Сокол и Ласточка Акунин Борис
— Эй, в трюме! Откройте, это я, Эпин!
Но никто не откликался. Половина команды валялась на палубе пьяная, остальные управляли парусами.
Миновало не менее четверти часа, прежде чем засов открылся.
— Скотина, я вырву тебе глаза! — зарычала Летиция, давно уже перешедшая от отчаяния к ярости.
Но вместо Ерша в проёме стоял Дезэссар, собственной персоной.
— Это я распорядился не выпускать вас, мсье Эпин, пока мы не выйдем в море, — сказал он. — Такой совет дал мне Логан. Извольте следовать за мной. Мы со штурманом хотим с вами поговорить.
— А господин Грей?
— Он останется здесь, под охраной. Если снова не даст честное слово, что отказывается от мыслей о побеге. Даёте слово, сударь?
Пленник пожал плечами: как-де вам могла прийти в голову подобная нелепица?
— Ну и сидите в пыльном ящике. А вы, Эпин, марш за мной!
Поведение Дезэссара переменилось таким загадочным образом, что Летиция не решилась спорить. Думаю, ею, как и мной, овладело любопытство.
Я сел девочке на плечо, и мы отправились за капитаном, а у двери карцера встал угрюмый Ёрш с перевязанной головой и распухшим ртом. На Летицию он глядел с ненавистью и опаской.
В кают-компании нас ждал Гарри. Он был само добродушие.
— А вы парень не промах, мой дорогой Эпин! — воскликнул штурман со смехом. — Я догадался, откуда вы обо всём узнали. Тряхнули как следует раненого, и он вам рассказал. Браво, юноша, вы далеко пойдёте. Что старый славный Тыква?
— Умер, — мрачно ответила Летиция, оглянувшись на капитана, который стоял у неё за спиной, словно загораживал выход.
— Не моя вина. Я только увернулся от выстрела. — Ирландец подмигнул. — А может, вы помогли Тыкве побыстрее покинуть этот мир? Своими расспросами, а? — Он расхохотался. — Зря старались. Я и так бы всё вам рассказал. Утром, когда матросы проспятся, капитан объяснит им, куда мы плывём и зачем.
— Выходит, экипаж ничего не знает?
Дезэссар усмехнулся:
— Конечно, нет. Иначе во всех кабаках Форт-Рояля уже болтали бы, что «Ласточка» охотится за сокровищем Джереми Пратта. Вот вы на меня дуетесь, Эпин, а на самом деле вам невероятно повезло. Вы, как все остальные, получите свою долю от самого большого клада, когда-либо существовавшего в этих морях. Богатство всего в двух днях пути отсюда. А если направление ветра не переменится, мы можем оказаться на траверзе Сент-Морица и раньше.
— Сент-Морица?
— Так называется остров, где мы с Праттом спрятали богатства. — Логан расправил плечи. — Один я на всём белом свете знаю точное место.
— Всё будет проделано в полном соответствии с законами его величества, — сказал Дезэссар. — Мы не какие-нибудь пираты. Королевский писец пересчитает и зарегистрирует добычу до последнего су. Это не корсарский трофей, поэтому арматор ничего не получает. По условиям контракта, если капитан злонамеренно не выполнил наказ судовладельца и произвольно изменил курс, это карается штрафом в сорок тысяч ливров. Что ж, я выплачу мсье Лефевру эти деньги, можете не сомневаться! — Капитан расхохотался. — Пускай он лопнет от злости. Треть сокровища достанется мне и моему компаньону. — Дезэссар кивнул на Гарри. Треть — команде, треть — казне.
Ирландец комично развёл руками:
— Не буду от вас скрывать, дорогой доктор, я предлагал господину капитану наплевать на казну, и забрать весь куш себе. Однако мсье Дезэссар — честный человек и верный подданный его величества короля Людовика.
— Я хочу дожить свой век не беглым разбойником, который скитается по морям, а почтенным членом общества, у себя дома, в кругу семьи. — Капитан покосился на зеркало, перед которым они с Летицией учились изящным телодвижениям. — К тому же за столь весомый вклад в казну его величество обычно награждает дворянской грамотой. Я стану благородным господином Дэз Эссаром!
— Капитан, вы бы лучше сказали доктору, какова будет его доля, — прервал Гарри мечтания будущего дворянина. — Разве вы не видите, как хмуро он на нас смотрит.
— Вы останетесь довольны. — Дезэссар сделал величественный жест. — Во-первых, я верну все деньги, которые вы потратили на снаряжение судна. Во-вторых, как лекарю вам положен пай, равный трём матросским долям.
Летиция по-прежнему молчала, и Логан истолковал это по-своему:
— Он хочет знать, в какую это выльется сумму. Извольте, я расскажу. Жители города Сан-Диего заплатили Джереми Пратту выкуп за три дворца, сорок богатых домов, двести пятьдесят средних и тысячу триста скромных. Прибавьте к этому компенсацию за сохранность собора и одиннадцати церквей. Плюс портовые склады, пригородные поместья и прочую недвижимость. Всего, по счёту писцов британского адмиралтейства, добыча золотом, серебром и драгоценными камнями равнялась 250 тысячам испанских дублонов, именуемых во Франции «четвертными пистолями».
— Это десять миллионов ливров! — подхватил Дезэссар. — Только вообразите! Мы с Логаном получим по одной шестой. Доля простого матроса составит тридцать с лишним тысяч! А ваша почти сто. Ну как, вы довольны?
Я покосился на Летицию. Её молчание меня озадачивало.
— Вы ошарашены, — констатировал капитан. — Ещё бы! Только пообещайте, что будете держать язык за зубами. Я хочу полюбоваться на физиономии моих ребят, когда я сообщу им эту новость.
— Хорошо. Я никому не скажу.
Девочка повернулась и вышла из кают-компании.
«Что у тебя на уме? Что? Что? Что?» — спросил я.
Она рассеянно погладила меня по спине.
Фрегат уже вышел в открытое море и резво бежал к горизонту, покачиваясь на крутой волне. На вантах и реях остались с полдюжины марсовых, выполнявших приказы лейтенанта Гоша. Остальные матросы сгрудились вокруг деревянной клетки, разглядывая рабынь. Неукротимая Марта совсем осипла от брани. Она всё так же крыла слушателей и грозила им костлявыми кулаками, но её слова перекрывал шум ветра.
Летиция встала за спинами мужчин и с непонятным мне интересом стала наблюдать эту малоприятную сцену. Моряки переговаривались, обсуждая стати пленниц. Многие, если не все, в порту наведались в публичный дом и утолили телесный голод, поэтому дискуссия носила не плотоядный, а умозрительный характер, будто ценители ваяния разглядывают выставку скульптур. За главных знатоков считались боцман Выдра и плотник Хорёк.
— Такие злюки бывают очень страстными, — говорил Выдра, показывая на ярящуюся Марту. — Что тоща, это даже неплохо. Когда на женщине много мяса, в ней мало жару, а подвижности и того меньше.
Хорёк с этой точки зрения соглашался, но ему больше было по нраву «чёрное дерево»: негритянки-де нежней и благодарней. Я прямо-таки заслушался, когда он, проявив недюжинные способности к поэтической аллегории, принялся описывать молодым матросам науку обращения с женщиной. Сначала, мол, по ней нужно пройтись «топориком», чтобы придать «полешку» нужную форму. Потом проехаться «фуганком», убирая сучки и заусенцы. Наконец, продрать «наждачком» — и баба станет вся гладкая, покорная, хоть лаком покрывай. Каждую метафору плотник объяснял при помощи жестов, чтоб у публики не осталось сомнений, что он имеет в виду.
Увлёкшись, лектор подошёл к клетке слишком близко и сделал неосторожный жест — показал рукой на Бубу (или Муму?), которая понравилась ему рельефным контуром «кормы». Марта воспользовалась этой оплошностью, просунула лицо меж брусьев и вцепилась поэту зубами в палец.
Поднялся крик. Громче всех орал укушенный, остальные шумели, пытаясь ему помочь. Мегера держала палец мёртвой хваткой, по её губам стекала кровь.
— Доктор! Эта акула прокусила мне палец до кости! Помогите! — жалобно воззвал к нам плотник, когда его наконец оттащили.
— Промой рану ромом, замотай тряпкой и никогда больше не оскорбляй женщин, — отрезала Летиция, после чего повернулась и двинулась назад, в сторону кают-компании.
Я поймал озадаченный взгляд, которым мою питомицу проводила бешеная Марта.
— Катись в задницу, красавчик! Мне не нужны заступники! — прохрипела она, но без всегдашней злобы.
«Ты куда, куда, куда?» — допытывался я, едва удерживаясь на плече — так быстро шагала девочка.
— Надоела, отстань!
Она сбросила меня, но я не отставал и прошмыгнул в каюту, едва Летиция открыла дверь.
Внутри был один Дезэссар, склонившийся над картой.
— Что ещё? — недовольно молвил он.
— Я хочу покинуть ваш корабль. Мне ничего не нужно. Ни компенсации, ни доли сокровища — можете взять её себе. Дайте ялик, я вернусь в Форт-Рояль.
Капитан изучающе уставился на неё. Его редкие брови сдвинулись.
— Я похож на болвана? Вы решили рассказать про Сент-Мориц губернатору. Рассчитываете получить от него больше?
— Ничего подобного. Просто мне с вами не по пути. Чтоб вам было спокойнее, можете подождать, пока «Ласточка» отойдёт от Мартиники подальше. Пусть баркас спустят на воду к полуночи.
Брови капитана вернулись в исходное положение, на губах появилась улыбка. Должно быть, он посчитал, сколько денег ему достанется за паршивый баркас (на «Ласточке» ещё оставались ялик и большая шлюпка).
— Глупо. Но дело ваше. Напишите вот на этой бумажке, что отказываетесь от своей доли в пользу капитана Дезэссара. А также, что не будете иметь ко мне претензий из-за невыполнения условий контракта.
Летиция без колебаний выполнила его требование.
Всё это мне очень не нравилось. Что она задумала?
Глава восемнадцатая
Ненастоящая женщина
Скоро я это узнал.
— Отче, благословите на преступление, — сказала девочка монаху, вернувшись в каюту.
— На какое? — встревожился тот.
— На государственную измену.
— Ну, это не самое страшное из злодеяний, — заметил отец Астольф. — Господу Богу всё равно, к какому мы принадлежим государству. Лишь бы ваше намерение не покушалось на нравственность.
— Я собираюсь освободить из плена подданного враждебной державы…
Капеллан кивнул:
— Что ж, это дело, угодное Господу. Вот и в Писании сказано: «К свободе призваны вы, братие».
— Но это ещё не всё. Вероятно, мне придётся нанести увечье средней тяжести человеку, который встанет на моём пути.
Францисканец расстроился:
— А вот на это я вас благословить не могу. Даже плохому человеку наносить увечье нехорошо.
Она вздохнула:
— Значит, я сделаю это без вашего благословения. Тогда просто обнимите меня. Мы с вами, вероятно, больше не увидимся.
Отец Астольф прижал её к груди, поцеловал в макушку. Девочка немного поплакала.
— С тем, кто уносит частицу твоего сердца, не расстаёшься до конца жизни. А возможно, и долее того, — сказал ей монах.
Остаток вечера прошёл в приготовлениях.
Летиция взяла деньги и оружие. Проверила, есть ли в баркасе всё необходимое: вода, компас, запасной парус и вёсла.
В полночь матросы спустили лодку, и она закачалась на волнах, привязанная к корме. Подошёл Логан, спросил, зачем это. Значит, Дезэссар ничего ему не рассказал.
— Я высажусь на Сент-Мориц первым. Поищу целебных трав, — спокойно ответила ему Летиция то же, что сообщила остальным. — Капитан уверяет, что при такой скорости мы можем оказаться на месте уже завтра утром.
Оглянувшись на матросов, Гарри шепнул:
— Не делайте этого. Вы ещё не всё знаете. Я ведь так и не успел с вами объясниться. Поговорим позже, когда все уснут…
— Хорошо, — кивнула она, зная, что никакого «позже» не будет.
Когда склянки пробили полночь и палуба опустела, Летиция посадила меня на кулак:
— Ну что, подружка, поплывёшь со мной или останешься на корабле?
Я возмущённо фыркнул: что за вопрос?
— Если б ты знала, что я задумала… — прошептала моя питомица, глядя в сторону.
Не дурак. Сообразил.
Когда в кубрике уснут, ты пройдёшь в дальний конец трюма, стукнешь Ерша по башке, выпустишь лорда Руперта, и мы поплывём на баркасе по ночному морю, под яркими звёздами. Красота!
Летиция закуталась в плащ, под которым я видел, она прятала большой пистолет. Стрелять, конечно, было нельзя, но удар тяжёлой рукоятью в висок свалил бы с ног кого угодно.
Я прыгал за моей питомицей. Сердце замирало от страха. План у девочки был отчаянный, слишком многое могло сорваться.
Во-первых, как подобраться к часовому незаметно? Ёрш наверняка отнесётся к ночному появлению лекаря насторожённо.
Во-вторых, даже от сильного удара человек не всегда теряет сознание. Можно наделать шума, от которого проснётся команда.
В-третьих, вахтенные скорее всего заметят, что Эпин садится в баркас не один…
Пока я мысленно перечислял опасности и риски, мы дошли до юта.
К карцеру можно было попасть двумя способами: либо, пройдя через кубрик, либо, спустившись с юта по лестнице. Летиция выбрала второй путь, чтобы не идти мимо покачивающихся в люлях матросов, кто-то из которых, возможно, бодрствует. Зато со стороны кубрика проще было бы подобраться к часовому незамеченным. При спуске с лестницы это становилось почти невозможно — ступеньки, во-первых, сильно скрипели, а во-вторых, выводили прямо к трос-камере. Тот, кто шёл вниз, сразу попадал в поле зрения дозорного.
Эти препятствия казались мне непреодолимыми.
Однако Летиция сбежала вниз, даже не пытаясь прятаться.
— Кто там, на посту? — спросила она, вглядываясь в темноту.
И я хлопнул себя крылом по лбу. Вечно я всё усложняю, упуская из виду какие-то совершенно очевидные обстоятельства.
Конечно же, Ерша давно сменили! У карцера караулит другой часовой, у которого нет причин относиться к корабельному врачу с опаской.
Дальнейшее сразу перестало казаться мне трудно осуществимой авантюрой.
— Это я, Мякиш, — донеслось снизу. — Что, сынок, не спится?
То был самый старый из матросов, добродушный и рассудительный «дядя Мякиш» — так его звали все, даже офицеры. Славный малый, честный и простой. Всю жизнь проплавал он по морям: в мирные времена ловил треску и ходил в торговые экспедиции, в военную пору становился корсаром.
Он повернул лампу. Жесткое, насквозь просоленное лицо сияло беззубой улыбкой. Летиция была скрыта темнотой, ничто не мешало ей с размаху ударить Мякиша рукояткой пистолета в лоб.
Но она этого не сделала.
— Это ты, дядя Мякиш? — пробормотала девочка растерянно.
И я понял, что бить часового по голове она не станет. Ни за что на свете — даже ради спасения лорда Руперта. Если б на посту стоял кто-то несимпатичный, рука Летиции бы не дрогнула. Но наброситься на старину Мякиша, который смотрит на тебя с доверчивой улыбкой? Я бы тоже не смог. Есть вещи, через которые приличный человек (или попугай) переступить не в состоянии.
— А кто тебя сменит? — спросила Летиция.
— Почём мне знать? Это ещё не скоро будет, на рассвете. Я только заступил. Ничего, я старый, у меня бессонница. А ребята молодые, пусть подрыхнут.
Она молча посмотрела на Мякиша, потом передёрнулась и отвела взгляд.
— Чего трясёшься, сынок? Часом не подхватил лихорадку? Говорят, Форт-Рояль этот — гиблое место, — заботливо сказал Мякиш.
План побега рассыпался в прах — это было очевидно и мне, и Летиции.
— …Нет. Продрог на ветру. Что англичанин?
Часовой захихикал и прижался ухом к двери.
— А вот поди-ка, послушай. Похоже, свихнулся. Всё болбочет чего-то. Жалко, я по-ихнему не понимаю.
Из карцера, действительно, доносился негромкий голос. Мы тоже приложились к створке — Летиция наверху, я внизу.
— …Я не сделаю вам дурного, мисс, — услышал я. — Слово джентльмена. Напротив, я так благодарен вам за то, что вы явились из ниоткуда скрасить моё одиночество. Доверьтесь мне. Вот моя рука. Я не злоупотреблю вашим доверием. Мы с вами в этом мрачном мире одни, так давайте держаться друг друга…
Я прижимался к ноге Летиции и вдруг почувствовал, что девочка дрожит. Неужели в самом деле продрогла? Это в плаще-то? Да и ночь совсем не холодная.
— Мне нужно осмотреть пленника, — сказала моя питомица, отодвигаясь от двери. — Капитан волнуется. Из-за выкупа.
Добродушный Мякиш без лишних слов отодвинул засов.
В слабом свете подвешенной к потолку лампы нам предстало необычное зрелище.
Лорд Руперт стоял на одном колене и, учтиво приложив руку к груди, вёл беседу с небольшой крысой, которая сидела на канатной бухте и зачарованно внимала ласковым речам. Уж не знаю, как капитан Грей определил пол зверька, но, полагаю, в таких вопросах его светлости можно доверять.
Увидев Летицию, крыса сердито фыркнула, ощерила зубки и выскочила наружу.
Смущённый лорд Руперт поднялся на ноги.
— Она проскочила в дверь, когда вы уходили. Надеялась полакомиться пенькой. А вместо этого стала объектом моих домогательств. Думаю, ещё минута-другая, и она подала бы мне лапку.
Я-то в этом не сомневаюсь. У Грея большой опыт завоевания женских сердец. Не устояла бы перед ним и остромордая мисс.
Летиция закрыла дверь.
— Я вытащу вас отсюда, — тихо сказала она. — Я дала слово, и я его исполню. Вот пистолет. Когда откроется дверь, оглушите часового. К корме привязан баркас. Мы уплывём в Форт-Рояль или куда пожелаете!
Он взвесил в руке оружие и вернул его обратно.
— Я очень признателен вам. Но у меня принцип: я не причиняю зла людям, которые не сделали мне дурного.
Девочка рассердилась, хотя только что сама не смогла напасть на дядю Мякиша.
— Не говорите глупостей! Он стоит на пути к вашей свободе!
Лорд Руперт рассудительно заметил:
— Если начнёшь истреблять всех, кто стоит на твоём пути, в конце концов останешься на свете один.
— Тогда поступите иначе. Пообещайте Дезэссару, что не попытаетесь сбежать. Всё равно среди моря некуда. А потом снова возьмите слово обратно. Это по крайней мере избавит вас от кандалов на время плавания.
Но невозможный человек отверг и это предложение:
— Такой шаг вступил бы в противоречие с другим моим принципом. Я не даю честное слово, когда твёрдо знаю, что возьму его обратно. В прошлый раз я думал, что больше не смогу двигаться, только поэтому и пообещал.
У Летиции сжались кулаки, а на глазах выступили злые слёзы.
— Человек, у которого слишком много принципов, на этом свете не выживет!
— Напротив, — улыбнулся он. — Твёрдые правила очень упрощают жизнь. Не приходится ломать голову, как следует поступить в трудной ситуации.
— Ну и сидите тут в цепях, несчастный идиот!
Топнув ногой, она вышла вон. На прощанье я сочувственно покивал Грею, который задумчиво смотрел вслед девочке.
Когда Мякиш запирал, засов никак не желал задвигаться. Часовой сопел и кряхтел, согнувшись в три погибели и повернувшись к нам спиной. Я видел, как рука Летиции скользнула под плащ, и зажмурился.
Но ничего не произошло.
Мы поднялись наверх, где шумел ветер и в темноте над головой хлопали паруса.
Летиция всхлипывала.
— Я не настоящая женщина, — говорила она, придерживая меня рукой. — Настоящая женщина ради любимого совершит что угодно и не сочтёт это за грех. А я предательница. Сначала я предала отца. Теперь любимого. Ах, Клара, я слабая и скверная!
Я протестующе заверещал: «Ты не скверная, просто у тебя благородное сердце! И перестань называть лорда Руперта „любимым“, это нас до добра не доведёт». Но она, конечно, ничего не поняла.
Палубу качнуло, девочку отшвырнуло к борту. Она устояла на ногах лишь потому, что схватилась за вант. Фок-мачта натужно заскрипела под напором ветра.
— Чтоб ты за борт вывалился, ублюдок! Чтоб тебя там акулы сожрали! — донёсся откуда-то сиплый голос.
Это проснулась в своей деревянной клетке бешеная Марта. Три её товарки лежали, прижавшись друг к дружке. А бунтарка сидела на палубе и грозила нам кулаком.
Летиция приблизилась к загону.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила она участливо. — Еды, или воды, или укрыться от холода?
— Мне нужно, чтоб с норд-оста налетел хороший шквал и швырнул эту поганую лохань на рифы Адского Мыса! — Глаза Марты блеснули свирепым фосфоресцирующим блеском. — Там такие острые скалы! Никто не спасётся!
Моя девочка удивилась.
— Вы говорите так, будто знаете морское дело.
Что-то в лице Марты изменилось. По-моему, она узнала того, кто давеча заступился за женщин.
— Папаша у меня был рыбак. Я с ним всегда в море ходила…
Впервые фурия произнесла нечто внятное, к тому же безо всякой брани.
— А что случилось потом?
— Старый дурак потом и оставил нас одних. Чтоб не продавать дом, мамаша продала меня. Я ей говорю: «Сдохну, а шлюхой не буду. Последнее дело — кобелиться за деньги». А она говорит: «Ну и сдохни. Твоё дело. Мне малышей поднимать». Сука!
Летиция встала возле самой решётки, просунула руку, отвела с лица Марты спутанные волосы.
— Сколько тебе лет?
— Скоро семнадцать.
Я не поверил ушам. Выходит, она совсем девочка, а выглядит, будто заезженная портовая кляча.
— Значит, ты умеешь ходить под парусом? — спросила моя питомица, оглядываясь на квартердек. Но его в темноте было совсем не видно.
Трудней всего было спустить в баркас чёрных девушек. Они не привыкли к морю, к качке и замирали от ужаса, когда с верхушек волн срывалась белая пена. Но ещё больше они боялись своей неистовой товарки. Шипя на них, раздавая затрещины, ругаясь страшными словами, Марта заставила-таки бедняжек перебраться в лодку. Для этого пришлось каждую обвязать верёвкой.
— Ничего, потом спасибо скажут, — хрипло сказала рыбацкая дочь, когда непростая операция завершилась.
Хоть всё это происходило вблизи от квартердека, на котором стояли вахтенный и рулевой, темнота и шум ветра обеспечили надёжное прикрытие.
Вот у борта осталась одна Марта. Она взялась за верёвку, но замешкалась.
— Это… Как это… — Странно было видеть её смущённой. — Ты вот что, парень… Тебя хоть как звать-то?
— Люсьен, — ответила моя девочка, посматривая в сторону мостика, где Друа как раз крикнул: «Полрумба влево!»
— Ага… — Марта почесала затылок. — Хочешь по-быстрому? Я вот так встану, а ты давай… Эти подождут… Я от чистого сердца, правда…
Оно и видно было, что от чистого. Рыбачка предлагала единственное, чем владела и что так неистово обороняла, не жалея жизни.
— Спасибо. Но у меня есть… невеста.
В голосе Летиции я ощутил тень улыбки. А ничего смешного тут, на мой взгляд, не было. Со мной такое случалось неоднократно: предлагаешь кому-то самое дорогое, а человеку это совсем не нужно — отмахивается, да ещё сдерживая смех…
— Ну и чёрт с тобой!
Марта отпихнула Летицию, перелезла через борт и скрылась во мраке. Минуту спустя моя питомица обрезала натянутый канат и перекрестила висящую в воздухе водяную пыль.
Я слышал, как девочка прошептала:
— Хоть этим свободу… Храни их Боже.
Сам я сидел возле кормового фонаря и провожал взглядом чёрный контур баркаса. Вот на нём шевельнулось и раскрылось что-то белое — это поднялся парус. Лодка косо пошла поперёк ветра.
— А-а-а, вот вы где, дружище! Заглянул в каюту — там один капеллан. Очень хорошо, наконец-то поговорим без помех!
К нам направлялся Гарри Логан. Бриз трепал ворот его кожаного кафтана.
— А? — крикнул сверху Друа. — Ты мне?
— Нет, приятель. Эпину!
Чтобы ирландец не заметил удаляющуюся лодку, Летиция сама пошла ему навстречу. Они сели под квартердеком, куда не долетали брызги и где не так шумел ветер. Я, разумеется, был тут как тут.
Гарри сразу перешёл к делу:
— Капитан рассказал вам про сокровища. Про золото и серебро, которого в тайнике чёртова уйма. Мы спрятали в тайнике двадцать сундуков, каждый весом от десяти до двенадцати стоунов. Но Дезэссар не знает самого интересного. — Он наклонился к самому уху Летиции. — Главнейшая часть приза не золото и не серебро. Она хранится в сафьяновом ларе. Пратт лично отобрал и уложил туда самые лучшие ожерелья, кольца, подвески и прочие изделия из драгоценных камней. Хоть по весу это, может быть, всего одна пятидесятая часть клада, но по стоимости — треть, а то и половина. Этот сундучок я французской короне не отдам. Он достанется нам с вами. Мы поделим содержимое пополам. Потому что я испытываю к вам искреннюю симпатию. Что скажете?
Подумав, девочка задала резонный вопрос:
— Зачем вам с кем-то делиться? Из одной лишь симпатии?
Логан рассмеялся:
— Нет, конечно. Штука в том, что в одиночку ларь оттуда не вытащишь. Нужен напарник. Вот я и выбрал вас.
— А почему именно меня? С мичманом и королевским писцом у вас дружба теснее, чем со мной.
— Хотите начистоту? — Гарри положил собеседнику руку на плечо. — Я хорошо разбираюсь в людях. Иначе давно бы уж получил удар в спину. Тысячу раз. Так вот, вы не из тех, кто способен воткнуть приятелю под лопатку нож, даже ради большого куша. Девять людей из десяти это сделали бы, но не вы. Это во-первых. Во-вторых, вы головастый парень, Эпин, схватываете всё на лету. А там есть одна загвоздка. Джереми Пратт никого из нас не пустил внутрь пещеры. Он был силён, как бык, и перетаскал сундуки в одиночку. А пещера там ого-го какая, есть где спрятать сокровище. Я потом украдкой наведался туда. И не нашёл тайника. Может, вы сообразите, я очень на вас надеюсь… Есть и третья причина. — Здесь он заговорил так тихо, что мне пришлось пролезть меж ними и задрать голову. — Понадобятся ваши медицинские, точнее сказать, аптекарские познания. Вообще-то нас в деле четверо: мы с вами и Клещ с Пронырой. Я не зря приваживал этих паршивцев, они тоже пригодятся.
— Зачем? Там мало двоих?
— Мало. Вы и я, мы вытащим ларь наружу, но потом придётся нести его на себе. Нужны «вьючные ослы» — у меня ведь рука порезана. Ни мичману, ни писцу я не доверяю. Я разработал кое-какие меры предосторожности — для этого необходимо, чтобы «ослов» было именно двое. Не беспокойтесь, у меня всё продумано.
— Выходит, драгоценности будут поделены на четыре части?
— Ни в коем случае! — зашипел штурман. — Я же говорю, мне нужны ваши медицинские познания. Первый «осёл» протащит сундук половину пути, а потом мы предложим ему подкрепиться ромом, в который вы кое-что подсыпете. Ясно? Потом точно так же поступим со вторым. Делить клад на четыре части не придётся.
Летиция кивнула:
Читать бесплатно другие книги:
