Паника-upgrade. Брат Бога Мазин Александр
– Выключи свет.
– Что?
– Выключи свет!
Да, этот голос совершенно неповторим!
Рихард устремился к выключателю, не забыв, однако, обойти осколки стекла.
Во тьме прямоугольник окна еле заметно светился.
– Осторожнее, – предупредил он. – Здесь на полу – стекло. Птица сослепу…
Пальцы девушки коснулись его ладони. Она слегка оперлась на руку Рихарда и легко перепрыгнула через подоконник. Веерховен услышал, как цокнули, ударившись об пол, каблуки ее туфель. Сейчас, когда они стояли рядом, Рихард обнаружил, что красавица меньше ростом, чем он ожидал: макушка на уровне его носа… И это – на каблуках.
«Невысока для фотомодели», – подумал Рихард. И тут же забыл об этом, потому что рука гостьи обвилась вокруг его талии, а живот ее прижался к бедру Рихарда. Тело у нее было возбуждающе горячим.
И совершенно голым.
– Пойдем, – прошептал он и повлек гостью к постели.
Та нисколько не сопротивлялась.
Рихард прижал девушку к себе и повалился на кровать, увлекая за собой. Он сам не ожидал от себя подобной решимости.
– Я не слишком тороплюсь?
– Нет, нет, – проворковала красавица, с ласковой силой нажимая ему на плечо.
Следуя ее желанию, Рихард перевернулся на спину.
– О, моя кошечка! – прошептал Веерховен, обхватив ладонями ее гибкую горячую талию.
Что-то твердое уперлось ему в ногу.
– Может, ты снимешь туфельки? – предложил Рихард.
– Туфельки? – Куколка уже стояла над ним на коленях, а руки ее упирались в живот Рихарда.
Не будь боль от вонзившегося каблучка такой сильной, Рихард не отсрочил бы чудесного мига и на долю секунды.
– Постой, – пробормотал он. – Я сейчас тебе помогу!
Рука его нащупала ее колено, сдвинулась дальше…
Это были не туфельки!
С диким воплем Веерховен вскочил с постели, сбросив с себя прекрасную наездницу. В два прыжка он покрыл десять футов, отделявших его от выключателя. Он снова порезал подошвы, поглубже, чем в прошлый раз, но даже не почувствовал этого.
Вспыхнул свет.
Девушка сидела на кровати, поджав под себя ноги и прикрывая рукой глаза.
Все еще дрожа от ужаса, Рихард уставился на нее.
Может, померещилось? Что за ночь, черт возьми!
У его гостьи было чудесное тело, но… из-за ее положения Веерховен не мог видеть, каковы ее ноги ниже колен.
Он шагнул к кровати… и вскрикнул от боли в порезанной ступне.
Девушка, все еще заслоняя глаза ладонью от яркого света лампы, взглянула на него. И улыбнулась.
От этой улыбки сладкая дрожь прошла по телу Веерховена.
Да нет же, он просто сумасшедший! Что на него нашло? Смущенно улыбнувшись, Рихард, хромая, двинулся к постели.
Девушка оперлась рукой на край кровати и плавным легким движением соскочила на пол.
…комок в горле Веерховена не дал ему силы даже закричать!
Он попятился, оставляя на полу красные кровавые следы…
– ОСТАНОВИСЬ!
Голос ударил Рихарда куда-то внутрь живота, и он застыл.
Девушка подошла к нему. Рихард был не в состоянии даже повернуть голову.
Она остановилась в шаге, оглядела его с головы до ног… Так хозяйка оглядывает кусок телятины, который собирается купить для ужина…
И тут заверещал телефон.
Чудовищное существо обернулось на звук… и Рихард освободился!
Позабыв про израненные ноги, он пулей метнулся к выходу, выскочил в соседнюю комнату, захлопнул дверь за собой и повернул оставленный в замке ключ.
«Слава Богу!» – вздохнул он с облегчением, испытывая огромное желание опуститься на пол.
Сильнейший удар заставил дверь заходить ходуном.
Веерховен отпрыгнул от нее, как от ядовитой змеи. Еще один удар. Сплошная прочная дверь сотрясалась так, будто изнутри били тараном.
«Ну и силища!» – подумал Веерховен, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить оружием.
Ничего подходящего! Пистолет Веерховена остался внизу, в КЦ, а в пустой комнате не было даже мебели.
Громоподобные удары продолжали сыпаться на дверь с той стороны. В комнате не было окон, вторая дверь вела в коридор. Веерховен чувствовал себя в относительной безопасности… пока не увидел, как одна из двухдюймовой толщины досок двери дала трещину.
Беспечность Веерховена как ветром сдуло. Выскочив в коридор, он ринулся к люку, ведущему в КЦ, и прижал палец к опознавателю, моля Бога, чтобы дверь выстояла еще немного. Медленно, безумно медленно стальная плита сдвинулась с места…
Треск расщепляемых досок стал еще громче. Едва плита сдвинулась на два фута, Рихард уже полез вниз.
Сработал фотоэлемент, и крышка, двинувшись назад, едва не раздавила его. Не удержавшись на лестнице, Рихард покатился вниз, цепляясь руками за ступени. Ему показалось, он услышал тяжелый грохот, с которым повалилась на пол дверь его спальни.
Онемев от изумления, охранник и оператор наблюдали за тем, как голый лейтенант катится по лестнице.
Оказавшись на полу, Рихард метнул взгляд вверх.
Толстый слой стали отделял его от чудовища.
Облегченно вздохнув, лейтенант уронил голову и потерял сознание.
Но обморок его длился меньше минуты: Веерховен был крепким парнем. Этой минуты хватило на то, чтобы его подняли, усадили в кресло и влили в горло четверть пинты виски.
Глаза Веерховена открылись и приняли осмысленное выражение.
– Что стряслось, сэр? – спросил оператор.
Веерховен не ответил. Он огляделся, сообразил, где находится. Потом обнаружил, что сам он – голый и покрыт «гусиной кожей», хотя в Центре было тепло, а внутри у Рихарда постепенно всасывался спирт высшей очистки. То ли от действия хроматографически чистого этанола, то ли сама собой память Веерховена прояснилась. И его снова затрясло.
– Что случилось, сэр? Говорите! – Охранник-капрал, не на шутку обеспокоенный, наклонился к лейтенанту.
Веерховен посмотрел на широкое черное лицо с выпяченными губами и толстым сплющенным носом, больше похожее на морду гориллы, чем на лицо человека, – и ему полегчало. Отталкивающая ряшка капрала прямо над ним вытеснила, вернее, задвинула поглубже белое прекрасное лицо ночной гостьи.
Так ничего и не ответив, Веерховен развернул кресло и включил большой монитор.
В спальне его не было телекамер. Но в остальных комнатах они были, и, быстро «пройдясь» по дому, Рихард не обнаружил своей кошмарной красавицы. Зато обнаружил вывороченную дверь.
В спальне горел свет, и угол зрения, определенный установкой объектива, позволял видеть примерно треть комнаты. На этой трети существа не было. Но это еще ни о чем не говорило. Оно могло находиться за дверью, снаружи за окном, да мало ли укромных мест…
Веерховен нервно облизнул губы. Тотчас оператор, которого звали Джим, сунул ему в руки стакан. Рихард проглотил его содержимое, и новая порция тепла разошлась от желудка по его все еще дрожащему телу.
Веерховен быстро переключился на внешние телекамеры.
Вокруг дома, вроде бы, никого не было.
Он снова «осмотрел» домик изнутри. Но что толку, если свою спальню полностью он видеть не мог?
Оператор и охранник с большим интересом глядели на вывороченную дверь. Но вопросов больше не задавали.
– Дай мне халат! – приказал Веерховен оператору и посмотрел на часы. До рассвета оставалось не так уж много.
– Сэр, я могу подняться, – несмело предложил капрал. – Взглянуть…
– Нет! – отрезал Веерховен.
– Я мог бы принести вам вашу одежду, сэр! – настаивал охранник, которому было любопытно узнать, что же там произошло. И что за гиппопотам прошел через дверь спальни лейтенанта.
Рихард оглядел чернокожего с ног до головы. Разрешить? В конце концов, это солдат и он вооружен!
Но что-то, откуда-то из подсознания Рихарда, вопило:
«Нет!»
Секунды три он изучал капрала, пока не вспомнил…
«ОСТАНОВИСЬ!»
– Нет! – повторил он хрипло. – Люк не открывать!
Даже вызывать караульную команду вряд ли стоило.
Веерховен не был уверен, что ему удастся передать солдатам степень опасности. Он представил себе их, заходящих в домик, расслабленных, балагурящих по поводу «ночных кошмаров» белого офицера… и «ОСТАНОВИСЬ!»
«Нет!» – визжало подсознание Рихарда, и ужас, который лейтенант пережил совсем недавно, не позволял ему отнестись пренебрежительно к этому воплю.
– Расскажите нам, сэр, – вкрадчиво проговорил Джим. – Может быть, мы сумеем…
– В свое время узнаешь! – отрезал лейтенант.
Понемногу к нему возвращалась обычная уверенность. И его перестала бить дрожь.
– Занимайся своим делом! – приказал он жестко.
И оператор вернулся на место. Капрал-охранник по собственной инициативе сделал то же самое.
Веерховен взял аптечку и обработал порезы на ступнях. Подумал немного, достал из ящика флакон и проглотил капсулу. На этот раз – зеленую. И почти не шевелясь просидел еще полчаса.
Рассвело.
Теперь, говорило подсознание Рихарда, опасность стала меньше. Теперь он мог бы послать наверх капрала. Или дождаться, пока придет М'Танна сменить Джима. Но собственный кодекс чести не позволил лейтенанту «подставить» других, пусть даже и тех, кого он считал низшей частью человечества. Да он и с собакой бы так не поступил!
Поднявшись, Веерховен размял мышцы, встряхнулся и с удовольствием обнаружил, как точно повинуются ему тело и органы чувств.
– Дай мне свой автомат! – приказал он охраннику.
Он, Рихард Веерховен, военный-профессионал, сумеет за себя постоять!
Испытывая уже не страх, а воинственное возбуждение, лейтенант открыл люк…
Наверху никого не было.
Глава четвертая
Ночные феи
Пальцы Таррарафе крючьями вонзились в левое плечо Тенгиза.
– Не двигайтесь! – прошипел масаи.
Тенгиз застыл, вглядываясь в темноту. Оранжевые огни прыгали между деревьями: солдаты приближались. Напрягая слух, Тенгиз уже мог уловить их голоса.
– Слева… – чуть слышно прошептал Таррарафе.
Тенгиз повернул голову и увидел… девушку!
Ее светлая, очень хорошо различимая в темноте фигура двигалась между деревьями всего в пятнадцати-двадцати шагах от трех друзей. Бледная, словно окутанная лунным сиянием, она казалась скорее призраком, чем реальным существом. Стройная, нагая, бесплотная, девушка «плыла» над травой навстречу преследователям. Вдруг движение ее замедлилось… и снова чистый неземной звук наполнил лес.
Ее голос!
Тенгиз дернулся и нечаянно задел рану Таррарафе.
Негр не издал ни звука, даже не вздрогнул.
Девушка-призрак снова «поплыла» вперед. Тенгиз почему-то вспомнил самку гепарда, подкрадывающуюся к добыче.
Солдаты приближались. Непохоже было, что странный звук насторожил их. Теперь Тенгиз слышал их гортанные голоса совершенно отчетливо. Еще пара минут – и их фонари высветят Тенгиза и остальных.
Но пальцы Таррарафе по-прежнему сжимали плечо молодого человека, и он не помышлял о бегстве.
«Лунная» девушка побежала. То был странный бег. Она словно не от земли отталкивалась, а от стеблей травы.
Четверть минуты – и «призрачная» девушка оказалась между друзьями и их преследователями. Лучи фонарей сделались ярче и скрестились на ней, превратив ее фигуру в черный силуэт между такими же черными стволами деревьев.
Тенгиз увидел, как она подняла руку, вероятно, заслоняя глаза.
Еще он услышал изумленные возгласы солдат… и низкое вибрирующее пение. Совсем не похожее на прежний прозрачный звук.
Казалось, нечто холодное и вязкое вливается прямо в живот Тенгиза. Молодой человек услышал свистящее шипение. Это Таррарафе с силой выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
Фонари больше не озаряли девушку. Она что-то произнесла, громко и отчетливо.
Тенгиз ощутил, как его ноги, помимо воли хозяина, делают шаг вперед.
Пальцы масаи с новой силой вонзились в его кожу, и он едва не вскрикнул от боли. Зато избавился от наваждения и остался на месте.
А вот преследовавшие их солдаты, словно марионетки, сходились к белой девушке.
Их оказалось совсем немного. Шестеро.
Девушка еще что-то произнесла, и солдаты остановились. Каждый держал в руках оружие, но ни один не собирался сопротивляться.
Девушка, слегка покачиваясь, двигалась между ними. Теперь Тенгиз очень хорошо видел ее прямую спину, сужающуюся к талии и округло расширяющуюся к бедрам. Он видел, как струятся светлые волосы по ее лопаткам. И как покачиваются при ходьбе круглые ягодицы. Она больше не казалась призраком, но ощущение нереальности только усилилось.
Девушка останавливалась около каждого солдата, прикасалась белой гибкой рукой… Длинные стебли травы огибали ее ноги, как будто она шла по колено в воде. Никогда не видел Тенгиз ничего более прекрасного!
Наконец девушка коснулась последнего из солдат, повернулась и пошла вправо, в глубину леса.
Один из солдат двинулся следом, словно привязанный. Остальные остались. Фонари, зажатые в руках солдат, светили вниз, и Тенгиз не мог разглядеть их лица. Но почему-то был уверен: они совершенно спокойны. Вокруг царила почти абсолютная тишина. Словно всё живое в лесу было точно так же зачаровано, как эти люди. Даже запахи, даже воздух, которым дышал Тенгиз, стал другим.
– За ней, – шепнул Таррарафе.
Тенгиз сделал шаг, другой. Тело плохо повиновалось ему, требовалось усилие, чтобы заставить мышцы сокращаться.
– Погоди немного, – негромко произнес Жилов.
Тенгиз увидел, как Жилов наклонился к ноге масаи.
Таррарафе скрипнул зубами. Его ладонь, лежащая на плече молодого человека, стала влажной.
– Чепуха, – бормотал Жилов, ощупывая рану. – Осколок мышцу порезал…
Быстро соорудив из листьев и тонкой лианы нечто вроде повязки, он похлопал масаи по спине.
– Твоя кровь тебе еще пригодится, дружище, – сказал он. – А этих мы не потеряем, пока фонарь того парня горит. Только… Тарра! Ты уверен, что нам – туда?
– Да! – прозвучал твердый ответ.
Они двинулись вперед с быстротой, какую только допускало ранение масаи. И догнали девушку и ее добычу шагах в двухстах от западного берега. А через несколько минут увидели, как пятнышко света исчезло под землей.
– Пещера, – сказал Таррарафе и опустился на траву.
Они находились на прогалине, с четырех сторон окруженной кустарником. Со стороны океана заросли были пореже, и сквозь них можно было без труда наблюдать за берегом. И за площадкой перед входом в пещеру.
– Ждать, – проговорил Таррарафе.
– Как ты, старина? – спросил Жилов.
– Пока жив, – в темноте блеснули белые зубы масаи.
– И ты, сынок, молодец! – Жилов дружески пихнул Тенгиза в плечо. – Действительно молодец! Я – сейчас!
И нырнул в заросли. Тенгиз услышал негромкий шорох раздвигаемых ветвей – и они остались вдвоем.
Ненадолго. Жилов вернулся минут через пятнадцать и принес три кокосовых ореха.
– Заметил по дороге, – сообщил он, срезая ножом верхушку одного из орехов и протягивая его Таррарафе.
Затем ловко очистил второй орех от кожуры, надрезал и передал Тенгизу.
Только глотая кокосовое молоко, молодой человек понял, насколько он голоден.
– Таррарафе, – спросил он, когда с едой было покончено. – Кто она?
– Я не знаю, – ответил масаи.
– А мне показалось… – Молодой человек был уверен, что чернокожий знал, что делает.
– Я не знаю, но думаю: эта – из лесных духов. Мой отец, – добавил он не без гордости, – умел говорить с ними. Он был господином лесных духов. Только… – проговорил он с сомнением, – я не слышал, чтобы лесные духи жили под землей.
– Но ты уже видел таких? – возбужденно спросил Тенгиз.
– Видел, – спокойно ответил масаи. – Других. Но, – Таррарафе слегка понизил голос, – сила этой очень велика.
– Пожалуй, я принесу еще по ореху, – сказал Жилов, ни к кому не обращаясь. И, не дожидаясь ответа, нырнул в заросли.
– А что могут те, кого ты видел? – возбужденно проговорил Тенгиз.
– Многое могут. Заманить в чащу. Отвести дичь. Или – привести, если ты им по нраву. Могут повелеть тяжелой ветви упасть тебе на голову. Могут внушить любовь к себе или напугать так, что потеряешь память. Духи деревьев, духи вод, духи земли и ветра, они сильны… – Масаи замолк.
– И что же? – нетерпеливо спросил Тенгиз.
– Но духи предков и дух-покровитель племени – защита охотникам. А хорошая жертва умилостивит самых сильных.
– Твой отец приносил жертвы? – спросил Тенгиз. – Он был шаман, да?
– Мой отец, – ответил масаи, гладя на луну, – великий колдун!
– Он что, Вуду?
– Он повелитель духов! – отрезал масаи.
Похоже, вопрос обидел его.
Вернулся Жилов. С орехами. Бросил их на землю, посмотрел вниз и вдруг подтолкнул масаи.
– Гляди, – прошептал он.
На террасе, десятью футами ниже их прогалины, двигалась еще одна белокожая фея. Тенгиз не слишком удивился, когда увидел бредущего за ней солдата в пятнистой форме. Спустя минуту оба скрылись в пещере.
– Сегодня у них неплохой урожай, – пробормотал Жилов.
И, опустившись на траву, занялся кокосовым орехом.
Прошло меньше минуты, когда за спиной Жилова раздался шорох.
Тенгиз, который сидел лицом к нему, увидел, как над кустами поднялось белое прекрасное лицо. Вытянутая вперед рука, словно высеченная из белого мрамора, указала прямо на молодого человека.
– Ты…
…Жилов, в этот момент как раз срезавший верхушку с очередного ореха, не оборачиваясь, но с поразительной точностью метнул нож.
Рука девушки небрежно отбросила его в сторону.
Жилов, оценивший точность и быстроту движения ночной феи, невольно прищелкнул языком от восхищения.
– Не тронь нас, дух земли, злой дух! – произнес Таррарафе на суахили высоким вибрирующим голосом, с восходящей интонацией.
– Не надо противиться, – звонко произнес прекрасный дух тоже на суахили.
Звук был – как удар гонга.
– Оставь нас! – повторил Таррарафе. – Прочь!
Но из его голоса исчезли обертона. И уверенность.
– Не надо противиться! – повторила белокожая по-русски.
Рука Жилова незаметно подобралась к автомату.
У него были самые серьезные намерения…
Но они не осуществились.
Фея вытянула вперед обе руки, простерла их над мужчинами и пропела ту самую ноту, что слышал Тенгиз полчаса назад. И точно так же в животе у него стало пусто. Он попытался сопротивляться, но вдруг обнаружил, что уже стоит на ногах. Краем глаза молодой человек заметил, что и друзья его тоже встали. Даже Таррарафе больше не противился магической силе.
Тенгиз сделал шаг по направлению к обрыву, прошел прямо через кустарник (ветви царапали кожу, но Тенгиз ничего не мог поделать) и продолжал идти, пока земля не ушла у него из-под ног. Упав на песок, Тенгиз сильно ударился коленями и локтем. Но тело его, невзирая на боль, тут же начало подниматься. Тенгиз уже встал на колено, когда в шаге от него сверху промелькнули ноги девушки. Упруго коснувшись террасы, они распрямились и грациозным прыжком перенесли тело белокожей на несколько футов в сторону. То, что ноги эти оканчивались острыми раздвоенными копытами, совершенно не удивило Тенгиза. Он даже ощутил что-то вроде удовлетворения. Словно уже догадывался об этом и убедился в собственной правоте.
Дух леса, лесная женщина, женщина-сатир… все вставало на свои места. Если руководствоваться не реальностью, а мифологией.
«А что есть реальность?» – подумал молодой человек, пока его тело само поворачивалось по направлению к входу в пещеру.
Рядом упал Данила.
«Этой одного мало!» – мелькнула мысль в голове Тенгиза.
Потом он увидел, как падает Таррарафе.
Но ему фея не дала коснуться земли. Быстрое движение – и она поймала его на руки. Как ребенка.
Зрелище было невероятное: Таррарафе был в полтора раза крупнее белокожей. И тем не менее фея двинулась к пещере, неся его на руках. При этом стройное тело лишь немного откидывалось назад, а шаг был грациозен, как у балерины на пуантах. Но – легче, шире, свободней. Тенгиз, который еще помнил тяжесть руки охотника на своем плече, был потрясен. Однако важнее было то, что белокожая явно заботилась о раненом. Значит, чудесному созданию не чуждо милосердие? Значит, и он, Тенгиз, может надеяться на лучшее?
Пока молодой человек размышлял, ноги сами по себе преодолели расстояние до пещеры. Ночная фея уже исчезла в ее темном зеве. И Тенгиз последовал за ней. Позади, утратив обычную мягкость поступи, топал Данила Жилов.
Темнота окружила Тенгиза со всех сторон. Будто его завернули в одеяло. Воздух был суше и прохладней, чем снаружи. Слабый ветерок дул в спину, принося запах океана. Тенгиз двигался, механически перебирая ногами. Все чувства его были напряжены, как и должно быть у человека, идущего в абсолютной темноте. Тенгиз был уверен, что рано или поздно споткнется или ударится о что-нибудь. И не слишком удивился, когда твердый каменный пол кончился и он полетел в пустоту.
Тенгиз весь сжался, ожидая удара… Но удара не было.
Несколько рук подхватили его и поставили на ноги.
Вокруг по-прежнему была непроглядная тьма. Но по неуловимым признакам молодой человек понял, что вокруг довольно много живых существ.
Несколько женских голосов заговорили одновременно. Голоса были так красивы, что слышать их доставляло чувственное удовольствие. Но Тенгиз не только не узнал язык, на котором они говорили, он даже не смог соотнести его с любым из ему известных. А самое примечательное, что в этой дивной речи полностью отсутствовали шипящие и свистящие звуки.
Тенгиз настолько увлекся, что позабыл о своем положении. Но вспомнил о нем, когда тело его вновь пришло в движение. Сделав около десяти шагов, Тенгиз остановился. До его слуха донеслось журчание воды.
А потом среди женских голосов прорезался мужской. Властный певучий баритон, произнесший короткую фразу, после которой вокруг воцарилась тишина.