Возвращение «Стопкрима» Головачев Василий

Глава 4. Настоящий чёрный человек

Виктор Цыренович Сабуров, заместитель начальника Главного Управления экономической безопасности и противодействия коррупции (ГУЭБ и ПК), исполняющий обязанности начальника Управления, находящегося под следствием в СИЗО «Лефортово», генерала Колбасникова, был молод (ему исполнилось сорок лет), активен и предельно амбициозен. Его не устраивало положение заместителя, так как он считал себя умнее и дальновиднее начальника, хотя и тот был не намного старше – всего на четыре года.

В принципе, это именно он подставил Колбасникова, использовав связи приятеля, прокурора Центрального административного округа Москвы Ставицкого, создав преступную группу из сотрудников ГУЭБ, специализирующуюся на провокации взяток, и спокойно пользовался служебным положением в своих целях, не боясь превышать должностные полномочия. Всё это он приписал начальнику Управления, умело сфабриковав компромат, и генерал стал одним из «резонансных» фигурантов уголовного дела, которым с удовольствием занялся Следственный комитет. А чтобы генерал не пытался добиваться освобождения, Сабуров нашёл исполнителей своего замысла в СИЗО, с помощью начальника изолятора полковника Ляшко, лейтенанта Мусихина и сержанта Мухамадиева, которые веско «поговорили» с Колбасниковым, после чего он получил перелом лобной и теменной костей черепа, что списали на «падение с подоконника во время мытья окна». Когда по просьбе адвокатов начальника Управления началась проверка этого инцидента, прокурор Ставицкий поговорил по душам с начальником ФСИН Москвы генералом Березиным, и проверку прекратили «из-за отсутствия состава преступления». Хотя лечащий врач СИЗО утверждал в заключении, что человек не мог получить такую тяжёлую травму, упав с подоконника.

Кроме того, что Сабуров занимался спортом – неплохо стрелял по тарелочкам и даже входил в сборную Управления, он был истовым собирателем антиквариата, и его дача в Жуковке представляла собой, по сути, музей, где располагалось более пятисот экспонатов, от древних китайских ваз до византийского фарфора позапрошлого века и старинного оружия. Нет нужды говорить, что половина экспонатов была приобретена с помощью давления полиции на обладателей, которые отдавали раритеты бесплатно, чтобы их не трогали представители закона.

Однако некоторые вещи Сабуров покупал в антикварных лавках и ломбардах Москвы и других городов, имея своих агентов, которые шарили по магазинам и докладывали ему о появлении антиквариата. Тогда Сабуров садился в машину и ехал в магазин, где осматривал поступившую на реализацию вещь и, если она ему нравилась, договаривался с продавцом о приобретении, с большой скидкой разумеется.

Четвёртого октября один из агентов этого плана позвонил генералу после обеда и сообщил о поступлении в антикварную лавку в Калашном переулке партии редких книг и бронзовой утвари восемнадцатого века.

– Есть очень приличные вещи, – сказал он, шепелявя; это был старый еврей, о связях которого рассказывали легенды. – Подсвечники, бронза, литьё – всё великолепного качества, не новодел. Завтра многое будет выставлено на прилавок и, что хуже, в Интернет.

– Приеду в семь, жди, – коротко ответил Сабуров, обрадованный возможностью пополнить коллекцию. Спросить, откуда появился антиквариат, он не догадался, веря опыту и нюху агента.

В начале восьмого генерал оставил водителя и охранника в служебном БМВ возле магазина и, не ожидая никаких сюрпризов, открыл звякнувшую колокольчиком стеклянную дверь, не обратив внимания на табличку «Закрыто». Он был уверен, что его ждут.

Его действительно ждали: агент Порошкевич, старенький, седенький, с жидкими усиками, запавшим от отсутствия передних зубов ртом и огромными очками, и директор лавки Манский, которого Сабуров знал лично. Директор тоже был стар, но выглядел достаточно ухоженно и респектабельно, чем-то похожий на диктатора Южной Днепропетровской Украины Беню Коломойского.

– Добрый вечер, Виктор Цыренович, – пророкотал он, не подавая руки: генерал за руку не здоровался ни с кем. – Приятные новости. Пройдёмте в подсобку, покажу поступившую рухлядь.

Подсобное помещение лавки и в самом деле было заставлено ящиками с предметами быта прошлых времён, а некоторые из них были выставлены на столы и полки, сверкая глазурью, медью и гранями поделочных камней.

– Смотрите, – повёл рукой директор Манский, – не буду мешать.

Он вышел.

– Я бы посоветовал… – проблеял Порошкевич.

– Выйди, – мотнул головой Сабуров, жадно разглядывая коллекцию, – позову.

Порошкевич пожевал губами в сомнении, подёргал седыми бровками, но вышел, зная крутой нрав генерала.

Сабуров снял со стола бронзовый светильник вычурной формы, начал рассматривать.

Подсобное помещение представляло собой комнату, похожую в плане на букву «Г», имея вход и запасной выход, поэтому Сабуров не мог окинуть взглядом её всю. Услышав тихие шаги с другого плеча «буквы Г», он не встревожился, считая, что ходит кто-то из работников лавки. Но это был не работник магазина. Из-за штабеля коробок вышел черноволосый, смуглолицый, крепкого сложения мужчина, одетый в отлично сидевший на нём чёрный костюм в синюю полоску. Глаза его сверкнули, когда Сабуров оглянулся.

– Виктор Цыренович? – сказал он вежливо, гортанным голосом.

– А вы кто? – насторожился Сабуров.

Незнакомец подошёл ближе, протянул чёрную визитку с вытисненным на ней серебряным кинжальчиком.

– СК.

– Что ещё за СК? Следственный комитет, что ли? Я генерал Сабуров…

– Мы знаем. Но мы не из комитета.

– А откуда? – Глаза Сабурова остановились, он вспомнил недавний случай с министром здравоохранения. Оглянулся на дверь, жалея, что не взял с собой оружия и охранника.

– Кто вы?!

– Охотники за нелюдью, – усмехнулся смуглолицый. – За тобой тянется хвост преступлений, не совместимый с твоей жизнью. Мы хотели бы отправить тебя к хозяину.

– К кому?! – не понял генерал.

– К Монарху Тьмы. – Смуглолицый оказался рядом, Сабуров метнулся прочь, проявляя хорошую реакцию, и наткнулся на мужчину в серой куртке, оказавшегося на пути.

– Не торопись.

Сабуров отпрянул, озираясь, открыл рот, чтобы крикнуть, позвать на помощь, и в этот момент палец смуглолицего клювом вонзился ему в шею. Нестерпимая боль волной прокатилась от шеи к плечам, влилась в сердце, в голову, он закричал… и умолк, потому что второй укол пальцем парализовал ему гортань. Крик захлебнулся, не успев родиться. Схватившись за горло, Сабуров согнулся и мягко упал на пол.

Мужчина в сером поморщился.

– Никогда не привыкну… жалко… и противно!

– Мы чистильщики, – пожал плечами смуглолицый. – И утилизаторы. Он заслужил не такую лёгкую смерть. Хотя ты прав – противно.

– Уходим. – Мужчина в сером – это был Котов – забрал из руки генерала чёрную визитку, буркнул: – Не надо оставлять следов, даже таких. Пусть это будет сердечный приступ. И так все поймут, когда свяжут всю цепочку.

Самандар кивнул, соглашаясь.

Они вышли из магазина через запасной выход во двор дома, встретили молодого парня в джинсе и втроём повернули на Большую Никитскую улицу, где сели в поджидавший их джип «Инфинити».

– Удачно сходили? – поинтересовался водитель.

Котов кивнул, усаживаясь и вспоминая, как они выбирали бандлик.

Самандар составил план зачистки чиновников высших властных структур, в котором насчитывалось более трёхсот пунктов. Выбирали уродов, не подвластных уголовному преследованию из-за круговой поруки чиновного люда, являвшейся залогом выживания коррупционной системы, не сдающей своих, из десятка наиболее одиозных дел. Рассмотрели дело гражданского активиста Константина Данилова, который якобы «без всякой причины плюнул на куртку незнакомому парню, вступил с ним в драку и зарезал несчастного ножом». Такое обвинение выдвинуло следствие, хотя оно строилось на показаниях вора-рецидивиста, который вообще узнал об убийстве со слов полиции. Следователь предложил ему сделку, вор согласился, и Данилова задержали… спустя два месяца после инцидента (!). Никаких улик не нашли, и тем не менее парня осудили и посадили, не приняв во внимание ни одного доказательства защиты, в том числе главного: Данилова в день убийства вообще не было в Москве!

По этому делу наказанию должны были подвергнуться следователь, прокурор и судья Басманного суда. Плюс вор-рецидивист, полный отморозок по всем статьям.

Второй пункт плана сообщал об «отмазке» от суда полицейского в Туле, забившего насмерть арестованного. Полицейскому было двадцать лет, и метил он в начальники отделения, будучи сыном заместителя мэра города, хотя за ним тоже тянулся хвост грехов – от воровства автомобилей до попытки изнасилования. Обращение правозащитного фонда «Общественный вердикт» к главе СКР не возымело действия, убийцу отпустили «на поруки».

По этому делу Самандар предлагал заняться и полицейским, и его папашей, и начальником УВД, и сотрудником Следственного комитета, не давши ход уголовному преследованию убийцы.

Не менее суровое наказание ждало работников Следственного комитета Ивановской области, обкатавших прибыльный бизнес по фальсификации взяточничества и коррупции, как это делал и московский глава ГУЭБ Сабуров. Они выбивали у подходящих обитателей СИЗО письменные доносы на предпринимателей и привлекали к уголовной ответственности преимущественно невиновных людей да неугодных чиновников, честных и неподкупных. Помимо высочайшей эффективности, такой способ «дознания» был совершенно безопасен. В соответствии с приказом главы СКР следователь фактически был защищён от обвинений со стороны подследственного и мог делать с ним всё что угодно, если тот не соглашался «делиться». А поддерживал всю эту свору новый губернатор Ивановской губернии Михаил Мунь, круто держащий в своих руках весь местный «бизнес».

По этому делу следовало убирать самого Муня, его помощников и чекистов из местного СКР, всего двадцать два человека. Хотя физической ликвидации подлежали всего трое, остальным грозил вброс в Интернет мощного компромата.

Статистика свидетельствовала, что из десяти уголовных дел, в которых фигурировали высокопоставленные чиновники федерального и регионального уровней, девять до суда не доходили. Этот «миропорядок» надо было менять.

Но Котов выбрал первое из дел – с генералом Сабуровым, от которого пострадал не только бывший начальник ГУЭБ Колбасников, но и множество службистов рангом пониже, трое из которых, по данным Самандара, «выпали из окна или с балкона при принятии большой дозы алкоголя». Хотя все понимали – их просто убрали.

– Что молчишь? – посмотрел на него Вахид Тожиевич.

– Думаю, – очнулся Василий Никифорович.

– О чём, если не секрет?

– О грязи людской. Чем больше живу на свете, тем больше презираю весь род человеческий.

– Не ты первый. Хотя нашёл о чём думать. Человечество, по сути, преемник тараканьей морали, гнусное порождение дьявола Конкере, и ты это знаешь.

– Обидно за судьбы хороших людей.

– Для того мы и создали «чистилище», чтобы об этом помнили наверху. Надо было воскрешать СК ещё в две тысячи четырнадцатом году.

– Тогда президентом был Путин, он не стал бы рисковать своим рейтингом. Он даже не рискнул послать в Украину ДРГ[7], чтобы замочить убийц – Порошенко, Яроша, Тягнибока, Наливайченко, всю военную сволоту.

– Вряд ли это помогло бы, все эти нелюди – шестёрки американцев, выполнявшие указы из Вашингтона, мочить надо было Госдеп США вместе с президентом и всей военной сворой. Хотя и это не помогло бы, Зло вообще невозможно уничтожить методами самого Зла.

– Зло не уничтожить и методами Добра, если хочешь. Нет смысла философствовать на эту тему, мы с тобой давно переросли эти понятия. Есть силы и возможности бороться с ним? Тогда давай заниматься этим делом молча, стиснув зубы. Или ты начинаешь сомневаться?

– Нет, – ответил Вахид Тожиевич после паузы. – Просто я вспоминаю слова одной пары писателей: кто всю жизнь сражается с драконами, сам в конце концов становится драконом.

– Нам это не грозит, – убеждённо возразил Василий Никифорович. – Мы ни разу не ошиблись в оценке отбросов общества, управляющих этим обществом. Попробуем и впредь действовать так же.

Самандар помолчал.

– Пора заняться ФСИН. Мы получили доказательства, что в ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по Краснодарскому краю якобы умер создатель ОПГ Куц, виновный в убийстве семьи фермера, а на самом деле Куц жив, убили его двойника, сам он теперь на свободе.

– По-моему, такое уже было.

– В две тысячи четырнадцатом году: умер Сергей Цапок, на самом деле – его двойник. Тогда дело спустили на тормозах, письмо пострадавших начальнику ФСИН с просьбой разобраться осталось под сукном, но это уже распространённая практика.

– Пошли туда Синельникова.

– Не царское это дело – посылать наших парней мочить сволоту. Сброшу компромат в Сеть на весь генералитет Ивановской области.

– Обсудим, и вот ещё что… – Котов посопел в нерешительности, что с ним бывало редко. – Меня беспокоит Матвей.

– Он у тебя вполне самостоятельный, к тому же у отцов и детей разные подходы к жизни. Их время – кидать камни, наше – собирать.

– Что ж мы с тобой до сих пор кидаем? – проворчал Котов. – Не выросли ещё? Он со мной не делится, но я знаю, что Стас задумал что-то, таскает его за собой по стране, показывает МИРы.

– Зачем? – удивился Вахид Тожиевич.

– Знал бы – не переживал. Не сможешь как-то выяснить, чем занимается Стас? Он каким-то образом стал приближённым Меринова, а мы знаем, что это за тварь.

– Попробую, есть у меня кое-кто в окружении заместителя генпрокурора Гены Бокова, который предупредил нас о готовящемся нападении на депутата Дроздова.

– Хорошо.

Джип свернул на набережную, к дому Котовых.

На следующее утро почти все центральные каналы ТВ России сообщили о смерти пятерых человек: сотрудников СИЗО, исполняющего обязанности начальника Управления ГУЭЖБ и прокурора ЦАО.

Генерал Сабуров умер в антикварной лавке от сердечного приступа.

Прокурор Ставицкий умер дома, в постели, от апноэ – каким-то образом он умудрился проглотить собственный язык во сне.

Начальник СИЗО «Лефортово» полковник Ляшко выпил много пива и утонул в бассейне Коломенского центра развлечений.

Лейтенант Мусихин упал с девятого этажа стройки в Мухинском проезде.

Сержант Мухамадиев разбился насмерть на МКАД, врезавшись на мотоцикле в цистерну с бензином. Цистерна взорвалась, и опознать сержанта, известного лихача, оказалось непросто.

Глава 5. Будь настойчив – и получишь своё

Башня возвышалась над морем тумана метров на двести, и вокруг неё располагались такие же башни, больше похожие на скалистые колонны с плоскими вершинами.

Он стоял на крыше башни и рассматривал странный пейзаж, смутно знакомый и хранившийся глубоко в памяти, изредка напоминавший о себе в самые неожиданные моменты жизни.

Небо над зыбко-туманным морем было густо-фиолетового цвета, с проседью над горизонтом, однако на звёзды эта проседь не походила. И солнца нигде не было видно, хотя мир был хорошо освещён и вполне реален, если учесть, что своего тела Матвей не видел, хотя ощущение было, что он стоит на гладкой коричневой плите на собственных ногах.

Преодолев скованность, он сделал шаг, другой, третий, остановился на краю обрыва, разглядывая светящиеся корни тумана в глубине моря и странную цепочку башен-скал, исчезавшую где-то далеко на горизонте.

Граница Локона Ампары, пришла ничего не объясняющая мысль. Начало «адовых» миров. Или это тюрьма для героев?

Он посмотрел на плиту, на которой стоял, и ему показалось, что в её полупрозрачной глубине шевелится мрак. Какая-то спутанная, как ком водорослей, масса поднялась снизу, ударилась о крышу башни, породив гул и свист.

Толчок едва не сбросил Матвея в туманное море. Он отскочил от обрыва, но обитатель башни – масса щупалец, лиан и когтей – снова налетел снизу на потолок тюрьмы, пытаясь пробить броню, крыша вспучилась бугром, Матвей всё-таки сорвался с обрыва… и подхватился на кровати, дыша так, словно вынырнул из-под воды.

Утро уже наступило, хотя за окном было ещё темно. Осень, октябрь, светает в девять, на часах – семь. Пора переходить ото сна к реалиям жизни. Но он ещё минут десять лежал на постели, раскинув руки и ноги, вспоминал сон и решал, сходит ли он с ума, пора ли идти к врачу, либо поговорить с отцом и принять происходящее за данность.

Сны, подобные только что приснившемуся, начали беспокоить его сразу после адыгейского вояжа, и Матвей подозревал, что связаны они с возбудившейся психикой после знакомства с саркофагом царицы Акридидов. Саркофаг что-то сделал с ним, разворошил родовую память, дал какие-то дополнительные связи, и сны являлись результатом проникновения в астрал… или ментал, кто бы его как ни называл… короче, в информполе матричной реальности, частью которой являлась Земля.

Опасно ли это для здоровья и нервной системы, Матвей не знал, однако надеялся справиться с явлением самолично и о своих ощущениях никому не говорил, тем более Стасу.

Бегать в парк не пошёл. Сделал зарядку, умылся, сварил кофе, съел бутерброд с печенью трески, обнаружил, что больше хлеба дома нет, и решил зайти после работы в булочную. Заботиться о наполнении хлебницы и холодильника вошло в привычку, и друзья, появляясь у него дома, всегда удивлялись полноте его «закромов».

До работы добрался быстро и сразу был вызван к начальству.

– Сдавай дела, – сказал вечно озабоченный Пацюк, перебирая на столе диски. – Поступаешь в распоряжение Генпрокуратуры, на месяц.

Матвей ждал этого решения, но сделал вид, что не понимает причины.

– Зачем я им нужен?

Пацюк раздвинул в улыбке толстые губы, погрозил подчинённому пальцем.

– Ох, капитан, всё ты знаешь сам, только не колешься. Приказ подписан на уровне Главка, кто-то там сильно заинтересован в твоём повышении.

– Никаких волосатых родственников у меня там нет.

– Ну, может, друзья.

– И друзей нет.

– Короче, сдавай Редьковичу дела и будь здоров. Расскажешь потом, чем занимался.

– Слушаюсь, товарищ полковник! – вытянулся Матвей.

Процедура сдачи дел и обсуждения с Пашей нюансов работы с частными предприятиями, редко соблюдавшими экосанитарные нормы, длилась около часа. Попрощавшись с лейтенантом и пообещав ему звонить, если понадобится помощь, Матвей позвонил Стасу, получил распоряжение прибыть в Генпрокуратуру и направился к месту назначения, чувствуя возбуждение и желание переключиться на другой канал получения драйва. Себе он мог признаться, что работа в экологической полиции в последние две недели перестала удовлетворять его, несмотря на предельную занятость и жизненно важную необходимость.

Машину пропустили на территорию Генпрокуратуры, как только она подъехала к воротам. Это означало, что его уже внесли в список работников конторы и провели по всем ступенькам доступа, хотя удостоверение у него по-прежнему было определённого вида – с символом экополиции на развороте.

Поставил машину во дворе, поднялся на второй этаж… и ноги сами собой повернули направо от кабинета генпрокурора, в сторону кабинетов заместителей. Мысль позвонить Диве мелькнула и исчезла. Рука поднялась и костяшками пальцев постучала в дверь с табличкой: «Соболева Д. М. Заместитель ген. прокурора».

– Войдите, – раздался женский голос.

Он вошёл.

Это была приёмная, где за столом слева от двери сидела секретарша Дивы, а справа располагался кабинет заместителя. Рыженькая, худенькая секретарша строго посмотрела на гостя.

– Слушаю вас.

– Я к ней, – кивнул на дверь кабинета смутившийся Матвей. – Э-э… к заместителю.

– Вам назначено?

– Нет, но мы раньше договаривались… скажите, Матвей Котов, капитан.

Секретарша окинула его оценивающим взглядом, коснулась пальцем сенсора интеркома:

– Дива Матвеевна, к вам капитан Котов. – Пауза. Секретарша кивнула, посмотрев на посетителя. – Проходите.

Он открыл тяжёлую белую дверь с позолоченной ручкой, вошёл и остановился перед Дивой, ждавшей его посреди довольно большой комнаты с двумя столами и книжными шкафами. Несколько секунд они смотрели друг на друга.

– Вот, зашёл… – сказал он, чувствуя сухость во рту: Дива была необыкновенно хороша в белой блузке с погончиками и синей юбке до колен. До сердечного приступа захотелось прижать её к себе и поцеловать. – Прошу прощения за неурочный визит и без звонка. Проходил мимо. Вообще не рассчитывал встретить вас.

Она улыбнулась, подала руку.

– Проходите, присаживайтесь. Я только что появилась и скоро уеду, так что вовремя. Кофе, чай?

– Кофе.

Дива ткнула пальцем в панельку интеркома:

– Ксюша, два кофе, пожалуйста.

Повела рукой на два кресла справа, между столом справа, заваленным книгами, и окном, где устроился круглый деревянный журнальный столик.

– Уголок для ВИП-гостей?