Бретонская колдунья (сборник) Галанина Юлия

ГЛАВА XI

– Хоть убейте, а я не пойду! – почти кричала басом обычно молчаливая Крошка Аннет. – Уж лучше свинарники чистить!

Жаккетта, отзанимавшись с куафером и пропустив обед, торопилась на кухню, чтобы чего-нибудь перекусить. В этот час там должно было быть немноголюдно: посуду после полуденной трапезы уже вымыли, а готовить ужин еще рано.

Возглас Крошки Аннет перебил угрожающий тенорок управляющего:

– Я тебя, дорогуша, не свинарники чистить, я тебя тюремный подвал убирать поставлю. Через денек с повинной приползешь, а поздно будет!

Господин Шевро, видно тоже обозлился и решил поставить Крошку Аннет перед каким-то очень неприятным выбором.

«Чего она так боится?» – удивилась Жаккетта.

Торчать у входа в кухню, когда от голода урчит в животе было не в ее привычках и она пихнула тяжелую, чуть приоткрытую дверь.

Поначалу спорящие даже не заметили ее появления.

– Значит. И под юбку. Честной девушке. Лазить – Аннет?! И к колдуну. Проклятому. Идти. Опять Аннет?! – перешла Крошка Аннет в наступление, видимо, панически боясь неведомого поручения.

– Кто. Мне. Позавчера. Весь. Зад. На мессе. Исщипал?! Говорят. У госпожи Шевро бальзам есть. От синяков. Пойду попрошу. А то ведь. Сесть трудно!

Тут уж струхнул господин Шевро, вспомнив о беспощадных кулаках своей драгоценной половины.

Скрип дверных петель привлек его внимание и он испугался еще больше, сообразив, что появился нежелательный свидетель.

Но, увидев на пороге всего лишь Жаккетту, ушлый управляющий тут же догадался, как выкрутится из неприятной и опасной ситуации, ибо Крошка Аннет намертво вросла в каменный пол увесистыми ступнями, полная испуганной решимости не соглашаться на страшное дело.

– Жаккетта! – сведя брови в переносице, грозно воззвал он.

– Чего Вам, господин Шевро? – Жаккетта затормозила свой путь к очагу и с любопытством уставилась на управляющего.

– Ты в замке новенькая, поэтому получишь особое поручение. З завтрашнего дня будешь относить кузнецу Жаку утром и вечером по корзине свеженьких булочек. Четыре недели. Поняла?!

– Ладно, – кивнула Жаккетта. – Только если госпожа Жанна разрешит отлучаться из замка.

«И из-за этой пустяковины крик стоял?!» – поразилась она.

Господин Шевро даже растерялся от такого легкого согласия и с огромным облегчением докончил:

– Все остальное тебе расскажет тетушка Франсуаза. Ступай, милая девочка, ступай!

– Я поесть пришла, у меня урок только кончился! – возмутилась Жаккетта.

– А-а, ну кушай, кушай! Пойдем, Аннет, не будем мешать… Про какие там синяки ты говорила?

Тетушка Франсуаза хлопотала около печки, где сидели пышные сдобные булочки. Жаккетта пристроилась рядом с ней на трехногий табурет, держа в руках пустую плетеную корзинку.

Разговор, конечно же, шел о жизни.

– Я этих новомодных штучек не люблю! – рассуждала тетушка Франсуаза, поправляя нижний платок своей любимой романской повязки, туго охватывающей ее полный подбородок и упитанные щеки.

– По мне, нечего простой женщине шею, уши, да волосы всему свету казать. Девчонки, да благородные дамы еще могут голышом покрасоваться, а на кухне незачем непокрытыми космами трясти. И нашей повязки ничего лучше не придумали, чтобы там Аньес про мою отсталость не болтала. Жаккетта, дочка, присмотри – я на минуту отойду! Вот наказание Господне, проспала, собиралась второпях, так не поверишь, будто кто в голову репьев накидал!

Тетушка Франсуаза отошла от печки, закрыла дверь кухни засовом, чтобы не ворвался непрошеный гость, и с облегчением сняла платки. Вытрясла хорошенько. Расправила и, пригладив волосы, принялась заново одевать.

Для начала она ловко обернула шею и голову нижним прямоугольным платом, оставив открытым лишь лицо, и туго сколола концы на макушке. Затем поверх накинула второй кусок полотна и аккуратно закрепила его у висков.

Жаккетта с интересом наблюдала: полдеревни, и ее матушка в том числе, давно перешли на чепцы, щеголяя друг перед дружкой их белизной и отделкой.

Тетушка Франсуаза же упорно держалась старой моды. Посмотревшись в до блеска начищенную крышку котла, тетушка поправила несколько складок и уже куда более довольная собой вернулась к булочкам.

– Вот только ума не приложу, чего это господин дю Пиллон так озаботился питанием нашего кузнеца. Ведь это он попросил госпожу Изабеллу, чтобы мы ему сдобу пекли. А так я сроду не помню, чтобы кузнецу булочки корзинами таскали… Так ты, дочка, говоришь, что тебя послали? Крошка Аннет наотрез отказалась?

Жаккетта согласно кивнула, втягивая носом божественный аромат стряпни.

– Оно и немудрено. Наш кузнец такое же пугало для людей, как и итальянец госпожи Изабеллы. У которого ты навроде как в подмастерьях нынче. Только вишь, мессир-то Марчелло почти благородный. Студентом, небось, был. В книжной премудрости разбирается и потому с господами на короткой ноге. И вообще он птица не нашего полета. А кузнец-то простой, хотя и нездешний. Хоть и зовут его люди Жак-Кривая Нога, а на самом деле он Джекоб Смит. Англичанин, стало быть. А родился здесь. И отец его, да. И дед. Да и прадед, пожалуй. Они тут еще со времен Черного принца осели. Но держатся особняком, жен себе в Англии берут и ту свою родню не забывают. Помню, покойница Мери, Жакова жена, пятнадцать лет тут прожила, а говорить толком не научилась – все будто рот у ней кашей забит. А боятся Жака недаром: он и не скрывает, ирод, что всякую нечисть в своем ремесле использует. Знает, греховодник старый, что искуснее его нету мастера, хоть в Бордо съезди. Так что никто о его колдунских замашках святой церкви не доносит. Кузнечество ведь и так дело темное, а у Кривой Ноги покровители больно высокие – почитай всей Гиени оружие и доспехи делает. Да и в церковь ходит – исправней некуда! С кюре они вообще дружки не разлей вода. Вместе кузнецово вино по вечерам тянут. Так что это не деревенскую кумушку ведьмой объявить, как в позапрошлом годе. Слыхала, небось?

– А почему он Кривая Нога? – спросила Жаккетта.

– В молодости на выучку в Испанию шатался. В Толедо, или еще куда. У мавров, говорят, три года сидел – там-то ему ногу и подрубили. Вот и пошло: Кривая Нога, да Кривая Нога… Любит Жак людей пугать. Как начнет про всяких бесов рассказывать, какие в его роще живут и ему прислуживают, так хоть уши затыкай и беги куда подале. Потому-то без дела к нему в кузницу и калачом не заманишь. Управляющий, вон, какую обузу на тебя свалил и рад-радешенек. А ты не бойся. Крестик в руке зажми – Пречистая Дева в обиду не даст. Гляди-ка, вынимать пора!

Румяные золотистые булочки остывали на столе, заполняя дразнящим душу запахом всю кухню. Опять крепко-накрепко закрыв дверь, Жаккетта с тетушкой Франсуазой с наслаждением угостились парой булочек за счет кузнеца.

– Ты там своего итальянца поспрошай, пусть он мне амулет хороший для Аньес подыщет! – наказал тетушка Франсуаза, смахнув крошки с фартука в ладонь и отправив их в рот.

– Горемыки вы мои… Почитай все, кто поедет, вернутся вскорости, только вы с Аньес при госпоже Жанне останетесь. Она за тряпками, ты за волосами смотреть. Так и будете, как ниточка с иголочкой!

Кузница Кривой Ноги стояла совсем недалеко от замка, в густой дубовой рощице.

«Странно», – думала Жаккетта, пробираясь по узкой тропинке. – «Другие кузни на дорогах ставят, на перекрестках. Чтобы люди мимо не прошли. А этот как будто нарочно от людей хоронится!»

Подходя ближе к кузнице, она сморщилась: в нос ударил едкий, очень неприятный запах.

Кузнец, нестарый еще, но уже весьма потрепанный годами сутулый мужчина с тяжелым взглядом и громадными узловатыми руками, ждал ее на тропке, буровя исподлобья блекло-карими газами.

«Святая Агнесса, спаси и сохрани!» – заранее взмолилась Жаккетта. – «Не дай в обиду, от мессира Марчело-то еле живая хожу!»

– Булочки принесла? – глухим голосом спросил кузнец. – Что так поздно?

– Только спеклись, господи Жак. А чего это тут воняет? – с ходу задала Жаккетта интересующий ее вопрос.

– Сейчас узнаешь. Пошли! – хромая на кривую ногу, кузнец направился в обход кузницы на зады своего «хуторка».

Там, среди могучих дубов стоял большой, низкий, мрачный сарай.

Под деревьями было прохладно, и Жаккетта с удовольствием бы скинула башмаки и босиком пошлепала по прошлогодней листве. Но, в противовес красоте рощи, мерзкий запах становился все сильней и сильней, даже глаза стало пощипывать от такой вони.

– Заходи.

Кузнец отворил ветхую дверь сарая, и волна смрада чуть не опрокинула Жаккетту с ног.

Отрицательно замотав головой, она, вся сморщившись, схватила конец фартука и зажала им нос. Чуть-чуть полегчало.

– Да не бойся ты, дура деревенская! – глухо захохотал Кривая Нога и закашлялся. – Это мой домашний дьявол смердит. Он мне по хозяйству помогает, приказы мои исполняет. Я его крепко держу, не выскочит. Пошли!

Схватив за плетеную ручку, он втащил упирающуюся Жаккетту вместе с корзиной в сарай.

Когда глаза привыкли к полумраку, Жаккетта с ужасом различила в глубине сарая черного клочкастого козла в железной клетке.

Клетка была приподнята над землей на опорах, а под ее мелкосетчатым полом стоял большой чан, откуда и воняло так невыносимо. Рядом с клеткой на помосте лежала куча папоротника, которую козел, просунув точеную морду сквозь прутья, лениво жевал.

Увидев непрошеных гостей, он презрительно осмотрел их янтарными глазами. Коротко, но противно мемекнул и, потеряв к ним всякий интерес, решил справить малую нужду. Пенистая струя полилась сквозь сетку прямо в чан.

– Поняла, дуреха? Вот он, мой помошничек. Хорош? А теперь сюда глянь! – Кривая Нога ткнул пальцем в другой угол.

Жаккетта развернулась и, заметив еще одну клетку с чем-то живым и темным, завизжала во весь голос и, выпустив корзину, сломя голову понеслась к выходу.

Цепкая железная лапа кузнеца безо всяких видимых усилий поймала ее за юбку, вторая впилась в плечо и вернула на прежнее место.

– Пусти, ирод! – визжала Жаккетта. – Набил чертями весь сарай, колдун проклятый!!!

– Говорю же, не бойся, клуша толстомясая! Это не черт, а человек!

Жаккетта недоверчиво глянула на страшный угол.

Действительно, из тесной клетки на нее уставились большие лупастные глаза с яркими белыми белками. Постепенно она различила отдельные части тела: голову, руки, ноги – и разобрала, что в крохотную узкую клетку втиснут чернокожий человек. Клетка же для него настолько мала, что незнакомец может в ней только лежать, почти не шевелясь.

– Вот этому булочки носить будешь. Принесешь, корзину рядом ставь, вон, где кувшин с водой, чтобы он дотянуться смог. И свободна. Поняла? – убедившись, что девушка больше не вырывается, кузнец отпустил ее.

– Да!!!

Жаккетта подняла уроненную корзинку, поставила ее вплотную к клетке и со всех ног кинулась к выходу.

Позади опять раздался переходящий в кашель глухой смех кузнеца.

– Господи, пресвятые угодники! – бормотала Жаккетта на бегу, несясь подальше от сарая. – Свихнуться можно! Козлы, черные люди, все в клетках, вонища адская! Нипочем больше не пойду, пусть запорют!

Ей казалось, что она от пяток до макушки насквозь пропиталась вонью сарая.

«Так в замок идти нельзя!» – решила Жаккетта, остановилась и огляделась.

Оказалось, что она побежала не по той тропинке и теперь находится в незнакомом месте.

В глубине рощи бил родничок и, спеша к опушке, превращался в небольшую речку. Найдя подходящий омут, Жаккетта скинула с себя всю одежду и принялась яростно ее полоскать в проточной воде.

Потом, разложив на солнечном пригорке платье, рубашку и фартук для просушки, с наслаждением погрузилась сама в холодную воду.

Несколько раз окунувшись с головой, Жаккетта, стоя по грудь в воде, перекинула копну волос на лицо и принялась яростно тереть их друг об друга, чтобы противный запах начисто смылся.

«Эх, мыла нет!» – пожалела она, жулькая темные пряди.

Вдруг рядом с ней в ручей плюхнулась какая-то крупная фигура, подняв тучи брызг.

Ничего толком не видя из-за занавесы волос, Жаккетта решила, что это дьявол вырвался из кузнецова сарая и примчался по ее душу. В испуге она дернулась обратно на берег, подскользнулась на мокром камушке, опрокинулась обратно в воду и захлебнулась…

…Очнулась Жаккетта грудью на чьем то мокром колене. А увесистый кулак молотил ее по спине, выгоняя воду, которая ручьем лилась изо рта и носа.

– Ты чего, совсем сдурела? – раздался отлично знакомый голос. – Утопла бы счас, как курица!

– Привет, Жерар! – прохрипела Жаккетта.

– Ну, слава Богу, очухалась! – рука Жерара перестала дубасить ее спину, переместилась чуть пониже и принялась оглаживать пухлые выпуклости. – А то у меня душа в пятки ушла, думал, утопилась.

– Кончай мой зад уминать, это тебе не подушка! – потребовала Жаккетта, сползла с гостеприимного колена и уселась на пригорок.

Ее чуть поташнивало. В голове шумело, и перед глазами маячили какие-то оранжевые круги.

Нащупав свою влажную рубашку, Жаккетта, морщась, натянула ее и спросила своего предпоследнего (перед уходом в замок) сердечного друга:

– Ты чего тут ошиваешься?

– Да я ведь в молотобойцах у Кривой Ноги!

Жерар с сожалением смотрел, как она одевается:

– Уже с полгода, почитай. Я и тебя сразу увидел, когда ты пришла. Тоже удивился, что ты теперь в замке живешь. Думал, поболтаем, как от корзины избавишься. Да только ты вылетела из сарая, как ошпаренная и совсем не той дорожкой побежала. Я за тобой пошел. Смотрю, такая справная девица в ручье голышом сидит. Кто же тут удержится? Вот и сиганул к тебе. А помнишь наш сеновал? Я, как из деревни ушел, так с месяц тебя каждую ночь видел. А чё ты так испугалась?

– Испугаешься тут! – Жаккетту опять затрясло от пережитого. – Этот кузнец твой сам дьявол и есть! И козел его, и этот черный в клетке – кругом нечистая сила! Я так и подумала, когда ты плюхнулся, что кто-то из них за мной пришел, в преисподнюю уволочь!

Жерар загоготал во всю глотку, колотя кулаками по коленям. Отсмеявшись, он снисходительно объяснил:

– Оно, конечно, дело непривычное. Особенно для женской породы. Никакие это не черти, просто господин Жак подшутить над дурачьем любит. Козел взаправдашний, хоть и хитрый, скотина!

– Ну да! – не поверила и обиделась Жаккетта. – А за каким он тогда в клетке сидит в чан мочится? Пасся бы себе на травке…

– Это секрет! – сделал важное лицо Жерар. – Но тебе, так и быть, скажу. Все равно ты в этом ни черта не соображаешь! Видала, он один папоротник жрет? Ничем другим не кормим. А потом в его моче господи Жак мечи закаливает, поэтому они такие крепкие, да острые. Да и люди боятся – прям как ты! – а, значит, уважают. Господин Жак в обиду себя не даст!

– А черный страшила в клетке? Врет он, таких людей нету!

Жаккетта натянула почти просохшее платье и пальцами пыталась распутать волосы.

– Темнота! Это нубиец. Народ такой, по ту сторону Средиземного моря живет. Нехристи, одним словом, поганые. Господин дю Пиллон захотел меч. Не хуже дамасского, чтобы легко мог шелковый платок разрубать, и бревно толстенное. А такой меч без нубийца не сделаешь.

– Что, вместо козла мочиться заставите?! – фыркнула Жаккетта. – А сами не можете?

– Не ехидничай! Нужен нубиец – и все тут! Господи дю Пиллон вот этого у пиратов в Марселе купил. Теперь он будет в клетке сидеть, чтобы шелохнуться не мог, и булки жрать, которые ты носишь. Недельки через две три он, знамо дело, зажиреет, как боров. И когда луна полная будет, господин Жак выкует длинный меч для господина дю Пиллона и закалит его в теле нубийца.

– Как это? – не могла сообразить Жаккетта.

– Как, как! – Жерара возмутила чисто женская непонятливость. – Вонзит ему раскаленный клинок в брюхо, да распорет до горла. И все дела. Вот тогда толк от меча будет! Ты чего засобиралась? Давай еще посидим, дом вспомним!

– Да нет, я пошла! Если опоздаю, крика не оберешься: меня ведь куаферскому делу учат!

Жаккетта поспешно нацепила фартук и поднялась:

– Проводи меня до опушки, а то я все равно боюсь!

– Пойдем… – с сожалением поднялся с травки Жерар. – Хорошо, сегодня денек свободный выдался, а так я с утра до вечера из кузницы не вылажу.

Он догнал Жаккетту и приобнял за плечи.

– Ты-то сейчас свободна или уже дружком там у себя в замке обзавелась?

– Занята, занята! – смахнула его руку Жаккетта.

Возобновление прежних отношений с Жераром ее совсем не прельщало.

– И ревнивый – страсть! Коли дознается, голову открутит. Так что извини…

Весь остаток дня Жаккетта ходила как в тумане. Ее то бросало в жар, то начинал бить озноб. К вечеру ей стало так плохо, что тетушка Франсуаза, потрогав лоб Жаккетты, сказала:

– Э-э, дочка, да у тебя лихорадка! Ложись-ка ты в кровать, да пропотей хорошенько. Аньес тебе травяное питье даст, хорошо хворь выгоняет. А булочки этому ироду я сама отнесу.

Жаккетта с радостью легла, надеясь забыться во сне. Но и сон не принес ей облегчения.

Стоило опустить веки – и перед глазами опять вставал страшный сарай и черный козел. И клетка с черным человеком в углу. А потом Жаккетта сама оказывалась черным человеком, и Жерар выводил ее на лысую поляну при мертвом свете полной луны. Заведя ей руки за спину, заставлял опуститься на колени. Угрюмый кузнец хромал к ней с пылающим мечом в руке и, глухо хохоча, с размаху вонзал меч в ее живот.

Жаккетта слабо помнила, что спит, но не могла проснуться, истошно кричала и видела, как ее дымящаяся горячая кровь заливает неживую темно-серебряную траву…

Встревоженная Аньес сильно трясла ее за плечи, вытаскивая из кошмара, и давала целебное питье.

Послушно выпив, Жаккетта опять обмякала и погружалась в жаркое забытье.

И опять перед глазами вставал сарай, и она сидела в той тесной клетке, сжатая со всех сторон острыми гранеными прутьями и не могла шевельнуться. Клочкастый козел, гремя копытами, скакал по железной сетке и уплетал румяные булочки…

Потом, в маленьком окошке под самой крышей показывался полный лик луны, и при ее свете Жаккетта видела, что вместо рогов у козла раскаленные, брызгающие искрами клинки.

Ехидно улыбаясь и мемекая, козел выскакивал из клетки и, опустив голову, шел на нее, а за стеной сарая смеялся и кашлял кузнец…

Захлебнувшись криком, Жаккетта опять просыпалась, разбуженная испуганной Аньес. Опять пила. И, не в силах сопротивляться смыкающему веки забытью, опять опускалась на дно липкой, зыбучей трясины сновидений.

И опять все повторялось заново с тошнотворным постоянством. Но теперь душа Жаккетты раздваивалась и одна половинка, порхая в воздухе, наблюдала, как ее, Жаккетту, ведут на заклание. А вторая в ужасе металась по телу, чувствуя в горле раскаленный добела клинок. И тут же первая половина видела радостное лицо Жерара за Жаккеттиной спиной.

Пытаясь как-то спастись, Жаккетта бросалась бежать. Но ноги, точно налитые свинцом, не отрывались от земли. Она падала в острую стальную траву и опять над ней висела улыбающаяся полная луна, а уши резал кашель кузнеца и хохот Жерара…

Чувствуя, что еще немного – и ее сердце лопнет от ужаса, Жаккетта из последних сил приподняла голову к луне и закричала: «Пресвятая Дева Мария, спаси-и-и!..» – и резко, точно выдернутая за шиворот из кровавого омута, проснулась, и села на постели.

В окошко ласково светил тоненький серп месяца, мерцали звезды, трещали цикады, и пахло теплой ночью.

Напротив, на своей кровати тихонько посапывала умаявшаяся Аньес.

Жаккетта дрожащей рукой нашарила в изголовье кувшин и долго-долго пила, наслаждаясь безопасной тишиной.

Она душой чувствовала, что Дева Мария незримо стоит за ее плечом, и ощущала ее прохладную ладонь на своей макушке.

Вдруг с руки Богоматери в ее голову разноцветной змейкой скользнула какая-то мысль и начала крутиться там колечком. Жаккетта решила, что это очень важная мысль и надо поймать ее за зеленый хвостик и понять.

Наконец ей это удалось, и все стало просто и понятно.

«Даже ради самого лучшего в мире меча нельзя распарывать людей от живота до горла!»

Словно какой-то тугой обруч, больно стягивающий голову, лопнул от этой мысли, и Жаккетта почувствовала чудесную легкость и покой во всем теле. Теперь она знала, что ей надо сделать.

Успокоенная своим открытием, Жаккетта допила кувшин до дна и уже безбоязненно легла в постель. Только ее голова коснулась подушки, она провалилась в глубокий, лишенный всяких сновидений сон.

Проснувшаяся на рассвете Аньес подошла к Жаккетте и, потрогав ее лоб, с удивлением обнаружила, что он прохладный.

Лихорадка прошла.

ГЛАВА XII

Теперь каждое утро и вечер Жаккетта ходила к кузнецу с новым чувством.

Почти без страха оставляла возле клетки с нубийцем полную корзину и забирала пустую, стараясь не попадаться на глаза ни кузнецу, ни его подмастерьям.

Страх к козлу она загнала на самое дно души и, проходя мимо его вонючего обиталища, демонстративно разжимала и показывала рогатому ладонь, где (по совету тетушки Франсуазы) лежал серебряный крестик. Козел равнодушно смотрел и на Жаккетту, и на крест, жевал себе папоротник и делал свое мокрое дело.

– Эх! Говорил бы ты по-нашему! – как-то раз вздохнула безнадежно Жаккетта, обращаясь к пленнику.

– Я мало-мало говорить! – внезапно отозвался нубиец, вращая глазами.

– Ой, мама! – от неожиданности отскочила Жаккетта. – Помру я в этом сарая от разрыва сердца! А чего молчал?

– Зачем говорить? Все враги… Все ненавидят Абдуллу, я понимаю! – печальный голос нубийца был высокого, но приятного тембра.

– Ну и молодец, что понимаешь! Лежи смирно, я тебе помогу.

Жаккетту так обрадовала эта неожиданная возможность общаться с черным человеком, очень упрощавшая дело, что она даже осмелилась протянуть руку и пальцем потрогать его плечо.

– Ничего, вроде людское!..

– Зачем поможешь? Я – чужой для тебя… – безнадежно ответил нубиец.

– Затем! – отрезала Жаккетта. – Моду взяли некоторые здешние в людей, как в поросят, ножи тыкать. Лопай булочки и жди. Я скоро чего-нибудь надумаю. Не пропадешь!

– Ту чудной! Я враг. Я – чужая вера. Я – другой кожа. Зачем для тебя беда? – нубиец с непониманием и жалостью глядел на девушку.

– Дева Мария велела! – чуть гордясь собой и своей миссией, сообщила Жаккетта. – Сам ты чудик! Его спасают и он же недоволен! Ну пока, до вечера.

Уходя, она внимательно осмотрела клетку со всех сторон и убедилась, что та сделана на совесть.

В замке дела шли своим чередом. Понемногу паковались вещи, на конюшне тщательно готовили экипажи к долгому путешествию.

Теперь, утром возвратясь из кузницы, Жаккетта отмывалась в прачечной и спешила наверх, где под строгим руководством мессира Марчелло укладывала волосы госпоже Изабелле, госпоже Жанне и госпоже Беатрисе.

Дамы млели от удовольствия, видя какие чудесные прически возникают на их головах под ловкими руками Жаккетты. А камеристки во все глаза наблюдали, на кого чаще бросает взгляды мессир Марчелло: на баронессу или свою ученицу.

Прошла уже неделя, а Жаккетта никак не могла придумать, как же ей вызволить бедолагу из клетки. Перед глазами маячила картина, как она, обливаясь потом, пилит громадной пилой прутья решетки или дужку замка. Но где взять такую пилу и долго ли ей придется пилить… – Жаккетта не знала.

Она набралась смелости и сходила в замковую кузницу, благо сломался замок ее сундучка. Увидев там, как долго перепиливал мальчишка-ученик тонюсенький пруток, Жаккетта расстроилась.

«Нет, это не то!» – решила она. – «Хоть я, хоть сам нубиец – провозимся до Рождества. А ему через неделю-другую уже брюхо вспорют и кишки выпустят. Ключ нужен!»

Проклятый ключ камнем сидел у Жаккетты в голове, когда она в очередной раз подходила к кузнице. На тропинке стоял Жерар с охапкой папоротника в руках.

– Привет, Жерар! – радостно поздоровалась она, но мысленно напомнила своей заступнице: «Святая Агнесса, огради и защити!»

– Приветик! – расплылся тот в улыбке. – Пошли, я как раз козлу продовольствие несу.

– Я чего ты? – полюбопытствовала Жаккетта.

– Да я же новенький, да чужой вдобавок. Вот и валят мне на плечи всякую дрянь. Козлу папоротник таскать, орешки убирать… – он показал большое кольцо, где болталось два ключа.

– И за нубийцем орешки убираешь? – хихикнула в рукав Жаккетта.

– Ну да, ты меня уже совсем за человека не считаешь?! Загордилась там, в своем замке! Я его вывожу пару раз до кустов – и все дела!

– А он не сбежит?

– Зачем? С такой черной образиной ему податься некуда: в любой деревне за черта примут и сразу камнями забьют.

– Это хорошо. А то я всегда боюсь, что он вырвется. Все-таки он дьявол, чтобы вы там с кузнецом не говорили. Раз уж ты к козлу, то и булочки э т о м у отдай! Я тебя здесь подожду.

Жаккетта уселась на бревнышко у сарая и продолжала болтать с Жераром через открытую дверь.

– Ладно, я еще как-то к этой вони притерпелась, не так в нос шибает. А как в замок прихожу, так с мылом каждый раз отмываюсь. И платье меняю, как к госпоже Жанне в покои идти. Скоро, наверное, дырки на себе протру… Такая чистая теперь хожу – страсть!

– Да ну?! – несказанно удивился Жерар. – Каждый день два раза мыться – да это же все здоровье уйдет! А я вони и не чувствую уже. Притерпелся. Слушай, а нубиец-то толстеет на глазах!

– Еще бы! Знаешь, сколько яиц, сметаны, да сахару тетушка Франсуаза в тесто вбивает? Как на Пасху! Угостись булочкой – язык проглотишь! Меня бы так кормили!

– Ты сама, как булочка! Слушай, и вправду вкусно! Вот так всегда: всякую нехристь булками ублажают, а честный работяга серые лепешки ест!

– Но, зато, и распарывать тебя не будут!

– Это точно. – Жерар выставил Жаккетте пустую корзинку и занялся уборкой козлиной клетки.

– А чего болтают, – спросил он, сметая с сетки помет, – будто графини в дальние края намылились? Ой! Вот паскуда рогатая, бодается, сволочь!

– Ты его крести! – мудро советовала снаружи Жаккетта.

– Какое крести! Его надо крестом промеж рогов двинуть, тогда враз Святым Духом проникнется! – заорал разозленный наскоками козла Жерар.

– Не богохульствуй! – одернула его набожная Жаккетта. – Лучше вон палку возьми!

– Помоги, раз такая умная! – злился бывший кавалер, пытаясь добраться до дальнего угла клетки, где лежала солидная куча орешков, которую зловредный козел решил, почему-то, защищать до последнего.

– Еще чего! Чтобы я к дьяволу подошла! Твой кузнец с ним целуется, пусть он и подходит! – отрезала Жаккетта.

Нубиец равнодушно лежал в своей клетке, меланхолично жевал осточертевшие булочки и в перепалку не встревал.

Наконец Жерар отбил у рогатого его драгоценный навоз и с облегчением закрыл клетку.

– Легче с быком управиться! – вздохнул он и поплелся к выгребной яме.

Вывалив содержимое ведра, он уже куда более веселый вернулся к скучающей на бревнышке Жаккетте.

– А чего сарай без замка? – спросила она, нехотя вставая. – Вдруг сопрут что?

– А что тут красть? – удивился Жерар. – Только козел, да чернокожий заперты. Кому такое хозяйство нужно? Пошли, провожу. Только ключи повешаю.

Они дошли до кузницы, и Жаккетта увидела, как Жерар с порога вешает кольцо с ключами на гвоздь где-то у входа. В глубине кузницы мускулистые молотобойцы ахали громадными молотами по железяке, лежащей на наковальне. Жак Кривая Нога, вцепившись клещами в край железки, поворачивал ее под ударами и что-то командовал. По лицам и телам, отливающим в свете горна кирпично-красными тонами, тек пот.

– Так правда уезжаете или врут? – возвратился к так грубо прерванной козлом теме Жерар, подхватывая Жаккеттину пустую корзину.

– Уезжаем, – подтвердила Жаккетта. – Госпожа Жанна решила в Бретани жениха искать. Там, говорят, они попородистей и побогаче, чем наши.

– А ты тоже едешь или останешься? -

Жерар опять, как при первой встрече, якобы машинально положил свободную руку на Жаккеттино плечо.

Ради пользы дела Жаккетта решила пока не обращать на этот жест внимания, полагаясь на защиту святой Агнессы и близость опушки рощи.

– Обязательно поеду! Я ведь госпоже Жанне волосы укладываю. Способней меня среди камеристок нету! – похвасталась она. – Так что я теперь везде с ней. А ты домой скоро собираешься?

– Да, может, в воскресение пойду. Отцу мотыгу отнесу – сам ковал!

– Здорово! Я тебе узелок дам, моим занесешь. Сегодня вечером и отдам.

– Сегодня не получится.

Не выпуская корзины из рук, почесал в затылке Жерар и еще сильней обнял Жаккетту.