Extremo (сборник) Ривера Луис

Ей было бы не легче. Она еще слишком молода, чтобы думать о потерях так, как думаешь ты. И для нее все вовсе не хрупко. Теперь у нее есть ты. Она в тебя верит. И для нее счастье надежно… Почти нерушимо.

Так вот и не разочаровывай ее. Иди и сделай все так, чтобы ей не пришлось огорчаться.

Пойду и сделаю… Но не сейчас. Пусть эта ночь будет нашей.

И они были вместе этой ночью.

Незадолго до рассвета змеелов осторожно, чтобы не разбудить девушку, встал с постели, которой им служили выделанные шкуры. Уже привычным движением развязал очередной узелок. Наскоро умылся и начал собираться в дорогу. Он намеренно тянул время, перекладывая вещи в мешке, плотнее подгоняя одежду, проверяя по десять раз, все ли он взял…

Когда откладывать больше было невозможно, он подошел к спящей девушке и осторожно присел рядом. Уже почти рассвело, но змеелов не мог заставить себя подняться. Он сидел, замерев и зажав ладонью рот… Словно чья-то прохладная ладонь начала тихонько поглаживать его сердце, время от времени слегка, почти нежно, сдавливая его. Он смотрел на девушку, на нежный овал ее лица, на чуть приоткрытые во сне губы, слушал ее легкое дыхание и думал о том, что ничего более прекрасного он в своей жизни не видел. И ничто ему на самом деле больше не нужно – просто сидеть вот так и смотреть на нее, когда она спит…

Наконец девушка проснулась. Она открыла глаза и улыбнулась той улыбкой, какой улыбаются очень красивые девушки ранним свежим утром, когда знают, что они любят и любимы. Но взгляд ее упал на лежащий рядом со змееловом собранный мешок, и улыбка погасла.

– Уже? – тихо спросила она.

Змеелов молча кивнул. Говорить он не мог.

Они в полном молчании дошли до ручья.

– Дальше не ходи, – сказал змеелов. – Возвращайся домой.

– Можно еще чуть-чуть? До скал. Честное слово, там я тебя оставлю. – Она умоляюще посмотрела на него.

– Хорошо.

И они пошли дальше, взявшись за руки, как дети.

– Я буду ждать тебя через пятнадцать дней. Я тоже сделала себе такую же веревку с узелками, – сказала девушка. – Каждое утро ты будешь развязывать узелок и думать, что я тоже сейчас делаю это. И с каждым развязанным узелком наша встреча будет ближе…

Змеелов тяжело вздохнул, но ничего не ответил. Что он мог сказать ей сейчас? То, что каждый развязанный узелок означает лишь одно – осталось одним днем меньше на то, чтобы найти неуловимую змею?

Зачем ей думать об этом? – спросил себя змеелов. Это твоя забота. А она пусть ждет. И вместе вы можете еще верить. Не так уж и много. Но и не мало. Раньше у тебя не было и этого.

Наконец они дошли до подножия скалы.

– Все. Здесь мы расстанемся.

– Хорошо. – Девушка опустила голову. – Как скажешь…

– Иди домой, – мягко сказал змеелов.

– Я хочу посмотреть, как ты уходишь.

– Хорошо, – сдался змеелов. У него не было сил спорить. Сердце невыносимо ныло. – Хорошо… Только, пожалуйста, не говори ничего больше. Просто молчи, ладно?

– Да. – Она прекрасно поняла его. Ей, женщине, можно было заплакать. Но не стоило сейчас пользоваться этим превосходством.

Он привлек ее к себе и поцеловал. Почувствовал всем телом ее хрупкость и гибкость, вдохнул ее запах и легонько оттолкнул. Резко повернулся и быстрым шагом двинулся на восток.

Глава 7

На перевале шел дождь.

Змеелов поворошил угли в костре. Он уже полдня сидел в небольшой пещере, даже не в пещере, а просторном углублении в скале. Идти сейчас куда-то было бы верным самоубийством. Поэтому, несмотря на спешку, он был вынужден сидеть на одном месте и с тоской смотреть на плотную серую пелену.

Снаружи завывал ветер и раздавались глухие раскаты грома. Буря расходилась не на шутку. Время от времени порывы ветра задували в укрытие змеелова, и тогда тяжелые струи дождя хлестали ему в лицо. В такие минуты он начинал опасаться за костер.

Змеелов плутал по скалам уже шесть полных дней. Сначала он думал, что старый охотник немного напутал, когда сказал, что по скалам придется идти три дня. Нетрудно ошибиться на день-два, особенно если прошло так много лет.

Но уже на пятый день бесконечного карабканья по отвесным скалам змеелов понял, что погрешность в расчетах охотника была не такой безобидной. Он начал всерьез бояться, что это путешествие может продлиться гораздо дольше, чем рассказывал охотник. А это означало, что шансов поймать змею в срок становится все меньше и меньше.

Утром шестого дня змеелов, развязывая узелок, надеялся, что за следующим перевалом увидит наконец ровные пески. К вечеру эти надежды рассыпались в прах.

И вот шел седьмой день. У него были вода и пища. Был огонь. У него оставались почти целыми обувь и одежда. Не было у него только одного – времени. Он ощущал кожей, как оно уходит, утекает от него. А вместе с ним уходит и надежда на благополучный исход.

Змеелов снова поворошил угли.

Если гроза не стихнет через пару часов, придется ночевать здесь, подумал он.

– Все оказалось не так просто, а, ловец змей? – спросил он себя.

– Да, пожалуй… Но кто же мог подумать, что старик совсем выжил из ума?

– Кто бы мог подумать? Не ты ли совсем недавно учил шута, что рассчитывать можно только на себя?

– Я рискнул.

– И, похоже, проиграл.

– Не причитай, – оборвал он себя. – Еще не все потеряно. Ты не ранен и не очень устал. У тебя еще есть десять дней. За это время можно успеть сделать очень много. Если не жаловаться и не корить себя, а делать дело. Соберись, ловец змей. Сражайся до последнего. Хотя бы ради нее. Помни: человек проигрывает только самому себе. Своей слабости и трусости. Больше ничто не может его одолеть. Так что перестань ныть. Лучше поспи. Тебе нужны силы.

Да, подумал он, но еще больше мне нужно время… А вот его-то у меня и нет.

Заночевать ему все-таки пришлось в пещере. Гроза и не думала стихать. Как будто весь мир решил встать на пути змеелова.

Но едва забрезжил рассвет, тучи, словно по волшебству, разошлись. Солнце выглянуло и весело блеснуло на мокрых камнях. Змеелов развязал узелок. Их осталось всего десять.

– Ты успеешь, – пробормотал змеелов. – Не можешь не успеть. На это права у тебя нет.

И снова его окружали только небо и серый камень. Змеелов шел, карабкался, полз, скользил, падал, потом вставал и снова шел, карабкался, полз… Он уже не выбирал более удобный для подъема склон, не выискивал звериных троп, не петлял, не обходил, не отступал. Он шел напролом.

Руки были содраны в кровь, колени и локти сбиты, все тело покрылось синяками. Но он не обращал внимания на боль. В голове была только одна мысль: вперед! Любой ценой, хрипя от напряжения и надрывая все жилы. Только вперед…

И случилось то, что всегда случается, когда мозг мутнеет, а глаза застилает красная пелена… Штурмуя очередной склон, змеелов поставил ногу чуть левее, чем это можно было сделать. Еще два дня назад он обязательно заметил бы эту небольшую щель между камнями. Но теперь, когда весь мир сузился до маленькой точки впереди, нога встала немного левее, соскользнула с мокрого камня и застряла в щели.

Змеелов заскрипел зубами от острой боли, пронзившей ногу, и еще больше – от досады. Он попался, как мальчишка. Попался тогда, когда никак нельзя попадаться!

Он осторожно высвободил ногу. Потом снял башмак и закатал штанину. Щиколотка посинела и распухла. Боль была невыносимой. Змеелов сразу понял, что вывихнул ногу и порвал сухожилия.

Он глухо застонал и ударил кулаком по камню. Вывихнуть ногу в скалах – все равно что вылить всю воду из бурдюка в пустыне.

– Как же ты мог?! – прорычал он. – Как ты мог?! Именно теперь! Из-за собственной глупости! Тупица! Тупица! Тупица!

Слезы ярости текли у него из глаз. Он еще несколько раз со всего размаха саданул кулаком по камням. Из рассеченных костяшек брызнула кровь. Ее вид немного отрезвил змеелова.

– Перестань, – попытался твердо сказать он, но голос дрогнул. – Вспомни охотника. Он сумел дойти, хотя ему пришлось куда хуже, чем тебе. Не убивай себя сам. Это еще не конец, и ты сам это знаешь. Не давай воли жалости к себе. Жалость безжалостна. Она убивает быстрее, чем кобра.

Он несколько раз глубоко вздохнул. Когда он почувствовал, что руки больше не дрожат и не заходится в груди сердце, скинул плащ и снял верхнюю рубашку. Потом оторвал от нее несколько широких полос и плотно перевязал ногу.

Он решил немного отлежаться, прежде чем двигаться дальше, и отполз к стене. Ноге нужно было немного успокоиться. Змеелов привалился спиной к камню.

– Только не думай сейчас ни о чем, – сказал он себе. – Гони мысли. Хорошие к тебе не придут, а плохие будут медленно тебя убивать. Так что не думай ни о чем. Или, если станет невмоготу, думай о том, чтобы ни о чем не думать…

И он сидел так, ни о чем не думая, ощущая, как пульсирует боль в ноге. Спина затекла, и он решил сесть поудобнее. Оперся рукой о землю и почувствовал, что рука наткнулась на что-то железное.

Он раскидал мелкие камешки и присмотрелся. Из земли торчала позеленевшая от времени и дождей медная ручка. Такие ручки были на сундуках в том доме, где он прожил первые десять лет своей жизни. Змеелов ладонью смахнул оставшуюся землю и гальку вокруг ручки. Перед ним была небольшая каменная плита.

Змеелов потянул за ручку. Плита не поддалась. Змеелов потянул сильнее. Потом еще сильнее… Наконец он уперся здоровой ногой в камень и дернул ее изо всех сил. Плита чуть-чуть сдвинулась в сторону. Наконец, после долгих попыток ему удалось сдвинуть плиту достаточно для того, чтобы увидеть грубо высеченные в камне ступени, уходящие в темноту. Змеелов поджег прут и бросил его в нору. Она оказалась неглубокой, едва ли в два человеческих роста.

Некоторое время он лежал, не предпринимая никаких действий. В конце концов любопытство пересилило боль и усталость. Змеелов натянул башмак на больную ногу, подготовил несколько факелов и начал осторожно спускаться в темноту подземелья.

Внизу он зажег факел и огляделся. Больше половины пещеры занимали беспорядочно наваленные друг на друга мешки. Некоторые из них совсем истлели от времени и на вид грозили рассыпаться от малейшего прикосновения.

Змеелов достал нож и косым ударом вспорол один из мешков. Из разреза ему на ноги хлынул тяжелый золотой дождь. На мгновение змеелов забыл о боли, о том, что у него совсем не осталось времени, о белой кобре и горбуне… И даже о том, что его ждет она. Он смотрел на груду золотых монет у своих ног и не верил своим глазам.

Он ударил ножом следующий мешок. И снова зачарованно наблюдал, как вниз с тихим звоном струится золотой поток. За этим мешком последовал еще один, а потом еще и еще… Змеелов словно обезумел. Он наносил удар за ударом. И после каждого взмаха ножа гора золота на земле становилась все выше и выше.

Пришел в себя змеелов, только когда опустел последний мешок. Он стоял по колено в золотых монетах, слитках, браслетах, диадемах и ожерельях. Золото тускло поблескивало в свете факела. Ничего похожего змеелов никогда не видел. Это было потрясающее зрелище. Он стоял затаив дыхание и боялся, что это видение вдруг исчезнет, как исчезает мираж ранним утром в пустыне. Он не мог поверить, что все это происходит на самом деле.

А когда поверил… Когда поверил, просто тяжело опустился на пол и обхватил голову руками. Он не знал, радоваться ему или огорчаться. Перед ним было такое количество золота, о котором может только мечтать любой человек!

Что толку в этом золоте, если я не смогу найти кобру, подумал он. Пока оно так же бесполезно, как груда старых черепков. Ни на что не годная куча мусора… Почему я не нашел эту пещеру раньше?.. Почему я раньше не встретил девушку?.. Почему все это случилось со мной именно сейчас, когда я не принадлежу сам себе? Когда я не знаю, что будет со мной через десять дней?..

– Вот потому и произошло. Ты встал на новый путь. Этот путь привел тебя к любви и сокровищу. Если бы ты не пошел за коброй, ты не нашел бы ничего… Ты просто бродил бы по пустыне. И сам бы не понимал, для чего это делаешь… Вот и вся хитрость. Цель оказалась гораздо мельче, чем встреченное на пути к ней.

– Нет, не забегай вперед, – остановил он себя, – еще неизвестно, что принесет тебе встреча с коброй. Дойди до конца. А потом решай, что было хорошо, а что плохо. Люди всегда спешат с оценками. Не уподобляйся им. Ни к чему это. Подумай сам, если бы ты не вывихнул ногу, то не нашел бы эту пещеру. А как ты злился на эту чертову щель и на свою глупость… Теперь ты готов сказать за это спасибо судьбе. Так что не спеши… Дождись конца этой истории, ловец змей.

Он встал и еще раз обошел пещеру с факелом в руке. Больше ничего интересного в ней не было.

– Откуда же здесь, в глухих скалах, могли появиться эти сокровища? – пробормотал он, осматривая стены тайника. – Кому и когда пришло в голову спрятать здесь клад? Таких монет я никогда не видел… Им не меньше трех сотен лет.

Змеелов не слышал, чтобы по этим местам проходил какой-нибудь торговый путь или чьи-то армии… Сколько ни слышал он рассказов, везде говорилось одно и то же – эти скалы с древних времен были неприступны и необитаемы. Орлы и горные львы были их единственными обитателями. Или отчаянные искатели приключений…

В конце концов змеелову надоело ломать голову над этим. Какая разница, откуда здесь золото. Главное, что оно есть и нашел его не кто-нибудь, а сам змеелов. Значит, теперь он хозяин сокровищ. И если он вернется живым к девушке, они смогут остаток жизни прожить в роскоши, достойной лишь величайших царей.

– Она заслужила это, – сказал змеелов, выбираясь на поверхность. – Заслужила, как никто другой.

Он представил ее лицо, когда он бросит к ее ногам мешок, набитый золотом, и улыбнулся.

Только бы вернуться. Только бы найти эту кобру и суметь поймать ее!

Море песков змеелов увидел, когда на его веревке осталось лишь пять узелков. Припасы его подошли к концу. Воды осталось совсем немного. Он старался не пить, а лишь смачивать губы. Надежды найти какой-нибудь горный ручей не оправдались. Повсюду были сухие, раскаленные камни.

Все тело было истерзано. Кровоточили сбитые колени и локти, ладони покрылись толстой коркой запекшейся крови. Большую часть времени ему приходилось передвигаться либо ползком, либо на четвереньках, как животному. Встать на больную ногу было невозможно.

Но, несмотря на боль, жажду и голод, змеелов продолжал упрямо двигаться вперед.

С каждым днем надежда найти кобру таяла, как снег под ярким весенним солнцем. Несколько раз он хотел повернуть обратно. Но перед глазами вставало лицо той, которая его ждет, надеется, рассчитывает на его мужество, смелость и решимость. И он делал еще один шаг вперед…

Он надеялся, что, когда спустится со скал, сможет двигаться быстрее. Но ошибся. Наоборот, теперь большую часть дня ему приходилось отлеживаться в вырытых ямах. Днем песок раскалялся настолько, что ползти по нему было невозможно. Если б была цела нога… Об этом змеелов думал все время. Если бы только была цела нога… Если бы не эта проклятая щель в камнях!.. Сейчас он был готов отдать все сокровища мира за то, чтобы опять нормально ходить.

У него было целое состояние и прекрасная любимая женщина. Но он не мог до всего этого добраться.

И теперь, наверное, не смогу, думал змеелов, ковыляя по вязкому песку. Все это уже мне не принадлежит. Я мертв. Я уже умер… Обратно мне не выбраться.

Но я хочу хотя бы увидеть эту кобру. Посмотреть, что же привело меня к величайшему счастью и величайшему поражению. Я увижу ее. И, если хватит сил, убью. Простой человек, встретивший на своем пути змею, всегда убивает ее. На самом деле он убивает свой страх. Я убью эту кобру, чтобы убить свое отчаяние…

Он ничего не ел уже несколько дней. С водой повезло больше. Выкапывая очередную яму, он наткнулся на место, где подземные воды подошли близко к поверхности. Он долго пил выступавшую на дне песчаной ямы мутную воду, а когда утолил первую жажду, набрал две фляги. Теперь о воде можно было не беспокоиться. Того, что он набрал, должно было хватить ему до конца жизни…

Один раз ему удалось поймать маленькую ящерицу. Он съел ее целиком, с кожей и костями. Ее не хватило даже на то, чтобы приглушить грызущее чувство голода. Но на другую добычу он сейчас рассчитывать не мог. Обессиленный и израненный, он сам бы стал жертвой, вздумай охотиться на змею или кого-нибудь покрупнее.

Но голод был ничем по сравнению с тем отчаянием, которое охватывало змеелова каждое утро, когда приходилось развязывать очередной узелок.

Он надрывал себе жилы, стремясь на восток. Но каждый день был точным повторением предыдущего. Пески, пески, пески… И ничего похожего на ту необычную равнину, о которой говорил старый охотник.

Каждый раз он, взбираясь на очередной бархан, ожидал ее увидеть. И каждый раз его ждало разочарование. За барханом оказывался следующий. А за ним еще один и еще… И так весь день…

Он когда-то любил пустыню. Потом стал к ней равнодушен. Теперь же испытывал лишь ненависть к этому морю песков. Черную мутную ненависть… Она все-таки одолела его. Одолела, забыв о годах дружбы. Предала в самый важный момент его жизни.

Но он шел. Шел с ненавистью и отчаянием. Шел с решимостью умереть и призрачной надеждой на удачу. Шел, преодолевая боль и страх. Шел, подчиняясь чувству долга. Шел, потому что его гнала вперед жажда жизни и любовь…

И вот настал день, когда он развязал последний узелок. Это последнее утро ничем не отличалось от других. Солнце так же величественно поднялось над горизонтом и залило пески ярким светом. Ветер так же пел свою заунывную песню. Песок был таким же горячим, а барханы – такими же высокими. Мир не знал, что наступил последний день жизни одного из людей, живущих в нем. А может, и знал. Просто не придал этому значения.

Змеелов выбросил ставшей ненужной веревку.

Потом он долго лежал на пока еще прохладном песке и смотрел в бездонное небо.

Оно не изменится, когда меня не станет, – понял он с необыкновенной ясностью. Вообще ничего не изменится. Все будет таким же, каким было задолго до моего рождения. Таким же, каким было, когда я бродил по этой пустыне… Разве что на желтом песке какое-то время будет выделяться белым пятном мой скелет. Но потом исчезнет и он… Пески проглотят его. И снова все станет как было.

Что ты сделал, чтобы этот мир запомнил тебя, змеелов?

– Ничего, – прошептал он, с трудом шевеля распухшими губами. – Я не сделал для этого ничего. Просто жил… Жил так, словно я бессмертен. И вот настал час… Смерть жестоко мстит тому, кто не помнил о ней. Однажды приходит последний день, и ты понимаешь, что напрасно ходил по земле… Что может быть страшнее?.. Тридцать лет, и никакого толку. Жизнь ушла, как вода в песок. Бесследно… Стремительно… Безвозвратно… Вода в песок… Вода в песок…

Он полежал еще немного. Ему не хотелось вставать. Зачем? Последний день жизни… Кто теперь над ним хозяин? Кто судья?..

В последний день жизни списываются все долги… В последний день жизни человек принадлежит себе, и больше никому… В последний день жизни он по-настоящему свободен… В последний день жизни…

Но змеелов заставил себя встать. И сделал первый шаг. Первый шаг последнего дня…

Сегодня я увижу эту долину, подумал змеелов. Не могу не увидеть… Пусть это будет прощанием с этим миром.

– Прости, – сказал он, обращаясь к девушке. – Я не смог спасти наше счастье. Не знаю, есть ли здесь моя вина… Но когда приходит время, становится неважно, кто виноват, а кто прав. Ты поймешь и простишь… Я уверен в этом. Когда мы были там, на берегу ручья, в твоих глазах промелькнуло что-то такое… Я вдруг почувствовал – не осознал, а именно почувствовал, как чувствовал твое дыхание, – существует и не-одиночество… Что это не сказки для взрослых, не очередное правило выдуманной игры, а это и в самом деле есть… He-одиночество… И это такая простая штука – не-одиночество: улыбка и аккуратное легкое движение кончиками пальцев по щеке, а потом короткий, как проблеск луны, взгляд, немного снизу вверх, из-под ресниц… Но не-одиночество возможно только пока человек живет. В смерти мы далеки друг от друга, как две звезды. Может быть, ты будешь помнить обо мне всю жизнь. Может быть… А может, забудешь через несколько лун… Это неважно. Я был не один. За это я тебе благодарен. Но теперь все это абсолютно неважно. Я снова один. И это одиночество будет со мной до конца моей жизни. Знаешь, смерть – жестокий судья. Она все расставляет по своим местам. И делает это беспристрастно… Вот что самое страшное в смерти – ее беспристрастность! Когда умираешь, точно знаешь, чего ты стоил. А кому это может понравиться?..

Змеелов шел долго. Пока солнце не поднялось в зенит и не сделало пески подобием адской сковороды. Он выкопал яму и лег в нее, чувствуя спиной прохладу влажного песка. Так он пролежал до тех пор, пока не спала жара. Тогда он выбрался из убежища и продолжил свой безнадежный путь на восток.

Солнце медленно опускалось за горизонт. Змеелов брел, ни о чем не думая. Он даже не обернулся, чтобы полюбоваться последним закатом в своей жизни. Он видел только свою непомерно длинную тень на красноватом песке. Тень, которая скоро навсегда исчезнет вместе с ним…

Когда стало совсем темно, змеелов решил сделать небольшой привал. Он ожидал каждую минуту, что на него нападет стая шакалов или степных волков, чтобы растерзать в клочья, с визгами и улюлюканьем, словно из-под земли, выскочат воинственные кочевники, не брезгующие никакой добычей… Или какая-нибудь не в меру агрессивная кобра решит избавиться от излишков яда, впрыснув ему в ногу… Или он случайно набредет на зыбучие пески… В пустыне у смерти множество обличий…

Но ничего этого не произошло. Он, как и раньше, выложил круг из веревки, отпугивающей змей, скорпионов и прочих тварей. Разложил костер из веток кустов и засохшего верблюжьего помета, найденных за день. Лег и стал смотреть на крошечный огонек. Все как всегда. На такие короткие ночевки он останавливался почти каждую ночь на протяжении двадцати лет. И все они были похожи друг на друга, как песчинки в пустыне.

Странно, подумал змеелов, я ведь должен чувствовать что-то… Хотя бы бояться. Но нет ни страха, ни огорчения, ни злости… Может быть, все это уже позади? У меня просто не осталось сил на это?..

– А на что у тебя остались силы, змеелов? – раздался сзади знакомый голос.

Змеелов едва не подпрыгнул. Он готов был поклясться, что не слышал никаких шагов. А ведь он способен услышать, как шуршит песок под лапками ящерицы! Змеелов обернулся.

В двух шагах от границы, очерченной веревкой, весело щурясь, стоял шут. На нем были все те же лохмотья, на боку – видавшая виды сумка.

Шут, не дожидаясь приглашения, подошел к огню и сел. Змеелов не мог поверить своим глазам. На мгновение в голову закралась мысль – а не пришел ли шут привести в исполнение приговор? На всякий случай змеелов нащупал под плащом нож. Как бы то ни было, но умирать, как баран на бойне, он не будет. Им придется здорово постараться, чтобы отправить его в страну вечной охоты.

– Не хватайся за нож, змеелов. Ни к чему это, – сказал шут, протянув руки к огню. – Какие холодные ночи, а? Холодные даже для пустыни… А ты плохо выглядишь… Неужели это пустыня сделала с тобой?

– Скалы, – глухо отозвался змеелов. – Скалы и собственная глупость.

Он в двух словах рассказал шуту, как вывихнул ногу и как ему пришлось двигаться дальше ползком. О кладе, разумеется, он не упомянул.

– Не повезло, – подвел итог шут и развязал свою сумку. – У тебя, наверное, желудок к спине уже прилип, а? Вот, поешь… – Он достал нехитрую снедь. – Вина, извини, на этот раз у меня нет.

– Легкое, как крик улетающих птиц на рассвете, и сладкое, как дыхание девушки? – улыбнулся змеелов.

– Ты помнишь?

– Это было не так давно…

– Да… Несколько десятков дней. А кажется, что прошел не один год.

Змеелов кивнул и принялся за еду. Он не набросился на нее с жадностью, хотя перед глазами плыли круги от голода. Негоже мужчине проявлять нетерпение, которое есть не что иное, как слабость. Показывай, что ты сыт, даже если у тебя не было во рту маковой росинки уже несколько дней. Поэтому змеелов взял немного хлеба и фруктов, отрезал ломтик сыра и начал есть. Медленно и аккуратно. С таким видом, будто он совсем недавно наелся до отвала.

– Как ты оказался здесь? – спросил он шута.

– Просто хотел поговорить с тобой.

– Хорошо, как ты меня нашел?

– Это нетрудно… Если знать где искать и кого искать, – шут улыбнулся. – Неужели тебя это интересует сейчас больше всего? Нет других вопросов?

– Вопросов?

– Сомнений?

– Сомнений?

– Страха?

– Страха?

– Страха.

Змеелов неопределенно мотнул головой.

– Ты ведь шел за белой коброй? – спросил шут.

– Да.

– И не сумел найти ее, верно?

– Да. – Змеелов опустил голову.

– Сколько тебе осталось времени до срока?

– Не знаю… Наверное, до полуночи.

– Она близится.

– Да.

– И тебя ничто больше не интересует, кроме того, как я тебя нашел?

– А разве ты сможешь ответить на мои вопросы? В прошлый раз, помнится, ты говорил, что сам ничего не знаешь.

– Правильно заданный вопрос – это уже почти ответ.

– Знаешь, – медленно сказал змеелов, – вопросов у меня так много, что я не успею задать и десятой части до полуночи… Один вопрос тянет за собой другой и так до бесконечности. К чему это все?.. Знать ответы нужно тогда, когда можешь что-то изменить. А я изменить уже не успею ничего…

– Но хотел бы?

Змеелов задумался. Костер медленно догорал. Шут сидел неподвижно, не сводя взгляда с умирающего огонька. Змеелов вдруг подумал, что эта встреча не имеет никакого смысла. Вообще ничего не имеет смысла на пороге смерти… Он прошел по своему пути до конца. Прошел честно. О чем сожалеть? Если только о девушке…

Он представил, как она не спит этой ночью. Может быть, уже простившись с ним… А может, продолжая надеяться вопреки всему…

И он обратился к ней.

Когда я бродил один по пустыне, я любил ночь… Ночь наполнена каким-то особенным смыслом, который я был не в состоянии постичь… Лишь тень понимания, скользнувшее в зеркале отражение отражения… В тот вечер, когда мы сидели обнявшись на берегу озера, мне не хватило нескольких мгновений для того, чтобы по-настоящему понять ночь… Никогда и ни с кем я не был так близок к этому пониманию… Наверное, уже никогда и не буду. Может быть, это и есть любовь – возможность в близости с другим человеком раскрыть тайны совсем простых, но в то же время бесконечно сложных вещей – тишины, утреннего тумана над рекой, света луны?.. Не знаю… Жалею ли я о чем-нибудь? Нет, скорее, благодарен тебе… Да и можно ли жалеть о том, чего уже никогда не будет?.. Был миг, вспышка… Истинная любовь мгновения, сиюминутна – это краткий миг прозрения, и ты мне его подарила, возможно, сама того не желая. Можно ли желать большего?.. Нужно ли желать большего?.. Наверное, разгадка сущности этого мира гибельна для человека, допустимо только приближение к ней, в тот вечер я был у самой черты…

Он немного помолчал про себя. Потом мысленно заговорил снова, будто она была рядом и слушала его, красиво запрокинув голову.

Когда я сказал, что ни о чем не жалею, я немного покривил душой… Это даже не сожаление, я неправильно выразился, просто перехватывает горло от желания снова увидеть тебя спящей рядом, слушать твое дыхание, почувствовать, как немеет плечо, на котором покоится твоя голова, но бояться даже моргнуть, чтобы не потревожить твой сон. Просто лежать и смотреть в небо на свет луны, которая мне светит уже несколько лет, а может быть, несколько жизней, но светит только мне одному… Просто лежать и ни о чем не думать… Твои волосы щекотали бы мне лицо или шею, и мне пришлось бы очень хорошо постараться, чтобы не чихнуть и засмеяться или не откинуть их… И я бы каждый раз, когда ты начинала шевелиться во сне, пугался, что разбудил тебя каким-нибудь неосторожным движением или слишком громкими ударами своего сердца… Ты могла бы забормотать что-нибудь, а я напрягал бы слух, чтобы разобрать твои слова, надеясь, что произносишь ты мое имя…

Так думал змеелов, сидя у потухшего костра. Он поднял взгляд на шута.

– Я ничего не хочу менять, шут, – наконец сказал он. – Если изменить хоть что-нибудь, это уже будет не моя жизнь. Змеелов умрет в любом случае…

– Что ж, – ответил шут, – может быть, ты и прав… Хотя я немного удивлен. Хотя… Он знает, кого выбирать. В этом ему не откажешь.

– Ты про горбуна?

– Да.

– Кто он?

– Ты все узнаешь сам, когда придет время.

– Разве оно еще не пришло?

– Смерть бывает разной, змеелов. Тебе это уже говорили… Вполне может быть, что у тебя впереди еще много времени.

– Еще одна загадка… Я во тьме.

– Мы все во тьме.

– Свет возможен?

– До него нужно дойти.

– Как?

– Ты сам знаешь.

– Я ничего не знаю, шут. И ничего не понимаю.

Шут согласно кивнул.

– Конечно… Но только пока. Ответы в конце пути, змеелов. Только в конце пути.

– Думаешь, мой путь еще не окончен?

– Иногда смерть – это не конец пути… А всего лишь веха на нем.

– Ты снова говоришь загадками… Ты нравился мне больше, когда изображал из себя пустого болтуна. Тогда в твоих словах была хоть капля смысла, – сказал змеелов.

Шут весело рассмеялся, и в ночной тишине его смех прозвучал жутковато. Он смеялся и смеялся, словно не мог остановиться. Постепенно змеелов уловил в этом смехе определенный ритм. Он начал следить за ним, пытаясь понять его. Но этот ритм ускользал, в то время как смех становился все тише и тише, и змеелову приходилось напрягать слух, чтобы не упустить его совсем. Он не замечал вокруг ничего. Только этот странный, ритмичный смех… Ускользающий, убаюкивающий… Убаюкивающий… Убаюкивающий…

Когда змеелов открыл глаза, солнце поднялось почти на целую ладонь над волнистой линией далеких барханов. Наступил тридцать первый день. День, который змеелов не надеялся увидеть.

Он осмотрелся. Увидел черный след от костра на песке, увидел круг из веревки, свой мешок… Он был на том же месте, где уснул. Живым…

Он сел, неудачно повернув больную ногу. Ее обожгло огнем. Эта боль окончательно убедила его, что он в этом, а не в том мире.

Змеелов снова лег на спину и посмотрел в небо. Потом тихо рассмеялся. Небо никогда не казалось ему таким голубым и чистым.

Глава 8

Целый день змеелов провел, не двигаясь с места. Перед ним стоял выбор – продолжать путь на восток или возвращаться обратно. Он хотел увидеть необыкновенную равнину, поймать кобру и принести ее покупателю. Он все же оставался ловцом змей. Лучшим в этой пустыне. Лучший должен выполнить то, что обещал.

Но не меньше он хотел обнять ту, которую оставил в крошечной деревушке, на берегу мутного ручья.

Долг гнал его на восток. Любовь – на запад.

Конечно, если бы дело было только в девушке, змеелов не размышлял бы долго. Для мужчины его долг всегда на первом месте… Так его учили. И он усвоил этот урок. Но сейчас его путь на восток был обречен. Израненный, без пищи и почти без воды. Не представляя точно, куда идти… Если его путь по скалам занял в два раза больше времени, чем говорил старый охотник, кто знает, сколько ему придется идти по пескам до той долины! И даже если он до нее доберется, что он сможет противопоставить мощи и ярости белой кобры?! Он и сейчас-то полумертв от усталости, ран и голода…

Но несмотря на все доводы рассудка, змеелов никак не мог заставить себя тронуться в обратный путь. Он не привык терпеть поражение. И не привык поворачивать назад… Поэтому этот день стал одним из самых долгих в жизни змеелова.

Наконец солнце закатилось за барханы. И вместе с наступившей темнотой пришло решение.

Я вернусь, подумал змеелов. Вернусь, чтобы набраться сил. А потом сделаю еще одну попытку. Я найду эту кобру. Даже если она уже не нужна покупателю. Найду для себя. И сражусь с ней… Но для этого мне нужно немного отдохнуть. Совсем чуть-чуть…

– Ты не обманываешь сам себя? – спросил он вслух и прислушался к себе.

Нет, это была правда. И это было единственно верное решение.

Не став терять больше времени, змеелов отправился в обратный путь.

И опять были пески и скалы. Теперь путь был легче потому, что дорога была известна, и потому, что в конце его ждала она. Теперь путь был труднее, потому что сил почти не осталось.

Но змеелов пробивался вперед с тем же упорством, с каким шел к долине белой кобры. Он потерял счет дням. Все они слились в одно серое пятно, наполненное болью.

Он полз и полз по горячему песку, глядя прямо перед собой и не думая ни о чем. Потом песок сменил камень… Дневная жара и ночной холод, ледяной ветер на высоте, терзающие тело обломки скал… Все это перестало существовать для змеелова. Временами он начинал хрипло хохотать над шутками, которые отпускал шагавший рядом с ним шут, иногда хватался за нож, видя перед собой вставшую в боевую стойку белую кобру, или бормотал слова нежности девушке с короткими волосами, сидящей на берегу ручья…

Через несколько дней он достиг того места, где нашел золото. Когда змеелов уходил отсюда в прошлый раз, он постарался хорошенько спрятать под камнями вход в пещеру. Теперь его усилия обернулись против него. Несмотря на то что он хорошо запомнил нужное место, он потратил несколько долгих часов на то, чтобы отыскать ручку тайника.

Потом возникла другая трудность – сдвинуть каменную плиту, закрывавшую вход. На это ушли все силы и остаток дня. Змеелов пролежал почти час, истекая потом и пытаясь восстановить дыхание, прежде чем подполз к черному провалу тайника и приготовился спуститься вниз.

Он хотел взять немного золота, чтобы можно было сразу увезти девушку из деревни. Будет вполне достаточно, если он наберет половину своего мешка. Да, этого вполне хватит на новый домик. Пусть небольшой, но уютный. Им будет хорошо в нем. И красивые платья… Он ведь обещал ей, что купит лучшие наряды. Она будет рада… Змеелов представил, как будут сиять ее глаза, и слабо улыбнулся потрескавшимися губами. Только за ее улыбку стоило проделать весь этот путь! У них будут хороший дом, красивая одежда и вкусная еда… Она ведь, наверное, ни разу в жизни не ела досыта. А главное, они будут рядом… Потом, в городе, он придет в себя и вернется сюда, чтобы забрать все остальное. А может, он не будет забирать все. Зачем им так много денег? Лучше он передаст своему будущему сыну секрет этого тайника. Решено, он возьмет золота ровно столько, сколько необходимо для достатка, но не для роскоши… Им не нужны дворцы… Она наверняка будет согласна с таким решением. Ведь их главное сокровище – их любовь друг к другу…

Так думал змеелов.

Но когда он спустился в подземелье, все его мечты растаяли, как утренний туман.

Пещера была пуста. Кто-то успел побывать здесь и вынести все золото. На полу валялись лишь старые полуистлевшие мешки.

Он полз, оставляя за собой алый след. Он корчился, не чувствуя ни ног, ни рук, то теряя сознание, то снова приходя в себя. В один из таких моментов, когда сознание на миг прояснилось, он перевернулся на спину и рассмеялся.

Я похож сейчас на змею с перебитым хребтом. Пора заканчивать… Пока еще есть силы. Жаль, что не дошел до нее… Что же я сделал не так, шут? Смерть бывает разной, говорил горбун… Что ж, это будет неплохой шуткой – заставить меня выпустить кишки самому себе.

Он достал нож. Лезвие тревожно блеснуло в лучах солнца.

Одно движение, ловец змей, пронеслось у него в голове, – одно движение, и все закончится… К чему эти мучения? Сделай это, и им придет конец.

Он попробовал пальцем остроту клинка. Отточенное лезвие могло легко перерубить волос.