Партиалы Уэллс Дэн
– И вы не придумали ничего лучше, чем отправиться без подготовки и поддержки в самое сердце вражеской территории?
– Я просила поддержки у доктора Скоузена, – ответила Кира. – И он ясно дал мне понять, что от Сената помощи ждать нечего.
– Я вам объяснил, что так делать нельзя ни в коем случае! – крикнул Скоузен и ударил кулаком по столу.
– Моя подруга беременна, – сказала Кира. – Жена Хару, сестра Джейдена. И если бы мы вас послушались, ее ребенок был бы обречен на смерть, как все дети, которых вы не сумели спасти за эти одиннадцать лет. Я стала врачом не для того, чтобы смотреть, как люди умирают.
– Ваши мотивы достойны уважения, – согласилась сенатор Кесслер, – но вы поступили глупо и опрометчиво. Едва ли вы станете с этим спорить.
Кира взглянула на сенатора и в который раз заметила, до чего они похожи с Зочи. Не внешне, разумеется, а по характеру: казалось, Зочи унаследовала от приемной матери упрямство и пылкий нрав.
– У нас есть законы для таких, как вы, – продолжала Кесслер, – и суды, которые дают идиотским и безрассудным авантюрам должную оценку. По-моему, Сенат зря тратит время на этих преступников: я бы передала их в руки уголовного суда, и дело с концом. Но, с другой стороны… – она указала на партиала. – Раз уж мы собрали заседание, я хотела бы услышать мнение остальных.
– У нас есть законы, – вмешался сенатор Хобб, – но мне кажется, что случай особенный…
Сенатор Кесслер впилась в Киру глазами, девушка встретила ее взгляд с решимостью и достоинством.
– Я предлагаю перенести слушание в уголовный суд, – Кесслер обернулась к Хоббу, – и заняться делами.
– Поддерживаю, – сказал Скоузен.
– А я возражаю, – ответила Делароза. – То, что на Лонг-Айленде, и не где-нибудь, а в самом Ист-Мидоу, оказался партиал, необходимо сохранить в тайне. Мы не можем допустить, чтобы кто-то об этом узнал, тем более следствие. Допросим партиала, а потом решим, как быть с обвиняемыми.
– Поддерживаю, – проговорил Уэйст.
– Не возражаю, – кивнул Хобб.
Кесслер угрюмо молчала. Наконец она кивнула.
Сенатор Хобб жестом велел Кире и Хару сесть, затем обратился к партиалу:
– Что ж, теперь слово за вами. Что вы нам скажете?
Партиал молчал.
– Почему вы оказались на Манхэттене? – спросила Делароза.
Партиал ничего не ответил. Сенатор подождала, потом задала следующий вопрос:
– Ваш вооруженный отряд разбил лагерь в нескольких километрах от нашей границы. С какой целью?
Партиал ухом не повел.
– Почему именно сейчас? – не сдавалась Делароза. – Спустя полгода после кровопролитного восстания? Одиннадцать лет от вас ни слуху ни духу. Так зачем вы вернулись?
– Убейте его, и дело с концом, – предложил сенатор Уэйст. – Его вообще не надо было сюда везти.
– Его надо исследовать, – неожиданно для самой себя вмешалась Кира и встала, чувствуя обращенные на нее взгляды. Это был последний шанс: у сенаторов не будет причин оставить в живых молчащего партиала, и его казнят. Надо как-то их уговорить, убедить не отказываться от имеющейся возможности. – Да, мы поступили глупо, отправившись туда в одиночку. Могло произойти что угодно. А может, еще произойдет. Но зато у нас есть живой партиал, вот он, бери и изучай. Хотите, накажите нас, казните, если вам так угодно, но пусть партиала все-таки исследуют. Если я ошиблась, что ж, ничего уже не исправить. Но если я права, то мы сможем вылечить РМ, а это позволит сплотить общество. Не будет ни вируса, ни Закона надежды, ни Голоса, ни вооруженных восстаний. Люди снова объединятся, у них появится будущее.
Сенаторы молча смотрели на Киру. Наконец Делароза созвала их в кружок, и они, склонившись друг к другу, шепотом принялись что-то обсуждать. Как Кира ни напрягала слух, не смогла разобрать ни слова. Сенаторы то и дело поглядывали на партиала.
– Молодец, – прошептала Изольда. – Будем надеяться, твои доводы на них подействуют. Вот только почему они на тебя таращатся? Не к добру это.
– Разве на меня? – удивилась Кира. – Я думала, они смотрят на партиала.
– На него тоже, – согласилась Изольда. – Но в основном на тебя. Не знаю почему.
Сенаторы продолжали совещаться. Кира заметила, что они действительно косятся не на пленника, а на нее. Девушка нервно сглотнула. Интересно, какой они вынесут приговор. Наконец обсуждение прекратилось, и Хобб встал.
– Сенат принял решение, – огласил он. – Мы согласны с необходимостью провести исследования. Партиалы невосприимчивы к РМ, и если мы поймем причину этого, то, вероятно, сможем найти средство от вируса. Пленник – наша надежда на выживание, и в данный момент не представляет угрозы, поскольку находится под действием успокоительного и закован, – Хобб оглянулся на доктора Скоузена и отчеканил: – Мы переведем партиала в больничный изолятор и приставим к нему охрану. Разумеется, все должно оставаться в тайне. Так можно будет провести необходимые исследования. Через пять дней пленника следует уничтожить и избавиться от тела. Заниматься партиалом будете вы, мисс Уокер, – Хобб посмотрел на Киру, но она была настолько ошарашена услышанным, что не смогла разобрать выражения лица сенатора. – У вас в запасе пять дней. Распорядитесь ими как можно лучше.
– То есть вы хотите сказать, что меня не арестуют… – смущенно забормотала Кира. – Или вы отдадите мне его труп? Вы позволите провести необходимые тесты?
– Речь не о трупе, – вмешался доктор Скоузен. – Опыты лучше проводить на живом партиале.
Глава восемнадцатая
– Бред какой-то, – не поверила Зочи. – Моя матушка настолько ненавидит партиалов, что убила бы голыми руками, если бы увидела. С чего вдруг они решили оставить пленника в живых?
– Потише, – осадила Кира и выглянула в окно, пытаясь что-то разглядеть в тени. – Если тебя услышат и узнают, что мы все рассказали, проблем не оберешься.
– Наверно, Мкеле хочет его допросить, – предположил Джейден. Завтра ему с Хару предстояло отправиться на принудительные работы, но на ночь Сенат отпустил их собрать вещи. Хару был дома с Мэдисон, а Джейден пришел к Нандите. Той не было дома, она в очередной раз отправилась собирать травы, и Кира поежилась, вспомнив, что, когда Нандита вернется, придется ей все объяснить. Девушку не задевала брань тех, кого она ненавидела, но было больно выслушивать упреки тех, кого она любила. При одной лишь мысли об этом на глаза Киры наворачивались слезы, поэтому она старалась не думать о предстоящем разговоре с няней.
– Ты забыл кое-что важное, – вмешалась Изольда. – Партиалы еще те горячие штучки. Знай я об этом раньше, непременно отправилась бы с вами на Манхэттен.
– Не смешно, – скривилась Кира.
– Ты же его тоже видела, – не унималась Изольда. – Красив, как Адонис. Сделай одолжение: когда будешь изучать это генетическое совершенство, выбери минутку и осмотри его хорошенько с ног до головы. Ради меня.
– Он же даже не человек, – заметил Джейден.
– И что? – не смутилась Изольда. – Все, что надо, у него на месте. Если «ПараДжен» разработал копии людей именно для этого, тем печальнее, что они слетели с катушек и попытались нас истребить.
– То, о чем его спрашивали на суде, еще цветочки, – сказал Джейден, решивший наконец не обращать внимания на подколки Изольды. – Легкая разминка. Вечером его запрут в каком-нибудь подвале, будут пытать и вытрясут всю душу. Ночью в звуконепроницаемой камере солдаты Сети безопасности зададут партиалу жару.
– Теперь ты меня реально возбуждаешь, – пошутила Изольда.
– Заткнись уже, – процедил Джейден, и Зочи рассмеялась.
– Но почему они сделали ответственной именно меня? – недоумевала Кира. – Есть более профессиональные сотрудники, более опытные лаборанты…
– Вот-вот, – перебила Зочи. – Уж не обижайся, но в больнице тьма людей, которые провели бы опыты куда лучше тебя.
– А я и не обижаюсь, – ответила Кира. – Я как раз об этом и говорю.
– Ну да, – согласилась Зочи. – Подумайте сами, с чего такое важное дело интерну? Чтобы точно облажался? Или чтобы сделать из него козла отпущения, когда вся затея с треском провалится?
– Нет, тут должна быть какая-то веская причина, – сказала Кира, хотя в глубине души вовсе не была в этом уверена. Она снова высунулась в окно и оглядела темную улицу. Ничего.
– Мне кажется, он не придет, – заметила Зочи.
Кира стремительно обернулась:
– Что? Нет, я просто… на деревья смотрела. Приятно взглянуть на улицу, где ни пантер, ни ядовитого плюща.
– По ту сторону границы все совсем по-другому, – кивнул Джейден. – Даже не знаю, как описать.
– Потому что там нет людей, – проговорила Изольда. – Манхэттен одичал больше Лонг-Айленда, потому что никто не распугивает животных и не вытаптывает растения.
Джейден усмехнулся.
– На Лонг-Айленде сорок тысяч человек, – сказал он. – А когда-то тут жили миллионы. Иногда мне кажется: остров даже не подозревает, что мы здесь.
– Не только Манхэттен, – заметила Кира. – Там везде так: в Бруклине мы видели пантеру. И детеныша антилопы, а может, косули, месяцев двух от роду. Когда-нибудь животные удивятся, куда же исчезли эти странные двуногие звери, а потом напьются из реки, посмотрят на облака и забудут напрочь, что когда-то вообще думали о нас. Жизнь пойдет своим чередом. И нет смысла даже оставлять какие-то записи, потому что их никогда никто не прочтет.
– Я смотрю, у кого-то депрессия, – хмыкнул Джейден.
Зочи ткнула его в плечо:
– Хотите еще картошки?
– Уф, – выдохнула Изольда и села. – Какое там вымирание: меня не станет в день, когда у нас кончится растительное масло.
Зочи протянула ей тарелку и встала:
– Надоело слушать «Антонио на бар-мицву»[7]. Может, поставим что-то другое?
– Финеаса, – предложила Кира. – Или нет, лучше Ниссьена. Его послушаешь, и сердце радуется.
Зочи порылась в корзине с плеерами, бросив взгляд на генератор – достаточно ли осталось энергии. Изольда откусила кусок картофелины с вилки и, указывая на Киру оставшейся половинкой, проговорила с набитым ртом:
– Да ты просто боишься. Кроме шуток. Партиал чуть не убил тебя, а теперь придется с ним работать.
– Не с ним.
– В одной комнате, – пояснила Изольда. – В общем, ты меня поняла. Страшновато как-то.
– На себя посмотри, – съязвила Зочи, включила плеер («Ниссьену от Лизы»), и в комнате негромко заиграло энергичное техно. – Ты из нас самая элегантная, – Зочи уселась возле Изольды, – а кидаешься картошкой, как деревенщина.
– Я чуть-чуть выпила, – серьезно ответила Изольда, указывая теперь на Зочи недоеденным куском картошки. Та приподняла брови. – Сенатор Хобб угостил меня шампанским.
– Ого-го! – удивилась Зочи.
– Может, потому что заседание прошло лучше, чем они ожидали? – пожала плечами Изольда. – В общем, я не стала отказываться.
– Но они же не получили, что хотели, – выпрямилась Кира. – Четверо глупых малолеток вынудили их… – Она осеклась. – Разве что именно этого они и добивались.
– Им был нужен живой партиал? – удивился Джейден. – Чтобы ты его исследовала?
– Не знаю, – ответила Кира. – Чепуха какая-то.
Она снова выглянула в окно. Никого.
– А не наводит ли это вас на определенные подозрения? – спросила Зочи. – Если Сенат так действует сейчас, кто знает, какие еще темные делишки они проворачивают за нашей спиной?
– Паранойя, – покачал головой Джейден. – Думаешь, они плетут зловещие интриги?
– Они прячут в городе партиала, – заметила Зочи. – Если они способны на это, значит, от Сената всего можно ожидать.
В комнате повисло молчание.
– Нападения на фермы, – продолжала Зочи. – Преступники из Голоса растворяются в ночи. И мы принимаем всё как должное, потому что считаем, будто знаем, ради чего все делается. Но что, если мы не учли деталей? Если сенаторы нас обманывают, и причина совсем в другом?
– Я служу помощницей Хобба почти год, – заметила Изольда. – И клянусь, что не храню никаких страшных государственных тайн.
– Ты хочешь убедить нас в честности тех, кто, как мы теперь знаем, обманывает жителей Ист-Мидоу, – не сдавалась Зочи. – Причем слишком ловко. А значит, Сенату это не впервой. Удивительно только то, что это удивляет вас.
– Я согласна с Зочи, – кивнула Кира. При мысли о том, что подруга права, у нее засосало под ложечкой.
– Почему ты на них вечно нападаешь? – возмутился Джейден. – Знаешь, Зочи, твоя мамаша, несомненно, та еще стерва, но она – не весь Сенат. А Сеть безопасности? Ты говоришь о людях, которые защищают нас, заботятся о нашем благополучии. О людях, которые отдают свои жизни за то, чтобы ты сидела тут, со своими плеерами и деликатесами, и ныла о притеснениях.
– И когда же это в последний раз солдаты гибли в бою? – возмутилась Зочи. – Не считая вашей вылазки.
– В прошлом году, когда Голос напал на фермы в Хэмптоне.
– А с чего ты взял, что это был Голос? – не сдавалась Зочи.
– Какой смысл Сенату нас обманывать?
– Откуда ты знаешь, может, какой-нибудь недовольный фермер всего-навсего отказался отдавать положенную долю, – продолжала Зочи, – и доблестная Сеть безопасности Лонг-Айленда, не к ночи будь помянута, решила его проучить?
– Да с чего им врать? – повторил Джейден.
– Чтобы держать нас в узде! – крикнула Зочи. – Ты только посмотри, что вокруг творится. На улицах вооруженные солдаты, обыски при входе и выходе с рынка, даже домой уже вламываются. Сенат говорит нам прыгать, а мы только спрашиваем, насколько высоко, потому что нам внушили, что непослушных Голос тут же перебьет. Наши парни уходят в солдаты, девушки рожают детей, мы выполняем все приказы Сената, но ничего не меняется. И лучше не будет. А знаешь почему? Потому что, если жизнь наладится, нам уже не нужно будет их слушаться.
Кира лихорадочно переводила взгляд с Зочи на Джейдена. Их спор ошеломил девушку. Кажется, и остальных тоже.
Джейден встал и проворчал угрюмо:
– Ты сошла с ума, – с этими словами он направился к двери, бросив на ходу: – У меня есть дела поважнее, чем слушать твои бредни.
– Придурок, – пробормотала Зочи и бросилась на кухню.
Кира посмотрела на Изольду. Та уставилась на нее широко раскрытыми глазами.
– Они вовсе не плохие, – проговорила Изольда. – Я вижу их изо дня в день. Обычные люди. Хобб старается, как может. – Она замолчала. – Возьми с собой завтра оружие. Кто знает, на что этот партиал способен и сколько у него сил. У тебя есть пистолет?
Кира покачала головой:
– Я больше люблю винтовки, но не тащить же ее с собой в лабораторию. С ней там не развернешься.
– Дам тебе свой, – предложила Изольда. – В мэрии полным-полно солдат, а тебя приставили дрессировщиком к хищнику, наделенному сверхразвитым интеллектом. Так что тебе пистолет нужнее, чем мне.
Кира выглянула в окно на пустынную улицу.
– Ну, так давай сходим за ним, – предложила она. – Все равно вечеринка закончилась.
Они с Изольдой вышли из дома. Кира чуть задержалась на крыльце, потом спустилась по ступенькам и пошагала прочь.
Маркус так и не пришел.
Доктор Скоузен вел Киру по длинному коридору.
– Раньше тут был изолятор, – пояснил он, указав на тяжелую железную дверь в конце коридора. – Мы не использовали его по назначению годами, да и, признаться, вообще сюда не заходили. Уборщики работали всю ночь. Боюсь, что изоляция не так прочна, как нам хотелось бы, но мы послали отряды на вылазки, и они, не смыкая глаз, прочесывают новые магазины медицинского оборудования, новые больницы и госпитали, – словом, все места, где может оказаться подходящий пластик для окон и дверей. А пока хватит и этого.
«Меня запрут в одной палате с партиалом», – подумала Кира. В руках у нее была коробка с пробирками, блокноты и прочие необходимые вещи. Девушка еле поспевала за стремительно шагавшим Скоузеном, стараясь ничего не уронить.
Когда они завернули за угол, Скоузен прошептал еле слышно:
– Мы всю ночь проверяли, не осталось ли у партиала чего-то, что можно использовать как оружие, мы его вымыли, взвесили, словом, провели всю подготовительную работу, для которой нужно было развязать пленника. Теперь его снова связали, и он в полном вашем распоряжении.
Они подошли к двери, стальному барьеру высотой пару метров, который охраняли двое солдат в касках и бронежилетах. Одним оказался Шейлон Браун, рядовой, с которым Кира была на вылазке в Ашарокене. Браун улыбнулся и отпер дверь. Вцепившись в коробку с пробирками, Кира уставилась на Скоузена:
– Что-нибудь еще, что мне нужно знать?
– Постарайтесь досконально все исследовать, – серьезно посоветовал доктор. – Я был против этого и до сих пор считаю, что затея идиотская, но раз уж у нас в руках партиал… упускать такую возможность нельзя, да и неизвестно, сдержат ли сенаторы слово, дадут ли вам пять дней или нет. Обо всем докладывайте мне лично, особенно если обнаружите что-то… подозрительное. Паника нам совсем не нужна.
– Поняла, – кивнула Кира. – Ну что ж… – Она повернулась к двери, глубоко вздохнула и зашла внутрь. – Спасибо за охрану, ребята.
«Если потребуюсь, я внутри, заперта с монстром».
Вход в изолятор представлял собой короткую трубу из прозрачного гибкого пластика. От решетки в полу доносилось негромкое жужжание: электромагнитная сетка удаляла инородные частицы с обуви. «Здесь же должны быть…» – Кира огляделась в поисках воздушного сопла, но в ту же секунду в лицо ударил искусственный вихрь, сдул с волос и одежды всю пыль и грязь и прибил вниз. Каким-то образом Кире удалось ничего не уронить, и когда поток воздуха прекратился, девушка зашла в палату.
Партиал лежал на операционном столе в центре комнаты, крепко фиксированный толстыми кожаными ремнями. Сам стол был привинчен к полу. Пленник не спал и устремил на Киру настороженный взгляд. Вдоль стен были расставлены высокие столы, медицинские компьютеры и прочее оборудование, чистое и хорошо освещенное. На бедре у Киры висел в кобуре пистолет Изольды.
Никогда в жизни Кире не было так страшно.
Девушка чуть замялась на пороге, не говоря ни слова, потом подошла к стене и положила вещи на стол. Пробирки раскатились по его поверхности, и она принялась складывать их одну за другой в пластмассовый контейнер. Сглотнув, Кира уставилась на контейнер, не в силах заставить себя посмотреть на партиала. Хотя, казалось бы, что тут страшного: обычный человек, даже еще не взрослый мужчина, а подросток, один-одинешенек, связанный по рукам и ногам. Всего несколько дней назад ей пришлось столкнуться лицом к лицу с ним и его товарищами при куда более опасных обстоятельствах. Но здесь все было иначе: присутствие партиала казалось невероятным, неуместным. Партиал за пределами Ист-Мидоу был врагом, и она знала, как к нему относиться, но здесь, в одной комнате с ней…
Краем глаза Кира уловила какой-то блик, обернулась и увидела в углу маленькую камеру. Ее явно устанавливали недавно и второпях: прикрутили толстыми болтами к деревянному стеллажу. Оглядев комнату, Кира заметила еще пять камер: по одной в каждом углу и две повыше, так, чтобы был виден и партиал, и ее рабочий стол. Мкеле постарался, догадалась девушка. При мысли о том, что за ней наблюдают, Киру охватило волнение. Если партиал попробует причинить ей вред, это заметят и придут ей на помощь.
Кира облегченно выдохнула и поймала себя на том, что даже не заметила, как задержала дыхание. Непонятно, то ли стало легче оттого, что Мкеле за ней следит, то ли наоборот. Она прошла мимо партиала к окну.
Палата располагалась на втором этаже. Окна смотрели на высокие деревья, за которыми виднелась стоянка, полная брошенных просевших машин. Большинство парковок в городе пустовали – что делать в ресторанах, когда вокруг рушится мир? – но на больничной одиннадцать лет назад яблоку было негде упасть, и теперь автомобили, точно призраки, напоминали о случившемся.
«Надо взять кровь на анализ, – подумала Кира, усилием воли заставляя себя заняться делом. – Кровь и ткани. Если я отправилась в зону военных действий, готовая отрезать руку вражескому солдату, то уж точно смогу взять кусочек кожи на биопсию у связанного пленника, который лежит в пяти метрах от меня».
Кира подошла к пробиркам, которые принесла с собой. В части из них была кровь Маркуса, оставшаяся от первой попытки исследовать РМ, до Манхэттена, партиала и всего остального. До того, как Маркус не пришел. У нее сохранились все данные, которые удалось получить в результате анализов, полное описание соотношения тромбоцитов, лейкоцитов, глюкозы, электролитов, уровня кальция, а также множество снимков строения вируса. Пусть партиалы исчезли, но люди остались переносчиками РМ и заражали собственных детей. А что, если партиалы тоже носители вируса? К чему тогда вся эта катастрофа?
Кира глубоко вздохнула, потерла щеки, обернулась и посмотрела на пленника – уже не безликое существо в черном шлеме, а мужчину, парня чуть старше ее самой, привязанного к столу и раздетого почти догола. Загорелый и мускулистый – не с выпирающими буграми мышц, как у культуриста, а просто подтянутый; сильный, стройный, ловкий. Генетическое совершенство, как выразилась Изольда. Кира собралась с духом, вспомнила, как на Манхэттене была готова отрезать врагу руку ради исследований. У партиала были карие глаза, как и у нее. Он молча смотрел на Киру.
Доктор Скоузен сказал, что они вымыли партиала, но Кира заметила на лице у него какие-то пятнышки. Девушка подошла ближе, чтобы получше разглядеть их, потом еще ближе и всмотрелась в пленника. Вокруг рта, глаза и уха виднелись капли запекшейся и почерневшей крови. Кира потянулась было, чтобы убрать волосы со лба партиала, но замерла в нерешительности и опустила руку:
– Они вас били?
Партиал ничего не ответил, только взглянул на Киру темными глазами. Девушка почувствовала, как он пышет злобой, словно раскаленная плита жаром. Собравшись с духом, Кира снова потянулась к пленнику, но на этот раз партиал мотнул головой и дернулся так, что натянулись ремни. Кира инстинктивно отскочила. Сердце бешено колотилось у нее в груди. Девушка потянулась за пистолетом, но вынимать из кобуры не стала: почувствовав его в руке, Кира успокоилась и снова шагнула к пленнику. Мгновение она стояла, не шевелясь, потом все-таки достала пистолет и показала партиалу.
– Я была в отряде, который захватил вас в плен, – проговорила она. – Не подумайте, что я угрожаю. Я лишь хочу, чтобы вы поняли серьезность моих намерений. У нас впереди пять дней, и если вы хотите со мной драться, я готова.
Партиал холодно изучал Киру, как будто искал слабину, которой можно будет воспользоваться, брешь в обороне, сквозь которую можно пробиться. И все же было заметно, что он боится. Кира с первого взгляда поняла, что ему страшно, как никогда в жизни. Она взглянула на ситуацию его глазами: один-одинешенек, в плену, избитый и связанный, лежит на операционном столе, а она еще целится в него из пистолета.
Кира посмотрела на оружие, которое сжимала в руке, и убрала его обратно в кобуру.
– Если вы не поняли, тут все очень вас боятся. Мы не представляем, на что вы способны и что намерены делать. Насколько мы знаем, вы ходячее биологическое оружие.
Она замолчала, ожидая, что партиал ответит, но он не проронил ни слова. Кира легонько толкнула его – без реакции. Она вздохнула. Чего, собственно, она хотела?
Партиал пристально наблюдал за ней, и Кира почувствовала себя неловко, как жук в банке. Кто здесь кого изучает?
– Ну и пожалуйста, – сказала она. – Не хотите говорить – не надо. Я бы на вашем месте, наверно, тоже не стала, хотя кто знает, может, и не смогла бы молчать. Люди – существа общительные, нам нравится беседовать друг с другом…
– Вы слишком много болтаете.
Кира осеклась и широко раскрыла глаза от изумления. Голос у партиала был хриплый, видимо, в горле пересохло от долгого молчания. Насколько Кира знала, партиал ни с кем не разговаривал с тех самых пор, как его взяли в плен, то есть более двух суток. Девушка не поверила своим ушам. «Впервые за одиннадцать лет человек общается с существом другого вида, – подумала она, – и оно велит мне заткнуться». Когда удивление прошло, Кира чуть не рассмеялась.
– Поняла, – кивнула она. – Но сперва я хочу объяснить вам, что буду делать. Большинство наших исследований проводится с помощью датчиков, то есть бесконтактно, я сделаю снимки ваших органов, ну и так далее…
Партиал закрыл глаза, демонстративно игнорируя Киру, и она замолчала.
– Ладно, не буду ничего объяснять.
Девушка подошла к столу, порылась в ящиках и вернулась со стеклянной трубочкой, а также набором миниатюрных инструментов.
– Учтите, когда я проколю вам палец, будет чуть-чуть щипать. Ничего страшного, обычная иголка на пружинке, длиной примерно миллиметра два. Так вы дадите мне палец или придется снова с вами бороться?
Партиал открыл глаза, посмотрел на иглу, потом на Киру. Наконец он разжал кулак и выпрямил пальцы.
– Спасибо.
Кира смочила ватку спиртом и протерла указательный палец пленника. Ладони у него были крепкие и теплые. Игла на пружинке была размером не больше контейнера с зубной нитью. Кира прижала ее к пальцу партиала.
– Готовы?
Партиал чуть вздрогнул. Кира проткнула палец, быстро убрала иглу и прижала к ранке стеклянную трубочку. Она заполнялась кровью медленнее обычного, и Кира сжала палец, однако кровь перестала идти, даже не наполнив трубочку.
– Наверно, у вас низкое давление, – хмуро предположила Кира. – Обычно из одного пальца я беру кровь на две такие трубки. Но у вас… – Она всмотрелась и увидела, что кровь стала сворачиваться. Кира взглянула на палец партиала, потрогала ранку, но та уже затянулась.
– Ничего себе! – прошептала девушка и поднесла трубочку к глазам: кровь побурела, загустела и по краям покрылась твердой коркой.
Кира уставилась на партиала. Тот молчал.
Девушка хотела было снова уколоть его, на этот раз глубже, но передумала. Она здесь не для того, чтобы его пытать. Даже если раны партиала заживают быстро, это не значит, что он не чувствует боли, иначе не дернулся бы, когда она проткнула ему палец иглой. А мучить только для того, чтобы посмотреть на его реакцию, Кира не будет.
Но… может быть, Сенат именно этого от нее и ждет? Разве не за этим она здесь? Разумеется, она не станет резать пленника ножом, но ведь ей приказано изучить партиала. Если невосприимчивость к вирусу – результат мощной системы саморегенерации, нужно выяснить ее пределы, узнать, можно ли обернуть эту способность себе на пользу и в какой степени. Если ответа больше нигде нет, придется поискать здесь.
Выдержит ли партиал, если в него выстрелить из пистолета? Что станется с пулей? Совесть Киры спорила с научным любопытством. Девушка покачала головой и положила трубочку с запекшейся кровью на стол.
– Я не собираюсь вас пытать, – пояснила Кира, подошла к столу и достала из ящика шприц с короткой иглой. – Но мне нужен другой образец крови. Для анализа она должна быть жидкой, чтобы компьютер выдал точную картину. Так что если ваша кровь моментально сворачивается на воздухе, придется исключить его из уравнения.
Кира надела иглу на шприц, нашла пробирку с физраствором, набрала его и выпустила; повторив так несколько раз, она тщательно промыла шприц. Затем Кира протерла ваткой со спиртом вену на сгибе локтя партиала и поднесла иглу.
– Готовы? Сейчас я вас уколю.
На этот раз партиал даже не шелохнулся. Кира набрала кубический сантиметр крови, прижала ватку к месту укола, но увидела, что ранка и так быстро затягивается. Она почувствовала себя немного глупо, отвернулась и положила шприц с иглой к компьютеру. Кровь не свернулась. Кира стянула перчатки и нажала на экран, открывая программы для анализа крови, исследования печени и всего, что только можно представить. Затем запустила комплексное сканирование, которое выявило вирус в прошлый раз. С Маркусом. Кира нажала «да» и, затаив дыхание, ждала, пока компьютер изучал и систематизировал показатели крови.
Кира заставляла себя не думать о Маркусе. Да у нее и времени не было. Менее двадцати четырех часов назад она тряслась в кузове фургона Сети безопасности, который вез их в Ист-Мидоу на секретное заседание Сената. Вчера вечером Маркус не пришел к Зочи, Кира тоже не пошла к нему, а утром отправилась прямо сюда. Сердится ли он на нее? Злится ли она на него? Да, разумеется, злится, но все равно понимает, почему он поступил именно так. Теперь Кира знала, что он хотел… Хотя чего именно? Защитить ее? Но Кира не нуждалась в защите: она единственная, кто попытался хоть что-то сделать. А если Маркус прав насчет РМ: его нельзя вылечить, и не стоит портить себе жизнь? Она не верила в это, не могла даже думать об этом. Она найдет лекарство от проклятой болезни. Именно поэтому она здесь. Тогда что же она поняла про Маркуса?
Что он боялся ее потерять. Это Кира почувствовала. Она ведь и сама почти поверила, что не выберется с Манхэттена живой.
Компьютер подал звуковой сигнал, и Кира уставилась на экран. Содержание электролитов в крови у партиала оказалось выше нормы, сахар был почти как у диабетика, а уровень лейкоцитов настолько повышен, что Кира не удержалась и измерила пленнику температуру, опасаясь инфекции. Нет, 36,6, как и у нее. Что, если такая физиология – разновидность нормы и показатели, которые у человека стали бы свидетельством болезни, для партиала – признак здоровья? Кира переписала данные в записную книжку, пометив аномалии, изучить которые планировала позже.
Но важнее всего, что в анализе кое-чего не хватало. Не было ни следа РМ-вируса.
Никакого РМ. Кира восторженно подняла глаза: партиал по-прежнему лежал на столе и отсутствующе глядел в потолок, но вид пленника при этом все равно был угрожающим. Любой другой на его месте казался бы сломленным, партиал же держался так – напрягал мускулы, часто моргал, – что Кира догадалась: он лихорадочно соображает, как быть.
Но сейчас это не имело никакого значения. Кира едва не рассмеялась от радости: в крови партиала ни следа РМ, как она и предполагала. Либо его организм справился с вирусом, либо вообще оказался невосприимчив к заболеванию. Оставалось лишь понять, за счет чего.
Кира быстро нажимала на экран, вызывая все новые и новые данные о вирусе. Теперь, когда выяснилось, что партиалы не являются переносчиками РМ, необходимо понять, как именно вирус передается от человека к человеку. Как происходит заражение? Мало просто сказать: «Они заболели», надо подробно изучить механизм развития заболевания. Необходимо отследить этот процесс у человека и у партиала, чтобы выяснить отличия. Кира снова посмотрела на изображение вируса, желтоватой сферы, живущей в крови. «Хоть ты и похож на воздушный шарик, – подумала девушка, – ты убил почти всё население Земли».
Нужно собраться. Что нам уже известно? Во-первых, величина вируса: четыреста нанометров[8]. Не такой уж и маленький: хороший воздушный фильтр его не пропустит. Кира оглянулась на пластиковую трубу, через которую входила в палату: интересно, какой в ней фильтр? «Вообще-то подобная система должна задерживать частицы такой величины, – подумала Кира. – Да и в плод, по идее, вирус не должен попадать: частица размером 400 нанометров не способна преодолеть плацентарный барьер между матерью и ребенком. Понятно теперь, почему дети заражаются только после рождения».
Кира замерла: ей пришла в голову важная мысль. «Но если молекула вируса так велика, почему бы не рожать детей в герметичных помещениях?» Палаты моют, инструменты стерилизуют, акушеры надевают маски, – словом, делают все, что можно, а вирус все равно тут как тут.
«Наверняка я не первая задалась таким вопросом, – подумала Кира. – Маркус и доктор Скоузен говорили, что вирусом занимаются с самого начала эпидемии. А значит, где-то должны быть результаты исследований». Она открыла данные по изучению молекулы вируса под микроскопом, надеясь обнаружить отчеты по родам в стерильных помещениях, и нашла несколько файлов. К сожалению, результаты не радовали: уровень заболеваемости и распространение РМ оказались такими же, как при родах в обычных палатах. Получается, стерильность не играет никакой роли. К отчетам прилагались исследования разновидности РМ, которая передается исключительно воздушным путем. Кира с интересом открыла файл: она, конечно, знала, что РМ распространяется по воздуху, но на первом курсе медицинского это еще не проходили и на занятиях не обсуждали. В отчете обнаружились изображения, схожие с полученными в анализе крови, но меньше размером: от двадцати трех до тридцати одного нанометра. Кира нахмурилась. Такую крошечную частицу практически невозможно уловить. Девушка посмотрела на партиала и почувствовала, как ее охватывает гнев:
– Уж вы постарались, чтобы мы не смогли спастись от этой заразы.
Партиал повернул голову, взглянул на Киру, и девушке показалось, что она видит, как крутятся мысли в его голове. В глазах пленника блеснуло любопытство. Вдруг он заговорил:
– Вы не можете размножаться.
– Что?
– Поэтому и ищете лекарство от РМ. У нас детей не бывает, поэтому их отсутствие не удивляет, а ваши не выживают, так? Потому вам и нужно вылечить РМ.
Кире хотелось крикнуть, что он тоже в этом виноват, наброситься на партиала за то, что он так спокойно рассуждает об их беде, но она сдержалась. Ее осенила мысль.
Получается, партиал не знал, что вирус по-прежнему убивает их? Разумеется, пленнику верить нельзя, но, судя по его реакции, он сам только что всё понял. Он действительно не знал. И отсюда следовало два важных вывода. Во-первых, партиалы за ними не следят. Поговаривали, будто партиалы скрываются среди людей и опутали остров тщательно законспирированной шпионской сетью. Однако если бы это было так, пленник знал бы, что новорожденные умирают. И судя по его удивлению, партиалы не следят за людьми.
«Если же они все-таки за нами наблюдают, – подумала Кира, – то не делятся друг с другом информацией».
А во-вторых, это значило, что партиалы – или только этот один, – не понимают механизма действия РМ. Пленник не знал, что вирус неизлечим, и, возможно, те, с кем он общался, тоже этого не знали. Получается, вожаки партиалов скрывают информацию от собственных подчиненных, или они тоже не в курсе? Но разве можно не знать, как воздействует вирус, который они сами же и создали? Разумеется, не исключено, что РМ мутировал, с содроганием подумала Кира. Если такая смертельная зараза мутирует, меняет схему действия, кто знает, чего от него еще ожидать?
Есть только один способ выяснить, что известно партиалам, решила Кира.
– Эй, ты, – окликнула она. – Партиал. Что ты знаешь о РМ?
Пленник не ответил.
– Ну хватит уже, – Кира от досады закатила глаза. – Не начинай. Скажи что-нибудь.
– Знаешь что, человек, – проговорил партиал, – вы через пять дней хотите меня убить, так что не вижу причин что-то вам рассказывать.
Кира бросилась к компьютеру и плюхнулась в кресло. От злости девушка не находила слов. Пленника уничтожат, потому что партиалы убили Гейба, Заморыша и еще шесть миллиардов человек. И после всего этого у него хватает наглости считать себя жертвой?
Картинки на экране кружились и расплывались. Как можно сосредоточиться, когда в шести метрах от тебя лежит партиал? В такие минуты Кире остро не хватало Маркуса: он всегда умел пошутить и разрядить обстановку, помогал ей понять, что важно, а что нет. Кира покосилась на дверь, но, разумеется, Маркус не придет. Он вообще не знает, что она здесь.
Пленник прав в одном: у нее всего пять дней. А значит, нужно работать. Усилием воли Кира заставила себя забыть о партиалах и сосредоточиться на деле, то бишь на экране с изображениями молекул вирусов и отчетах о структуре РМ. У него было две разновидности: одна в крови, другая в воздухе, Капля и Спора, желтая и синяя. Соберись! Спора крошечная и поэтому прекрасно передается по воздуху. Должно быть, так вирус распространяется от носителя к носителю. А зачем тогда нужна Капля?
В отчетах ответа не нашлось: те лишь констатировали, что обе разновидности существуют, но не объясняли, как именно они взаимодействуют. Кира снова просмотрела анализ крови Маркуса: есть ли там следы Споры? Должны быть, если она попадает в организм. Однако в крови Маркуса ничего подобного не нашлось. А значит, какие бы трансформации ни происходили со Спорой в организме, этот процесс протекал очень быстро, не оставляя следов.
Значит, таким следом была Капля. Кира прокрутила в уме возможные варианты: вирус вступал в реакцию с кровью и мягкими тканями и множился, используя организм реципиента, а значит, взаимодействие происходило на каком-то дополнительном уровне. Что, если функция Споры – не размножаться, а превратиться в Каплю, которая и начинала воспроизводиться? Версия неоднозначная, но вполне вероятная. «Что бы она ни делала, – подумала Кира, – происходит это мгновенно, и когда кровь берут на анализ, оказывается, что Спора уже претерпела трансформацию». Кира запустила пальцы в волосы, соображая, как отследить это превращение. Если бы удалось взять на анализ неинфицированную кровь и быстренько поместить в компьютер, быть может, удастся изучить процесс заражения. Но где же взять такую кровь?
У новорожденного. На следующей неделе должны родить четверо беременных, а если у кого-то из прочих начнутся преждевременные роды – то и больше.
Надо спросить доктора Скоузена. Посмотрим, что он скажет. У новорожденных всегда берут кровь, но анализ делают не сразу, а через несколько минут: большинство исследований не настолько срочные. И если догадка Киры верна, анализы надо провести, не откладывая, чтобы успеть отследить эту реакцию.
Но самый сложный вопрос в другом: если Капля образуется из Споры, то откуда берутся Споры? Из Капли? Или же Капля, в свою очередь, превращается в них? И эту трансформацию отследить трудно, потому что Кира пока что не поняла, как всё происходит, а значит, не знала, как воспроизвести этот процесс. Ясно лишь, что реакция идет не в крови: там как раз все наоборот, и отсутствие следов Споры в крови Маркуса это доказывает. Значит, в легких? Что, если Капля взаимодействует с кислородом точно так же, как Спора с тканями? Это первое, что приходит в голову, а значит, лучше начать именно с этого. Но как же проверить Кирину догадку?
«Сперва нужно изолировать вирус», – подумала Кира и оглядела палату в поисках чего-то, что сможет задержать РМ. Взгляд ее упал на коробку латексных перчаток. Девушка вспомнила, как они с Маркусом надували такие в школе, а потом протыкали булавкой, и перчатки с грохотом лопались. Если вирус действительно трансформируется в легких, значит, его молекулы должны найтись в ее дыхании. И если перчатка задержит воздух, то и вирус тоже. По крайней мере, я успею ее просканировать. Кира взяла перчатку, поднесла ко рту и надула, как воздушный шарик. И что дальше? Девушка в нерешительности замерла посреди палаты. Определит ли компьютер молекулы вируса через латекс? Наверно, да, хотя Кира и чувствовала себя глупо, засовывая надутую перчатку в сканер. Проблема в другом: нужно исследовать воздух не только из своих легких, но и из легких партиала. Анализы необходимо провести одинаково, иначе результат окажется бессмысленным. Но Кира была уверена, что партиал откажется надуть перчатку. Она выпустила воздух из своей. Надо придумать что-то другое.
– Мы и так побеждали, – негромко проговорил пленник. Кира вздрогнула, но решила, что едва ли тот скажет что-то еще.
– Что? – переспросила девушка, уставясь на партиала, и засунула перчатку в карман. – Почему вы об этом вспомнили?
– Вы думаете, будто мы создали вирус, и изучаете меня, надеясь найти лекарство. Вы полагаете, что это мы разработали РМ, – партиал покачал головой. – Но это не так.
– Я и не ожидала, что вы скажете правду, – заявила Кира, – но могли бы выдумать что-то поумнее.
– Я не вру.
– Врете! – крикнула девушка. Партиал ничего не ответил, только молча смотрел на нее с операционного стола. Взгляд у него был серьезный и мрачный. – Вы на нас напали, вы нас убивали и выпустили этот вирус, чтобы он прикончил тех, кто выжил.
– Мы и так побеждали, – повторил пленник. – Ваши войска состояли в основном из наших отрядов, поэтому у вас не было шансов выстоять. Мы быстро наступали, захватили ваши коммуникации, отбили все контратаки. Нас было невозможно остановить. Еще бы несколько недель – может, всего две, – и мы бы получили полный контроль над правительством, причем сохранив всю инфраструктуру: электричество, промышленность, газ, производство продуктов, службы доставки…
– И чего же вы добивались? – с горечью поинтересовалась Кира. – Вы хотели нас поработить? Чтобы мы на вас работали?
– Как мы на вас?