Сокол и Ласточка Акунин Борис

Второе письмо

Второй сюрприз приключился, едва лишь Николас распахнул террасную дверь, чтоб впустить в каюту свежий воздух.

Вместе с ветерком в апартамент влетел чёрно-красный попугай, с хлопаньем пронёсся над роялем, столом, тётиной головой и уселся на перила лестницы, что вела на второй этаж.

— Зачем ты впустил это животное? — закричала Синтия. — Немедленно выгони! Оно всё тут загадит! Брысь, брысь!

Но прогнать птицу оказалось непросто. Когда Фандорин взбежал по лестнице, попугай переместился в гостиную, на телевизор. Фандорин спустился — попугай преспокойно перелетел обратно на перила. Проделав маршрут вверх-вниз ещё пару раз, магистр остановился. У оппонента было явное преимущество в свободе передвижения.

Тут ещё и тётя с типичной непоследовательностью накинулась на племянника:

— Что ты пристал к бедной птице? Чем она тебе мешает? Сидит себе и сидит. И ты сядь. Нам нужно поговорить.

Он послушно опустился в кресло и пододвинул к себе письмо Эпина, однако Синтия не позволила задавать вопросы.

— Погоди, — сказала она, подняв руку. — Я всё расскажу сама. Молчи и слушай… Я всегда чувствовала, что тебе не по душе мои подарки.

— А? — удивился Николас неожиданной смене темы.

— Не возражай, я знаю. Каждый раз перед твоим днём рождения или какой-нибудь знаменательной датой я долго думаю, что бы такое поинтереснее тебе подарить. А потом чувствую: нет, опять не то. Мальчик остался недоволен.

Магистр поразился ещё больше. Он и не подозревал в тёте такой проницательности.

— Что вы, тётушка. Ваши подарки каждый раз для меня такая неожиданность.

— Это ты говоришь из вежливости. А сам вот не носишь золотой брегет, который я купила на аукционе. Часы тебе не понравились. Да-да, я догадалась. — Синтия печально вздохнула и опять безо всякого перехода объявила: — Бумаги!

— Что?

— Больше всего на свете ты любишь старые бумаги. Всякие там пергаменты, манускрипты, инку… инкунабулы, — не без труда выговорила она трудное слово. — Особенно если они как-то связаны с историей рода Дорнов. Поэтому я и решила подготовить подарок, который наверняка придётся тебе по вкусу. Ты знаешь, что после инсульта я освоила интернет…

— Да, я ведь получаю от вас по несколько имейлов в день.

— Не перебивай меня, Ники! Что я хотела сказать? Ах, да. Про подарок. Некоторое время назад задаю я поиск на новые страницы со словом «Теофельс» (я делаю это периодически), и вдруг вижу: в связи со смертью последнего хозяина замка часть обстановки и старые архивы семейства фон Теофельс будут распроданы на интернет-аукционе. И он-лайновый каталог: кое-что из мебели, охотничьи трофеи, всякие там железки и много бумаг. Они разделены на лоты по хронологическому принципу: первая четверть восемнадцатого века, вторая четверть восемнадцатого века, третья — и так до второй четверти двадцатого. Все документы более позднего времени ещё до аукциона выкуплены каким-то бундесведомством. Ты ведь знаешь, что эти люди, Теофельсы, при кайзере и при Гитлере занимались военной разведкой или чем-то в этом роде.

— Конечно, знаю, но это вне сферы моих занятий. А документов совсем старинных там не было?

Синтия пожала плечами.

— Откуда? Теофельсы — род не из древних. Хоть на их генеалогическом древе корни восходят аж до Тео Крестоносца, но нам-то с тобой отлично известно, что линия это боковая, бастардная.

Тётя произнесла последнее слово с презрением, достойным не дочери чаеторговца, а обладательницы голубейшей крови.

— Их дворянская грамота куплена за деньги, ведь первый фон Теофельс на самом деле звался Мёнхле и взял звучное имя лишь после того, как завладел замком.

— И письмо, которое вы мне дали, адресовано супруге этого господина — Беттине, урождённой фон Гетц, — нетерпеливо вставил Ника. — Это я понял. Так вы выкупили архив?

— Только один лот. Зато самый старый. За первую четверть восемнадцатого века. Перед тем как обернуть в подарочную упаковку, стала просматривать бумаги. Они почти все на немецком, этим ужасным угловатым шрифтом. Я перебирала листки без особенного интереса — и вдруг натыкаюсь на английский, причём легко читаемый!

Как подобает истинной дочери Альбиона, иностранных языков тётя не знала и не очень понимала, зачем кто-то ещё упорствует в их использовании, когда так удобно и просо объясняться по-английски.

— Я всё понял. Вы прочитали письмо, и вас заинтересовало упоминание о сокровище — правда, довольно туманное.

Синтия загадочно улыбнулась.

— Всё ли ты понял, скоро станет ясно. А пока расскажи мне, знаменитый специалист по старинным документам, много ли ты уразумел из этого письма.

Но когда племянник поделился своими выводами и предположениями, снисходительности в её тоне поубавилось.

— Надо же, ты сразу догадался, что «С.-М.» — это французский город Сен-Мало. А я вообразила, будто речь идёт о швейцарском Сен-Морице. В пятьдесят девятом я каталась там на лыжах и сломала лодыжку.

— Ну что вы! Откуда в Сен-Морице арматор и как можно из Швейцарии уплыть во владения Мулай-Исмаила?

— Ну, я тогда ещё не знала, что такое «арматор» и кто таков этот Мулай. Кроме того, во втором письме упоминается Святой Маврикий (Saint Maurice) и пещера, а вокруг Сен-Морица полно горных пещер. И озеро там тоже имеется, так что упоминание о плавании меня не смутило. Но ты, конечно, прав. «С.-М.» — это Сен-Мало…

— Постойте, постойте! — перебил он. — О каком это «втором письме» вы говорите?

Тут Синтия подмигнула — это было настолько на неё непохоже, что Ника вздрогнул. Голубой глаз на миг прикрылся морщинистым веком и вновь воззрился на племянника с весёлым торжеством. Раздался дребезжащий смех. Тётя наслаждалась минутой.

— Вот об этом.

Узловатые пальцы достали из-под скатерти заранее приготовленный конверт, а из конверта листок грубой буроватой бумаги.

— Там было ещё одно письмо на английском. Точнее, фрагмент письма. Начало отсутствует. Стоило мне прочесть первую строку — и я остолбенела. — Синтия отвела руку с листком от нетерпеливых пальцев Николаса. — Сейчас, сейчас. Только, пожалуйста, читай вслух. Доставь старухе удовольствие. Я хочу слышать, как задрожит твой голос.

Голос Николая Александровича действительно задрожал. Даже сорвался. Первая строка, начинавшаяся с середины фразы, была такая: «…но главное — вот эта детская считалка. Она поможет тебе запомнить путь к тайнику».

Как же голосу было не сорваться?

Что-то зашуршало возле локтя. Фандорин оглянулся — это попугай сел на стол и смотрел, разинув клюв, словно тоже хотел послушать. Однако Нике сейчас было не до раритетных птиц.

Почерк был тот же, что в первом письме, только не такой ровный и гладкий, словно пишущий очень торопился. Ни завитушек, ни заглавных буквиц в существительных, ни изящных оборотов. Язык послания казался менее архаичным, почти современным.

Впрочем, углубиться в чтение Николас не успел. Тренькнул звонок — это батлер, согласно установленному распорядку, доставил afternoon tea.

— Давайте скажем, что нам не нужно чая! — жалобно воскликнул Фандорин. Мысль о том, что придётся прервать знакомство с интригующим документом, была невыносима. — Сейчас начнёт священнодействовать!

— Человек выполняет свою работу, — строго сказала тётя. — Надо относиться к этому с уважением. Тебе не хватает выдержки и терпения. Это не по-английски, мой мальчик. Войдите, Джагдиш!

Возглас адресовался батлеру. Улыбчивый индиец во фраке и белейших перчатках вкатил столик, на котором сверкали фарфором, хрусталём и серебром чашки, вазы, приборы, а посередине красовался кувшин с орхидеей

— Сервируйте чай на террасе, погода сегодня просто чудесная, — велела Синтия и прикрикнула на Нику. — Не подглядывай в письмо! Имей терпение! Покорми пока птичку орешками.

Попугай, который ещё пять минут назад у неё был «животным», подлежащим немедленному изгнанию, превратился в «птичку».

— На, жри, — хмуро буркнул магистр по-русски, зачерпнув в одной из вазочек арахиса.

Но пернатое создание лишь мотнуло хохластой башкой и, словно в нетерпении, топнуло по столу.

— Кушай, деточка, кушай.

Синтия попробовала запихнуть орешек прямо в клюв попугаю, но тот взлетел и сел Фандорину на плечо. При этом ещё и изогнул шею, как бы пытаясь заглянуть в листок.

— Мне не дают читать, и ты не будешь, — сказал Николай Александрович, убирая руку с письмом.

Продолжить чтение удалось минут через пять, когда батлер разлил чай, добавив тёте молока, а племяннику ломтик лимона.

Наконец пассажиры люкса остались на террасе вдвоём (если считать попугая, по-прежнему сидевшего на плече у Ники, то втроём). Магистр поспешно отодвинул чашку, развернул листок и начал сначала:

«…но главное — вот эта детская считалка. Она поможет тебе запомнить путь к тайнику.

• Прыг-скок, прыг-скок
• С каблука на носок,
• Не на запад, на восток,
• С оселка на брусок.
• Прыг-скок, прыг-скок,
• И башкой об потолок.

Вкупе с вышеприведённым рисунком считалка укажет тебе, где спрятано сокровище.

Знай, моя милая Беттина, что я оставляю тебе ключ к богатству, свободе, новой жизни — всему, чего ты пожелаешь. Это мой прощальный дар. Я же удаляюсь туда, откуда, надеюсь, нет возврата. И довольно обо мне. Лучше скажу о тебе.

Ты самая добрая, щедрая и самоотверженная женщина на свете. Но самоотверженность, когда её слишком много, из добродетели превращается в грех. Любое достоинство, будучи избыточным, оборачивается своею противоположностью. Жертвовать собою ради других без остатка означает расточать собственную жизнь, а ведь она бесценный Дар от Господа!

Ах, Беттина, поверь мне! И женщина может вырваться из пут судьбы. Это даже не так трудно, Нужно лишь преодолеть страх и твёрдо знать: главный твой долг не перед кем-то или чем-то, а перед самой собою. Растоптать собственную жизнь — худшее из преступлений в глазах Всевышнего.

Меня торопят, времени больше нет.

Не сомневаюсь, что сундуки, набитые золотом и серебром, пригодятся тебе больше, чем мне. Этих богатств довольно, чтобы обеспечить свободу сотне, а то и тысяче таких, как ты. Мне же ничего не нужно. Свобода у меня теперь есть. Такая, о которой мы мечтали когда-то детьми, помнишь?

Ты, верно, думаешь, что путь к свободе полон непреодолимых препятствий? Ошибаешься. Вот что надобно сделать: заложи свои драгоценности, чтобы хватило средств на дорогу; найми верного и толкового слугу, а лучше двух или трёх; садись в карету и ни в коем случае не оборачивайся! Дорога сама поведёт тебя. Ты сядешь на корабль, приплывёшь в указанное место, отыщешь пещеру, а в ней тайник. Только и всего.

Святой Маврикий, покровитель тех, кто не оглядывается назад, поможет тебе.

Прощай, моя милая, и будь счастлива.

Твой самый любящий и верный друг Эпин»

Всё вплоть до подписи Your most loving and assured friend pine, было написано той же рукой, что первое письмо. Только внизу, явно другим почерком, кто-то приписал по-немецки: «Первая страница, где карта и рисунок, сожжена в день святой великомученицы Прасковьи во избежание соблазна». Буквы крупные и круглые, чернила более густого оттенка. В одном месте они расплылись, словно на бумагу капнула слеза.

— Кто этот Эпин? — воскликнул Фандорин и перевернул листок, но на обороте ничего не было. — В каких он был отношениях с Беттиной Мёнхле?

— Я тоже гадала, гадала, — вздохнула тётя, — но, боюсь, мы никогда этого не узнаем. Полагаю, друг детства, кузен, но вряд ли возлюбленный. В обоих письмах чувствуется искренняя приязнь, но не страсть. К тому же вряд ли в семейном архиве фон Теофельсов стали бы хранить любовную переписку замужней дамы. Я выяснила, эта Беттина между 1704 и 1720 годом произвела на свет одиннадцать детей.

— Значит, искать свободу она не отправилась… Да ещё уничтожила первую страницу. Приписка, наверное, сделана её рукой?

— Да. Там в папке есть ещё несколько писем фрау Мёнхле. Почерк тот же.

Николас ещё раз пробежал глазами последнюю строчку.

— Странный поступок: сжечь половину письма, причём именно ту, по которой можно отыскать сокровище. Зачем, почему? На одной считалке далеко не уедешь.

Синтия улыбалась — у неё было время поломать голову над этим естественным вопросом.

— Здесь удивительно не только то, что она уничтожила страницу, но и то, что сочла необходимым написать об этом.

— В самом деле! Что бы это могло значить? Постойте-ка, я сам. — Фандорин потёр лоб, попытавшись представить себе Беттину Мёнхле.

Добрая, щедрая, самоотверженная. Отказавшаяся от соблазна свободы и уронившая слезу по этому поводу. Не любившая своего коммерцсоветника, но родившая ему одиннадцать детей…

— Господин Мёнхле, судя по сохранившимся сведениям, разбогател на ссудных операциях. Легко предположить, что он был человеком алчным. Если бы нашёл в бумагах супруги письмо с ключом к сокровищу, обязательно ринулся бы на поиски. Беттина этого не хотела, потому и сожгла первую страницу, где, вероятно, подробно разъяснялось, как отыскать пещеру. Приписка предназначена мужу: мол, не ищи, всё равно не найдёшь. А вторую страницу фрау Мёнхле сохранила, ибо речь там в основном о чувствах, Должно быть, Эпин был ей очень дорог…

— Умник ты мой, — похвалила Синтия. — Я тоже пришла к этому выводу. Правда, не так быстро.

— И главный вопрос, самый увлекательный. Сокровище. Представляю, как бесился коммерциенрат — или его потомки, когда в конце концов наткнулись на этот документ. — Фандорин сокрушённо вздохнул. — Очень вероятно, что и поныне в какой-то неведомой пещере пылятся сундуки с золотом и серебром. И никто никогда не найдёт к ним дороги…

— Ты бы, може, и не стал искать. — Мисс Борсхед с осуждением покачала головой. — Ты бы отступился. Потому что в тебе, Ники, мало характера.

Выпад Николас пропустил мимо ушей, а вот интонация, с которой произнесены эти слова, его заинтересовала.

— Вы думаете, клад можно найти? Но как к этому подступиться? Тут же нет никаких зацепок!

Она торжествующе поглядела на племянника снизу вверх.

— Ты безнадёжно отстал от жизни, Ники. На свете существует интернет.

— И что же вы сделали?

— Самую элементарную вещь. Я зарегистрировалась на всех существующих форумах кладоискателей, — с гордостью сообщила она.

— Вы?

Представить себе мисс Борсхед, чатящуюся с обитателями полоумных кладоискательских форумов, было трудно. Однако тётя истолковала удивление Николаса по-своему.

— Не под своим именем, конечно. Это было бы неприлично. Я взяла ник. Ты знаешь, что такое «ник»? — Он нетерпеливо кивнул. — Красивый ник, из письма. «Юзер Эпин», вот как я там называюсь. — Мисс Борсхед приосанилась. — И картинку приделала: аристократический молодой человек в парике, с тростью.

Пришлось её разочаровать.

— Ничего особенно красивого и тем более аристократичного в имени pine нет. По-французски это значит «колючка».

— Да? Ну вот видишь, и тут я ошиблась, как с городом С.-М. — Но обескураженной Синтия не выглядела, совсем наоборот. — В этой связи вот тебе урок на будущее, мистер всезнайка: иногда ошибка приводит к цели быстрее, чем учёность и логика.

— Что вы хотите этим сказать?

— На всех форумах я разместила один и тот же вопрос: «не находили ли за последние 300 лет в Сен-Морице или его окрестностях, в пещере, большой клад, состоящий из сундуков с золотом и серебром?» Я ведь думала, что речь идёт о швейцарском Сен-Морице.

— И что?

— На следующий же день я получила ответ от юзера с ником «Голденбой»: «Эпин, я тот, кого вы ищете. Нам необходимо пообщаться офф-лайн». «Офф-лайн» значит очно, а не по интернету, — сочла необходимым пояснить тётушка.

Компаньоны

От волнения Николас забыл, что на плече у него примостилась солидного размера птица, а та вдруг взяла и хрипло рявкнула: «Кр-р-рр-р!!!» Это было неожиданно, с перепуга магистр вскочил и опрокинул стул.

— Ну вот, ты уронил птичку, — попрекнула Синтия, когда попугай со стуком шмякнулся об стол.

— К чёрту птичку! Кто этот человек — Голденбой?! Вы с ним встретились?!

Подобное чувство, ни с чем не сравнимое по волшебной остроте ощущений, Нике доводилось испытывать и прежде. Каждое из тех незабываемых мгновений осталось с ним навсегда. Вдруг томительно перехватит дыхание, сладко заноет под ложечкой, и нечто, казалось бы, навсегда сгинувшее в пучине истории, вдруг начнёт проступать сквозь мутную толщу Времени. Словно утонувшая Атлантида или град Китеж вздумали вновь вынырнуть со дна на поверхность.

— Голденбой — это не человек, — медленно протянула старая садистка, наслаждаясь нетерпением племянника.

— То есть?

— Это двое людей. Партнёры компании «Сент-Морис Ризерч Лимитед». Уставная цель — поиск сокровища, спрятанного триста лет назад на острове Сент-Морис.

Именно в этот миг Синтии, конечно же, понадобилось протереть очки. Она сделала паузу и с видом крайней сосредоточенности принялась тереть бархоточкой стёкла.

— Где-где? На острове Сент-Морис? Что это за остров? Может быть, вы имеете в виду остров Маврикий, что в Индийском океане?

— Нет. Сент-Морис находится неподалёку от Мартиники, но относится не к французской, а к британской юрисдикции. Это маленький необитаемый островок. Из-за того, что я неправильно расшифровала аббревиатуру «С.-М.», я по случайности попала в десятку. Я-то имела в виду швейцарский Сен-Мориц, а компаньоны «Сент-Морис Ризерч» вообразили, будто я в курсе дела, и немедленно со мной связались. Это называется «наитие». Логикой владеют многие, наитием — единицы.

Старая дама показала пальцем сначала себе на грудь, потом в небо. Бриз почтительно шевелил её голубоватые седины.

— Не наитие, а случайное совпадение. Ладно, не имеет значения. — Ника сел, снова вскочил. — Да не тяните вы! Что вам рассказали эти люди? Они знают, где искать тайник?

— Это я и попыталась выяснить. Сначала я встретилась с джентльменом, который представился «техническим руководителем» предприятия. Он сам примчался ко мне в Кент буквально через два дня после того, как мы вступили в переписку. Первая беседа была очень странной. — Тётя отпила чаю, хитро улыбнулась. — Каждый пытался выведать у собеседника максимум информации, ничего не сообщив взамен. Но у меня больше терпения, к тому же я отлично умею прикидываться старой идиоткой. Раунд закончился вничью. С небольшим преимуществом в мою пользу. По крайней мере, я узнала, что поиски надо вести не в швейцарском Сен-Морице, а в Карибском море… На следующую встречу они явились вдвоём. Второй у них называется «юридическим руководителем», Оформление находки клада и взаимоотношения между компаньонами — это всё материи заковыристые, тут без хорошего специалиста можно наломать дров.

— Тётя, не мучайте меня! ЧТО — ВЫ — У НИХ — ВЫВЕДАЛИ?

Если б не воспитание, Николас сейчас схватил бы почтенную леди за руку, как Герман старую графиню.

— Ты не даёшь мне рассказать всё по порядку, — пожаловалась Синтия. — Ну хорошо. Изволь. Дело кончилось тем, что меня пригласили стать третьим компаньоном. Как только я намекнула, что у меня есть ключ к местонахождению тайника, они оба просто затряслись. И стали чрезвычайно сговорчивы. Ты сейчас поймёшь, почему.

— Вы показали им письма?

Синтия обиделась.

— Я похожа на дуру? Разумеется, я ничего им не показывала.

— Почему же они вам поверили?

— Из-за моего ника. Они что-то знают про человека по имени «Эпин». Это наверняка. Но, хоть мы и компаньоны, каждый держит свой фрагмент пазла при себе.

— Не понял?

— Они знают, как попасть к месту, где находится пещера. Причём технический руководитель был осведомлён об одной половине маршрута, а юридический — о второй. Вступив в официальное партнёрство, они обменялись информацией, но от меня держат её в секрете. Я нахожусь в выигрышном положении. Они бродят по своему секретному маршруту уже несколько лет, и всё без толку. Ключ к тайнику у меня. Поэтому в предприятии мне принадлежит сорок процентов, а им по тридцать. Если б ты знал, как долго мы торговались из-за распределения долей! Но я настояла-таки на своём. Можешь гордиться своей старой тётей.

Он чмокнул её в морщинистую щёку, специально подставленную для этой цели. Попугай сидел на столе с другой стороны и тянулся к Синтии своим клювом, будто тоже хотел её поцеловать. Никогда ещё Николас не видел столь общительной и любопытной птицы.

— Горжусь, горжусь. Но у вас нет никакого ключа к тайнику! Есть считалка, которая непонятно что значит, а карту и рисунок сожгла фрау Беттина Мёнхле фон Теофельс триста лет назад. Вы им про это сказали?

— Нет.

— Почему?

— Потому что тогда они не согласились бы дать мне 40 %.

Магистр задумался. Кое-что начинало проясняться, но очень многое ещё требовало разъяснения.

— Тётя, неужели вы плывёте на Мартинику искать сокровище? Но у вас нет ничего кроме детской считалки!

— Мои компаньоны знают, где расположена пещера. А найти тайник мне поможешь ты. В конце концов, это твоя профессия — разгадывать подобные ребусы.

Кажется, Синтия была очень довольна, что так замечательно всё придумала. Она намазала ежевичным джемом бриош и вдумчиво откусила кусочек.

— М-м, отличная выпечка.

Попугай почесал крылом голову. Николас схватился за лоб.

— Ваши компаньоны тоже прилетят на Мартинику?

— Нет. Они плывут на нашем корабле. Ты их видел. Один всё время торчит около меня в казино. Ну, который ставит по одной фишке и всё время проигрывает, тощий такой, в очках. Это мистер Миньон. Он юрист, точнее нотариус. Француз, — снисходительно добавила тётя, словно это слово исчерпывающе всё объясняло. — А другой, который технический руководитель, это наш сосед по столу мистер Делони.

— Но… но почему он ведут себя, будто вы не знакомы?

Вытерев губы, тётя попросила подлить ей чаю и с важным видом ответила:

— Это азбука конспирации, мой милый. В таком деликатном деле нужно вести себя очень осторожно. Мы условились, что во время плавания общаться не будем, но постараемся держать друг друга в поле зрения. На всякий случай.

Магистр вдруг понял, что тёте всё это ужасно нравится, старушка наслаждается ситуацией. Таинственностью, дурацкой конспирацией, собственной значимостью и почтением, которым компаньоны окружают мнимую обладательницу «ключа».

— Это придумал мистер Делони, он человек опытный, — продолжила Синтия. — Он сказал, что если мы будем общаться, то вряд ли удержимся от обсуждения волнующей нас темы. А на корабле полно народу, вечно кто-то крутится рядом. Могут подслушать. Кроме того, из-за нынешнего террористического психоза служба безопасности наверняка понатыкала «жучков» в самых неожиданных местах. Знаешь, что такое «жучок»? Мистер Делони говорит, что эти люди имеют право установить прослушивание даже в каюте, если пассажир ведёт себя подозрительно. А чёрт его знает, этого Тидбита, кто ему покажется подозрительным. Ты же видел этого идиота, который посмел усомниться в твоём титуле!

— Установка прослушивания без санкции суда или хотя бы прокурора невозможна. Вы с мистером Делони насмотрелись шпионских фильмов.

— Деточка, — с жалостью посмотрела на него тётя. — У вас в России это, наверное, невозможно. Но Англия — полицейское государство. Делают, что хотят!

Эту реплику Фандорин оставил без комментариев. Он подумал ещё. Спросил:

— А почему Делони глядит на вас волком? И второй, как его, мистер Миньон, тоже посматривает с явной враждебностью. Неужели вы не заметили?

Она усмехнулась.

— Ещё бы им не злиться. Им ужасно не понравилось, что меня сопровождает мужчина двухметрового роста. Согласно контракту, я не имею права посвящать в тайну «третьих лиц», даже родственников. Не имею права передавать свою долю сокровища по наследству. Если кто-то из партнёров умрёт в процессе поисков, его доля будет поделена между остальными.

— Очень странное условие! — воскликнул Николас.

— Они оба твёрдо на этом стояли. Пришлось уступить. Зато в качестве компромисса согласились повысить мою долю с одной трети до сорока процентов. Ерунда, что со мной случится? У меня давление сто тридцать на девяносто, я ещё их обоих переживу.

Нечего и говорить, что Фандорину, имевшему в подобных делах куда больше опыта, эта деталь совсем не понравилась. Он всё больше хмурился.

— Ну хорошо. Завтра мы прибудем в Форт-де-Франс, оттуда, вероятно, отправимся на остров Сент-Морис, и там выяснится, что никакого ключа у вас нет.

— У нас, — поправила тётя. — Если ты не сумеешь разгадать код, мы действительно попадём в неловкую ситуацию. Но, во-первых, я в тебя верю. А во-вторых, что они мне сделают? Я дама, к тому же меня сопровождаешь ты. И потом, они цивилизованные люди.

Вспомнив хвастливые рассказы мистера Делони, как круто обходился он с разными «сукиными сынами», Николас с сомнением покачал головой.

— Если у вас контракт, в нём наверняка есть параграф о злонамеренном введении деловых партнёров в заблуждение или что-нибудь подобное. Это чревато если не уголовным преследованием, то во всяком случае гражданским иском.

Но тётю это не испугало.

— Значит, ты тем более должен найти разгадку. Иначе компаньоны меня разорят и ты не получишь наследства, которого ждёт-не дождётся твоя жёнушка! — преспокойно заявила мисс Борсхед. — И нечего сверкать глазами, как доктор Живаго. Твоя жена была бы круглая дура и никудышная мать, если бы не думала о наследстве.

Он не нашёлся что возразить и лишь жалобно вздохнул:

— Ах, тётя, тётя, зачем вы ввязались в эту авантюру?

Она ответила серьёзно и грустно:

— Затем что я старая авантюристка, у которой никогда не было ни одной авантюры. Хорошо тебе, Ники, ты вечно попадаешь в какие-то приключения, занимаешься всякими интересными вещами, живёшь в интересной стране. А что было у меня? Выращивание цветов, коллекционирование фарфоровых молочников и раз в год поездка на скачки. За всю жизнь только четыре любовника, причём самый романтический — патологоанатом. На моих часах без пяти двенадцать, передвигаюсь я в инвалидном кресле, от будущего, сам понимаешь, мне ожидать нечего. Так неужто я могла отказаться от такого безумно интересного предприятия? — Её голос задрожал, но не от слёз, а от азарта. — Чёрта лысого! Я буду искать сокровище и найду его! А не найду, так хоть будет что вспоминать остаток дней.

После этого у Фандорина не хватило духа упрекнуть старую эгоистку, что она втравила племянника в мутную историю, ни о чём не предупредив. Николай Александрович выразился мягче:

— Вы могли бы сообщить условия задачи раньше. По крайней мере, было бы время подумать, провести какие-то изыскания.

Синтия виновато потупилась.

— Ты прав, деточка. Но я всё надеялась, что расшифрую код сама. В письме ведь сказано: «главное — считалка». Я вызубрила этот дурацкий стишок наизусть… Но сегодняшний случай в бассейне напугал меня. Если бы я свернула свою старую шею, то унесла бы ключ в могилу! — мелодраматично воскликнула она.

— Да никакой это не ключ! Рисунка-то нет! На одном «прыг-скок» далеко не ускачешь!

Но переспорить Синтию Борсхед ещё никому не удавалось.

— Раз Эпин написал, что ключ в считалке, значит, так оно и есть. И перестань мне перечить! Я уже всё решила. Раз я не смогла разгадать код, передаю права на сокровище тебе. — Она сделала широкий жест. — Договор будет переоформлен на твоё имя. Немедленно. После сегодняшнего инцидента, о котором наверняка уже говорит весь пароход, компаньоны не станут возражать. Их тоже не порадует, если старуха окочурится, никому не открыв своей тайны. Так что все эти сундуки с золотом и серебром — мой тебе подарок.

— Вот спасибо-то, — язвительно поблагодарил Ника. — А теперь послушайте, что я вам скажу, дражайшая тётушка…

В дверь позвонили.

— Поздно, — прервала Синтия племянника. — Пока ты неизвестно где шлялся, я протелефонировала мистеру Делони и мистеру Миньону. Велела им быть у меня в восемнадцать ноль-ноль для важного разговора. Это они. Ради Бога, не устраивай сцен. И не выдавай меня. Ты всё испортишь.

Не игрушки

Знакомиться пришлось заново, хотя мистеру Делони магистр в своё время был представлен, да и с французом при встречах хоть и молча, но раскланивался — как-никак ежевечерне виделись в казино.

Но теперь, конечно, он смотрел на них по-другому. Они тоже разглядывали его не украдкой, а в упор, с одинаково напряжёнными, недовольными лицами.

Выражение лица — единственное, чем эти двое были похожи. В остальном они являлись полной противоположностью друг другу.

Житель вольного острова Джерси был толст, круглолиц. С мясистым, улыбчивым ртом плохо сочетались часто помаргивающие глазки — взгляд их был ускользающ и недобр. Мистер Делони говорил басом, часто смеялся, много жестикулировал. Одевался так, будто не торговал автомобилями, а работал в шоу-бизнесе. Сейчас, например, он был в лазоревом блейзере с золотыми пуговицами, розовом шейном платке, белых брюках.

Мсье Миньон, напротив, держался строгих серо-серых тонов: тёмно-серый костюм, светло-серая рубашка, средне-серый в крапинку галстук. Того же оттенка были аккуратно расчёсанные седоватые волосы. Светлые, почти бесцветные глаза строго смотрели из-под скучных стальных очков. Одним словом, классический нотариус. Хоть тётя и сказала про него с типичной британской ужимкой «француз», ничего особенно французского в этой сушёной треске Николас не углядел. Манера говорить у Миньона была профессионально сдержанная, будто каждая фраза протоколировалась и могла быть использована против него. Английским он владел безукоризненно — основную часть его клиентов составляют британцы, которые любят покупать недвижимость в его родном городе Динаре. У нотариуса была странная привычка переводить то, что говорили собеседники, на юридический язык.

К примеру, прямо с порога Делони накинулся на Синтию:

— Вы с ума сошли, мисс Борсхед? Неужто вы думаете, что мы станем вести какие-то переговоры в присутствии вашего так называемого племянника? Пусть он выйдет!