Главный подозреваемый Кобен Харлан

Майрон пошел к своей машине. На всякий случай сделал лишний круг по кварталу. Слежки больше не было. По крайней мере он ее не заметил. Не важно. Все равно он едет на Лонг-Айленд к Майорам. Тут нечего скрывать.

По дороге он сделал несколько звонков. У него были два клиента – игроки в мини-футбол; если кто не знает, это такой маленький футбол в закрытых помещениях, – и оба хотели попасть в Национальную футбольную лигу, пока не закрылся канал с драфтом отказов. Майрон позвонил в несколько команд, но никто не проявил интерес. Многие спрашивали его об убийстве. Он сразу закрывал тему. Шансы на успех были призрачными, но Майрон не сдавался. Такой уж он человек. Пытался сосредоточиться на работе, с головой уйти в любимое дело, которым зарабатывал на жизнь. Но внешний мир просачивался и в эту крепость. Он думал об Эсперансе, несправедливо упрятанной в тюрьму. Он думал о Джессике в Калифорнии. Он думал о Бонни Хейд и ее ребятишках, оставшихся без отца. Он думал о Клу, лежащем в формальдегиде. Он думал о звонке своего отца. И как ни странно, он все еще думал о Терезе, оставшейся на острове.

Других мыслей он не допускал.

Оказавшись в Маттонтауне, – район в Лонг-Айленде, где раньше как-то не удосужился побывать, – Майрон свернул в густой лес. Ехал по пустой дороге пару миль, миновал два или три перекрестка. Наконец шоссе уперлось в железную ограду с маленькой табличкой: «Майоры». На воротах имелось несколько камер видеонаблюдения и домофон. Он нажал кнопку. Ответил женский голос:

– Чем могу помочь?

– Майрон Болитар, к Софи Майор.

– Пожалуйста, проезжайте. Машину можно оставить перед домом.

Ворота открылись. Майрон повел автомобиль вверх по пологому холму. По обеим сторонам дороги тянулись высокие изгороди. Ощущение, как у мыши в лабиринте.

Он заметил еще несколько камер, а дома все не было. Добравшись до вершины холма, увидел заросший травой теннисный корт и поле для крикета. Натуральная Норма Десмонд[25]. Сделал еще поворот. Дом оказался прямо перед ним. Слов нет, настоящий особняк, хотя Майрону приходилось видеть дома и побольше. По желтой лепнине тянулись виноградные лозы. В окнах, похоже, были витражи. Все это здорово отдавало «ревущими двадцатыми». Майрон вдруг ощутил, что ждет, как вслед за ним к крыльцу подкатят Скотт и Зельда[26]. Наваждение какое-то.

Подъездная аллея где-то с середины оказалась усыпана гравием вместо асфальта. Камешки громко хрустели под колесами. В центре круглой площадки, футах в пятнадцати от двери, красовался фонтан. Посередине стоял голый Нептун с трезубцем. Майрон решил, что это уменьшенная копия фонтана с площади Синьории во Флоренции. Вода била, но не слишком высоко и довольно вяло, словно кто-то поставил переключатель на «легкое мочеиспускание».

Майрон остановил машину. Справа виднелся бассейн в форме идеального квадрата с плавающими в воде кувшинками. Живерни[27] для бедных. В саду белели статуи, тоже в каком-то старинном итальянском или французском стиле. Венера Милосская, только с целыми руками.

Майрон вышел из автомобиля и остановился. Вспомнил, о чем придется говорить, и чуть не повернул обратно.

«Черт возьми, – подумал он, – как я смогу рассказать этой женщине, что ее пропавшая дочь расплавилась на моей дискете?»

Ответ он так и не придумал.

Дверь открылась. Небрежно одетая дама провела его через коридор в просторную комнату с высоким потолком и большими окнами, где виднелись, увы, все те же статуи и зелень. Обстановка была более или менее выдержана в стиле арт-деко, хотя, похоже, старались не особо. Миленько. Если не считать развешанных по стенам охотничьих трофеев. На полках сидели какие-то таксидермированные птички. Вид у них был недовольный. Еще бы. Кто бы на их месте радовался?

Майрон обернулся и увидел голову оленя. Он стал ждать Софи Майор. Олень тоже ждал. Зверь выглядел очень терпеливым.

– Выкладывайте.

Он оглянулся. Софи Майор в простой рубашке и запачканных джинсах, этакий ботаник на уик-энде.

Майрон не стал ломать голову над вступительной фразой и выдал:

– Выкладывать что?

– Все, что думаете об охоте.

– Я вроде ничего не говорил.

– Да ладно, Майрон. Вы считаете охоту варварством, верно?

– Меня это не очень волнует. – Майрон пожал плечами.

«Вранье, но какого черта?..»

– Но вы ее не одобряете, не так ли?

– Кто я такой, чтобы судить?

– Какая толерантность. – Она улыбнулась. – Однако сами вы этим не стали бы заниматься, правда?

– Охотиться? Нет, это не мое.

– Считаете, это бесчеловечно. – Она кивнула на голову оленя: – Убивать маму Бэмби и все такое.

– Просто не в моем вкусе.

– Понимаю. Вы вегетарианец?

– Стараюсь избегать красного мяса, – ответил Майрон.

– Я говорю не о здоровье. Вы когда-нибудь ели убитых животных?

– Да.

– Значит, вы думаете, что убивать курицу или, скажем, корову гуманнее, чем оленя?

– Нет.

– Вы знаете, какие мучения испытывают коровы, когда их ведут на бойню?

– Уводят, – вставил Майрон.

– Простите?

– Уводят. Они не возвращаются.

– Я ем то, что убиваю, Майрон. Вашего друга, – она кивнула на терпеливого оленя, – освежевали и съели. Так вам больше нравится?

Майрон задумался.

– Мы вроде не собирались ужинать?

– Ладно, не будем вдаваться в долгие дискуссии. – Софи Майор усмехнулась. – Просто Бог создал мир таким, что выжить в нем можно, только убивая. И точка. Мы все убиваем. Даже строгие вегетарианцы вынуждены вспахивать землю. Или вы думаете, вспашка не убивает мелких животных и насекомых?

– Никогда об этом не думал.

– Охота более откровенна и более честна. Когда вы едите мясо, то не оцениваете, что произошло, и не рассуждаете о жертве, принесенной ради вас. Вы просто позволяете кому-то убивать. Даже не думая об этом. А когда я ем мясо, то отдаю себе отчет в том, что делаю. Я все прекрасно понимаю. И не отворачиваюсь от правды.

– Ладно, – кивнул Майрон. – Раз уж мы затронули эту тему, как насчет охотников, которые убивают не ради пищи?

– Большинство едят то, что убивают.

– А как же те, что убивают ради спорта? Я хочу сказать… разве это не часть охоты?

– Да.

– Так как же? Что вы скажете об убийстве ради спорта?

– По сравнению с чем, Майрон? С убийством ради пары туфель? Или красивого пальто? Проводить весь день на свежем воздухе, наблюдать жизнь природы, видеть и чувствовать ее красоту – по-вашему, это стоит меньше, чем новая кожаная сумочка? Если животных убивают только потому, что кто-то предпочитает носить ремень из натуральной кожи, чем это лучше убийства ради удовольствия, которое доставляет сам процесс?

Он промолчал.

– Простите, что гружу вас этим. Просто чертово лицемерие выводит меня из себя. Все хотят спасать китов, а как насчет тысяч рыбешек и моллюсков, которых киты пожирают каждый день? Или их жизнь ничего не стоит, если они выглядят не так симпатично? Вы заметили, что никто не пытается спасать безобразных животных? Люди, которые называют охоту варварством, ставят специальные ограды, чтобы олени не могли поедать их драгоценные сады. В результате олени не находят пищу и умирают от голода. По-вашему, так лучше? Только не говорите про этих дурацких экофеминисток. «Охотятся мужчины, – щебечут они, – а женщины такие нежные». И прочая сексистская чушь. Значит, они хотят заботиться об окружающей среде? Быть как можно ближе к природе? Так пусть запомнят первое правило природы: если не убьешь ты, убьют тебя.

Оба обернулись и посмотрели на голову оленя. Наглядный пример.

– Но вы пришли сюда не ради моей лекции. – Софи опять усмехнулась.

Майрон обрадовался передышке, но дальше тянуть некуда.

– Нет, мэм.

– Мэм? – Софи Майор рассмеялась, но в ее голосе не было веселья. – Зловещее начало.

Майрон повернулся и посмотрел на нее. Она спокойно выдержала взгляд.

– Зовите меня Софи, – предложила она.

Он кивнул.

– Могу я задать вам один личный, может быть, даже болезненный вопрос, Софи?

– Попробуйте.

– Вы что-нибудь слышали о своей дочери после того, как она убежала из дому?

– Нет.

Ответ прозвучал без запинки. Ее взгляд был твердым, а голос ровным. Но лицо начало бледнеть.

– Значит, вы не имеете представления, где она может быть сейчас?

– Ни малейшего.

– И даже о том…

– …жива она или мертва? – закончила она за него. – Нет.

Ее голос звучал так монотонно, что почти походил на крик. Кожа вокруг рта начала дрожать, словно женщина силилась улыбнуться. Софи Майор встала и ждала, что он скажет дальше, видимо, боясь задать вопрос.

– Мне по почте прислали дискету, – начал Майрон.

Софи нахмурилась:

– Что?

– Компьютерную дискету. Я вставил ее в дисковод, и она сразу заработала. Даже кнопку не успел нажать.

– Автоматический запуск, – вставила Софи, внезапно превратившись в компьютерного эксперта. – Несложная технология.

Майрон откашлялся.

– Появилось изображение. Это был снимок вашей дочери.

Софи Майор шагнула назад.

– Та самая, что висит в вашем офисе. Справа от тумбочки.

– Первый год Люси в старшей школе, – отозвалась она. – Школьный портрет.

Майрон кивнул, сам не зная зачем.

– Через несколько секунд ее изображение на экране начало плавиться.

– Плавиться?

– Да. Как будто растворялось… э-э… в луже крови. Потом раздался звук. Смех девочки-подростка.

– Я не понимаю… – Глаза Софи Майор блеснули.

– Я тоже.

– Это пришло по почте?

– Да.

– На дискете?

– Да, – ответил Майрон. Потом зачем-то добавил: – Формат три с половиной дюйма.

– Когда?

– Ее доставили в мой офис две недели назад.

– Тогда почему вы рассказали мне только сейчас? – Она подняла руку. – Стоп. Вас не было в стране.

– Верно.

– И когда вы ее увидели?

– Вчера.

– Но вы ничего не сказали мне сегодня утром. Почему?

– Я не понял, кто эта девушка. По крайней мере не сразу. Только потом, оказавшись в вашем офисе, увидел ее фото над тумбочкой. Меня это ошарашило. Я не знал, что говорить.

– Вот почему вы ушли так внезапно… – Она медленно кивнула.

– Да. Простите.

– Дискета у вас? Мои люди ее исследуют.

Он сунул руку в карман и достал дискету.

– Вряд ли это поможет.

– Почему?

– Я возил ее в полицейскую лабораторию. Там сказали, что она автоматически отформатировалась.

– Значит, на ней пусто?

– Да.

Похоже, ее мышцы наконец вышли из-под контроля. Ноги у Софи Майор подогнулись. Она упала в кресло. Уронила голову на руки. Майрон ждал. Никаких звуков. Бедняжка просто сидела, подперев голову руками. Когда снова взглянула на него, ее глаза немного покраснели.

– Вы что-то сказали про полицейскую лабораторию.

Он кивнул.

– Вы работаете в органах?

– Не совсем.

– Помню, Бокс Армстайн говорил что-то такое.

Майрон промолчал. Бокс Армстайн когда-то взял его в сборную «Бостонских кельтов». У него длинный язык.

– Вы помогли Боксу, когда исчез Грег Даунинг, – продолжала она.

– Верно.

– Я много лет обращалась к частным детективам, чтобы найти Люси. Выбирала самых лучших. Иногда нам казалось, мы подобрались совсем близко, но… – Ее голос дрогнул, и она отвела глаза. Взгляд Софи Майор остановился на дискете, словно та только что материализовалась у нее в руке. – Зачем кому-то понадобилось вам ее отправлять?

– Понятия не имею.

– Вы знали мою дочь?

– Нет.

– Я хочу вам кое-что показать. – Софи перевела дыхание. – Подождите минуту…

Она вернулась вдвое быстрее. Майрон только начал смотреть в глаза какой-то мертвой птице, с неприятным чувством заметив, что они здорово смахивают на глаза некоторых известных ему людей, как Софи снова появилась в комнате. Она протянула ему листок бумаги.

Майрон взглянул на него. Это было изображение женщины приблизительно лет тридцати.

– Его сделали в Массачусетском университете, – объяснила Софи. – В моей альма-матер. Там один ученый разработал программу, которая позволяет имитировать процесс старения. Для поиска пропавших людей. Чтобы понять, как они могут выглядеть сейчас. Он принес мне этот портрет несколько месяцев назад.

Майрон посмотрел на картинку, изображающую, как юная Люси могла выглядеть ближе к тридцати. Эффект его потряс. Да, это была она, но теперь на ее лице отразились годы жизни, полные разочарования, призрачных возможностей и неиспользованных шансов. Майрон вглядывался в ее осунувшееся лицо, строгую консервативную прическу, мелкие морщинки под глазами. Как больно Софи Майор было видеть все это…

– Вам совсем не знакомо это лицо?

– Боюсь, нет. – Майрон покачал головой.

– Вы уверены?

– Насколько вообще можно быть уверенным в такой ситуации.

– Вы поможете мне ее найти?

Он не знал, что ответить.

– Не представляю, как я могу помочь, – пробормотал он наконец.

– Бокс говорил, вы знаете толк в таких делах.

– Он ошибся. Но даже будь это правдой, не вижу, что я могу сделать. Вы уже обращались к экспертам. У вас есть копы…

– От полиции никакого толку. Они считают, Люси сбежала из дому, вот и все.

Майрон промолчал.

– Думаете, это безнадежно? – спросила она.

– У меня слишком мало информации.

– Знаете, она была хорошей девочкой. – Софи Майор улыбнулась, видимо, вспомнила прошлое. – Упрямой, конечно. И слишком самостоятельной для своих лет. Но я сама воспитывала в ней независимость. А полиция… Там решили, что Люси проблемный ребенок. Ничего подобного. Она просто немного… запуталась. Знаете, как бывает в ее возрасте? В конце концов, она ведь не сбежала посреди ночи, не сказав никому ни слова.

Майрон не хотел спрашивать, но у него невольно вырвалось:

– А что случилось?

– Люси была подростком, Майрон. Мрачным, несчастным, не вписывающимся в свою среду. Представьте, что оба ваших родителя – профессоры математики, помешанные на компьютерах. А младшего брата считают чуть ли не гением. Она ненавидела школу. Хотела посмотреть мир, жить на колесах. Знаете – фантазии в стиле рок-н-ролл. И в один прекрасный день она заявила нам, что собирается уехать с Оуэном.

– Это ее бойфренд?

Софи кивнула:

– Музыкант средней руки, он сколотил дворовую группу и считал, что его великие таланты заслуживают большего. – Софи кисло улыбнулась. – Он хотел уехать, записать альбом и стать знаменитым. И мы с Гари согласились. Люси жила как птичка в клетке. Что бы мы ни делали, она все равно старалась вырваться. Нам с Гари казалось, у нас нет выбора. Мы даже думали, так будет правильнее. Многие из ее класса путешествовали автостопом по Европе. Чем это лучше?

Она остановилась и посмотрела на него. Майрон ждал. После долгой паузы он спросил:

– И?..

– И больше мы о ней не слышали. – Софи повернулась к оленю. Тот словно смотрел на нее с сочувствием.

– Но ведь Оуэн вернулся, верно? – спросил Майрон.

– Да. – Она все еще не отводила взгляда от оленя. – Сейчас торгует машинами в Нью-Джерси. Играет в любительской группе на свадьбах. Представляете? Стоит в дешевом фраке и наяривает «Завяжи желтую ленту» и марш Мендельсона. – Софи покачала головой. – Когда Оуэн вернулся, полиция его допросила, но он ничего не знал. Рассказал, мол, приехали в Лос-Анджелес, все пошло не так, начались ссоры, и через полгода они расстались. Оуэн жил там еще три месяца, видимо, считая, что именно Люси мешала развернуться его талантам. А когда и без нее ничего не вышло, вернулся домой, поджав хвост. Сказал, после разрыва с Люси он ее больше не видел.

– Полиция все это проверила?

– Они утверждают, что да. Ничего не нашли.

– Вы подозреваете Оуэна?

– Нет, – ответила она с горечью. – Он просто полное ничтожество.

– Но у вас были хоть какие-то серьезные зацепки?

– Серьезные? – Она задумалась. – Пожалуй, нет. Некоторые из детективов, которым мы платили, считали, что Люси попала в секту.

– В секту? – Майрон поморщился.

– По их мнению, это соответствовало ее характеру. Они говорили, что, несмотря на мои попытки сделать ее независимой, Люси, наоборот, нуждалась в защите, чувствовала себя одинокой, оторванной от дома и друзей.

– Ерунда! – отрезал Майрон.

– Вы же сказали, что не знали Люси. – Софи взглянула на него.

– Может, ее психологический портрет и верен, но я сомневаюсь, что она попала в секту.

– Почему вы так думаете?

– Потому что сектам нужны деньги. А у Люси очень богатые родители. Пусть в то время вы зарабатывали сравнительно немного, но можете поверить: они бы сразу узнали о том, что вы разбогатели. И наверняка связались бы с вами, хотя бы для того, чтобы выкачать из вас побольше денег.

Софи быстро заморгала, затем закрыла глаза и отвернулась. Майрон шагнул к ней и остановился, не зная, как поступить. Потом решил не вмешиваться: просто держать дистанцию и ждать.

– Хуже всего жить в неизвестности, – произнесла наконец Софи Майор. – Это гложет меня днем и ночью. Каждый день, уже двадцать лет. Без передышки. Без остановки. Когда муж умер от разрыва сердца, все были в шоке. Говорили – мол, такой здоровый человек. Такой молодой. Даже теперь мне трудно представить, как я смогу жить без него. Но после исчезновения Люси мы о ней почти не говорили. Просто лежали ночью в кровати и притворялись, будто спим, а сами смотрели в потолок и воображали все ужасы, какие могли с ней случиться.

Майрон не знал, что тут можно сказать. Но молчание становилось таким тяжелым, что ему стало трудно дышать.

– Сожалею, – пробормотал он, чтобы снять царящее напряжение.

Она не подняла головы.

– Я пойду в полицию, – продолжал Майрон, – и расскажу о дискете.

– И что это даст?

– Они начнут расследование.

– Расследование уже было. Я вам сказала. Они думают, что Люси сбежала из дому.

– Но теперь у нас есть новая улика. Им придется отнестись к делу серьезнее. Я даже могу обратиться в прессу. Это заставит их пошевелиться.

Софи покачала головой. Майрон ждал. Она встала и вытерла ладони о джинсы.

– Эту дискету, – задумчиво произнесла она, – отправили вам…

– Верно.

– По вашему адресу…

– Да.

– Значит, кто-то хотел связаться с вами.

«Уиндзор говорил нечто похожее», – подумал Майрон.

– Это лишь гипотеза, – возразил он вслух. – Не хочу разрушать ваши надежды, но возможно, что мы имеем дело с простым розыгрышем.

– Это не розыгрыш.

– Откуда нам знать?

– Будь это розыгрыш, дискету прислали бы мне. Или Джареду. Или кому-то, кто знал Люси. А прислали вам. Кто-то хотел связаться именно с вами. Возможно, сама Люси.

Майрон глубоко вздохнул:

– Опять же не хочу отнимать у вас надежду…

– Не надо со мной миндальничать, Майрон. Просто говорите, что думаете.

– Ладно. Если это была Люси, зачем она послала мне свой снимок, расплывающийся в луже крови?

Софи Майор с трудом удалось сдержать слезы.

– Не знаю. Вероятно, вы правы. Скорее всего это не она. А ее убийца. Так или иначе, им нужны вы. Это первая настоящая зацепка за много лет. И если мы поднимем шум, боюсь, это спугнет того, кто отправил вам дискету. Я не имею права так рисковать.

– Не знаю, что я могу сделать, – повторил Майрон.

– Я заплачу вам, сколько захотите. Назовите цену. Сто тысяч? Миллион?

– Дело не в деньгах. Я просто не вижу, чем могу помочь.

– Вы можете начать расследование.

Он покачал головой:

– Мой лучший друг и деловой партнер сидит в тюрьме за убийство. Моего клиента убили в собственном доме. И у меня полно других клиентов, которым нужна моя помощь.

– Понятно… – горько протянула она. – Значит, у вас просто нет времени?