Танцующая с лошадьми Мойес Джоджо
Мак сосредоточился:
– Нет, она точно сказала, выездка.
– Она должна пройти весь путь от начинающего уровня, потом предварительный, потом уровень новичка, потом начальный… Если у нее есть талант, может достигнуть среднего уровня в свое время, при правильном обучении. Но если не принимать участия в соревнованиях, ничего у нее не выйдет.
Она говорила так уверенно, что Наташа посочувствовала Саре. Она не понимала, что происходит, но девочка была так сосредоточена на движениях лошади. Обидчивый подросток исчез, осталась спокойная компетентность, любовь к делу, молчаливое, добровольное ответное действие животного. Вот, подумала она, это и есть настоящая страсть.
– Вы еще не видели, как она ездит верхом, – сказал Мак в защиту Сары. – Просто фантастика.
– Кто угодно будет смотреться на вполне пристойной лошади.
– Она просто сидит, ничего не делая. Даже когда он встает на дыбы… – Мак изобразил, как лошадь встает на задние ноги.
Миссис Картер сделала круглые глаза.
– Нельзя поднимать лошадь на дыбы, – сказала она строго. – Если она упадет, может пораниться или даже убить себя. И ездока тоже.
Мак хотел что-то сказать, но тяжело вздохнул и закрыл рот.
Они закончили. Сара повернулась и повела Бо к воротам. Он свесил голову и казался спокойным. Когда она подошла к ним, он ткнулся носом в ее спину.
– Ему здесь нравится, – радостно сообщила Сара, позабыв об обиде. – Все его поведение изменилось. Ему нравится пружинистый грунт. – Она улыбалась. – Он никогда еще не бывал на арене.
– Не бывал? А где же ты его тренировала? – Миссис Картер открыла ворота, выпуская их.
Наташа нервно отступила назад.
– В парке в основном. Больше негде было.
– В парке?
– Я обозначила арену рядом с детской площадкой.
– В парке тренироваться нельзя. Летом грунт слишком твердый, а зимой, когда почва раскисает, можно повредить ему сухожилия. Ты ему так ноги угробишь, – недовольно проворчала миссис Картер.
Наташа заметила, как Сара ощетинилась.
– Я не дура! – отпарировала она. – Мы тренируемся, только если грунт хороший.
Ликующая открытая улыбка, которая появилась на мгновение на ее лице, исчезла.
Как надо быть осторожными с детьми, подумала Наташа. Одно неверное слово в неподходящий момент, и они чувствуют себя подавленными. Наверное, Сара больше не улыбнется миссис Картер.
– Ладно, отведи его в стойло. Подальше от других. Как договорились.
– Ему там будет одиноко. – Сара остановилась. – Он привык, что рядом другие лошади.
– Он их будет слышать, – строго сказала миссис Картер. – То стойло ему слишком мало. Кроме того, Брайану нужно будет заделать дыры в стене.
– Делай, как велит миссис Картер, – посоветовал Мак. – Смотри, он выглядит довольным.
Сара бросила на него взгляд, в котором было негодование, но и готовность подчиниться. Наташа не сразу поняла, что в этом взгляде было что-то еще. Доверие. Девочка повела лошадь в новое стойло.
– Хорошо. Нужно, чтобы вы заполнили кое-какие документы, – сказала миссис Картер, ведя их в сторону офиса. – И еще нужен чек в качестве залога. И плата за ремонт, если вы не против.
Она ускорила шаг, ее собачка побежала следом. Хозяйка взяла Мака под руку – все женщины так делали, как только им выпадала такая возможность.
– Знаете, конь неплохой. Лучшее, что вы можете для него сделать, мистер Макколи, – сказала она тихо, – это найти ему новый дом. Где он сможет полностью проявить свой потенциал.
Повисла пауза.
– Для меня важнее, чтобы потенциал проявила его владелица, – ответил Мак.
Когда они вернулись в коттедж, Сара скрылась в своей комнате. Наташа пошла искать чистые полотенца и наводить порядок в бельевом шкафу. Спускаясь по лестнице, она вспомнила, что забыла проверить телефон, который остался на столе.
Пропущенный звонок от Конора и сообщение от агента по недвижимости:
Мистер и миссис Фриман выразили желание купить ваш дом. Срочно позвоните.
Мак пошел за дровами. Наташа смотрела, как он легко нагибается и наклоняется вперед, отбрасывая в сторону сухие поленья. Вернулась на кухню и набрала номер агента. Он сказал, что предложение «разумное», всего на пару тысяч ниже запрашиваемой цены. Покупатели не связаны цепочкой и готовы переехать быстро.
– Рекомендую принять предложение, учитывая состояние рынка, – закончил он.
– Мне нужно поговорить с… Я вам перезвоню. Спасибо. – Наташа повесила трубку.
Пошатываясь, вошел Мак с полной корзиной поленьев. Он казался слишком крупным для маленького дома. Со стуком он опустил корзину на пол у камина, и в воздух взлетело облако древесной пыли.
– Удивительно, что у тебя не наросли мышцы, как у Шварценеггера!
– Потому что я не таскаю поленья корзинами, а приношу по два-три зараз.
– Я тогда зажгу? – Он отер руки о джинсы. – Хорошо посидеть у огня. На улице холодает, это чувствуется.
Мак сделал вид, что дрожит, стряхивая кусочки коры с куртки. От холода у него покраснели мочки ушей.
Она поражалась его непринужденности. Разводить огонь в доме, в котором не могло не чувствоваться присутствие другого мужчины! Он сложил поленья на растопку, нагнулся и поджег газету под ними. Дул, пока огонь не разгорелся.
– Нашлись покупатели на дом. – Наташа показала телефон. – Предлагают на две тысячи меньше, чем мы просили, но не связаны цепочкой. Агенты советуют соглашаться.
Мак посмотрел ей в глаза, потом отвернулся к огню.
– Я не против. – Он положил еще одно полено на решетку. – Если тебя устраивает.
Впоследствии она подумала, что героиня фильма на ее месте должна была бы что-то сказать. После ничего нельзя будет вернуть назад, чувства и поступки перестанут от тебя зависеть. Но, как ни старалась, не смогла найти нужных слов.
– Мы должны сказать Саре. Если… если все закрутится быстро, нам придется искать для нее другое место.
– Давай решать проблемы по мере их поступления. – Он не отрывал глаз от огня.
– Тогда пойду перезвоню им.
Наташа отправилась на кухню. Мокрым ногам было холодно на полу.
Мак заранее предупредил, что хочет приготовить ужин. Спросил разрешения. Принес из багажника коробку с продуктами, накрытую кухонным полотенцем, и объявил, что они не должны смотреть раньше времени. Наташа была несколько потрясена вновь обретенными кулинарными способностями бывшего мужа и обнаружила, что его неожиданный сюрприз скорее вывел ее из равновесия, чем обрадовал. Зачем ему надо было превращаться в мистера Совершенство, как только они расстались? Он выглядел лучше, вел себя лучше, был увлечен работой. Нисколько не потерял обаяния. Ее же жизнь, наоборот, застопорилась. Она делала что могла. Странным образом это ее обнадежило, когда ужин был подан.
– Это из мексиканской кухни, – объявил он слегка извиняющимся тоном.
Наташа с Сарой увидели в синей миске рыхлый холмик коричневого цвета и упаковку тако. Тонкие полоски какого-то непонятного вещества, перемешанные с чем-то красным, лежали, покрытые скользкой пленкой растительного масла. Они переглянулись и прыснули со смеху.
– Ладно, я еще не совсем разобрался со временем приготовления, – сказал Мак. – Простите, говядину, скорее всего, передержал.
– А что это? – Сара указала на грязноватый холмик.
Наташа подумала, едва сдерживая смех: это похоже на то, что оставляют за собой лошади.
– Пюре из тушеных бобов. Ты раньше не ела?
Сара покачала головой и смотрела с подозрением: вдруг ее разыгрывают?
– На вкус лучше, чем на вид. Правда.
Мак ждал, всматриваясь в их лица.
– Ладно, – сказал он. – Закажем что-нибудь с доставкой на дом.
– Здесь нет ресторанов, отпускающих блюда на дом. Это деревня. Смотрите, – Наташа вскрыла упаковку с тако, – если добавить сметану и сыр, получится вполне съедобно. Разве не в этом суть мексиканской еды?
После ужина Сара приняла ванну, потом сообщила, что идет спать, если они не возражают. Под мышкой у нее была зажата потрепанная книга.
– Да еще только полдесятого! – воскликнул Мак. Они с Наташей перебрались в маленькую гостиную. Он положил ноги на корзину для поленьев. – Что ты за подросток?
– Думаю, усталый подросток, – заметила Наташа. – У тебя был трудный день.
– Что читаешь?
Сара вынула книгу. Она была обернута в красную бумагу и скреплена клейкой лентой.
– Это дедушкина, – сказала она и добавила, увидев, что они ждут. – Ксенофонт.
– Ты читаешь классику? – удивленно спросила Наташа.
– Это об искусстве верховой езды. Пап ее читал, и я подумала, мне это тоже сможет помочь…
– Греки могут научить тебя верховой езде?
Сара протянула книгу Маку. Он изучил обложку.
– Ничего не меняется, – сказала она. – Вы слышали о белых лошадях Вены?
Даже Наташа знала о белых лоснящихся жеребцах, но думала, что они не более чем красивая приманка для туристов, вроде бифитеров[38].
Их ездоки по-прежнему учатся по трактату Ла Гериньера, который был написан в 1735 году. Каприоль, крупада, курбет… Манеры, фигуры не изменились с тех времен, когда их исполняли перед «королем-солнцем».
– Многие принципы правосудия восходят к древним временам, – сказала Наташа. – Меня поразило, что ты интересуешься классической литературой. Ты читала «Илиаду»? Там наверху есть. Тебе может понравиться…
Но Сара покачала головой:
– Это только чтобы учить Бо. Пока нет Пап.
– Сара, можно тебя спросить? – Мак потянулся за тако и положил его в рот. – А какой во всем этом смысл?
– В чем?
– Все эти премудрости. Чтобы твои ноги были в строго определенном положении. Чтобы ноги лошади двигались точно так или этак. Чтобы ее голова была повернута точно туда. Другое дело прыжки или скачки. Я наблюдал за тобой в парке. Ты повторяла одни и те же упражнения, снова и снова. Какой в этом смысл?
Вопрос ее поразил, заметила Наташа, будто был еретическим.
– Какой смысл? – переспросила Сара.
– Повторять все эти движения так маниакально. Выглядит мило, но я не понимаю цели. В большинстве случаев не понимаю даже, чего ты хочешь достигнуть.
После мытья на мокрых волосах девочки остались бороздки от расчески. Она пристально на него посмотрела:
– Зачем вы все время снимаете?
Он улыбнулся: вопрос ему понравился.
– Потому что надеюсь, следующий снимок будет лучше.
– И я тоже могу сделать лучше. – Сара пожала плечами. – Мы можем сделать лучше. Стремимся прийти к абсолютному взаимопониманию. Это достигается легким давлением пальца на поводья или почти незаметным перенесением веса. Каждый раз это по-новому. Он может быть в плохом настроении, я могу быть усталой. Или грунт может быть мягче. Это не столько техника, это два разума, два сердца пытаются понять друг друга. Это о том, что происходит между вами.
Мак поднял бровь и посмотрел на Наташу:
– Мне кажется, мы поняли.
– Он скоро туда вернется, – весело заверил Мак, – после небольших каникул. А мы станем плохим воспоминанием, о котором можно будет рассказать друзьям.
– Мне кажется, – продолжала Сара, словно не слышала его, – ему будет плохо без меня целую неделю.
– Мы все это уже обсудили. – Наташа почувствовала растущее раздражение, и это отразилось в ее тоне. – Даже если бы он остался в Лондоне, ты не могла бы видеться с ним. Здесь, по крайней мере, за ним будут ухаживать. Уймись, Сара… – Она не хотела показывать досаду, но слишком устала.
Сара собралась уходить, но обернулась.
– Вы продаете дом? – спросила она на пороге. – Я слышала, что вы говорили, когда была в ванной.
В таком маленьком доме трудно держать что-то в тайне. Наташа посмотрела на Мака.
– Да. – Он тяжело вздохнул. – Продаем.
– Куда переезжаете?
Он подбросил спичечный коробок и поймал его.
– Я, наверное, куда-нибудь в Ислингтон. Куда Наташа – не знаю. Но ты не должна волноваться. Это случится не скоро. К тому времени дедушка вернется домой.
Сара замешкалась в дверном проеме:
– Вы уже не вместе, да?
Это прозвучало скорее как наблюдение, чем вопрос.
– Да, – подтвердил Мак. – Живем вместе ради детей. Ради тебя, между прочим. – Он бросил книгу Саре, она ее поймала. – Слушай, не беспокойся за нас, – сказал он, заметив ее тревогу. – У нас дружеские отношения, и мы готовы жить под одной крышей, пока все не придет в норму. Да, Таш?
– Да, – хрипло отозвалась Наташа.
Сара смотрела на нее; показалось, что девочка видит ее насквозь, и Наташе стало неловко.
– Я сама позавтракаю. – Сара запихнула книгу под мышку. – Хочу прийти пораньше в конюшню, если вы не против.
И удалилась по узкой скрипучей лестнице в свою спальню.
Первую ночь в новом лондонском доме Мак и Наташа провели на матрасе на пыльном полу. При переезде из ее квартиры болты, соединяющие две части диван-кровати, потерялись. Уставшие за день после распаковывания вещей, они бросили матрас напротив камина в гостиной и накрылись пуховым одеялом. Она вспомнила, как лежала в его объятиях под голым окном, выходящим на темную улицу, где-то далеко в ночном небе летел самолет. Вокруг громоздились поставленные друг на друга коробки, которые останутся неразобранными еще пару месяцев. Чужие обои, странное чувство, что они спят в доме, который купили, но который не был их. То, что они ночевали как в палатке, только усиливало чувство необычности и нереальности. Наташа лежала без сна, и ее сердце учащенно билось. Она не знала, что с ними будет, каким станет дом, но наслаждалась мигом счастья, которое, как она уже тогда знала, не продлится долго.
Его рука на ее теле, простор старого дома наполняли ее чувством, что они могут все. Словно это была точка, с которой начнется что-то такое же бесконечное, как космос. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, головокружительно красивого мужчину, погладила его спящее лицо, осыпала поцелуями, пока он не проснулся и, удивленный, со сладким стоном, не прижал ее к себе.
Наташа налила полный бокал вина. Уставилась в телевизор, плохо соображая, что смотрит. Она чувствовала себя беззащитной и поняла с ужасом, что плачет. Отвернулась от Мака, заморгала и сделала большой глоток из бокала.
– Эй, – сказал Мак тихо.
Она не могла повернуться. Не умела она плакать незаметно. Нос, наверное, покраснел. Она слышала, как он встал, прошел через комнату и закрыл дверь. Потом сел и выключил телевизор. Она выругалась про себя.
– Ты в порядке?
– Да, – сказала она поспешно.
– Не похоже.
– Но это правда. – Она снова отпила из бокала.
– Она тебя расстроила?
Наташа выпрямилась:
– Нет… Лошади, да и девочка-подросток у тебя дома, – это изматывает.
– Все запуталось. – Он кивнул. – Да? – Улыбнулся.
Не любезничай, подумала она. Не надо. Прикусила губу.
– Это из-за дома?
Она постаралась придать лицу выражение беспечности.
– Ох… Никто и не ожидал, что будет просто.
– Я тоже не в восторге, – заметил он. – Люблю этот дом.
Они сидели молча, глядя на огонь. Снаружи деревенский коттедж окутала темная ночь, приглушившая все звуки и свет.
– Столько трудов, – сказала она. – Годы планирования, ремонт, мечты… Трудно свыкнуться с мыслью, что все достанется чужим людям. Не могу забыть, каким он был, когда мы впервые его увидели: развалина, но с большим потенциалом.
– У меня сохранились фотографии, – признался он.
– Фото, на котором ты кувалдой пробиваешь заднюю стену, весь в пыли…
– Странно, что там будут жить другие люди и они ничего не будут знать, как мы все восстанавливали или почему вставили круглое окно в ванной… – Мак вдруг замолчал.
– Столько трудов. А потом ничего. Обычная жизнь. – Она знала, что из-за выпитого вина может сказать больше, чем хотелось бы, но не могла остановиться. – У меня такое чувство… будто оставляю там часть себя.
Он встретился с ней взглядом, и она отвела глаза. На решетке сдвинулось полено, и искры устремились вверх по дымоходу.
– Боюсь, – сказала она скорее сама себе, – не смогу вложить столько души в какое-то другое жилище.
Наверху Сара выдвинула и закрыла ящик. В гостиной потрескивали дрова.
– Прости, Таш.
Он нерешительно нагнулся и взял ее за руку. Она с удивлением смотрела на их переплетенные пальцы. У нее перехватило дыхание от ощущения его прикосновения, забытого и знакомого.
Она убрала руку и покраснела.
– Вот поэтому я редко пью. – Наташа встала. – Длинный был день. Думаю, все чувствуют то же самое, когда продают дом, в котором прожили годы. Но это всего лишь дом, правда?
У Мака было задумчивое лицо, но о чем он думал, сказать было трудно.
– Конечно, – сказал он. – Это всего лишь дом.
Глава 12
Боги наградили человека истинным талантом обучать другого человека с помощью речи и рассуждений, но очевидно, что обучить лошадь с помощью речи и рассуждений нельзя.
Ксенофонт. Об искусстве верховой езды
Несмотря на сильную усталость, Наташа спала урывками. Деревенская тишина действовала угнетающе. Мешало присутствие Сары и Мака в маленьком доме. Она слышала скрип дивана внизу, когда он переворачивался, звук босых ног, когда Сара рано утром пробиралась в ванную. Ей казалось, она даже слышит, как они дышат, и гадала, значит ли это, что Мак тоже слышит каждое ее движение. Она засыпала и просыпалась от кошмаров. Ей снилось, что они с Маком ссорятся или что дом наводнили чужие люди. Наконец, когда забрезжил рассвет и над деревьями встало оранжевое северное солнце, она позволила себе открыть глаза. Она успокоилась, словно обстоятельства усмирили ее разум. Еще полежала в постели, уставившись в светлеющий потолок, потом накинула халат и встала.
Она не будет думать о Маке. Расстраиваться из-за дома глупо. Если думать о прикосновении руки, можно сойти с ума. Она напилась и потеряла контроль над собой. Бог знает, что бы сказал Конор, если бы ее увидел.
Посмотрела на часы – четверть седьмого. Услышала, как включилось и загудело центральное отопление. Наташа смотрела на закрытую дверь своей спальни, словно могла видеть сквозь нее, как в комнате напротив спит Сара.
Я вела себя как эгоистка, подумала она. Сара не глупа и чувствует, что мне некомфортно. Каково это – потерять все и целиком зависеть от чужих людей? Благодаря деньгам, своему возрасту и положени Наташа дает Саре то, что та вряд ли могла бы когда-либо получить. Наташа решила несколько ближайших недель изображать друга, подавляя врожденную сдержанность и недоверчивость. Она сделает так, чтобы это короткое пребывание было полезным. Невелика жертва с ее стороны, и она того стоит. Если уделять Саре больше внимания, ей, Наташе, может быть, будет легче пережить присутствие Мака. И больше не допустить положения, в котором она оказалась вчера.
Кофе, решила она. Нужно приготовить кофе и насладиться часом покоя.
Наташа осторожно отворила дверь и вышла из комнаты. Дверь спальни напротив была приоткрыта. Какое-то время Наташа смотрела на нее, потом, подчиняясь внезапному порыву, слегка толкнула ее. Все матери так делают, сказала она сама себе. Во всем мире матери открывают двери, чтобы посмотреть, как спят их дети. Она может даже отчасти почувствовать то, что чувствуют они. Только отчасти. Почувствовать что-то, попытаться почувствовать что-то, было легче, когда девочка спала.
Вдруг зазвонил телефон, и она отдернула руку. Если кто-то звонит в такое время, ничего хорошего это не предвещает. Только бы не мама или папа, молила она невидимое божество. Только не сестры, пожалуйста.
Голос был незнакомый.
– Миссис Макколи?
– Да?
Проснулся Мак. Она видела, как он вскочил с дивана.
– Это миссис Картер из конюшни. Простите, что звоню так рано, но у нас возникла проблема. Ваша лошадь исчезла.
– Как он мог выбраться? – Мак сидел и тер глаза. На нем была старая футболка, которую Наташа узнала, совсем уже застиранная.
– Она сказала, им иногда удается открыть засовы. Стучат по двери, пока засов не откроется. Я ее почти не слушала.
Бог мой, думала Наташа. Что мы скажем Саре? У нее будет истерика. Она обвинит их в том, что заставили ее привезти его сюда.
– Что будем делать?
– Муж миссис Картер объезжает на квадроцикле соседние поля. Она выводит свой внедорожник. Просит нас взять недоуздок и приехать. Боится, что он мог ускакать на шоссе. Возможно, он пропадает всю ночь.
Наташа дрожала, обняла себя за плечи.
– Мак, придется разбудить ее и сказать.
Мак потер лицо. По его выражению было видно, что он боится этого так же, как и она.
– Пока не будем. – Он натянул свитер. – Попробуем сначала его найти. Не стоит ее пугать, если он всего лишь на соседнем поле. Она вчера так устала. Будем надеяться, проспит, пока мы его не найдем.
Земля была покрыта изморозью. Когда они ехали по дороге, шины потрескивали на посеребренном гудроновом покрытии. Ехали медленно, с открытыми окнами, внимательно осматриваясь по сторонам в надежде увидеть или услышать большую каурую лошадь. Любая движущаяся тень в дальнем леске, каждый след на заиндевелой земле вселяли надежду. Наташа в уме составляла карту местности, пыталась предугадать намерения животного, которого она даже и не погладила ни разу.
– Бесполезно, – повторил Мак. – Из-за заборов ничего не видно, из-за шума мотора ничего не слышно. Выходим.
Они припарковали автомобиль в центре деревни. У церкви, вспомнила Наташа, имелась возвышенность, откуда видна большая часть долины. В кармане остался бинокль Конора, но Наташа сомневалась, что сумеет отличить нужную лошадь от какой-нибудь другой.
Уже совсем рассвело, но воздух был по-прежнему холодным, и она замерзла. В спешке накинула пальто на футболку, и теперь, когда было около нуля, одежда ее не защищала.
Мак забрался на крышу склепа на церковном кладбище и всматривался в даль, щурясь от низкого солнца. Когда Наташа отдавала ему бинокль, он заметил, что она дрожит.
– Ты в порядке?
– Замерзла немного. Мы собирались в спешке.
Вдруг она подумала: что, если Сара проснулась? И уже обнаружила, что конь исчез?
– Держи. – Он снял шарф и протянул ей.
– Тогда ты замерзнешь.
– Я не чувствую холода. Ты же знаешь.
Она взяла шарф и укуталась. Он был еще теплым от его тела и пропитан его запахом. У нее закружилась голова, и, чтобы не выдать себя, она пошла к ступенькам перелаза. Ей был слишком знаком этот аромат – цитрусовые и травы. Его мужественность. Какой мазохизм! Она сорвала шарф и, убедившись, что Мак не смотрит, засунула его в карман. Подняла воротник.
– Я ничего не вижу. – Мак опустил бинокль. – Бесполезно. Он может быть где угодно. За высоким забором. В лесу. На полпути к Лондону. Мы не знаем, как давно он вырвался на свободу.
– Это наша вина, да? – Наташа обхватила себя за плечи.
– Мы пытались помочь.
– Ну да. И нам это до сих пор удавалось.
Она пнула землю и посмотрела, как крупинки инея тают на ее туфле. Он легко спрыгнул, взял ее под руку:
– Не кори себя. Мы просто пытаемся сделать все возможное.
Они переглянулись, обдумывая сказанное.
– Лучше вернуться. – Он прошел мимо нее к машине. – Может быть, миссис Картер его уже нашла.
Оба мало в это верили. Что-то ей говорило: там, где речь шла о Саре, простого исхода ждать не приходилось.
Они возвращались коротким путем в молчании. Если Мак и заметил, что на ней нет его шарфа, то ничего не сказал. В доме было тихо и темно. Они вошли бесшумно и обрадовались теплу.
– Поставлю чайник. – Наташа скинула пальто, встала рядом с плитой и стала греть покрасневшие пальцы на теплой поверхности.
– Что мы ей скажем?
– Правду. Может, она не закрыла засов. Может, это ее вина.
– Мне показалось, она за этим строго следит. Бог мой! – Мак погладил небритый подбородок. – Ну и вляпались же мы!
Наташа достала две кружки и начала заваривать кофе, краем глаза наблюдая через дверной проем, как Мак мерит шагами комнату. Он подошел к окну и раздвинул шторы. Помещение наполнилось серым светом, проступили следы вчерашнего вечера: немытые бокалы с остатками вина и прогоревшая зола на каминной решетке.
Сначала кофе, подумала она. Потом она позвонит миссис Картер. Потом разбудит Сару.
– Таш?
Инстинктивно она стиснула зубы. Когда он перестанет называть ее так?
– Таш?
– Что?
