Прямо и наискосок Брусницин Виктор

В суматохе правонарушитель исчез и пришел минут через пятнадцать после того как прибыли «скорая» и милиция. Он явился переодевшись, в ватнике и плохоньких штанах, войдя, сумрачно объявил:

– Я готов.

Присудили два года, завершив их, Чайка вышел безнадежно озлобленным на жизнь человеком. Андрей пытался устроить другу после звонка хоть небольшие праздники, но так стали духовно далеки, что было тягостно удерживать общение. Вскоре от Чайки ушла жена, он окончательно замкнулся и, придется признать, с облегчением Андрей освободился от некоторого чувства вины.

Обратно на завод Чайка не пошел, а ударился мыть малинку, считалось это прибыльным промыслом. Однако вскоре напарник его к делу охладел, поскольку зимой промышлять приходилось в дальних краях, и жена возбудила претензии – одному же заниматься добычей было несподручно. Именно в период деловой пассивности старые друзья встретились.

– Слушай, – после обмена последними впечатлениями о жизни, сказал Андрей, – может так случиться, что понадобится специалист.

Когда дал раскладку, Чайка необратимо разволновался и даже начал потряхивать Андрея за рукав. Впрочем, Румянцев сам нашел подъем, при очередной встрече с Сергеем не стал устраивать прелюдий и обиняков:

– Вот что, Серега, я нашел человека, который берется изготовить пресс-форму. За качество ручаюсь. Думай.

И Сергей решился… Встретились, выпили две бутылки водки, составили программу действий. Вечер и многое от ночи тогда провел Андрей в чрезвычайном возбуждении. Доходил июнь, Чайка обещал изготовить пресс-форму за месяц, в лучшем случае реализовать продукцию могли в августе, а там кончался сезон. Сергей собирался еще поработать – нужны были вложения. Андрею пока отводилась роль статиста.

Начало сложилось неудачно, уже через неделю выяснилось, что изготовить приспособление за месяц нереально – трудно было найти материал, к станкам для обработки материала допускали только на несколько часов в день, и то с большими оговорками. Сергей, надеясь на лучшее, уже спровоцировал размолвку с работодателями и от них ушел. Вообще, он оказался в самом невыгодном положении: от больших заработков сам же отказался, свое дело явно зависало, деньги на раскрутку приходилось вносить в основном ему. Но самое для него щекотливое, если не кусачее, было то, что армяне брали зарок не выпускать дело за границы цеха.

– Мужики, – говорил Нодар еще в зародыше, свирепо хлопая ресницами, – если кто про нас скажет, везму за яичко и к паталок привяжу.

Азиз при этом молча улыбался и внимательно обводил присутствующих маслянистым взглядом. Что уж было говорить об организации своего дела… Андрей признавался, на месте Сергея он бы на такую авантюру не стронулся. Решающим обстоятельством в пользу наших деляг было то, что выпуск продукции хотели организовать анонимно, к тому же Чайка обещал все разборки, если возникнут, взять на себя.

К концу июля стало окончательно ясно, затея провалена, пресс-форма и в половину не была готова.

– Да, сосед, – нервно роптал Сергей, – о тачке мечтал, катается кто-то сейчас на моей мечте.

– Крысы, – зло шипел Чайка, – кругом крысы.

Румянцев в отчаянии разводил руки.

В довершение Азиз все-таки узнал о происках троицы. Поведал о его осведомленности Славка: он поддерживал с Азизом какие-то отношения, хоть в цехе уже не работал и симпатии к прежнему работодателю не испытывал. Встретил случайно Сергея и предупредил. Легко можно представить состояние того, тем более что Чайка, следуя своему обещанию, мог только ответить на наезд. Первый ход оставался за Азизом, и каким он будет, никто не знал. Но случилось так, что весь груз конфликта лег на Румянцева.

Однажды, стоял конец августа, Андрей со Светланой расположились возле подъезда, дышали воздухом. Светлана занималась Артемом, Румянцев безмятежно наблюдал за птичьей кормежкой. Подъехал автомобиль. Из него вышли Нодар и еще один парень. В машине оставались Азиз и водитель. Увидев Румянцева, Нодар удивился, вскинул брови и без плохого сказал:

– Какой судьба! Ти почему здесь находишься?

– Живу здесь.

Ясно стало, о соседстве Андрея и Сергея Нодар не знал. По всей видимости, об участии его в каверзе тоже не подозревал.

– Пх, Сарожу мне надо. Скажи, дома-нет?

– Не знаю, – беззаботно ответил Андрей. Он знал, того нет.

Из машины выбрался Азиз, улыбнулся, пожал руку. Пока Нодар отсутствовал, немного поговорили. Но когда посланец вернулся и «армяне» полезли в автомобиль, неожиданно для себя Румянцев заявил:

– Азиз, мне надо с тобой поговорить.

Немного отошли от машины, напряженным голосом спросил:

– Вы из-за пресс-формы приехали?

Визави пристально посмотрел и, мгновение помолчав, произнес, как бы уговаривая себя:

– Ты, стало быть, в курсе.

– Дело в том, что тут моя инициатива, Серегу я укатал.

Азиз с любопытством поглядел и двинулся к автомобилю, коротко бросив:

– Садись.

У Румянцева внутри тотчас отчетливо засосало, увидел, как задрожал безымянный палец. Бодренько вякнул Светлане: «Я скоро», – полез в машину. Тут же Нодар запальчиво заговорил по-своему, Азиз оборвал короткой фразой.

Далеко не повезли, остановились на кольцевой трассе в относительно безлюдном месте. Вчетвером вышли из машины, водитель остался.

– Вот, пожалуйста, – объяснил Азиз. – Конкурент. Сережу, оказывается, он из цеха убрал.

Ни секунды не размышляя, Нодар брызнул Андрею кулаком в лицо. Тот, отпрянув головой, сумел немного амортизировать удар. Отскочил, но тут же вернулся на место.

– Подождите, – заговорил горячо, подняв и растопырив ладони. – Азиз, неужели вы серьезно хотите сохранить монополию? Абсурд! Я бы мог назвать несколько людей уже имеющих пресс-форму. Так не делается!

Нодар молча пошел к машине, полез в нее, достал короткий деревянный черенок. Андрей обмяк и опустил голову. Остановил Нодара Азиз.

– Ладно, садись в машину, – бросил он Андрею и, усевшись сам, спросил: – В каком состоянии механизм?

– В зачатке, – хмуро буркнул Андрей.

– Там пускай и остается.

– Зачем остается? – вспыльчиво вмешался Нодар. – Ти сделаешь и принесешь нам!

– Нодар, я пешка, – разъяснил Андрей. – Там крутые люди и от меня ничего не зависит.

– Ты не понял, чито тэби сказали?

Румянцев угрюмо промолчал.

– Выходи, – въехав в городские улицы, рекомендовал Азиз. – Мы еще увидимся.

Месяц находились в напряжении. Но все обошлось. Действительно, появились настоящие конкуренты и, надо полагать, о нашей троице забыли.

Жизнь тем временем погрузилась в осень. Нужно было что-то предпринимать. После некоторой возни с начальством объединения решили открыть цех по изготовлению детской обуви. Основной куш намеревались сорвать будущим летом на мыльницах, но для прикрытия возникла необходимость вникать в дело неизвестное.

Начали с нуля. Сергей занимался общей организацией, Чайка мастерил инвентарь на подошву, Андрей вникал в процесс изготовления заготовок. «Пути Господни неисповедимы», часто думал он, сидя за швейной машинкой. К концу зимы соорудили первую пару.

Продукция пошла лихо. Наняли двух заготовщиц. Появились деньги. К весне надумали брать еще заготовщицу. В этом качестве Андрей решил устроить жену. Артем ходил в ясли, швейной машинкой Светлана владела.

Надо бы, наконец, вспомнить и о ней, ибо сказать есть что.

После родов Светлана неожиданно преобразилась. Что называется, расцвела. Будучи к ней устойчиво равнодушным в первые месяцы совместной жизни, Андрей с удивлением обнаружил, что она все чаще занимает внимание. При этом приходилось констатировать, что не есть это следствие необходимости тесного общения.

Отчего-то много в ней стало раздражать, но было раздражение не отталкивающим, а скорей ревнивым. Вдруг пустилась, скажем, Светлана пристально следить за собой. Быстро убрала послеродовой живот и приобрела манкую, плотную фигуру. Вообще, и тело жены и поведение ее в постели Андрею нравились, но оттого что это появилось, стало в новинку, зачем-то подспудно настораживало.

Светлана сняла очки и напялила линзы. Это необычайно пошло глазам, появилась туманная, многообещающая поволока. Даже голос стал особенным. Прохожие затеяли плотоядно крутить головы, и сам Андрей пустился подглядывать за гражданкой как бы со стороны.

Выпростался вдруг у жены вкус, даже изыск, что, впрочем, просто объяснялось: родители состоялись людьми интеллигентными. Тем нагляднее выпятилось разляпанное мышление, что держал Андрей за непроходимую глупость.

– Света, зачем брать столько сметаны? – шпынял, случалось, он. – Ты же видишь, холодильник сломан. Продукт пропадет!

– Разве я виновата, что он сломан? – искренне недоумевала она.

Раздражала ее полная бесхозяйственность. В пору скудного существования могла на оставшиеся деньги набрать какого-либо никчемного продукта, серьезно заявив притом, что нужно делать запасы. В ней напрочь отсутствовало то, что называют расчетливостью. Причем не только в быту, но и в человеческих отношениях. Как к этому относиться, Андрей не знал и вносил в негатив.

Между тем вынужден был признать, супруга обладает тонким, изящным, пожалуй даже, обаянием, которое наиболее приближенно можно именовать женственностью. И может быть, самой импонирующей чертой явилось отсутствие в ней властолюбия, а то и просто себялюбия. Отметим, этих женских качеств Андрей насмотрелся хотя бы в матери, единственным положительным следствием чего была непреодолимая жалость к отцу. Да и первая жена в этом отношении оказалась штучка. Причем с претензиями столь нелепыми, фальшивыми, что впоследствии на проявления аналогичные он испытывал душевную оторопь. Словом, Светлана начала преподносить неожиданные ракурсы и своего отношения к этому Андрей не определил.

Тем временем пробивались ростки разлада в троице. Первоцвет пришелся на образование свободных денег. После очередной крупной реализации (уж раздали долги) Чайка, рассортировав деньги, безапелляционно объявил:

– Мужики, я тут подумал. Денежные дела вести буду я. Берем по пять сотен, остальные дома спрячу. В конце месяца делим весь куш. Так будет удобней.

– Почему это по пять? – возмутился Сергей. – Мне надо восемь.

– О`кей, – бодро снизошел Чайка, – берем нынче по восемь.

Непонятно было, почему «так удобней», почему вообще нужно месяц неизвестно для чего держать деньги холостыми. И совершенно неясно, почему «денежные дела» должен вести Чайка, тогда как естественно это делать Сергею, ибо он был номинально главным по цеху (числился бригадиром) и просто основным организатором… Вечером, во время обмывания Чайка радостно хлопотал с закусками, Сергей удрученно терзался своей мягкотелостью.

Ягодки пошли в конце весны. Достали пресс-форму на мыльницы. Попробовали первую партию. Товар пошел.

Надо сказать, что конкуренция оказалась довольно плотная, но ребята сделали верную ставку. Модель была снята с немецких каталогов, такой не существовало ни у кого. Даже торговавший рядом Ярем – теперь он руководил делом в Кедровом, Нодар и Азиз, видимо, занялись другими вещами – покрутив изделие ребят, уныло заявил:

– Нда, вещь серьезная, ничего не буду говорить.

Пошли деньги, рентабельность составляла порядка тысячи процентов. И обнаружились нюансы. Странным образом изменилось расположение ролей. Сергей с Андреем встали за литьевую машину, что было вполне логично, ибо имелась практика. Чайка занялся общими делами, что тоже, в общем, имело основания, поскольку пресс-формы были закончены, и в свое время парень поработал один. Но если Андрей мирился с положением вещей, то Сергей явно испытывал дискомфорт.

Помимо того, купили старенький автомобиль – без него и впрямь было неудобно – и хоть оформили на Сергея, он имел настоящие права, ездил подавляющим образом Чайка (по липовому удостоверению). Отвозил и привозил Светлану с реализации – торговать поставили ее – и вообще, целыми днями крутился неизвестно где, пускаясь в разные аферы. В связи с этим возникали несуразности, которые крайне раздражали Сергея. Скажем, приходили подозрительные личности и немилостиво спрашивали:

– Где начальник?

– Я начальник, – угрюмо отвечал Сергей.

– Я серьезно, – раздраженно домогался личность. – Красивый такой, Витей зовут.

Сергей зловеще молчал. Андрея это вовсю веселило.

Другое дело, аферы приносили сравнительно небольшой доход, и Чайка добросовестно им делился. Становилось ясно, отношения Сергея и Чайки приобретали остроту. Неудобство для Андрея здесь составляла необходимость держать чью-либо сторону.

Здесь придется отметить, все больший смак в ситуацию принялась вносить Светлана. Она-то уже просто набухла навязчивым, дурманящим цветом. Находясь возле рампы торгового мира, женщина, помимо полной смены гардероба, то ли обзавелась, то ли окуталась, выпростав подспудный, многозаметным шармом. Андрей с неожиданной тревогой, как-то попав на улицу Вайнера, центральное тогда торговое место города, наблюдал за суетой вокруг нее фешенебельных молодчиков и рьяных лиц кавказской национальности.

Но самое навязчивое было бросающееся в глаза влечение Чайки и Светланы друг к другу. Они практически не разговаривали, но вели себя настолько согласованно, что выпрастывалось ощущение недоразумения. Однажды и вообще – привезли Светлану на реализацию вместе с Румянцевым, и Чайка по делам исчез – подошел некий ухарь и полюбопытствовал:

– Светик, где муж?

Та незатейливо ответила:

– Витя-то? Сейчас подойдет…

Однако все возмещали деньги. Много было перекатов, омутов и поворотов, но мошна набухала, сочилась избытками, ввергая в фантазии самые дерзкие, и заглушая нет-нет да выглядывающее предчувствие беды.

Все поставил на свои места очередной дележ денег. Когда собрались, чтобы получить свою долю, Чайка вдруг предложил странное решение:

– Вот что, Серега. Машина на тебя оформлена?

– Ну.

– То есть она фактически твоя. Значит, делаем так. Вычитаем из твоей доли стоимость машины и делим на троих.

Сергей ошалело вытаращил глаза и хлопал губами в полной неспособности что-либо произнести.

– Ты что, дерьма обожрался! – наконец ожил он. – Машиной пользуешься ты один, загубишь ее, а вся амортизация ляжет на меня? Не-ет!

– Я пользуюсь ей для цеха, а не для себя, – спокойно возразил Чайка, но в глазах его зашаял дурной огонек.

– Короче, – нервно чеканил Сергей, – сейчас делим деньги поровну. Придет время, авто продадим, снова деньги поделим.

Прозвучало резонно, но Чайка остался тверд. И Андрей понял, это демарш – человек вознамерился окончательно взять власть. Собственно, слово оставалось за Андреем. Было понятно, в любом случае просто так дело не кончится, нужен решительный шаг. Он взял сторону Сергея.

На другой день Чайка прибыл пьяный, нехороший.

– Ты что, за рулем? – укоряюще посетовал Андрей.

Чайка прошел мимо, обожгло предчувствием. Сергей напряженно суетился возле обуви. Чайка вдруг пнул по безмятежно лежащему на полу тапку и зло выкрикнул:

– Не надо обувь разбрасывать! Понятно? Не надо!

– Слушай, – дрожащим голосом выдавил Сергей, – нажрался? Так иди домой.

– А ты мне не указывай, – отчетливо и угрожающе спокойно возразил Чайка. – Именно ты… – он ткнул в воздух, будто в живот Сергея, – мне не указывай.

Сергей молча вышел. Андрей с сердцем заговорил:

– Ты чего добиваешься? Нам же вместе работать, возьми себя в руки!

Чайка обмяк и ясным взглядом смотрел на друга.

– Ты, Андрюша, ноль, – едва не ласково произнес он. – Запомни это.

Андрей пошел из комнаты, походя глухо бросив:

– Идиот.

Вскоре зарокотал мотор, Чайка уехал. Андрей и Сергей молчали.

Часа через полтора Чайка заявился снова, чуть живой. Ничего не обсуждая, сели в машину, Сергей за руль, Андрей сзади, Чайка впереди. Ехали молча. Подъехали прямо к подъезду Чайки.

– Все, – сказал Сергей, – прибыли. – Чайка, не шелохнувшись, смотрел вперед.

– Приехали, – повторил Сергей.

Чайка повернулся к нему и с отчетливой злобой объявил:

– Крысы.

Сергея прорвало:

– Что тебе надо? Какого хрена воду мутишь? – Кипуче махал руками.

Вдруг, резво изловчившись, Чайка поймал его кисть и стукнул о руль. Сергей резко оттолкнул обидчика. Тот спешно, коротко, несколько раз ударил Сергея в лицо. Андрей сзади обхватил драчуна и с силой придавил к сиденью. Чайка извернулся и дернул Андрея за футболку, – майка разорвалась с веселым треском. Андрей беспощадно заломил его голову. Когда немного успокоились, Чайка степенно вылез из машины и с предельной ненавистью бросил:

– Ну ладно, волки… поглядим.

На другой день за Румянцевым зашел Сергей. Молчал, но поглядывал с хитрецой. Когда вышли из подъезда, Андрей увидел, что в машине сидит Чайка. Усугубившаяся за ночь и уставшая, было, скверна ожила. Румянцев сел в машину, чувствуя, как натянулась кожа на желваках. Чайка обернулся и сказал:

– Забудь, Андрюха, вчерашнее. Перебрал…

При всем том понятно было, конфликт не исчерпан. Вдобавок неожиданной гранью сверкнула Светлана. Вдруг прянуло от нее холодком отчуждения. Откуда это взялось, Андрей не различил, и уже с удивлением находил в своем поведении несуразные льстивые импульсы. Тем не менее холод проступал все отчетливей. Кончилось тем, что напрямую спросил в чем дело. Явственная досада интонировала успокаивающий ответ, и Андрея ополоснуло горечью тревоги.

Наряду с этим выперла усердно подавляемая и оттого еще более выпуклая взаимность Светланы и Чайки. В увеселительных мероприятиях начал чувствовать себя Румянцев принужденно, и, напротив, Сергей свободно вливался в общее поведение – после инцидента он сдался и ни на что не претендовал. В одну откровенную минуту Андрея озарило, он один.

Случались еще сомнения, желаемое туманило порой действительность, но и это вскоре исчерпалось. Однажды находились в цехе. Приехала с реализации Светлана, в небольшом опьянении – это стало происходить все чаще. У Сергея и Андрея оставалась еще работа. Чайка мечтательно довел до сведения:

– Бухну-ка я, пожалуй, нынче. – Глядя на Светлану, утвердительно спросил: – Кто компанию составит?

Светлана молча отвела взгляд. Через некоторое время обратилась к Андрею:

– Ты еще долго?

Тот кивнул. Светлана взяла сумочку и пошла из цеха.

– Ждать не стану, нужно Артема из яслей забрать.

Чайка крепился минуты три. Хмуро, без сожаления бросив: «Ладно, я по делам, сами доберетесь», – вышел. В комнату вторглась тяжелая тишина.

Домой Андрей прибыл часа через три. Мать с порога гневно наехала:

– Ты управляй немного женой-то. Про сына забыла, пришла вот только, чуть вменяемая.

Андрей прошел в свою комнату. Светлана сидела, безвольно бросив между колен руки, равнодушная, пустая. Бессмысленно смотрела в пол.

– Где ты была?

Немотствовала.

– Я же спрашиваю, – негромко сказал Андрей.

Ответила не сразу:

– У Виктора. Мы выпили немного.

Андрей, стиснув рот, схватил ее за волосы, с силой давя их, выкручивал голову. Неутоленный отпустил и, немного отойдя, глубоко, размашисто ударил кулаком в бок. Светлана с хрипом выдохнула и оползла на пол.

В это время позвонили. Андрей вышел из комнаты. Мать впустила Сергея с женой и двумя бутылками водки. Румянцев улыбнулся и, сказав: «Проходите на кухню», – вернулся. Светлана уже стояла у зеркала, равнодушно глядя на изображение, оправляла волосы.

Все разрешилось недели через две. Надо отметить, спрос на изделие упал – кончился сезон. В цехе установились странные, оцепенелые отношения. Со Светланой Андрей практически не разговаривал: он ни о чем не спрашивал, она не оправдывалась.

После очередного дележа надумали попить. Поехали на Лесное кладбище, расположенное недалеко от города. Повез их туда один знакомый, он часто общался с ребятами, помогал с сырьем и вообще сложился душевным человеком. Кладбище оказалось милым: бильярд, настольный теннис, небольшой бассейн, феноменальная старушка, сторожиха, тетя Паня, из своих шестидесяти лет половину отдавшая зонам. Смачным матом и нелепой болтовней она быстро привела компанию в умиление. Исподволь все почувствовали себя уютно.

Чайка был в ударе. Он беспрерывно и удачно шутил: женщины – кроме Светланы, присутствовала жена Сергея – млели. Обыграл всех в бильярд, теннис. К полуночи устроили танцы. Светлана сидела рядом с Андреем. Он встал, притронулся к ней.

– Пойдем, потанцуем.

Светлана не шелохнулась. Андрей отошел и налил себе водки.

Минут через пять появился Чайка. Заиграла музыка. Он беспрекословным жестом, двумя пальцами поманил Светлану. Та немедля встала. Андрей ушел в дом.

Где-нибудь через час Андрей подошел к Чайке и сказал:

– Пойдем-ка в лес, поговорить надо.

Чайка усмехнулся и пошел первым. Шли зачем-то долго. Чайка впереди, Андрей за ним. Неожиданно обдало звенящим азартом. Заговорил Румянцев первый:

– У тебя было что со Светкой?

Чайка остановился, безжалостно и напористо бросил:

– Нет пока, но будет.

– Ну и паскуда же ты, – спокойно уведомил Андрей.

Чайка незамедлительно ударил его в лицо. Но попал неудачно. А у Румянцева удар получился. Чайка сильно шатнулся, хоть не упал, покрутив головой и оклемавшись, смотрел на Андрея без вызова. С интересом и без слов разглядывали друг друга, тронулись обратно.

Часа в три ночи поехали в город. Завезли Радика и Чайка распорядился:

– Едем к братану.

Сергей нехотя, за рулем сидеть выпало ему, подчинился. Когда прибыли на место, Светлана, она сидела впереди, вышла первой. И тут Андрей заартачился:

– Серега, я не пойду, отвези меня домой.

– Не дури, – безапелляционно приказал Чайка.

Но начали возражать и Сергей с женой. Пока препирались, не заметили, что Светлана ушла. Увидели ее, когда она уже порядочно удалилась. Сергей тронул машину, Чайка мерзко, грубо заорал. Андрей перегнулся через него, открыл дверцу и выкинул друга из автомобиля. Сергей испуганно притормозил:

– Ты что, убьется ведь!

– Ничего не сделается, – напористо, но ровно произнес Андрей и захлопнул дверцу.

Когда поравнялись со Светланой и Сергей притормозил, Андрей зло выдавил:

– Езжай, пускай остается.

Тот не послушался, посадил женщину.

Доехали молча. Когда вышли, Светлана степенно, очень по-женски сверху лупанула Андрея по лицу. Тот расчетливо, со смаком ударил ее в губы. Светлана охнула и согнулась, закрыв лицо руками.

Выскочила Татьяна, устроила визг. Андрей сел в машину рядом с Серегой и устало попросил:

– Отвези меня к сестре.

Здесь зашел в ванную и, усевшись на унитаз, спело, от души, роняя длинную слюну, заплакал.

На другой день приехал Сергей.

– Натворили делов, – сказал грубо, недовольно. Помолчав, объяснил: – Чайка цех вскрыл, все формы забрал.

– Поедем к нему, – сразу ощетинился Румянцев.

Вообще, он решил не возвращаться в цех, но теперь следовало как-то поступить. Впрочем, представлялось очевидным, что Чайка изготовки не отдаст.

В квартиру позвонил Андрей. Сергей прислонился к стенке возле двери.

– А-а, голубчики, – издевательски пропел Чайка, открыв дверь, и вышел за порог. – В гости пожаловали!

– Ты чего добиваешься! – не без отчаянности претендовал Андрей.

– Вот что, маленькие, – спокойно повествовал Чайка, в глазах горел бешеный огонек, – я вас больше не знаю. А ты, козел, – Чайка ткнул пальцем в грудь Андрея, – напрочь имя мое забудь.

Громко захлопнул за собой дверь.

– Ну и что теперь? – спросил Сергей, когда подъехали к дому.

– Не знаю, – безразлично уронил Андрей. – Я ухожу из цеха, поступай как хочешь.

Дома мать испуганно сообщила, что Светлана с малышом ушла к родителям. Приготовленные, несказанные слова зацарапались и обозначили в груди ледяную, черную яму.

***

Удивительное началось дня через три. Днем Андрей гулял по городу, ходил в кино, подолгу сидел на третьем этаже ресторана «Космос», беспрерывно вглядываясь в просторные панорамы пруда.

Подступала осень. Вымотанное за лето солнце устало роняло на город ровный теплый свет, наделяло игривым глянцем мраморные лужи. Рябая листва недокучливо шуршала, интонируя озабоченный гомон птиц. Снулые прохожие надоевшим за лето обликом и решительным безразличием к жизни подтверждали полное отсутствие в чем-либо смысла. Андрей до изнеможения слонялся по улицам без признака попытки что-либо предпринять.

А ночью… Много позже с трепетной сокровенностью вспоминая те дни, Румянцев мнил себя обладателем достойного, волнующего раритета. Даже в самых азартных фантазиях не мог он предположить, что можно удостоиться такого восхитительного, безумного ужаса.

Каждую полночь, подбив под себя одеяло и строго вытянувшись в постели, он заворожено вглядывался в загадочное мерцание прилипших к аспидному стеклу звезд и ждал. Неукоснительно, без всякого намека на усталость наступало. В кровь крадучись, расторопно, с уважением к объекту вползала шикарная, оголтелая боль. Она медленно и надежно наполняла распятое гипнотическим анабиозом тело, напитывала капилляры, кости, мозг и превращала организм в чудовищный, гигантский набат – долго, с рвением и дотошностью корежила его. Когда же кожа готовилась лопнуть, и тело должно было взорваться кипящей кровью, ужас вдруг опадал, превращая мир в пустоту, в ноль, в бесконечность.

Самое, может быть, странное было ожидание кошмара. В эти мгновения Андрей переживал неведомую смесь страха и восторга, симбиоз ощущения шаткого стояния на кромке бездонной, кромешной пропасти и непреодолимого влечения сделать шаг.

Эта напасть терзала Андрея восемь ночей. На девятую гость не пришел, и это было тем более удивительно, что признаков усталости кошмары не являли. Однако продолжительное еще время он находился под впечатлением чудес. Здесь отыскался и неприятный момент – должно было признать, что и ничтожного участия собственная воля в мероприятиях не приняла.

Через месяц Светлана вернулась. Сама. Прошла однажды в комнату, где за книгой сидел Андрей, и без видимых эмоций поинтересовалась:

– Существовать вместе будем?

Заговорил горячо, долго, укоряя. Но в сердце билась знойная, шальная радость. И под ночь, зайдя в ванную и запихав в губы сигарету, впервые с опаской попробовал на слух: «Да, парень, а ведь ты влип».

Тем временем к обязанностям приступил сентябрь. Все явственней дышал ветерок влажной прохладой, раздевались деревья, роняя пеструю листву, которая успокаивающе шуршала под ногами, нашептывала осеннюю слякоть. Безудержно гомонили птицы, обсуждая перемену сезона, вливалась в грудь безмятежная, вялая тоска.

Светлана устроилась на работу секретарем, в институт. Начали роптать на рваную деятельность Андрея родители. Жизнь понуждала как-то поступить. И здесь шевельнулся вариант.

В гости постучался Петя Петров, друг тесный с первого класса, душа непритязательная и отзывчивая. Он ведал о всех движениях Румянцева и сочувствовал безоговорочно: Чайку Петя не принимал, ибо бит был тем не единожды. После первой рюмки непрекословно постановил:

– Мне, Андрюха, деньги нужны.

– И только? Я требую большего. – Андрей усмехнулся, барабаня пальцем о стол.

– Автостоянку затеял.

Суть состояла в следующем. Окрыленный доступом зачаточный предприниматель Петя заразился идеей. Не долго смущаясь новизной, гражданин походил по исполкомам и таки одолел одного власть предержащего деятеля на земельный отвод. Затея застряла из-за денег. Теперь он рисовал другу лютые перспективы и тот соблазнился. Опять в деле обозначились три человека и Андрей, потрепанный практикой, сразу обозначил условия.

Место, в районе остановки Южная, выглядело надежно: рядом резво возводился жилой массив Ботанический. Нашли сетку для ограды, трубы, прочую необходимость. Задешево купили сторожку, бракованный бамовский домик. Почистили, поправили, подкрасили – выглядело вполне респектабельно. На первое время покрыли территорию щебнем. Появились клиенты.

Особого дохода штука пока не давала, но стало весело. Объявилась масса друзей, приятелей и просто хороших людей. На стоянке практически в любое время суток было шумно и людно. Андрей принялся попивать… К весне третий учредитель ушел – подвернулось стоящее дело. Появился и доход, без избытков, но достаточно уважительный. Пошла лихая жизнь.

Будучи еще на пороге предприятия, Андрей пестовал мечту обладать и доходом, пусть и невеликим, и свободным временем – теория такое допускала – но практика исказила помыслы до неузнаваемости. Одолевали бестолковая суетня, пустые хлопоты, бесплодные идеи. К весне все это распухло бурным цветом. Андрей приобрел на оставшиеся деньги авто. Якобы подвернулся подходящий случай, который на деле таковым не оказался. Машина требовала денег, нервов, времени. Практически весь день Румянцев проводил на стоянке, жизнь плотно окуталась хмельным, напряженно-никчемным угаром.

Нашлись умельцы и занялись беглым ремонтом автомобилей – Петя с Андреем задумались о строительстве бокса. Поступили предложения о продаже запчастей. И впрямь, удачно сбыли партию лобовых стекол. Благодаря обширности территории, частенько стаивали большегрузные машины из дальних краев. Этими постояльцами неукоснительно заводились заманчивые разговоры.

Прямо на территории стоянки расположилась небольшая, приятно шумящая листвой и птицами рощица, «пионерская комната». Поставили мангал, появилось в изобилии мясо, завелся даже мало не штатный специалист по шашлыкам. Водрузили с наскоку теннисный стол, и даже изредка баловались шариком. Однако чаще стол служил для содержания бутылок и соответствующих причиндалов. На такие прелести в пионерской комнате неотлучно мельтешил народ, включая совсем неизвестные, а то и сомнительные личности.

Поначалу Андрей пытался соблюдать контроль, но после нескольких попоек, в которые втянули таки его обитатели заведения, опустил руки. Оно и верно, рощица манила безукоризненной тенью, ласковой, как закат, прохладой, душистым, горьковатым дымком и соблазнительными разговорами. Лето обволакивало дурманящей жарой, свободой, захватывающим хаосом. Собственно, пух, чтоб ему.

Вскоре просочился на стоянку и женский элемент. Немудрено, сторожами наняли, главным образом, молодых, живых ребят. В рощице раздался влекущий женский хохоток, и Андрей под пьяную руку однажды соблазнился: раскрутился на ночь в машине (не ночевать дома случалось, подменял якобы кого-либо из сторожей).

Только и Светлана переменилась. В ней окончательно оформилась – Андрей и прежде испытывал легкую щекотку этих особенностей – не то чтобы неукротимость, а внутреннее давление свободы. Андрей все чаще вынужден был с сердечным холодком наблюдать противоречивые, глупые порой, встающие поперек обоснованности совместного проживания, поступки.

Ко всему прочему пустился Румянцев Светлану ревновать. И, как говорится, было где. Светлана неуклонно обрастала вниманием. Институтские шаркуны ввергали ее в длительные разговоры с самыми отчаянными подтекстами. Румянцев явственно ощущал их раздражающий привкус.

– Как полезно, хочется слышать, проводили вы в последнее время жизнь? – доводилось Андрею встречать вопросом поздний приход жены.

– У Ленки была, – лаконично и абсолютно искренне отвечала.