как туман,
- Восходит амвры пар душистый,
- Чтоб воздух зараженный в чистый
- Благоуханьем превратить.
- Но, ах! конец свой усладить
- Он тщетной силится надеждой!
- Под легкою ночной одеждой,
- С горячей младостью ланит,
- Уж дева прелести спешит,
- Как чистый ангел исцеленья,
- К нему, в приют его мученья.
- И час его уж наступал,
- Но близость друга угадал
- Страдальца взор полузакрытый;
- Он чувствует: ему ланиты
- Лобзают огненны уста,
- Рука горячая слита
- С его хладеющей рукою,
- И освежительной струею
- Язык засохший напоен…
- Но что ж?.. Несчастный!.. то сквозь сон
- Одолевающей кончины
- (Чтоб страшныя своей судьбины
- С возлюбленной не разделить)
- Ее от груди отдалить
- Он томной силится рукою;
- То, увлекаемый душою,
- Невольно к ней он грудь прижмет;
- То вдруг уста он оторвет
- От жадных уст, едва украдкой
- На поцелуй стыдливо-сладкий
- Дотоле смевших отвечать.
- И говорит она: «Принять
- Дай в сердце мне твое дыханье;
- Мне уступи свое страданье,
- Мне жребий свой отдай вполне.
- Ах! очи обрати ко мне,
- Пока их смерть не погасила;
- Пока еще не позабыла
- Душа любви своей земной,
- Любовью поделись со мной;
- И в смертный час свою мне руку
- Подай на смерть, не на разлуку…»
- Но, обессилена, томна,
- Вотще в глазах его она
- Тяжелым оком ищет взгляда:
- Она уж гаснет, как лампада
- Под душным сводом гробовым.
- Уж быстрым трепетом своим
- Скончала смерть его страданье —
- И дева, другу дав лобзанье
- С последним всей любви огнем,
- Сама за ним в лобзанье том
- Желанной смертью умирает.
- И Пери тихо принимает
- Прощальный вздох ее души.
- «Покойтесь, верные, в тиши;
- Здесь, посреди благоуханья,
- Пускай эдемские мечтанья
- Лелеют ваш прекрасный сон;
- Да будет услаждаем он
- Игрою музыки небесной
- Иль пеньем птицы той чудесной,
- Которая в последний час,
- Торжественный подъемля глас,
- Сама поет свое сожженье
- И умирает в сладкопенье*…»
- И Пери, к ним склоняя взгляд,
- Дыханьем райским аромат
- Окрест их ложа разливает
- И быстро, быстро потрясает
- Звездами яркого венца:
- Исчезла бледность их лица;
- Их существо преобразилось;
- Два чистых праведника, мнилось,
- Тут ясным почивали сном,
- Уж озаренные лучом
- Святой денницы воскресенья;
- И ангелом, для пробужденья
- Их душ слетевшим с вышины,
- Среди окрестной тишины
- Сияла Пери над четою.
- Но уж восток зажжен зарею,
- И Пери, к небу свой полет
- Направив, в дар ему несет
- Сей вздох любви, себя забывшей
- И до конца не изменившей.
- Надежду все рождало в ней:
- С улыбкой Ангел у дверей li>Приемлет дар ее прекрасный;
- Звенят в эдеме сладкогласно
- Дерев кристальные звонки;
- В лицо ей дышат ветерки
- Амврозией от трона Аллы;
- Ей видны звездные фиалы,
- В которых, жизнь забыв свою
- Бессмертья первую струю
- В эдеме души пьют святые…
- Но все напрасно! роковые
- Пред ней врата не отперлись.
- Опять уныло: «Удались!
- (Сказал ей страж крылатый рая)
- Сей верной девы смерть святая
- Записана на небесах;
- И будут ангелы в слезах
- Ее читать… но видишь, Пери,
- Кристальные спокойны двери,
- И светлый рай не отворен;
- Не унывай, доступен он;
- Лети на землю с упованьем».
- Сияла вечера сияньем
- Отчизна розы Суристан*,
- И солнце, неба великан,
- Сходя на запад, как корона,
- Главу венчало Ливанона,
- В великолепии снегов
- Смотрящего из облаков,
- Тогда как рдеющее лето
- В долине, зноем разогретой,
- У ног его роскошно спит.
- О, сколь разнообразный вид
- Красы, движенья и блистанья
- Являл сей край очарованья,
- С эфирной зримый высоты!
- Леса, кудрявые кусты;
- Потоков воды голубые;
- Над ними дыни золотые,
- В закатных рдеющи лучах
- На изумрудных берегах;
- Старинны храмы и гробницы;
- Веселые веретеницы*,
- На яркой стен их белизне
- В багряном вечера огне
- Сияющие чешуями;
- Густыми голуби стадами
- Слетающие с вышины
- На озаренны крутизны;
- Их веянье, их трепетанье,
- Их переливное сиянье,
- Как бы сотканное для них
- Из радуг пламенно-живых
- Безоблачного Персистана;
- Святые воды Иордана;
- Слиянный шум волны, листов
- С далеким пеньем пастухов
- И пчелы дикой Палестины,
- Жужжащие среди долины,
- Блестя звездами на цветах, —
- Вид усладительный… но, ах!
- Для бедной Пери нет услады.
- Рассеянны склонила взгляды,
- Тоской души утомлена,
- На падший солнцев храм она,
- Вечерним солнцем озаренный;
- Его столпы уединенны
- В величии стояли там,
- По окружающим полям
- Огромной простираясь тенью:
- Как будто время разрушенью
- Коснуться запретило к ним,
- Чтоб поколениям земным
- Оставить о себе преданье.
- И Пери в тайном упованье
- К святым развалинам летит:
- «Быть может, талисман сокрыт,
- Из злата вылитый духами,
- Под сими древними столпами,
- Иль Соломонова печать,
- Могущая нам отверзать
- И бездны океана темны,
- И все сокровища подземны,
- И сверженным с небес духам
- Опять к желанным небесам
- Являть желанную дорогу».
- И с трепетом она к порогу
- Жилища солнцева идет.
- Еще багряный вечер льет
- Свое сиянье с небосклона
- И ярко пальмы Ливанона
- В роскошных светятся лучах…
- Но что же вдруг в ее очах?
- Долиной Баалбека ясной,
- Как роза свежий и прекрасный,
- Бежит младенец; озарен
- Огнем заката, гнался он
- За легкокрылой стрекозою,
- Напрасно жадною рукою
- Стараясь дотянуться к ней;
- Среди ясминов и лилей
- Она кружится непослушно
- И блещет, как цветок воздушный
- Иль как порхающий рубин.
- Устав, младенец под ясмин
- Прилег и в листьях угнездился.
- Тогда вблизи остановился
- На жарко дышащем коне
- Ездок, с лицом, как на огне
- От зноя дневного горевшим:
- Над мелким ручейком, шумевшим
- Близ имарета*, он с коня
- Спрыгнул и, на воды склоня
- Лицо, студеных струй напился.
- Тут взор его оборотился,
- Из-под густых бровей блестя,
- На безмятежное дитя,
- Которое в цветах сидело,
- И улыбалось, и глядело
- Без робости на пришлеца,
- Хотя толь страшного лица
- Дотоле солнце не палило.
- Свирепо-сумрачное, было
- Подобно туче громовой
- Оно своей ужасной мглой,
- И яркими чертами совесть
- На нем изобразила повесть
- Страстей жестоких и злодейств:
- Разбой, насильство, плач семейств,
- Грабеж, святыни оскверненье,
- Предательство, богохуленье —
- Все написала жизнь на нем,
- Как обвинительным пером
- Неумолимый ангел мщенья
- Записывает преступленья
- Земные в книге роковой,
- Чтоб после Милость их слезой
- С погибельной страницы смыла.
- Краса ли вечера смирила
- В нем душу — но злодей стоял
- Задумчив, и пред ним играл
- Малютка тихо меж цветами;
- И с яркими его очами,
- Глубоко впадшими, порой
- Встречались полные душой
- Младенца голубые очи:
- Так дымный факел, в мраке ночи
- Разврата освещавший дом,
- Порой встречается с лучом
- Всевоскрешающей денницы.
- Но солнце тихо за границы
- Земли зашло… и в этот час
- Вечерний минаретов глас,
- К мольбе скликающий, раздался…
- Младенец набожно поднялся
- С цветов, колена преклонил,
- На юг лицо оборотил
- И с тихостью пред небесами
- Самой невинности устами
- Промолвил имя божества.
- Его лицо, его слова,
- Его смиренно сжаты руки…
- Казалось, о конце разлуки
- С эдемом радостным своим
- Молился чистый херувим,
- Земли на время поселенец.
- О вид прелестный! Сей младенец,
- Сии святые небеса…
- И гордый Эвлис очеса
- (Таким растроганный явленьем)
- Склонил бы, вспомнив с умиленьем
- О светлой рая красоте
- И о погибшей чистоте,
- А он?.. Отверженный, несчастный!
- Перед невинностью прекрасной
- Как осужденный он стоял…
- Увы! он памятью летал
- Над темной прошлого пучиной:
- Там не встречался ни единый
- Веселый берег, где б пристать
- И где б отрадную сорвать
- Надежде ветку примиренья;
- Одни лишь грозные виденья
- Носились в темной бездне той…
- И грудь смягчилася тоской;
- И он подумал: «Время было,
- И я, как ты, младенец милый,
- Был чист, на небеса смотрел,
- Как ты, молиться им умел
- И к мирной алтаря святыне
- Спокойно подходил… а ныне?..»
- И голову потупил он;
- И все, что с давних тех времен
- В душе ожесточенной спало,
- Чем сердце юное живало
- Во дни минувшей чистоты,
- Надежды, радости, мечты —
- Все вдруг пред ним возобновилось
- И в душу, свежее, втеснилось;
- И он заплакал… он во прах
- Пред богом пал в своих слезах,
- О слезы покаянья! вами
- Душа дружится с небесами;
- И в тайный угрызенья час
- Виновный знает только в вас
- Невинности святое счастье.
- И Пери в жалости, в участье,
- Забыв себя и жребий свой,
- С покорною о нем мольбой
- Глаза на небо — светом ровным
- Над непорочным и виновным
- Сияющее — возвела;
- Ее душа полна была
- Неизъяснимым ожиданьем…
- На хладном прахе с покаяньем
- Пред богом плачущий злодей
- Лежал недвижим перед ней,
- К земле приникнув головою;
- И сострадательной рукою,
- К несчастному преклонена,
- Как нежная сестра, она
- Поддерживала с умиленьем
- Главу, нагбенную смиреньем;
- И быстро из его очей
- В мирительную руку ей
- Струя горячих слез бежала;
- И на небе она искала
- Ответа милости слезам…
- И все прекрасно было там!
- И были вечера светилы,
- Как яркие паникадилы,
- В небесном храме зажжены;
- И мнилось ей: из глубины
- Того незримого чертога,
- Где чистым покаяньем бога
- Умеет сердце обретать,
- К земле сходила благодать;
- И там, казалось, ликовали:
- Как будто ангелы летали
- С веселой вестью по звездам;
- Как буто праздновали там
- Святую радость примиренья —
- И вдруг, незапного стремленья
- Могуществом увлечена,
- Уже на высоте она;
- Уже пред ней почти пропала
- Земля; и Пери… угадала!
- С потоком благодарных слез,
- В последний раз с полунебес
- На мир земной она воззрела…
- «Прости, земля!..» — и улетела.
Шильонский узник*
Повесть
Замок Шильон — в котором с 1530 по 1537 заключен был знаменитый Бонивар*, женевский гражданин, мученик веры и патриотизма — находится между Клараном и Вильневом, у самых восточных берегов Женевского озера (Лемана). Из окон его видны с одной стороны устье Ровы, долина, ведущая к Сен-Морицу и Мартиньи, снежные Валлизские горы и высокие утесы Мельери; а с другой — Монтре, Шателар, Кларан, Веве, множество деревень и замков; пред ним расстилается необъятная равнина вод, ограниченная в отдалении низкими голубыми берегами, на которых, как светлые точки, сияют Лозанна, Морж и Ролль; а позади его падает с холма шумный поток. Он со всех сторон окружен озером, которого глубина в этом месте простирается до восьмисот французских футов. Можно подумать, что он выходит из воды, ибо совсем не видно утеса, служащего ему основанием: где кончится поверхность озера, там начинаются крепкие стены замка. Темница, в которой страдал несчастный Бонивар, до половины выдолблена в гранитном утесе: своды ее, поддерживаемые семью колоннами, опираются на дикую, необтесанную скалу; на одной из колонн висит еще то кольцо, к которому была прикреплена цепь Бониварова; а на полу, у подошвы той же колонны, заметна впадина, вытоптанная ногами несчастного узника, который столько времени принужден был ходить на цепи своей все по одному месту. Неподалеку от устья Роны, вливающейся в Женевское озеро, недалеко от Вильнева, находится небольшой островок, единственный на всем пространстве Лемана; он неприметен, когда плывешь по озеру, но его можно легко различить из окон замка.
I
- Взгляните на меня: я сед;
- Но не от хилости и лет;
- Не страх незапный в ночь одну
- До срока дал мне седину.
- Я сгорблен, лоб наморщен мой;
- Но не труды, не хлад, не зной —
- Тюрьма разрушила меня.
- Лишенный сладостного дня,
- Дыша без воздуха, в цепях,
- Я медленно дряхлел и чах,
- И жизнь казалась без конца.
- Удел несчастного отца:
- За веру смерть и стыд цепей,
- Уделом стал и сыновей.
- Нас было шесть — пяти уж нет.
- Отец, страдалец с юных лет,
- Погибший старцем на костре,
- Два брата, падшие во пре,
- Отдав на жертву честь и кровь,
- Спасли души своей любовь.
- Три заживо схоронены
- На дне тюремной глубины —
- И двух сожрала глубина;
- Лишь я, развалина одна,
- Себе на горе уцелел,
- Чтоб их оплакивать удел.
II
- На лоне вод стоит Шильон;
- Там в подземелье семь колонн
- Покрыты влажным мохом лет.
- На них печальный брезжит свет,
- Луч, ненароком с вышины
- Упавший в трещину стены
- И заронившийся во мглу.
- И на сыром тюрьмы полу
- Он светит тускло-одинок,
- Как над болотом огонек,
- Во мраке веющий ночном.
- Колонна каждая с кольцом;
- И цепи в кольцах тех висят;
- И тех цепей железо — яд;
- Мне в члены вгрызлося оно;
- Не будет ввек истреблено
- Клеймо, надавленное им.
- И день тяжел глазам моим,
- Отвыкнувшим с толь давних лет
- Глядеть на радующий свет;
- И к воле я душой остыл
- С тех пор, как брат последний был
- Убит неволей предо мной
- И рядом с мертвым я, живой,
- Терзался на полу тюрьмы.
III
- Цепями теми были мы
- К колоннам тем пригвождены,
- Хоть вместе, но разлучены;
- Мы шагу не могли ступить,
- В глаза друг друга различить
- Нам бледный мрак тюрьмы мешал.
- Он нам лицо чужое дал —
- И брат стал брату незнаком.
- Была услада нам в одном:
- Друг другу голос подавать,
- Друг другу сердце пробуждать
- Иль былью славной старины,
- Иль звучной песнию войны —
- Но скоро то же и одно
- Во мгле тюрьмы истощено;
- Наш голос страшно одичал;
- Он хриплым отголоском стал
- Глухой тюремныя стены;
- Он не был звуком старины,
- В те дни, подобно нам самим,
- Могучим, вольным и живым.
- Мечта ль?.. но голос их и мой
- Всегда звучал мне как чужой.
IV
- Из нас троих я старший был;
- Я жребий собственный забыл,
- Дыша заботою одной,
- Чтоб им не дать упасть душой.
- Наш младший брат, любовь отца…
- Увы! черты его лица
- И глаз умильная краса,
- Лазоревых как небеса,
- Напоминали нашу мать.
- Он был мне все, и увядать
- При мне был должен милый цвет,
- Прекрасный, как тот дневный свет,
- Который с неба мне светил,
- В котором я на воле жил.
- Как утро, был он чист и жив:
- Умом младенчески игрив,
- Беспечно весел сам с собой…
- Но перед горестью чужой
- Из голубых его очей
- Бежали слезы, как ручей.
V
- Другой был столь же чист душой;
- Но дух имел он боевой:
- Могуч и крепок в цвете лет,
- Рад вызвать к битве целый свет
- И в первый ряд на смерть готов…
- Но без терпенья для оков.
- И он от звука их завял.
- Я чувствовал, как погибал,
- Как медленно в печали гас
- Наш брат, незримый нам, близ нас.
- Он был стрелок, жилец холмов,
- Гонитель вепрей и волков —
- И гроб тюрьма ему была;
- Неволи сила не снесла.
VI
- Шильон Леманом окружен,
- И вод его со всех сторон
- Неизмерима глубина;
- В двойную волны и стена
- Тюрьму совокупились там;
- Печальный свод, который нам
- Могилой заживо служил,
- Изрыт в скале подводной был;
- И день и ночь была слышна
- В него биющая волна
- И шум над нашей головой
- Струй, отшибаемых стеной.
- Случалось — бурей до окна
- Бывала взброшена волна,
- И брызгов дождь нас окроплял;
- Случалось — вихорь бушевал
- И содрогалася скала;
- И с жадностью душа ждала,
- Что рухнет и задавит нас;
- Свободой был бы смертный час.
VII
- Середний брат наш — я сказал —
- Душой скорбел и увядал.
- Уныл, угрюм, ожесточен,
- От пищи отказался он:
- Еда тюремная жестка;
- Но для могучего стрелка
- Нужду переносить легко.
- Нам коз альпийских молоко
- Сменила смрадная вода;
- А хлеб наш был, какой всегда —
- С тех пор как цепи созданы —
- Слезами смачивать должны
- Невольники в своих цепях.
- Не от нужды скорбел и чах
- Мой брат: равно завял бы он,
- Когда б и негой окружен
- Без воли был… Зачем молчать?
- Он умер… я ж ему подать
- Руки не мог в последний час,
- Не мог закрыть потухших глаз;
- Вотще я цепи грыз и рвал —
- Со мною рядом умирал
- И умер брат мой, одинок;
- Я близко был и был далек.
- Я слышать мог, как он дышал,
- Как он дышать переставал,
- Как вздрагивал в цепях своих
- И как ужасно вдруг затих
- Во глубине тюремной мглы…
- Они, сняв с трупа кандалы,
- Его без гроба погребли
- В холодном лоне той земли,
- На коей он невольник был.
- Вотще я их в слезах молил,
- Чтоб брату там могилу дать,
- Где мог бы дневный луч сиять;
- То мысль безумная была,
- Но душу мне она зажгла:
- Чтоб волен был хоть в гробе он.
- «В темнице (мнил я) мертвых сон
- Не тих…» Но был ответ слезам
- Холодный смех; и брат мой там,
- В сырой земле тюрьмы, зарыт,
- И в головах его висит
- Пук им оставленных цепей:
- Убийц достойный мавзолей.
VIII
- Но он — наш милый, лучший цвет,
- Наш ангел с колыбельных лет,
- Сокровище семьи родной,
- Он — образ матери душой
- И чистой прелестью лица,
- Мечта любимая отца,
- Он — для кого я жизнь щадил:
- Чтоб он бодрей в неволе был,
- Чтоб после мог и волен быть…
- Увы! он долго мог сносить
- С младенческою тишиной,
- С терпеньем ясным жребий свой;
- Не я ему — он для меня
- Подпорой был… вдруг день от дня
- Стал упадать, ослабевал,
- Грустил, молчал и молча вял.
- О боже! боже! страшно зреть,
- Как силится преодолеть
- Смерть человека… я видал,
- Как ратник в битве погибал;
- Я видел, как пловец тонул
- С доской, к которой он прильнул
- С надеждой гибнущей своей;
- Я зрел, как издыхал злодей
- С свирепой дикостью в чертах,
- С богохуленьем на устах,
- Пока их смерть не заперла:
- Но там был страх — здесь скорбь была,
- Болезнь глубокая души.
- Смиренным ангелом, в тиши,
- Он гас, столь кротко-молчалив,
- Столь безнадежно-терпелив,
- Столь грустно-томен, нежно-тих,
- Без слез, лишь помня о своих
- И обо мне… увы! он гас,
- Как радуга, пленяя нас,
- Прекрасно гаснет в небесах;
- Ни вздоха скорби на устах;
- Ни ропота на жребий свой;
- Лишь слово изредка со мной
- О наших прошлых временах,
- О лучших будущего днях,
- О упованье… но, объят
- Сей тратой, горшею из трат,
- Я был в свирепом забытьи.
- Вотще, кончаясь, он свои
- Терзанья смертные скрывал…
- Вдруг реже, трепетнее стал
- Дышать, и вдруг умолкнул он…
- Молчаньем страшным пробужден,
- Я вслушиваюсь… тишина!
- Кричу как бешеный… стена
- Откликнулась… и умер гул!
- Я цепь отчаянно рванул
- И вырвал… к брату… брата нет!
- Он на столбе — как вешний цвет,
- Убитый хладом, — предо мной
- Висел с поникшей головой.
- Я руку тихую поднял;
- Я чувствовал, как исчезал
- В ней след последней теплоты;
- И, мнилось, были отняты
- Все силы у души моей;
- Все страшно вдруг сперлося в ней;
- Я дико по тюрьме бродил —
- Но в ней покой ужасный был:
- Лишь веял от стены сырой
- Какой-то холод гробовой;
- И, взор на мертвого вперив,
- Я знал лишь смутно, что я жив.
- О! сколько муки в знанье том,
- Когда мы тут же узнаём,
- Что милому уже не быть,
- И миг сей мог я пережить!
- Не знаю — вера ль то была,
- Иль хладность к жизни жизнь спасла?
IX
- Но что потом сбылось со мной,
- Не помню… свет казался тьмой,
- Тьма светом; воздух исчезал;
- В оцепенении стоял,
- Без памяти, без бытия,
- Меж камней хладным камнем я;
- И виделось, как в тяжком сне,
- Все бледным, темным, тусклым мне;
- Все в мутную слилося тень;
- То не было ни ночь, ни день,
- Ни тяжкий свет тюрьмы моей,
- Столь ненавистный для очей:
- То было тьма без темноты;
- То было бездна пустоты
- Без протяженья и границ;
- То были образы без лиц;
- То страшный мир какой-то был,
- Без неба, света и светил,
- Без времени, без дней и лет,
- Без промысла, без благ и бед,
- Ни жизнь, ни смерть — как сон гробов,
- Как океан без берегов,
- Задавленный тяжелой мглой,
- Недвижный, темный и немой.
X
- Вдруг луч незапный посетил
- Мой ум… то голос птички был.
- Он умолкал; он снова пел;
- И мнилось, с неба он летел;
- И был утешно-сладок он.
- Им очарован, оживлен,
- Заслушавшись, забылся я;
- Но ненадолго… мысль моя
- Стезей привычного пошла;
- И я очнулся… и была
- Опять передо мной тюрьма,
- Молчанье то же, та же тьма;
- Как прежде, бледною струей
- Прокрадывался луч дневной
- В стенную скважину ко мне…
- Но там же, в свете, на стене
- И мой певец воздушный был;
- Он трепетал, он шевелил
- Своим лазоревым крылом;
- Он озарен был ясным днем;
- Он пел приветно надо мной…
- Как много было в песни той!
- И все то было про меня!
- Ни разу до того я дня
- Ему подобного не зрел;
- Как я, казалось, он скорбел
- О брате и покинут был;
- И он с любовью навестил
- Меня тогда, как ни одним
- Уж сердцем не был я любим;
- И в сладость песнь его была:
- Душа невольно ожила.
- Но кто ж он сам был, мой певец?
- Свободный ли небес жилец?
- Или, недавно из цепей,
- По случаю к тюрьме моей,
- Играя в небе, залетел
- И о свободе мне пропел?
- Скажу ль?.. Мне думалось порой,
- Что у меня был не земной,
- А райский гость; что братний дух
- Порадовать мой взор и слух
- Примчался птичкою с небес…
- Но утешитель вдруг исчез;
- Он улетел в сиянье дня…
- Нет, нет, то не был брат… меня
- Покинуть так не мог бы он,
- Чтоб я, с ним дважды разлучен,
- Остался вдвое одинок,
- Как труп меж гробовых досок.
XI
- Вдруг новое в судьбе моей:
- К душе тюремных сторожей
- Как будто жалость путь нашла;
- Дотоле их душа была
- Бусчувственней желез моих;
- И что разжалобило их,
- Что милость вымолило мне,
- Не знаю… но опять к стене
- Уже прикован не был я;
- Оборванная цепь моя
- На шее билася моей;
- И по тюрьме я вместе с ней
- Вдоль стен, кругом столбов бродил,
- Не смея братних лишь могил
- Дотронуться моей ногой,
- Чтобы последняя земной
- Святыни там не оскорбить.
XII
- И мне оковами прорыть
- Ступени удалось в стене;
- Но воля не входила мне
- И в мысли… я был сирота,
- Мир стал чужой мне, жизнь пуста,
- С тюрьмой я жизнь сдружил мою:
- В тюрьме я всю свою семью,
- Все, что знавал, все, что любил,
- Невозвратимо схоронил,
- И в области веселой дня
- Никто уж не жил для меня;
- Без места на пиру земном,
- Я был бы лишний гость на нем,
- Как облако, при ясном дне
- Потерянное в вышине
- И в радостных его лучах
- Ненужное на небесах…
- Но мне хотелось бросить взор
- На красоту знакомых гор,
- На их утесы, их леса,
- На близкие к ним небеса.
XIII
- Я их увидел — и оне
- Все были те ж: на вышине
- Веков создание — снега,
- Под ними Альпы и луга,
- И бездна озера у ног,
- И Роны блещущий поток
- Между зеленых берегов;
- И слышен был мне шум ручьев,
- Бегущих, бьющих по скалам;
- И по лазоревым водам
- Сверкали ясны облака;
- И быстрый парус челнока
- Между небес и вод летел;
- И хижины веселых сел,
- И кровы светлых городов
- Сквозь пар мелькали вдоль брегов…
- И я приметил островок:
- Прекрасен, свеж, но одинок
- В пространстве был он голубом;
- Цвели три дерева на нем;
- И горный воздух веял там
- По мураве и по цветам,
- И воды ыли там живей,
- И обвивалися нежней
- Кругом родных брегов оне.
- И видел я: к моей стене
- Челнок с пловцами приставал,
- Гостил у брега, отплывал
- И, при свободном ветерке
- Летя, скрывался вдалеке;
- И в облаках орел играл,
- И никогда я не видал
- Его столь быстрым — то к окну
- Спускался он, то в вышину
- Взлетал — за ним душа рвалась;
- И слезы новые из глаз
- Пошли, и новая печаль
- Мне сжала грудь… мне стало жаль
- Моих покинутых цепей.
- Когда ж на дно тюрьмы моей
- Опять сойти я должен был —
- Меня, казалось, обхватил
- Холодный гроб; казалось, вновь
- Моя последняя любовь,
- Мой милый брат передо мной
- Был взят несытою землей;
- Но как ни тяжко ныла грудь —
- Чтоб от страданья отдохнуть,
- Мне мрак тюрьмы отрадой был.
XIV
- День приходил — день уходил —
- Шли годы — я их не считал;
- Я, мнилось, память потерял
- О переменах на земли.
- И люди наконец пришли
- Мне волю бедную отдать.
- За что и как? О том узнать
- И не помыслил я — давно
- Считать привык я за одно:
- Без цепи ль я, в цепи ль я был,
- Я безнадежность полюбил;
- И им я холодно внимал,
- И равнодушно цепь скидал,
- И подземелье стало вдруг
- Мне милой кровлей… там все друг,
- Все однодомец было мой:
- Паук темничный надо мной
- Там мирно ткал в моем окне;
- За резвой мышью при луне
- Я там подсматривать любил;
- Я к цепи руку приучил;
- И… столь себе неверны мы!..
- Когда за дверь своей тюрьмы
- На волю я перешагнул —
- Я о тюрьме своей вздохнул.
Перчатка*
Повесть
- Перед своим зверинцем,
- С баронами, с наследным принцем,
- Король Франциск сидел;
- С высокого балкона он глядел
- На поприще, сраженья ожидая;
- За королем, обворожая
- Цветущей прелестию взгляд,
- Придворных дам являлся пышный ряд.
- Король дал знак рукою —
- Со стуком растворилась дверь,
- И грозный зверь
- С огромной головою,
- Косматый лев
- Выходит;
- Кругом глаза угрюмо водит;
- И вот, все оглядев,
- Наморщил лоб с осанкой горделивой,
- Пошевелил густою гривой,
- И потянулся, и зевнул,
- И лег. Король опять рукой махнул —
- Затвор железной двери грянул,
- И смелый тигр из-за решетки прянул;
- Но видит льва, робеет и ревет,
- Себя хвостом по ребрам бьет,
- И крадется, косяся взглядом,
- И лижет морду языком,
- И, обошедши льва кругом,
- Рычит и с ним ложится рядом.
- И в третий раз король махнул рукой —
- Два барса дружною четой
- В один прыжок над тигром очутились;
- Но он удар им тяжкой лапой дал,
- А лев с рыканьем встал…
- Они смирились,
- Оскалив зубы, отошли,
- И зарычали, и легли.
- И гости ждут, чтоб битва началася.
- Вдруг женская с балкона сорвалася
- Перчатка… все глядят за ней…
- Она упала меж зверей.
- Тогда на рыцаря Делоржа с лицемерной
- И колкою улыбкою глядит
- Его красавица и говорит:
- «Когда меня, мой рыцарь верный,
- Ты любишь так, как говоришь,
- Ты мне перчатку возвратишь».
- Делорж, не отвечав ни слова,
- К зверям идет,
- Перчатку смело он берет
- И возвращается к собранью снова.
- У рыцарей и дам при дерзости такой
- От страха сердце помутилось;
- А витязь молодой,
- Как будто ничего с ним не случилось,
- Спокойно всходит на балкон;
- Рукоплесканьем встречен он;
- Его приветствуют красавицыны взгляды…
- Но, холодно приняв привет ее очей,
- В лицо перчатку ей
- Он бросил и сказал: «Не требую награды».
Две были и еще одна*
- День был ясен и тепел; к закату сходящее солнце
- Ярко сияло на чистом лазоревом небе. Спокойно
- Дедушка, солнцем согретый, сидел у ворот на скамейке;
- Глядя на ласточек, быстро круживших в воздушном пространстве,
- Вслед за ними пускал он дымок из маленькой трубки;
- Легкими кольцами дым подымался и, с воздухом слившись,
- В нем пропадал. Маргарита, Луиза и Лотта за пряжей
- Чинно сидели кругом; самопрялки жужжали, и тонкой
- Струйкой нити вилися; Фриц работал, а Энни,
- Вечный ленивец, играл на траве с курчавою шавкой.
- Все молчали: как будто ангел тихий провеял.
- «Дедушка, — Лотта сказала, — что ты примолк? Расскажи нам
- Сказку; вечер ясный такой; нам весело будет
- Слушать». — «Сказку? — старик проворчал, высыпая из трубки
- Пепел, — все бы вам сказки; не лучше ль послушать вам были?
- Быль расскажу вам, и быль не одну, а две». Опроставши
- Трубку и снова набив ее табаком, из мошонки
- Дедушка вынул огниво и, трут на кремень положивши,
- Крепко ударил сталью в кремень, посыпались искры,
- Трут загорелся, и трубка опять задымилась. Собравшись
- С мыслями, дедушка так рассказывать с важностью начал:
- «Дети, смотрите, как все перед нами прекрасно; как солнце,
- Медленно с неба спускаясь, все осыпает лучами;
- Реин золотом льется; жатва как тихое море;
- Холмы зеленые в свете вечернем горят; по дорогам
- Шум и движенье; подняв паруса, нагруженные барки
- Быстро бегут по водам; а наша приходская церковь…
- Окна ее как огни меж темными липами блещут;
- Вкруг мелькают кресты на кладбище, и в воздухе теплом
- Птицы вьются, мошки блестящею пылью мелькают;
- Весь он полон говором, пеньем, жужжаньем… прекрасен
- Мир господень! сердцу так радостно, сладко и вольно!
- Скажешь: где бы в этом прекрасном мире господнем
- Быть несчастью? Ан нет! и не только несчастье злодейство
- Место находит в нем. Видите ль там, на высоком пригорке,
- Замок в обломках? Теперь по стенам расцветает зеленый
- Плющ, и солнце его золотит, и звонкую песню беспечно,
- Сидя в траве, на рожке там играет пастух. А на Рейне
- Видите ль вы небольшой островок? Молодая из кленов
- Роща на нем расцвела; под тенью ее разостлавши
- Сети, рыбак готовит свой ужин, и дым голубою
- Струйкой вьется по зелени темной. Взглянуть, так прекрасный
- Рай. Ну слушайте ж: очень недавно там, на пригорке,
- Близко развалин замка, стояла гостиница — чистый,
- Светлый, просторный дом, под вывеской Черного вепря.
- В этой гостинице каждый прохожий в то время мог видеть
- Бедную Эми. Подлинно бедная! дико потупив
- Голову, в землю глаза неподвижно уставив, по целым
- Дням сидела она перед дверью трактира на камне.
- Плакать она не могла, но тяжко, тяжко вздыхала;
- Жалоб никто от нее не слыхал, но, боже мой! всякий,
- Раз поглядевши ей, бедной, в лицо, узнавал, что на свете
- Все для нее миновалось: мертвою бледностью щеки
- Были покрыты, глаза из глубоких впадин сверкали
- Острым огнем; одежда была в беспорядке; как змеи,
- Черные кудри по голым плечам раскиданы были.
- Вечно молчала она и была тиха, как младенец;
- Но порою, если случалось, что ветер просвищет,
- Вдруг содрогалась, на что-то глаза упирала и, пальцем
- Быстро туда указав, смеялась смехом безумным.
- Бедная Эми! такою ль видали ее? Беззаботно
- Жизнью, бывало, она веселилась, как вольная пташка.
- Помню и я и старые гости em>Черного вепря,
- Как нас радушной улыбкой и ласковым словом встречала
- Эми, как весело шло угощенье. И все ей друзьями
- Были в нашей округе. Кто веселость и живость
- Всюду с собой приносил? Кого, как любимого гостя,
- С криками вся молодежь встречала на праздниках? Эми.
- Кто всегда так опрятно и чинно одет был? Кого наш священник
- Девушкам всем в образец поставлял? Кто, шумя как ребенок
- Резвый на игрищах, был так набожно тих за молитвой?
- Словом: кто бедным был друг, за больными ходил, с огорченным
- Плакал, с детьми играл, как дитя? Все Эми, все Эми.
- Господи боже! она ли не стоила счастья? А вышло
- Все напротив. Она полюбила Бранда. Признаться,
- Этот Бранд был молод, умен и красив; но худые
- Слухи носились об нем: он с людьми недобрыми знался;
- В церковь он не ходил; а в шинках, за картами, кто был
- Первый? Бранд. Колдовством ли каким он понравился Эми,
- Сам ли господь ей хотел послать на земле испытанье,
- С тем, чтоб душа ее, здесь в страданьях очистившись, прямо
- В рай перешла — не знаю, но Эми была уж невестой
- Бранда, и все жалели об ней. Ну послушайте ж: вечер
- Был осенний и бурный; в гостинице Черного вепря
- Два сидели гостя; яркое пламя трещало в камине.
- «Что за погода! — сказал один. — Не раздолье ль в такую
- Бурю сидеть у огня и слушать, как ветер холодный
- Рвется в оконницы?» — «Правда, — другой отвечал, — ни за что бы
- Я теперь отсюда не вышел; ужас, не буря.
- Месяц на небе есть, а ночь так темна, что хоть оба
- Выколи глаза; плохо тому, кто в дороге». — «Желал бы
- Знать я, найдется ль такой удалец, чтоб теперь в тот старинный
- Замок сходить? Он близко, шагов с три сотни, не боле;
- Но, признаться, днем я не трус, а ночью в такое
- Время пойти туда, где, быть может, в потемках
- Гость из могилы встретит тебя, — извините; с живыми
- Сладить можно, а с мертвым и смелость не в пользу; храбрися
- Сколько угодно душе, а что ты сделаешь, если
- Вдруг пред тобою длинный, бледный, сухой, с костяными
- Пальцами станет, и два ужасные глаза упрутся
- Дико в тебя, и ты ни с места, как камень? А в этом
- Замке, все знают, нечисто; и в тихую ночь там не тихо;
- Что же в бурю, когда и мертвец повернется в могиле?» —
- «Страшно, правда; а я об заклад побьюся, что наша
- Эми не струсит и в замок одна-одинешенька сходит». —
- «Бейся, пробьешь». — «Изволь, по рукам! ты слышала, Эми?
- Хочешь ли новую шляпку выиграть к свадьбе? Сходи же
- В замок и ветку нам с клена, который между обломков
- Там растет, принеси; я знаю, что ты не боишься
- Мертвых и бредням не веришь. Согласна ли, Эми?» — «Согласна, —
- Эми сказала с усмешкой. — Бояться тут нечего, разве
- Бури; а против ночных привидений защитой молитва».
- С этим словом Эми пошла. Развалины были
- Близко; но ветер выл и ревел; темнота гробовая
- Все покрывала, и тучи, как черные горы, задвинув
- Небо, страшно ворочались. Эми знакомой тропинкой
- Входит без всякого страха в средину развалин;
- Клен недалеко; вдруг ветер утих на минуту; и Эми
- Слышит, что кто-то идет живой, а не мертвый; ей стало
- Страшно… слушает… ветер снова поднялся и снова
- Стих, и снова послышалось ей, что идут; в испуге
- К груде развалин прижалася Эми. В это мгновенье
- Ветром раздвинуло тучи, и месяц очистился. Что же
- Эми увидела? Два человека — две черные тени —
- Крадутся между обломков и тащат мертвое тело.
- Ветер ударил сильней; с головы одного сорвалася
- Шляпа и к Эминым прямо ногам прикатилась; а месяц
- В ту минуту пропал, и все опять потемнело.
- «Стой! (послышался голос) шляпу ветром умчало». —
- «После отыщешь, прежде окончим работу: зароем
- Клад свой», — другой отвечал, и они удалились. Схвативши
- Шляпу, стремглав пустилась к гостинице Эми. Бледнее
- Смерти в двери вбежала она и долго промолвить
- Слова не в силах была; отдохнув, наконец рассказала
- То, что ей в замке привиделось. «Вот обличитель убийцам!» —
- Шляпу поднявши, громко примолвила Эми; но тут же
- В шляпу всмотрелась… «Ах!» и упала на пол без чувства:
- Брандово имя стояло на шляпе. Мне нечего боле
- Вам рассказывать. В этот миг помутился рассудок
- Бедной Эми; господь милосердый недолго страдать ей
- Дал на земле: ее отнесли на кладбище. Но долго
- Видели столб с колесом на пригорке близ замка: прохожим
- Он приводил на память и Бранда и бедную Эми.
- Все исчезло теперь, и гостиницы нет; лишь могилка
- Бедной Эми цветет, как цвела, и над нею спокойно».
- Дедушка кончил и молча стал выколачивать трубку.
- Внучки также молчали и с грустью смотрели на церковь:
- Солнце играло на ней, и темные липы бросали
- Тень на кладбище, где Эми давно покоилась в гробе.
- «Вот вам другая быль, — сказал, опять раскуривши
- Трубку, старик. — Каспар был беден. К буйной, развратной
- Жизни привык он, и сердце в нем сделалось камнем. Но жадным
- Оком смотрел на чужое богатство Каспар. На злодейство
- Трудно ль решиться тому, кто шатается праздно, не помня
- Бога? Так и случилось. Каспар на ночную добычу
- Вышел. Вы видите остров на Рейне? Вдоль берега вьется
- Против этого острова, мимо утеса, дорожка.
- Там, у самой дорожки, под темным утесом, в ночное
- Позднее время Каспар засел и ждал: не пройдет ли
- Кто-нибудь мимо? Ночь прекрасна была; освещенный
- Полной луной островок отражался в воде, и густые
- Клены, глядяся в нее, стояли тихо, как черные тени;
- Все покоилось… волны изредка в берег плескали,
- В листьях журчало, и пел соловей. Но, злодейским
- Замыслом полный, Каспар не слыхал ничего; он иное
- Жадным подслушивал ухом. И вот напоследок он слышит:
- Кто-то идет по дороге; то был одинокий прохожий.
- Выскочил, словно как зверь из берлоги, Каспар; и недолго
- Длилась борьба между ими: бедный путник с тяжелым
- Стоном упал на землю, зарезанный. Мертвое тело
- В воду стащил Каспар и вымыл кровавые руки;
- Брызнули волны, раздавшись под трупом, и снова слилися
- В гладкую зыбь; все стало по-прежнему тихо, и сладко
- Петь продолжал соловей. Каспар беззаботно с добычей
- В путь свой пошел; свидетелей не было; совесть молчала.
- Скоро истратил разбойник добытое кровью, и скоро
- Голым стал он по-прежнему. Годы прошли; об убийстве,
- Кроме бога, никто не проведал; но слушайте дале.
- Раз Каспар сидел за столом в гостинице. Входит
- Старый знакомец его, арендарь Веньямин; он садится
- Подле Каспара; он крепко, крепко задумчив; и вправду
- Было о чем призадуматься: денно и ночно работал,
- Честно жил Веньямин, а все понапрасну; тяжелый
- Крест достался ему: семью имел он большую;
- Всех одень, напой, накорми… а чем? И вдобавок
- Новое горе постигло его: жена от тяжелой
- Скорби слегла в постель, и деньги пошли за лекарство;
- Бог помог ей; но с той поры все хуже да хуже; и часто
- Нечего есть; жена молчит, но тает как свечка;
- Дети криком кричат; наконец остальное помещик
- В доме силою взял, в уплату за долг, и из дома
- Выгнать грозился. Эта беда с Веньямином случилась
- Утром, а вечером он Каспара в гостинице встретил.
- Рядом с ним он сидел у стола; опершись на колено
- Локтем, рукою закрывши глаза, молчал он, как мертвый.
- «Что с тобой, Веньямин? — спросил Каспар. — Ты как будто
- В воду опущен. Послушай, сосед, не распить ли нам вместе
- Кружку вина? Веселее на сердце будет; отведай».
- Кружку взял Веньямин и выпил. «Тяжко приходит
- Жить, — сказал он. — Жена умирает, и хилые кости
- Не на чем ей успокоить: злодеи последнюювзяли
- Нынче постелю. А дети — господи боже мой! лучше б
- Им и мне в могилу. Помещик наш нынешней ночью
- В замок свой пышный поедет и там на мягких подушках,
- Вкусно поужинав, сладко заснет… а я, воротяся
- В дом мой, где голые стены, что найду там? Бездушный!
- Я ли Христом да богом его не молил? У него ли
- Мало добра?.. Пускай же всевышний господь на судилище страшном
- Так же с ним немилостив будет, как он был со мною!»
- Слушал Каспар и в душе веселился, как злой искуситель;
- В кружку соседу вина подливал он, и скоро зажег в нем
- Кровь, и потом из гостиницы вышел с ним вместе. Уж было
- Поздно. «Сосед, — Веньямину он тихо шепнул, — господин твой
- Нынешней ночью один в свой замок поедет; дорога
- Близко, она пуста; а мщенье, знаешь ты, сладко».
- Речью такой был сражен Веньямин; но тяжкая бедность,
- Горе семьи, досада, хмель, темнота, обольщенье
- Слов коварных… довольно, чтоб слабое сердце опутать.
- Так ли, не так ли, но вот пошел Веньямин за Каспаром;
- Против знакомого острова сели они под утесом,
- Близко дороги, и ждут; ни один ни слова; не смеют
- Вслух дышать и слушают молча. Их окружала
- Тихая, темная ночь; звезд не сверкало на небе,
- Лист едва шевелился, без ропота волны лилися,
- Все покоилось сладко, и пел соловей. Душа Веньямина
- Вдруг согрелась: в ней совесть проснулась, и он содрогнулся.
- «Нечего ждать, — он сказал, — уж поздно; уйдем, не придет он». —
- «Будь терпелив, — злодей возразил, — пождем, и дождемся.
- Доле зато дожидаться его возвращенья придется
- В замке жене; да будет напрасно ее нетерпенье».
- Сердце от этих слов повернулось в груди Веньямина;
- Вспомнил свою он жену и сказал: «Теперь прояснилась
- Совесть моя; не поздно еще, не хочу оставаться!» —
- «Что ты? — воскликнул Каспар. — Послушался совести; бредит.
- Ночь темна, река глубока, здесь место глухое;
- Кто нас увидит?» Мороз подрал Веньямина по коже.
- «Кто нас увидит? А разве нет свидетеля в небе?» —
- «Сказки! здесь мы одни. В ночной темноте не приметит
- Нас ни земной, ни небесный свидетель». Тут неоглядной
- Прочь от него побежал Веньямин. И в это мгновенье
- Темное небо ярким, страшным лучом раздвоилось;
- Все кругом могильная мгла покрывала; на том лишь
- Месте, где спрятаться думал Каспар, было как в ясный
- Полдень светло. И вот пред глазами его повторилось
- Все, что он некогда тут совершил во мраке глубокой
- Ночи один: он услышал шум от упавшего в воду
- Трупа; он черный труп на волнах освещенных увидел;
- Волны раздвинулись, труп нырнул в них, и все потемнело…
- Дети, долго с тех пор под этим утесом, как дикий
- Зверь, гнездился Каспар сумасшедший. Не ведал он кровли;
- Был безобразен: лицо как кора, глаза как два угля,
- Волосы клочьями, ногти на пальцах как черные когти,
- Вместо одежды гнилое тряпье; худой, изможденный,
- Чахлый, все ребра наружу, он в страхе все жался к утесу,
- Все как будто хотел в нем спрятаться и все озирался
- Смутно кругом; но порою вдруг выбегал и, на небо
- Дико уставил глаза, шептал: «Он видит, он видит».
- Дедушка, быль досказав, посмотрел, усмехаясь, на внучек.
- «Что же вы так присмирели? — спросил он. — Видно, рассказ мой
- Был не на шутку печален? Постойте ж, я кое-что вспомнил,
- Что рассмешит вас и вместо научит. Слушайте. Часто
- Мы на свою негодуем судьбу; а если рассудишь,
- Как все на свете неверно, то сердцем смиришься и станешь
- Бога за участь свою прославлять. Иному труднее
- Опыт такой достается, иному легче. И вот как
- Раз до премудрости этой, не умствуя много, а просто
- Случаем странным, одною забавной ошибкой добрался
- Бедный немецкий ремесленник. Был по какому-то делу
- Он в Амстердаме, голландском городе; город богатый,
- Пышный, зданья огромные, тьма кораблей; загляделся
- Бедный мой немец, глаза разбежались; вдруг он увидел
- Дом, какого не снилось ему и во сне: до десятка
- Труб, три жилья, зеркальные окна, ворота
- С добрый сарай — удивленье! С смиренным поклоном спросил он
- Первого встречного: «Чей это дом, в котором так много
- В окнах тюльпанов, нарциссов и роз?» Но, видно, прохожий
- Или был занят, или столько же знал по-немецки,
- Сколько тот по-голландски, то есть не знал ни полслова;
- Как бы то ни было, Каннитферштан! отвечал он. А это
- Каннитферштан есть голландское слово, иль, лучше, четыре
- Слова, и значит оно: не могу вас понять. Простодушный
- Немец, напротив, вздумал, что так назывался владелец
- Дома, о коем он спрашивал. «Видно, богат не на шутку
- Этот Каннитферштан», — сказал про себя он, любуясь
- Домом. Потом отправился дале. Приходит на пристань —
- Новое диво: там кораблей числа нет; их мачты
- Словно как лес. Закружилась его голова, и сначала
- Он не видал ничего, так много он разом увидел.
- Но наконец на огромный корабль обратил он вниманье.
- Этот корабль недавно пришел из Ост-Индии; много
- Вкруг суетилось людей: его выгружали. Как горы,
- Были навалены тюки товаров: множество бочек
- С сахаром, кофе, перцем, пшеном сарацинским. Разинув
- Рот, с удивленьем глядел на товары наш немец; и сведать
- Крепко ему захотелось, чьи были они. У матроса,
- Несшего тюк огромный, спросил он: «Как назывался
- Тот господин, которому море столько сокровищ
- Разом прислало?» Нахмурясь, матрос проворчал мимоходом:
- Каннитферштан. «Опять! смотри пожалуй! Какой же
- Этот Каннитферштан молодец! Мудрено ли построить
- Дом с богатством таким и расставить в горшках золоченых
- Столько тюльпанов, нарциссов и роз по окошкам?» Пошел он
- Медленным шагом назад и задумался; горе
- Взяло его, когда он размыслил, сколько богатых
- В свете и как он беден. Но только что начал с собою
- Он рассуждать, какое было бы счастье, когда б он
- Сам был Каннитферштан, как вдруг перед ним — погребенье.
- Видит: четыре лошади в черных длинных попонах
- Гроб на дрогах везут и тихо ступают, как будто
- Зная, что мертвого с гробом в могилу навеки отвозят;
- Вслед за гробом родные, друзья и знакомые молча
- В трауре идут; вдали одиноко звонит погребальный
- Колокол. Грустно стало ему, как всякой смиренной
- Доброй душе, при виде мертвого тела; и, снявши
- Набожно шляпу, молитву творя, проводил он глазами
- Ход погребальный; потом подошел к одному из последних
- Шедших за гробом, который в эту минуту был занят
- Важным делом: рассчитывал, сколько прибыли чистой
- Будет ему от продажи корицы и перцу; тихонько
- Дернув его за кафтан, он спросил: «Конечно, покойник
- Был вам добрый приятель, что так вы задумались? Кто он?»
- Каннитферштан! был короткий ответ. Покатилися слезы
- Градом из глаз у честного немца; сделалось тяжко
- Сердцу его, а потом и легко; и, вздохнувши, сказал он:
- «Бедный, бедный Каннитферштан! от такого богатства
- Что осталось тебе? Не то же ль, что рано иль поздно
- Мне от моей останется бедности? Саван и тесный
- Гроб». И в мыслях таких побрел он за телом, как будто
- Сам был роднею покойнику; в церковь вошел за другими;
- Там голландскую проповедь, в коей не понял ни слова,
- Выслушал с чувством глубоким; потом, когда опустили
- Каннитферштана в землю, заплакал; потом с облегченным
- Сердцем пошел своею дорогой. И с тех пор, как скоро
- Грусть посещала его и ему становилось досадно
- Видеть счастье богатых людей, он всегда утешался,
- Вспомнив о Каннитферштане, его несметном богатстве,Пышном доме, большом корабле и тесной могиле».
Неожиданное свидание*
Быль
- Лет за семьдесят, в Швеции, в городе горном Фаллуне,
- Утром одним молодой рудокоп на свиданье с своею
- Скромной, милой невестою так ей сказал: «Через месяц
- (Месяц не долог) мы будем муж и жена; и над нами
- Благословение божие будет». — «И в нашей убогой
- Хижине радость и мир поселятся», — сказала невеста.
- Но когда возгласил во второй раз священник в приходской
- Церкви: «Кто законное браку препятствие знает,
- Пусть объявит об нем», тогда с запрещеньем явилась
- Смерть. Накануне брачного дня, идя в рудокопню
- В черном платье своем (рудокоп никогда не снимает
- Черного платья), жених постучался в окошко невесты,
- С радостным чувством сказал он ей: доброе утро! — но добрый
- Вечер! он уж ей не сказал, и назад не пришел он
- К ней ни в тот день, ни на другой, ни на третий, ни после…
- Рано поутру оделась она в венчальное платье,
- Долго ждала своего жениха, и когда не пришел он,
- Платье венчальное снявши, она заплакала горько,
- Плакала долго об нем и его никогда не забыла.
- Вот в Португалии весь Лиссабон уничтожен был страшным
- Землетрясеньем; война Семилетняя кончилась; умер
- Франц-император; был иезуитский орден разрушен;
- Польша исчезла, скончалась Мария-Терезия; умер
- Фридрих Великий; Америка стала свободна; в могилу
- Лег император Иосиф Второй; революции пламя
- Вспыхнуло; добрый король Людовик, возведенный на плаху,
- Умер святым; на русском престоле не стало великой
- Екатерины; и много тронов упало; и новый
- Сильный воздвигся, и все перевысил, и рухнул;
- И на далекой скале океана изгнанником умер
- Наполеон. А поля, как всегда, покрывалися жатвой,
- Пашни сочной травою, холмы золотым виноградом;
- Пахарь сеял и жал, и мельник молол, и глубоко
- В недра земля проницал с фонарем рудокоп, открывая
- Жилы металлов. И вот случилось, что близко Фаллуна,
- Новый ход проложив, рудокопы в давнишнем обвале
- Вырыли труп неизвестного юноши: был он не тронут
- Тленьем, был свеж и румян; казалось, что умер
- С час, не боле, иль только прилег отдохнуть и забылся
- Сном. Когда же на свет он из темной земныя утробы
- Вынесен был, — отец, и мать, и друзья, и родные
- Мертвы уж были давно; не нашлось никого, кто б о спящем
- Юноше знал, кто б помнил, когда с ним случилось несчастье.
- Мертвый товарищ умершего племени, чуждый живому,
- Он сиротою лежал на земле, посреди равнодушных
- Зрителей, всем незнакомый, дотоле, пока не явилась
- Тут невеста того рудокопа, который однажды
- Утром, за день до свадьбы своей, пошел на работу
- В рудник и боле назад не пришел. Подпираясь клюкою,
- Трепетным шагом туда прибрела седая старушка;
- Смотрит на тело и вмиг узнает жениха. И с живою
- Радостью боле, чем с грустью, она предстоявшим сказала:
- «Это мой бывший жених, о котором так долго, так долго
- Плакала я и с которым господь еще перед смертью
- Дал мне увидеться. За день до свадьбы пошел он работать
- В землю, но там и остался». У всех разогрелося сердце
- Нежным чувством при виде бывшей невесты, увядшей,
- Дряхлой, над бывшим ее женихом, сохранившим всю прелесть
- Младости свежей. Но он не проснулся на голос знакомый;
- Он не открыл ни очей для узнанья, ни уст для привета.
- В день же, когда на кладбище его понесли, с умиленьем
- Друга давнишния младости в землю она проводила;
- Тихо смотрела, как гроб засыпали; когда же исчез он,
- Свежей могиле она поклонилась, пошла и сказала:
- «Что однажды земля отдала, то отдаст и в другой раз!»
Сражение с Змеем*
Повесть
- Что за тревога в Родосе? Все улицы полны народом;
- Мчатся толпами, вопят, шумят. На коне величавом
- Едет по улице рыцарь красивый; за рыцарем тащат
- Мертвого змея с кровавой разинутой пастью; все смотрят
- С радостным чувством на рыцаря, с страхом невольным на змея,
- «Вот! — говорят, — посмотрите, тот враг, от которого столько
- Времени не было здесь ни стадам, ни людям проходу.
- Много рыцарей храбрых пыталось с чудовищем выйти
- В бой… все погибли. Но бог нас помиловал: вот наш спаситель;
- Слава ему!» И вслед за младым победителем идут
- Все в монастырь Иоанна Крестителя, где иоаннитов*
- Был знаменитый капитул собран в то время. Смиренно
- Рыцарь подходит к престолу магистера; шумной толпою
- Ломится следом за ним в палату народ. Преклонивши
- Голову, юноша так говорить начинает: «Владыка!
- Рыцарский долг я исполнил: змей, разоритель Родоса,
- Мною убит; безопасны дороги для путников; смело
- Могут стада выгонять пастухи; на молитву
- Может без страха теперь пилигрим к чудотворному лику
- Девы пречистой ходить». Но с суровым ответствовал взглядом
- Строгий магистер: «Сын мой, подвиг отважный с успехом
- Ты совершил: отважность рыцарю честь. Но ответствуй:
- В чем обязанность главная рыцарей, верных Христовых
- Слуг, христианства защитников, в знак смиренья носящих
- Крест Иисуса Христа на плечах?» То зрители внемля,
- Все оробели. Но рыцарь, краснея, ответствовал: «Первый
- Рыцарский долг есть покорность», — «И рыцарский долг сей
- Ныне, сын мой, ты нарушил: ты мной запрещенный
- Подвиг дерзнул совершить». — «Владыка, сперва благосклонно
- Выслушай слово мое, потом осуди. Не с слепою
- Дерзостью я на опасное дело решился; но верно
- Волю закона исполнить хотел: одной осторожной
- Хитростью мнил одержать я победу. Пять благородных
- Рыцарей нашего ордена, честь христианства, погибли
- В битве с чудовищем. Ты запретил нам сей подвиг;
- Мы покорились. Но душу мою нестерпимо терзали
- Бедствия гибнущих братий; стремленьем спасти их томимый,
- Днем я покоя не знал, и сны ужасные ночью
- Мучили душу мою, представляя мне призрак сраженья
- С змеем; и все как будто бы чудилось мне, что небесный
- Голос меня возбуждал и твердил мне: дерзай! и дерзнул я.
- Вот что я мыслил: ты рыцарь; одних ли врагов христианства
- Должен твой меч поражать? Твое назначенье святое:
- Быть защитником слабых, спасать от гоненья гонимых,
- Грозных чудовищ разить; но дерзкою силой искусство,
- Мужеством мудрость должны управлять. И в таком убежденье
- Долго себя я готовил к опасному бою, и часто
- К месту, где змей обитал, я тайком подходил, чтоб заране
- С сильным врагом ознакомиться; долго обдумывал средства,
- Как мне врага победить; наконец вдохновение свыше
- Душу мою просветило: найдено средство! сказал я
- В радости сердца. Тогда у тебя позволенья, владыка,
- Я испросил посетить отеческий дом мой; угодно
- Было тебе меня отпустить. Переплыв безопасно
- Море и на берег вышед, в отеческом доме немедля
- Все к предпринятому подвигу стал я готовить. Искусством
- Сделан был змей, подобный тому, которого образ
- Врезался в память мою; на коротких лапах громадой
- Тяжкое чрево лежало; хребет, чешуею покрытый,
- Круто вздымался; на длинной гривистой шее торчала,
- Пастью зияя, зубами грозя, голова; из отверзтых
- Челюстей острым копьем выставлялся язык, и змеиный
- Хвост сгибался в огромные кольца, как будто готовый,
- Вдруг обхватив ездока и коня, задуить их обоих.
- Все учредивши, двух собак, могучих и к бою
- С диким быком приученных, я выбрал и мнимого змея
- Ими травил, чтоб привыкли они по единому клику
- Зубы вонзать в непокрытое броней чешуйчатой чрево.
- Сам же, сидя на коне благородной арабской породы,
- Я устремлялся на змея и руку мою беспрестанно
- В верном метанье копья упражнял. Сначала от страха
- Конь мой, храпя, на дыбы становился, и выли собаки;
- Но наконец победило мое постоянство их робость.
- Так совершилось три месяца. Я возвращаюсь. Вот третий
- День, как пристал я к Родосу. О новых бедствиях вести
- Душу мою возмутили. Горя нетерпением кончить
- Дело начатое, слуг собираю моих и, ученых
- Взявши собак, на верном коне, никому не сказавшись,
- Еду отыскивать змея. Ты знаешь, владыка, часовню,
- Где богомольствовать сходится здешний народ: на утесе
- В диком месте она возвышается; образ пречистой
- Матери божией, видимый там, знаменит чудесами;
- Трудно всходить на утес, и доселе сей путь был опасен.
- Там, у подошвы утеса, в норе, недоступной сиянью
- Дня, гнездился чудовищный змей, сторожа проходящих;
- Горе тому, кто дорогу терял! из темной пещеры
- Враг исторгался, добычу ловил и ее в свой глубокий
- Лог увлекал на пожранье. В ту часовню пречистой
- Девы пошел я, там пал на колена, усердной мольбою
- В помощь призвал богоматерь, в грехах принес покаянье,
- Таин святых причастился: потом, сошедши с утеса,
- Латы надел, взял меч и копье и, раздав приказанья
- Спутникам (им же велел дожидаться меня близ часовни),
- Сел на коня, поручил вездесущему господу богу
- Душу мою и поехал. Едва я увидел на ровном
- Месте себя, как собаки мои, почуявши змея,
- Подняли ноздри, а конь захрапел и пятиться начал:
- Блещущим свившися клубом, вблизи он грелся на солнце.
- Дружно и смело помчалися в бой с ним собаки; но с воем
- Кинулись обе назад, когда, развернувшися быстро,
- Вдруг он разинул огромную пасть, и их ядовитым
- Обдал дыханьем, и с страшным шипеньем поднялся на лапы.
- Крик мой собак ободрил: они вцепилися в змея.
- Сильной рукой я бросаю копье; но, ударясь в чешуйный,
- Крепкий хребет, оно, как тонкая трость, отлетело;
- Новый удар я спешу нанести; но испуганный конь мой,
- Бешено стал на дыбы; раскаленные очи, зиянье
- Пасти зубастой, и свист, и дыханье палящее змея
- В ужас его привели, и он опрокинулся. Видя
- Близкую гибель, проворно спрыгнул я с седла и в сраженье
- Пеший вступил с обнаженным мечом; но меч мой напрасно
- Колет и рубит: как сталь чешуя. Вдруг змей, разъярившись,
- Сильным ударом хвоста меня повалил и поднялся
- Дыбом, как столб, надо мной, и уже растворил он огромный
- Зев, чтоб зубами стиснуть меня; но в это мгновенье
- В чрево его, чешуей не покрытое, вгрызлись собаки;
- Взвыл он от боли и бешено начал кидаться… напрасно!
- Стиснувши зубы, собаки повисли на нем; я поспешно
- На ноги стал и бросился к ним, и меч мой вонзился
- Весь во чрево чудовища: хлынула черным потоком
- Кровь; согнувшись в дугу, он грянулся оземь и, тяжким
- Телом меня заваливши, издох надо мною. Не помню,
- Долго ль бесчувствен под ним я лежал; глаза открываю:
- Слуги мои предо мною, а змей в крови неподвижен».
- Рыцарь, докончивши повесть свою, замолчал. Раздалися
- Громкие клики; дрогнули своды палаты от гула
- Рукоплесканий, и самые рыцари ордена вместе
- С шумной толпой возгласили: «Хвала!» Но магистер,
- Строго нахмурив чело, повелел, чтоб все замолчали, —
- Все замолчали. Тогда он сказал победителю: «Змея,
- Долго Родос ужасавшего, ты поразил, благородный
- Рыцарь; но, богом явяся народу, врагом ты явился
- Нашему ордену: в сердце твоем поселился отныне
- Змей, ужасней тобою сраженного, змей, отравитель
- Воли, сеятель смут и раздоров, презритель смиренья,
- Недруг порядка, древний губитель земли. Быть отважным
- Может и враг ненавистный Христа, мамелюк; но покорность
- Есть одних христиан достоянье. Где сам искупитель,
- Бог всемогущий, смиренно стерпел поношенье и муку,
- Там в старину основали отцы наш орден священный;
- Там, облачася крестом, на себя они возложили
- Долг, труднейший из всех: свою обуздывать волю.
- Суетной славой ты был обольщен — удались; ты отныне
- Нашему братству чужой: кто господнее иго отринул,
- Тот и господним крестом себя украшать недостоин».
- Так магистер сказал, и в толпе предстоявших поднялся
- Громкий ропот, и рыцари ордена сами владыку
- Стали молить о прощенье; но юноша молча, потупив
- Очи, снял епанчу, у магистера строгую руку
- Поцеловал и пошел. Его проводивши глазами,
- Гневный смягчился судья и, назад осужденного кротким
- Голосом кликнув, сказал: «Обними меня, мой достойный
- Сын: ты победу теперь одержал, труднейшую первой.
- Снова сей крест возложи: он твой, он награда смиренью».
Суд божий*
Повесть
- Был непорочен душой Фридолин; он в страхе господнем
- Верно служил своей госпоже, графине Савернской.
- Правда, не трудно было служить ей: она добронравна
- Свойством, тиха в обращенье была; но и тяжкую должность
- С кротким терпением он исполнял бы, покорствуя богу.
- С самого раннего утра до поздней ночи всечасно
- Был он на службе ее, ни минуты покоя не зная;
- Если ж случалось сказать ей ему: «Фридолин, успокойся!» —
- Слезы в его появлялись глазах: за нее и мученье
- Было бы сладостно сердцу его, и не службой считал он
- Легкую службу. За то и его отличала графиня;
- Вечно хвалила и прочим слугам в пример подражанья
- Ставила; с ним же самим она обходилась как с сыном
- Мать, а не так, как с слугой госпожа. И было приятно
- Ей любоваться прекрасным, невинным лицом Фридолина.
- То примечая, сокольничий Роберт досадовал; зависть
- Грызла его свирепую душу. Однажды, с охоты
- С графом вдвоем возвращаяся в замок, Роберт, лукавым
- Бесом прельщенный, вот что сказал господину, стараясь
- В сердце его заронить подозрение: «Счастьем завидным
- Бог наградил вас, граф-государь; он дал вам в супруге
- Вашей сокровище; нет ей подобной на свете; как ангел
- Божий прекрасна, добра, целомудренна; спите спокойно:
- Мыслью никто не посмеет приблизиться к ней». Заблистали
- Грозно у графа глаза. «Что смеешь ты бредить? — сказал он. —
- Женская верность слово пустое; на ней опираться
- То же, что строить на зыбкой воде; берегися как хочешь:
- Все обольститель отыщет дорогу к женскому сердцу.
- Вера моя на другом, твердейшем стоит основанье:
- Кто помыслить дерзнет о жене Савернского графа!» —
- «Правда, — коварно ответствовал Роберт, — подобная дерзость
- Только безумному в голову может зайти. Лишь презренья
- Стоит жалкий глупец, который, воспитанный в рабстве,
- Смеет глаза подымать на свою госпожу и, служа ей,
- В сердце развратном желанья таить». — «Что слышу! — воскликнул
- Граф, побледневши от гнева, — о ком говоришь ты? И жив он?» —
- «Все об нем говорят, государь; а я из почтенья
- К вам, полагая, что все вам известно, молчал: что самим вам
- В тайне угодно держать, то должно и для нас быть священной
- Тайной». — «Злодей, говори! — в исступленье ужасном воскликнул
- Граф, — ты погиб, когда не скажешь мне правды! Кто этот
- Дерзкий?» — «Паж Фридолин; он молод, лицом миловиден
- (Так шипел предательски Роберт, а графа бросало
- В холод и в жар от речей ядовитых). Возможно ль, чтоб сами li>Вы не видали того, что каждому видно? За нею
- Всюду глазами он следует; ей одной, забывая
- Все, за столом он служит; за стулом ее, как волшебной
- Скованный силой, стоит он и рдеет любовью преступной.
- Он и стихи написал и в них перед ней признается
- В нежной любви». — «Признается!» — «И даже молить о взаимном
- Чувстве дерзает. Конечно, графиня, по кротости сердца,
- Скрыла от вас, государь, безумство такое, и сам я
- Лучше бы сделал, когда б промолчал: чего вам страшиться?»
- Граф не ответствовал: ярость душила его. Приближались
- В это время они к огромной литейной палате:
- Там непрестанно огонь, как будто в адской пучине,
- В горнах пылал, и железо, как лава кипя, клокотало;
- День и ночь работники там суетились вкруг горнов,
- Пламя питая; взвивалися вихрями искры; свистали
- Страшно мехи; колесо под водою средь брызжущей пены
- Тяжко вертелось; и молот огромный, гремя неумолкно,
- Сам, как живой, подымался и падал. Граф, подозвавши
- Двух из работников, так им сказал: «Исполните в точность
- Волю мою; того, кто первый придет к вам и спросит:
- Сделано ль то, что граф приказал? — без всякой пощады
- Бросьте в огонь, чтоб его и следов не осталось». С свирепым
- Смехом рабы обещались покорствовать графскому слову.
- Души их были суровей железа; рвенье удвоив,
- Начали снова работать они и, убийством заране
- Жадную мысль веселя, дожидались обещанной жертвы.
- К графу тем временем хитрый наушник позвал Фридолина.
- Граф, увидя его, говорит: «Ты должен, не медля нимало,
- В лес пойти и спросить от меня у литейщиков: все ли
- Сделано то, что я приказал?» — «Исполнено будет», —
- Скромно ответствует паж; и готов уж идти, но, подумав:
- Может быть, даст ему и она порученье какое,
- Оп приходит к графине и ей говорит: «Господином
- Послан я в лес; но вы моя госпожа; не угодно ль
- Будет и вам чего приказать?» Ему с благосклонным
- Взором графиня ответствует: «Друг мой, к обедне хотелось
- Ныне сходить мне, но болен мой сын; сходи, помолися
- Ты за меня; а если и сам согрешил, то покайся».
- Весело в путь свой пошел Фридолин; и еще из деревни
- Он не вышел, как слышит благовест: колокол звонким
- Голосом звал христиан на молитву. «От встречи господней
- Ты уклоняться не должен», — сказал он и в церковь с смиренным,
- Набожным сердцем вступил; но в церкви пусто и тихо:
- Жатва была, и все поселяне работали в поле.
- Там стоял священник один: никто не явился
- Быть на время обедни прислужником в храме. «Господу богу
- Прежде свой долг отдай, потом господину». С такою
- Мыслью усердно он начал служить: священнику ризы,
- Столу и сингулум подал; потом приготовил святые
- Чаши; потом, молитвенник взявши, стал умиленно
- Долг исправлять министранта: и там и тут на колени,
- Руки сжав, становился; звонил в колокольчик, как скоро
- Провозглашаемо было великое «Sanctus*»; когда же
- Тайну священник свершил, предстоя алтарю, и возвысил
- Руку, чтоб верным явить спасителя-бога в бескровной
- Жертве, он звоном торжественным то возвестил и смиренно
- Пал на колени пред господом, в грудь себя поражая,
- Тихо молитву творя и крестом себя знаменуя.
- Так до конца литургии он все, что уставлено чином,
- В храме свершал. Напоследок, окончивши службу святую,
- Громко священник воскликнул: «Vobiscum Dominus*», верных
- Благословил; и церковь совсем опустела; тогда он,
- Все в порядок приведши, и чаши, и ризы, и утварь,
- Церковь оставил, и к лесу пошел, и «добавок дорогой
- «Pater noster*» двенадцать раз прочитал. Подошедши
- К лесу, он видит огромный дымящийся горн; перед горном,
- Черны от дыма, стоят два работника. К ним обратяся,
- «Сделано ль то, что граф приказал», — он спросил. И, оскалив
- Зубы смехом ужасным, они указали на пламень
- Горна. «Он там! — прошептал сиповатый их голос. — Как должно,
- Прибран, и граф нас похвалит». С таким их ответом обратно
- В замок пошел Фридолин. Увидя его издалека,
- Граф не поверил глазам. «Несчастный! откуда идешь ты?» —
- «Из лесу прямо». — «Возможно ль? ты, верно, промешкал в дороге». —
- «В церковь зашел я. Простите мне, граф-государь; повеленье
- Ваше приняв, у моей госпожи, по обычному долгу,
- Также спросил я, не будет ли мне и ее приказанья?
- Выслушать в церкви обедню она приказала. Исполнив
- Волю ее, помолился я там и за здравие ваше».
- Граф трепетал и бледнел. «Но скажи мне, — спросил он, —
- Что отвечали тебе?» — «Непонятен ответ был. Со смехом
- Было на горн мне указано. Там он (сказали)! Как должно,
- Прибран, и граф нас похвалит!» — «А Роберт? — спросил, леденея
- В ужасе, граф. — Ты с ним не встречался? Он послан был мною
- В лес». — «Государь, ни в лесу, ни в поле, нигде я не встретил
- Роберта». — «Ну! — вскричал уничтоженный граф, опустивши
- В землю глаза. — Сам бог решил правосудный!» И, с кроткой
- Ласкою за руку взяв Фридолина, с ним вместе пошел он
- Прямо к супруге и ей (хотя сокровенного смысла
- Речи его она не постигла) сказал, представляя
- Милого юношу, робко пред ними склонившего очи:
- «Он, как дитя, непорочен; нет ангела на небе чище;
- Враг коварен, но с ним господь и всевышние силы».
Суд в подземелье*
Повесть (Отрывок)
I
- Уж день прохладно вечерел,
- И свод лазоревый алел;
- На нем сверкали облака;
- Дыханьем свежим ветерка
- Был воздух сладко растворен;
- Играя, вея, морщил он
- Пурпурно-блещущий залив;
- И, белый парус распустив,
- Заливом тем ладья плыла;
- Из Витби инокинь несла,
- По легким прыгая зыбям,
- Она к Кутбертовым брегам.
- Летит веселая ладья;
- Покрыта палуба ея
- Большим узорчатым ковром;
- Резной высокий стул на нем
- С подушкой бархатной стоит;
- И мать-игуменья сидит
- На стуле в помыслах святых;
- С ней пять монахинь молодых.
II
- Впервой докинув душный плен
- Печальных монастырских стен,
- Как птички в вольной вышине,
- По гладкой палубе оне
- Играют, резвятся, шалят…
- Все веселит их, как ребят:
- Той шаткий парус страшен был,
- Когда им ветер шевелил
- И он, надувшися, гремел;
- Крестилась та, когда белел,
- Катясь к ладье, кипучий вал,
- Ее ловил и подымал
- На свой изгибистый хребет;
- Ту веселил зеленый цвет
- Морской чудесной глубины;
- Когда ж из пенистой волны,
- Как черная незапно тень,
- Пред ней выскакивал тюлень,
- Бросалась с криком прочь она
- И долго, трепетна, бледна,
- Читала шепотом псалом;
- У той был резвым ветерком
- Покров развеян головной,
- Густою шелковой струей
- Лились на плечи волоса,
- И груди тайная краса
- Мелькала ярко меж власов,
- И девственный поймать покров
- Ее заботилась рука,
- А взор стерег исподтишка,
- Не любовался ль кто за ней
- Заветной прелестью грудей.
III
- Игуменья порою той
- Вкушала с важностью покой,
- В подушках нежась пуховых,
- И на монахинь молодых
- Смотрела с ласковым лицом.
- Она вступила в божий дом
- Во цвете первых детских лет,
- Не оглянулася на свет
- И, жизнь навеки затворя
- В безмолвии монастыря,
- По слуху знала издали
- О треволнениях земли,
- О том, что радость, что любовь
- Смущают ум, волнуют кровь
- И с непроснувшейся душой
- Достигла старости святой,
- Сердечных смут не испытав;
- Тяжелый инокинь устав
- Смиренно, строго сохранять,
- Души спасения искать
- Блаженной Гильды по следам,
- Служить ее честным мощам,
- И день и ночь в молитве быть,
- И день и ночь огонь хранить
- Лампад, горящих у икон:
- В таких заботах проведен
- Был век ее. Богатый вклад
- На обновление оград
- Монастыря дала она;
- Часовня Гильды убрана
- Была на славу от нее:
- Сияло пышное шитье
- Там на покрове гробовом,
- И, обложенный жемчугом,
- Был вылит гроб из серебра;
- И много делала добра
- Она убогим и больным,
- И возвращался пилигрим
- От стен ее монастыря,
- Хваля небесного царя.
- Имела важный вид она,
- Была худа, была бледна;
- Был величав высокий рост;
- Лицо являло строгий пост,
- И покаянье тмило взор.
- Хотя в ней с самых давних пор
- Была лишь к иночеству страсть,
- Хоть строго данную ей власть
- В монастыре она блюла,
- Но для смиренных сестр была
- Она лишь ласковая мать:
- Свободно было им дышать
- В своей келейной тишине,
- И мать-игуменью оне
- Любили детски всей душой.
- Куда ж той позднею порой
- Через залив плыла она?
- Была в Линдфарн приглашена
- Она с игуменьей другой;
- И там их ждал аббат святой
- Кутбертова монастыря,
- Чтобы, собором сотворя
- Кровавый суд, проклятье дать
- Отступнице, дерзнувшей снять
- С себя монашества обет
- И, сатане продав за свет
- Все блага кельи и креста,
- Забыть спасителя Христа.
IV
- Ладья вдоль берега летит,
- И берег весь назад бежит;
- Мелькают мимо их очей
- В сиянье западных лучей:
- Там замок на скале крутой
- И бездна пены под скалой
- От расшибаемых валов;
- Там башня, сторож берегов,
- Густым одетая плющом;
- Там холм, увенчанный селом;
- Там золото цветущих нив;
- Там зеленеющий залив
- В тени зеленых берегов;
- Там божий храм, среди дерёв
- Блестящий яркой белизной.
- И остров, наконец, святой
- С Кутбертовым монастырем,
- Облитый вечера огнем,
- Громадою багряных скал
- Из вод вдали пред ними встал,
- И, приближаясь, тихо рос,
- И вдруг над их главой вознес
- Свой брег крутой со всех сторон.
- И остров и не остров он;
- Два раза в день морской отлив,
- Песок подводный обнажив,
- Противный брег сливает с ним:
- Тогда поклонник пилигрим
- На богомолье по пескам
- Пешком идет в Кутбертов храм;
- Два раза в день морской прилив,
- Его от тверди отделив,
- Стирает силою воды
- С песка поклонников следы. —
- Нес ветер к берегу ладью;
- На самом берега краю
- Стоял Кутбертов древний дом,
- И волны пенились кругом.
V
- Стоит то здание давно;
- Саксонов памятник, оно
- Меж скал крутых крутой скалой
- Восходит грозно над водой;
- Все стены страшной толщины
- Из грубых камней сложены;
- Зубцы, как горы, на стенах;
- На низких тягостных столбах
- Лежит огромный храма свод;
- Кругом идет широкий ход,
- Являя бесконечный ряд
- Сплетенных ветвями аркад;
- И крепки башни на углах
- Стоят, как стражи на часах.
- Вотще их крепость превозмочь
- Пыталась вражеская мочь
- Жестоких нехристей датчан;
- Вотще волнами океан
- Всечасно их разит, дробит;
- Святое здание стоит
- Недвижимо с давнишних пор;
- Морских разбойников напор,
- Набеги хлада, бурь, валов
- И силу грозную годов
- Перетерпев, как в старину,
- Оно морскую глубину
- Своей громадою гнетет;
- Лишь кое-где растреснул свод,
- Да в нише лик разбит святой,
- Да мох растет везде седой,
- Да стен углы оточены
- Упорным трением волны.
VI
- В ладье монахини плывут;
- Приближась к берегу, поют
- Святую Гильды песнь оне;
- Их голос в поздней тишине,
- Как бы сходящий с вышины,
- Слиясь с гармонией волны,
- По небу звонко пробежал;
- И с брега хор им отвечал,
- И вышел из святых ворот
- С хоругвями, крестами ход
- Навстречу инокинь честных;
- И возвестил явленье их
- Колоколов согласный звон,
- И был он звучно повторен
- Отзывом ближних, дальних скал
- И весь народ на брег созвал.
- С ладьи игуменья сошла,
- Благословенье всем дала
- И, подпираясь костылем,
- Пошла в святой Кутбертов дом
- Вослед хоругвей и крестов.
VII
- Им стол в трапезнице готов;
- Садятся ужинать; потом
- Обширный монастырский дом
- Толпой осматривать идут;
- Смеются, резвятся, поют;
- Заходят в кельи, в древний храм,
- Творят поклоны образам
- И молятся мощам святым…
- Но вечер холодом сырым
- И резкий с моря ветерок
- Собраться нудят всех в кружок
- К огню, хозяек и гостей;
- Жужжат, лепечут; как ручей,
- Веселый льется разговор;
- И наконец меж ними спор
- О том заходит, чей святой
- Своею жизнию земной
- И боле славы заслужил
- И боле небу угодил?
VIII
- «Святая Гильда (говорят
- Монахини из Витби) вряд
- Отдаст ли первенство кому!
- Известна ж боле потому
- Ее обитель с давних дней,
- Что три барона знатных ей
- Служить вассалами должны;
- Угодницей осуждены
- Когда-то были Брюс, Герберт
- И Перси; суд сей был простерт
- На их потомство до конца
- Всего их рода: чернеца
- Они дерзнули умертвить.
- С тех пор должны к нам приходить
- Три старших в роде каждый год
- В день вознесенья, и народ
- Тут видит, как игумен их
- Становит рядом у честных
- Мощей угодницы святой,
- Как над склоненной их главой
- Прочтет псалом, как наконец
- С словами: всё простил чернец!
- Им разрешение дает;
- Тогда аминь! гласит народ.
- К нам повесть древняя дошла
- О том, как некогда жила
- У нас саксонская княжна,
- Как наша вся была полна
- Округа ядовитых змей,
- Как Гильда, вняв мольбам своей
- Любимицы святой княжны,
- Явилась, как превращены
- Все змеи в камень, как с тех пор
- Находят в недре наших гор
- Окаменелых много змей.
- Еще же древность нам об ней
- Сказание передала:
- Как раз во гневе прокляла
- Она пролетных журавлей
- И как с тех пор до наших дней,
- Едва на Витби налетит
- Журавль, застонет, закричит,
- Перевернется, упадет
- И чудной смертью отдает
- Угоднице блаженной честь».
IX
- «А наш Кутберт? Не перечесть
- Его чудес. Теперь покой
- Нашел уж гроб его святой;
- Но прежде… что он претерпел!
- От датских хищников сгорел
- Линдфарн, приют с давнишних дней
- Честных угодника мощей;
- Монахи гроб его спасли
- И с гробом странствовать пошли
- Из земли в землю, по полям,
- Лесам, болотам и горам;
- Семь лет в молитве и трудах
- С тяжелым гробом на плечах
- Они скиталися; в Мельрос
- Их напоследок бог принес;
- Мельрос Кутберт живой любил,
- Но мертвый в нем не рассудил
- Он для себя избрать приют,
- И чудо совершилось тут:
- Хоть тяжкий гроб из камня был,
- Но от Мельроса вдруг поплыл
- По Твиду он, как легкий челн.
- На юг теченьем быстрых волн
- Его помчало; миновав
- Тильмут и Риппон, в Вардилав,
- Препон не встретя, наконец
- Привел свой гроб святой пловец;
- И выбрал он в жилище там
- Святой готический Дургам;
- Но где святого погребли,
- Ту тайну знают на земли
- Лишь только трое; и когда
- Которому из них чреда
- Расстаться с жизнию придет,
- Он на духу передает
- Ее другому; тот молчит
- Дотоль, пока не разрешит
- Его молчанья смертный час.
- И мало ль чудесами нас
- Святой угодник изумлял?
- На нашу Англию напал
- Король шотландский, злой тиран;
- Пришла с ним рать галвегиан*,
- Неистовых, как море их;
- Он рыцарей привел своих,
- Разбойников, залитых в сталь;
- Он весь подвигнул Тевьотдаль;
- Но рать его костьми легла:
- Для нас Кутбертова была
- Хоругвь спасением от бед.
- Им ободрен был и Альфред
- На поражение датчан;
- Пред ним впервой и сам Норман
- Завоеватель страх узнал
- И из Нортумбрии бежал».
X
- Монахини из Витби тут
- Сестрам линдфарнским задают
- С усмешкою вопрос такой:
- «А правда ли, что ваш святой
- По свету бродит кузнецом?
- Что он огромным молотком
- По тяжкой наковальне бьет
- И им жемчужины кует?
- Что на работу ходит он,
- Туманной рясой облачен?
- Что на приморской он скале,
- Чернее мглы, стоит во мгле?
- И что, покуда молот бьет,
- Он ветер на море зовет?
- И что в то время рыбаки
- Уводят в пристань челноки,
- Боясь, чтоб бурею ночной
- Не утопил их ваш святой?»
- Сестер линдфарнских оскорбил
- Такой вопрос; ответ их был:
- «Пустого много бредит свет;
- Об этом здесь и слуху нет;
- Кутберт, блаженный наш отец,
- Честной угодник, не кузнец».
XI
- Так весело перед огнем
- Шел о житейском, о святом
- Между монахинь разговор.
- А близко был иной собор,
- И суд иной происходил.
- Под зданьем монастырским был
- Тайник — страшней темницы нет;
- Король Кольвульф, покинув свет,
- Жил произвольным мертвецом
- В глубоком подземелье том.
- Сперва в монастыре оно
- Смиренья кельей названо;
- Потом в ужасной келье той,
- Куда ни разу луч дневной,
- Ни воздух божий не входил,
- Прелат Сексгельм определил
- Кладбищу осужденных быть;
- Но наконец там хоронить
- Не мертвых стали, а живых:
- О бедственной судьбине их
- Молчал неведомый тайник;
- И суд, и казнь, и жертвы крик —
- Все жадно поглощалось им;
- А если случаем каким
- Невнятный стон из глубины
- И доходил до вышины,
- Никто из внемлющих не знал,
- Кто, где и отчего стенал;
- Шептали только меж собой,
- Что там, глубоко под землей,
- Во гробе мучится мертвец,
- Свершивший дней своих конец
- Без покаяния во зле
- И непрощенный на земле.
XII
- Хотя в монастыре о том
- Заклепе казни роковом
- И сохранилася молва,
- Но где он был? Один иль два
- Монаха знали то да сам
- Отец аббат; и к тем местам
- Ему лишь с ними доступ был;
- С повязкой на глазах входил
- За жертвой сам палач туда
- В час совершения суда.
- Там зрелся тесный, тяжкий свод;
- Глубоко, ниже внешних вод,
- Был выдолблен в утесе он;
- Весь гробовыми замощен
- Плитами пол неровный был;
- И ряд покинутых могил
- С полуистертою резьбой,
- Полузатоптанных землей,
- Являлся там; от мокроты
- Скопляясь, капли с высоты
- На камни падали; их звук
- Однообразно-тих, как стук
- Ночного маятника, был;
- И бледно, трепетно светил,
- Пуская дым, борясь со мглой,
- Огонь в лампаде гробовой,
- Висевшей тяжко на цепях;
- И тускло на сырых стенах,
- Покрытых плеснью, как корой,
- Свет, поглощенный темнотой,
- Туманным отблеском лежал.
- Он в подземелье озарял
- Явленье страшное тогда.
XIII
- Три совершителя суда
- Сидели рядом за столом;
- Пред ними разложён на нем
- Устав бенедиктинцев был;
- И, чуть во мгле сияя, лил
- Мерцанье бледное ночник
- На их со мглой слиянный лик.
- Товарищ двум другим судьям,
- Игуменья из Витби там
- Являлась, и была сперва
- Ее открыта голова;
- Но скоро скорбь втеснилась ей
- Во грудь, и слезы из очей
- Невольно шалость извлекла,
- И покрывалом облекла
- Тогда лицо свое она.
- С ней рядом, как мертвец бледна,
- С суровой строгостью в чертах,
- Обретшая в посте, в мольбах
- Бесстрастье хладное одно
- (В душе святошеством давно
- Прямую святость уморя), —
- Тильмутского монастыря
- Приорша гордая была;
- И ряса, черная как мгла,
- Лежала на ее плечах;
- И жизни не было в очах,
- Черневших мутно, без лучей,
- Из-под седых ее бровей.
- Аббат Кутбертовой святой
- Обители, монах седой,
- Иссохнувший полумертвец
- И уж с давнишних пор слепец,
- Меж ними, сгорбившись, сидел;
- Потухший взор его глядел
- Вперед, ничем не привлечен,
- И, грозной думой омрачен,
- Ужасен бледный был старик,
- Как каменный надгробный лик,
- Во храме зримый в час ночной,
- Немого праха страж немой.
- Пред ними жертва их стоит:
- На голове ее лежит
- Лицо скрывающий покров;
- Видна на белой рясе кровь;
- И на столе положены
- Свидетели ее вины:
- Лампада, четки и кинжал.
- По знаку данному, сорвал
- Монах с лица ее покров;
- И кудри черных волосов
- Упали тучей по плечам.
- Приорши строгия очам
- Был узницы противен вид;
- С насмешкой злобною глядит
- В лицо преступницы она,
- И казнь ее уж решена.
XIV
- Но кто же узница была?
- Сестра Матильда. Лишь сошла
- Та роковая полночь, мглой
- Окутавшись как пеленой,
- Тильмутская обитель вся
- Вдруг замолчала; погася
- Лампады в кельях, сестры в них
- Все затворились; пуст и тих
- Стал монастырь; лишь главный вход
- Святых обители ворот
- Не заперт и свободен был.
- На колокольне час пробил.
- Лампаду и кинжал берет
- И в платье мертвеца идет
- Матильда смело в ворота;
- Пред нею ночь и пустота;
- Обитель сном, глубоким спит;
- Над церковью луна стоит
- И сыплет на дорогу свет;
- И виден на дороге след
- В густой пыли копыт и ног;
- И слышен ей далекий скок…
- Она с волненьем в даль глядит;
- Но там ночной туман лежит;
- Все тише, тише слышен скок,
- Лишь по дороге ветерок
- Полночный ходит да луна
- Сияет с неба. Вот она
- Минуты две подождала;
- Потом с молитвою пошла
- Вперед — не встретится ли с ним?
- И долго шла путем пустым;
- Но все желанной встречи нет.
- Вот наконец и дневный свет,
- И на небе зажглась заря…
- И вдруг от стен монастыря
- Послышался набатный звон;
- Всю огласил окрестность он.
- Что ей начать? Куда уйти?
- Среди откртого пути,
- Окаменев, она стоит;
- И страшно колокол гудит;
- И вот за ней погоня вслед;
- И ей нигде приюта нет;
- И вот настигнута она,
- И в монастырь увлечена,
- И скрыта заживо под спуд;
- И ждет ее кровавый суд.
XV
- Перед судилищем она
- Стоит, почти умерщвлена
- Терзаньем близкого конца;
- И бледность мертвая лица
- Была видней, была страшней
- От черноты ее кудрей,
- Двойною пышною волной
- Обливших лик ее младой.
- Оцепенев, стоит она;
- Глава на грудь наклонена;
- И если б мутный луч в глазах
- И содрогание в грудях
- Не изменяли ей порой,
- За лик бездушный восковой
- Могла б быть принята она:
- Так бездыханна, так бледна,
- С таким безжизненным лицом,
- Таким безгласным мертвецом
- Она ждала судьбы своей
- От непрощающих судей.
- И казни страх ей весь открыт:
- В стене, как темный гроб, прорыт
- Глубокий, низкий, тесный вход;
- Тому, кто раз в тот гроб войдет,
- Назад не выйти никогда;
- Коренья, в черепке вода,
- Краюшка хлеба с ночником
- Уже готовы в гробе том;
- И с дымным факелом в руках,
- На заступ опершись, монах,
- Палач подземный, перед ним,
- Безгласен, мрачен, недвижим,
- С покровом на лице стоит;
- И грудой на полу лежит
- Гробокопательный снаряд:
- Кирпич, кирка, известка, млат.
- Слепой игумен с места встал,
- И руку тощую поднял,
- И узницу благословил…
- И в землю факел свой вонзил
- И к жертве подошел монах;
- И уж она в его руках
- Трепещет, борется, кричит,
- И, сладив с ней, уже тащит,
- Бесчувственный на крик и плач,
- Ее живую в гроб палач…
XVI
- Сто ступеней наверх вели;
- Из тайника судьи пошли,
- И вид их был свирепо дик;
- И глухо жалкий, томный крик
- Из глубины их провожал;
- И страх шаги их ускорял;
- И глуше становился стон;
- И наконец… умолкнул он.
- И скоро вольный воздух им
- Своим дыханием живым
- Стесненны груди оживил.
- Уж час ночного бденья был,
- И в храме пели. И во храм
- Они пошли; но им и там
- Сквозь набожный поющих лик
- Все слышался подземный крик.
- Когда ж во храме хор отпел,
- Ударить в колокол велел
- Аббат душе на упокой…
- Протяжный глас в тиши ночной
- Раздался — из глубокой мглы
- Ему Нортумбрии скалы
- Откликнулись; услыша звон,
- В Брамбурге селянин сквозь сон
- С подушки голову поднял,
- Молиться об умершем стал,
- Недомолился и заснул;
- Им пробужденный, помянул
- Усопшего святой чернец,
- Варквортской пустыни жилец;
- В Шевьотскую залегший сень,
- Вскочил испуганный олень,
- По ветру ноздри распустил,
- И чутко ухом шевелил,
- И поглядел по сторонам,
- И снова лег… и снова там
- Всё, что смутил минутный звон,
- В глубокий погрузилось сон.
Нормандский обычай*
Драматическая повесть
Рыбачья хижина на берегах Нормандии.
Вальдер, мореходец.
Рихард, рыбак.
Торильда.
Бальдер
- Твое здоровье, мой хозяин добрый.
- Признаться ли? Я благодарен буре,
- Занесшей нас в спокойный твой залив:
- Давно таким радушным угощеньем,
- У светлого огня, в приюте мирном,
- Порадован я не был.
Рихард
- В добрый час;
- Доволен ты, и мы довольны; в наших
- Рыбачьих хижинах какая роскошь?
- Но вдвое нам по сердцу гость такой,
- Как ты, рожденный в северных странах,
- Из коих в старину приплыли наши
- Отцы, о коих нам из древних лет
- Так много славного сохранено
- В преданиях и песнях сладкозвучных.
- Но должен я тебе, мой благородный
- Гость, объявить, что есть у нас обычай,
- По коему здесь каждый иноземец,
- Кто б ни был он, богатый иль убогий,
- За угощенье платит.
Бальдер
- Рад исполнить
- Я ваш обычай; мой корабль, стоящий
- На якоре в заливе, полон редких
- Товаров, собранных по берегам
- Земель полуденных: есть золотые
- Плоды, есть вина сладкие, есть птицы,
- Пленяющие взор блистаньем перьев;
- И кузниц северных изделья есть:
- Двуострые мечи, кольчуги, шлемы.
Рихард
- Меня не понял ты, мой гость почтенный;
- Нормандский наш обычай не таков:
- Здесь всякий, кто ночлег дал иноземцу,
- Имеет право требовать, чтоб гость
- Иль сказку рассказал, иль песню спел,
- И в свой черед ему он тем же платит.
- На старости держусь я старины,
- Люблю я песни, сказки и преданья.
- Исполни ж наш обычай, добрый гость.
Бальдер
- Иная сказка сладостней вина,
- Душистее плода, пестрее птицы;
- И часто звук старинной бранной песни,
- Как звук мечей, как гром щитов пленяет
- Наш слух: итак, не вовсе я ошибся.
- Хоть в памяти не много у меня
- Рассказов, но почтить такой похвальный
- Обычай я готов. Вот что недавно
- На палубе, в морскую тишину
- Нам при луне один из корабельных
- Товарищей рассказывал.
Рихард
- Но прежде
- Еще по кубку выпьем.
(Пьют.)
- Начинай.
Бальдер
- Два северных породы славной графа,
- Друзья из младости, переплывали
- Моря на кораблях своих союзных;
- И много битв на суше и водах
- И много бурь они видали вместе;
- И много раз, на юге и востоке,
- У берегов цветущих бросив якорь,
- Друг с другом отдых сладостный делили.
- Вот наконец они в старинных замках,
- Наследии отцовском, поселились,
- И им одну печаль послало небо:
- Они супруг любимых схоронили,
- Почти в одно лишась их время; горе
- Тесней сдружило их, но и отрада
- Осталась им в печали их глубокой:
- У одного был сын, ребенок бодрый,
- Другой имел младенца-дочь. Чтоб новым
- Союзом утвердить святую дружбу,
- Чтоб вечная осталась память ей,
- Отцы детей решились сочетать,
- И их они тогда же обручили.
- И девочке и мальчику на шею
- На легких золотых цепочках были
- Повешены два перстня дорогих:
- В одном из перстней был сапфир, как очи
- Невестины лазурный, а в другом
- Был камень, розовый, как молодые
- Румяные ланиты жениха.
Рихард
- Был камень розовый, ты говоришь,
- В кольце невесты?
Бальдер
- Да, большой рубин.
- Но слушай далее. Тогда уж мальчик
- Был лет пятнадцати; был силен, ловко
- Владел мечом и мог уж обуздать
- Коня; не для тревог морских отец
- Его готовил; он был должен замки
- И области наследственные предков
- Могучею рукою защищать.
- Невеста же была младенец
- Лет четырех; еще не покидала
- Она своей приютной колыбели;
- Усердная за ней смотрела няня.
- Но что ж случилось? Был прекрасный день
- Весенний; на берег морской из замка
- С малюткой вышла няня, вслед за нею
- Толпа прислужниц молодых; цветы
- И камеки блестящие сбирали
- Они на берегу; малютка ими
- Играла; море было тихо; свежий
- Весенний ветерок едва касался
- Прозрачных вод, и солнце в них сверкало,
- И отблеск волн приятно трепетал
- На свежей зелени. Челнок рыбачий
- Привязан был у берега; цветами
- Душистыми наполнивши его,
- Прислужницы малютку уложили
- В цветы и, отвязав веревку, тихо
- На плещущих кругом волнах качали
- Челнок; младенец веселился; вдруг
- Веревка неприметно из руки,
- Ее державшей, ускользнула в воду,
- И легкою волною откачнуло
- Челнок от берега; хотят его
- Схватить, но до него уже не может
- Достать рука; и море, сколь ни тихим
- Казалося оно дотоле, тянет
- Какою-то невидимою силой
- Его вперед; дитя, в цветах играя,
- Смеется, слышен крик его веселый;
- А женщины на берегу подъемлют
- Отчаянные вопли. В это время
- Жених, приехавший с своей малюткой
- Невестой повидаться, на коне
- По ближнему береговому лугу
- Скакал и прыгал; он на крик примчался
- И, сведав, что случилось, смело в воду
- Погнал коня, дабы поймать челнок.
- Но, холод волн почувствовавши, конь
- Стал на дыбы, и бросился назад,
- И седока умчал с собой обратно.
- А между тем челнок все дале, дале;
- Вот, наконец, из тихого залива
- Он выплыл; вдруг повеял свежий ветер,
- И скоро он совсем исчез из глаз
- В открытом море.
Рихард
- Бедное дитя,
- Спаси тебя хранитель ангел твой!
Бальдер
- Услышав весть ужасную, отец
- Немедленно всем кораблям своим
- Велел пуститься в море; на быстрейшем
- Он поплыл сам. Но в море нет следов;
- А к вечеру переменился ветер,
- И всю ту ночь свирепствовала буря.
- Вот наконец, по долгом и напрасном
- Искании, нашли пустой рыбачий
- Челнок и в нем увядшие цветы.
Рихард
- Что сделалось с тобою, добрый гость?
- Ты дышишь тяжело, ты весь в лице
- Переменился.
Бальдер
- Нет. Послушай дале:
- С той бедственной поры покинул отрок
- Жених коня и прилепился к тяжким
- Морским трудам; стал плавать; в холод, в бурю
- Бросался в волны и боролся с морем
- И руку приучал владеть кормилом;
- И наконец, став юношей могучим,
- Он корабли вооружил и в море
- Пустился… на земле его надежде
- Уже ничто не льстило; ни одна
- Красавица окрестных замков сердца
- Его не трогала; он обручен
- Был морю дикому, волнам свирепым,
- Пожравшим все его земное счастье.
- Там в глубине была его невеста,
- Там был и обручальный перстень. Главный
- Корабль свой он украсил парусами
- Пурпурными и резьбой золотою,
- Как брачному прилично кораблю.
Рихард
- Не так ли этот был корабль украшен,
- Как твой, на якоре стоящий в нашем
- Заливе?
Бальдер
- Может быть. На этом брачном
- Могучем корабле он претерпел
- Немало бурь; и волны, громы, вихри
- Не раз ему приветственные песни,
- В ужасный хор совокупясь, гремели;
- Немало битв морских он совершил;
- И знают все на севере его
- Под страшным именем: когда в бою,
- Сцепив корабль свой с кораблем врага,
- На палубу его с мечом подъятым
- Взбегает он, народ кричит: «Беда!
- Пропали мы! Жених морской, помилуй!»
- Я кончил свой рассказ.
Рихард
- Благодарю;
- Мне, старику, расшевелил он душу.
- Но, кажется, недостает конца
- Рассказу твоему. Кто может знать,
- Погибло ли дитя в волнах иль нет?
- Попасться мог навстречу челноку
- Корабль и взять дитя, оставив в море
- Челнок; иль быть могло принесено
- Дитя на остров, моему подобный,
- И люди добрые могли его
- Найти; и, может быть, под их надзором
- Малютка выросла, и, может быть,
- Она теперь цветущей девой стала.
Бальдер
- Искусно ты досказываешь сказки.
- Но твой теперь черед; готов я слушать.
Рихард
- Я в старину знавал преданий много
- О рыцарях, о герцогах нормандских;
- Любимец мой был наш Рихард Бесстрашный,
- Который ночью видел так, как днем,
- И по лесу гулял в глухую полночь,
- Сражаяся с нечистыми духами.
- Но память у меня теперь плоха,
- И в голове от старости все смутно;
- Итак, не взыщешь ты, когда на место
- Меня мой долг теперь тебе заплатит
- Питомица моя, та молодая
- Красавица, которая сидит
- В углу так тихо, к нам спиной, и сети
- Мои чинит при свете ночника.
- Она поет, как соловей, и много
- Прекрасных песен знает. Не дичись,
- Торильда, гостя; спой ему ту песню
- Про девицу-красавицу и перстень,
- Что для тебя сложил певец прохожий;
- Я знаю, ты ее поешь охотно.
Торильда (поет)
- Тихой утренней порою,
- Над прозрачною водою,
- Дева с удочкой сидит
- И на удочку глядит.
- Ждет… но удочка не гнется,
- Волосок не шевельнется,
- Неподвижен поплавок,
- Не берет в воде крючок.
- И она, прождав напрасно,
- Надевает свой прекрасный.
- С камнем алым перстенек
- На приманчивый крючок.
- Вдруг вода зашевелилась,
- И на удочке явилась
- У драгого перстенька
- Белоснежная рука;
- И с рукою белоснежной,
- Видом бодрый, взглядом нежный,
- Над равниной водяной
- Всплыл красавец молодой.
- Дева очи опустила:
- «Не тебя в волнах ловила
- Я, красавец молодой;
- Возврати мне перстень мой».
- «Дева с ясными очами,
- Рыбу ловят не перстнями;
- В море перстнем пойман я;
- Буду твой, ты будь моя».
Бальдер
- Что слышу? Чудный, таинственный голос!
- Какое там небесное лицо,
- Горящее застенчивым румянцем,
- Сквозь волны золотых кудрей сияет
- И предо мной опять животворит
- Минувшие, младенческие годы?
- Что вижу? Розовый знакомый камень
- В златом кольце на пальце у нее?
- Так, это ты, погибшая невеста!
- А я… я твой же них, жених морей;
- Вот мой сапфир, твоим очам подобный;
- А там нас ждет и брачный наш корабль.
Рихард
- Я угадал развязку, добрый витязь.
- Она твоя; возьми свою невесту,
- Сокровище, мне посланное небом.
- Храни ее могучего рукою:
- В ней верное прижмешь ты к сердцу сердце.
- Но что? Смотри, мой рыцарь, ты совсем
- Запутался в сетях моей Торильды.
Ундина*
Старинная повесть
- Бывали дни восторженных видений;
- Моя душа поэзией цвела;
- Ко мне летал с вестями чудный Гений;
- Природа вся мне песнию была.
- Оно прошло, то время золотое;
- С природы снят магический венец;
- Свет узнанный свое лицо земное
- Разоблачил, и призракам конец.
- Но о Мечте, как о весенней птичке,
- Певавшей мне, с усладой помню я;
- И Прелести явленьем по приычке
- Любуется, как встарь, душа моя.
- Здесь есть одна — жива как вдохновенье,
- Как ясная надежда молода —
- На душу мне ее одно явленье
- Поэзию наводит завсегда…
- Перед пустой когда-то колыбелью
- Задумчиво-безмолвен я стоял.
- «Кто обречен святому новоселью
- Тобой в жильцы?» — судьбу я вопрошал.
- И с первою блеснувшей мне денницей
- Уж милый гость в той колыбели был;
- Он в ней лежал под царской багряницей,
- Прекрасен, тих, как божий ангел мил.
- Года прошли — и мой расцвел младенец,
- Прекрасен, тих, как божий ангел мил;
- И мнится мне, что неба уроженец
- Утехой в нем на землю прислан был.
- Его-то я порою здесь встречаю,
- Как чистую Поэзию мою;
- Им иногда я душу воскрешаю;
- При нем подчас, забывшись, и пою.
Глава I
О том, как рыцарь приехал в хижину рыбака
- Лет за пятьсот и поболе случилось, что в ясный весенний
- Вечер сидел перед дверью избушки своей престарелый
- Честный рыбак и починивал сеть. Сторона та, в которой
- Жил он, была прекрасное место. Луг, где стояла
- Хижина, длинной косою входил в широкое лоно
- Моря: можно было подумать, что берег душистый
- В светло-лазурные, чудно-прозрачные воды с любовью
- Нежной теснился, что море, влажной трепещущей грудью
- Нежно прижавшись к нему и его обнимая, пленялось
- Свежестью шелковой зелени, блеском цветов и прохладой
- Темных сеней древесных. Правда, в краю том немного
- Было людей: рыбак с женою, и только; дремучий
- Лес отделял полуостров от твердой земли. И ужасен
- Был тот лес своей темнотой неприступной; и слухи
- Страшные были об нем в народе; там было нечисто:
- Злые духи гнездилися в нем и пугали прохожих
- Так, что не смели и близко к нему подходить. Но смиренный
- Старый рыбак не боялся враждебных духов; на продажу
- Рыбу носил он в город, лежавший за лесом; полон
- Набожных мыслей, входил он в его глубину, и ни разу
- Там ничего он не встретил, хранимый небесною силой.
- Сидя беспечно в тот вечер за неводом, вдруг он услышал
- Шум и лесу, как будто бы топот коня и железной
- Брони звук; он слушает: шум приближается; робость
- Им овладела, и все, что до тех пор в ненастные ночи
- Снилось ему о таинственном лесе, представилось разом
- Мыслям его; особливо ж один, великанского роста,
- Белый, всегда головою странно кивающий. В темный
- Лес он со страхом, глядит, и ему показалось, что в самом
- Деле сквозь черные ветви смотрит кивающий призрак.
- Вспомнив однако, что все никакой еще не случилось
- С ним беды ни в лесу, ни в избушке, в которой так долго
- Жил он с женою вдвоем, что нечистый над ними не властен,
- Он ободрился, прочел молитву, и сделалось скоро
- Даже ему и смешно, когда он увидел, какую
- Шутку с ним глупая робость сыграла: кивающий образ
- Был не что иное, как быстрый ручей, из средины
- Леса бегущий и с пеной впадающий в озеро; шум же,
- Слышанный им, был от рыцаря: шагом на белом
- Бодром коне из чащи лесной он ехал и прямо
- К хижине их приближался. Мантией алого цвета
- Был покрыт его фиолетовый, золотом шитый
- Стройный колет; на бархатном черном берете вилися
- Белые перья; висел у бедра на цепи драгоценной
- Меч с золотой рукоятью искусной работы; а белый
- Рыцарев конь был статен, силен и жив; он, копытом
- Легким едва к луговой мураве прикасаясь, воздушной
- Поступью шел и, сгибая красивую шею, как лебедь,
- Грыз узду, облитую пеной. Старик, пораженный
- Видом статного рыцаря, невод покинул и, снявши
- Шляпу, смотрел на него с приветной улыбкой. Приближась,
- Рыцарь сказал: «Могу ль я с конем найти здесь на эту
- Ночь убежище?» — «Милости просим, гость благородный;
- Лучшим стойлом будут коню твоему наш зеленый
- Луг, под кровлей ветвистых дерев; а вкусную пищу
- Сам он найдет у себя под ногами; тебе ж мы охотно
- Угол очистим в нашем убогом жилище и ужин
- Скудный с тобою разделим». Рыцарь, кивнув головою,
- Спрыгнул с коня, его разнуздал и по свежему лугу
- Бегать пустил; потом сказал рыбаку: «Ты охотно,
- Добрый старик, принимаешь меня, но когда б и не столько
- Был ты сговорчив, то все бы со мной не разделался нынче;
- Море, вижу я, здесь перед нами, и дале дороги
- Нет никакой; а вечером поздно в этот проклятый
- Лес возвращаться избави боже!» — «Не станем об этом
- Слишком много теперь говорить», — сказал, озираясь,
- Старый рыбак и в хижину ввел усталого гостя.
- Там, перед ярким огнем, горевшим в камине и в чистой
- Горнице трепетный блеск разливавшим, на стуле широком
- С спинкой резною сидела жена рыбака пожилая.
- Гостя увидев, старушка встала, ему поклонилась
- Чинно и села опять, ему отдать не подумав
- Место свое. Рыбак, засмеявшись, сказал: «Благородный
- Рыцарь, прошу не взыскать, что хозяйка моя свой покойный
- Стул для себя сберегла: у нас такой уж обычай;
- Лучшее место всегда старикам уступается». — «Что ты,
- Дедушка! — с кроткой усмешкой сказала хозяйка. — Ведь гость наш,
- Верно, такой же Христов человек, как и мы, и придет ли,
- Сам ты скажи, молодому на ум, чтоб ему уступали
- Старые люди лучшее место? Садися, мой добрый
- Рыцарь, на эту скамейку, — она продолжала, — да только
- Тише сиди, не ворочайся, ножка одна ненадежна».
- Рыцарь взял осторожно скамейку, придвинул к камину,
- Сел, и сердцу его так стало приютно, как будто б
- Был он у милых родных, возвратяся из чужи в отчизну.
- Стали они разговаривать. Рыцарь разведать о страшном
- Лесе хотел, но рыбак ночною порою боялся
- Речь о нем заводить; зато о своей одинокой
- Жизни и промысле трудном своем рассказывал много.
- С жадностью слушали муж и жена, когда говорил им
- Рыцарь о том, как в разных землях он бывал, как отцовский
- Замок его у истоков Дуная стоит, как прекрасна
- Та сторона; он прибавил: «Меня называют Гульбрандом,
- Имя же замка Рингштеттен». Так говоря, не однажды
- Рыцарь слышал какой-то шорох и плеск за окошком,
- Точно как будто водой кто опрыскивал стекла снаружи.
- Всякий раз с досадой нахмуривал брови, послышав плесканье,
- Старый рыбак; но когда же как ливнем вдруг обдало стекла,
- Так, что окно зазвенело и в горницу брызги влетели,
- С сердцем вскочил он и крикнул в окошко с угрозой: «Ундина!
- Полно проказничать; стыдно; в хижине гости». При этом
- Слове стало там тихо, лишь изредка слышен был легкий
- Шепот, как будто бы кто потихоньку смеялся. «Почтенный
- Гость, не взыщи, — сказал рыбак, возвратившись на место. —
- Может быть, шалостей много еще ты увидишь, но злого
- Умысла нет у нее. То наша дочка Ундина,
- Только не дочка родная, а найденыш; сущий младенец,
- Все проказит, а будет ей лет уж осьмнадцать; но сердце
- Самое доброе в ней». Покачав головою, старушка
- Молвила: «Так говорить ты волён; когда ты усталый
- С ловли приходишь домой, то тебе на досуге забавны
- Эти проказы; но, с утра до вечера дома глаз на глаз
- С нею пробыв, от нее не добиться путного слова —
- Дело иное; тут и святой потеряет терпенье». —
- «Полно, старуха, — рыбак отвечал, — ты бьешься с Ундиной,
- Я с причудливым морем: разве не часто мой невод
- Портит оно и плотины мои размывает, а все мне
- Любо с ним: то же и ты, хоть порою и охнешь, однако
- Все Ундиночку любишь. Не так ли? — «Что правда, то правда;
- Вовсе ее разлюбить уж нельзя», — кивнув головою,
- Кротко сказала старушка. Вдруг растворилася настежь
- Смехом впорхнула Ундина, как что-то воздушное. «Где же
- Гости, отец? Зачем ты меня обманул?» Но, увидя
- Рыцаря, вдруг замолчала она, и глаза голубые,
- Вспыхнув звездами под сумраком черных ресниц, устремились
- Быстро на гостя, а он, изумленный чудным явленьем,
- Был как вкопанный, жадно смотрел на нее и боялся
- Взор отвести: он думал, что видит сон, вглядеться
- В образ прекрасный спешил, пока он не скрылся. Ундина
- Долго смотрела, пурпурные губки раскрыв, как младенец;
- Вдруг, встрепенувшись резвою птичкой, она подбежала
- К рыцарю, стала пред ним на колена и, цепью блестящей,
- К коей привешен был меч, играя, сказала: «Прекрасный,
- Милый гость, какою судьбой очутился ты в нашей
- Хижине? Долго ты по свету должен был странствовать, прежде
- Нежели к нам дорогу найти? Скажи, через лес наш
- Как ты проехал?» Но он отвечать не успел; на Ундину
- Крикнула с сердцем старушка: «Оставь в покое, Ундина,
- Гостя; встань и возьмись за работу». Ундина, ни слова
- Ей не сказавши в ответ, схватила скамейку и, севши
- Подле Гульбранда с своим рукодельем, тихонько шепнула:
- «Вот где я буду работать». Старик притворясь, что не видит
- Новой проказы ее, хотел продолжать; но Ундина
- Речь перебила его: «У тебя я спросила, мой милый
- Гость, откуда приехал ты к нам? Дождусь ли ответа?» —
- «Из лесу прямо приехал я, прелесть моя». — «Расскажи же,
- Как ты в лесу очутился и что в нем чудного видел?»
- Трепет почувствовал рыцарь, вспомнив о лесе; невольно
- Он обратил глаза на окошко, в которое кто-то
- Белый, ему показалось, глядел; но было в окошке
- Пусто, за стеклами ночь густая чернела. Собравшись
- С духом, рассказ он готов был начать, но старик торопливо
- Молвил ему: «Недоброе время теперь нам об лесе
- Речь заводить; расскажешь нам завтра». Услышавши это,
- С места вскочила Ундина, и глазки ее засверкали.
- «Нынче, не завтра он должен рассказывать! нынче, теперь же!» —
- Вскрикнула с сердцем она и, бровки угрюмо нахмурив,
- Топнула маленькой ножкою об пол; и в эту минуту
- Так забавно мила и прелестна была, что в Гульбранде
- Вспыхнуло сердце, и он еще боле пленился смешною,
- Детской ее запальчивостью, нежели резвостью прежней.
- Но рыбак, рассердясь не на шутку, причудницу начал
- Крепко журить за ее упрямство и дерзкую вольность
- С гостем. Старушка пристала к нему. Тут Ундина сказала:
- «Если браниться хотите со мной, а того не хотите
- Сделать, о чем я прошу, так прощайте ж; одни оставайтесь
- В вашей скучной, дымной лачужке». С сими словами
- Прыгнула в двери она и в минуту во мраке пропала.
Глава II
О том, как Ундина в первый раз явилась в хижине рыбака
- Рыцарь вскочил, за ним и рыбак, и бросились оба
- В дверь, чтоб ее удержать, но напрасно: Ундина так быстро
- Скрылась, что даже было нельзя догадаться, в какую
- Сторону вздумалось ей побежать. Испуганным взором
- Рыцарь спросил рыбака: что делать? «Уж это не в первый
- Раз, — рыбак проворчал, — такими побегами часто
- Нас забавляет она; теперь опять мне придется
- Целую ночь напролет без сна проворочаться с боку
- На бок на жесткой постеле моей: ведь мало ль, что может
- Встретиться ночью!» — «Зачем же медлить? Пойдем поскорее
- Сами за нею». — «Труд бесполезный; ты видишь, какая
- Тьма на дворе: куда мы пойдем? И кто угадает,
- Где она спряталась?» — «Будем, по крайней мере, — прибавил
- Рыцарь, — хоть кликать ее». И кричать он начал: «Ундина!
- Где ты, Ундина?» Старик покачал головою: «Как хочешь,
- Рыцарь, кричи, она не откликнется нам, а уж верно
- Где-нибудь близко сидит; еще ты не знаешь, какая
- Это упрямица». Так говоря, старик с беспокойством
- В темную ночь глядел и не мог утерпеть, чтоб туда же
- Вслед за Гульбрандом не крикнуть: «Ундиночка! милая! где ты?»
- Правду, однако, он предсказал: никакой там Ундины
- Не было. Долго кричав понапрасну, они наконец возвратились
- Оба в хижину; там уж было темно, и старушка,
- Менее мужа о том, что с Ундиной случится, заботясь,
- Спать улеглась, и в камине огонь, догоревши, потухнул;
- Только немногие уголья тлели, и синее пламя,
- Изредка вспыхнув, трепещущий свет разливало и гасло.
- Снова разведши огонь, рыбак наполнил большую
- Кружку вином и поставил ее перед гостем. «Мы оба,
- Рыцарь, едва ли заснем; так не лучше ли будет, когда мы,
- Вместо того чтоб в бессоннице жесткой рогожей
- Грешное тело тереть, посидим у огня и за доброй
- Кружкой вина о том и другом побеседуем? Как ты
- Думаешь, добрый мой гость?» Гульбранд согласился охотно.
- Сесть принудив его на почетном оставленном стуле,
- Честный старик поместился с ним рядом, и вот дружелюбно
- Стали они разговаривать; только при каждом малейшем
- Шорохе — стукнет ли что в окошко, и даже нередко
- Просто без всякого стука и шороха — вдруг умолкали
- Оба и, палец поднявши, глаза неподвижно уставив
- В двери, слушали; каждый шептал: «идет!» и не тут-то
- Было; не шел никто; и, вздохнувши, они начинали
- Снова свой разговор. «Расскажи мне, — сказал напоследок
- Рыцарь, — как вам случилось найти Ундину?» — «А вот как
- Это случилось, — рыбак отвечал. — Тому уж двенадцать
- Будет лет, как я с товаром моим через этот
- Лес был должен отправиться в город; жену я оставил
- Дома, как то бывало всегда, а в то время и нужно
- Было ей дома остаться. Зачем, ты спросишь? Господь нам
- В поздние наши лета даровал прекрасную дочку;
- Как же было покинуть ее? Товар мой продавши,
- Я возвращался домой, и, солгать не хочу, не случилось
- Мне ничего, как и прежде, в лесу недоброго встретить;
- Бог мне сопутствовал всякий раз, когда через этот
- Страшный лес мне идти удавалось: а с ним и опасный
- Путь не опасен». При этом слове старик с умиленным
- Видом шапочку снял с головы и, руки сложивши,
- В набожных мыслях минуты на две умолкнул; потом он
- Шапочку снова надел и так продолжал: «Я с веселым
- Сердцем домой возвращался, а дома ждало несчастье:
- Вся в слезах навстречу ко мне жена прибежала.
- «Царь небесный! что случилось? — я воскликнул. — Где наша
- Дочка?» — «Она у того, чье имя ты в эту минуту,
- Бедный мой муж, призываешь», — жена отвечала. И молча,
- Горько заплакав, пошел я за нею в хижину; тела
- Милой малютки моей я глазами искал там, но тела
- Не было. Вот как это случилось: с нашим младенцем
- Подле воды на траве жена спокойно сидела;
- С ним в беззаботном веселье играла она; вдруг малютка
- Сильно к воде протянулась, как будто чудесное что-то
- В светлых приметя струях; и видит жена, что наш милый
- Ангел смеется, ручонками что-то хватая; но в этот
- Миг как будто какой невидимой силой швырнуло
- В волны дитя, и в их глубине бедняжка пропала.
- Долго я тела искал, но напрасно, нигде и приметы
- Не было. Вот мы, на старости две сироты, в безотрадном
- Горе сидели в тот вечер вдвоем у огня и молчали:
- Если б и можно было от слез говорить, то не стало б
- Духу; и так мы оба молчали, глаза устремивши
- В тусклый огонь; как вдруг в дверях послышался легкий
- Шорох; они растворились — и что же видим мы? Чудной
- Прелести девочка, лет шести, в богатом уборе,
- Нам улыбаясь как ангел, стоит на пороге. Сначала
- Мы в изумленье не знали, живой ли то был человечек
- Или обманчивый призрак какой; но скоро приметил
- Я, что вода с золотых кудрей и с платья малютки
- Капала; я подумал, что, верно, младенец недавно
- Был в воде и что скорая помощь нужна. И, вздохнувши,
- Так сказал я жене; «Никто не подумал спасти нам
- Милое наше дитя; по крайней мере, мы сами
- Сделаем то для других, чего не могли нам другие
- Сделать и что на земле блаженством было бы нашим».
- Мы раздели малютку, ее положили в постель и напиться
- Дали горячего ей; а она все молчала и только,
- Светло-небесными глазками глядя на нас, улыбалась.
- Скоро заснула она и свежа, как цветочек весенний,
- Утром проснулась; когда ж мы расспрашивать стали, откуда
- Родом она и как попала к нам в хижину, толку
- Не было в странных ответах ее никакого; и вот уж
- Ровно двенадцать лет, как с нами живет, а добиться
- Путного мы не могли от нее ничего; по рассказам
- Вздорным ее подумать легко, что она к нам упала
- Прямо с луны: о каких-то замках прозрачных, жемчужных
- Гротах, коралловых рощах и разных других небылицах
- Все твердит и теперь, как твердила тогда; удалося
- Выведать только одно, что, катаясь по морю в лодке
- С матерью, в воду упала она и что волны на здешний
- Берег ее принесли, где она и очнулась… В сомненье
- Тяжком осталися мы: хотя и было не трудно
- Нам решиться наместо родной потерянной дочки
- Взять чужую, нам данную богом самим; но не знали
- Мы, крещена ли она иль нет? Сказать же об этом
- Нам ничего не умела бедняжка, хотя и понятно
- Было ей, что она жила по воле господней
- В здешнем свете, хотя и была смиренно готова
- Все то исполнить, что с волей господней согласно. И вот что
- Мы в таком затрудненье придумали вместе с женою:
- Если она еще не была крещена, то не должно
- Медлить минуты; а если уже крещена, то и дважды
- Долг святой совершить не будет греха. Но какое
- Дать ей имя? И в ум нам пришло, что ее Доротеей
- Было б всего приличней назвать: мы слыхали, что значит
- Это имя дар божий, она же была милосердым
- Господом богом дарована горести нашей в отраду.
- Но об имени этом она и знать не хотела. «Ундиной
- Звали меня отец мой и мать; хочу и остаться
- Вечно Ундиной!» Но было ли то христианское имя,
- Мы не знали. И вот я пошел за священником в город;
- Он согласился прийти к нам; сначала имя Ундины
- Было противно ему, как и нам; но наша малютка,
- В платьице странном своем, была так чудесно красива,
- Так ласкалась к нему и в то же время так мило,
- Так забавно спорила с ним, что сам он не в силах
- Был противиться ей, — и ее окрестили Ундиной.
- Сладостно было смотреть на нее в продолженье святого
- Таинства: дикая резвость исчезла, и тихим, смиренным
- Агнцем стояла она, как будто бы чувствуя, что с ней
- В это время творилось. Правду молвить, немало
- С нею хлопот нам, и если бы все рассказать мне…» Но рыцарь
- Тут перервал рыбака; он шепнул: «Послушай! послушай!
- Что там?» Не раз уже во время рассказа был он встревожен
- Шумом воды; но в эту минуту был явственно слышен
- Рев потока, который бежал с возрастающей силой
- Мимо хижины. Оба вскочили и бросились в двери;
- В месячном свете открылося им, что ручей, выходящий
- Из леса, сильно разлившись, ворочая камни, ломая
- С треском деревья, в море бежал; и было все небо,
- Так же как море, взволновано; тучи горами катились
- Мимо луны, поминутно ее заслоняя, и чудно
- Вся окрестность под блеском и тьмой трепетала; при свисте
- Вихря было внятно, как море свирепое голос
- Свой воздымало и как, скрыпя от вершины до корня,
- Гнулись и шумно сшибались ветвями деревья. «Ундина!..
- Царь мой небесный!.. Ундина!» — старик закричал; но ответа
- Не было. Оба тогда побежали, забывши о буре,
- Каждый своею дорогою, к лесу, и громко при шуме
- Ветра в ночной глубине раздавалось: «Ундина! Ундина!»
Глава III
О том, как была найдена Ундина
- Странное что-то чувствовал рыцарь, скитаясь во мраке
- Ночи, под шумом бури, один, в бесполезном исканье:
- Снова стало казаться ему, что Ундина лишь призрак,
- В темном лесу его обманувший, была; и при свисте
- Вихря, при громе воды, при треске деревьев, при чудном
- Всей за минуту столь мирно-прекрасной страны превращенье
- Начал он думать, что море, луг, источник, рыбачья
- Хижина, старый рыбак и все, что с ним ни случилось,
- Было обман; но жалобный крик старика, зовущий Ундину,
- Все ему издали слышался. Вот наконец очутился
- Он на самом краю лесного ручья, который в разливе
- Бурном своем бежал широкою мутной рекою,
- Так, что от леса отрезанный мыс, на котором стояла
- Хижина, сделался островом. «Боже! — рыцарь подумал, —
- Что, когда Ундина отважилась в лес, и назад ей
- Нет оттуда дороги, и там у злых привидений
- Плачет она одна в темноте?» От ужаса вскрикнув,
- Он поспешно поднял с земли огромный дубовый,
- Бурей оторванный сук, чтоб, держась за него, перебраться
- В лес через воду. Хотя и сам он дрожал, вспоминая
- Все, что там видел прошедшим днем; хотя и казалось
- В эту минуту ему, что стоял там, ровен с деревами,
- Белый, слишком знакомый ему великан и, оскалив
- Зубы, кивал ему головою, — но самый сей ужас
- Только что с большею силою влек его в лес: там Ундина
- В страхе, одна, без защиты была. И вот уж ступил он
- Смелой ногою в кипучую воду, как вдруг недалеко
- Сладостный голос сказал: «Не ходи, не ходи, берегися
- Злого потока; старик сердит и обманчив». Знакомы
- Рыцарю были прелестные звуки; они замолчали;
- Он же стоял в воде, озирался и слушал; но месяц
- Темной задернуло тучей, и волны быстро неслися,
- Ноги его подмывая, и он, через силу держася,
- Был как в чаду, и кружилась его голова; и глазами
- Долго искав в темноте, наконец он воскликнул: «Ундина!
- Ты ли? Где ты? Если не хочешь явиться, я брошусь
- Сам в поток за тобой; откликнись; мне лучше погибнуть,
- Нежели быть без тебя». И глубже в воду пошел он.
- Тот же голос и так же близко сказал: «Оглянися!»
- В эту минуту вышел месяц из тучи, и рыцарь
- В блеске его увидел Ундину. Был маленький остров
- Подле берега быстрым разливом ручья образован;
- Там, под навесом деревьев густых, в траве угнездившись,
- Призраком светлым сидела Ундина. Было нетрудно
- В этом месте поток перейти, и Гульбранд очутился
- Вмиг близ Ундины на мягкой траве; она ж, приподнявшись,
- Руки вкруг шеи его обвила и его поневоле
- Рядом с собой посадила. «Теперь ты расскажешь мне, милый,
- Повесть свою, — шепнула она, — мы одни; старики нас
- Здесь не услышат и скучным своим ворчаньем не могут
- Нам помешать; а эта густая древесная кровля
- Стоит их хижины дымной». — «Здесь рай, Ундина!» — воскликнул
- Рыцарь, прижавши ко груди ее с поцелуем горячим.
- В эту минуту рыбак, проискавши напрасно Ундину,
- К месту тому подошел и увидел их с берега. «Рыцарь! —
- Он закричал, — непохвальное дело ты делаешь; нами
- Был ты доверчиво принят; а ты теперь, обнимаясь
- С нашей дочкой, шепчешься с нею тайком и оставил
- В страхе меня, старика, одного по-пустому за нею
- Бегать в потемках». — «Я сам, — ответствовал рыцарь, — лишь только
- В эту минуту встретился с нею». — «Тем лучше; скорее ж
- Оба ко мне перейдите сюда на твердую землю».
- Но Ундина о том не хотела и слышать; и лучше
- В страшный лес она соглашалася с милым, прекрасным
- Гостем пойти, чем в несносную хижину, где не хотели
- Делать того, о чем просила она, и откуда
- Рано иль поздно прекрасный гость удалится. Прижавшись
- Крепко к нему, она гармонически, тихо запела:
- «В душной долине волна печально трепещт и бьется;
- Влившися в море, она из моря назад не польется».
- Горько заплакал рыбак, услышав ту песню; ее же
- Слезы его как будто не трогали: к рыцарю с детской
- Лаской она прижималась. Но рыцарь сказал ей: «Ундина,
- Разве не видишь, как плачет отец? Не упрямься ж; нам должно,
- Должно к нему возвратиться». В немом изумленье Ундина
- Быстро свои голубые глаза на него устремила,
- Кротко сказала потом: «Когда ты так думаешь, милый,
- Я согласна». И с видом покорным, глаза опустивши,
- Встала она; и, на руки взявши ее, безопасно
- Рыцарь поток перешел. Старик со слезами на шею
- Кинулся к ней и в радости был как дитя; прибежала
- Скоро к ним и старушка; свою возвращенную дочку
- Нежно они целовали; упреков не было; в добром
- Сердце Ундины все также утихло, и их обнимала
- С лаской сердечной она, просила прощенья, смеялась,
- Плакала, милые все имена им давала. А утро
- Тою порой занялось, и буря умолкла, и птицы
- Начали петь на свежих, дождем ожемчуженных ветках;
- Стало светло, и опять приступать принялася Ундина
- К рыцарю с просьбой, чтоб начал рассказ свой. И так согласилась
- Завтрак принесть под деревья. Ундина проворно уселась
- Подле Гульбрандовых ног на траве; другого же места
- Выбрать никак не хотела; и рыцарь рассказывать начал.
Глава IV
О том, что случилось с рыцарем в лесу
- «Вот уж боле недели, как я в тот вольный имперский
- Город, который лежит за вашим лесом, приехал;
- Там был турнир, и рыцари копья ломали усердно.
- Я не щадил ни себя, ни коня. Подошедши к ограде
- Поля, дабы отдохнуть от веселой работы, я шлем свой
- Снял и отдал его щитоносцу; и в эту минуту
- Вижу на ближнем альтане* девицу, в богатом уборе,
- Чудной прелести. Это была молодая Бертальда —
- Мне сказали — питомица знатного герцога, в ближнем
- Замке живущего. Мне показалось, что с ласковым видом
- Смотрит она на меня, и во мне загорелась двойная
- Бодрость; усердно бился я прежде, но с этой минуты
- Дело пошло уж иначе. А вечером с нею одною
- Я танцевал; и так продолжалось во все остальные
- Дни турнира». В эту минуту почувствовал рыцарь
- Сильную боль в опущенной левой руке; оглянувшись,
- Видит он, что Ундина, жемчужными зубками стиснув
- Палец ему, сердито нахмурила бровки, и в глазках,
- Ярко светившихся, бегали слезки; потом, на Гульбранда
- С грустным упреком взглянув, она ему погрозила
- Пальцем; потом вздохнула, потом наклонила головку.
- Рыцарь, смутившись, умолк на минуту; потом он рассказ свой
- Так продолжал: «Бертальда прекрасна, нельзя не признаться;
- Но чересчур уж горда и причудлива; мне во второй раз
- Нравилась мене она, чем в первый, а в третий раз мене,
- Чем во второй. Однако мне показалось, что боле
- Всех других я замечен был ею, и это мне льстило.
- Вот мне вздумалось в шутку ее попросить, чтоб перчатку
- Мне свою подарила она. «Подарю, — отвечала
- С гордой усмешкой Бертальда, — если осмелишься, рыцарь,
- Съездить один в заколдованный лес наш и верные вести
- Мне принесешь о том, что в нем происходит». Перчатка
- Мне дорога не была; но было бы рыцарю стыдно
- Вызов такой от себя отклонить, и я согласился». —
- «Разве тебя не любила она?» — спросила Ундина.
- «Я ей нравился, — рыцарь ответствовал, — так мне казалось». —
- «О! так она сумасшедшая, — вскрикнула громко Ундина,
- С радостным смехом захлопав в ладоши. — Кто ж не безумный
- С милым себя разлучит и его добровольно в волшебный
- Лес на опасное дело пошлет? От меня б не дождался
- Этот лес такой неслыханной почести». — «Рано
- Утром вчера, — продолжал Гульбранд, улыбнувшись Ундине, —
- Я отправился в путь. Спокойно сияли деревья
- В блеске зари, полосами лежавшем на зелени дерна;
- Было свежо; благовонные листья так сладко шептались,
- Все так манило под сумрак прозрачный, что я поневоле
- Злился на глупых людей, которым страшилища в райском
- Месте таком могли померещиться. Въехал я в чащу;
- Мало-помалу все стало пустынно и тихо; густея,
- Лес предо мной и за мною сдвигался, как будто хватая
- Тысячью рук волшебных меня. Опасаясь возвратный
- Путь потерять, я коня удержал: посмотреть, высоко ли
- Было солнце, хотел я; глаза подымаю, и что же
- Вижу? Черное что-то копышется в ветвях дубовых.
- Я подумал, что то был медведь; обнажаю поспешно
- Меч. Но вдруг человеческим голосом, диким, визгливым,
- Мне закричали: «Кстати пожаловал; милости просим;
- Мы уж и веток сухих наломали, чтоб было на чем нам
- Вашу милость изжарить». Потом, с отвратительно-диким
- Смехом оскаливши зубы, чудовище так зашумело
- Ветвями дуба, что конь мой, шарахнувшись, бросился мимо
- Вскачь, и я не успел разглядеть, какой там гнездился
- Дьявол». При имени этом рыбак и старушка с молитвой
- Перекрестились; Ундина ж тихонько шепнула: «Всего здесь
- Лучше, по-моему, то, что ты не изжарен, мой милый
- Рыцарь, и то, что ты с нами. Рассказывай далее». — «Конь мой
- Мчался как бешеный, — рыцарь сказал, — им владеть не имел я
- Силы; вдруг перед нами стремнина, и скачет со мной он
- Прямо в нее; но в самое ж это мгновение кто-то
- Длинный, огромный, седой, перерезавши нашу дорогу,
- Вдруг перед диким конем повалился, и конь, отшатнувшись,
- Стал, и снова я им овладел. Озираюся — что же?
- Мой спаситель был не седой великан, а блестящий
- Пенный ручей, бежавший с холма». — «Благодарствую, милый,
- Добрый ручей», — закричала, захлопав в ладоши, Ундина.
- Тяжко вздохнув и нахмурясь, рыбак покачал головою;
- Рыцарь рассказывал дале: «Собрав повода, укрепился
- Я на седле. Вдруг вижу, какой-то стоит человечек
- Рядом с конем, отвратительный, грязный горбун, земляного
- Цвета лицо, и нос огромный такой, что, казалось,
- Был он длиною со все остальное тело урода.
- Он хохотал, оскаливал зубы, шаркал ногами,
- Гнулся в дугу. Я его оттолкнул и, коня повернувши,
- Был готов пуститься в обратный путь (уж склонилось
- Солнце, покуда я мчался, далеко за полдень); но карлик,
- Прянув как кошка, дорогу коню заслонил, «Берегися, —
- Я закричал, — раздавлю». Но урод, исковеркавшись снова,
- Начал визжать: «Сперва заплати за работу; ты в пропасть
- Вместе с конем бы слетел, когда бы не я подвернулся». —
- «Лжешь ты, кривляка, — сказал я, — не ты, а этот источник
- Нас сохранил от паденья. Но вот тебе деньги; оставь нас,
- Дай дорогу». И, бросив одну золотую монету
- В шапку уроду, поехал я шибче; но снова явился
- Рядом со мной он; я шпорю коня; конь скачет, но сбоку
- Скачет и карлик, кривляясь, коверкаясь, с хохотом, с визгом,
- Высунув красный с локоть длиною язык. Чтоб скорее
- С ним развязаться, бросаю опять золотую монету
- В шапку ему; но с хохотом диким оскаливши зубы,
- Начал кричать он: «Поддельное золото! золота много
- Есть у меня! погляди! полюбуйся!» И в эту минуту
- Мне показалось, что вдруг просветлела земная утроба;
- Дерн изумрудом прозрачным сделался; взор мой свободно
- Мог сквозь него проницать в глубину; и тогда мне открылась
- Область подземная гномов: они гомозились, роились,
- Комкались в клубы, вились, развивались, сгребали металлы,
- Сыпали в кучи рубин, и сапфир, и смарагд и пускали
- Вихри песка золотого друг другу в глаза. Мой сопутник
- Быстро метался то вниз, то вверх; и ему подавали
- Слитки огромные золота; мне показав их со смехом,
- Каждый он в бездну бросал, и, из пропасти в пропасть со звоном
- Падая, все в глубине исчезали. Тогда он монету,
- Данную мною, швырнул с пронзительным хохотом в бездну;
- Хохотом, шиканьем, свистом ему отвечали из бездны.
- Вдруг взгомозилися все и, толпяся, толкаясь, полезли
- Кверху, когтистые, пылью металлов покрытые пальцы
- Все на меня растопорщив; вся пропасть, казалось, кипела;
- Куча за кучей, гуще и гуще, ближе и ближе…
- Ужас, меня одолел; дав шпоры коню, без оглядки
- Я поскакал… и не знаю, долго ль скакал; но очнувшись,
- Вижу, что нет никого; привиденья исчезли; прохладно
- Было в лесу, и вечер уже наступил. Сквозь деревья
- Бледно мелькала тропинка, ведущая из лесу в город.
- Взъехать спешу я на эту тропинку; но что-то седое,
- Зыбкое, дым не дым, туман не туман, поминутно
- Вид свой меняя, стало меж ветвей и мне заслонило
- Путь; я пытаюсь объехать его, но куда ни поеду,
- Там и оно; рассердившись, скачу напролом; но навстречу
- Прыщет мне пена, и ливнем холодным я обдан, и рвется
- Конь мой назад; ослеплен, промочён до костей, я бросаюсь
- Вправо и влево, но все не могу попасть на тропинку.
- Белый никак на нее не пускает меня. Попытаюсь
- Ехать обратно — за мной по пятам он, но смирен и волю
- Путь продолжать мне дает; но лишь только опять на тропинку
- Взъеду — он тут, и опять заслоняет ее, и холодной
- Пеной меня обдает. Наконец поневоле я выбрал
- Ту дорогу, к которой меня он теснил так упорно;
- Он унялся, но все от меня не отстал и за мною
- Бледно-туманным столбом подвигался; когда же случалось
- Мне оглянуться, то чудилось мне, что этот огромный
- Столб с головой, что в меня упирались тускло и зорко
- С чудным каким-то миганьем глаза и кивала
- Всякий раз голова, как будто меня понукая
- Ехать вперед. Но порою мне просто казалось, что этот
- Странный гонитель мой был лесной водопад. Наконец я,
- Выехав из лесу, здесь очутился и встретился с вами,
- Добрые люди. Тогда пропал и упрямый мой спутник».
- Рыцарь кончил рассказ свой. «Мы рады тебе, благородный
- Гость наш, — сказал рыбак, — но пора и о том нам подумать,
- Как бы тебе возвратиться в город». Ундина, услышав
- Эти слова, начала про себя тихомолком смеяться
- С видом довольным. То рыцарь заметив сказал ей: «Ундина,
- Разве ты рада разлуке со мною? Чему ты смеешься?» —
- «Я уж знаю чему, — отвечала Ундина. — Отведай
- Этот сердитый поток переплыть — верхом иль на лодке,
- Как угодно — ан нет, не удастся! а морем… давно я
- Знаю, что этого сделать нельзя; и отец недалеко
- В море уходит с лодкой своею. Итак, оставайся
- С нами, рад ли, не рад ли. Вот чему я смеюся».
- Рыцарь с улыбкою встал, чтоб видеть, так ли то было,
- Что говорила Ундина; встал и рыбак; а за ними
- Вслед и она. И подлинно, все опрокинуто было
- Бурей в лесу; поток разлился, и стал полуостров
- Островом. Рыцарь не мог о возврате и думать, и должен
- Был поневоле он ждать, пока в берега не вольется
- Снова поток. Возвращайся в хижину рядом с Ундиной,
- Он ей шепнул: «Что скажешь, Ундиночка? Рада ль, что с вами
- Я остаюся?» — «Полно, полню, — она проворчала,
- Бровки нахмурив, — не вздумай тебя укусить я за палец,
- Ты бы не то рассказал нам об этой несносной Бертальде».
Глава V
О том, как рыцарь жил у рыбака в хижине
- Может быть, добрый читатель, тебе случалося в жизни,
- Долго скитавшись туда и сюда, попадать на такое
- Место, где было тебе хорошо, где живущая в каждом
- Сердце любовь к домашнему быту, к семейному миру
- С новою силой в тебе пробуждалась; и снова ты видел
- Край родимый; и все обаяния младости, блага
- Первой, чистой любви на могилах минувшего снова
- В прежней красе расцветали, и ты говорил, отдыхая:
- Здесь живется сладко, здесь сердцу будет приютно.
- Вспомнив такую минуту, когда очарованной думой
- Ты обнимал безыменное, тайное счастье земное,
- Ты, читатель, поймешь, что должен был чувствовать рыцарь,
- Вдруг поселившися в этом пределе, далёко от света.
- Часто он с радостью тайной смотрел, как поток, свирепея,
- День ото дня расширялся и остров все дале и дале
- В море входил, разлучаяся с твердой землею; казалось,
- Мир кончался за ним. На сердце рыцаря стало
- Тихо, светло и легко. Рыбак был мудрец простодушный;
- Зная людей, изведав тревоги житейские, бывши
- Ратником сам в молодых летах, на досуге он много
- Мог рассказать про войну и про счастье, несчастье земное;
- Словом, он был живая летопись; время без скуки
- Шло в разговорах меж старцем отжившим и юношей, полным
- Пламенной жизни: мудрость смиренная, прямо из жизни
- Взятая здравым рассудком и верою в бога, вливалась
- В душу Гульбранда и в ней поселяла блаженную ясность.
- Бодрый старик промышлял по-прежнему рыбною ловлей;
- Был не без дела и рыцарь: в хижине, к счастью, нашелся
- Старый доспех рыбака, самострел; его починивши,
- С ним ежедневно рыцарь ходил на охоту; а вечер
- Вместе все перед ярким огнем проводили, и полный
- Кубок тогда частенько постукивал в кубок: в запасе
- Было вино, и нередко с ним длилась беседа до поздней
- Ночи. Но мирной сей жизни была душою Ундина.
- В этом жилище, куда суеты не входили, каким-то
- Райским виденьем сияла она: чистота херувима,
- Резвость младенца, застенчивость девы, причудливость никсы*,
- Свежесть цветка, порхливость сильфиды, изменчивость струйки…
- Словом, Ундина была несравненным, мучительно-милым,
- Чудным созданьем; и прелесть ее проницала, томила
- Душу Гульбранда, как прелесть весны, как волшебство
- Звуков, когда мы так полны болезненно-сладкою думой.
- Но вертлявый, проказливый нрав и смешные причуды Ундины
- Были подчас и докучливой мукой; зато и журили
- Крепко ее старики; и тогда шалунья так мило
- Дулась на них, так забавно ворчала; потом так сердечно
- С ними, раскаясь, мирилась; потом проказила снова, и снова
- Ей доставалось; и все то было волшебною, тайной
- Сетью, которою мало-помалу опуталось сердце
- Рыцаря. С нею он стал неразлучен; с каждою мыслью,
- С каждым чувством слилась Ундина. Но, им обладая,
- Той же силе она и сама покорялась; хотя в ней
- Все осталось по-прежнему, резвость, причуды, упрямство,
- Вздорные выдумки, детские шалости, взбалмошный хохот,
- Но Ундина любила — любила беспечно, как любит
- Птичка, летая средь чистого неба. Старик и старушка,
- Видя Ундину и рыцаря вместе, невольно привыкли
- Их почитать женихом и невестой. И рыцарю также
- Часто на мысль приходило, что в мир для него невозвратно
- Вход загражден, что с людьми никогда уж ему не встречаться.
- Если ж случалось, что рыцарев конь, на свободе бродивший
- По лугу, ржаньем своим его пробуждал и как будто
- Спрашивал: скоро ли в битву? иль если ему попадался
- Брошенный щит на глаза иль праздно на стенке висевший
- Меч, ненароком сорвавшись с гвоздя, из ножон выдвигался
- В звонком паденье — дума о славе и подвигах бранных
- Душу его шевелила. Но в этой тревоге себя он
- Тем утешал, что возврат для него невозможен; к тому же,
- Мнилось ему, что Ундина была рождена не для низкой
- Доли; и, словом, он верил, что все то не случай, а божий
- Промысел было. И так один за другим неприметно
- Дни уходили, ясные, тихие. Но и в спокойном
- Этом быту напоследок случилось расстройство: привыкли
- Каждый вечер рыбак и рыцарь, отужинав, с полным
- Кубком час-другой проводить в разговоре радушном;
- Вдруг недостало вина: запас рыбака небогатый
- Вышел; взять же нового было негде.Наморщив
- Лбы, сидели Гульбранд и рыбак за столом; а Ундина,
- Глядя на них, умирала со смеху. Скучен и долог
- Был тот вечер, и рано все разошлись. На другой день
- Около ужина вышла Ундина из хижины. «Вы мне
- Оба несносны, — сказала она, — не хочу я на ваши
- Длинные лица смотреть и слушать вашу зевоту».
- С этим словом захлопнула двери и скрылась. А вечер
- Был ненастен, ветер шумел, и море сердилось.
- В страхе рыбак и рыцарь вскочили, вспомнив, как в первый
- Раз они перепуганы были Ундиной. Но только
- В двери за нею они собрались побежать, как Ундина
- Им навстречу явилась сама. «За мною! за мною
- Все! — закричала она, — гостинец прислало нам море;
- Бочка, и, верно, с вином, лежит на песке». За Ундиной
- Все пошли, и, подлинно, бочка нашлася; поспешно
- Рыцарь, старик и с ними Ундина ее покатили
- К хижине: буря сбиралась; сквозь сумерки было
- Видно, как на море волны свои подымали седые
- Головы, дождь вызывая из туч; и тучи бежали
- Шибко и шумно, как будто грозяся напасть на идущих;
- Вот уж начали сыпаться первые капли. Ундина
- Вдруг повернула головку и, пальчик поднявши, сердито
- Им погрозила туче и ей закричала: «Смотри ты,
- Туча, не смей замочить нас; еще нам далёко до дома».
- С сердцем рыбак ей сказал: «Уймися, Ундина, грех!» И, умолкнув,
- Стала она про себя потихоньку смеяться. Однако
- Засухо все добралися до места; но только успели
- Бочку под кровлю поставить, и вскрыть, и отведать, какое
- Было вино в ней, как дождь проливной зашумел, зашатались
- С скрыпом деревья, и море дико завыло. Но бурю
- В хижине скоро забыли; за полными кружками снова
- Ум разогрелся, и ожили шутки; и этой беседе
- Прелесть двойную давал огонек, всегда столь приятный
- В теплом приюте, при шуме ветра и моря, во время
- Ночи ненастной. Но вдруг старик, как будто что вспомнив,
- Стал задумчив; потом, помолчавши минуту, сказал он:
- «Царь небесный, помилуй нас, грешных! мы здесь на досуге
- Шутим и этим прекрасным вином веселимся; а бедный
- Прежний хозяин его, быть может, погиб и, волнами
- Брошенный бог весть куда, лишен погребенья». При этом
- Слове Ундина с лукавой усмешкой подвинула кружку
- К рыцарю. «Пей, не бойся», — она прошептала. Но рыцарь
- За руку взял старика и воскликнул: «Я честью клянуся,
- Если б могли мы его отыскать и спасти, то ночная
- Буря помехою мне не была бы; с опасностью жизни
- Я бы на помощь к нему побежал; зато обещаюсь,
- Если когда возвращуся в край обитаемый, вдвое,
- Втрое ему иль детям его заплатить за прекрасный
- Этот напиток, который без воли его нам достался».
- Добрый старик кивнул головою в знак одобренья;
- В нем успокоилась совесть, и с большим вкусом он допил
- Кружку. Но тут Ундина сказала Гульбранду: «Ты денег
- Сколько угодно можешь за это вино рассорить; но бросаться
- В воду и жизни своей не жалеть… вот это уж глупо
- Сказано было; что же будет со мною, когда ты,
- Милый, погибнешь? Не правда ль, не правда ль, ты лучше с Ундиной
- Здесь останешься?» — «Правда, Ундиночка», — рыцарь с улыбкой
- Ей отвечал. «Признайся ж, что глупо сказал ты; ведь каждый
- Сам себе ближе; и что до других нам?..» Старушка, услышав
- Это, тяжко вздохнула; а добрый рыбак, не стерпевши,
- Начал кричать на Ундину: «У турков, у нехристей, что ли,
- Выросла ты, прости мне господи? Что за горячку
- Снова ты нам говоришь, греховодница?» Вдруг замолчавши,
- Робко Ундина прижалась к Гульбранду; потом прошептала:
- «Что же такое сказала я им? Уж и ты не сердит ли,
- Милый мой рыцарь?» Но рыцарь, пожавши ей руку, расправил
- Кудри, упавшие кольцами ей на глаза, и ни слова
- Ей не ответствовал: брань рыбака его оскорбила.
- Так сидели все четверо, молча, нахмуривши брови;
- Добрую четверть часа продолжалося это молчанье.
Глава VI
О том, как рыцарь женился
- Вдруг, шатнувшись, тихохонько стукнула дверь; и невольно
- Вздрогнули все, как будто недоброе что-то почуя:
- Страшный лес был близко, а к хижине доступ разливом
- Был загражден человеку живому; кому же в такую
- Позднюю пору зайти к ним? Они с беспокойством смотрели
- Друг на друга. Снова послышался стук; и поспешно
- Рыцарь схватился за меч. «Не поможет твой меч, — сотворивши
- Крест, рыбак прошептал, — когда здесь случается с нами
- То, о чем и подумать боюсь я». Но в эту минуту
- Прыгнула с места Ундина и в дверь закричала сердито:
- «Кто там? Если то ваши проказы, духи земные,
- Будет беда вам; мой дядя Струй вас порядком проучит».
- Пуще прежнего все оробели, слова те услышав.
- Друг на друга взглянули старик и старушка; а рыцарь
- Встал и хотел уж Ундину спросить, но тут из-за двери
- Голос сказал: «Я не дух — человек, христианин; впустите
- Ради господа бога меня». При этом поспешно Ундина
- Дверь отперла и, поднявши ночник, во внутренность темной
- Ночи стала светить: престарелый священник стоял там.
- Он при виде Ундины назад отступил, приведенный
- В робость ее поразительной прелестью; в бедной лачужке
- Встречу такой красоты он волшебством иль делом бесовским
- Счел и воскликнул: «С нами господь и пречистая дева!» —
- «Я не бес, — засмеявшись, сказала Ундина, — не бойся;
- Милости просим, отец; войди, здесь добрые люди».
- Патер вошел и ласково всем поклонился; приятен
- Был он лицом; веселая кротость сияла во взорах.
- Но по складкам длинного платья его, с распущенных
- Белых волос и седой бороды катилися градом
- Капли: его промочило дождем. В боковую каморку
- Тотчас его отвели, чтоб раздеть; а старушка с Ундиной
- Начали мокрое платье сушить на огне. С благодарным
- Чувством услуги старик принимал; он, надев рыбаково
- Верхнее платье, довольно потертое, вышел, и снова
- Все за столом перед светлым камином уселись; старушка
- Гостю сама уступила почетный стул, а Ундина
- В ноги ему свою скамейку подвинула. Рыцарь,
- То увидя, шепнул ей шутливое слово; но с важным
- Видом она отвечала: «Он божий служитель; не должно
- Этим шутить». Поужинав, добрым вином подкрепивши
- Силы свои, священник рассказывать начал, каким он
- Образом свой монастырь, лежащий близ моря, вчерашним
- Утром покинул. «Я был к епископу нашему в город
- Послан, — сказал он. — Хотя и есть по изгибу залива
- Путь, но морем ближе: и я с гребцами надежными лодку
- Нанял; с богом мы съездили; нынче ж поутру в обратный
- Поплыли путь; но сделался ветер противный; а к ночи
- Буря — и буря, какой мне ни разу видать не случалось;
- Ветром вырвало весла из рук у гребцов; беспомощно
- Были мы преданы морю, которого волны как щепку
- Наш челнок подымали с хребта на хребет; и несло нас
- Прямо сюда; сквозь туман и сквозь пену чернел в отдаленье
- Этот берег: уж были мы близко; но бедную лодку
- Нашу так и кружило, вдруг поднялась и на нас повалилась
- С страшным шумом большая волна; и сам я не знаю,
- Лодку ль она опрокинула, я ли выпал из лодки,
- Только я вдруг очутился в воде. Господь не дозволил
- Мне погибнуть… я был принесен невредимо на этот
- Остров». — «Да, остров, — сказал со вздохом рыбак, — но давно ли
- Был он твердой землею? Как же не скажешь, что море
- С нашим потоком бурлит заодно?» — «И сам я подумал
- Что-то подобное, — патер сказал. — Когда я тащился
- Берегом вашим впотьмах, предо мною мелькнула тропинка;
- Я по ней и пошел; но эта тропинка исчезла
- Вдруг перед лесом; ее перерезал поток. Тут сверкнул мне
- В вашей хижине свет, и тотчас сюд повернул я.
- Слава господу богу! меня он спас, да и к добрым
- Людям еще мне путь указал; но зато уж отныне,
- Кроме вас, никого на земле не встречать мне; отныне
- В этом углу весь мир для меня заключен». — «Почему же?» —
- Рыцарь спросил. «Да кто ж, — ответствовал патер, — узнает,
- Скоро ли кончится эта война беспорядочных стихий?
- Я же стар, и силы мои, конечно, иссякнут
- Прежде, чем этот разлившийся бурный поток; да случиться
- Может и то, что день ото дня все шире и шире,
- Глубже и глубже он делаться будет, и вы напоследок
- Так далеко от земли отодвинетесь в море, что в людях
- Даже и память об вас совсем пропадет; и тем легче
- Может это случиться, что вас от земли заслоняет
- Лес дремучий; поток же, я видел, так дик и порывист,
- Так широк, что и крепкому судну не будет возможно
- Силы его одолеть», — «Сохрани нас господь и помилуй», —
- Крест сотворивши, сказала старушка. «Чего же хозяйка
- Так испугалась? — рыбак возразил. — Не то же ли будет
- С нами, что было? Чудное дело желанья людские!
- Разве не всё одни мы здесь жили? Ни разу во столько
- Лет не ходила ты дале опушки нашего леса.
- Кроме меня, старика, и Ундины, кого ты видала?
- Ныне же стало у нас и людно: господь бог послал нам
- Добрых гостей на житье. Пускай совсем разлучится
- Остров наш с твердой землею и люди о нас позабудут.
- Нам же прибыль». — «Что правда, то правда, — сказала старушка, —
- Только, признаться, мне как-то страшно подумать, что вечно
- Нам уж с людьми не сойтись, что земле навсегда мы чужие».
- То услыша, Ундина прижалася к рыцарю, жаркой
- Ручкой стиснула руку ему и, уставивши глазки,
- Полные острых лучей, на него, нараспев прошептала:
- «Ты останешься с нами, ты останешься с нами».
- Рыцарь молчал; он был очарован каким-то виденьем;
- Был глубоко в себя погружен и, Ундиной, желанным,
- Найденным счастием жизни полный в душе, не расслушал
- Слов Ундины, проказницы резвой, сидевшей с ним рядом;
- Миг настал роковой: священник своими словами
- Все сомненья решил; все дале и дале за темный
- Лес убегал обитаемый свет; а остров цветущий,
- Где так сладко жилось, все свежей, зеленей, все приютней
- Сердцу его становился — невеста, как чистая роза,
- Там расцветала; и к ним как будто бы свыше был послан
- Божий священник: то явно было не случай. К тому же,
- Рыцарь заметил, как строго старик поглядел на Ундину
- В ту минуту, когда, позабыв о служителе церкви,
- Так беззаботно она к нему приласкалась. Ундину
- Сильной рукой обхвативши, рыцарь встал и воскликнул:
- «Честный отец, мы жених и невеста; во имя господне
- Благослови нас, если дадут позволение эти
- Добрые люди». Рыбак и старушка весьма изумились.
- Правда, им часто входило на мысль, что такая развязка
- Рано иль поздно случиться должна; но об этом молчали
- Даже друг с другом они; и в это мгновение было
- Вовсе нежданным для них предложение рыцаря. Долго
- Слова ему отвечать они не умели. Ундина ж
- Вдруг присмирела, задумалась, глазки потупила в землю.
- Тою порою священник, спросясь с стариком и старушкой,
- Начал готовить венчальный обряд; старушка, очистив
- Наскоро горницу ту, где жила с рыбаком, отыскала
- Две восковые свечки, которые были во время
- Оно на свадьбе ее зажжены; а рыцарь из звеньев
- Цепи своей золотой отделил два кольца, чтоб с невестой
- Было чем обручиться. Все устроив, священник
- Брачные свечи зажег и сказал жениху и невесте:
- «Дайте руку друг другу». Ундина, как будто проснувшись,
- Робко взглянула на рыцаря, вся покраснела и, руку
- Давши ему, стыдливо и трепетно стала с ним рядом.
- Кончив венчальный обряд, новобрачных отец их духовный
- Перекрестил; старики ж молодую жену и Гульбранда
- Обняли с чувством родительским, громко рыдая. Но в этот
- Миг священник сказал: «Вы странные люди! не сами ль
- Вы говорили, что этот остров безлюден, что, кроме
- Вас четверых, не живет никого здесь? А я в продолженье
- Службы все видел, что кто-то в это окошко, в широком
- Белом платье, седой и длинный, глядел; за дверями,
- Верно, стоит и теперь он и ждет, чтоб впустили», — «Спаси нас
- Дева пречистая, божия матерь», — сказала старушка;
- Молча рыбак покачал головою; а рыцарь к окошку
- Бросился: не было там никого; но что-то в потемках,
- Видел он, белой струею мелькнуло и скрылось. «Отец мой,
- Ты ошибся», — сказал он священнику. Все беззаботно
- С этим словом кругом огонька по-прежнему сели.
Глава VII
О том, что случилось в свадебный вечер
- Смирно стояла Ундина во все продолженье обряда;
- Но, лишь только он кончился, вдруг, как будто волшебной
- Силой какой, что ни было в ней причуд и беспутных
- Выдумок, все забродило и вспенилось; вдруг принялася
- Всех тормошить, старика, старушку и рыцаря, не был
- Даже и сам священник оставлен в покое. Суровым
- Словом хотела хозяйка шалунью унять, как бывало; но рыцарь
- С значащим взглядом назвал ее своею женою;
- Та замолчала. И сам он, однако, таким поведеньем
- Не был доволен; но тут ни его увещанья, ни ласки,
- Ниже упреки, ничто помочь не могло. Унималась,
- Правда, она на минуту, когда замечала досаду
- Рыцаря: нежно тогда к нему прижимаясь, ручонкой
- Милой своею трепала его по щеке и шептала
- На ухо слово любви с небесной улыбкой; но снова
- С первою взбалмошной мыслию то ж начиналось, и пуще,
- Нежели прежде. Священник сказал напоследок: «Ундина,
- Резвость такая забавна, но в эту минуту приличней
- Было бы вам, новобрачной, подумать о том, как с душою
- Данного богом супруга свою сочетать христиански
- Душу». — «Душу? — смеясь, закричала Ундина. — Такое
- Слово приятно звучит; но много ли в этом приятном
- Звуке смысла? А если кому души не досталось,
- Что тому делать? Еще сама я не знаю, была ли,
- Есть ли душа у меня?» Оскорбленный глубоко священник,
- Строго взглянув на нее, замолчал; испугавшись, Ундина
- С детским смиреньем к нему подошла и шепнула: «Послушай,
- Добрый отец, не сердися, мне это так грустно, так грустно,
- Что и сказать не могу я; не будь же со мною, незлобным,
- Робким созданьем, так строг; напротив того, с снисхожденьем
- Выслушай то, что хочу исповедать искренним сердцем».
- Видно было, что тяжкая тайна лежала на сердце Ундины;
- Что-то хотела сказать, но вдруг побледнела и горько,
- Горько заплакала. Все на нее с любопытством смотрели;
- Что творилося с нею, не ведал никто. Напоследок
- Слезы обтерла она и священнику, в сильном волненье
- Сжавши руки, сказала: «Отец мой, не правда ль, ужасно
- Душу живую иметь? И не лучше ль, скажи мне, не лучше ль
- Вечно пробыть без души?..» Она замолчала, уставив
- Острый, расстроенный взор на священника. Все поднялися
- С мест, как будто дичася ее; не дождавшись ответа,
- С тяжким вздохом она продолжала: «Великое бремя,
- Страшное бремя душа! при одном уж ее ожиданье
- Грусть и тоска терзают меня; а доныне мне было
- Так легко, так свободно». Она опять зарыдала,
- Скрыла в ладони лицо и, свою наклонивши головку,
- Плакала горько, а светлые кудри, скатясь на прекрасный
- Лоб и на жаркие щеки, повисли густым покрывалом.
- С строгим лицом подошел к ней священник. «Ундина, — сказал он, —
- Именем господа бога тебе говорю: исповедуй
- Душу свою перед нами, и если таится в ней злое,
- Бог милосерд, он помилует». Тихим, покорным младенцем
- Стала она перед ним на колена, и, руки сложивши,
- Набожно к небу глаза поняла, и крестилась, и, имя
- Божие славя, твердила, что не было зла никакого
- В сердце ее. Священник сказал, обратяся к Гульбранду:
- «Рыцарь, вам поверяю я ту, с которою ныне
- Сам сочетал вас: душою она беспорочна, но много
- Чудного в ней. Примите мой добрый совет: осторожность,
- Твердость, любовь; остальное на власть милосердого бога
- С верой оставьте». Сказав, новобрачных священник
- Перекрестил и вышел; за ним рыбак и старушка,
- Также крестясь и молитву читая, вышли. Ундина
- Все еще на коленах стояла в молчанье; когда же
- Все удалились, она потихоньку лицом обернулась
- К рыцарю, кудри раздвинула, мало-помалу, как будто
- В чувство входя, головку свою подняла и уныло
- Очи лазурные, полные слез, на него устремила.
- «Милый, ты, верно, также покинешь меня, — прошептала
- Робко она, — но чем же я, бедная, чем виновата?»
- Руки ее так призывно, так жарко к нему поднялися,
- Взоры ее так похожи на небо прекрасное стали,
- Голос ее так глубоко из сердца раздался, что рыцарь
- Все позабыл и в порыве любви протянул к ней объятья;
- Вскрикнула, вспрыгнула, кинулась к милому в руки Ундина,
- Грудью прильнула ко груди его и на ней онемела.
Глава VIII
О том, что случилось на другой день свадьбы
- Свежий утренний луч разбудил новобрачных; блаженством
- Ясные очи Ундины горели; а рыцарь в глубокой
- Думе молчал про себя; всю ночь он видел какой-то
- Странный, мучительный сон: все снилось ему, что хотели
- Бесы его обольстить под видом красавиц, что в змеев
- Адских красавицы все перед ним обращались. Проснувшись
- В страхе, он начал смотреть недоверчиво: тут ли Ундина?!
- Нет ли в ней какой перемены?.. Но было все тихо,
- Буря кончилась; полный месяц светил, и Ундина
- Сном глубоким спала, положивши горячую щеку
- На руку; вольно дышала она, и сквозь сон, как журчанье,
- Шепот невнятный бродил по жарко раскрывшимся губкам.
- Видом таким успокоенный, рыцарь заснул, но в другой раз
- Тот же сон! наконец засияла заря, и проснулися оба.
- Сон рассказавши, рыцарь просил, чтоб Ундина простила
- Страх безрассудный ему. Вздохнувши, прекрасную руку,
- С грустью она ему подала, и ни слова; но сладкий,
- Полный глубокой любовию взгляд, какого дотоле
- Рыцарь в лазоревых глазках ее не встречал, безответно
- Выразил все. С довольным сердцем он встал и к домашним
- Вышел; все трое сидели молча, на лицах их видно
- Было, что тяжко тревожило их ожиданье развязки;
- Видно было, что внутренне бога священник молил: да поможет
- Им защититься от козней врага. Но как скоро явился
- С ясным лицом новобрачный, то вмиг и у них просияли
- Души и лица; рыбак и старушка заплакали; к небу
- Взор благодарный поднял священник. Потом и Ундина
- Вышла; они хотели пойти к ней навстречу, но стали
- Все неподвижны: так знакома и так незнакома
- Им в красоте довершенной она показалась. Священник
- Первый к ней подошел; но лишь только он руку, чтоб дать ей
- Благословение, поднял, она ему поклонилась
- В землю и стала прощенья просить в словах безрассудных,
- Сказанных ею вчера; потом примолвила: «Добрый
- Друг, помолись о спасенье моей души многогрешной».
- Вставши, она обняла стариков, и то, что сказала
- Им, было так полно души, так было их слуху
- Ново и так далеко от всего, что прежде пленяло
- В ней, не касаясь до сердца, что оба они, зарыдавши,
- Стали молиться вслух и ее называли небесным
- Ангелом, дочкой родною; она же с сердечным смиреньем
- Их целовала; такой и осталась она с той минуты:
- Кроткой, покорной женою, хозяйкой заботливой, в то же
- Время девственно-чистым, божественно-милым созданьем.
- Рыцарь, старик и старушка, давно уж привыкнув к причудам
- Детским ее, всё ждали, что снова она, как и прежде,
- Станет проказить, но в этот раз они обманулись:
- Ангелом тихим осталась Ундина. Священник, любуясь
- Ею, воскликнул: «Радуйтесь, рыцарь; господь милосердый
- Вам даровал чрез меня, недостойного, редкое счастье;
- Будет добро вам и в здешней и в будущей жизни, когда вы
- Чистым его сохраните. Господь помоги вам обоим».
- Около вечера с нежностью робкой Ундина, взявши Гульбранда
- За руку, тихо его повлекла за собою на вольный
- Воздух. Безоблачно солнце садилось, светя на зеленый
- Дерн сквозь чащу дерев, за которыми тихо горело
- Море вдали. Во взорах жены молодой трепетало
- Пламя любви, как роса на лазурных листках; но, казалось,
- Грустная тайна уста ей смыкала, порой выражаясь
- Вздохом невнятным. В молчанье она вела за собою
- Рыцаря дале; когда же с ней говорил он, ответа
- Не было, взор один отвечал; но в этом сердечном
- Взоре целое небо любви и смиренья лежало.
- Так подошли напоследок они к лесному потоку…
- Что же рыцарь увидел? Разлив уже миновался;
- Мелким ручьем стремился поток. «Он исчезнет
- К утру совсем, — сказала Ундина, скрывая рыданье, —
- Завтра кончится все, и тебе уж препятствия боле,
- Милый, не будет отсель удалиться, как скоро захочешь», —
- «Вместе с тобою, Ундиночка», — рыцарь ответствовал. «Это
- В воле твоей, — шепнула она, усмехаясь сквозь слезы. —
- Друг, я знаю, что ты Ундиночку любишь. Она же
- Всею душою твоя, и навек. Но, милый, послушай,
- Перенеси меня на руках на этот зеленый
- Остров; там приютней. Хотя и самой мне сквозь волны
- Было б нетрудно туда проскользнуть, но, друг, мне так сладко
- Быть на руках у тебя. И если нам должно расстаться,
- То хоть в последние счастьем земным подышу я
- Здесь у тебя на груди». И, растроган, встревожен,
- Рыцарь Ундину на руки взял и понес через воду.
- Было то место знакомо, то был островок, на котором
- Встретился рыцарь с Ундиною в бурю. Ее опустил он
- Тихо на шелковый дерн и хотел поместиться с ней рядом.
- «Нет, не рядом со мной, а против меня ты садися,
- Милый, — сказала она, — хочу я прежде, чем словом
- Будешь ответствовать мне, твой ответ в непритворных
- Взорах твоих заране угадывать. Слушай. Ты должен
- Знать, уж на деле узнал ты, что есть на свете созданья,
- Вам подобные видом, но с вами различного свойства.
- Редко их видите вы. В огне живут саламандры,
- Чудные, резвые, легкие; в недрах земли, неприступных
- Свету, водятся хитрые гномы; в воздухе веют
- Сильфы; лоно морей, озер и ручьев населяют
- Духи веселые вод. Прекрасно и вольно живется
- Там, под звонко-кристальными сводами; небо и солнце
- Светят сквозь них; и небесные звезды туда проницают;
- Там на высоких деревьях коралловых пурпуром ярким,
- Темным сапфиром блистают плоды; там гуляешь по мягким,
- Свежим песочным коврам, узорами раковин пестрых
- Хитро украшенным; многое, бывшее чудом минувших
- Лет, облеченное тайным серебряных вод покрывалом,
- Видится там в величавых развалинах: влага с любовью
- Их объемлет, в мох и цветы водяные их рядит,
- Пышным венцом тростника их седые главы обвивает.
- Жители стран водяных обольстительно-милы, прекрасней
- Самых людей. Случалось не раз, что рыбак, подглядевши
- Деву морскую — когда, из воды подымаяся тайно,
- Пела она и качалась на зыбкой волне, — повергался
- В хладную влагу за нею. Ундинами чудные эти
- Девы слывут у людей. И, друг, ты теперь пред собою
- В самом деле видишь ундину». Гульбранд содрогнулся;
- Холод по членам его пробежал; неподвижен как камень,
- Молча и дико смотрел он в лицо рассказчицы милой,
- Сил не имея очей отвести. Покачав головою,
- Грустно замолкла она, вздохнула, потом продолжала:
- «Вдом наружным мы то же, что люди, быть может и лучше,
- Нежели люди; но с нами не то, что с людьми; покидая
- Жизнь, мы вдруг пропадаем как призрак, и телом и духом
- Гибнем вполне, и самый наш след исчезает; из праха
- В лучшую жизнь переходите вы; а мы остаемся
- Там, где жили, в воздухе, искре, волне и пылинке.
- Нам души не дано; пока продолжается наше
- Здесь бытие, нам стихии покорны; когда ж умираем,
- В их переходим мы власть, и они нас вмиг истребляют;
- Веселы мы, и нас ничто не тревожит, как птичек
- В роще, рыбок в воде, мотыльков на лугу благовонном.
- Все, однако, стремится возвыситься: так и отец мой,
- Сильный царь в голубой глубине Средиземного моря,
- Мне, любимой, единственной дочери, душу живую
- Дать пожелал, хотя он и ведал, что с нею и горе
- (Всех, одаренных душою, удел) меня не минует.
- Но душа не иначе дана быть нам может, как только
- Тесным союзом любви с человеком. И, милый, отныне
- Я с душою навеки; тебе одному благодарна
- Я за нее, и тебе ж благодарна останусь, когда ты
- Жизнь не осудишь мою на вечное горе. Что будет
- С бедной Ундиной, когда ты покинешь ее? Но обманом
- Сердце твое сохранить она не хотела. Теперь ты
- Знаешь все, и, если меня оттолкнуть ты решился,
- Сделай это теперь же: один перейди на противный
- Берег; я брошуся в этот поток — он мой дядя; издавна
- В нашем лесу он свободную, чудную жизнь, как пустынник,
- Розно с родней и друзьями проводит. Он силен и многим
- Старым рекам и могучим потокам союзник. Принес он
- Некогда к жителям хижины здешней меня беззаботным,
- Ясным, веселым младенцем; и он же ныне отсюда
- В дом отца моего меня отнесет измененным, живую
- Душу приявшим созданьем, любящей, скорбящей женою».
- Дале она говорить не могла; пораженный, плененный,
- Рыцарь ее обхватил, и на руки поднял, и вынес
- На берег; там и перед небом самим повторил он обет свой:
- С ней неразлучно жить на земле и делить все земное.
- В сладком согласии, за руки взявшись, медлительным шагом
- В хижину оба пошли. И Ундина, глубоко постигнув
- Благо святое души, перестала жалеть о прозрачном
- Море и влажных жилищах отцовского чудного царства.
Глава IX
О том, как рыцарь и его молодая жена оставили хижину
- Рыцарь, проснувшись с зарей на другой день, весьма удивился,
- Видя, что подле него Ундины нет, и снова он начал
- Думать, что все, происшедшее с ним в последнее время,
- Было мечта. Но в эту минуту Ундина явилась;
- Севши к нему на постель, сказала она: «Я ходила
- В лес проведать, исполнил ли дядя свое обещанье?
- Все исполнено; воды свои он собрал и снова
- Лесом бежит одинок, невидим и задумчиво шепчет;
- Всех водяных и воздушных друзей распустил он, и стало
- Тихо в лесу, и все в порядке по-прежнему; можем,
- Милый, отправиться в путь, как скоро захочешь». С каким-то
- Странным чувством, похожим на робость, слушал Ундину
- Рыцарь: ее родные были ему не по сердцу.
- Но Ундина своею тихою прелестью снова
- Сладкий покой возвратила ему; и, любуясь с ней вместе
- Зеленью берега, так благовонно, свежо и прозрачно
- Светлою влагой объятого, рыцарь сказал: «Для чего же
- Так нам спешить отсюда, Ундина? Уже верно не встретим
- Мы нигде толь мирного счастья, каким насладились
- В этом краю; пробудем же здесь; никто нас не гонит». —
- «Что ты, мой друг, прикажешь, то и будет, — сказала с покорным
- Видом Ундина, — но слушай: моим старикам разлучаться со мною
- Тяжко и так, а они еще не знают Ундины,
- Новой, нежной, любящей, смиренной Ундины; и все им
- Мнится еще, что смиренье мое не надежней покоя
- Вод; и меня легко позабудут они, как весенний
- Цвет, как быструю птичку, как светлое облако; дай же,
- Милый, в тот миг, как навек на земле нам должно расстаться,
- Скрыть мне от них тобой сотворенную, верную, душу.
- Если же долее здесь мы пробудем, то буду ль уметь я
- Так притвориться, чтоб им моя не открылася тайна?»
- Рыцарь был убежден, и вмиг собралися в дорогу;
- Снова коня оседлали; священник вызвался с ними
- В город идти через лес и с рыцарем вместе Ундине
- Сесть помог на седло. Обнялися; расстались; Ундина
- Плакала тихо, но горько; добрый рыбак и старушка
- Выли голосом, глядя за нею вслед и как будто
- Вдруг догадавшись, какое сокровище в эту минуту
- В ней потеряли. В грустном молчанье вперед подвигались
- Путники. Гущи лесной уж достигли они, и прекрасно
- Было видеть в зеленой тени на разубранном пышно
- Гордом коне молодую робкую всадницу, справа
- Старого патера в белой одежде, а слева, в богатом
- Пестром уборе, прекрасного рыцаря. Бережно чащей
- Леса они пробирались. Рыцарь одну лишь Ундину
- Видел; Ундина ж влажные очи свои в упоенье
- Новой души на него одного устремляла, и скоро
- Тихий, немой разговор начался между ними из нежных
- Взглядов и вздохов. Но вдруг он был прерван каким-то
- Шепотом странным: шел рядом с священником кто-то четвертый,
- К ним недавно приставший. Он-то шептал. Как священник,
- Был он в белом платье, лицо закрывалось каким-то
- Странным, широким покровом, которого складки, как волны,
- Падали с плеч и стан обвивали; и он беспрестанно
- Их поправлял, закидывал на руку полы, вертелся,
- Прыгал; но это ему ни идти, ни болтать не мешало.
- Вот что шептал он в ту минуту, когда молодые
- Вслушались в речи его: «Уж давно, давно, преподобный,
- В этом лесу я живу, как у вас говорится, монахом;
- Правда, я не пощусь, не спасаюсь, а просто мне любо
- Жить на воле в глуши и в этом белом, волнистом
- Платье под тенью густою разгуливать. Часто и солнце
- Чудно сверкает по складкам моим; а когда я кустами
- Крадусь, бывает такой веселый шорох, что сердце
- Прыгает…» — «Вы человек замечательный, — молвил священник, —
- Я бы желал покороче узнать вас». — «А ты кто, когда уж
- Дело у нас пошло на расспросы?» — сказал незнакомец.
- «Патер Лаврентий, священник Мариинской пустыни». — «Дельно;
- Я же, просто сказать, свободный лесной обыватель;
- Имя мне Струй; ремесла не имею; волен как птица;
- Нет у меня господина; гуляю, и все тут. Однако
- Нужно мне кое-что молвить вот этой красавице». С этим
- Словом он прянул к Ундине, вдруг вырос, и подле
- Уха ее очутилась его голова. Но Ундина
- В страхе его оттолкнула, воскликнув: «Поди поскорее
- Прочь; я более с вами не знаюсь». — «О! о! да какая ж
- Замужем стала она спесивая! с нами, роднею,
- Знаться не хочет! Да кто же, скажи мне, пожалуй, не я ли,
- Дядя твой, Струй, малютку тебя на спине из подводной
- Области на берег здешний принес? Позабыла?» — «Оставь нас,
- Именем бога тебя умоляю, — сказала Ундина. —
- Ты мне страшен; ты сделаешь то, что и муж мой дичиться
- Станет меня, как скоро увидит с такою роднею». —
- «Здесь я недаром; хочу проводить вас, иначе едва ли
- Вам через лес удастся пройти безопасно. А этот
- Патер уж знает меня; говорит он, что будто
- Был я в лодке, когда он в воду упал; и, конечно,
- Был я в лодке; я в эту лодку прянул волною,
- Вырвал его из нее и на берег вынес, чтоб свадьбу
- Можно было сыграть вам». Ундина и рыцарь при этом
- Слове взглянули на патера: шел он, как будто в глубокий
- Сон погруженный, не слыша того, что вблизи говорилось.
- «Вот и лесу конец, — сказала дяде Ундина, —
- Помощь твоя теперь не нужна, оставь нас; простимся
- С миром; исчезни». Струй рассердился; он сделал такую
- Страшную харю и так глазами сверкнул, что Ундина
- Громковскрикнула; рыцарь выхватил меч и хотел им
- В голову Струя ударить, но меч по волнам водопада
- С свистом хлестнул, и в воде как будто шипящий
- Хохот раздался; рыцаря обдало пеной холодной.
- Патер, вдруг очнувшись, сказал: «Я предвидел, что это
- С нами случится, лесной водопад был так близко; и все мне
- Мнилось до сих пор, что он живой человек и как будто
- С нами шепчет». И, подлинно, рыцарю на ухо внятно
- Вот что шептал водопад: «Ты смелый рыцарь, ты бодрый
- Рыцарь; я силен, могуч; я быстр и гремуч; не сердиты
- Волны мои; но люби ты, как очи свои, молодую,
- Рыцарь, жену, как живую люблю я волну…» — и волшебный
- Шепот, как ропот волны, разлетевшейся в брызги, умолкнул.
- Кончился лес, и вышли в поле они: там имперский
- Город лежал перед ними в лучах заходящего солнца.
Глава X
О том, как они жили в имперском городе
- В этом имперском городе все почитали погибшим
- Нашего рыцаря, все сожалели о нем, а Бертальда
- Боле других; она себя признавала причиной
- Смерти его, и совесть терзала ей сердце, и милый
- Рыцарев образ глубоко в него впечатлен был печалью.
- Вдруг он явился живой и женатый, а с ним и свидетель
- Брака его, отец Лаврентий; весь город нежданным
- Чудом таким приведен был в волненье; прелесть Ундины
- Всех поразила, и слух прошел, что в лесу из-под власти
- Злого волшебника рыцарь избавил ее, что породы
- Знатной она. Но на все вопросы людей любопытных
- Рыцарь ответствовал глухо; патер же был на рассказы
- Скуп, да и скоро в свой монастырь возвратился он; словом,
- Мало-помалу толки утихли; одной лишь Бертальде
- Было грустно: скорбя о погибшем, она поневоле
- Сердцем привыкла к нему и его своим называла.
- Скоро, однако, она одолела себя; от природы
- Было в ней доброе сердце, но чувство глубокое долго
- В нем не могло сохраняться, и здесь легкомыслие было
- Верным лекарством. Ундину ласкала она, а Ундине,
- Простосердечной, доброй Ундине, боле и боле
- Нравилась милая, полная прелести сверстница. Часто
- Ей говорила она: «Мы, верно, с тобою, Бертальда,
- Как-нибудь были прежде знакомы, иль чудное что-то
- Есть между нами; нельзя же, чтоб кто без причины, без сильной,
- Тайной причины, мог так кому полюбиться, как ты мне
- Вдруг полюбилася с первого взгляда». И в сердце Бертальды
- Что-то подобное было, хотя его и смущала
- Зависть порою. Как бы то ни было, скоро друг с другом
- Стали они неразлучны, как сестры родные. Но рыцарь
- Был готов уж в замок Рингштеттен, к истокам Дуная
- Ехать, и день разлуки, может быть вечной разлуки,
- Был недалек; Ундина грустила; и вот ей на мысли
- Вдруг пришло, что Бертальду с собою в замок Рингштеттен
- Могут они увезти, что на то герцогиня и герцог,
- Верно, по просьбе ее согласятся. Однажды об этом
- Рыцарь, Ундина, Бертальда втроем рассуждали. Был теплый
- Летний вечер, и темною площадью города вместе
- Шли они; синее небо глубоко сияло звездами;
- В окнах домов сверкали огни; перед ними ходили
- Черные тени гуляющих; шум разговоров, слиянье
- Музыки, пенья, хохота, крика детей наполняли
- Чудным каким-то говором воздух, и он напоен был
- Весь благовонием лип, вокруг городского фонтана
- Густо насаженных. Здесь, от шумной толпы в отдаленье,
- Близ водоема стояли они, упиваясь прохладой
- Брызжущих вод, их слушая шум и любуясь на влажный
- Сноп фонтана, белевший сквозь сумрак, как веющий, легкий
- Призрак; и их веселило, что так они в многолюдстве
- Были одни, и все, что при свете казалось столь трудным,
- Сладилось само собой без труда в тишине миротворной
- Ночи; и было для них решено, что Бертальда поедет
- В замок Рингштеттен. Но в ту минуту, когда назначали
- День отъезда они, подошел к ним, как будто из мрака
- Вдруг родившийся, длинный седой человек, поклонился
- Чинно, потом кивнул головою Ундине и что-то
- На ухо ей прошептал. Ундина, нахмуривши бровки,
- В сторону с ним отошла, и тогда начался между ними
- Шепот на страдном каком-то, чужом языке; а Гульбранду
- В мысли пришло, что он с незнакомцем где-то встречался;
- Тщетно Бертальда его осыпала вопросами; рыцарь
- Был как в чаду и все с беспокойством смотрел на Ундину.
- Вдруг Ундина, захлопавши с радостным криком в ладоши,
- Кинулась прочь, и блаженством глазки сверкали; с досадой
- Сморщивши лоб и седой покачав головой, незнакомец
- Влез в водоем, где вмиг и пропал. Тут решилось сомненье
- Рыцаря. «Что, Ундина, с тобою смотритель фонтанов
- Здесь говорил?» — спросила Бертальда. С таинственным видом
- Ей головкой кивнула Ундина. «В твои именины,
- Послезавтра, ты это узнаешь, Бертальда, мой милый,
- Милый друг; я тебя и твоих приглашаю на этот
- Праздник к себе». Другого ответа не было. Скоро
- После того они проводили Бертальду и с нею простились.
- «Струй?» — спросил с содроганьем невольным рыцарь Ундину,
- С ней оставшись один в темноте перед герцогским домом.
- «Он, — отвечала Ундина, — премножество всякого вздора
- Мне насказал; но между прочим открыл и такую
- Нехотя тайну, что я себя не помню от счастья.
- Если велишь мне все рассказать сию же минуту,
- Я исполню приказ твой; но, милый, Ундине большая
- Радость была бы, когда б ей теперь промолчать ты позволил».
- Рыцарь охотно на все согласился, и можно ли было
- В чем отказать Ундине, столь мило просящей? И сладко
- Было ей в ту ночь засыпать; она, забываясь
- Сном, потихоньку сама про себя с улыбкой шептала:
- «Ах, Бертальда! как будет рада! какое нам счастье!»
Глава XI
О том, что случилось на именинах Бертальды
- Гости уж были давно за столом, и Бертальда, царица
- Праздника, в золоте, перлах, цветах, подаренных друзьями
- Ей в именины, сидела на первом месте, Ундина
- С правой руки, а рыцарь с левой. Обед уж кончался;
- Подали сласти; дверь была отперта; в ней теснилось
- Множество зрителей всякого званья; таков был старинный
- Предков обычай: каждый праздник тогда почитался
- Общим добром, и народ всегда пировал с господами.
- Кубки с вином и закуски носили меж зрителей слуги;
- Было шумно и весело; рыцарь Гульбранд и Бертальда
- Глаз не сводили с Ундины; они с живым нетерпеньем
- Ждали, чтоб тайну открыла она; но Ундина молчала;
- Было заметно, что с сердца ее и с уст, озаренных
- Ясной улыбкой, было готово что-то сорваться;
- Но (как ребенок, любимый кусок свой к концу берегущий)
- Все молчала она, чтоб продлить для себя наслажденье.
- Рыцарь смотрел на нее с неописанным чувством; Ундина,
- В детской своей простоте, с своим добродушием, прелесть
- Ангела божия в эту минуту имела. Вдруг гости
- Стали еее убеждать, чтоб спела им песню. Сверкнули
- Ярко ее прекрасные глазки; поспешно схватила
- Цитру и вот какую песню тихо запела:
- «Солнце сияет; море спокойно; к брегу с любовью
- Воды теснятся. Что на душистой зелени брега
- Светится, блещет? Цвет ли чудесный, посланный небом
- Свежему лугу? Нет, светлоокий, ясный младенец
- Там на зеленом дерне играет. Кто ты, откуда,
- Милый младенец? Как очутился здесь, на чужбине?
- Ах! из отчизны был он украден морем коварным.
- Бедный, чего ж ты между цветами с жадностью ищешь?
- Цвет благовонный жив, но без сердца; он не услышит
- Детского крика; он не заменит матери нежной.
- Лучшего в жизни рано лишен ты, бедный младенец.
- Мимо проехал с свитою герцог; в пышный свой замокВзял он сиротку; там герцогиня благостным сердцем
- Бедной сиротке мать заменила. Стала сиротка
- Девою милой, радостью сердца, прелестью взоров;
- Милую деву промысел божий щедро осыпал
- Всем… но отдаст ли лучшее в жизни, мать и отца, ей?»
- С грустной улыбкой цитру свою опустила Ундина;
- Песня ее растрогала всех, а герцог с женою
- Плакали. Герцог сказал: «Так точно случилось в то утро,
- Милая наша сиротка Бертальда, когда милосердый
- Бог наградил нас тобою; но права певица, не можем
- Лучшего блага земного тебе возвратить мы, родную
- Мать и родного отца». Ундина снова запела:
- «Мать тоскует, бродит, кличет… нет ей ответа;
- Ищет, ищет, что ж находит? дом опустелый.
- О, как мрачен, как ужасен дом опустелый,
- Где дотоле днем и ночью мать в упоенье
- Целовала, миловала дочку родную!
- Будет снова заниматься ярко денница;
- Придут снова дни весенни, благоуханны;
- Но денница, дни весенни, благоуханны
- Не утешат боле сердца матери бедной;
- Все ей чуждо; в целом свете нет ей отрады;
- Невозвратно все пропало с дочкой родною». —
- «О Ундина! ради бога открой мне! ты знаешь,
- Где отец мой и мать; ты этот, этот подарок
- Мне приготовила. Где они? Здесь? Отвечай мне, Ундина».
- Взор Бертальды, сверкая, летал по собранью; меж знатных,
- С ними сидевших гостей выбирала она. Но Ундина
- Вдруг залилася слезами, к толпе обратилась, рукою
- Знак подала и воскликнула: «Где вы? явитесь,
- Найденной дочери вашей отец и мать!» Расступилась
- С шумом толпа; из средины ее рыбак и старушка
- Вышли; робко глаза устремили они на Ундину.
- «Вот она, ваша родная дочь!» — закричала Ундина,
- Им указав на Бертальду; и с громким рыданьем на шею
- Бросились к ней старики; но Бертальда с пронзительным криком
- Их от себя оттолкнула; страх, изумленье, досада
- Вдруг на лице ее отразились. Какой нестерпимый,
- Тяжкий удар для ее надменной души, ожидавшей
- Нового блеска с открытием знатных родителей! Кто же?
- Кто же эти родители? Нищие!.. В эту минуту
- В мысль ей пришло, что все то придумано хитро Ундиной
- С тем, чтоб унизить ее перед светом и рыцарем. «Злая
- Ложь! обманщица! подкуп!» — вот что твердила Бертальда,
- Гневно смотря на старушку, да мужа ее и Ундину.
- «Господи боже! — тихонько старушка шептала. — Какое ж
- Злое созданье стала она! а все-таки сердце
- Чует мое, что она мне родная». Рыбак же, сложивши
- Руки, молился, чтоб бог не карал их, послав им такую
- Дочь; а Ундина, как ангел, вдруг утративший небо,
- Бледная, в страхе незапном, не ведая, что с ней
- Делалось, вся трепетала. «Опомнись, Бертальда! Бертальда,
- Есть ли душа у тебя?» — она повторяла, стараясь
- Доброе чувство в ней возбудить, но напрасно; Бертальда
- Точно была вне себя; она в исступленье кричала
- Криком; рыбак и старушка плакали горько, а гости,
- Странным явленьем таким изумленные, начали шумно
- Спорить, кто за Ундину, кто за Бертальду; в ужасный
- Все пришло беспорядок, и вот напоследок Ундина,
- С чувством своей правоты, с благородством невинности мирной,
- Знак подала рукою, и все замолчали. Смиренно,
- Тихо, но твердо оказала она: «Вы странные люди!
- Что я вам сделала? Чем раздражила я вас? И за что вы
- Так расстроили милый мой праздник? Ах, боже! доныне
- Я о ваших обычаях, вашем безумном, жестоком
- Образе мыслей не знала, и их никогда не узнать мне.
- Вижу, что все безрассудно придумано мной; но причиной
- Этому вы одни, а не я. Хотя здесь наружность
- Вся на меня, но вы знайте: то, что сказала я, правда.
- Нет у меня доказательств; но я не обманщица, слышит
- Бог правосудный меня; а все, что здесь о Бертальде
- Я говорила, было открыто мне тем, кто в морские
- Волны младенцем ее заманил, потом на зеленый
- Берег отнес, где ее и нашел знаменитый наш герцог». —
- «Слышите ль? — громко вскричала Бертальда. — Она чародейка,
- Водится с злыми духами; сама при всех признается
- В этом она». — «О нет, — Ундина воскликнула с чистим
- Небом невинности в мирных очах, — никогда чародейкой
- Я не была; мне неведомо адское зло». — «Так бесстыдно
- Лжет и клевещет она. Ничем нельзя доказать ей
- Здесь, что рыбак отец мне, а нищая — мать. О! покинем
- Этот дом и этот город; где я претерпела
- Столько стыда», — «Нет, Бертальда, — ответствовал герцог, — отсюда
- Я дотоле не выйду, пока не решится сомненье
- Наше вполне». То слыша, старушка приблизилась робко
- К герцогу, низко ему поклонилась и вот что сказала:
- «Вы, государь, своим высоким герцогским словом
- Вдруг на разум меня навели. Скажу вам, что если
- Ваша питомица подлинно дочь нам, то должно, чтоб были
- Три родимых пятна, как трилиственник видом, под правой
- Мышкой ее и точно такие же три на подошве
- Правой ноги. Позвольте, чтоб с нею я вышла». От этих
- Слов побледнела Бертальда, а герцог велел герцогине
- Выйти вместе с нею и взять с собою старушку.
- Скоро назад возвратились они; герцогиня сказала:
- «Правда правдой; все то, что здесь объявила хозяйка
- Наша, есть сущая истина: эти добрые люди
- Точно отец и мать питомицы нашей Бертальды».
- С этим словом герцог с женой и с Бертальдой и вместе
- С ними, по воле герцога, старый рыбак и старушка
- Вышли; гости, кто веря, кто нет, разошлись; а Ундина,
- Горько, горько заплакав, упала в объятия мужа.
Глава XII
О том, как рыцарь и Ундина уехали из имперского города
- Рыцарь с глубоким чувством любви смотрел на Ундину.
- «Мною ль, — он думал, — дана ей душа иль нет, но прекрасней
- Этой души не бывало на свете: она как небесный
- Ангел». И слезы Ундины с нежнейшим участием друга
- Он отирал, целуя ей очи, уста и ланиты.
- Город имперский, который ей стал ненавистен, покинуть
- Он решился немедля и все велел приготовить
- К скорому в замок Рингштеттен отъезду. Вот на другой день
- Рано поутру была подана к крыльцу их повозка;
- Рыцарев конь и кони его провожатых за нею,
- Взнузданы, прыгали, рыли копытами землю; уж рыцарь
- Вышел с своей молодою женой и готов был ей руку
- Дать, чтоб в повозку ее посадить; но в эту минуту
- К ним подошла молодая девушка с неводом, в платье
- Рыбной торговки. «Нам товар твой не нужен, мы едем», —
- Рыцарь сказал ей. Она заплакала взрыд, и Бертальду
- В эту минуту узнали Гульбранд и Ундина; поспешно
- Вместе с нею они возвратилися в дом, и Бертальда
- Им рассказала, как герцог вчерашним ее поведеньем
- Был раздражен, как ее от себя отослал, подаривши
- Ей большое приданое, как старик и старушка,
- Также богато им одаренные, город того же
- Вечера вместе покинули. «Сними хотела пойти я, —
- Так продолжала Бертальда в слезах, — но старик, о котором
- Все говорят, что он мой отец…» — «Он отец твой, Бертальда,
- Точно отец, — сказала Ундина, — ты помнишь, как ночью
- К нам подошел седой человек, твой смотритель фонтанов:
- Он-то мне все и сказал; меня убеждал он, чтоб в замок
- Наш Рингштеттен тебя не брала я с собой, и невольно
- Тайна с его языка сорвалась…» — «Ну, отец мой, когда уж
- Должен он быть мне отцом, — продолжала Бертальда, — сказал мне
- Вот что: «Ты с нами не будешь до тех пор, пока не исправишь
- Гордого сердца; осмелься одна чрез этот дремучий
- Лес к нам пройти, тогда я поверю, что нашей роднею
- Быть желаешь; но скинь богатый убор; рыбаковой
- Дочерью к нам явися…» И я на все уж решилась;
- Что он велел, то и будет; меня, несчастную, целый
- Свет оставил; бедная дочь рыбака, я в убогой
- Хижине жизнь безотрадную скрою и скоро умру там
- С горя. Правда, лес волшебный меня устрашает,
- Бродят там, слышно, духи, а я так пуглива; но что же
- Делать? К вам же пришла я затем, чтоб загладить вчерашний
- Свой проступок признаньем вины. О! забудьте, простите!
- Я и так уж несчастна безмерно; вспомните, что я
- Утром вчерашним была, что была еще при начале
- Вашего пира и что я теперь…» Опустивши в ладони
- Голову, плакала горько она, и меж пальцев бежали
- Слезы. Вся также в слезах, к ней на шею упала Ундина,
- Долго безгласна была, напоследок сказала: «Ты с нами
- В замок Рингштеттен поедешь; что положили мы прежде,
- То и сделаем; только ты будь со мной, как привыкла
- Быть; говори мне по-прежнему «ты». Вот видишь ли? В детстве
- Нас обменяли одну на другую; тогда уж мы были
- Связаны тесно судьбою; сплетем же узел наш сами
- Так, чтоб уже никогда никакой человеческой силе
- Не было можно его разорвать. Теперь ты поедешь
- С нами прямо в Рингштеттен; что ж после, как сестры родные,
- Мы меж собою разделим, о том успеем, приехав
- В замок, условиться». То услышав, Бертальда взглянула
- Робко на рыцаря; милой изгнанницы было не меньше
- Жаль и ему; и, руку подав ей, вот что сказал он:
- «Вверьте себя беззаботно сердцу Ундины. А к вашим
- Добрым родителям мы, по прибытии в замок, отправим
- Тотчас гонца, чтоб знали они, что сделалось с вами».
- Под руку взявши Бертальду, ее посадил он в повозку,
- Рядом с нею Ундину и бодро поехал за ними
- Рысью и скоком. Повозка летела: скоро имперский
- Город пропал далеко назади, с ним вместе пропало
- Там и все грустное прошлое; весело шла по прекрасной,
- Людной стране их дорога, и мало ли, долго ли длился
- Путь их, но вот напоследок в один прекраснейший летний
- Вечер они приехали в замок Рингштеттен. Был должен
- Рыцарь заняться хозяйством своим; молодая ж хозяйка
- Вместе с гостьей пошли осматривать замок. Построен
- Был на крутой он горе посреди равнин благодатной
- Швабии: вид из него был роскошный; и по валу вместе,
- За руки взявшись, гуляли Ундина с Бертальдою; вдруг им
- Встретился долгий седой человек; Бертальде знакомы
- Были черты; когда же Ундина, сердито нахмурясь,
- Знак ему подала, чтоб он удалился, и скорым
- Шагом, тряся головой, он пошел и пропал за кустами,
- В мысли пришло ей, что то ночной городской их знакомец
- Был, смотритель фонтанов. «Не бойся, Бертальда, — сказала
- Ей Ундина, — уж в этот раз твой несносный фонтанщик
- Зла никакого не сделает нам». Тогда рассказала
- Все о себе Ундина: кто родом она, как Бертальду
- Струй похитил, как к рыбакам попала Ундина
- Вместо родной их дочери, словом, все. И сначала
- В ужас Бертальда пришла от такого рассказа; на сонный
- Бред походил он; но скоро она убедилась, что было
- Все то правда, и только дивилась тому, что в волшебной
- Сказке, когда-то в детстве рассказанной ей, очутилась
- Вдруг наяву, живая, сама; все ей в Ундине
- Стало чуждо; как будто бы дух бестелесный меж ними
- Вдруг протеснился; ей сделалось страшно. Когда ж, возвратяся,
- Рыцарь с нежностью обнял Ундину, то было понять ей
- Трудно, как мог он ласкаться к такому созданью, в котором
- (После того, что Бертальде сама рассказала Ундина)
- Виделся ей не живой человек, а какой-то холодный
- Призрак, что-то нездешнее, что-то чужое душе человека.
Глава XIII
О том, как они жили в замке Рингштеттене
- Здесь мы с тобой остановимся, добрый читатель; прости мне,
- Если тебе о том, что после случилось, не много
- Буду рассказывать; знаю, что можно бы было подробно
- Мне описать, как мало-помалу рыцарь наш сердцем
- Стал от Ундины далек и близок к Бертальде, как стало
- Сердце Бертальды ему отвечать и час от часу жарче
- Тайной любовью к нему разгораться, как стали Ундины
- Он и она дичиться и в ней существо им чужое
- Видеть, как Ундина плакала, как пробуждали
- Слезы ее заснувшую совесть Гульбранда, а прежней
- В нем любви уже пробудить не могли, как порою
- Жалость его к Ундине влекла, а ужас невольно
- Прочь отталкивал, сердце ж стремило к Бертальде, созданью
- С ним однородному… знаю, что это все я умел бы,
- Добрый читатель, порядком тебе рассказать; но позволь мне
- Лучше о том позабыть, что так больно душе; испытали
- Все мы неверность здешнего счастья; ты сам, вероятно,
- Был им обманут, таков уж земной человеческий жребий.
- Счастлив еще, когда при разделе житейского был ты
- Сам назначен терпеть, а не мучить; на свете сем доля
- Жертвы блаженней, чем доля губителя. Если сей лучший
- Жребий был твой, читатель, то, может быть, слушая нашу
- Повесть, ты вспомнишь и сам о своем миновавшем, и тихо
- Милая грусть тебе через душу прокрадется, снова
- То, что прошло, оживет, и ты слезу сожаленья
- Бросишь опять на цветы, которыми так любовался
- Прежде на грядках своих, давно уж растоптанных. Полно ж,
- Полно об этом, читатель. Послушай, и с доброй Ундиной
- То же сбылось, что и с нами со всеми: Ундина страдала.
- Но и Гульбранд и Бертальда не были веселы. Всякий
- Раз, когда Ундина хоть мало была несогласна
- В чем с Бертальдой, последней казалось, что ревность владела
- Сердцем обиженной бедной жены; и мало-помалу
- Вид госпожи, причудливо-грубой и гордой, Бертальда
- С ней приняла; Ундина с грустным незлобием молча
- Все сносила; а рыцарь всегда стоял за Бертальду.
- Боле ж всего с недавнего времени вот что согласье
- Жителей замка стало тревожить: Гульбранд и Бертальда
- Начали вдруг на всех переходах, во всех закоулках
- Замка встречать привиденья, о коих дотоле и слуху
- Не было: белый, седой человек, в котором проказник
- Дядя Струй Гульбрандом, смотритель фонтанов Бертальдой
- Узнаны были, стал им повсюду обоим, Бертальде ж
- Чаще, являться с угрозой, так что Бертальда от страха
- Стала больна и даже решилась бы замок покинуть,
- Если б имела где угол какой для приюта; но честный
- Наш рыбак на письмо Гульбранда, которым тогда же
- Рыцарь его известил, что Бертальда едет в Рингштеттен,
- Вот что ответствовал: «Я по воле господа бога
- Стал одинокий, бедный вдовец; скончалась старушка
- Женка моя; хоть теперь мне дома и пусто, но лучше
- Быть хочу я один, чем с Бертальдой; пускай остается
- С вами, но только чтоб не было худа какого Ундине
- Милой моей от того; тогда ее прокляну я».
- Так-то, сколько неволей, столько и волей, осталась
- В замке Бертальда. Вот однажды случилось, что рыцарь
- Выехал. Скликав дворовых людей, Ундина велела
- Камень один огромный поднять и его на колодезь,
- Бывший на самой средине двора, наложить. «Нам далёко
- Будет ходить за водою», — заметили слуги. Но с грустным,
- Ласковым видом, с унылой улыбкой сказала Ундина:
- «Дети, сама бы за вас я с охотою стала в кувшинах
- Воду носить; но этот колодезь, поверьте мне, должно,
- Должно закрыть нам, иль с нами случится большое несчастье».
- Всем служителям было приятно угодное сделать
- Доброй своей госпоже; без дальних расспросов огромный
- Камень был поднят; и он, показалось, как будто бы доброй
- Волей давшись им в руки, с земли поднялся и как будто
- Сам рванулся колодезь задвинуть. Но в эту минуту
- К ним прибежала из замка Бертальда. «Не троньте колодца, —
- Громко она закричала, — его вода умываньем
- Лучшим мне служит; его запереть никак не позволю».
- Но Ундина с своим обычным смиреньем на этот
- Раз осталася в волесвоей непреклонна. «Я в здешнем
- Замке хозяйка, — сказала она, улыбаясь прискорбно, —
- Мне за всем наблюдать; и здесь мне приказывать может
- Только рыцарь, мой муж и мой господин». — «Посмотрите, —
- С сердцем вскричала Бертальда, — подумать можно, что этой
- Бедной, невинной воде самой не хочется с божьим
- Светом расстаться: как жалко она трепещет и бьется!»
- В самом деле, чудно кипя и шипя, из-под камня
- Ключ пробивался, как будто спеша убежать и как будто
- Что из него исторгнуться силой хотело. Тем с большей
- Строгостью свой приказ повторила Ундина; охотно
- Был он исполнен: Ундину любили, а гордость Бертальды
- Всех от нее удаляла, и каждому было приятно
- Той угодить, а этой сделать досаду; и камень
- Крепко-накрепко устье колодца задвинул. Ундина
- Тихо к нему подошла, над ним задумалась, что-то
- Пальчиком нежным своим на нем написала, в молчанье
- Грустном потом посмотрела вокруг себя и, вздохнувши,
- Медленным шагом в замок пошла. На камне ж остались
- Видны какие-то странные знаки, которых дотоле
- Не было там. Ввечеру, когда Гульбранд возвратился
- В замок Рингштеттен, Бертальда ему в слезах рассказала
- То, что случилось с колодцем. Сурово взглянул на Ундину
- Рыцарь; она стояла, головку склоня и печально
- В землю глаза опустив; но однако, собравшися с духом,
- Вот что шепнула в ответ: «Всегда справедлив господин мой;
- Он и раба не осудит, не выслушав; тем наипаче
- Мне, законной жене, он позволит в свое оправданье
- Слово сказать». — «Говори», — сердито ответствовал рыцарь.
- «Я бы желала, чтоб был ты один», — сказала Ундина.
- «Нет, при ней!» — Гульбранд возразил, указав на Бертальду.
- «Я исполню волю твою, — она продолжала, —
- Но не требуй того, прошу, умоляю, не требуй».
- Голос ее был так убедителен, очи так нежны,
- Все в ней являло такую покорность, что в сердце Гульбранда
- Солнечный луч минувших дней пробежал; он Ундину
- Дружески за руку взял и в ближнюю горницу с нею
- Вышел; и вот что ему сказала она: «Уж коварный
- Дядя мой Струй довольно известен тебе; не один раз встречался
- Он с тобою здесь в замке; Бертальде же так он
- Страшен, что может она умереть. Он бездушен, он просто
- Отблеск стихийный наружного мира; что в жизни духовной
- Здесь происходит, то вовсе чуждо ему; здесь глядит он
- Только на внешность одну. Замечая, как ты недоволен
- Мной иногда бываешь, как я, неразумный младенец,
- Плачу, как в то же время Бертальду, случайно быть может,
- Что-нибудь заставляет смеяться, в своем безрассудстве
- Видит он то, чему здесь и признака нет, колобродит,
- Злится и в наши дела, незваный, мешается; пользы
- Нет от того никакой, что ему я грожу и гоняю
- С сердцем отсюда его; он мне, упрямый, не верит; в бездушной,
- Бедной жизни своей никогда не будет способен
- Он постигнуть того, что в любви и страданье и радость
- Так пленительно сходны, так близко родня, что разрознить
- Их никакая сила не может: с улыбкою слезы
- Сладко сливаются, слезы рождают улыбку». И очи,
- Полные слез, с улыбкой поднявши, она исподлобья
- Робко смотрела Гульбранду в лицо; и все трепетанье
- Прежней любви он почувствовал в сердце; Ундина глубоко
- То поняла, к нему прижалась нежней и в блаженстве
- Радостных слез продолжала: «Когда словами не можно
- Нам бестолкового дядю Струя унять, то затворим
- Вход ему в замок; единственный путь, которым сюда он
- Может свободно всегда проникать, есть этот колодезь;
- Он с другими духами здешних источников в ссоре;
- Царство ж его начинается ниже, вдоль по Дунаю.
- Вот для чего я на камне, которым колодезь задвинут,
- Знаки свои написала: они беспокойного дядю
- Струя власти лишили, и он ни тебя, ни Бертальду
- Боле не будет тревожить; он камня не сдвинет. Но людям
- Это легко; ты можешь исполнить желанье Бертальды;
- Но, поверь мне, она не знает, чего так упрямо
- Требует; Струй на нее особенно злится. А если
- Сбудется то, что он предсказал мне (хотя и без всякой
- Мысли худой от тебя), то и сам ты, мой милый, не будешь
- Вне опасности». Рыцарь, глубоко проникнутый в сердце
- Великодушным поступком своей небесной Ундины,
- Обнял ее с горячностью прежней любви. «Мы не тронем
- Камня; отныне ж и все, что ты когда ни прикажешь,
- Будет в замке от всех, как теперь, исполняемо свято,
- Друг мой Ундиночка». Так ей рыцарь сказал, и Ундина,
- Руку целуя ему в благодарность за милое, столько
- Времени им позабытое слово любви, прошептала
- Робко: «Милый мой друг, ты ныне со мной так безмерно
- Милостив, ласков и добр, что еще об одном попрошу я.
- Видишь ли? Ты для меня как светлое лето; в сильнейшем
- Блеске своем оно иногда себя покрывает
- Огненно-грозным венцом громовых облаков и владыкой,
- Истинным богом земли нам является; точно таков ты
- Кажешься мне, когда, на меня прогневан бывая,
- Грозно сверкаешь, гремишь и очами и словом; и в этом,
- Милый, твоя красота, хотя и случится порою
- Мне, безрассудной, плакать; но слушай, друг мой: воздержен
- Будь на водах от гневного слова со мною; единым
- Словом таким меня передашь ты в волю подводных
- Сродников; мстя за обиду их рода, они невозвратно
- В море меня увлекут, и там в продолжение целой
- Жизни я буду под влажно-серебряным сводом в неволе
- Плакать, и мне уж к тебе не прийти; а если приду я…
- Боже! то это будет и пуще тебе на погибель.
- Нет, мой сладостный друг, избавь меня от такого
- Бедствия». Рыцарь торжественно дал обещанье исполнить
- Просьбу ее, и они с веселым лицом возвратились
- В горницу, где их Бертальда ждала. Она уж успела
- Слуг к колодцу послать, чтоб они, по первому знаку
- Рыцаря, камень свалили с него. «Не трогайте камня, —
- Холодно рыцарь сказал, — и помните все, что Ундина
- В замке моем одна госпожа, что ее приказанья
- Святы». При этом слове Бертальда, в лице изменившись,
- Скрылась. Вот уж и ужина час наступил, а Бертальды
- Не было. Рыцарь послал за нею, но вместо Бертальды
- В спальне ее опустевшей нашли записку на имя
- Рыцаря; вот что стояло в записке: «Вы приняли, рыцарь,
- В дом свой меня, недостойную дочь рыбака, и о низком
- Роде своем я безумно забыла; за то в наказанье
- Доброю волей иду к отцу рыбаку, чтоб, в убогой
- Хижине скрывшись, о счастье земном не мечтать; наслаждайтесь
- Долго им вместе с вашей прекрасной супругой». Ундина
- Сильно была опечалена; рыцаря вслед за Бартальдой
- Стала она посылать — ее убежденья, однако,
- Были не нужны; он сам на то был готов. Но в какую
- Сторону ехать за ней? Никто об этом не ведал.
- Рыцарь сидел на коне и хотел уж свой путь наудачу
- Выбрать, как вдруг явился пастух и сказал, что Бертальда
- Встретилась с ним у входа Черной Долины; стрелою
- Рыцарь пустился туда, не слыша того, что в окошко
- Вслед за ним кричала Ундина: «Не езди! не езди,
- Милый! постой! Гульбранд, берегися Черной Долины!
- Стой! назад! иль, бога ради, позволь мне с собою
- Ехать!..» Но рыцарь уж был далеко. Ундина поспешно
- Села сама на коня и одна за ним поскакала.
Глава XIV
О том, как отыскалась Бертальда
- Эта долина, в то время слывшая Черной Долиной,
- Очень близко была от замка, а как называют
- Нынче ее, неизвестно; тогда ж поселяне ей имя
- Черной дали за то, что глубоко средь диких утесов,
- Елями густо заросших, лежала она, что кипучий,
- Быстрый поток, на скалистом дне ущелья шумевший,
- Черен меж елей бежал и что небо нигде голубое
- В мутные воды его не светило. В сумерки стало
- Вдвое темней и ужасней меж елей и диких утесов.
- Рыцарь с трудом пробирался вдоль берега; страшно
- Было ему за Бертальду, и засветло встретиться с нею
- Он торопился; но всем сторонам с напряженным вниманьем
- Взор обращал он, и сердце в нем билось сильней; он со страхом
- Думал: что будет с нею, если заблудится в этом
- Диком месте, ночью и в грозу, которая черной,
- Тяжкой тучей шла на долину? Вдруг показалось
- Белое что-то ему в потемках, на склоне утеса;
- Он подумал, что было то платье Бертальды, и шпорить
- Начал коня; но конь захрапел, уперся и, уши
- Чутко подняв, не шел ни назад, ни вперед; чтоб напрасно не тратить
- Времени, рыцарь спрыгнул с седла, к опрокинутой ветром
- Ели коня привязал и пеший вперед пробираться
- Начал кустами; он спотыкался; упорные ветви
- Били его по лицу и как будто нарочно сплетались
- Сетью, чтоб дале не мог он идти; он ломал их, а небо
- Тою порою все боле и боле мрачилось, и глухо
- Гром гремел по горам, и все кругом становилось
- Странным таким, что он уж и робость чувствовать начал,
- Глядя на белый образ, к которому ближе и ближе
- Все подходил и который лежал на земле неподвижно.
- С духом собравшись, к нему наконец подступил он; сначала
- Сучьями тихо потряс, мечом позвенел — никакого
- Нет ответа. «Бертальда! Бертальда!» — он начал сначала
- Тихо, потом все громче и громче кликать — ответа
- Все ему нет. Наконец закричал он так громко, что эхо
- Вместе с ним закричало повсюду: «Бертальда!» — напрасно;
- То же молчанье. Тогда он к ней наклонился; но было
- Так уж темно, что, не могши под носом видеть, пригнулся
- К самой земле он лицом, и в эту минуту сверкнула
- Яркая молния; все осветилось, и что же в блеске увидел
- Рыцарь? Под самым лицом его отразилась из черной
- Тьмы безобразно-свирепая харя, и голос осиплый
- Взвыл: «Поцелуйся со мной, пастушок дорогой!» Приведенный
- В ужас, кинулся рыцарь назад; но свирепая харя
- С визгом и хохотом кинулась вслед. «За чем ты? Куда ты?
- Духи на воле! назад! убирайся! иль будешь ты нашим!» —
- Вот что выла она, и длинные руки хватали
- Рыцаря. «Струй проклятый! — Гульбранд закричал, ободрившись. —
- Это твои проказы! постой, я тебя поцелую!»
- Сильно он треснул по харе мечом; она разлетелась
- В брызги, и рыцарь пеной, шипящей как хохот, был облит
- Весь с головы до ног; тогда объяснилося, с кем он
- Дело имел. «Меня удержать он, я вижу, намерен, —
- Рыцарь громко сказал, — он думает, я испугаюсь
- Шуток бесовских его и Бертальду бедную брошу
- Злому духу во власть. Демон бездушный не знает,
- Как всемогущ человек своей непреклонною волей!»
- Сам он почувствовал истину слов сих; новая бодрость
- В нем родилась, и как будто бы счастие с этой минуты
- Стало с ним заодно: к своему коню возвратиться
- Он еще не успел, как уж явственно сделался слышен
- Жалобный голос Бертальды, зовущей на помощь сквозь шумный
- Ветер и говор грозы, подходившей час от часу ближе.
- Он полетел на крик и увидел Бертальду. Из страшной
- Черной Долины силяся выйти, она по крутому
- Боку ее тащилася кверху; тут заступил ей
- Рыцарь дорогу; и как ни твердо, в своей оскорбленной
- Гордости, прежде решилась она на побег, но встретить Гульбранда
- Было ей радостно; ужас, испытанный ею в дороге,
- Сердце ее усмирил, а светлая жизнь в безмятежном
- Замке так ласково руки к ней простирала, что рыцарь
- Тотчас ее за собою идти убедил. Но Бертальда
- Силы почти не имела; Гульбранд с большим затрудненьем
- Мог ее до коня своего довести; и помочь ей
- Сесть на седло он хотел, чтоб, коня отвязав, за собою
- Весть его в поводах; но конь, испуганный Струем,
- Был как зверь: он злился, храпел, на дыбы подымался,
- Задом и передом бил; Бертальде даже и близко
- Было нельзя подойти. Пошли пешком: осторожно
- Рыцарь спутницу под руку вел, а коня за собою
- Силой тащил за узду; Бертальда едва подвигала
- Ноги и как ни боролась с собой, но усталость давила
- Члены ее как свинец; а буря, удар за ударом
- Грома, сверкание молнии, шум деревьев во мраке,
- Злая игра привидений… словом, Бертальда, слияньем
- Ужасов сих изнуренная, пала на землю; и в то же
- Время рыцарев конь, как будто взбесившийся, начал
- Снова метаться и рваться. Рыцарь, боясь чтоб в Бертальду
- Он не ударил, хотел от нее отойти; но Бертальда
- С воплем его начала умолять, чтоб остался. На волю ж
- Злого коня пустить он не смел: он боялся, что этот
- Дикий зверь, набежав на лежащую, тяжким копытом
- Грянет в нее: короче, на что решиться, что делать,
- Рыцарь не знал. И вдруг он обрадован был недалеким
- Стуком колес: каменистой дорогой, он слышал, тащилась
- Фура. Гульбранд закричал, чтоб им помогли; грубоватый
- Голос мужской откликнулся; скоро в потемках мелькнули
- Две огромные белые лошади, с ними погонщик,
- Роста огромного, в белом плаще; и фура покрыта
- Белой холстиной была, как все повозки с товаром.
- «Стойте, клячи!» — крикнул погонщик, и лошади стали.
- Он подошел к Гульбранду, который с конем одичалым
- Все еще бился. «Я вижу, в чем дело, — сказал он, — с моими
- Белыми то же случилось, когда я в первый раз с возом
- Этой долиной тащился; здесь гнездится какой-то
- Бес водяной: он великий проказник, проезжим покоя
- Нет от него; но мне удалося сведать словечко;
- Дай-ка шепну я его упрямой этой лошадке
- На ухо». — «Делай, что хочешь, но только скорее», — воскликнул
- Рыцарь, кипя нетерпеньем. Погонщик, как слабую ветку,
- Вытянул шею коню, на дыбы вскочившему; что-то
- В ухо ему шепнул, и как вкопанный стал он, лишь только
- Жарко пыхтел, и пар от него подымался. Не время
- Было Гульбранду расспрашивать, как совершилося чудо;
- Он убедил погонщика взять в повозку Бертальду,
- Сам же хотел провожать ее на коне; но усталый
- Конь едва шевелил ногами. «Садитесь-ка, рыцарь,
- В фуру и вы, — погонщик сказал, — дорога отсюда
- Под гору будет; коня же привяжем сзади повозки».
- Рыцарь сел с Бертальдою в фуру, коня привязали
- Сзади, бичом захлопал погонщик, дернули дружно
- Лошади, фура поехала. Было темно; утихая,
- Глухо вдали гремела гроза; в усладительно-мирном
- Чувстве своей безопасности, в сладком покое, в волшебном
- Мраке ночи, свободе речей благосклонном, меж ними
- Скоро сердечный, живой разговор начался: в выраженьях
- Ласковых рыцарь Бертальде пенял за побег. Торопливо,
- Трепетным голосом, вся в волненье, Бертальда проступок
- Свой извиняла, и речи ее таинственно-ясны
- Были, как свет лампады, когда он во мраке от милой
- Милому знак подает, что его ожидают. Рыцарь
- Был в упоенье. Но вдруг пробудил их погонщиков голос.
- «Клячи, тяните живее! — кричал он, — дружно! беда нам!»
- Рыцарь поспешно из фуры выглянул — что ж он увидел?
- Лошади, по брюхо в мутной воде, не шагали, а плыли;
- Не было видно колес: они, как на мельнице, с шумом,
- С пеной и с брызгами резали волны; погонщик на козлы
- Взлез и правил стоймя, и был уж в воде по колено.
- «Что за дорога такая? — спросил у погонщика рыцарь. —
- Прямо идет в середину потока». — «Напротив! — погонщик
- С смехом сказал, — поток идет в середину дороги;
- Видите сами; это сущий потоп; мы пропали».
- Подлинно, вся глубина долины кипела волнами;
- Выше и выше они подымались. «Это злодей наш
- Струй! утопить нас он хочет, — рыцарь воскликнул, — товарищ,
- Нет ли и против него у тебя какого словечка?» —
- «Есть словечко, — погонщик сказал, — да надобнопрежде
- Сведать вам, кто я и как прозываюсь!» — «Не время загадки
- Нам загадывать, — рыцарь сказал, вода прибывает;
- Имя твое здесь не нужно». — «А так-то не нужно, — погонщик
- С диким хохотам гаркнул, — что, просим не гневаться, сам я
- Струй!» И ужасную харю свою он уставил в повозку…
- Но повозка уж боле была не повозка, уж были
- Лошади боле не лошади; все разлетелось, расшиблось
- В пену, в шипучую воду, и сам погонщик поднялся
- Страшной волной на дыбы, и коня, который напрасно
- Рвался и бился, умчал за собой в глубину, и ужасно
- Начал снова расти и расти, и горой водяною
- Вырос, и был уж готов на Бертальду и рыцаря, силой
- Волн увлеченных, упасть, чтоб громадой своей задавить их…
- Вдруг сквозь шум гармонически-сладостный голос раздался;
- Вышел из облака месяц, и в свете его над долиной явился
- Образ Ундины; она погрозила волнам — и, разбившись
- Пылью, гора водяная, ворча и журча, убежала;
- В блеске месяца мирно поток заструился; и белым
- Голубем свеяла тихо Ундина в долину; и, руку
- Рыцарю вместе с Бертальдой подав, на муравчатый берег
- Их за собой увела; там они отдохнули; Ундинин
- Конь был отдан Бертальде; за нею пешком потихоньку
- Рыцарь с женою пошли; и так возвратились все в замок.
Глава XV
О том, как они ездили в Вену
- С этой поры, мой читатель, жилось покойно и мирно
- В замке Рингштеттене. Рыцарь все чувствовал боле и боле
- Прелесть небесную доброго сердца Ундины, забывшей
- Все для спасенья соперницы. В доброй Ундине
- Всякая память о прошлом исчезла: она беззаботным
- Сердцем любила и, зная, что шла прямою дорогой,
- Ясную в нем питала доверенность; все в настоящем
- Было ей радостно; в будущем все улыбалось. Бертальда,
- Снова ей с прежней любовью всю душу отдав, благодарной,
- Кроткой и нежной являлась; короче, замок Рингштеттен
- Стал обителью светлого счастья. Дни пролетали
- Быстро за днями; зима наступила; зима миновалась;
- Вот и весна с благовонно-зеленой своей муравою,
- С светло-лазоревым небом своим улыбнулась веселым
- Жителям замка; стало на сердце их радостно, стало и смутно.
- Что ж тут дивиться, если, при виде, как в воздухе вешнем
- Нитью вились журавли и легкие ласточки мчались,
- Стало и их позывать в далекую даль. Раз случилось
- Рыцарю вместе с женой и Бертальдой в прекрасное утро
- Около светлых истоков Дуная гулять; им об этой
- Славной реке он рассказывал много: как протекала
- Пышным, широким потоком она по землям благодатным,
- Как на ее берегах прекрасная Вена сияла,
- Как по ней величаво ходили суда, как бежали
- Мимо плывущих назад берега, услаждая их очи
- Зрелищем пажитей, нив, городов и рыцарских замков.
- «О! — сказала Бертальда, — как было бы весело съездить
- В Вену водой…» — но, опомнясь, она покраснела и взоры
- Робко потупила. Милым ее смущеньем Ундина
- Тронувшись, руку ей подала, и в ней загорелось
- Сильно желанье утешить подругу свою. «Да за чем же
- Дело стало? — сказала она. — Ничто не мешает
- Съездить нам в Вену». Бертальда запрыгала с радости. Вместе
- Стали они учреждать поездку свою и заране
- Тем, что представится им на пути, восхищались. И рыцарь
- С ними был заодно; Ундине, однако, шепнул он:
- «Вспомни о Струе; ведь он могуч на Дунае». — «Не бойся, —
- С смехом сказала Ундина, — пускай он попробует сделать
- Что-нибудь с нами; я тут! при мне уж никак колобродить
- Он не посмеет». Ответом таким уничтожены были
- Все затрудненья, и с бодрым духом, с веселой надеждой
- Стали готовиться в путь. Но скажите мне, добрые люди,
- Все ли сбывается так на земле, как надежда сулит нам?
- Хитрая Власть, стерегущая нас для погибели нашей,
- Сладкие песни, чудные сказки подмеченной жертве
- На ухо часто поет, чтоб ее убаюкать. Напротив,
- Часто спасительный божий посланник громко и страшно
- В двери наши стучится. Как бы то ни было, наши
- Путники весело плыли в первые дни по Дунаю:
- День ото дня река становилася шире и виды
- Пышных ее берегов живописней. Но вдруг — и на самом
- Чудно-прелестном месте — открыл свои нападенья
- Бешеный Струй; то были сначала простые помехи
- (Волны бурлили без ветра; ветер отвсюду, меняясь,
- Дул и судно качал); но Ундина одною угрозой,
- Словом сердитым одним на воздух и в воды смиряла
- Силу врага; то было, однако, ненадолго: снова
- Он гомозился, и снова Ундина его унимала;
- Словом сказать, веселость дороги расстроилась вовсе.
- В то же время гребцы, дивяся тому, что в глазах их
- Делалось, между собою часто шептались; и скоро
- Стали на все с подозреньем посматривать; самые слуги
- Рыцаря, чувствуя что-то недоброе, диким и робким
- Взором следили господ; а Гульбранд, задумавшись грустно,
- Сам про себя говорил: «Таково-то бывает, как скоро
- Здесь неровные сходятся; худо, если вступает
- В грешный союз земной человек с женой водяною».
- Вот что, однако, себе в утешенье твердил он: «Ведь прежде
- Сам я не ведал, кто она; правда, тяжко порою
- Мне приходит от этой бесовской родни; но мое здесь
- Горе, вина ж не моя». Хотя иногда и вливал он
- Несколько бодрости в душу свою таким рассужденьем,
- Но зато, с другой стороны, все боле и боле
- Против бедной Ундины был раздражаем. То слишком,
- Слишком она понимала, и в смертную робость угрюмый
- Рыцарев вид ее приводил. Утомленная страхом,
- Горем и тщетной борьбой с необузданным Струем, присела
- Под вечер к мачте она, и движение тихо плывущей
- Лодки ее укачало: она погрузилась в глубокий
- Сон. Но едва на мгновенье одно успели закрыться
- Светлые глазки ее, как вдруг перед каждым из бывших
- В лодке, в той стороне, куда он смотрел, появилась,
- Вынырнув с шумом из вод, голова с растворенным зубастым
- Ртом и кривлялась, выпучив страшно глаза. Закричали
- Разом все; отразился на каждом лице одинакий
- Ужас, и каждый в свою указывал сторону с криком:
- «Здесь! сюда посмотри!» И из каждой волны создалася
- Вдруг голова ужасным лицом, и поверхность Дуная
- Вся как будто бы прыгала, вся сверкала глазами,
- Щелкала множеством зуб, хохотала, гремела, шипела,
- Шикала. Крик разбудил Ундину, и вмиг при воззренье
- Гневном ее пропали страшилища все. Но рыцарь ужасно
- Был раздражен; с умоляющим взглядом Ундина сказала:
- «Ради бога, здесь, на водах, меня не брани ты».
- Он умолкнул, сел и задумался. «Друг мой, — шепнула
- Снова Ундина, — не лучше ль нам дале не ездить? Не лучше ль
- В замок Рингштеттен обратно отправиться? В замке
- Будем спокойны». — «Итак, — проворчал, нахмурившись, рыцарь, —
- В собственном доме своем осужден я жить как невольник!
- Только до тех пор и можно дышать мне, пока на колодце
- Будет камень! Чтоб этой проклятой родне…» Но Ундина
- Речь его перебила, с улыбкой ему наложивши
- На губы руку. Опять замолчал он, вспомнив о данном
- Им обещанье Ундине. В эту минуту Бертальда,
- В мыслях о том, что делалось с ними, сидела на крае
- Лодки и в воды глядела; сама того не приметив,
- С шеи своей она сняла ожерелье, подарок
- Рыцаря; им водила она по поверхности ровных
- Вод, любуясь, как будто сквозь сон, сверканьем жемчужных
- Зерен в прозрачной, вечерним лучом орумяненной влаге.
- Вдруг расступилась вода, и кто-то, огромную руку
- Высунув, ею схватил ожерелье и быстро пропал с ним.
- Вскрикнула громко Бертальда, и хохот пронзительный грянул
- Отзывом крика ее по водам. Тут более рыцарь
- Гнева не мог удержать; он вскочил висступленье и в реку
- Начал кричать, вызывая на битву с собой всех подводных
- Демонов, никс и сирен; а Бертальда своим безутешным
- Плачем о милой утрате и пуще его раздражала.
- Тою порою Ундина, к реке наклонясь, окунула
- Руку в прозрачные волны и что-то над ними шептала;
- Но поминутно она прерывала свой шепот, Гульбранду
- Голосом нежным твердя: «Возлюбленный, милый, подумай,
- Где мы; брани их как хочешь; со мной же ни слова; ни слова,
- Ради бога, со мною одною; ты знаешь». И рыцарь,
- Как ни был раздражен, но ее пощадил. Вдруг Ундина
- Вынула влажную руку из вод, и в ней ожерелье
- Было из чудных кораллов; своим очарованным блеском
- Всех ослепило оно. Его подавая Бертальде,
- «Вот что, — сказала она, — для тебя из реки мне прислали,
- Друг мой, в замену потери твоей. Возьми же, и полно
- Плакать». Но рыцарь в бешенстве кинулся к ней, ожерелье
- Вырвал, швырнул в Дунай и воскликнул: «Ты с ними
- Все еще водишь знакомство, лукавая тварь! пропади ты
- Вместе с своими подарками, вместе с своею роднею!
- Сгинь, чародейка, от нас и оставь нас в покое!..» С рукою,
- Все еще поднятой вверх, как держала она ожерелье,
- Бледная, страхом убитая, взор неподвижный, но полный
- Слез устремив на Гульбранда, Ундина его слова роковые
- Слушала; вдруг начала, как милый ребенок, который
- Был без вины жестоко наказан, с тяжким рыданьем
- Плакать и вот что сказала потом истощенным от горя
- Голосом: «Ах, мой сладостный друг! ах, прости невозвратно!
- Их не бойся; останься лишь верен, чтоб было мне можно
- Зло от тебя отвратить. Но меня уводят; отсюда
- Прочь мне должно на всю молодую жизнь… о мой милый,
- Что ты сделал! ах, что ты сделал! о горе! о горе!..»
- Тут из лодки быстро она в реку ускользнула:
- В воду ль она погрузилась, сама ли водой разлилася,
- В лодке никто не приметил; было и то и другое,
- Было ни то ни другое. Следа не оставив, в Дунае
- Вся распустилась она; но долго мелкие струйки
- Около судна шептали, журчали, рыдая; и вслух доходили
- Внятно как будто слова: «О горе! будь верен! о горе!..»
- С жалобным криком рыцарь упал, и обморок сильный
- Душу ему на минуту отвел от тяжелыя муки.
Глава XVI
О том, что случилось с рыцарем
- Как нам, читатель, сказать: к сожаленью иль к счастью, что наше
- Горе земное ненадолго? Здесь разумею я горе
- Сердца, глубокое, нашу всю жизнь губящее горе,
- Горе, которое с милым, потерянным благом сливает
- Нас воедино, которым утрата для нас не утрата,
- Смерть вдвоем бытие, а жизнь порыв непрестанный
- К той черте, за которую милое наше из мира
- Прежде нас перешло. Есть, правда, много избранных
- Душ на свете, в которых святая печаль, как свеча пред иконой,
- Ярко горит, пока догорит; но она и для них уж
- Все не та под конец, какою была при начале,
- Полная, чистая; много, много иного, чужого
- Между утратою нашей и нами уже протеснилось;
- Вот, наконец, и всю изменяемость здешнего в самой
- Нашей печали мы видим… итак, скажу: к сожаленью,
- Наше горе земное ненадолго. Это и рыцарь
- Также изведал — к худу ль, к добру ль своему, мы увидим.
- Он сначала только и мог, что плакать, так горько
- Плакать, как плакала бедная, кроткая, ангел доброты, Ундина,
- Стоя в лодке, когда он отнял у ней ожерелье,
- Коим она все поправить так мило хотела; потом он
- Так же и руку вверх подымал, как Ундина, и снова
- Плакал, и весь изойти слезами хотел. И Бертальда
- Вместе с ним плакала искренно, горько. Друг подле друга
- В замке Рингштеттене тихо жили они, сохраняя
- Свято память Ундины и вовсе почти позабывши
- Прежнюю склонность. К тому же, в это время случалось
- Часто и то, что Гульбранда во сне посещала Ундина:
- Грустно к постеле его подходила она, и смотрела
- Пристально в очи ему, и плакала молча, и тихо,
- Тихо потом назад уходила, так что, проснувшись,
- Сам он наверно не знал, его ли, ее ли слезами
- Были так влажны щеки его. Но вот напоследок
- Эти сны об Ундине стали час от часу реже;
- Стало на сердце рыцаря тише; в нем скорбь призаснула.
- Но быть может, что он для себя ничего и придумать
- В жизни не мог бы иного, как только чтоб память Ундины
- Верно хранить и об ней горевать, когда б не явился
- В замке наш честный старый рыбак и не стал от Гульбранда
- Требовать дочери. Сведав по слуху о том, что с Ундиной
- Сделалось, доле терпеть он уже не хотел, чтоб Бертальда
- В замке одном жила с неженатым. «Рада ль, не рада ль
- Будет мне дочь, о том я теперь и знать не желаю, —
- Он говорил, — но где о честном имени дело,
- Там разбирать уж нельзя». С приходом его пробудилось
- В рыцаре прежнее чувство, им позабытое вовсе
- В горе по милой Ундине; притом же его ужаснула
- Мысль: одному в опустевшем замке остаться. Но много
- Против брака с Бертальдой отец говорил в возраженье:
- «Точно ль Ундины на свете не было? Впрочем — на дне ли
- Влажном Дуная тело ее неотпетым лежало,
- Море ль его без приюта носило своими волнами —
- Все Бертальда отчасти ее безвременной, жалкой
- Смерти причиной была, и великий грех заступить ей
- Место бедной жены, от нее пострадавшей». Хоть это
- Было и правда, но рыцарь стоял на своем; напоследок,
- С ним согласившись, рыбак остался в замке. И тотчас
- Был отправлен гонец за отцом Лаврентием с зовом
- В замок Рингштеттен: Гульбранду хотелось, чтоб тот же, кем первый
- Брак с Ундиной его в счастливые дни совершен был,
- Ныне и с новой женою его сочетал. Но священник,
- С страхом каким-то посланника выслушав, тотчас
- В путь отправился; день и ночь, несмотря на усталость —
- Было ль ненастье иль ясное время, — он шел. «Помоги мне,
- Господи, — зло отвратить», — он молился. И вот напоследок
- Вечером поздним одним он вступил на двор, осененный
- Старыми липами, замка Рингштеттена. Рыцарь с невестой,
- Веселы, рядом с ними рыбак, задумчив, под тенью
- Лип сидели. Увидя отца Лаврентия, рыцарь
- С радостным криком вскочил, и все его окружили.
- Но священник был молчалив, прискорбен; хотел он
- Рыцарю что-то сказать одному; но рыцарь, как будто
- Весть худую предчувствуя, медлил вступить в особливый
- С ним разговор. Священник сказал напоследок: «Таиться
- Здесь мне не нужно; до всех вас касается то, что скажу я;
- Слушайте ж, рыцарь. Точно ль уверены вы, что супруга
- Ваша скончалась? Мне не верится это. Хоть много
- Было разной молвы и об ней самой и о роде
- Чудном ее, — что правда, что нет, я не знаю, — но знаю
- То, что она была добронравной, верной, смиренной,
- Благочестивой женою; а вам я скажу, что с недавних
- Пор она но ночам начала мне являться: приходит,
- Плачет, ломает руки, вздыхает и все говорит мне:
- «Честный отец, удержи ты его; я жива; о, спаси ты
- Тело ему! о, спаси ты душу ему!..» И сначала
- Сам я понять не умел, чего хотело виденье:
- Вдруг посольство отсюда — и здесь я; но я не для брака
- Здесь, для развода. Гульбранд, откажись от Бертальды; Бертальда,
- Рыцарь не может быть мужем тебе, им владеет другая.
- Верьте мне, верьте, или ваш брак вам не будет на радость».
- Рыцарь с досадою выслушал старца Лаврентия; долго
- Спорили жарко они; напоследок патер с сердитым
- Видом из замка ушел, не желая и ночи единой
- В нем провести. Гульбранд, уверив себя, что священник
- Был сумасброд и мечтатель, послал в монастырь, по соседству
- С замком лежавший, за патером; тот без труда согласился
- Брак совершить, и день для оряда был тут же назначен.
Глава XVII
О том, как рыцарь видел сон
- Было время меж утра и ночи, когда на постеле
- Рыцарь, сонный не сонный, лежал. Уже забываться
- Начал он; вдруг перед ним невидимкой ужасное что-то
- Стало; и он очнулся, как будто услышав какой-то
- Голос, шепнувший: к тебе подошел посетитель бесплотный;
- Силиться стал он, чтоб вовсе проснуться, но вот он услышал
- Снова: как будто над ним и под ним лебединые крылья
- Веяли, волны журчали и пели; и он, утомленный,
- В сладкой дремоте опять упал головой на подушку.
- Вот наконец и подлинно сон овладел им; и начал
- Видеть во сне он; что будто им слышанный шум лебединых
- Крыльев крыльями стал, что будто его подхватили
- Эти крылья и с ним над землей и водой полетели
- С сладостным веяньем, с звонким стенанием. «Стон лебединый!
- Стон лебединый! (себе непрестанно твердил поневоле
- Сонный рыцарь) ведь он предвещает нам смерть». И казаться
- Стало ему, что под ним Средиземное море; и лебедь,
- Слышалось, пел: расступись, озарись, Средиземное море.
- Вниз посмотрел он: лазурные воды стали прозрачным,
- Чистым кристаллом, и мог он насквозь до самого дна их
- Видеть; и там он увидел Ундину; под светлым, кристальным
- Сводом сидела она и плакала горько; и было уж много,
- Много в ее лице перемены; не та уж Ундина
- Это была, с которою в прежнее время так счастлив
- Был он в замке Рингштеттене: очи, столь ясные прежде,
- Были тусклы, щеки впалы, болезнен был образ.
- Все то рыцарь заметил; но ею самой он, казалось,
- Не был замечен. И вот подошел к ней, рыцарь увидел,
- Струй, как будто с упреком за то, что так безутешно
- Плакала; тут Ундина с таким повелительным видом
- Встала, что Струй перед нею как будто смутился. «Хотя я
- Здесь под водами живу, — сказала она, — но с собою
- Я принесла и душу живую; о чем же так горько
- Плачу, того тебе никогда не понять; но блаженны
- Слезы мои, как все блаженно тому, кто имеет
- Верную душу». Струй, покачав головою с сомненьем,
- Начал о чем-то думать, потом сказал: «Ты, как хочешь,
- Чванься своею живою душою, но все ты под властью
- Наших стихийных законов, и все ты обязана строгий
- Суд наш над ним совершить в ту минуту, когда он
- Верность нарушит тебе и женится снова». — «Но в этот
- Миг он еще вдовец, — отвечала Ундина, — и грустным
- Сердцем любит меня». — «Вдовец, я не спорю, — со смехом
- Струй отвечал, — но он и жених, а скоро и мужем
- Будет; тогда уж ты, не прогневайся, с нашим посольством,
- Хочешь не хочешь, пойдешь; а это посольство сама ты
- Знаешь какое — смерть». — «Но знаю и то, что не можно
- В замок Рингштеттен войти мне, — сказала с улыбкой Ундина, —
- Камень лежит на колодце». — «А если он выйдет из замка? —
- Струй возразил. — А если велит он камень с колодца
- Сдвинуть? Ведь он об этих безделках забыл». — «Для того-то, —
- С ясной сквозь слезы улыбкой сказала она, — и летает
- Духом теперь он поверх Средиземного моря и слышит
- Сонный все то, что мы с тобой говорим; я нарочно
- Это устроила так, чтоб он остерегся». Приметя
- Рыцаря, Струй взбесился, топнул ногой, кувыркнулся
- В волны и быстро уплыл, раздувшись от ярости китом.
- Лебеди снова со звоном, со стоном начали веять,
- Начали реять; и снова рыцарю видеться стало,
- Будто летит он, летит над горами, летит над водами,
- Будто на замок Рингштеттен слетел и будто проснулся.
- Так и было: проснулся Гульбранд у себя на постеле.
- В эту минуту вошел кастелян объявить, что близ замка
- Встречен был патер Лаврентий, что он в лесу недалеко
- Сделал себе из сучьев шалаш и в нем поселился. —
- «Мне на вопрос, зачем он живет здесь, когда отказался
- Рыцарев брак освятить, отвечал он: «Разве одни лишь
- Браки должны освящать мы? Другие нередко обряды
- Нам совершать случается. Если не мог пригодиться
- Я на одно, пригожусь на другое, и жду; пированье
- Может легко перейти в гореванье. Итак, кто имеет
- Очи, да видит; кто уши имеет, да слышит». В раздумье
- Долго рыцарь сидел, вспоминая свой сон и значенье
- Слов отца Лаврентия силясь понять; но, пришедши
- К милой невесте, он все позабыл, разгулялся и снова
- Сделался весел, и все осталось по-прежнему в замке.
Глава XVIII
О том, как рыцарь праздновал свадьбу
- Если рассказывать мне, читатель, подробно, каков был
- В замке Рингштеттене свадебный пир, то будет с тобою
- То же, как если бы вдруг ты увидел множество всяких
- Редких сокровищ, покрытых траурным флером, и в этом
- Злую насмешку нашел над ничтожностью счастья земного.
- Правда, в этот свадебный день ничего не случилось
- Страшного в замке, — духам водяным, уж это мы знаем,
- Было проникнуть в него нельзя, — но со всем тем наш рыцарь,
- Гости, рыбак и даже служители были все как-то
- Смутны; казалося всем, что на празднике с ними кого-то
- Главного нет и что этим главным никто уж не мог быть,
- Кроме смиренной, ласковой, всеми любимой Ундины.
- Всякий раз, когда отворялися двери, невольно
- Все на них обращали глаза и ждали; когда же
- Вместо желанной являлся иль с блюдом дворецкий, иль ключник
- С кубком вина благородного, каждый печально в тарелку
- Взор опускал и сидел безгласен, как будто бы в грустной
- Думе о прошлом. Всех веселее была молодая;
- Но и ей самой как будто совестно было
- В брачном зеленом венце, в жемчугах и в богатом венчальном
- Платье на первом месте сидеть, тогда как Ундина
- «Трупом, еще не отпетым, на дне Дуная лежала
- Или носима была без приюта морскими волнами».
- Эти отцовы слова и прежде мутили ей сердце;
- Тут же они отзывались в ушах ее беспрестанно.
- Рано гости оставили замок, и каждый с каким-то
- Тяжким предчувствием. Рыцарь пошел к себе, молодая
- Также к себе — раздеваться. Кругом новобрачной
- Были прислужницы. Вот, чтоб немного свои порассеять
- Черные мысли, Бертальда велела подать дорогие
- Перстни, жемчужные нитки и платья, рыцарем к свадьбе
- Ей подаренные; стала примеривать то и другое.
- Льстя ей, прислужницы вслух восхищались ее красотою;
- С видом довольным слушая их, Бертальда смотрелась
- В зеркало; вдруг сказала: «Ах! боже! какая досада!
- Вот опять у меня на шее веснушки; а можно б
- Тотчас согнать их; — стоило б только водой из колодца
- Нашего раз обтереться; ах! если б мне нынче ж хоть кружку
- Этой воды достали!» — «О чем же тут думать?» — сказала,
- Бросившись в двери, одна из прислужниц. Неужто успеет
- Эта проказница камень поднять! — с довольной усмешкой
- Вслед за нею смотря, Бертальда подумала. Скоро
- Сделался шум на дворе: с рычагами к колодцу бежали
- Люди. Бертальда села подле окна и при ярком
- Блеске полной луны, освещавшем двор замка, ей было
- Видно все, что делалось там. Работники дружно
- Двинули камень, хотя иному из них и прискорбно
- Было подумать, что им теперь надлежало разрушить
- То, что было приказано сделать прежнею, доброй
- Их госпожою; но труд был не так-то велик, как сначала
- Думали; им извнутри колодца как будто какая
- Сила камень поднять помогала. Дивясь, говорили
- Между собою работники: «Можно подумать, что бьет там
- Сильный ключ». И в самом деле, с отверстия камень
- Сам собой подымался; без всякой помоги, свободно
- Сдвинулся он и, со стуком глухим откатясь, повалился.
- Вдруг из колодца что-то, как будто белый прозрачный
- Столб водяной, поднялося торжественно, тихо. Сначала
- Подлинно бьющим ключом показалось оно, но, поднявшись
- Выше, каким-то бледным, в белый покров облеченным
- Женским образом стало. И плача и жалобно руки
- Вверх подымая, оно медлительно, шагом воздушным
- Прямо к замку двигалось. В ужасе все отбежали
- Прочь от колодца. Бертальда же, стоя в окне, цепенела,
- Холодом страха облитая. Вот, когда поравнялся
- С самым окошком идущий образ, сквозь покрывало
- Он поглядел на Бертальду пронзительным оком, с тяжелым
- Вздохом; и бледным лицом Ундины тогда показался
- Образ Бертальде: мимо ее она, упинаясь,
- Нехотя, медленно шла, как будто на суд. «Позовите
- Рыцаря! — громко вскричала Бертальда. Но все в неподвижном
- Страхе стояли на месте. Сама Бертальда, как будто
- Собственным криком своим приведенная в ужас, умолкла.
- Тою порою чудесная гостья приблизилась к двери
- Замка, знакомую лестницу, ряд знакомых покоев
- Тихо, молча, плача, прошла… о, такою ль, бывало,
- Здесь видали ее? В то время еще не раздетый
- Рыцарь в уборной своей стоял перед зеркалом. Тусклый
- Свет проливала свеча. Вдруг кто-то легонько
- Стукнул в дверь… так точно, бывало, стучалась Ундина.
- «Все это призрак! — сказал он. — Пора мне в постелю». — «В постеле
- Будешь ты скоро, но только в холодной», — шепнул за дверями
- Плачущий голос. И в зеркало рыцарь увидел, как двери
- Тихо, тихо за ним растворились, как белая гостья
- В них вошла, как чинно замок заперла за собою.
- «Камень с колодца сняли, — она промолвила тихо, —
- Здесь я; и должен теперь умереть ты». Холод, по сердцу
- Рыцаря вдруг пробежавший, почувствовать дал, что минута
- Смерти настала. Зажавши руками глаза, он воскликнул:
- «О, не дай мне в последний мой час обезуметь от страха!
- Если ужасен твой вид, не снимай покрывала и строгий
- Суд соверши надо мной, мне лица твоего не являя». —
- «Ах! — она отвечала, — разве еще раз увидеть,
- Друг, не хочешь меня? Я прекрасна, как прежде, как в оный
- День, когда твоею невестою стала». — «О, если б
- Это правда была! — Гульбранд воскликнул, — о, если б
- Мне хоть один поцелуй от тебя! и пускай бы
- В нем умереть!» — «Охотно, возлюбленный мой», — покрывало
- Снявши, сказала она; и прекрасной Ундиною, прежней
- Милой, любящей, любимой Ундиною первых, блаженных
- Дней предстала. И он, трепеща от любви и от близкой
- Смерти, склонился к ней в руки. С небесным она поцелуем
- В руки его приняла, но из них уже не пустила
- Боле его; а крепче, все крепче к нему прижимаясь,
- Плакала, плакала тихо, плакала долго, как будто
- Выплакать душу хотела; и быстро, быстро лияся,
- Слезы ее проникали рыцарю в очи и с сладкой
- Болью к нему заливалися в грудь, пока напоследок
- В нем не пропало дыханье и он не упал из прекрасных
- Рук Ундины бездушным трупом к себе на подушку.
- «Я до смерти его уплакала», — встреченным ею
- Людям за дверью сказала Ундина и тихим, воздушным
- Шагом по двору, мимо Бертальды, мимо стоявших
- В страхе работников, прямо прошла к колодцу, безгласной,
- Грустной тенью спустилась в его глубину и пропала.
Глава XIX
О том, как рыцарь был погребен
- Патер Лаврентий, услышав о том, как внезапно и чудно
- Кончил жизнь владетель замка Рингштеттена, тотчас
- В замке явился; и он, входя во двор, осененный
- Липами, встретился там с монахом, недавно венчавшим
- Рыцаря: в ужасе тот удалиться спешил. «Так и должно! —
- Патер Лаврентий сказал. — Теперь моя наступила
- Очередь; мне помощник не нужен». Хотел он невесте,
- Вдруг овдовевшей, отрадное слово сказать в подкрепленье;
- Но Бертальда, ему не внимая, молчала угрюмо.
- Старый рыбак молился и плакал и, в горе смиряясь,
- Думал: «Оно иначе и быть не могло — то господний
- Суд»; и, конечно, Гульбрандова смерть никому не могла быть
- Так тяжела, как именно той, которую с смертной
- Вестью прислали к нему, отверженной, бедной Ундине.
- Стали готовить обряд похоронный, как было прилично
- Сану покойника: тело его положить надлежало
- Подле церкви приходской, там, где были гробницы
- Предков его, одаривших множеством вкладов богатых
- Эту церковь. И щит и шлем уж лежали на кровле
- Гроба, чтоб с ним опуститься в могилу, ибо наш рыцарь
- Был последний в роде своем, который с ним вместе
- Кончился весь. И ход печальный уже начинался;
- Песнь погребальная к светло-спокойной небесной лазури
- Тихо всходила; с длинным крестом, во всем облаченье
- Патер Лаврентий шел впереди; за ним шла Бертальда,
- В горьких слезах, на дряхлую руку отца опираясь.
- Вдруг посреди Бертальдиных женщин, одетых в глубокий
- Траур и шедших в свите ее, заметили белый
- Образ, в длинном, густом покрывале, тихо идущий,
- Грустно потупивши голову. Страхом проникнут был каждый,
- Шедший подле такого товарища; все сторонились,
- Пятились, так что порядок хода расстроился. Силой
- Два смельчака хотели незваного из ряду вывесть;
- Но, от них ускользнувши, как легкая тень, он на прежнем
- Месте явился опять и последовал тихо за гробом.
- Вот напоследок он мало-помалу, меняяся местом
- С теми, кто в страхе спешил от него удалиться, подле
- Самой вдовы очутился; но ею сначала примечен
- Не был и сзади пошел смиренно-печальный. Достигнул
- Ход до кладбища, и все обступили могилу. Тут в первый
- Раз Бертальда незваного гостя увидела, в страхе
- Стала она рукою махать, чтоб он удалился;
- Но покровенный, кротко упорствуя, тряс головою,
- Руки к ней простирал и как будто молил о пощаде.
- Вспомнила тут невольно Бертальда Ундину, как руку
- К ней она подняла на Дунае, когда ей хотела
- Так добродушно подать ожерелье, и как под водами
- Скрылась потом навсегда. Но в это мгновение подал
- Знак отец Лаврентий, чтоб все умолкли. И стали
- Гроб опускать в могилу, и мало-помалу засыпан
- Был он землею. Когда же совсем был набросан могильный
- Холм и читать последнюю начал молитву священник,
- Стала вдова на колени, стали и все на колени,
- В том числе и могильщики, кончавши насыпь. Когда же
- Снова все встали… уж белый образ пропал; а на месте,
- Где он стоял на коленах, сквозь травку сочился прозрачный
- Ключ; серебристо виясь, он вперед пробирался, покуда
- Всей не обвил могилы; тогда ручейком побежал он
- Дале и бросился в светлое озеро ближней долины.
- Долго, долго спустя про него тех мест поселяне
- Чудную повесть любили прохожим рассказывать; долго,
- Долго жило поверье у них, что ручей тот Ундина,
- Добрая, верная, слитая с милым и в гробе Ундина.
Камоэнс*
Драматическая поэма
ДЕЙСТВУЮЩИЕ:
Дон Лудвиг Камоэнс.
Дон Иозе Квеведо Кастель Бранка.
Васко, его сын.[12]
Смотритель главного госпиталя в Лиссабоне.
(1579)
I
Тесная горница в большом лазарете лиссабонском: стены голы; кое-где обвалилась штукатура; с одной стороны стол с бумагами и стул; с другой большие кресла и за ними, ближе к стене, полуизломанная кровать. На ней лежит Камоэнс и спит; к кровати, прислонен меч; над изголовьем висит на стене лютня, покрытая пылью. С правой стороны дверь, — Входит дон Иозе Квеведо вместе с смотрителем госпиталя. У последнего за поясом связка ключей, под мышкой большая книга.
Иозе Квеведо, смотритель госпиталя, Камоэнс.
Квеведо
- Ой, ой, как высоко! Неужто выше
- Еще нам подыматься?
Смотритель
- Нет, пришли.
Квеведо
- Ну, слава богу! я почти задохся…
- Так здесь он?
Смотритель
- Здесь. Вот, сами посмотрите,
- Что у меня записано в реестре:
- Дон Лудвиг Камоэнс, десятый нумер —
- И на двери десятый нумер; это он.
Квеведо
- Ну, хорошо. Да разве боле ты
- Об нем не знаешь?
Смотритель
- Нет.
Квеведо
- И никогда
- Об нем не слыхивал и не имеешь
- Об нем понятия?
Смотритель
- Какое тут
- Понятие! Лишь был бы только нумер.
- Что нам до имени, что нам до слухов?
- Дон Лудвиг Камоэнс, десятый нумер —
- И все тут; так записано в реестре.
Квеведо
- Ты человек, я вижу, аккуратный;
- И книги у тебя в порядке…
(Осматривается.)
- Боже!
- В какой тюрьме он заперт; как темно,
- Тесно, нечисто! Стены голы; окна
- С решетками, и потолок так низок,
- Что душно.
Смотритель
- Здесь до сих пор сумасшедших
- Держали: но ему так захотелось
- Быть одному, а этот нумер был
- Никем не занят — так его сюда я
- И перевел.
Квеведо
- К безумным? поделом!
- Ты поступил догадливо; я вижу,
- Ты расторопный человек. Я всех бы
- Проклятых этих стихотворцев запер
- В дом сумасшедших. Тише! Кто лежит
- Там на кровати? уж не он ли?
Смотритель
- Он
- Синьор; он спит… Я разбужу.
Квеведо
- Не трогай;
- Я подожду; пока он сам проснется.
Смотритель
- Так оставайтесь с богом здесь; а я
- Пойду: есть дело…
Квеведо
- Хорошо, поди —
- И вот тебе за труд.
Смотритель
- Благодарю,
- Синьор.
(Уходит.)
II
Иозе Квеведо и Камоэнс.
Квеведо
- Итак, я наконец его
- Нашел. Трудненько было мне сюда
- Карабкаться, и рад я, что могу
- Немного отдохнуть. Когда б не сын,
- Моя нога сюда не забрела бы;
- Да мой пострел совсем рехнулся; горе
- Мне с ним великое; не знаю сам,
- Что делать; с отвращеньем смотрит он
- На наше ремесло и не проценты
- Считает — стопы, да стихи плетет,
- Да о венках лавровых беспрестанно
- И сонный и несонный бредит. Денег
- Ему не надобно; всё для него
- Равно, богач ли он иль нищий; мне,
- Отцу, не хочет подражать, а вслед
- За Камоэнсом рвется… Вот тебе
- Твой Камоэнс, твой образец: изволь
- Им любоваться! здесь, в госпитале,
- В отрепье нищенском лежит с своими
- Он лаврами, — седой, больной, иссохший, дряхлый,
- Безглазый, всеми брошенный, великий
- Твой человек, твой славный Лузиады
- Певец, сражавшийся перед Ораном
- И перед Цейтою. Вот полюбуйся;
- Он в доме сумасшедших, позабыт
- Людьми, и все имущество его —
- Покрытый ржавчиною меч да лютня
- Без струн… Зачем он жил? и что он нажил?
- Дон Лудвиг Камоэнс, десятый нумер,
- И всё тут — так записано в реестре…
- А я, над кем так часто он, бывало,
- Смеялся, я, которого ослом,
- Телячьей головой он называл,
- Который на вес продаю изюм,
- Да виноград, да в добрые крузады
- Мараведисы превращаю, я —
- Я человек богатый, свеж, румян
- И пользуюсь всеобщим уваженьем;
- Три дома у меня, и в море пять
- Галер отправлено с моим товаром:
- За славой он пошел, я за прибытком,
- И вот мы оба здесь. Пускай его
- Мой сын увидит и потом свой выбор
- Пускай сам сделает. За тем-то я
- Сюда и взлез; пускай расскажет сыну
- Сам этот сумасброд, какому вздору
- Пожертвовал он жизнию своею…
- Он шевелится, охает, открыл
- Глаза…
Камоэнс
- Мой сон опять был на минуту;
- То был не вечный сон, конец всему,
- Не смерть, а только призрак смерти… Кто здесь?
- Неужто человек? Здесь? Человек?
- У Камоэнса?.. Кто ты, друг? Чего
- Здесь ищешь? Ты ошибся…
Квеведо
- Нет, синьор,
- Я вас искал, и дело мне до вас.
Камоэнс
- Ах да, я и забыл, что я пишу
- Стихи! Вы, может быть, синьор, хотите
- Стихов на свадьбу иль на погребенье?
- Иль слов для серенады? Потрудитесь
- Порыться там в бумагах на столе —
- Там всякой всячины довольно. Я
- Беру недорого. Реаля два,
- Не боле, за пиесу.
Квеведо
- Нет, синьор,
- Не то…
Камоэнс
- Так, может быть, хотите вы,
- Чтоб я для вас особенные сделал
- Стихи? Нет, государь мой, я не в силах:
- Вы видите, я болен; я едва
- Таскаю ноги.
(Встает и, опираясь на меч, переходит к креслам, в которые садится.)
- Нет ни чувств, ни мыслей;
- Что у меня найдется, тем и рад;
- Извольте взять любое из запаса.
Квеведо
- Не за стихами я сюда пришел.
- Всмотрись в мое лицо, дон Лудвиг; разве
- Не узнаешь меня?
Камоэнс
- Синьор, простите,
- Не узнаю.
Квеведо
- Не может быть; ты должен
- Меня узнать.
Камоэнс
- Не узнаю, синьор.
Квеведо
- В Калвасе мы ходили вместе в школу.
Камоэнс
- Мы?
Квеведо
- Да, в Калвасе. Мы частенько там
- Друг с другом и дирались, и порядком
- Ты иногда отделывал меня.
- Подумай — вспомнишь; мы знакомы с детства.
Камоэнс
- Синьор, прошу вас не взыскать; я стар,
- И голова моя слаба; никак
- Не вспомню, кто вы.
Квеведо
- Боже мой, но, верно,
- Меня узнаешь ты, когда скажу.
- Что я Иозе Квеведо Кастель Бранка,
- Сын крестной матери твоей, Маркитты?
Камоэнс
- Иозе Квеведо ты?
Квеведо
- Да, я Иозе
- Квеведо — тот, которого, бывало,
- Ты называл телячьей головою,
- Которого так часто ты…
Камоэнс
- Чего ж
- Ты ищешь здесь, Иозе Квеведо?
Квеведо
- Как
- Чего? Хотелось мне тебя проведать,
- Узнать, как поживаешь. Правду молвить,
- Мне на тебя невесело смотреть.
- Ты худ, как мертвый труп. А я — гляди,
- Как раздобрел. Так все идет на свете!
- Кто на ногах — держись, чтоб не упасть.
- Идти за счастьем скользко…
Камоэнс
- Правда, скользко.
Квеведо
- Вот ты теперь в нечистом лазарете,
- Больной полумертвец, безглазый, нищий,
- Оставленный…
Камоэнс
- Зачем, Иозе Квеведо,
- Считаешь ты на лбу моем морщины
- И седины на голове моей,
- Дрожащей от болезни?
Квеведо
- Не сердися,
- Друг, я хотел сказать, что времена
- Переменяются, что вместе с ними
- Переменяемся и мы. Теперь
- Ты уж не тот красавчик, за которым
- Так в старину все женщины гонялись,
- С которым знать водила дружбу, — ты
- Не прежний Камоэнс.
Камоэнс
- Не прежний, правда!
- Но пусть судьбой разрушена моя
- Душа, пускай все было то обман,
- Чему я жизнь на жертву добровольно
- Принес, — поймешь ли это ты? Моим
- Судьей быть может ли какой-нибудь
- Квеведо?
Квеведо (про себя)
- Вот еще! Как горд! когда б
- Не сын, тебе я крылья бы ошиб.
(Вслух.)
- Твои слова уж чересчур суровы;
- Другого я приема ожидал
- От старого товарища. Но, правда,
- Ты болен, иначе меня бы встретил
- Ты дружелюбней. Нам о многом прошлом
- Друг с другом можно поболтать. Ведь детство
- Мы вместе провели; то было время
- Веселое… Ты помнишь луг за школой,
- Где мы, бывало, в мяч играли? Помнишь
- Высокий вяз… кто выше взлезет? Ты
- Всегда других опережал. А наша
- Игра в охоту — кто олень, кто псарь,
- А кто собаки… то-то было любо:
- Вперед! крик, лай, визжанье, беготня…
- Что? помнишь?
Камоэнс
- Помню.
Квеведо
- А походы наши
- В соседний сад, и там осада яблонь,
- И возвращение домой с добычей?
- А иногда с садовником война
- И отступленье?
Камоэнс
- Да; то было время
- Веселое! Мы были все народ
- Неугомонный.
Квеведо
- Да, лихое, племя!
- А наш крутой пригорок, на котором
- Лежала груда камней? Он для нас
- Был крепостью; ее мы брали штурмом,
- И было много тут подбитых глаз
- И желваков…
Камоэнс
- Вот этот мой рубец
- Остался мне на память об одном
- Из наших подвигов тогдашних…
Квеведо
- Правду
- Сказать, не раз могла потеха стоить
- Нам дорого. Вот, например, морской
- Поход наш по реке. Мы все устали
- И воротились; ты ж один…
Камоэнс
- Да, мне
- Казалось, что вдали передо мной
- Был новый, никогда еще никем
- Не посещенный свет; во что б ни стало
- К нему достигнуть я решился; сила
- Теченья мне препятствовала долго
- Мой замысел исполнить; наконец
- Ее я одолел и вышел гордо
- На завоеванный, желанный берег…
- О, молодость! о, годы золотые!..
(Помолчав.)
- Дай руку мне! ты знаешь, мы с тобою
- В то время не были друзьями: ты
- Казался — но, быть может, не таков ты,
- Каким тогда казался нам… Ну, дай же
- Мне руку: в детстве ты со мной играл,
- Со мной делил веселье; а теперь
- Туманный вечер мой ты осветил
- Воспоминанием прекрасной нашей
- Зари… Я так одни — хотя б ты был
- И злейший враг мой, мне тебя теперь
- Обнять от сердца должно…
(Обнимает его.)
Квеведо
(помолчав)
- Ну, скажи же,
- Как жил ты, что с тобой происходило
- С тех пор, как мы расстались? Мне отец
- Велел науки кончить и покинуть
- Калвас и в Фигуэру ехать. Там
- Иная сказка началась: пришлося
- Не об игре уж думать — о работе.
Камоэнс
- Меня судьба перевела в Коимбру,
- Святилище науки; там впервые
- Услышал я Гомера; мантуанский*
- Певец* меня гармонией своей
- Пленил, и прелесть красоты
- Проникла душу мне; что в ней дотоле
- Невидимо, неведомо хранилось,
- То вдруг в чудесный образ облеклось;
- Что было тьма, то стало свет, и жизнью
- Затрепетало все, что было мертвым;
- И мне во грудь предчувствие чего-то
- Невыразимого впилося…
Квеведо
- Я,
- Признаться, до наук охотник был
- Плохой. Отец меня в сидельцы отдал
- Знакомому купцу; и должно правду
- Сказать, уж было у него чему
- Понаучиться: он считать был мастер.
- А ты?
Камоэнс
- Промчались годы, в школе стало
- Мне тесно; я последовал влеченью
- Души — увидел Лиссабон, увидел
- Блестящий двор, и короля во славе
- Державного могущества, и пышность
- Его вельмож… Но я на это робко
- Смотрел издалека и, ослепленный
- Блистательной картиною, за призрак
- Ее считал.
Квеведо
- Со мной случилось то же
- Точь-в-точь, когда на биржу в первый раз
- Я заглянул и там увидел горы
- Товаров…
Камоэнс
- В это время встретил я
- Ее…О боже! как могу теперь,
- Разрушенный полумертвец, снести
- Воспоминание о том внезапном,
- Неизглаголанном преображенье
- Моей души!.. Она была прекрасна,
- Как бог в своей весне, животворящей
- И небеса и землю!
Квеведо
- И со мной
- Случилось точно то ж. У моего
- Хозяина была одна лишь дочь,
- Наследница всему его именью;
- Именье ж накопил себе старик
- Большое; мудрено ли, что мое
- Заговорило сердце?
Камоэнс
(не слушая его)
- О святая
- Пора любви! Твое воспоминанье
- И здесь, в моей темнице, на краю
- Могилы, как дыхание весны,
- Мне освежило душу. Как тогда
- Все было в мире отголоском звучным
- Моей любви! каким сияньем райским
- Блистала предо мной вся жизнь с своим
- Страданием, блаженством, с настоящим,
- Прошедшим, будущим!.. О боже! боже!..
Квеведо
- Отцу я полюбился; он доволен
- Был ловкостью моей в делах торговых
- И дочери сказал, что за меня
- Ее намерен выдать; дочь на то
- Сказала: «воля ваша», и тогда же
- Насобручили…
Камоэнс
- О, блажен, блажен,
- Кому любви досталася награда!..
- Мне не была назначена она.
- Нас разлучили; в монастырской келье
- Младые дни ее угасли; я
- Был увлечен потоком жизни; в буре
- Войны хотел я рыцарски погибнуть,
- Сел на коня и бился под стенами
- Марокко, был на штурме Цейты;
- Из битвы вышел я полуслепым,
- А смерть мне не далась.
Квеведо
- Со мною было
- Не лучше. Я с женой недолго пожил:
- Бедняжка умерла родами… Сильно
- По ней я горевал… Но мне наследство
- Богатое оставила она,
- И это, наконец, кое-как стало
- Моей отрадой.
Камоэнс
- Все переживешь
- На свете… Но забыть?.. Блажен, кто носит
- В своей душе святую память, верность
- Прекрасному минувшему! Моя
- Душа ее во глубине своей,
- Как чистую лампаду, засветила,
- И в ней она поэзией горела.
- И мне была поэзия отрадой:
- Я помню час, великий час, меня
- Всего пересоздавший. Я лежал
- С повязкой на глазах в госпитале;
- Тьма вкруг меня и тьма во мне…
- И вдруг — сказать не знаю — подошло,
- Иль нет, не подошло, а подлетело,
- Иль нет, как будто божие с небес
- Дыханье свеяло — свежо, как утро,
- И пламенно, как солнце, и отрадно,
- Как слезы, и разительно, как гром,
- И увлекательно, как звуки арфы, —
- И было то как будто и во мне
- И вне меня, и в глубь моей души
- Оно вливалось, и волшебный круг
- Меня тесней, теснее обнимал;
- И унесен я был неодолимым
- Могуществом далеко в высоту…
- Я обеспамятел; когда ж пришел
- В себя — то было первая моя
- Живая песня. С той минуты чудной
- Исчезла ночь во мне и вкруг меня;
- Я не был уж один, я не был брошен;
- Страданий чаша предо мной стояла,
- Налитая целебным питием;
- Моя душа на крыльях песнопенья
- Взлетела к богу и нашла у бога
- Утеху, свет, терпенье и замену.
Квеведо
- Мне посчастливилось; свое богатство
- Удвоил я; потом ушестерил…
- А ты как? Что потом с тобой случилось?
Камоэнс
- Я в той земле, где схоронил ее,
- Не мог остаться. Вслед за Гамой славный
- Путь по морям я совершил, и там,
- Под небом Индии, раздался звучно
- В честь Португалии мой голос: он
- Был повторен волнами Тайо; вдруг
- Услышала Европа имя Гамы
- И изумилась; до пределов Туле
- Достигнул гром победный Лузиады.
Квеведо
- А много ль принесла тебе она?
- У нас носился слух…
Камоэнс
- Мне принесла
- Гонение и ненависть она.
- Великих предков я ничтожным внукам
- Осмелился поставить в образец,
- Я карлам указал на великанов —
- И правда мне в погибель обратилась:
- И то, что я любил, меня отвергло,
- И что моей я песнию прославил,
- Тем был я посрамлен — и был, как враг,
- Я Португалией моей отринут…
(Помолчав.)
- Я муж, и жалобы я ненавижу;
- Но всю насквозь мне душу эта рана
- Прогрызла; никогда не заживет
- Она и вечно, вечно будет рвать
- Меня, как в оный миг разорвала,
- Когда отечество так беспощадно
- От своего поэта отреклося.
Квеведо
- Ну, не крушись; забудь о прошлом; кто
- Не ошибается в своих расчетах?
- Теперь не удалось — удастся после.
Камоэнс
- И для меня однажды солнце счастья
- Блеснуло светлою зарей. Когда
- Король наш Себастьян взошел на трон,
- Его орлиный взор проник в мою
- Тюрьму, с меня упала цепь, и свет
- И жизнь возвращены мне были снова;
- Опять весна в груди моей увядшей
- Воскресла… но то было на минуту:
- Все погубил день битвы Алькассарской*.
- Король наш пал великой мысли жертвой —
- И Португалия добычей стала
- Филиппа… Страшный день! о, для чего
- Я дожил до тебя!
Квеведо
- Да, страшный день!
- Уж нечего сказать! И с той поры
- Все хуже нам да хуже. Бог на нас
- Прогневался. По крайней мере, ты
- Похвастать счастием не можешь.
Камоэнс
- Солнце
- Мое навек затмилось, и печально
- Туманен вечер мой. Забыт, покинут,
- В болезни, в бедности я жду конца
- На нищенской постели лазарета.
- Один мне оставался друг — он был
- Невольник; иногда я называл
- Его в досаде черною собакой.
- Но только что со мной простилось счастье,
- Он сделался хранителем моим:
- Он мне служил, и для меня работал,
- И отдавал свою дневную плату
- На пищу мне. Когда ж болезнь меня
- К постели приковала, день и ночь
- Сидел он надо мной и утешал
- Меня отрадными словами ласки,
- И, сам больной, по улицам таскался
- За подаянием для Камоэнса.
- И наконец, свои истратив силы,
- Без жалобы, без горя, за меня
- Он умер — черная собака!.. Бог
- То видел с небеси… Покойся, друг,
- Последний друг мой на земле, в твоей
- Святой могиле! там тебе приютно,
- А на земле приюта не бывает.
Квеведо
(про себя)
- Теперь пора мне к делу приступить.
(Ему.)
- Сердечный друг, тебе удел нелегкий
- Достался, нечего сказать! Ты славил
- Отечество, и чем же заплатило
- Оно тебе за славу? Нищетой.
- С надеждами пошел ты в путь, а с чем
- Пришел назад? Ровнехонько ни с чем.
- И вот теперь, при нашей поздней встрече,
- Когда твою судьбу сравню с моею,
- То, право, кажется — не осердися, —
- Что выбор мой сто раз благоразумней
- Был твоего. Вот видишь, я богат;
- По всем морям товар мой корабли
- Развозят; а бывало, на меня
- Смотрел ты свысока. Сказать же правду,
- Хоть лаврами я лба и не украсил,
- Но, кажется, что на вес мой барыш
- Тяжеле твоего…
Камоэнс
- Ты в барышах —
- Не спорю. Но на свете много есть
- Вещей возвышенных, не подлежащих
- Ни мере, ни расчетам торгаша.
- Лишь выгодой определять он может
- Достоинство; заметь же это, друг:
- Лавровый лист скупать ты на вес можешь,
- Но о венках лавровых не заботься.
Квеведо
(про себя)
- Уж не смеется ль он над нашим званьем?..
- Постой, уж попадись ко мне ты в руки,
- Я отплачу тебе порядком.
(Ему.)
- Ты
- Обиделся, я вижу; а в тебе
- Я искренно участье принимаю.
- Да я и с просьбою пришел; послушай,
- Оставь ты лазарет свой, сделай дружбу,
- Переселись ко мне; мой дом просторен;
- Чужим найдется много места в нем,
- Не только что друзьям. Ну, Камоэнс,
- Не откажи мне; перейди в мой дом;
- Ты у меня свободно отдохнешь
- От прошлых бед, и мой избыток
- Охотно я с тобою разделю…
- Не слышишь, — что ли, Камоэнс?
Камоэнс
- Что? что li>Ты говоришь? Меня к себе, в свой дом
- Зовешь?
Квеведо
- Да, да! К себе, в свой дом, тебя
- Зову. Согласен ли?
Камоэнс
- Жить у тебя?
- Но, может быть, ты думаешь, Квеведо…
- Нет, нет! твое намеренье, я в этом
- Уверен, доброе — благодарю;
- Но мне и здесь покойно: я доволен;
- Нет нужды мне тебя теснить; да в этом
- И радости не будет никакой:
- О радостях давно мне и во сне
- Не грезится.
Квеведо
- Меня ты потеснишь?
- Помилуй, что за мысль! Ты мне, напротив,
- Полезен можешь быть; я от тебя
- Жду помощи великой.
Камоэнс
- От меня?
- Ждешь помощи? И я могу тебе
- Полезен быть? я? я? мечтатель жалкий,
- Который никому и ни на что
- Не нужен был на свете и себя
- Лишь только погубить умел? Квеведо,
- Не шутишь ли?
Квеведо
- Какая шутка! Сам
- Ты рассуди; дал бог мне сына — ну,
- Уж нечего сказать, таких немного,
- Каков мой Васко; он до этих пор
- Был радостью моей, и я им хвастал
- И уж заране веселил себя
- Надеждою, что он мое богатство,
- Которому всему один наследник,
- Удвоит, мне, как должно, подражая, —
- Ан нет, иначе вышло на поверку:
- Отцовским званьем он пренебрегает,
- В проклятые зарылся пергаменты,
- Ударился в стихи, в поэты метит.
Камоэнс
- Безумство! жалкий бред!
Квеведо
- Я то же сам
- Ему пою; да он не верит. Музы —
- Ему отец, и мать, и все земное
- Его богатство.
Камоэнс
- Так мечтают все
- Они, но то обман…
Квеведо
- Напрасно я
- Увещевал его: он слов моих
- И понимать не хочет. Видишь ли теперь,
- Как много мне ты можешь быть полезен,
- Дружище? Укажи ему на твой
- Пример, пускай узнает он, как ты,
- Его достойный образец, был щедро
- От света награжден; пусть Камоэнса
- Увидит он в госпитале, больного,
- В презренье, в нищете, быть может…
Камоэнс
- Так
- Пускай меня увидит он! Пришли
- Его сюда; я вылечу его
- От гибельной мечты. Слепец! безумец!
- Ненужною доселе жизнь свою
- Я почитал; теперь мне все понятно:
- Им пугалом должна служить она!
Квеведо
Читать бесплатно другие книги:
Государство – это сложно. Называться и быть государством – не одно и то же. А если и быть государств...
Каждая девочка рано или поздно задумывается о том, что такое любовь, как завоевать дружбу и симпатию...
Валентина Мовилло по образованию – кинодраматург, по призванию – журналист, по складу характера – лю...
Книга, которую трудно отнести к какому либо жанру. Одни влюбляются в нее. Другие критикуют и яростно...
Представляем вашему вниманию книгу в которой вы найдёте ответы на вопросы:и другие...
2000-е для России были очень разные. Первое десятилетие наступившего столетия, или, как его еще назы...
