Помощь призрака Лисицына Татьяна
Сидела я не больше пяти минут, когда увидела, что из подъезда выскочила Варька. Даже на расстоянии было видно, как она взволнованна. Некоторое время она не могла говорить, издавая какие-то нечленораздельные звуки, из которых я только смогла разобрать, что Тимура убили. Я усадила Варьку на скамейку и обняла, как маленького ребёнка, шепча ей какие-то нежные слова, пока она не успокоилась и не обрела дар речи.
Она долго звонила в дверь квартиры Тимура, пока из соседней квартиры не вышла пенсионерка и не рассказала, что два дня назад мужчина, выгуливавший утром собаку, который по чистой случайности ещё и оказался их соседом по подъезду, обнаружил на пустыре позади дома изуродованный труп Тимура.
– Соседка сказала, что ему нанесли двадцать шесть ножевых ранений, – заметила Варька и всхлипнула.
Я успокаивающе погладила её по мягким волосам.
– Ну не волнуйся. Что ещё она рассказывала?
– Не помню, – девушка потрясла головой и через пару минут сказала: – Ах, да. На полу в его комнате обнаружили нарисованную пентаграмму, залитую его кровью.
Я почувствовала, как у меня задрожали руки.
– Бог мой, ритуальное убийство.
Варька отстранилась и внимательно посмотрела на меня:
– Откуда ты знаешь?
– Ты упомянула пентаграмму. Недавно слышала по телевизору, что-то подобное произошло в Хабаровске. Это сделали готы. Ты знаешь кто это?
– Конечно. Сумасшедшие, которые ходят по кладбищам, якобы заряжаясь там энергетикой. Одеваются они прикольно, во всё чёрное со всякими там символами смерти. У нас есть парочка на курсе.
– Приблизительно так, – кивнула я.
– Но Тимур, насколько я поняла, не был готом?
– Нет, – подтвердила я. – Но для того, чтобы оказаться жертвой вовсе необязательно принадлежать к членам сего общества. Думаю даже, наоборот.
Внезапно Варька выпрямилась и с ужасом посмотрела на меня:
– Но… его девушка Ксюха… – Варька сцепила дрожащие пальцы. – О, Господи! Он же говорил мне, что она… – голос Варьки сорвался, и она умоляюще посмотрела на меня. – Ты же её видела?
– Она действительно похожа на готесссу, – осторожно сказала я. – Во всяком случае, одевается в таком же стиле. – Но, – я взяла Варькину холодную, несмотря на тёплый день руку, – давай не будем пока ничего утверждать. Она может оказаться здесь совершенно не причём.
– Да ладно тебе, хватит меня успокаивать, – девушка вырвала руку и отодвинулась. – Ты мне просто не доверяешь. Сама-то не думаешь, что она не причём? Ведь не думаешь, да?
– Надо всё проверить. Посиди пока здесь, я схожу к соседке и попробую её расспросить. Вдруг она ещё что-то знает.
– А я?
– Я сказала: посиди. Тебе нужно успокоиться. Потом вместе поедем домой.
– Дай сигаретку?
– Ты разве куришь?
– Курю, когда нервничаю. Что ты на меня так смотришь? Ты мне не мама.
– Не груби, – машинально сказала я, вытаскивая из сумки пачку собрания. – Не куришь и не начинай. Тебе детей ещё рожать, – не удержалась я от наставлений, тем не менее, чиркая зажигалкой. Но руки у девчонки так тряслись, что мне пришлось прикурить самой и сунуть сигарету ей в рот.
Соседка, приятная старушка с аккуратно собранными в строгий пучок волосами, не сказала мне ничего нового. Она смотрела сериалы, ничего не слышала и не видела. Узнала от следователя, который зашёл к ней домой, чтобы расспросить. Он ничего ей не хотел рассказывать, но она, похваставшись, что умеет любого разговорить, всё-таки вытащила из следователя информацию про пентаграмму. В обмен на откровенность она поведала ему про Ксению. Я оказалась удивлена, но старушка казалась очень осведомлённой в молодёжных течениях. Узнав о пентаграмме, она сразу и посоветовала следователю заняться «странноватой девушкой в чёрной одежде с немыслимым макияжем».
Я вышла на улицу и подошла к Варьке. Она сидела, оперевшись локтями в колени, поддерживая свою хорошенькую головку ладошками.
Я устало опустилась на скамейку, вытащила сигареты. В ответ на Варькин умоляющий взгляд снова прикурила для неё сигарет у.
– Ну что?
– Ничего нового, – я пожала плечами. – Кроме того, что старушка подозревает Ксюху и сказала об этом следователю.
– Это неудивительно, она же его девушка?
– Если бы она на самом деле была его девушкой, то вряд ли он пригласил бы тебя сюда, – скептически заметила я. – Думаю, наша готесса хорошо оценивала свою роль в его жизни. И боялась остаться ни с чем.
Неожиданно Варька побледнела.
– Знаешь, я вспомнила. Он сказал, что «это дельце», на которое он всё намекал, ну ты понимаешь, должно очень скоро решиться. Возможно, он получил деньги, а она, зная об этом, его убила, чтобы забрать себе деньги.
– Даже, может быть, иначе, – медленно сказала я, обдумывая мысль, неожиданно промелькнувшую в голове. – Ксения могла использовать тягу секты к ритуальным убийствам, чтобы избавиться от Тимура и забрать всё себе. Или же сделать кого-то сообщником, чтобы потом с ним расплатиться из денег Тимура.
Пока мы обе размышляли над моей версией, у меня зазвонил телефон. Не глядя на определитель, я взяла трубку.
– Здравствуй, Лиза! – голос Эмиля звучал слегка встревожено. – Как ты там?
– Привет! – отозвалась я, облегчённо вздыхая от того, что в свете последних событий мне больше не надо подозревать Эмиля в убийстве его лучшего друга и в пропаже шкатулки.
– Как продвигается расследование?
Я посмотрела на Варьку, делавшую вид, что она не слушает, но, в то же время, ловившую каждое слово.
– Есть новости, – коротко сказала я. – Если свободен сегодня, можно где-нибудь выпить кофе.
– Конечно. Я перезвоню через полчасика, ладно?
Я бросила телефон в сумку и встретила подозрительный взгляд серых глаз.
– Ты с кем разговаривала, и какие такие новости у тебя есть? Кому ты собираешься рассказать про убийство Тимура?
Я ласково взъерошила Варькины волосы и легко сказала:
– Вопрос не корректен. Мало ли какие у меня могут быть новости и для кого. С чего ты взяла, что это связано с Тимуром.
– Но…
– Давай-ка поднимайся и поедем. У меня ещё есть дела. Да и тебе, наверно, нужно заниматься.
Всю дорогу мы молчали. Я знала, что Варька на меня обижена. Та ниточка понимания, которая протянулась между нами, пока я гладила её по голове, снова оборвалась. Но я не собиралась рассказывать о наших отношениях с Эмилем. Скрытность была мне присуща с детства. С моим отцом-то задушевных разговоров не поведёшь, а подруг у меня не водилось. Вот и носила всё в себе. Хотя, конечно, мечтала, что когда-нибудь встречу человека, которому смогу всё доверить. Но даже когда встретила, многолетняя привычка победила желание.
Перед тем как расстаться, Варя посмотрела на меня и дурашливо спросила:
– Какие ещё будут задания?
– Пока никаких. Мне нужно подумать, – задумчиво сказала я.
– Тебе не кажется, что теперь надо попробовать подобраться к Ксении? – спросила Варька.
– Может и кажется, – уклончиво сказала я. – Да только сложно это.
– Я могу попробовать.
– И каким же образом?
– А это уже моё дело. Будут новости – позвоню. – Она повернулась на каблуках и пошла к метро, а я застыла на месте, поражённая каким-то неожиданным страхом за неё. Что она задумала? А ведь в том, что она что-то задумала, я не сомневалась ни минуты. И в этот момент, я поняла, что наряду с бабой Настей и дядей Сашей, эта девочка, молодости которой я раньше завидовала и к которой ревновала Андрея, как-то за один день перестала мне быть чужой.
Глава 21
Когда я встретилась с Эмилем, то с первого взгляда поняла, что в его жизни что-то произошло. Он ещё выглядел грустным, но казался более спокойным. По-хорошему спокойным, словно то, что мучило его ушло. Каким-то шестым чувством я поняла, что это было связано с его девушкой. И действительно после того, как я подробно рассказала ему об убийстве Тимура, и он выговорил мне за то, что я подвергла Варю и себя такому риску, а я пообещала, что мы с Варькой не будем предпринимать никаких действий, не посоветовавшись с ним, он сам завёл об этом разговор.
– Знаешь, а ведь я принял важное решение в моей жизни. Я отпустил её, – он повернулся ко мне, – мы сидели на скамейке, на Патриарших прудах, – Андрей ведь, наверное, рассказывал тебе эту историю?
Я просто кивнула, не вдаваясь в подробности, что узнала об этом от бабы Насти.
– Наконец, осознал, что так больше нельзя. Как бы я не хотел оправдывать себя, что она до сих пор жива, мне пришлось признать себя виноватым в её гибели. Надежды на то, что Галенька, – в этот момент у меня сжалось сердце, так проникновенно он назвал имя своей невесты, – когда-нибудь станет прежней, не было никакой. Так к чему продолжать растительное существование?
– Ты правильно сделал. И ты зря обвиняешь себя в её смерти, мне всегда казалось, что существует, ну Бог, не Бог не знаю, но какая-то высшая сила, которая определяет, сколько нам жить. И только кажется, что мы что-то решаем или в чём-то виноваты. Знать бы, что произойдёт авария, можно было и за руль не садиться. Думаю, что ты сделал всё, что мог.
– Нет, не всё. Я-то жив. А она? – он вздохнул и уставился невидящим взглядом перед собой.
Мне хотелось взять его за руку и как-то утешить, но слов не находилось. «Андрей бы смог, – подумала я, – если уж он смог удержать его от самоубийства, то, наверное, нашёл бы слова поддержки».
– Я ведь тоже себя обвиняю в смерти Андрея, – вдруг сказала я.
– Ты? – Эмиль повернулся и с удивлением посмотрел на меня.
– Да, в тот вечер я отказалась с ним встретиться, и ему позвонил этот Тимур и попросил его подежурить за него. А ведь если бы он был со мной…
– Но это не правильно, Лиза, – с досадой сказал он. Словно мои угрызения совести были несопоставимы с его. – Ты слишком много на себя берёшь. Если кто-то следил за ним, его убили бы всё равно. На следующий день, через неделю.
У меня в горле появился ком, до сих пор я никому об этом не говорила и сейчас затихла, стараясь удержаться от желания положить голову на плечо Эмиля. Выплакаться и рассказать ему о моей любви, о том как я боялась её и сама лишила себя того кратковременного счастья, которое судьба, сжалившись над моим одиночеством, послала мне напоследок.
– Ты не права, Лиза. Если хочешь, я расскажу о себе. О том, что я пережил. Тогда тебе понятно будет то, почему я решился отсоединить эти проклятые трубки. Но мне придётся начать сначала, и если этот разговор покажется тебе неприятным, мы его оставим. – Он вопросительно посмотрел на меня, и я просто кивнула.
Пока Эмиль собирался с мыслями, мне вдруг пришла в голову мысль, что мы оба обвиняем себя в том, в чём фактически не было нашей вины. Мы обвиняем себя, что не почувствовали беду и не уберегли родных людей. Все несчастные случаи – это вопрос времени. Если бы на какие-то десять минут, Эмиль выехал бы позже, та иномарка не унесла бы жизнь его любимой. Если бы я…
– О чём ты думаешь, Лиз?
– Ты винишь себя в том, что ты поехал в это время, по этой дороге, не свернул, не затормозил, а я … – В этот момент я всё-таки расплакалась и сразу почувствовала его уютную руку на своём плече.
– Давай не будем об этом. Мы ничего уже не сможем изменить. А вот жить с этим можно по-разному. Я расскажу тебе о том, как освободился сам, и, что гораздо важнее, освободил её душу.
Я снова кивнула, достала из сумки бумажный платочек, вытерла слёзы. Подумала о том, что ни с кем в Париже, да и, вообще, за границей, не смогла бы поговорить так откровенно, как с этим, в сущности, мало мне знакомым человеком. Загадочная русская душа? Банальщина! Но как точно. Ведь именно здесь в России, в Москве, я смогла стать обычным человеком, который может себе позволить плакать.
– Это случилось приблизительно месяц назад, в воскресенье. Не в силах сидеть дома, я вышел на улицу и направился в парк. Я люблю природу, и в тайне надеялся, что смогу найти какой-нибудь укромный уголок, где мог бы спокойно посидеть. Но выходные дни особые. Это счастье для тех, кто любит и кто вместе и мука для одиноких. Сколько ни старайся, не научишься радоваться за других. Своя боль ближе, и она очень эгоистична. Так случилось и со мной: проходящие обнимающиеся парочки и молодые родители, гордо ведущие за руки своих отпрысков, ещё больше заставили меня страдать из-за того, что у моей Галинки нет каких шансов, не то что бы стать матерью, а даже просто погулять в лесу. Пусть даже я вывез бы её на каталке. – В его глазах появились слёзы, и он снял очки, чтобы их вытереть. Я сидела тихо, боясь, как бы мне не хотелось, сжать его руку, понимая, что это всего лишь предисловие, и он просто не мог начать иначе. Эмиль действительно быстро справился с собой и продолжил уже вполне нормальным голосом. – В конце концов, я подошёл к озеру и сел на траву, глядя на воду, чтобы не видеть и не слышать, что жизнь вокруг продолжается. С момента аварии я и жизнь существовали параллельно. Я жил только тогда, когда приходил в больницу, где мог смотреть на её бледное, но всё ещё прекрасное лицо. Но я опять отвлёкся. – Эмиль провёл рукой по лицу, словно пытался отогнать воспоминания. – Немного позже рядом со мной на траву сел мужчина. – Я подозрительно посмотрел на него, потому что искал уединения и не хотел пустой болтовни. Заметив досаду в моём взгляде, он быстро сказала: «Я понимаю, что ты хочешь побыть один. Моя прогулка подходила к концу, и я уже собирался домой, как вдруг среди толпы гуляющих увидел твои глаза. В тот момент я осознал, что должен пойти за тобой». – Я развернулся всем телом и посмотрел на него, желая лишь одного, послать его к чёрту. Но на меня смотрели кристальной чистоты глаза, излучавшие такую любовь к людям, ко всему миру и ко мне в частности, что я поперхнулся своими словами и просто отвернулся. Тем временем он продолжил: «Когда я был маленьким, и взрослые задавали мне дурацкий вопрос: «Кем я хочу стать?», я, не задумываясь, отвечал, что хочу помогать людям. Взрослые смеялись и гладили меня по голове. Когда вырос, я долгие годы не мог осуществить свою мечту, потому что не знал как. Теперь я знаю. Просто поверь, что мы встретились не случайно. И позволь предложить тебе помощь. – Тут я, конечно, взорвался. – Да кто ты такой и откуда ты знаешь? – но тот же чистый и открытый взгляд быстро заставил меня заткнуться, и я просто спросил: – И как ты можешь мне помочь? Что знаешь ты, чего не знаю я? – Незнакомец улыбнулся. «Это новая технология. Н имеет ничего общего с гипнозом, наркотиками. Это реальная помощь, которую люди могут оказывать друг другу. – Но если могут, почему не делают? «Некоторые делают, просто не все знают. К тому же надо находиться на определённом уровне развития, чтобы иметь смелость встать лицом к лицу со своим прошлым. Люди предпочитают жить будущим, упуская настоящее». – Он поднялся с травы и вопросительно посмотрел на меня. И я пошёл за ним, прости за сравнение, как ученики шли за Иисусом. И не пожалел.
– И что это за помощь? – волнуясь, спросила я, вытаскивая из кармана пачку сигарет, чтобы успокоиться. Тем не менее, мне показалось, что это прольёт свет на все недоразумения, с которыми я столкнулась в Москве. На мои странные отношения с фамильным особняком Петушинских, на то, что каким-то странным образом я была уверена, что я и есть Фаина.
– Я назову её теорией души, – улыбнулся Эмиль, помогая мне прикурить. – Ведь ты же хочешь знать, почему ты оказалась в Москве, познакомилась с Андреем, обнаружила тайник?
– Наверно, хочу, – я почувствовала, как успокоилась после нескольких затяжек и уже могу нормально рассуждать. – Но ты не сказал, что произошло с тобой. Почему ты решил прекратить искусственно поддерживать жизнь Галины?
– Я просто понял, что эта жизнь неединственная и что помимо тела, тела моей любимой, опутанного трубками, и за которое я так боролся. Нет, не боролся, цеплялся. Так будет точнее. Так вот помимо тела есть ещё и душа, которая бессмертна. И душа не имеет никакого отношения к нашей аварии. И у души есть отдельная от тела жизнь. Но уж так устроено, я ещё не до конца в этом разобрался, что душа не может пойти дальше, пока тело не будет предано земле. В общем, я понял, что удерживая Галину на земле, я останавливаю движение её души. А если задуматься то, что значит наша текущая жизнь, по сравнению с вечностью? Галя останется в моём сердце, и если мы действительно любим друг друга, мы обязательно встретимся в другом воплощении. Когда я это понял, пришёл к ней в палату. Галины родные уже давно смирились и подписали все бумаги. Я подошёл к ней вместе с врачом и спросил, что должен отсоединить. Он мне показал. А потом я попросил врача уйти, и он предоставил мне эту возможность. И когда я это сделал, я ощутил какое-то движение в палате, легчайшее прикосновение к своей щеке. И мне даже показалось, что где-то рядом прошелестело её «спасибо».
Теперь мы оба курили. Одну сигарету за другой. Эмиль предложил сходить куда-нибудь выпить, но я отказалась. Сегодня я не хотела, чтобы спиртное заволакивало моё сознание, сегодня я хотела обдумать всё, что узнала и о чём за всё время, которое я провела в Москве, старательно гнала мысли. Как там сказал знакомый Эмиля: «Надо находиться на определённом уровне развития, чтобы иметь смелость встать лицом к лицу со своим прошлым».
Глава 22
Я промучилась целый день, так и не решив какие дальнейшие шаги к расследованию можно предпринять, остро осознавая, что медлить опасно. Убийца до сих пор разгуливал на свободе и, продав драгоценности, вполне мог попытаться скрыться из страны. А уж за границей его или её и вовсе не найти. Я раскладывала факты по порядку, тасовала их как карты, пыталась посмотреть под другим углом, но картина вырисовывалась одна и та же.
Тимур, просмотрев видеозапись и услышав наш с Андреем разговор, узнал о тайнике. Решил, что для него это единственный шанс разбогатеть и забрал драгоценности. Убил ли он Андрея до того, как забрал драгоценности или после – неизвестно. Скорее всего, после, это казалось логичнее, но проследить ход мыслей убийцы всегда сложно. Конечно, он рассчитывал на то, что я вернусь в Париж и никак не предполагал, что возжелаю поиграть в следователя. И всё же он не решался меня убить, видимо, не считая меня достаточно опасной. Продолжал позванивать. Надеялся, что я испугаюсь. Всё казалось понятным до тех пор, пока Тимура не убили. Я встала перед тем же вопросом, что и с Андреем: Кому выгодна смерть Тимура? Ответ один. Тот же самый. Тому, кто знал о драгоценностях. Судя по его разговору с Варькой, на днях, а скорее всего в день убийства, Тимур должен был получить крупную сумму. Тогда получалось, что убийца оказывался близким к нему человеком. Ответ казался очевидным – это Ксения. Она вполне могла заподозрить, что её любимый вовсе не собирается прокутить полученные денежки вместе с ней или же, если Ксения с самого начала участвовала в этом деле, они могли поссориться, деля добычу. Или же она решила забрать всё себе. Любовь любовью, а денежки врозь.
Я налила себе чай с лимоном и встала у окна. Моросил мелкий дождь, вгоняя меня в полную тоску. Я подумала, что мне надо прекратить это, слишком далеко зашедшее, самостоятельное расследование и, как говориться, дать показания. Наверно, если бы я хоть немного верила в то, что убийцу найдут, так бы и поступила. Но уверенности не было. К тому же мне не хотелось неприятностей с властями, которые бы неминуемо возникли. Честно говоря, я уже проклинала эти фамильные драгоценности последними словами. Вся вина, теперь уже за два убийства, лежала на мне. Эта моя странная связь с прошлым, непонятный сон, из-за которого я обнаружила тайник. И если верить в то, что душа Степана живёт в этом доме, он пытался нас предупредить. Иначе как объяснить, что план таинственно исчез. Он словно хотел сказать: не лезьте в это дело. И оказался совершенно прав. Мы пошли в подвал, и это оказалось первой ошибкой. Вторая ошибка заключалась в том, что именно я убедила Андрея не заявлять о драгоценностях, считая их собственностью нашей семьи. Семьи, у которой отняли родину. Семьи, из-за которой я прожила в эмиграции столько лет, не зная, что моя душа принадлежит России.
Я отставила пустую чашку и, опустившись на стул, похоронила голову в ладонях. Только я одна во всём виновата. Только я.
Звонок домашнего телефона разорвал тишину. Звонила баба Настя. Коротко поинтересовавшись, как у меня дела, она озабоченно сказала:
– Слушай, я волнуюсь, Варька куда-то пропала? Обещала прийти к ужину, я испекла её любимые блинчики с творогом, а она так и не появилась. Даже дома не ночевала. Конечно, дело молодое, но я боюсь: не случилось ли чего, не дай бог.
Сердце заныло у меня в груди. Я сразу вспомнила, как мы расстались. Она ещё тогда что-то задумала, уж слишком снисходительно заявила: «Будут новости – позвоню».
А не надо долго раздумывать, куда могла отправиться бедовая Варька. Искать Ксению, которую вполне могла оказаться замешанной в убийстве. А где она могла её искать, как не у готов.
– Баба Настя, вы не волнуйтесь, – быстро сказала я. – Я сейчас ей наберу на мобильный.
– Уж набирала, – в трубке послышался вздох, – не отвечает. Со вчерашнего вечера, говорят «абонент не доступен». А ведь она так никогда не делала. Даже когда на лекциях сидела, только звук выключала и сразу всегда перезванивала. Может, в милицию позвонить? А вдруг она сейчас вернётся и меня заругает. Скажет, что старуха совсем из ума выжила.
– Подождите звонить в милицию, – дрожащим голосом сказала я. – Я попробую её найти. Я в университет съезжу.
– Спасибо тебе, Лиза, – немного успокоилась баба Настя. – Ведь не чужой она мне человек, кто у меня остался после Андрея: ты да она.
Сразу после разговора я бросилась к шкафу, выхватывая вещи. Майка, джинсы, ветровка, если будет прохладно. Одевшись и причесавшись, я остановилась и задала себе вопрос: «А я хотя бы знаю, куда я бегу?» Ведь у меня нет никакого плана, кроме уверенности, что я должна спасти Варьку. Я заставила себя сесть и собраться с мыслями. Надо попытаться встать на место Варьки. Что бы я делала, если бы оказалась на её месте? Попыталась бы войти в контакт с Ксенией. Но как? Через знакомых? Возможно. Какая-то её подруга учится в Плехановской академии. Как её зовут? Покопавшись в памяти, я неожиданно быстро вспомнила – Настя Кудрявцева. Значит, можно поехать в академию и попытаться её отыскать. Она может что-то знать.
Я доехала до Плехановской академии за полчаса, но оказалась, что Настя Кудрявцева уехала отдыхать. Это я выяснила у её подруги. Она даже сжалилась надо мной и позвонила Насте. Но её телефон оказался выключённым.
– Ничего удивительного, там роуминг, – фыркнула девушка, посматривая на меня с изумлением и мечтая от меня отделаться. В конце концов, у неё это получилось, потому что после очередного «не знаю» я поняла, что лишь зря теряю время.
Я побежала к метро, опять не зная, куда податься, как вдруг меня пронзила мысль, простая до безобразия. «Ведь я же частенько видела этих готов на Патриках». Я могу попробовать подойти к ним. Конечно, мой почтенный, по сравнению с ними, двадцатилетними, возраст может вызвать у них подозрения, но всё же надо попытаться.
Уже на Маяковской я вспомнила, что пообещала Эмилю ничего не предпринимать, не посоветовавшись с ним. Набрала его номер, втайне надеясь, что он не ответит на звонок.
Эмиль оказался на даче у родителей, и он сразу закричал мне, что выезжает и чтобы я без него ничего не предпринимала. Но никакие слова, ни уговоры не могли меня остановить. Даже то, что Эмиль сказал, что позвонит в милицию и самостоятельному расследованию пора положить конец. «У нас уже два убийства и одна пропавшая, а ты всё ещё пытаешься что-то сделать сама», – выкрикнул он.
Его слова немного разрядили моё напряжение. Эмиль решил напугать меня милицией. Да, я уже находилась на той стадии, когда всё равно. Моя жизнь, отягчённая комплексом вины, сейчас представляла для меня слишком маленькую ценность, чтобы о ней беспокоиться.
Я вышла из метро и почти бегом рванула к Патрикам, молясь, чтобы готы оказались на месте. Мне повезло, пятеро человек в чёрных траурных одеждах, прихлёбывая алкогольно-энергетические напитки, сгрудились вокруг скамейки. Две готессы с белым от пудры лицом и с устрашающим макияжем сидели, а трое парней, у одного из них волосы были уложены гребешком, стояли напротив. Я спряталась за деревьями, размышляя, как к ним подойти. Сказать, что мне интересна их религия? Они не поверят. Представиться журналисткой или писательницей? Только усмехнутся, и я вряд ли что узнаю. В конце концов, я решила сказать правду. А точнее её часть. Спокойно, хотя внутри у меня всё дрожало от страха, что могу не использовать единственный шанс, я направилась к ним.
– Привет! – обратилась я к девушке-готессе с короткими волосами, увешанной длинными и короткими серебряными цепочками с различными кулончиками. – Я ищу Ксюху. Она куда-то пропала. – Называя имя, я порадовалась тому, что оно не очень-то распространённое. Но я не учла в среде готов не принято называть друг друга мирскими именами.
Девушки переглянулись, а гребешок, его я определила как главного, с чувством превосходства смерил меня с ног до головы. В этот момент я порадовалась, что Андрей научил меня носить обычную одежду, которая меня молодила. И всё же, глядя на них, я понимала, что между мной, сорокалетней и этими странными ребятами, которые, несмотря на их театральный макияж, всё равно выглядели лет на двадцать с хвостиком, разница в целое поколение.
– Слушай, тёть, а мы такую не знаем, – парень с гребешком ухмыльнулся и в сочетании с подведёнными чёрным карандашом губами, это выглядело неприятно. – У нас приняты другие имена.
Меня, например, зовут Дракула, его, он кивнул на парня рядом – Кремоза. Ну-ка, а вы представьтесь, а то невежливо, – кивнул он готессам.
– Да ладно тебе, Драк, – сказала девушка, одетая в длинный чёрный плащ, из под которого выглядывало белоснежное кружевное жабо. – Тётя вы не по адресу. Мы не знаем вашу Ксюху.
Неожиданно во мне взыграла кровь Петушинских. Неужели я, сорокалетняя тётка, вот так отойду и позволю им сделать меня? А как же тогда Варька? Уж доведу свой спектакль до конца.
– Знаете, что ребятишки, – в это слово я вложила столько презрения, сколько могла, – меня не трогает как вы представляетесь и какую философию поддерживаете, но знайте, что если я не найду эту суку, которая мне денег должна, вас тут на Патриках больше не будет, ясно? – Я смерила гребешка с ног до головы и крикнула: – Ну так будешь отвечать, где можно найти Ксюху или нет?
Парень опустил глаза и растерялся. После вежливого, почти заискивающего, мой ледяной голос, сбил его с толку. Я, что называется, попала в его волну и сразу перестала быть тёткой неопределённого возраста в молодящейся одежде. К тому же, к сожалению, современная молодёжь напора не держит, это я уж давно констатировала как факт. Все они такие эпатажные, а как защищаться надо, сразу в кусты.
– Ну, ты это, не гони, а? – поднял подведённые глаза парень. – Нам бояться нечего. Я, правда, что-то Ксюхи не припоминаю. А вы? – он посмотрел на готесс, но они покачали головой.
– У неё ещё был… есть парень, – поправилась я. – Тимуром зовут. Он не из ваших.
– Ах, ты про… – он пробормотал какое-то имя, по которому они её видимо знали. – Да она с нами не тусуется.
– Тогда где я могу её найти?
– Попробуй на Цветной съездить. Они там прямо на бульваре собираются. А если подождёшь минут десять, я тебя провожу. Мне всё равно туда надо по делам. Потому что если ты одна к ним сунешься, они тебя знаешь, куда пошлют. А я тебе помогу, потому что денежные вопросы уважаю. Если должна, пусть отдаёт. К тому же на эту Ксюху твою у меня давненько зуб. Она когда своего… – здесь он выругался, – привела, тот такое начал гнать. Философия ему наша не нравится. Да что он знает про нас? А не пошёл бы он… Мы же классные ребята. Со смертью на короткой ноге и никому не мешаем.
«Совсем никому, – мрачно подумала я, вспомнив, про пентаграмму и двадцать шесть ножевых ранений».
Дракула достал из кармана пять упаковок таблеток и протянул своим знакомым. Потом насмешливо посмотрел на меня:
– Тёть, а хочешь улететь?
От напряжения я чуть не расхохоталась. Уж очень всё театрально выглядело. Почему-то в голову снова пришла мысль об отце: «Вот видел бы меня сейчас папа». Наследница финансовой империи налаживает отношения с готами. Жаль, времени не было, а то бы я бы тоже такой костюмчик приодела.
– Нет, спасибо, Дракула, – я специально назвала его по имени, зная по опыту переговоров, как важно, чтобы человек как можно чаще слышал своё имя. Особенно, если он сам его выбрал. – Я покурю.
– Тогда мы сейчас подзарядимся и поедем, – он достал из пакета ещё одну банку и стал выдавливать таблетки в руку.
Я полезла в карман за сигаретами и с жадностью затянулась. Кажется, пока всё шло хорошо.
В кармане джинсов завибрировал мобильный, и я, вытащив его, увидела надпись, «Эмиль».
– Где ты, Лиза? Я к Москве подъезжаю.
– Всё нормально, – сказала я обычным голосом, отходя немного назад, чтобы он не услышал голосов моих новых знакомых. – Я сейчас свои дела на Цветном сделаю, а потом мы с тобой поужинаем, – мой голос звучал так, словно я разговаривала с любимым мужчиной. – Мы можем прямо там и встретиться, – продолжала мурлыкать я. – Помнишь ту милую французскую кафешку «Легато» на Садовке? Подъезжай туда и набери.
Готы смотрели на меня с интересом и лёгкой насмешкой. Видимо, считали, что в моём возрасте кокетничать неприлично. Ничего, пусть думают, что хотят. Главное, чтобы не заподозрили, что на самом деле я назвала ему своё местоположение. Хотя бы район. – Ты с кем там? – забеспокоился Эмиль. – Почему так странно разговариваешь? Я же просил тебя…
– Ну, милый, – замурлыкала я. – Ты такой нетерпеливый. Сначала поужинаем.
Со скамейки донеслось смущённое хихикание, а я, пропев «целую» нажала отбой и бросила телефон в сумку.
– Ну ты даёшь, тётя! – Дракула посмотрел на меня с уважением. – В твоём-то возрасте, такие игры. Хотя фигура у тебя ничего. А сколько тебе?
– Сорок, – честно ответила я.
– Жопа! – констатировал Дракула. – Я – то столько не протяну, обязательно сделаю новую попытку. Знаешь, какая у нас философия?
– Смерти.
– Правильно. Если интересно могу просветить, пока поедем до Цветного.
– Звучит заманчиво, – я выдавила из себя улыбку.
– Ну всё ребя, покойтесь с миром, – «гребешок» посмотрел на меня. – Двигаем, тётя.
Только когда мы отошли на несколько шагов к перекрёстку, я решилась спросить:
– А что значит – «покойтесь с миром»?
– Это означает – пока. Я с ними попрощался. Не знаю, вернусь сегодня на Патрики или нет. С другом должен встретиться. Его родители совсем допекли, то из дома гонят, то, наоборот, к нам не выпускают. Предки – это кошмар.
Глава 23
– Я три раза с собой пытался покончить, – откровенничал Дракула по дороге. – Всё не дают мне помереть. Два раза родители помешали, а однажды, знаешь, кто?
– Кто?
– Девушка моя, тоже готесса. Вот ей я этого не простил. Она же знает нашу философию, и туда же. А ведь нам с ней так классно было. У нас даже определённая могила была на кладбище, где мы сексом занимались. Полный улёт.
Я слегка закашлялась.
– А зачем вы этим на кладбищах занимаетесь?
Дракула остановился.
– Ну ты чё, тётя, не понимаешь? Там же энергетика особая и, кажется, во время оргазма, что смерть она вот, близко, протяни руку и поймаешь её. И всё, кончено с этой поганой жизнью.
– Так холодно же на могилах и неудобно? – задала я вполне практичный вопрос, чувствуя, что должна как-то отреагировать на его неожиданное откровение.
– Бывает и холодно, но если подстелить несколько венков после свежих покойников, будет нормально. Зато лежишь на еловом лапнике, чувствуешь себя, словно ты уже в небесах. А от венков, это ж от тех, кого недавно похоронили, там другая энергетика. Печали такой. Словно все люди, которые их оплакивали, свои слёзы тебе передали. И это так вставляет.
От его откровений к горлу подкатил ком тошноты. Я сглатывала слюну и боялась, что меня вырвет. И только мысль о том, что я должна найти Варьку заставляла меня оставаться с ним. Сейчас я была почти убеждена, что таким чокнутым вполне по силам организовать убийство Тимура.
В вагоне метро Дракула прислонился к стенке. Он стоял и просто смотрел вокруг, а я заметила странную реакцию людей поблизости. Встречаясь с ним взглядом, она отводили глаза, боялись его толкнуть или случайно прикоснуться. Вероятно, им казалось, что он несёт с собой смерть и разрушение и инстинктивно старались держаться от него подальше.
На Цветном бульваре оказалось человек пятнадцать готов. Ни Ксении, ни Варьки среди не было. На что я и не рассчитывала. Люди в чёрном облюбовали две скамейки. Поблизости от них никого не было. Я молча стояла в стороне, пока Дракула пожимал чьи-то руки и отвечал на приветствие. Потом он оглянулся, словно вспомнив обо мне, и зашептал что-то неприятному низенькому парню с гребешком. Он мне сразу не понравился. Одежда на нём выглядела более дорогой, чем у других и держался он, несмотря на то, что был ниже всех парней, снисходительно высокомерно. На какой-то момент низенький встретился со мной взглядом и его глаза прожгли меня насквозь. Похлопав Дракулу по плечу, он не спеша направился ко мне.
– Говорят, ты одного человека ищешь?
Я только и смогла кивнуть, страх сковал моё сердце, внутренности, даже дыхание замерло.
– Она сегодня не в форме, – спокойно сказал он. – Но это может тебе оказаться на руку. Я могу проводить тебя туда.
Я раздумывала над его предложением, продолжая чувствовать его неприятный взгляд. Мой рассудок просто вопил, чтобы я никуда не ходила. Но если я боюсь, то и начинать не стоило? Я вспомнила Андрея, его безжизненное тело с алым пятном на груди. Варьку, которая оказалась в беде. Всё это придало мне решимости.
– Идём, выдохнула я. Низенький сделал кому-то знак, и из группы отделилось двое парней в чёрных плащах. Он направился вперёд, я за ним, двое готов замыкали шествие. На улице светило солнце, почему-то возникла мысль, что эти ласковые прикосновения его лучей могут оказаться последними.
Миновав вход в метро «Цветной бульвар», мы завернули во двор и оказались на заброшенной стройке. Прошли несколько шагов, и я почувствовала сильный удар по голове. Уже лёжа на земле, я подумала о том, что поступила глупо. Потом меня поглотила темнота.
Я очнулась в подвале от того, что кто-то гладил меня по лицу и плакал. Я открыла глаза и увидела Варьку. От того, что она жива, я сама чуть не расплакалась.
– Наконец-то! Ты пришла в себя! – склонилась надо мной Варька. – Эти подлюги тебя стукнули по голове. Голова болит?
Я попыталась приподняться, но перед глазами всё поплыло, и я снова опустилась на то, что оказалось Варькиной джинсовой курткой, которую она заботливо подложила мне под голову. На мой лоб легла её прохладная ладошка.
– Не вставай, ты что? Это, наверно, сотрясение. У тебя голова кружится?
– Ещё как, – пробормотала я, усилием воли пытаясь остановить болтанку.
– Лежи спокойно. Если будешь шевелиться, то потом голова всю жизнь будет болеть. Мне так врач говорил. Надо лежать спокойно.
Неожиданный голос из темноты, заставил меня снова приподнять голову:
– Да что тут ей осталось-то всей жизни. День от силы два.
– Кто это? – шёпотом спросила я Варьку.
– Ксюха, – прошептала она. – Та самая Ксюха.
Услышав своё имя, Ксюха встала и протопала к нам.
– Ну что, сучка богатая, поняла теперь как лезть не в своё дело? А то она тут расследование затеяла. Я ещё тогда после разговора с тобой говорила Тиме, что надо тебя напугать, чтобы ты убралась отсюда. Но он слизняк так ничего не сделал.
– Так это вы мне звонили с угрозами? – на всякий случай спросила я, больше говоря это для себя, чем желая получить ответ.
В голосе Ксюхи послышалось удивление.
– Нет. Мы тебе не звонили. Похоже, это ты ещё кому-то дорогу перешла. Да только какая уж теперь разница. Всё равно завтра нас всех принесут в жертву. Я-то к смерти готова ещё с шестнадцати и жду её как избавление.
Её замечание о жертвах не сразу дошло до моего помутнённого сознания. Как ни странно, но думала я о другом. Если Ксюха – убийца, то почему она сидит здесь вместе с нами? И как они попали сюда с Варькой?
Я вновь, несмотря на Варькины охи, приподнялась и села, облокотившись на холодную стену. Справилась с дурнотой, выдержала, пока прекратилось головокружение и спокойно спросила:
– Может, расскажешь, за что ты его убила?
Я подразумевала Андрея, а Ксюша поняла, что это Тимур, поэтому быстро сказала:
– Да не убивала я его. Нужно больно руки марать. Он сам виноват. Нечего было болтать на каждом углу, как скоро он разбогатеет. Ребятам деньги нужны на водку, сигареты, наркотики. Вот они его и пришили. Помогли к смерти подняться, – Ксюша выдохнула дым и сплюнула.
– А двадцать шесть ножевых ранений? – вспомнила я. – А пентаграмма?
Ксюша пожала плечами.
– Завтра поглядишь, как с нами кончать будут? – она дико захохотала. – Смерть, смерть приближается к нам. Я вижу её. Смерть – это освобождение.
– Заткнись! – завизжала Варька. – Я не хочу умирать. Мне всего двадцать лет. Я только жить начала. Я хочу замуж, детей хочу.
– Успокойся, Варенька! – я протянула к ней руку и погладила по плечу. – Эмиль нас обязательно найдёт. Он знает, куда я поехала.
Вспомнив об Эмиле, я на всякий случай проверила карманы джинсов, где держала мобильный. Конечно, его там не оказалось.
– Да как он нас найдёт в этом подвале? Ты сама-то знаешь, где ты?
– Нет, не знаю, – согласилась я. – Но мы должны верить. Эмиль сказал, что позвонит в милицию. – Сейчас мне уже нравилась эта мысль, потому что я понимала, что одному ему не справиться. Какой смысл в том, если его посадят с нами, а завтра принесут на одну жертву больше?
Ксюша ещё раз сплюнула и отошла в свой угол. Варька доверчиво прижалась ко мне, я чувствовала её дрожащее тело рядом. Она уже не всхлипывала, но я чувствовала страх, он окутал её густой липкой паутиной, пытающейся захватить и меня. Но головная боль и постоянный круговорот отвлекали меня.
Глава 24
Наверно, я задремала, потому что вздрогнула от скрипа двери. На пороге послышались мужские голоса. «Ну, вот и смерть пришла», – подумала я, выныривая на миг из своего бессознательного состояния.
Очнулась я в больничной палате. На стуле рядом со мной сидела Варька, которая сразу вскочила и примостилась на краешке кровати.
– Наконец-то ты проснулась. Ну как ты? Ты знаешь, кто ты и что произошло?
– Варь ты что? Конечно, я знаю, кто я. Что за вопросы глупые?
– Это нормальные вопросы при сотрясении мозга. Иногда люди не помнят, как они ударились, и даже случается, что забывают, как их зовут. Скажи, как тебя зовут?
Я улыбнулась.
– Элоиза Петушинская, одна тысяча девятьсот шестидесятого года рождения, в настоящее время проживаю по адресу, чёрт не помню точно адреса. Могу назвать свой адрес в Париже.
– Элоиза? – удивилась Варька. – Какое имя-то красивое. Гораздо лучше, чем Лиза. Значит, всё в порядке. А то я волновалась, ты так долго была без сознания. Как ты себя чувствуешь?
Я оглядела ровные, выкрашенные противным грязно-серым цветом стены одиночной палаты, отметила высокий потолок и огромное окно. Скосив глаза, увидела тумбочку рядом с кроватью. И хотя в затылке по-прежнему чувствовалась тупая боль, мне было гораздо лучше.
– Вроде ничего, – заметила я. – Только слабость. А ведь я на самом деле не помню, что произошло. Помню скрип двери и твой крик «вызовите скорую», а дальше – пустота.
– Я всё расскажу, но позже, а сейчас врач сказал, что тебе нельзя волноваться, – она с умным видом поправила одеяло и уселась на стуле.