Ноосферное образование в евразийском пространстве. Том 1 Коллектив авторов

Русская философия хозяйства и ноосферное мировоззрение

А. В. Савка

Во второй половине XX века многие исследователи на Западе заговорили о негативных последствиях перехода к постиндустриальному, глобальному обществу. О. Е. Андерсон указывает на возникшие противоречия между центром и периферией мировой экономики. Центр обеспечен коммуникативными, когнитивными и креативными возможностями, он носитель главной идеи информационно-технократического порядка, периферийные регионы – носители идеи, ориентированной на извечные человеческие ценности, то есть налицо противостояние идей.

У. Бек, немецкий экономист и социолог в работе «Общество риска: На пути к другому модерну» и «Что такое глобализация» показывает, что в современном обществе производство богатства неотделимо от производства рисков, последнее приобретает главенствующее значение в жизни общества. Постиндустриальный, глобальный капитализм снимает с себя ответственность за занятость и демократию. Глобализация драматически меняет природу власти, размывая государственные границы и ослабляя национальные правительства и национальный суверенитет.

Постиндустриализм неотделим от теории постмодерна. Феномен постмодерна может быть рационально понят как фаза развития техногенной цивилизации, пришедшая на смену модерну, о наступлении которой в начале 70-гг. прошлого века объявил А. Тойнби. Речь идет об осознании общественной мыслью значения второго закона термодинамики – закона энтропии. Немецкий философ и экономист П. Козловски убедительно показал, что этот закон означает конечность природных ресурсов, а также человеческих систем. Иными словами, это предупреждение человечеству, о том, что история может идти не только к хорошему и лучшему, но и в противоположном направлении («Миф о модерне»). Концепции «постистории», наступления «эры симулякров», и «смерти человека», «истощения и вырождения социальности», «власть знаний» – все они отражают глубочайший кризис постмодернового, постиндустриального общества.

Социально-исторически постмодерн – это «культурная логика позднего капитализма». В этом отношении постмодерн выступает как «неуправляемое возрастание сложности», по выражению Ж.-Ф. Лиотара, «эра усиливающегося беспорядка, имеющая глобальную природу» (Дж. Фридман). Информационная культура явилась важнейшим фактором становления постмодерна, обусловившим переход от производства вещей (модерн) к производству знаков, символов, информации.

В постмодерне ведется сокрушительная критика традиционных ценностей, норм и регулятивов для того, чтобы освободить место новому образу потребителя культуры, для которого информация – культовая ценность. Тем самым постмодерн проявил себя как мощная форма отчуждения человека от целерационального проектирования и социального действия.

В постмодерне любая общность, коллективная норма и правило выступают по отношению к человеку как насилие, репрессия, от которых он должен освободиться.

Антропологический тип, на который ориентирован постмодерн, – это космополит, свободный от догматов любых традиций и норм, прекрасно понимающий их условность. Вместо привычных ценностей постмодернизм создает поверхностную, горизонтальную модель общества, свободную от утопий будущего и мифов прошлого и ориентированную на технологии права, управления, компромисса и всеобщего комформизма. Такое новое самоощущение индивида в обществе требует и новых этических ориентиров и они находятся. М. Фуко создает ситуационную этику – «этику контекста». Этическая регуляция выражается в желании бросить вызов «любому злоупотреблению властью, кто бы ни был его автором, кто бы ни был его жертвой».

Каждое общество обладает определенным этосом, означающим совокупность ценностей, образующих символ веры, трансцендентальную этику, нравственный фундамент общества. Протестантская этика, включающая в себя трудолюбие, бережливость, аскетизм, стремление к успеху составляло «дух капитализма».

Д. Белл указывает на то, что этосом постиндустриализма является «этос науки». Поскольку преобладающая культура – постмодернизм не является адекватной для постиндустриального общества, постольку она оказывается лишенным нравственного фундамента. Отсутствие прочно укорененной системы моральных устоев является культурным противоречием этого общества, самым сильным бросаемым ему вызовом. М. Кастельс в работе «Информационная эпоха: экономика, общество, культура» (1996) приходит к выводу, что главными движущими формами информационизма являются корпоративный характер накопления и достижение общества потребления, что «дух информационизма» не соответствует культуре, понимаемой как система ценностей, поэтому сетевая экономика лишена этического фундамента.

Нынешний глубочайший социально-экономический и духовный кризис, разворачивающийся в глобальном масштабе, актуализирует проблему цивилизационной специфики России, особенностей духовного склада народа, нравственных ценностей и исторических традиций, а также модели ее развития, ее философии хозяйства.

Россия – самобытный тип цивилизации, рассмотрение которой целесообразно начать с ценностно-религиозных установок общества. Особую роль при таком подходе справедливо отводят православию, что имеет под собой целый ряд исторических оправданий: из 708 дошедших до нас рукописей XI–XIV вв. только 20 были светского содержания. По мнению П. А. Сорокина, основные черты русского сознания и все компоненты русской культуры и социальной организации представляли собой идеологическое, поведенческое и материальное воплощение установок православия с конца IX до XVIII вв. Православие в течение многих веков истории российского общества играло роль гораздо более значительную, чем любая иная конфессия.

Итак, духовной основой России было православное христианство. Рациональность в православии имеет вторично – вспомогательный характер, выступает как вынужденное средство толкования христианских истин и свободного, особого богословского мнения. Не случайно принятие веры в православии – таинство, иррациональное поведенчество, а не умствование. Его истина не в отвлеченных понятиях, а в живой духовной жизни верующего человека в церкви Христовой со всеми обновляющими его таинствами и дарами Божией Благодати. В этом духовная высота православного христианства, утерянная приземленной Западной Европой. С. Франк следующим образом охарактеризовал суть православия: "…в России великая духовная энергия, почерпаемая из безмерной сокровищницы православной веры, шла едва ли не целиком в глубь религиозного развития духа, почти не определяя эмпирическую периферию жизни; во всяком случае, она не определила собой общественно-правового уклада русской жизни, не воспитала веры в какие либо, освещенные ею принципы гражданских и государственных отношений".

Духовная жизнь России развивалась таким образом, что она избежала рациональности, она не знала ни Реформации, ни Просвещения. Последнее было воспринято лишь незначительной частью дворянской элиты и осуществлялось "не столько как рационализация и крен разума, сколько как вера в разум и культ рационального".[61]

Характерная для православной России ценность – соборность, находясь между двумя культурными полюсами – Западным и Восточным – и впитывая их, Россия объединила восточное подчинение индивида родовому клану, общине и западный индивидуализм, уважительное отношение к личности. С. Трубецкой,