Клятва на стали Хьюлик Дуглас
Я целил в того, что был с топорами, – в голову. Я не рассчитывал попасть даже при удачном броске. Мне было нужно только, чтобы они отследили угрозу при свете луны и отреагировали. Они не подвели.
Топоры отступили и уклонились, чтобы нож пролетел мимо, тогда как напарник пригнулся. К несчастью для Топоров, движение вынудило их опустить оружие в попытке урезать профиль. Это открыло брешь, на которую я надеялся.
Я сделал выпад, метя Топорам в корпус, и быстро, на середине движения, перенаправил клинок на Резуна с булавой, который вздумал воспользоваться моей атакой и подойти с незащищенной стороны.
Рапира проехалась по плечу и груди Булавы, после чего инерция насадила его на лезвие кадыком. Сталь на мгновение застряла в хряще, затем я выдернул клинок и чирканул им, распарывая шею и в то же время заполошно пятясь от топора, который уже летел в мой череп.
Человек с топорами был проворнее, чем я ожидал. Первый пролетел так близко, что при дневном свете я бы увидел свое отражение. Что до второго, тот не заставил себя ждать и описал дугу слева.
Я вскинул рапиру, но знал, что этого будет мало: стойка слаба, клинок наставлен не туда. Не думая, я поднял пустую левую руку. При удаче лишусь пары пальцев; большим везунчиком я себе не казался.
Затем топор дрогнул и замер на полпути.
Ликование на лице нападавшего мгновенно сменилось растерянностью. Почти сразу на нем нарисовалась гримаса боли, когда рука пошла назад, а на боку расцвели кровавые пятна – в одном, двух, трех местах.
Он взвыл. Топор выпал.
В тот самый момент я заметил клок тени, стремительно обогнувший его локоть, как будто кто-то невидимый перехватил сустав и лишил Топоров точки опоры, чтобы зарезать без труда.
«Не советую расслабляться, – сказала она в погребе. – Ты помечен».
Проклятье! Нейяджинка!
Я отпрянул, едва Топоры завалились, и стал высматривать маслянистые сполохи смазанного движения. Там, откуда я снялся, главный закуреец уже стоял на коленях: рука с мечом безвольно повисла, окровавленный меч прикрывал дыру в груди. Его напарник взлетел на половину высоты противоположной стены и сучил ногами, вцепившись в веревку, которая тянулась от его шеи к крыше. Я не увидел никого с другого ее конца, но это не помешало человеку рывками подниматься все выше.
Значит, убийца не одна. Замечательно. И вот он я, помеченный, что бы это ни значило.
Я выставил рапиру, помедлил и резко развернулся, рассудив, что ассасину не найти лучше места, чем за спиной. Должно быть, им тоже был известен этот трюк, потому что с участка, к которому я только что стоял передом, мне набросили на голову мешок.
Я спешно завел рапиру под левую мышку и ударил за спину. Острие встретило пустоту. Я вертанулся вправо и двинул локтем руки, в которой держал клинок. Попал во что-то мягкое. Я улыбнулся, услышав над ухом удивленный выдох.
Затем острая кромка стали нашла мое горло, и я застыл.
– Я же сказала, что ты помечен, джеффер ани, – прошипел знакомый голос, лишь чуть осипший после встречи с моим локтем. – Бросай свое железо.
Я разжал руку, и рапира звякнула о мостовую.
Клинок убрался и в следующий миг сменился чем-то тяжелым, соприкоснувшимся с затылком. Я пошатнулся, рухнул и притих. Мне не хотелось торопить события. Я лишь надеялся не блевануть с мешком на голове.
– Вяжите, и понесли, – раздался откуда-то сверху мужской голос. Тонкий, но привыкший командовать.
Я не смог бы сопротивляться, даже если бы захотел; все вокруг пошло кувырком. В памяти отложилось, что мне связали запястья и щиколотки, а также четкое ощущение того, что меня несли. Похоже, что недалеко, но световых сполохов в голове хватало, чтобы я не был в ладах со временем.
Чуть позже звуки приблизились, и стало ясно, что мы в помещении. Закрылась дверь. Меня положили на пол. По мне зашарили руки, извлекая сталь, расстегивая перевязь и ощупывая кисет. Я замер, когда пальцы добрались до участка дублета, где был зашит пакет Джелема, но те без задержки двинулись дальше. От мешка пахло яблоками.
Мои путы перерезали.
Я подождал, пока угаснут огни в голове, после чего потянулся и снял мешок.
В комнате было темно и пусто: только я посреди и мое оружие, сваленное в углу. И Ангелы знают сколько убийц, которых я не мог различить ночным зрением.
Я медленно сел и потер затылок. Ладонь осталась сухой – уже спасибо. Я пару раз глубоко вздохнул и снова огляделся. Вон там как будто контуры ступни, а там – еле видный изгиб… ножны? Согнутая нога? Трудно сказать.
Я рассматривал то ножны, то ступню. Потом швырнул в ноги пустой мешок.
Налет движения, намек на смазанный янтарный блик – и ступня убралась. Важнее было то, что мешок изменил направление на полпути, будучи либо блокирован, либо срезан. В любом случае я понял, чего ожидать.
Я посмотрел на мое оружие. Да, откровенная приманка.
Положил руки на бедра и молвил:
– Я не дурак.
– Вижу, – отозвался тонкий мужской голос. Он прозвучал сзади, где прежде не было ничего, кроме голой стены, которая и осталась, когда я обернулся. – Но лучше удостовериться.
– Будь уверен, я не схвачусь за клинки.
– Это я тоже вижу.
Молчание.
– Ну? – спросил я.
И они приступили ко мне.
Не все сразу, но быстро, один за другим. Янтарные мазки, промельки движений – кисти, ступни, колени, локти. Я вертелся как уж на сковородке, опрокидываясь и уворачиваясь от ударов реальных и мнимых. Пригнуться под рукой тут, уклониться от корпуса там, отшатнуться из-под замаха скорее наудачу, чем обдуманно, и на закуску врезать разок-другой. Однажды даже попал, пускай и по касательной. Меня вознаградили удивленным хмыком.
Все это время я старался как мог, напрягая ночное зрение. Не может же быть, чтобы я засекал только движение, – увидел же ногу, когда еще было тихо; приметил же эти ножны или хрен их знает что там было такое. Ведь должен быть способ вычленить их и выудить из ночи, в которую они облеклись. Неужто нет?
Я все еще всматривался, когда стопа впечаталась мне точнехонько в грудь. На краткий миг между ударом и реакцией тела я различил силуэт нейяджинки: нога выставлена, корпус отведен, рука направлена в пол для усиления толчка. Затем она исчезла, а я завалился навзничь. Приземление вышло жестким, и я не столько покатился, сколько скорчился.
– Джеффер ани, – сказали из темноты ледяным тоном.
– Ариба… – произнес мужчина, назвав мою противницу по имени. В его голосе было поровну предупреждения и гнева.
Девица фыркнула и даже не потрудилась приглушить шаги, отходя от меня.
Значит, проверка. Но для меня или для них?
Я прерывисто вздохнул, не ведая, как много выдержу еще, зато доподлинно зная, сколько хочу.
Затем сел и упокоил руки на коленях.
– Довольно, – проговорил я, заставляя себя расслабиться и не нарываться опять. – Я не собираюсь развлекать вас танцами в темноте. Хотите отметелить – давайте, но я отказываюсь быть учебной мишенью.
– Будь это «танцем», имперец, ты был бы покойник, – возразил мужчина, теперь уже справа. Он обходил меня. – Я просто хотел проверить то, что слышал о тебе.
– Например?
Молчание во тьме. Затем:
– Зажгите фонарь.
Я закрыл глаза и пригнул голову. Мигом позже звякнул кремень. Вскоре я уловил огонь свечи сквозь сомкнутые веки. Медленно разлепив их, я вбирал свет, сменивший ночное зрение, пока жжение не прошло.
Их было трое. В темноте мерещилось, что больше. Они обступили меня плотным треугольником.
Я почему-то ожидал, что нейяджинка окажется в черном, но все они были в одеждах насыщенного, чуть не мерцавшего цвета индиго. Двое носили куфии, а женщина, судя по контурам одеяния, предпочитала тугой тюрбан. Все прикрывали нижнюю часть лица свободными концами своих головных уборов. Ступни и кисти были обнажены, но обладали тем же глубоким, полуночно-лиловым оттенком, что и наряды. Краска или что-то другое?
Фигура передо мной присела на корточки. Одежда этого мужчины была роскошнее и в то же время более изношена, чем у других; поверх нее был накинут балахон из той же материи.
Он отвел свободный конец куфии, обнажив бесцветные рот и подбородок. Последний зарос грубой белой щетиной, и когда человек улыбнулся, я мигом представил себе скалящегося шакала. Косматые седые брови, тронутые синькой, нависали над темными очами в покрасневших глазницах.
– Я, разумеется, хотел выяснить, обладаешь ли ты темным видением, – сообщил он тем же тонким и скрипучим голосом, каким говорил на улице. – И можем ли мы похитить его у тебя.
21
– Похитить? – повторил я, невольно отпрянув.
Стоявшие за стариком нейяджины переступили с ноги на ногу, а сам он лишь шире осклабился в своей хищной улыбке.
– Ага, – кивнул он. – Значит, у тебя все же есть что-то ценное. Отрадно увериться.
Сукин…
– Да не волнуйся, – махнул рукой старый убийца. – Будь ты привилегированным или даже обычным джанийцем, я знал бы расклад и с чего начинать. И как закончить, если на то пошло. Но с имперцем? – Он покачал головой. – Не знаю, чем обернется.
– Я же тебе говорила, дедушка, – вмешалась Ариба. При свете выяснилось, что взгляд ее был так же беспощаден, как голос. – Подобен Львам, но не из их числа.
– Помолчи, детка, – ответил тот, не оборачиваясь. – Тебя взяли из одолжения. Дай взрослым поговорить.
Я посмотрел на нее. Мне было трудно считать ее «деткой» после того, что я наблюдал в туннеле – движения, повадку вообще и тембр голоса, не говоря об округлостях, которые я начал замечать под одеждой. Ей тоже, если судить по резко напрягшейся спине. Однако она отвела глаза и умолкла.
Престарелый убийца вздохнул и уселся на пятки.
– И все же, несмотря на дурные манеры, моя внучка права: ты обладаешь темным видением или чем-то подобным. Я сомневался, что такое возможно вне двора деспота, но… – Он обвел рукой помещение, обозначив следы нашей битвы на грязном полу. – Ты ведь не чародей? Это намного упростило бы дело.
– Нет, извини. Всего-навсего вор.
– А, хорошо.
– Ты учел возможность того, что мое «темное видение» может быть не тем, о чем ты думаешь? Что я могу быть просто большим молодцом?
Ариба фыркнула из-под тряпицы. Я пропустил это мимо ушей.
– Прошу покорно, – отозвался дед. – Не для того я спас тебя от людей Жирного Кресла, чтобы ты лгал. Мне известна разница между навыком и темным видением, и это видение у тебя есть, имперец.
Он постучал двумя пальцами под собственными глазами.
– А у тебя нет. Но ты умеешь от него прятаться. – Я посмотрел на женщину. – Не связано ли это с мерцанием ламп в винных погребах и ветром, которого никто не чувствует?
Хотя глаза расширились у нее, спросил дед:
– Что ты увидел?
– Мало ли. А что я был должен увидеть?
– Какая разница, если не сработало?
– Сдается мне, что вся эта встреча происходит из-за того, что не сработало, а потому да, разница есть.
Старик поднял руку, и нейяджин подал ему бурдюк с водой.
– Файзал, позаботься, чтобы нам не мешали, – велел старший.
Мужчина поклонился и вышел. Ариба со старым убийцей остались, где были.
Старик вынул пробку, глотнул и протянул бурдюк мне:
– Будешь?
Я хотел отказаться, но жажда пересилила. Я взял бурдюк, отпил. Вода почти обожгла и показалась небывалым блаженством.
Я вернул бурдюк, и старик приложился еще, потом вставил пробку.
– Насколько я могу судить, – произнес он, – ты не должен был видеть ничего. Или почти ничего.
– Что ты имеешь в виду?
– Как описать то, чего никогда не видел? – тарик повел плечом. – Нам известно лишь то, что колдовство, к которому мы прибегаем, обманывает всякое зрение – и обычное, и ночное, благодаря чему наша одежда работает еще лучше.
– Лучше? – переспросил я. – Лучше, чем что?
Он пристально посмотрел на меня, после чего, не сводя с меня глаз, повернулся к Арибе:
– Как думаешь, внученька? Как нам ответить на его вопрос?
– Я думаю, что нейяджины строго хранят свои тайны, – отозвалась она; впрочем, нет – процитировала: – «Мы ходим во тьме, почитая тьму; мы правим ночью, исторгая ночь».
– Правильно, – сказал старик. – Но я спросил не о том, чему тебя учили, а о чем ты думаешь. Если бы я хотел попугайского повторения правил, научил бы птицу. Или обратился к Файзалу.
Внучка ответила напряженным молчанием. Затем произнесла:
– Он имперец. Не только не нейяджин, но даже не джаниец. Он чужак.
– Но у него есть кое-что нужное нам, и он не дурак. Как же быть?
– Мы заберем это.
– А как ты заберешь то, чего не понимаешь и не можешь потрогать?
Ответа не было.
Лицо старика стало горестным.
– С такой диковиной, если ею не владеть, не справиться ни клинком, ни ногой. Подумай, девонька! Иногда приходится делиться секретами в обмен на другие. – Он негромко прицокнул и мягко добавил: – Твоя мать поняла бы это без лишних слов.
Ариба уловила намек. Ее взгляд застыл, а плечи слегка поникли. Старый упрек – и старая рана.
Старик мог быть отменным ассасином, но это не мешало ему по-скотски обращаться с внучкой.
– Когда мы пробуждаем силу наших одежд, – молвил он, – мы притупляем и силу твоего темного видения.
Я снова посмотрел на их с Арибой одеяния, словно мог распознать в них нечто магическое. Одежда, которая действовала как переносной глиммер, была известна – я сам наблюдал плащи, твердевшие при нападении, и шарф, способный распускаться и связываться в тонкую веревку. Но ткань, противодействующая ночному зрению? Не просто редкость, а нечто, зараза, исключительное.
– Как это возможно? – спросил я. – Если вы не умеете пользоваться… темным видением, то откуда вам знать, как его обмануть?
– Я не знаю, как человек живет, дышит и срет, но знаю, как его убить, – неужто большая разница?
– Она самая.
– Может быть, ты и прав. – Старик фыркнул. – Но так было веками – кто я такой, чтобы спорить?
– Веками, – повторил я. – И за все это время вы так и не захватили ни одного…
Я пощелкал пальцами, прикинувшись, будто забыл название и интересуюсь сугубо для порядка.
– Львы Арата, – сказала Ариба.
– Да – ни одного из Львов Арата? Вы шаритесь здесь веками, но так и не поймали никого, чтобы узнать о темном видении?
– Поймали? Конечно. И многих.
– И ни один не заговорил?
Старик отвернулся.
– Расскажи мне о них. – Я положил в рот очередное зерно.
Старый убийца долго обшаривал меня изучающим взглядом.
– Что тебе известно о нейяджинах? – спросил он наконец.
– Мне казалось, мы говорим о Львах.
– Для разговора об одном необходимо понять другое.
– Ладно, – пожал я плечами. – Мне известно, что вы не видите в темноте.
– И все?
– И еще то, что вы чертовски ловко управляетесь с волхвами и их тенями.
Проблеск улыбки.
– Тебя это огорчило?
– Причинило неудобства. Я вел с ними дела. Вдобавок пострадал мой человек.
– А ты порезал Арибу, – парировал он. – У нас тоже были дела. Мы оба те, кто мы есть.
– А кто вы есть?
Старик вынул пробку и надолго припал к бурдюку.
– В стародавние времена? Охотники за демонами… за джиннами. В эпоху Медных Халифатов и при первых деспотах нашей обязанностью был суд над теми волхвами, которые водились с духами тьмы.
– Суд?
– Да, смертный, но не только. Мы привнесли законы небес и людей в заповедные области духа и дыма. Мое племя давным-давно научилось упаковывать чары в морщины и складки одеяний. Маги не видели нас, а коль скоро не удавалось им, не сумели и слуги.
– То есть джинны, – уточнил я, вспомнив слова Рааза.
– Я говорю о духах воздуха, песков, зноя и ночи – джиннах, ифритах и ангелах бесплодных земель…
– Ангелах? – переспросил я и сел прямее.
– Нет, не о фикциях, которым поклоняется твой народ. – Ассасин улыбнулся и покачал головой. – Речь идет о подлинных сущностях – духах, которые рыщут в забытых местах и повреждают людское сознание так, чтобы вселяться в пустую оболочку и сеять хаос среди живых.
– Ваши ангелы отличаются от наших.
– Как я сказал, наши реальны, и мы охотились на них и тех чародеев, которые низводили их с небес и возносили с земли. Мы нейяджины – коса, косившая джиннов. Или, по крайней мере, были таковой, пока другие не овладели искусством наложения пут. – Он снова отпил из бурдюка и сплюнул в тень. – Как чародеи научились сковывать духов тьмы, так деспот с его волхвами научились сковывать магов.
– Ты хочешь сказать, что эти штуковины на запястьях настоящие? – спросил я, вспомнив железный браслет, который Рааз показал мне, когда мы шли навстречу беде. – Я думал, что это просто символы.
– Теперь-то – да, в основном, но изначально браслеты были по-настоящему заговоренными. Деспот Инайя…
– Будь проклято ее имя, и трижды снова, – вмешалась Ариба, явно следуя некой прописи.
– И ее Верховные Волхвы…
– Сыны трехногих собак!
– …Поставили перед нейяджинами задачу найти и сковать разного рода чародеев и магов, обитавших в Деспотии. И мы подчинились. Это не было ни легко, ни приятно, но деспот, когда уже многие волхвы были прикованы к ней, начала собирать их в талы, или школы. Все они оказались под ее покровительством, но оно не было постоянным – в одном году милости изливались на одну школу, а в следующем уже восходила звезда другого тала. Неизменным оставалось одно: волхвы, надевая браслеты, вступали в талы.
– Она использовала свою поддержку, чтобы сеять раздор, – пусть талы строят заговоры против друг дружки, нежели против нее, – договорил я.
О, Кристиане пришлась бы по душе эта правительница.
– Да. – Старик кивнул. – Со временем, когда вахик-талы обустроились, а волхвы приучились искать у деспотов покровительства и продвижения по службе, надобность в браслетах пошла на убыль. Железные и серебряные оковы стали данью заветам и традиции – символами, которые имели над волхвами и их учениками власть большую, чем любые драгоценности и заклинания. Браслетами чести.
– Чести, которой деспоты сполна удостоили волхвов, лишив ее нас, – выпалила Ариба, и это не показалось заученным текстом. – Мы, нейяджины, когда-то скопом причисленные к добродетельным и увенчанные огромнейшими тюрбанами из рук самих калифов, были обречены пресмыкаться перед министрами за ленты и перед секретарями – за жалкие цепочки.
Дед снова оглянулся на нее, но теперь в его глазах мелькнула гордость.
– Она говорит правду, – молвил он. – Нас, кто по велению деспотов охотился за джиннами и их заклинателями, подвергли опале. Волхвы, оказавшиеся в фаворе, немедленно вспомнили о нейяджинах – так, как змея помнит сокола. Мы считали себя слишком ценными и чересчур уверились в своем положении, но когда…
– Вас отправили на помойку, – сказал я.
– Нас затравили и загнали туда, – отозвался старик, рассерженный сравнением.
Я сел поудобнее и крякнул, едва в седалище восстановился кровоток. Покуда старый убийца разглагольствовал, я начал приходить в себя и усталость уже накатывала валом. Ахрами на большее не хватало, и я постепенно осознавал, как мало у меня осталось сил после тьмы, поединка и миль, покрытых за полтора дня.
– Послушай, – проговорил я, опершись на бедра. – Я люблю историю. Честное слово. Особенно такую. Но меня отделали до усрачки, и не только вы. Я буду признателен, если ты перейдешь к Львам Арата и моему ночному зрению.
Старик стал чернее тучи, а девица чуть не лопнула от злости, и я попытался взбодриться мыслью, что осквернил драгоценное предание пары убийц. Не вышло. Вместо этого я подавил зевок и потер лицо.
– Львы, – сказал старый ассасин, – были посланы охотиться за охотниками. Это гвардейцы и агены деспота, которым даровали способности и видение джиннов для действий в ночи, когда мы были слепы. Они преследовали нейяджинов веками, используя новообретенную милость для травли нас, – сперва разгромили наши племена, затем рассеяли и перебили наш клан. Когда они наконец остановились – когда наши ряды сократились настолько, что выследить нас стало трудно, – мы представляли собой немногим больше, чем горстку семей и общин. К тому времени мы так привыкли к тени, что там и остались, обратившись к заказным убийствам. Мы больше не мечтали ни важно шествовать по улицам, ни заседать в высоких советах – нам было ясно, где безопаснее. – Старик подвигал челюстью, пережевывая былое и гнев. Затем посмотрел на меня. – Но ты можешь изменить положение дел.
– Я? – Моему удивлению не было предела. – Но как? Вас почти невозможно рассмотреть в темноте. И вы сражаетесь вслепую лучше, чем все, о ком я слышал. Конечно, видеть здорово, но…
– Бесполезен, – бросила Ариба. – Он бесполезен, дедушка.
– Он просто не понимает.
– Что тут понимать? Он видит, а мы – нет.
– Да, но он не увидел тебя в туннеле, – заворчал старик. – Подумай. К чему он привык? Почему проиграли мы, способные двигаться незримо для его глаз? Встань на его место; думай, как он.
– Я не… – начал было я.
– Помолчи, пожалуйста. – Старик поднял руку, не глядя на меня. – Пусть девочка учится.
Я подавил негодование, но решил не испытывать судьбу.
– По-моему, поняла, – сообщила Ариба чуть погодя.
– Тогда объясни имперцу, чтобы понятно было всем.
– Может быть, Львам Арата нас и не видно, но мы видим еще меньше. – Ариба устремила на меня взгляд своих черных глаз. – Нам не заметить ни ухаба, ни перевернутого стула, ни мусорной кучи посреди переулка, когда там кромешная тьма. Им нипочем даже пасмурная ночь в темнейшей из комнат, тогда как мы зависим от милости звезд и луны. Мы хороши настолько, насколько нам позволяет мрак, а они… – Она помедлила, подбирая слова. – Они хороши благодаря своему зрению.
Дед улыбнулся ей и поворотился ко мне.
– Когда мы были в почете у деспота и охотились за отступниками, нам хватало наших приемов и мелкой магии. Но справиться c волхвами и их прихвостнями, которые находятся под защитой Деспотии? В удачные дни нам удается сыграть вничью; в остальные мы стараемся не пересекать пути Львов. Однако сумей мы видеть, как ак’кер джиним? – Он улыбнулся холодно и беспощадно. – Тогда мы напомним Верховным Волхвам, почему они боялись нас в стародавние времена; еще разок расшевелим сердце – или хотя бы кишки – деспота. Обладай нейяджины темным видением, наш путь к искуплению и возрождению племени был бы расчищен.
Я переводил взор со старика на девицу, с убийственного блеска в его глазах на строгий, осуждающий взгляд внучки – и взвешивал варианты. Меня не устраивал ни один. Никакие адские силы не помогли бы мне ни пробиться с боем, ни дать им то, чего они хотели. Я прикинул, что бы такое соврать, но не придумал ничего, что помогло бы мне выйти в дверь – по крайней мере, целиком. Я был ответом на мольбу, которую они даже не смели высказать. Но теперь, когда обрели меня?
Когда дело касалось ночного зрения, я лгал привычно и тем успокаивался, но нет, сейчас я понимал, что только правда позволит мне выбраться отсюда целым и невредимым. Как таковая она меня мало заботила, но куда денешься?
– Я не могу вам помочь, – сказал я.
Рука Арибы соскользнула с бедра и задержалась у кривого сгущения тьмы на поясе. Моя потянулась к сапогу и нащупала пустоту. Опа! Она забрала свой кинжал.
– Не можешь или не хочешь? – спросила она, коснувшись рукояти.
– Не могу. Цена передачи слишком высока.
– Цена? Какая цена? Ты либо сам владеешь секретом джинновых масел, либо знаешь того, кто владеет. Если дело в…
– Нет, – перебил ее дед. Теперь он изучал меня с видом вора, рассматривающего запертый сейф. Мне было плевать. – Прислушайся к тому, что он сказал: для него чересчур высока цена передачи. Речь не о том, чтобы научить, а о том, чтобы дать. Я прав, имперец?
– Если отдам, то лишусь, – кивнул я.
Он провел пальцем по бороде. Звук был как пемзой по пергаменту.
– Твое видение не угасает, да? Не покидает тебя, как Львов, когда минуют день и ночь?
– Нет.
– Тогда ты не обладаешь темным видением – во всяком случае, не в нашем понимании.
– Нет.
Снова шорох, снова пристальный взгляд. Затем отрывистый кивок.
– Ты не тот ответ, на который я рассчитывал. – Старик качнулся назад, вперед и вскочил на ноги. – Такой ты мне ни к чему.
Я тоже встал, с меньшими проворством и грацией.
– Что означает?..
– Ариба, ты позаботишься об этом? – Дед снова прикрыл лицо куфией.
– Позабочусь. – Та отвесила земной поклон.
Проклятье! Меня пускали в расход.
Я отступил на шаг. Сейчас в помещении было светло, и мне стало труднее, так как мы уравнялись. И все же он был стар, а она сидела; если мне удастся обогнуть его и быстро ударить Арибу в лицо, а после метнуться к оружию, то можно…
– Ариба проводит тебя до гостиницы, – изрек престарелый убийца, и шакалья улыбка отчетливо сквозила в голосе.
– Она сделает что? – переспросил я совсем не в манере, приличествовавшей Серому Принцу.
– Мы разделили воду и тайны, – пояснил старик. – Две основы жизни. И ты видел мое лицо. Поэтому мне приходится выбирать одно из двух, и я считаю тебя слишком ценным и находчивым, чтобы поставить на клинок. Я прослежу, чтобы ты благополучно вернулся к своим товарищам.
Наверное, сомнения явственно отразились на моем лице, потому что он поклонился и простер руку к двери позади меня:
– Прошу уважить мою честь как хозяина.
Читать бесплатно другие книги:
