Серебристая бухта Мойес Джоджо

22

Лиза

Майк и днем и ночью работал, чтобы остановить застройку. Иногда он засиживался глубоко за полночь, и я боялась, что он надорвется. Кэтлин готовила ему, я относила еду наверх, сидела с ним в комнате и пыталась как-то помочь, но я не очень хорошо контактирую с людьми. У меня голова шла кругом, когда я слышала, как Майк обхаживает и очаровывает своих собеседников, с какой уверенностью излагает свои соображения как единственно правильное решение всех проблем. Он ни с кем не боялся разговаривать. Кто бы ни оказался на том конце провода, Майк легко мог попросить связать его с кем-то на более высоком уровне. А если не находил понимания, то связывался с еще более важными людьми. У него была отличная память на цифры, в переговорах он сыпал статистическими данными, как будто читал по написанному. И всех без исключения предупреждал о вреде шума и уровне загрязнения, о дополнительных расходах и снижении деловой активности в других местах. Он объяснял, как постепенно будут приходить в упадок местные бары, рестораны и отели, рассказывал, где будет оседать прибыль от нового отеля, то есть очевидно, что не в Сильвер-Бей.

И все равно этого было недостаточно. Майк просил Йоши связаться с ее друзьями из научной среды и уговорить их сделать исследования о том, как шум влияет на китов. Но Йоши сказала мне, когда Майка не было поблизости, что такие исследования занимают много времени. Кита нельзя положить в чашку Петри [40]и потыкать иголкой, чтобы узнать, как он на это реагирует. Южная миграция была в самом разгаре, киты возвращались в Антарктику. Пройдет ноябрь, и они еще долго не появятся в наших водах, а потом будет уже поздно. Когда я говорила обо всем этом Майку, он, казалось, меня не слышал, просто снимал трубку и упрямо набирал следующий номер.

Я думаю, он решил, что если сможет остановить застройку своими методами, то я не полечу в Англию и все как-нибудь наладится. Когда я сказала ему, что полечу в любом случае, он назвал меня мазохисткой. Больше всего я боялась, что «история», как называл ее Майк, ни на что не повлияет и не поможет спасти китов.

Майк распространил меморандум по всем лодкам. Он пытался организовать акцию протеста, когда в отеле «Блу Шоалс» выставили макет будущего гостиничного комплекса. Но скоро понял, что это не так-то просто: многие люди уже воспринимали новый отель как данность и планировали нажиться после его открытия. Даже тех, кто был недоволен застройкой, трудно было бы заставить принять участие в каких-то акциях. Люди в Сильвер-Бей не из того теста. Море делает такое с людьми: когда живешь рядом с тем, на что не можешь повлиять, становишься фаталистом.

Ханна была лучшей помощницей Майка. Они с Ларой сделали для него баннеры, на которых было написано, что их школе не нужны деньги на новый автобус или на дополнительные блага, если эти деньги будут получены от застройки. Они сочиняли новые тексты, агитировали своих одноклассников, рассказали по местному радио о том, как не похожи друг на друга дельфины, которые заходят в наш залив, и о том, что у них даже есть имена. Когда мы с Кэтлин услышали по радио голос Ханны, мы чуть не лопнули от гордости за нашу девочку. Майк создал для нее аккаунт, и она связывалась по электронной почте со всеми обществами по защите китов и дельфинов, которые только могла найти в интернете.

У Ханны не было ни минуты свободной, и это помогало ей отойти от шока, который она испытала при встрече с сетями-призраками. Днем она была уверенной в себе, энергичной и решительной. Но почти каждую ночь моя девочка приходила ко мне, как в те времена, когда ей было шесть лет, и забиралась под одеяло.

Я решила, что, как только буду готова, сразу ей обо всем расскажу. Как-то в пятницу после школы я купила Ханне мороженое и отвела на Китовую пристань. День был теплый, мы уселись в конце пристани и болтали ногами в воде. Маленькие серебристые рыбки пощипывали нас за пальцы, а Милли, в надежде получить мороженое, пускала слюни нам на плечи. Адвокат предупредил меня, что, если я вернусь в Англию, будет суд и мне придется объяснить, что тогда произошло, и моей дочери, скорее всего, придется давать показания. Я рассказала Ханне о возможном ее выступлении в суде.

Ханна не притронулась к мороженому.

– Я должна буду вернуться и жить там со Стивеном? – спросила она.

Даже от одного его имени меня бросило в дрожь.

– Нет, любимая. Ты останешься с Кэтлин. Она после меня самая твоя близкая родственница.

Мысленно я поблагодарила Бога за то, что мы так и не поженились и у него хоть на Ханну нет никаких прав.

– Тебя посадят в тюрьму? – спросила она.

Я не могла соврать своей дочери, поэтому сказала, что такое вероятно. Но еще добавила, что если повезет и судья решит, что я временно была не в себе или что-нибудь вроде этого, то мне дадут маленький срок или вообще осудят условно.

Так сказал адвокат, когда мы с Майком накануне приходили к этой женщине за консультацией. Майк сидел с мрачным лицом и сжимал под столом мою руку.

– Вы хоть понимаете, что она ни в чем не виновата? – уже не в первый раз спрашивал Майк, как будто это ее надо было в этом убеждать.

Уже потом я поняла, что он так прощупывал почву, пытался оценить, какую реакцию вызовет моя история у незаинтересованного человека. Адвокатша, несмотря на щедрый гонорар, оставалась безучастной. Единственное, что смог из нее вытащить Майк, – это что обстоятельства складываются «не в мою пользу». А потом она заявила, что выносить судебное решение не ее дело, но по тону, как она это сказала, стало ясно, что она его уже вынесла.

Самое главное, говорила я Ханне, стараясь при этом улыбаться, что, когда все кончится, мы сможем свободно распоряжаться своей жизнью. Она сможет поехать, куда захочет, мы сможем говорить о Летти и помогать дельфинам и китам.

– Эй, – сказала я, обнимая ее рукой за плечи, – ты даже сможешь поехать в Новую Зеландию. В школьную поездку, о которой столько мечтала. Как тебе такое?

Хана сидела, отвернувшись от меня, и смотрела в дальний конец залива. Но когда она ко мне повернулась, страх в ее глазах заставил сжаться мое сердце.

– Я не хочу ехать в Новую Зеландию, – сказала Ханна, и мне показалось, что она вот-вот расплачется. – Я хочу, чтобы ты осталась со мной.

У меня не получилось ее заболтать. В ее глазах были страх и отчаяние, и я ненавидела себя за то, что я была причиной страданий моей малышки.

– Все от меня уходят, – прошептала она.

– Нет, милая, это не так…

– А теперь и ты уйдешь, и я останусь совсем одна.

Ханна поплакала какое-то время, а я выронила мороженое и крепко прижала ее к себе. Мне нельзя было плакать.

На самом деле мне было физически плохо при одной только мысли о том, что нас с ней разлучат. В последние дни я уже не обнимала ее просто так, между делом, потому что это просто приятно, я обнимала ее, потому что хотела как бы сохранить на себе ее отпечаток. Когда я на нее смотрела, я хотела, чтобы ее образ навсегда остался у меня перед глазами. Я словно готовилась к месяцам, а может, и годам, когда у меня не будет возможности увидеть или обнять мою девочку.

Я теряла Ханну, и это не давало мне заснуть по ночам. А еще я все время думала о грядущих переменах. О том, что меня не будет с ней рядом, когда она начнет созревать как девушка. Я не буду знать, какой она стала. Простит ли она меня? Простит ли она себя?

Я закрыла глаза, вдыхала запах ее волос и вспоминала свою погибшую Летти. Когда я поняла, что вот-вот сломаюсь, я встряхнулась и позволила Ханне сделать то же самое.

Ханна взяла себя в руки. Моя храбрая, сильная девочка. Она вытерла глаза ладошками, извинилась и сказала:

– Я не хотела плакать.

– Сейчас может казаться, что все плохо, но потом станет легче. – Я пыталась внушить ей уверенность, которую сама не чувствовала. – Мы будем писать друг другу, будем разговаривать по телефону, все это закончится, ты и заметить не успеешь, – сказала я и вытащила запутавшуюся у нее в волосах ниточку водорослей.

Ханна шмыгнула носом.

– А самое главное, когда мне надо будет говорить о Летти, я всегда смогу рассказать о китах. И о дельфинах.

– Ты думаешь, это поможет остановить застройку?

– Может быть. Хотя бы так ее жизнь и ее смерть смогут послужить чему-то хорошему.

Мы сидели на пристани, смотрели на воду и размышляли над моими последними словами. Ханна была деликатной девочкой и не сказала мне правду. А правда была в том, что от того, что Летти умерла, никому не могло стать лучше. Потом Ханна посмотрела на меня и спросила:

– А у нее есть могила в Англии? Место, куда можно принести цветы?

Мне пришлось сказать, что я не знаю. Я даже не знала, похоронили мою дочь или кремировали. Ханна, видимо, почувствовала, что мне не по себе от этих мыслей.

– Это не важно, где сейчас Летти, – произнесла она. – Потому что она всегда здесь. – Ханна взяла мою руку и приложила к своей груди.

Больше она ничего не сказала, но я прочитала это в ее глазах: «И ты всегда будешь в моем сердце».

А я не знала, как мне следует это воспринимать – как обещание или как укор.

Кэтлин была не из тех, кто любит устраивать шумные вечеринки. На самом деле, несмотря на то что отель был делом ее жизни, она была самым необщительным человеком из всех, кого я знала. Кэтлин гораздо лучше чувствовала себя в кухне или на своей лодке, чем в компании гостей или туристов. Это была одна из причин, по которым мы с ней так хорошо друг друга понимали. И поэтому я немного удивилась, когда спустя два дня после нашего разговора с Ханной Кэтлин объявила, что, когда Нино Гейнса выпишут из больницы, она намерена созвать гостей. Кэтлин собиралась все устроить на улице, чтобы Нино мог дышать свежим воздухом и любоваться заливом, ну и перемолвиться парой слов со всеми своими друзьями.

– Ланс, хватит уже мух ловить. Пора устроить в этой жалкой дыре праздник, – сказала она, когда у всех ребят от удивления отвисли челюсти.

– И потом, – продолжила Кэтлин, – если мы сейчас выкатим его на всеобщее обозрение, они не будут беспокоить его в ближайшие недели. Что может быть хуже, чем толпа доброжелателей на твоем пороге, когда тебя только выписали из больницы.

Прошло три дня. Погода стояла теплая, в воздухе уже чувствовалось приближение лета. Мы все собрались под аккуратно натянутым тентом. К отелю подъехала машина Кэтлин. Открылась задняя дверь, а еще через несколько секунд Фрэнк помог своему отцу выбраться из машины.

– Добро пожаловать домой! – хором закричали мы.

Ханна побежала вниз по тропинке, чтобы первой обнять Нино, он был для нее почти как дедушка, которого она не знала.

Нино выпрямился. Он сильно похудел – воротник рубашки свободно болтался вокруг шеи, – ослаб и не очень твердо стоял на ногах. Нино держался за открытую дверцу машины и, прищурившись, смотрел на нас из-под полей шляпы.

– Этот парад человечности – все, что ты могла организовать для меня, Кейт? Отвези-ка меня обратно в больницу, – сказал Нино и притворился, будто собирается снова забраться в машину.

Я не смогла сдержать улыбку.

– Неблагодарный старый хрыч, – проворчала Кэтлин, вытаскивая из машины его сумку.

– Вообще-то, предполагается, что ты должна мне во всем потакать, – заметил Нино. – Я могу в любую минуту скопытиться.

– Будешь так себя вести, я тебе в этом помогу, – пообещала Кэтлин и захлопнула дверцу.

– Мистер Гейнс, вы сядете рядом со мной, – сказала Ханна, держа старика за руку, пока он медленно поднимался по тропинке. – Это специальное кресло.

– С уткой под сиденьем, хочешь сказать? – спросил Нино.

Ханна рассмеялась:

– Нет, там специально для вас подушки.

– А, ну тогда ладно.

Нино подмигнул мне, и я вышла вперед, чтобы его обнять.

– Мы рады, что ты дома, Нино.

– Что ж, Лиза, кто-то же должен расшевелить твою тетушку, верно? Нельзя дать ей засохнуть.

Он слишком старался быть веселым, но я понимала почему. Для такого мужчины, как Нино Гейнс, тяжело, когда с ним обращаются как с инвалидом.

День выдался чудесным. Ребята из команд преследователей устроили себе выходной, и по молчаливому соглашению никто не заводил разговор о застройке и о том, что нас ждало впереди. Мы болтали о погоде, о футболе, о жуткой больничной еде и южном правильном [41], которого кто-то видел за Элинор-Айлендом. Мы пили, смотрели, как Ханна с Ларой и Милли носятся по песчаному пляжу, Ланс и Йоши потанцевали под какие-то записи Ханны. Время от времени подъезжали на бутылочку пива рыбаки, соседи и дальние родственники Нино. Майк сидел рядом со мной и иногда брал меня за руку под столом. Его нежность и сила заставляли меня мысленно уноситься туда, где не следует находиться в половине четвертого дня во время семейной вечеринки.

«Посмотри, как все изменилось», – думала я в эти моменты, а сама тайком посматривала на мужчину, который появился в моей жизни и теперь сидел рядом со мной за столом. Посмотри на Ханну, на Кэтлин и Нино, на ребят, которые дарили тебе свою дружбу и поддерживали даже больше, чем некоторых поддерживают родственники. У меня была семья. Что бы ни случилось, пусть даже не все остаются навсегда, у меня была настоящая семья. От этой мысли я вдруг почувствовала себя очень счастливой. Майк, кажется, это уловил, потому что я заметила, как он удивленно приподнял бровь, как будто хотел спросить о чем-то. Я улыбнулась, а он поднес мою руку к губам и поцеловал кончики пальцев.

Тогда уже Нино удивленно посмотрел на Кэтлин.

– Сколько, говоришь, меня здесь не было? – поинтересовался он.

– Не спрашивай, – отмахнулась она. – Я за молодыми не поспеваю.

– А где Грэг? – проговорила Ханна с дальнего конца стола. – Он уже должен был приехать.

– Грэг сегодня утром был таким загадочным, – ответила Кэтлин. – Я встретила его на рыбном рынке. Сказал, что у него миссия.

– Да? И как же ее зовут? – Нино натянул шляпу на глаза и откинулся в кресле. – Боже, Кейт, как хорошо к вам вернуться.

И тут Кэтлин меня удивила. Она наклонилась к Нино и поцеловала его в щеку.

– Как хорошо, что ты к нам вернулся, старый дурак.

До того как кто-то из нас успел что-то сказать, послышался вой мотора грузовика Грэга, а уже в следующую секунду машина появилась на дороге и затормозила напротив отеля.

– Извините, если помешал, – сказал Грэг, вылезая из кабины.

Грэг был в отглаженной рубашке и чисто выбрит – большая редкость – и с виду непривычно доволен собой.

– Просто подумал, надо вам сообщить: может, вы все захотите через полчаса собраться у моего сарая. Это, скажу вам, стоит того.

– У нас вечеринка, если ты еще не заметил, – сказала Кэтлин и подбоченилась. – А ты должен был приехать еще два часа назад.

– О, прости, Кэтлин, но это важно.

– Что происходит, Грэг? – спросила я.

Он пытался сохранять серьезное лицо совсем как школьник, который приготовил какой-то розыгрыш.

– Хочу вам кое-что показать, – ответил он мне.

Майка он проигнорировал, но в этом не было ничего необычного. С тех пор как Грэг понял, что у нас роман, он постоянно делал вид, что в упор не видит Майка. Грэг посмотрел себе под ноги, потом на Кэтлин.

– Йош, ты готова?

Я посмотрела на Йоши. Она кивнула.

– Отлично. Я хочу вам всем кое-что показать. Рад, что вы вернулись, мистер Гейнс. С удовольствием потом выпью с вами парочку пива.

После этого Грэг небрежно прикоснулся к козырьку фуражки – слишком небрежно даже для его стандартов – и пошел обратно к грузовику. Сделав резкий поворот, так что земля веером вылетела из-под колес, он поехал к своему сараю у пристани.

– Снова балуется янтарной жидкостью? – поинтересовался Нино, глядя вслед.

Йоши и Ланс молча переглянулись. Они что-то знали, но явно не собирались с нами делиться. Кэтлин пожала плечами.

– Ты же знаешь Грэга, – сказала она. – Любит нас удивить.

Ханна радостно улыбалась, а у меня екнуло сердце. Я надеялась, что это не новая лодка для моей дочери.

Ждать долго не пришлось. Нино с Ханной остались в отеле, а мы не торопясь пошли по тропинке к морю. Удивительное дело, но возле сарая Грэга начали собираться люди. Я заметила в толпе репортеров и подумала, что буду чувствовать, когда на меня направят камеры. Мне приходилось видеть такое в кино. Будут журналисты толпиться на ступеньках здания суда? Будут они за мной охотиться? Я поежилась, хотя день был теплый, и постаралась выбросить из головы эти мысли.

– Йоши? – окликнула я, но она притворилась, будто не слышит.

Я хотела узнать от нее что-нибудь, пока мы не пришли, но она только почесала нос, а Ланс сделал театрально-непроницаемое лицо.

– Надеюсь, Нино там справится, – ворчала Кэтлин. – Не нравится мне, что он там остался.

– Пять минут покоя ему не помешают, – сказал Майк. – Он наверняка немного устал.

– Думаешь, мне следует вернуться? – заволновалась Кэтлин.

– Если что, Ханна к нам прибежит, – сказала я и слегка подтолкнула ее локтем. – Нино сейчас наслаждается жизнью. Он счастлив, как ребенок.

– Он ведь правда хорошо выглядит, да? – Кэтлин оглянулась и посмотрела на отель, а потом грубовато добавила: – Старый дурак.

Грэг стоял перед своим сараем и курил. Он смотрел на толпу, как будто ждал, когда все будут в сборе. Пару раз он вполголоса обменялся шутками с каким-то рыбаком, который стоял рядом с ним. Грузовика рядом с сараем не было.

Я попыталась представить, что он там приготовил, но у меня опять ничего не получилось. Все это было действительно очень на него не похоже.

Наконец Грэг сплюнул сигарету на землю, придавил ее ботинком и открыл ключом висячий замок. После этого с кряхтением распахнул потрепанные непогодой двери и включил в сарае свет. Пока мы вглядывались в полумрак помещения, Грэг откинул с кузова грузовика брезент, и мы увидели его трофей. Это была огромная тигровая акула. Глаза у нее еще не помутнели, а пасть была слегка приоткрыта, достаточно, чтобы увидеть скошенные острые зубы. Вся толпа сделала дружный вдох. Эта тварь, даже мертвая и привязанная стропами на лебедке, внушала ужас.

– Ходил сегодня с утра пораньше порыбачить, – сказал Грэг репортерам и похлопал ладонью тушу акулы. – К устью залива, не дальше. Там всегда хороший улов. Сначала подумал, что подсек голубого марлина. Но вы посмотрите, что за тварь проглотила мою лесу! Перетащила меня через кокпит как не фиг делать. Тони, выкатывай ее! – крикнул он парню, который сидел в кабине.

Грэг отошел в сторону, а грузовик дал задний ход и выехал на свет. Защелкали камеры.

– Я позвал вас, ребята, потому что раньше у нас тут так близко тигровые не появлялись. И я хочу предупредить всех в заливе, чтобы не подпускали детей к воде. Эти монстры и в залив способны зайти, от них можно всего ожидать. Вы знаете, тигровые акулы – злобные твари. Мы видели, что проклятая сеть могла притащить к берегу все, что угодно.

Грэг с довольным видом похлопал акулу.

– Отвез ее на рыбный рынок, парни ее для меня осмотрели и взвесили. Говорят, возможно, она не одна заплыла в наши воды.

От вида этой акулы у меня мурашки по спине пробежали – я все думала о Майке и Ханне, как они плавали там, в черных бурлящих волнах, и о том, как Майк сказал мне, что наткнулся там на что-то ногой.

Наверное, ему тоже стало не по себе, потому что он подошел ко мне ближе и сжал мою руку.

Потом вперед вышла Йоши и начала быстро, без запинки выкладывать репортерам необходимую информацию.

– Тигровые акулы известны как морские падальщики. Вот эту, например, могла привлечь в залив блуждающая сеть, которая притащила с собой огромное количество мертвых рыб, птиц и млекопитающих. Не исключено, что эта большая девочка могла быть не одна, и есть угроза, что другие будут в наших водах еще довольно долгое время. Тигровые акулы пожирают все: рыбу, морских черепах, людей… – Йоши выдержала паузу, за это время собравшиеся прочувствовали услышанное и начали нервно переглядываться. – Только не спрашивайте меня, – добавила Йоши. – В Департаменте по охране окружающей среды и культурного наследия вам скажут, что таких крупных тварей у нас в заливе нет.

– Надо расставить акульи сети, – предложил кто-то в толпе. – Тогда они уйдут к другим пляжам.

– И как ты собираешься расставлять их в заливе, где полно дельфинов? – резко оборвал его Грэг. – В них и кит запутаться может. В этом заливе акульи сети появятся только через мой труп.

– Было бы неплохо, – усмехнулся кто-то.

– Акулы умные, – сказала Йоши. – Если мы расставим сети в устье залива, они либо проплывут над сетью, либо обогнут ее. Сверьтесь с цифрами, и вы увидите, что количество смертей акул не зависит от того, есть сети в заливе или нет.

– А я думаю, что они делают из мухи слона. Все знают, что человека скорее молнией убьет, чем акула сожрет.

Я узнала по голосу одного из владельцев отелей. Ясное дело, ему не нравилась такая реклама в начале сезона.

– Эта старушка тоже считала, что у нее один шанс на миллион попасться на удочку, – сказал Грэг, облокотившись на сигарообразную тушу акулы.

В толпе рассмеялись.

– Вам следует остерегаться тигровых акул, потому что они, преследуя черепах, подходят близко к берегу, – настойчиво посоветовала всем Йоши. – И еще они очень упрямые. Эти зверюги будут возвращаться, чтобы сожрать то, что успели попробовать.

Владелец отеля тряхнул головой, Грэг это заметил и повысил голос:

– Отлично, Элф, хочешь – иди поплавай. Ребята, я просто подумал, что мой долг предупредить вас об этих тварях.

– Случаи атак акул участились, – продолжала Йоши. – Это всем известный факт. Есть решение этой проблемы. Мы можем оградить буйками и сетями места купания. Я уверена, что береговая охрана в состоянии это сделать. Просто они уже не будут такими огромными по площади.

– А пока, – Грэг натянул капитанскую фуражку на лоб так, чтобы я не видела его глаза, – советую всем держать своих спиногрызов подальше от воды. Мы с ребятами, если заметим этих тварей в заливе, сразу сообщим в береговую охрану, ну и рыбаки тоже, конечно.

Люди в толпе начали обеспокоенно переговариваться, несколько человек достали свои мобильники, остальные подошли к грузовику, чтобы потрогать акулу. Я подумала о Ханне, о том, что пообещала подыскать ей лодку. Конечно, я знала, что никто не позволит своим детям выходить на лодках в Сильвер-Бей, пока там могут быть акулы. Но после нашего разговора и данного мной обещания мне было трудно сообщить ей эту новость. Пока я обо всем этом раздумывала, Кэтлин вышла вперед и внимательно посмотрела на мертвое чудовище.

– Акула, да? – спросила она и скрестила руки на груди.

– Как видишь, – ответил Грэг, а сам в это время подтянул акулу повыше, чтобы репортеры могли сделать более впечатляющие фотографии.

– И где, ты говоришь, ее…

– А вот, джентльмены, – сказал Грэг, прежде чем Кэтлин успела закончить вопрос, – всемирно известная Леди Акула из Сильвер-Бей – Кэтлин Виттер Мостин. Эта леди лет пятьдесят назад поймала акулу еще крупнее моей. Самую большую акулу-няньку из всех, что были пойманы в Новом Южном Уэльсе. Я правильно говорю, Кэтлин? Как вам такая история, а?

Кэтлин молча смотрела на Грэга. В ее взгляде была явная угроза, если бы она на меня так посмотрела, я бы побежала искать убежище. Кэтлин поняла, что попала в ловушку, и ей это совсем не нравилось. Но Грэг продолжал болтать как ни в чем не бывало.

– Вот, джентльмены, видите? В Сильвер-Бей снова появилась популяция акул. Ребята из Общества охраны дикой природы, конечно, обрадуются, но я искренне хочу предупредить наших добрых граждан: пока есть угроза нападения акул, не надо купаться, не занимайтесь виндсерфингом, вообще, если уж решили заняться каким-нибудь водным видом спорта, соблюдайте крайнюю осторожность.

Репортеры с блокнотами и микрофонами наперевес окружили Кэтлин. Сверкнули фотовспышки. Грэг продолжал позировать рядом с акулой. После кошмара с блуждающими сетями у местных газетчиков на ближайшие две недели появилась история для первой полосы. По их голосам, когда они задавали вопросы, было слышно, что они рады такой удаче.

– Да, забыл сказать, если кому интересно: эта маленькая красавица продается, – крикнул Грэг. – Свежее не бывает. Получатся чудесные суши.

– Я думал, что у вас не водятся дельфины и акулы в одном месте, – сказал Майк, когда мы шли обратно к отелю.

День был ясным, вдалеке приветливо блестело море. Я выпила пару бутылок пива и съела немыслимое для меня количество еды. В полумиле впереди, возле отеля, Ханна с Ларой исполнили какой-то танцевальный номер для Нино Гейнса и со смехом повалились на землю. В такой день, как этот, я могла легко поверить, что мир, в котором я живу, прекрасен.

– Иногда я думаю, что весь мир перевернулся с ног на голову, – призналась я и откинула волосы, чтобы посмотреть на Майка.

Мне захотелось поцеловать его, но, с другой стороны, мне почти всегда хотелось его поцеловать.

«Я должна это запомнить», – говорила я себе, и мне хотелось стать такой, как маленький телефон Майка: накопить внутри все чудесные моменты, чтобы потом, в будущем пересмотреть их во всех подробностях.

– Не уходи, – попросил меня Майк вечером того же дня.

Он стоял в ванной комнате и чистил зубы. Голый, только на бедрах полотенце. А я вошла следом за ним, чтобы набрать стакан воды.

– Куда? – спросила я, подставляя стакан под кран.

Я в тот момент прикидывала список дел на завтра. Может показаться глупым, но тогда я должна была думать о том, есть ли у Ханны школьная форма на ближайшие годы, еще надо было подписать доверенность, организовать общий с Кэтлин счет. Адвокат сказала, что, прежде чем раскрыться кому-либо, с моей стороны будет разумно уладить все личные дела. Список этих дел оказался таким длинным, что у меня голова шла кругом.

– Не делай этого. Это безумие. Я много думал об этом и повторю: это безумие.

Майк смотрел на меня из зеркала. Его голая спина была напряжена, и я поняла, что не ошибалась, когда думала, что ему весь вечер что-то не дает покоя.

Майк почти не говорил на вечеринке. Хотя Грэг разболтался, как никогда, а ребята изрядно выпили, так что трудно было ввернуть словечко в их разговор. Я думала, что Майк отмалчивается, потому что Грэг изо всех сил старался его задеть.

– Без обид, приятель, – повторял Грэг после каждого подкола.

Майк сдержанно улыбался в ответ, но я видела, как у него подергивается щека. Мы слышали, что ребята еще сидят внизу, хотя Нино, то есть тот, из-за кого была устроена вечеринка, уже давно уехал домой спать.

Я вздохнула:

– Давай не будем сейчас снова все обсуждать.

Мне хотелось радоваться прожитому дню, насладиться им до конца и мирно заснуть.

– Ничто не остановит застройку, – сказал Майк и сплюнул в раковину зубную пасту. – Я знаю, что собой представляет «Бикер холдингс». Они видят в этом проекте деньги, а когда Деннис Бикер видит деньги, его ничто не может остановить. Это зашло слишком далеко. А ты готова вот так, бессмысленно, пожертвовать собственной жизнью и жизнью Ханны.

– Что значит – бессмысленно? – изумилась я. – А наш с Ханной душевный покой уже ничего не стоит?

– Но у вас все хорошо, – возразил Майк.

У него на подбородке осталось немного зубной пасты, но что-то мне подсказывало, что он не поблагодарит, если скажу ему об этом.

– У вас обеих хорошая жизнь. Возможно, вы не можете делать все, что вам хотелось бы, но кто, скажи мне, может? Ханне ничто не угрожает, она счастлива, ее окружают люди, которых она любит. Ты счастлива. Такой счастливой я тебя никогда не видел. Этот парень… Стивен… он жив, у него жена и двое детей, то есть можно предположить, что и он счастлив. Никто тебя не опознает, тем более после стольких лет. Мы с тобой станем парой, останемся здесь и… дальше посмотрим. Зачем рисковать всем этим ради того, что, вероятнее всего, у тебя не получится сделать?

– Майк, мы говорили об этом уже миллион раз. Это единственный шанс спасти китов. Я не хочу сейчас это обсуждать. Давай просто ляжем в постель, а?

– Но почему? Почему каждый раз, когда я начинаю этот разговор, ты отвечаешь мне одно и то же? Что тебе сейчас мешает?

– Я устала.

– Мы все устали. Это нормальное человеческое состояние.

– Да, но я слишком устала для разговоров.

Майк говорил правду, и это действовало мне на нервы. Я не хотела говорить об этом, потому что тогда я бы начала подробно разбирать свое решение. А я боялась, что, столкнувшись с сильными аргументами против, весь мой решительный настрой улетучится.

Внизу запел Грэг. Я слышала, как ребята над ним смеются, а Ланс вдобавок еще пронзительно засвистел.

– Это коснется не только тебя.

– Ты думаешь, я об этом не знаю? – возмутилась я.

– Ханна от тебя почти не отходит. Она весь вечер ходила за тобой, как собачонка.

– Спасибо, но я не нуждаюсь в том, чтобы ты что-то мне говорил о моей дочери. – Кровь ударила мне в лицо.

Майк не должен был говорить мне об этом. Я ненавидела его за то, что он видит страх Ханны.

– Но кто-то же должен с тобой поговорить. Ты ведь даже с Кэтлин это не обсуждала.

– Я поговорю с Кэтлин, когда буду готова.

– Ты не хочешь говорить с ней, потому что знаешь, что она скажет то же самое, что и я. Ты хоть представляешь, что такое тюрьма?

– Не надо меня опекать.

– Ты думала, каково это – двадцать три часа в сутки сидеть под замком? А другие заключенные навесят на тебя ярлык детоубийцы? Ты думаешь, что выдержишь такое?

– Я не буду сейчас об этом говорить, – ответила я и стала собирать свои вещи.

– Если тебе тяжело слышать, когда я говорю об этом, как ты будешь выслушивать те же слова в суде? Или в полиции? Или от людей, которые захотят сделать тебе больно? Ты думаешь, их будет волновать, что с тобой в действительности произошло?

– Почему ты так со мной?

– Потому что считаю, что ты не подумала хорошо о том, что собираешься сделать. И я не уверен, что ты понимаешь, на что идешь.

– Я сама могу о себе позаботиться.

– Откуда такая уверенность? Разве у тебя есть опыт?

– Это из-за Грэга, да? – с вызовом бросила я.

– Грэг здесь вообще ни при чем. Я хочу, чтобы ты поговорила…

– Нет, все из-за Грэга. Он весь вечер тебя доставал, и ты вспомнил, что не единственный мужчина, с которым я была.

Майк сел напротив меня и закрыл глаза, как будто так мог меня не слышать.

Но я все равно продолжала:

– А теперь ты отыгрываешься на мне. Что ж, если ты хочешь поругаться, то я…

– Снова сбежишь? Знаешь что? Я больше не думаю, что это как-то связано с китами.

– Что?

– Ты хочешь наказать себя за смерть Летти. Эта застройка заставила тебя снова посмотреть на то, что случилось. И теперь ты решила, что можешь все исправить, если принесешь себя в жертву.

Грэг внизу умолк. Окно было открыто, но мне было уже плевать.

– И в этом нет смысла. Ты уже заплатила за то, что произошло. Ты миллион раз заплатила.

– Я хочу начать с чистого листа. И мы должны…

– Спасти китов. Я знаю.

– Тогда почему ты продолжаешь на меня давить?

– Потому что ты не права. Ты приняла неправильное решение.

– Да кто ты такой, чтобы судить – правильные мои решения или неправильные?

– Я тебя не сужу. Но ты должна об этом подумать, Лиза. Ты должна понять, что, если…

– А ты не должен лезть в мои дела.

– Если ты на это пойдешь, ты потянешь за собой Ханну.

У меня кровь застыла в жилах. Я не могла поверить, что он использует против меня это оружие. Если бы слова Майка не пронзили меня, как острый нож, я бы никогда не сказала ему то, что сказала.