Русские сумерки. Клятва трикстера Кулагин Олег
– Быстрее, Доктор!
Он хромает все сильнее. Я буквально волоку его за плечо – метров двадцать. Потом он отталкивает мою руку и тяжело приваливается к стене дома.
Долю секунды мы смотрим друг другу в глаза. Слов не нужно – все ясно без них. Он срывает с шеи серебряный крестик и сует мне в ладонь:
– Передашь…
Я не спрашиваю, кому? – и так знаю. Но все же не двигаюсь с места. Хотя пелена становится гуще. Просвет впереди сужается с каждой секундой.
Доктор матерится, толкает меня ладонью. А я вглядываюсь в пространство за его плечом. Сосредоточенно хмурюсь. И наконец выдавливаю:
– Там, в развалинах, – линза.
Доктор озирается – кажется, он еще не понял.
– …Она перебросит нас через туман, – объясняю я почти уверенно.
Куда увереннее, чем есть на самом деле.
Обломок стены за несколько шагов от нас и правда искажен, будто в кривом зеркале.
Доктор кусает губу – наверное, пытаясь в уме оценить расклад. Если повезет – нас перекинет до самого Змеиного болота, идущее снизу тепло не дает ему замерзать, и посадка будет относительно мягкой.
Даже с десяти метров.
А если везения не хватит…
Доктор решительно двигается к искаженным очертаниям зубчатой стены, мне на ходу машет рукой:
– Беги, еще успеешь…
– Уже нет.
Просвет в конце улицы, метрах в ста от нас, затягивается туманом. И островок чистого воздух вокруг тает на глазах. Когда-то в подобной ситуации мне удалось отсидеться на верхнем этаже панельной высотки.
Только здесь высоток не осталось…
И мы делаем шаг к линзе, чувствуя комок тошноты, подкатывающий к горлу. Это нормально, «вестибулярка» играет – точь-в-точь как во время полета на поганом «кукурузнике»…
Я помогаю Доктору вскарабкаться по груде кирпича. Кажется, что до линзы еще пара шагов. Но искаженное пространство умеет обманывать. И долей секунды спустя меня швыряет вверх.
Какое-то мелькание… Радужные круги перед глазами… Перекошенное лицо Доктора… Моя рука, до сих пор судорожно вцепившаяся в его плечо…
Кажется, я успеваю ощутить испуг. Не за себя – за свое сердце, которое словно провалилось куда-то вниз, в темную пустоту.
А потом я и сам проваливаюсь – не в пустоту. Во что-то теплое, мягкое, черное.
Воняющее дегтем…
…Светлую лодку медленно несет по темной реке. Берегов не видать, они где-то там – за плотной пеленой. Сколько ни вглядывайся – никаких ориентиров. Я пытаюсь грести, но весла едва удается двинуть в странно густой воде. Толчок… Еще толчок! Болят руки, я взмокаю от напряжения, а лодка даже на сантиметр не отклоняется к невидимому берегу. Как будто неумолимая сила продолжает катить ее вниз по темной реке…
В отчаянии я роняю весла.
Столько усилий, и все напрасно. Такой длинный путь никуда не привел. Ради чего рисковал я жизнью?
Ради чего сгинули товарищи?
Не осталось сил. И надежды не осталось…
Я закрываю глаза, будто сам хочу раствориться в густом тумане. Но вдруг чувствую – кто-то еще есть в лодке.
Я поднимаю голову. И цепенею.
А Ромка Шепилов глядит на меня внимательно, строго.
Он бледный, очень бледный. И на нем – та самая, пробитая пулей, синяя футболка.
Я приоткрываю рот, только язык словно прилипает к небу. Целых пять секунд Ромка смотрит на меня, а я даже не могу шевельнуться. Наконец хрипло выдавливаю:
– Прости…
Он не отвечает. Лишь глядит на меня с немым укором, с болью. И темное пятно медленно расползается по его синей футболке.
– Прости… – отчаянно повторяю я, – отсюда нельзя выбраться…
Ромка молчит.
Потом так же молча встает, перешагивает через борт лодки и уходит – уходит по воде. Гладь под его ступнями в кроссовках едва колышется, а туманная пелена медленно растворяет фигуру.
Как завороженный, я смотрю вслед. Вскакиваю, бросаюсь за ним. И с головой проваливаюсь в черную, воняющую дегтем бездну…
Вверх!
«Ромка!»
Глотнуть воздуха.
«Ромка! Не оставляй… меня…»
Воздуха! Воздуха! Хотя бы пронизанного стальным привкусом Зоны…
– Надеюсь, она лечебная, – буркнул Доктор, отплевавшись от грязи.
– Сто процентов… – Я выбрался на твердую почву рядом и сел на травку – мягкую, свежую, несмотря на глубокую осень. Тут, в округе Змеиного болота, не водится никаких змей. Зато теплые потоки воздуха круглый год бьют из трещин. Это удобно – можно даже скинуть куртку и просушиться.
Плохо, что умыться тут реально только в старой луже. Хотя вообще грех жаловаться.
Я достал из внутреннего кармана платок – замечательный светлый платок, подаренный чудесной девушкой, – и утер свою кое-как промытую физиономию.
– Удачная нам попалась линза, – буркнул Доктор, вытираясь полой куртки. – А однажды в Нижегородской Зоне…
– Солнце вот-вот взойдет, – сухо напомнил я.
– Подумаешь, оно всегда всходит… Портки сперва просуши!
– Свои суши… – отмахнулся я.
Теперь-то ему нетрудно будет обойтись без моей помощи. Даже минуту задерживаться не стану. Здесь метров пятьсот до периметра. И километра полтора-два до ближайшего блокпоста полицаев – мимо них как-то приятнее топать в сумерках.
– Стой! – почти испуганно окликнул Доктор.
– Что еще?
– Верни то, что взял.
Я молча достал из кармана тускло блеснувший серебряный крестик на потемневшей от времени цепочке, аккуратно положил на кирпич. Сделал шаг, и вдогонку долетело – на этот раз почти требовательно:
– Мы еще не закончили разговор!
– Я закончил.
– Это тебе кажется…
Опять?
Я сморщился.
Почти то же чувство, как перед желтой дымкой, подсвеченной изнутри голубоватым мерцанием… Но дымка была позади – прошла мимо и развеялась на пространстве Зоны. А это…
Это все еще оставалось со мной.
Я развернулся и глянул на его замызганную физиономию:
– Черта им лысого, а не рыжего упыря! Так и передай…
– Дело не в них. Дело в нас!
– С чего бы так?
– Проиграют они – и мы останемся одни против низших кланов. Против тех, кто убивал в Микулино, – без союзников.
– В гробу я видал таких союзников… Хуже все равно не будет!
– Будет. Вспомни, что творится на Украине.
Угу. Безупречный аргумент. Все помнят лужи крови на площадях Киева и Донецка, помнят толпы вурдалаков, средь бела дня устраивающих охоту на улицах украинских городов.
Это реально паскудно. Даже думать о таком невыносимо…
Только при чем тут рыжее чудовище?
– Столько лет эта нечисть бегала по лесам, втихомолку жрала людей, и родному клану было на него плевать. А сейчас… без него им просто край? Убийца вдруг оказался великим воином? – я сплюнул в сердцах. – Скажи, Док, тебе самому не противно это повторять?
– Мне известно, что жизнь рыжего – ключ к огромному резервуару силы.
«Вранье!» – чуть не крикнул я в ответ.
Вранье! Ведь я до сих пор чувствовал взгляд Ромки – так ясно, будто сейчас он стоял рядом. А еще я знал, что рыжий упырь – наша «отмычка», та, что откроет портал в Зоне № 9. Один из питерского клана… Этого они испугались, суки?
«Вранье!»
Ведь там, за порталом, – Алена, девушка Ромки. Там – тысячи других, ставшие расходным материалом в жуткой, нечеловеческой игре.
Неужели приславшие Доктора надеются, что я смогу об этом забыть?
«Вранье!» – бешено стучало внутри, заставляло сжать кулаки и зубы. Будто мне опять было семнадцать и лишь вчера я встретил живую легенду Зоны. Человека, которому раньше так верил и который сейчас со спокойным лицом повторял:
– Вот цена нашего с ними союза. Цена, которую мы обязаны заплатить…
Он говорил и говорил – хладнокровным, уверенным тоном. И звучало это вполне правильно, логично.
А я стоял – сжав кулаки, щурясь, как от ветра… И в голове у меня звенели слова Отшельника: «Когда будешь делать выбор – всегда слушай свое сердце…»
Что ж, свой выбор мы с Доктором уже сделали. Именно это разделило нас крепче каменной стены. Будто невидимая преграда выросла до самого неба. И пусть через нее можно перекрикиваться, можно ругаться матом, выпуская ярость.
Главного – уже не изменить…
– Послушай, Док, – расцепил я зубы, когда поток его красноречия наконец иссяк, – мы не договоримся.
– Почему?
– Просто я люблю солнышко. И ненавижу сумрак – с детства.
Развернулся и двинулся вверх по склону холма. А Доктор крикнул вслед. Кажется, что-то смешное – о том, что теперь он не даст и клочка мха за мою жизнь…
Пусть не дает.
Мне по барабану…
Я шагал, больше не оглядываясь. Даже когда голубоватые вспышки озарили округу и воздух раскололи удары электрической бури.
В Саратовской Зоне это нормально, как дождь осенью. А судя по задержке между вспышками и ударами грома – буря надвигалась неторопливо, давая время добраться до периметра.
Где-то там, у меня за спиной, молнии били в уцелевшие деревья, в торчащие над развалинами куски арматуры. Дотла выжигали фиолетовую плесень и остатки желтого тумана. Взрывали, расплескивали таившиеся в тумане голубоватые искорки.
Электрическая буря несла Зоне очищение.
И внутрь ко мне тоже приходила ясность – чистая, как безоблачное небо.
Союзников у меня не будет. Невидимая Армия и братство уже одинаково считают меня предателем. Друзья… те, что живы, – теперь перекочевали в разряд бывших.
Но разве это меняет главное? Пока жив хоть один участник группы – операция продолжается…
И не важно, что ноги едва двигаются от усталости. Я просто передохну и пойду дальше.
Глава 10
Небо впереди светлело с каждой минутой. Только ржавой колючки периметра пока не видать. Склон холма круче уходил вверх – он тоже был порождением Зоны, земля вздыбилась тут как раз в день, когда рванули мю-коллайдеры.
Но все-таки иные запахи витали теперь в воздухе – дуновение свежего ветра доносило ароматы трав, чистое дыхание степи. Пробираясь между хаотично торчащими кусками асфальта и полуобвалившимися домами, я уже отчетливо слышал чириканье воробьев.
Сумерки – поганое время. Но есть в них волшебная пора – это минуты перед рассветом…
И пофиг, что «татуировка» на груди понемногу начинает ныть.
Все равно ведь нет другого пути.
Поля дробилок – налево от холма. Жучиные логовища – направо…
– Здравствуй, Тень! – долетело откуда-то сбоку.
Я оцепенел на мгновение. И повернул голову.
Автоматное дуло пристально глянуло мне в лицо – из ближайшего оконного проема.
Я усмехнулся. И слегка попятился, отступая за бетонную плиту.
Теперь затвор щелкнул с другой стороны.
– Не дергайся!
Ясно. Обложили.
Их так много, что сейчас они уже не считали нужным прятаться. Человек восемь вывалило из развалин – впереди, справа и слева.
Даже в сумраке я многих узнал – ведь помнил их не первый год. А они хорошо знали меня…
В сущности, глупо было ждать чего-то другого. Не зря же Доктор привел меня именно сюда. И уж конечно, не в одиночку ему решать задачу, поставленную перед целым братством…
– Ну, здравствуйте, ребята.
– Медленно положи пистолет на землю!
До чего ж сухо и конкретно.
Прищурившись, я всматривался в их лица – кое с кем не раз доводилось сиживать на дружеских сходках в Глуши, обсуждать цены на товар, запивать эту беседу сталкеровкой. А сейчас… Сейчас я сам был для них товаром – чем-то вроде особо редкого артефакта.
Хотя и не первой свежести. После всех приключений – даже по-настоящему разозлиться не осталось сил.
Я взвесил доковский «зигзауэр» в руке – двадцать патронов, больше двух на каждую грешную душу.
– Извините, ребята… Пистолет мне самому пригодится.
– Не делай глупостей, – качнул головой Макаронник. – У тебя нет шансов.
– Это у вас нет шансов… Нет шансов взять меня живым.
Он скривился, из-под насупленных бровей пронзая холодным взглядом. И буркнул:
– Кому нужна твоя жизнь? Отдай груз – и все будут довольны.
– Не все, далеко не все… Но кое-кого я с собой заберу – это обещаю точно!
Хриплая ругань прилетела в ответ. Колыхнулись зрачки стволов. И задрожали пальцы на спусковых крючках.
Только Макаронник казался спокойным:
– Наверно, ты не в курсе достижений медицины? Хорошая порция нанококтейля – и мозг будет жить еще целый час – даже после того, как мы сделаем из твоего тела решето. Вполне достаточно, чтоб получить информацию…
– Попробуйте, – сухо кивнул я.
Он мрачно улыбнулся.
Повисло натянутое, как струна, молчание… Целых несколько секунд – только скрип сухой деревяшки где-то на ветру. Прежде чем откуда-то из-за моей спины не донеслись тяжелые шаги. И следом – раздраженный знакомый голос:
– Всем опустить стволы, придурки!
Угу, как же без него?
На физиономиях спецгруппы прочлось что-то вроде недовольства. Понятное дело, кому ж охота делиться трофеем?
А массивная фигура Доктора вдруг выросла рядом и встала между ними и мной:
– Хватит! Вы что, забыли, кто мы? Мы все!
– Это ты, наверное, забыл, – зло сплюнул Макаронник. – Забыл, что из-за таких, как он, подставляющих братство, – нормальным ловкачам не стало жизни.
– Хренов воин за правду! – скривился Комар. – А спросил он у нас – нужна нам его правда?
– Вижу, что не нужна… – кивнул я.
– Волчина ты, – вздохнул Макаронник, – волчина по жизни – готов рыскать сутками напролет. Ни дома, ни семьи… Гребаный борец за счастье! А про нас ты подумал? Про тех, кто хочет нормальной, сытой жизни?
– Баксов тридцать у меня завалялось – подкинуть тебе на хлебушек?
– Видишь, Док?! Он еще издевается! – взвился Комар. – Да, нам есть о ком заботиться в отличие от тебя. Мы – люди простые. Нам без разницы, какая власть – хоть питерские, хоть нью-йоркские, пусть хоть вся страна провалится к живоглоту в брюхо! Жалеть будем не страну, а своих детей.
– То есть чужих – не жалко?
Несколько голосов ответили яростной бранью – через которую отчетливо долетел лязг автоматного затвора.
– Тихо! – рявкнул Доктор. – Здесь нет святых, но и мерзавцев нет! Мы связаны братской клятвой. И мы обязаны договориться…
– Братство его исключило, ты забыл? – хмуро шевельнул черной бровью Макаронник. – Все авторитеты за это проголосовали… И ты – тоже.
– Я просил дать мне хотя бы три дня.
– Давно истекли, – усмехнулся Комар.
– Не гони пургу! Авторитеты собирались позавчера…
– Это ты гонишь. А мы вторые сутки здесь торчим! И еще человек тридцать наших кантуются вдоль периметра.
– Я вас сюда не приглашал.
– А нам плевать на твое приглашение. Есть среди авторитетов нормальные люди, которые растолковали, куда и зачем ты намылился…
Доктор качнул головой:
– Вот и дайте мне время все уладить – хотя бы до среды…
– Тебя контузило? Сегодня – четверг!
Доктор растерянно оглянулся. А я вдруг понял, почему рассвет так и не наступил, пока мы болтались в изнанке. Трикстеры, караулившие отступника, сказали правду: пока мы гонялись за невидимкой, тут, в нормальной Зоне, прошло ровно пять суток. И значит, отведенный срок давно миновал.
Я криво усмехнулся, прикидывая, сколько раз успею выстрелить – хотя бы полмагазина в рожи бывших товарищей. Будет ли мне их жаль? Наверное.
А еще гадко, тошно и противно.
Но они сами сделали выбор. Я их сюда не звал…
Доктор обернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Несколько секунд это длилось – целую вечность.
Потом он отвернулся. И глухо, так, будто каждое слово давалось с трудом, озвучил:
– Извините, ребята, – я вам его не отдам.
Трикстеры молча, угрюмо стояли с оружием наизготовку. Пока Макаронник первым не расцепил зубы:
– Ты спятил, Док?
– Если хоть чуть меня уважаете – дайте ему уйти.
– Покажет, где груз, и пусть топает на все четыре стороны.
– Вы ведь знаете – он не отступится.
– Мы – тоже. Он подставил братство!
– Нас всех подставили. И не сейчас – намного раньше. В день, когда по всей земле гробанулись мю-коллайдеры…
– Это философия, Док, – раздраженно почесал небритую щеку Макаронник. – А у нас тут все конкретно.
– Хорошо, – кивнул Доктор, – будет конкретно!
Он вдруг попятился, спиной ко мне, и в правой его ладони обнаружилось что-то очень похожее на…
Прежде чем я успел сообразить – вспышка озарила улицу. Не голубоватый разряд электрической бури, а ярко-красный огонь.
Багровая слеза. Артефакт редкий, но действенный.
Словно посреди улицы лопнул сияющий шар, а мы с Доктором оказались в самом эпицентре. В ушах зазвенело, радужные пятна запрыгали перед глазами.
Досадно. Но тем, по кому ударила красная волна, сейчас намного хуже.
Я моргнул, всматриваясь через пелену.
Восемь ловкачей лежали среди кусков треснувшего асфальта. Неуклюже подогнув конечности, запрокинув головы – у некоторых текла из носа кровь. Хотя это не главное. Главное – автоматы вывалились у них из рук.
– Ничего, – прошептал Доктор. – Оклемаются… – Он хотел еще что-то добавить.
Не успел.
– Ах ты гад! – заорал кто-то сзади. И почти одновременно воздух расколола длинная очередь. Я прыгнул в сторону, разворачиваясь в полете, вскидывая «зигзауэр».
Но Доктор среагировал раньше.
Два коротких пистолетных хлопка почти затерялись в раскатистых громах «АКМ». И вдруг все затихло.
Фигура в камуфляже метров за двадцать от нас уронила автомат, накренилась и рухнула – затылком на бетон.
Я бросился к ней – короткими перебежками между кусками бетонных плит. «Багровая слеза… Мертвая зона радиусом чуть более метра. И область поражения – до двадцати…»
Там, за пределами этой области, вполне мог быть кто-то еще. Каждое мгновение я ждал нового выстрела. Пригибаясь, всматривался во мрак за оконными проемами мертвых домов.
Но вместо выстрела услышал только чьи-то торопливые шаги. Они уже удалялись – в сторону периметра Зоны. Обманул, сумел проскочить мимо по развалинам!
– Док, он слева! – крикнул я, разворачиваясь, бросаясь вдогонку.
Только Доктор не вскочил на перехват. Вместо этого он до сих пор сидел на асфальте, неловко подогнув ногу.
Я подбежал и увидел, как из-под его левой руки, прижатой к боку, неровными толчками вытекает что-то темное.
– Вот глупость, – слабо выдохнул Доктор, – все-таки зацепило.
В предрассветных сумерках у крови неяркий цвет…
Я метнулся к лежавшим без сознания ловкачам. Распотрошил их рюкзаки, вытащил бинт, вату, медицинский пластырь. Отыскал инъектор с «нанококтейлем», промедол.