Король-одиночка Дробина Анастасия

– Она его вчера с бабой видела на улице. Говорит, что Рада Черменская.

– Кто такая? – имя показалось Королю знакомым.

– Артистка, в театре работает. Ее еще по телевизору кажут всегда, как про театр передача. Она тебе родня немного – твоей сестры мужа первая жена. Уй, хороша! – Васька по-взрослому прищелкнул языком. – С чего она с Графом спуталась – не знаю. Но говорят, что он с ней с самой своей свадьбы спит. Ей уже жена Графа обещала волосы отрезать.

– Где живет, знаешь?

– Нет! – отрезал Васька. – И знал бы – не сказал!

– Убью я тебя когда-нибудь, – разочарованно пообещал Король.

– А мне что за разница – ты или Граф? – Васька вздохнул, попросил еще одну сигарету, сунул ее за ухо. – Покойники мы с этой дурой теперь. И на черта я с вами связался? Прирежет меня Граф – хоть свечку поставь. Рублей на пятьдесят.

– Брось… – начал было Король, но Васька уныло отмахнулся, выронил сигарету и, не поднимая ее, пошел из комнаты. Король с Ганкой остались одни. Она счастливо улыбнулась, прижалась к его плечу. В ее светлых глазах запрыгали солнечные зайчики. Король не успел сказать ни слова – а ее пиджак уже полетел в сторону, за ним отправилась выгоревшая блузка, и Ганка растянулась на матрасе, закинув руки за голову.

Под вечер в комнату протянулись низкие красные лучи. Растрепавшаяся голова Ганки покоилась на плече Короля. Он лежал с закрытыми глазами и думал – что теперь с ней делать? Ну, разве до баб сейчас… Одному ему не справиться с Графом. Значит, нужно звонить в Одессу, срочно вызывать Таракана, поднимать свои московские связи, просить помощи у Монаха… А тот может и отказать, и, в общем-то, правильно сделает. Мало ему заморочек с кавказцами, от которых уже житья нету. А время не терпит, тянуть резину – себе дороже… Кинув взгляд на часы, Король присвистнул, быстро сел и начал одеваться.

Ганка не мешала ему. Она сжалась в комок на матрасе, обхватив колени руками, и немигающим взглядом следила за сборами Короля. Но когда он, перед тем как уйти, присел рядом, руки Ганки намертво сцепились на его шее.

– Детка… – вздохнул он. – Ну как ты не поймешь-то… Ну, куда мне тебя сейчас? За собой таскать? Сам не знаю, куда деваться. Ты лучше подожди. Кончится это все, тогда и поговорим. Я тебя в Одессу заберу, лады?

По впалым щекам Ганки поползли слезы. Всхлипнув, она провела ребром ладони по горлу.

– Тебя? – догадался он. – Граф?

Вялый, безнадежный кивок.

– Не должен… Ты же цыганка, не тронет. – Он не верил в то, что говорил, и чувствовал себя отвратительно. – Все будет путем. Спасибо вам. Мне пора.

Ганка уткнулась лицом в ладони. С минуту Король медлил, не в силах отвернуться от ее скорчившейся фигурки с рассыпавшимися по плечам волосами. Затем резко встал и пошел к выходу.

В дверном проеме, опершись рукой о косяк, стоял Васька. На его лице было написано все, что он думает о Короле.

– Сколько тебе дать? – глядя в сторону, спросил Владимир.

– Да пошел ты… – Васька сунул руки в карманы и, зацепив его плечом, продефилировал мимо. Король, не оборачиваясь, вышел.

Он не успел даже отойти от дома. Выстрелы раздались один за другим – два глухих хлопка. Король замер. И кинулся обратно, на ходу выдергивая из-за ремня «беретту».

Ганка лежала на матрасе с запрокинутой головой. По ее волосам скользил закатный свет, фартук в синих зайчиках съехал набок. Темная лужица крови дрожала, растекаясь по пыльному полу. Рядом вверх лицом раскинулся Васька. Между полуоткрытыми губами блестел золотой зуб, черные глаза удивленно смотрели в потолок. Король молча стоял рядом с ними.

Внезапно грохнул еще один выстрел. Он раскатился по пустому дому, как гром, пуля выбила штукатурку из стены рядом с головой Короля. Упав на пол, он кубарем откатился в угол. В дверном проеме метнулась фигура, и Король выстрелил навскидку, почти не целясь. Хриплое цыганское ругательство. Неверные шаги, тяжелый звук падения. На всякий случай Король подождал еще немного. Затем поднялся на ноги.

Мальчишка лет семнадцати сидел на полу возле мертвой Ганки. Морщась, прижимал руку к груди: по сведенным судорогой пальцам бежала кровь. Увидев Короля, он попытался отодвинуться и не смог. Из-под упавших на лоб волос блеснули узкие глаза, и Король узнал цыганенка. Этот же мальчишка пытался застрелить его на вокзале месяц назад. И… он же вместе с Графом получал многострадальный товар – в Одес-се в конце апреля. Теперь Король вспомнил точно.

– Кто послал, парень?

Молчание. Цыганенок оскалился, пересиливая боль.

– На куски разрежу, – тихо процедил сквозь зубы Король. В раскосых глазах парня мелькнул ужас.

– Не убивай, баро… Пожалуйста, не надо…

– Скажешь, кто послал – отпущу.

– Граф…

– Откуда узнали, что я здесь?

– Розка из «Подковы»… Звонила вчера… Не стреляй, баро…

Грохнул выстрел. Падая, мальчишка ткнулся головой в семимесячный живот Ганки. Король переложил «беретту» в карман. Зачем-то подошел к окну. На разбитых стеклах дробились красные лучи. Слегка парило. Собиралась гроза.

– У нас с тобой два часа, – деловито предупредила Рада, выдергивая ключ зажигания. – В одиннадцать мне уже в «Арагви» надо быть.

Славка не стал спорить. Подождал, пока Рада закроет машину, молча вошел вслед за ней в подъезд.

В небольшой квартире было душно, и Рада полезла на подоконник открывать форточку. Славка провел пальцами по полированной поверхности трюмо, убедился в многодневности пылевого слоя, поморщился:

– Ты дома совсем не бываешь.

– А зачем? – усмехнулась она. Примерилась было, чтобы спрыгнуть с подоконника на кровать, но Славка, подойдя, взял ее за талию и спустил на пол. От одного прикосновения к ее упругому, теплому телу задрожали руки.

– Подожди… Господи, да отстань! – Рада с досадой высвободилась из его рук. – Я в душ хочу.

– Давай так, – хрипло предложил он.

– Как «так», свинтус? Я весь вечер танцевала! Две минуты можешь потерпеть?!

Оттолкнув его, Рада скользнула за дверь. Вскоре из ванной донесся шум льющейся воды. Славка разочарованно вздохнул, лег на кровать и приготовился ждать.

Его внимание привлекла лежавшая в углу кипа ярко-розовой атласной материи. Он пригляделся: кажется, тот самый знаменитый костюм. Эстрадный, для танца, за пошив которого Рада заплатила десять тысяч и который боялась оставлять в гримерной театра, боясь, что цыганки из зависти изрежут или запачкают его. Слава этого костюма гремела даже за пределами театра, и Славка решил взглянуть.

Весил костюм килограммов шесть, в чем он сразу же убедился, взяв его в руки. Две тяжелые оборки, малиновая и алая, бежали по подолу юбки, атласный лиф утопал в такого же цвета кружевах, широкие рукава украшала блестящая тесьма, местами собранная в бутоны, – костюм воистину был королевским. Славка старался не думать о том, откуда у Радки деньги на такие роскошества. Теперь нужно было аккуратно положить розовое чудо на место: Рада не терпела, когда трогали ее вещи. Славка начал было осторожно пристраивать костюм обратно и только сейчас заметил, что он лежал на большой, довольно грязной и чем-то туго набитой сумке. Он удивленно осмотрел ее: Радка, с ее страстью к красивым и дорогим вещам, никак не могла приобрести такой кошмар. С минуту он колебался, осторожно поглядывая на дверь, но в ванной по-прежнему шумела вода, и он решился. Сел на пол рядом с сумкой и расстегнул «молнию».

Внутри лежали плотные пакеты с белым порошком. Славка молча, ошеломленно смотрел на них. Он не услышал, как перестала литься вода, как по полу прошлепали босые ноги, и невольно вздрогнул от возгласа:

– Ох, хорошо!

Рада, освеженная, повеселевшая, с блестящими на коже капельками невытертой воды, ворвалась в комнату.

– Может, тоже сходишь? Нюхай тут из-под тебя… Ты что делаешь?! Руками! Грязными!!! Свинья!

Вырвав из рук Славки костюм, она энергично встряхнула его, осмотрела.

– Все перемял! Кто просил хватать?

– Это что такое? – глухо спросил он. Рада через плечо мельком взглянула на сумку:

– И сюда уже влез! Каждой бочке затычка! Что за привычка – по чужим вещам лазить…

– Откуда это у тебя? – повысил он голос.

Рада повернула к нему рассерженное лицо:

– Будешь орать – вылетишь. Не шучу.

– Ты знаешь, что это? С кем ты связалась? Гаджэнца [23]?!

– С луны упал? – она натянуто рассмеялась, разглаживая костюм. – Сейчас рома этим зарабатывают.

– Ты же артистка!

– Ты что – не цыган? Одно другому не мешает.

– Кто это тебе дал?

– Да тебе-то что, боже мой?! – вышла она из себя. – Ты мне кто? Муж? Мало я от тебя терпела? Пусть теперь твоя побирушка с тобой мучается! Думаешь, она чем-то другим занимается?

– Замолчи! – взорвался он.

– Господи, да нужна она мне… – Рада встала, прошлась по комнате. – Слушай, ну зачем она тебе понадобилась? Как хочешь, до сих пор не понимаю. Полный театр девок – выбирай, сватай любую… Нет, додумался – вокзальную взял! – Рада остановилась у зеркала. Улыбнулась: – Ой, что расскажу – умрешь! Представляешь, подъезжаю на днях к Посаду, на лето себе что-нибудь посмотреть. Выхожу, вижу – Белка! Стоит с какой-то помадой, дети ее тут же. Я – к ней. Здороваюсь, как дела, спрашиваю, Славка тебя еще не замучил? А она задом ко мне повернулась и выдает: «Лучше со своим мучиться, чем чужими утешаться!» А?! Судья народный в юбке! Я чуть со смеху не умерла! Где ты ее нашел только – такую? И еще разрешаешь ей по подворотням торговать! Цыгане до сих пор успокоиться не могут. Ваш-то род известный все-таки – и кого в жены взял! Как тебе только Машка разрешила? Или ты в кои-то веки ее не послушал?

– Ты заткнешься или нет? – хрипло спросил он. Рада села рядом, прижалась к его плечу.

– Это же не я, калонько [24]… Это же наши цыгане говорят. Мне-то все равно, живи хоть с бомжой. Только руки мой перед тем, как ко мне ехать. – Она потянулась, взбила пальцами волосы. Посмотрев на Славку, снова тихо засмеялась. – А может, ты и правильно сделал. Они же, таборные, как овцы, ноги об нее вытри – стерпит. Глядишь, и уживется с тобой.

– Может быть, – не поднимая головы, сказал Славка. – Еще раз подойдешь к ней – убью.

Короткая пауза.

– Дурак, – уверенно подвела итог Рада, растягиваясь на кровати. – Ну ладно, надоело мне с тобой ругаться. Может, делом наконец займешься?

Славка поднял глаза. Рада лежала на спине, закинув руки за голову и сонно улыбаясь. В свете лампы ее кожа казалась золотистой. Полуприкрытые глаза чуть поблескивали.

– Ну, иди сюда, – голос женщины был спокойным, чуть насмешливым. – Смотри, уже меньше часа осталось. Я так опоздаю везде. Ах ты, мой калонько… Давай-давай, работай.

Ее узкая ступня легла на колено Славки, и он, не удержавшись, погладил эту длинную, худощавую, отливающую золотом ногу. Тихо рассмеявшись, Рада обеими руками потянула его к себе и напоследок успела украдкой взглянуть на свое запястье с маленькими платиновыми часиками.

Возвращались через центр, Рада пустила его за руль и промолчала всю дорогу, глядя в окно на искрящийся огнями ночной город. В переулке возле Таганки Славка остановил машину. Они вышли на улицу. Было душно. Рядом, у ресторана толпились люди, слышался нестройный разговор. Зеленоватые отблески витрины полосами ложились на тротуар. Глядя на них, Славка думал, что сказать на прощанье.

– Лучше не связывайся с этими, – снова вспомнил он о сумке. – Посадят – никто вытаскивать не будет. Не наврала, что заберут завтра?

– Много чести – врать тебе… Не бойся.

– Когда теперь снова?

– Не знаю. – Губы Рады сжимали сигарету, и она рылась в сумочке в поисках зажигалки. Славка поднес ей свою.

– Ты что – обиделась?

– На тебя-то? – усмехнулась она. Красная вспышка неровно осветила ее усталое лицо. – Что на тебя обижаться… Как был скотиной, так и остался.

Некоторое время она курила молча.

– Когда ты уймешься, Рогожин, а? Вроде два года прошло, а ты все на меня злишься. Ну, сам подумай – как с тобой жить? Бедная Белка… Доведешь ты ее до смерти. Или она от тебя все-таки сбежать догадается.

– Раз так… – натянуто усмехнулся Славка. – Что ж сама-то со мной?..

– Для здоровья. – Снова смешок, недолгое молчание. – Не бойся, калонько, не люблю я тебя. Хватит с меня этого – вот так! – она резко провела ладонью по горлу и взялась за дверцу машины. – Все, поехала. На неделе позвоню. Не запей смотри за это время.

«Жигули» тихо тронулись с места. Славка постоял еще немного, глядя, как на асфальте мигает и гаснет окурок Рады. Затем повернулся и медленно пошел вниз по переулку – домой.

Королю не хотелось «светиться» в аэропорту. Едва подъехав к автостоянке Внуково, он увидел сидевших на обочине дороги цыган. И хотя эти люли [25] явно были здесь по своим делам и даже не взглянули на него, он предпочел поднять тонированное стекло «Мерседеса». К счастью, рейс из Одессы прибыл вовремя.

Своих Король заметил сразу. Кроме возглавлявшего процессию Таракана, к «Мерседесу» шествовали заспанный Голубь и Али с огромной сумкой. Отставший Лягушонок догонял их, энергично распихивая локтями толпу. Король нажал на газ, и машина выползла на дорожку выезда.

– Ой, мама дорогая! – Зямка просунул в машину рыжую голову в бейсболке. – Здрасьте, Король, наше с хвостиком!

Не обратив на него внимания, Король открыл переднюю дверь и впустил на сиденье рядом с собой Таракана. Остальные полезли назад, и в результате шумного и бестолкового размещения пузатая сумка оказалась на животе Лягушонка.

– Куда ставишь, гад! Ему вредно! Суй в багажник! – раскричался было Зямка, но был вынужден умолкнуть под тяжелым взглядом Таракана. «Мерседес» вырулил на шоссе и понесся к Москве.

Ведя машину, Король изредка посматривал на Леньку. Тот, казалось, не замечал этого. Их вчерашняя беседа по междугородней линии была короткой, и со стороны Таракана преобладали непечатные слова. Король, впрочем, ничего другого не ждал и сейчас был готов снова выслушивать бесконечное Ленькино бурчание. Но Таракан явно не желал выяснять отношения при «чижиках». Путь до Москвы был проделан в молчании, которое лишь после въезда в город решился нарушить Лягушонок:

– Король, ну спасу уже нет! Фамильное достояние отвалится!

Сжалившись, Король притормозил. Они с Тараканом вышли первыми и молча пронаблюдали за тем, как избавленный от сумки Зямка выпадает из машины на руки Голубя:

– Хрен вы мине больше увидите, мама…

– Да сиди ты, гнида! – ругается Гришка, роняя умирающего на тротуар. – Покоя от тебя нет! Щас как вмажу!

– Зачем они тебе? – недовольно спросил Король.

– Понадобятся, – проворчал Таракан. – У Лягушонка здесь вроде люди есть. Ну, доигрался, атомщик?

Король оставил бестактный вопрос без комментариев. Кратко изложил вчерашнюю историю с Ганкой, которая не вызвала в Таракане никакого сочувствия.

– Дешево отделался. Как будем – не знаю. Еще неизвестно, что местная братва скажет. Зачем им с цыганами лишний хипеж?

– Потерпят, – хмуро отозвался Король. – Мы что, не в законе? Имеем право…

– Это в Одессе мы в законе. А здесь мы два жида в три ряда. Ты с Монахом-то поговори, пригодится. Может, поможет чем.

– Ни к чему. С цыганами я сам…

– Вижу я, как ты сам, – ехидно заметил Таракан. – Лучше думай, где эту артистку искать. Может, прямо у нее и Графа прихватим. Я бы еще Розку эту из «Подковы» прижал, но ты ж не дашь…

– Не дам, – подтвердил Король, хотя вчера, стоя над трупом Ганки и ее брата, готов был своими руками задушить эту чертову куклу Розу. Но, придя в себя, сообразил, что ссориться с Розкиным мужем сейчас не время. От кого тогда узнавать последние новости цыганского радио?

– Как там в Одессе? Как Лариска?

– Не очень. – Таракан сразу потемнел. – Все жалуется, говорит – неправильно там что-то… Говорю, ложись на сохранение – не хочет, ревет… И вообще! Оставил бы ты меня в покое, что ли! Вот тут уже цыгане твои! Только собрался на покой – получите с прибором… – сплюнув, он сердито замолчал. Молчал и Король.

– После решим, – наконец сказал он. – Лягушонок! Зямка! Отойди оттуда, кому говорят!

– Я здесь! – Зямка прекратил прохаживаться фертом мимо магазинной витрины, за которой виднелись внушительные формы кассирши, и подошел к машине. – Чего изволите?

– Дуй по своим шестеркам, найди человек пять. Могут уже сегодня понадобиться. Ночевать идите к Маме Римской, она про тебя каждый раз спрашивает. – Зямкина физиономия сделалась чрезвычайно довольной. Король усмехнулся: – Что в тебе девки находят, блоха конопатая?

– Показать? – невинно осведомился Зямка. – Уж что выросло, то выросло, грех жаловаться! Гриша, ты слыхал? Ехай по народу, и чтоб пять человек к ночи было, а я – до Мамочки…

– Не трожь Гришку. У него вид поприличнее, он в «Ромэн» поедет.

Голубь вытаращил глаза. Однако, выслушав Короля, кивнул:

– Сделаю.

– Фуй, какое свинство! – встал в позу Зямка. – Этого босяка – и в культурное место! Ты его спроси, кто «Лебединое озеро» сочинил, – скажет, что Шолом Алейхем! А я вместо него буду, как ишак, по Москве носиться? Какой с меня потом Мамке толк будет? Король, нечестно, ей-богу! От имени многострадального еврейского народа выражаю…

– Иди, – оборвал его Король. – Устал я от тебя.

Зямка оскорбленно отходит, величественным жестом подзывает к себе Голубя, и они, препираясь на ходу, устремляются к метро. На асфальте остается сидеть Али в обнимку с сумкой и с подозрительно блаженной улыбкой на рябом лице. Его мутные глаза с трудом фокусируются на Короле. Владимир вполголоса спрашивает у Таракана:

– Чего он опять накурился?

– Слежу я за ними?! – огрызается Таракан. – Поехали!

Двор в Спиридоньевском переулке, где Король не был с весны, встретил визгом носящейся ребятни, зеленой тенью тополей… и двумя «БМВ», стоявшими прямо у подъезда. Прежде чем Король сумел что-то сообразить, из них посыпались цыгане.

– Та-ак, – протянул Таракан. – Как будем?

Король не успел ответить: сзади в открытое окно медленно выдвинулся черный ствол. Король резко обернулся. Пьяные от анаши глаза Али, не мигая, смотрели на цыган. В его руках был автомат, который Король после случая с Ганкой возил под сиденьем.

– Стой!.. – рявкнул было Король, но было поздно: Али открыл огонь. Очередь взбила пыль на тротуаре, в разные стороны брызнули стекла, послышался чей-то отчаянный вопль. Немедленно раздались ответные выстрелы, лобовое стекло покрылось сетью трещин и мелких дырочек. Король услышал хриплый вскрик Али, увидел, как образовались два темных пятна на рубашке Таракана. И – резкая боль в его плече остановила руку на полпути к «беретте».

Неожиданно все смолкло. Подняв глаза, Король увидел облепивших машину цыган.

– Выходи, – спокойно сказал один из них – длинноволосый, похожий на индейца. Король послушался. Ловкие руки обшарили его с головы до ног, в кармане перестала чувствоваться тяжесть оружия. Цыгане быстро подняли и затащили своих раненых в одну из машин, которая тут же сорвалась с места. Короля толкнули ко второй. Напоследок он еще успел оглянуться на Леньку и убедиться – амба.

– Не крутись. – Его ударили в спину, и он, выругавшись от боли, полез на заднее сиденье «БМВ». Двое с автоматами сели к нему, и машина вылетела со двора.

Через четверть часа выехали на Кольцевую, и «БМВ» понеслась по почти пустому шоссе. Цыгане, не обращая внимания на Короля, негромко переговаривались на своем языке. К своему крайнему удивлению, он убедился, что почти ничего не понимает. Даже знакомые слова звучали как-то странно, необычно. И тут на ум пришел один из разговоров с сестрой – лет восемь назад, когда его дела с цыганами только начинались, Белка тогда рассказывала о каких-то знакомых и вскользь упомянула:

«Они не из наших цыган».

«Как это? – не понял он. – Вы что – другие?»

Двенадцатилетняя Белка посмотрела на него, как на кретина.

«А как же? Ты что?! Мы – русска рома, они – кэлдэраря».

«А разница? – хохотнул он. – Одинаковые как клопы…»

Белка уничтожающе взглянула на него.

«Вот ты по-цыгански понимаешь, да? Скажи, что это такое: «Думулт трайис кацэ, бре? [26]«

«На понт берешь. – Он опешил. – Это не по-цыгански».

«Романэс! [27] – восторжествовала Белка. – Только так кэлдэраря говорят, а ты их не знаешь! По-нашему это будет: «Гара дживэс адай, морэ?» То-то же!»

Король впоследствии понял, как важно для цыган это разделение «по нациям». Его до сих пор смешила та непоколебимая уверенность, с которой любой цыган заявлял, что именно русска рома (кэлдэраря, ловаря, сэрвы, синти, люли – в зависимости от принадлежности говорящего) и есть настоящие цыгане, а все остальные – так, между прочим… Король знал, что Граф, как и сестренка с мужем, – русский цыган. Мозг заработал лихорадочно. Выходит, эти ребята – не люди Графа, а значит… Значит, наконец-то решил вмешаться Белаш. Слава богу, пробудилась принцесса спящая… Видно же было, что цыгане не хотели никого убивать. Они вообще не собирались стрелять, и если бы чертов урюк не открыл пальбу, ничего бы не случилось… На миг Король почувствовал неимоверное облегчение, но тупые толчки в простреленном плече тут же напомнили ему: из огня да в полымя. Рукав уже был мокрый от крови.

– Платок дайте, – потребовал он. Цыгане посмотрели недовольно, но смятый, сомнительной чистоты платок все же был найден, и Король, морщась, прижал его к ране.

Через несколько минут длинноволосый цыган извлек из кармана тряпку.

– Дай глаза завяжу.

– Будя дурью мучиться, – неохотно повернулся Король. – В Орехово-Зуево небось едем?

Ответа не последовало. Вскоре машина остановилась.

– Вылезай.

Короткое путешествие вверх по лестнице, а затем – в гудящем лифте убедило Короля в том, что он находится где-то в городе, а не в личном имении Белаша в Орехово-Зуеве. Лифт открылся, и он вновь почувствовал толчок. Еще одна дверь – толчок. Порог – и опять толчок в спину.

– Убью гадов! – не выдержав, взорвался он… и повязку сняли с глаз.

В большой комнате с высоким потолком было темновато: горел лишь массивный бронзовый светильник в углу. Сквозь плотные шторы не пробивался ни один солнечный луч. Король осторожно огляделся. Сперва ему показалось, что в комнате никого нет, но одна из штор вдруг шевельнулась, и Король увидел стоявшего у окна Белаша. Цыган не обратил на вновь прибывшего никакого внимания. Опустившись в обширное кресло, он начал выслушивать длинноволосого парня. Разобрать слова было невозможно,

и Король, прислонившись к стене (голова уже кружилась), приготовился ждать. Чуть погодя длинноволосый отошел в сторону и замер у высокой, от пола до потолка двери. Только тогда Белаш взглянул на Короля.

– Будь здоров, – в его низком голосе слышался едва заметный акцент. – Давно не видались.

– Здравствуй, – вежливо ответил Король. – Чем обязан?

– Садись.

Король облегченно опустился в одно из кресел. Отнял от раны уже никуда не годный платок, положил его на паркет. Заговорил не спеша, стараясь не повышать голоса:

– В чем дело, Белаш? Я второй день в Москве, прилетел к тебе. Ищу – мне говорят, ты в Праге. Если бы ты позвал, я бы сам приехал. Для чего все это? Твои люди мне кореша застрелили!

– Тебя тоже зацепили? – Белаш словно только что заметил темную от крови тельняшку Короля и вполголоса велел цыгану у двери: – Акхар Рупиш [28].

Цыган исчез. Вскоре в комнату проскользнула молодая цыганка. В ее руках был таз с водой, вата, кусок бинта. Склонившись к Королю, она безмолвно помогла ему освободиться от тельняшки. Зная, что заговаривать с ней нельзя, он молча позволил перевязать себя. Девчонка сделала это на удивление ловко, не поднимая глаз и то и дело отбрасывая за спину длинные пряди черных волос. Закончив, она подхватила таз с остатками бинта и вышла. Несколько минут Король сидел с закрытыми глазами, ожидая облегчения, но боль не проходила.

– Король… – негромкий голос Белаша заставил его поднять веки. – Мы не первый день знакомы. Ты знаешь – тебя отсюда никто не выпустит. Скажи, где товар, – и легко умрешь, сразу. Слово даю.

В общем-то, Владимир этого и ожидал. И все же по спине побежала противная дрожь. Король незаметно перевел дыхание.

– Я тоже слово давал, – сквозь зубы процедил он. – И семь лет его держал. Я – вор в законе, мое слово – валюта. Почему я это объяснять должен? Товара у меня с весны нет.

– А где он?

– У Графа спроси.

– Ты понимаешь, что говоришь? – не поднимая глаз, спросил Белаш. – Чему я должен верить? Что Граф, цыган, обманул меня? Что ты, гаджо, чистый? Ты умный человек, Король…

Король молчал. Голова кружилась, и собраться с мыслями удалось не сразу.

– Мой человек в Одессе видел, как передавали товар.

Белаш усмехнулся, и Король поспешил добавить:

– Цыган, который получал, тоже…

– Ты его убил. Вчера, возле вокзала. В старом доме. Этот мальчик получал у тебя товар – если не забыл.

– Я не забыл, что этот мальчик Ганку кончил! – пренебрегая приличиями, взвился Король. – Ганку, из самарских, и брата ее – не слышал про таких? А она моего ребенка седьмой месяц таскала! Это тебе Граф не рассказал?!

Белаш ничего не ответил. Спохватившись и взяв себя в руки, Король уставился в пол. Снова стало жарко, подступила тошнота, усилилась головная боль.

– Белаш, мне надоело, – устало сказал он. – Хочешь кончить меня – кончай, чего зря базарить? Только пусть сперва все цыгане из Одессы уедут. Сам знаешь, что начнется: таборами вырезать будут. А насчет товара – Графа тряси. Не знаю, чего он тебе напел, но туфта это.

– Доказать сможешь?

Короля словно подбросило в кресле. Ага!

– Смогу, – уверенно заявил он. – Не уеду, пока товар не найду. И Графа. Клянусь, он мне сам все покажет.

– Если ты начнешь войну, я не удержу цыган, – спокойно сказал Белаш. – Они будут мстить. Ты дня не проживешь.

Король кивнул в знак того, что понимает.

– Войны не будет. Цыган я не трону.

– Твое слово?

– Да.

Белаш снова задумался. Король напряженно ждал ответа.

– Шандор!

От двери отделился длинноволосый цыган, о присутствии которого Король совсем забыл.

– Пошли, – коротко бросила он. Поднимаясь, Король еще раз взглянул на Белаша. Хозяин квартиры сидел с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни. Но уверенность, крошечная, но твердая, уже появилась у Короля: в том, что Белаш тоже не верит Графу. Но почему? Почему?

За дверью ему снова надели повязку. В этом не было необходимости: в глазах было темно, и плыли зеленые круги. Снова лифт, лестница. В лицо пахнул вечерний воздух.

– Залезай.

Кожаное пружинистое сиденье. Едва машина снялась с места, Король впал в забытье, из-за которого не помнил дороги. Он очнулся, когда с глаз сдернули повязку.

– Выходи.

Владимир, шатаясь, выбрался из машины, сел на еще теплый после дневной жары тротуар. Дверца захлопнулась, и «БМВ» уползла в темноту. С трудом подняв голову, Король убедился: Спиридоньевский. Его двор.

Правой руки от плеча до кисти Король не чувствовал. Подняться удалось не сразу, и проходившая по тротуару женщина шарахнулась в сторону, приняв его за пьяного. Он сам не знал, как добрался до дома, поднялся по лестнице, открыл дверь. К счастью, квартира была пуста. Король прошел в темную комнату, раскатал ногой матрас, упал на него и – провалился.

Это был не сон – какая-то тяжкая, неспокойная дрема. Темнота, зеленые круги. Море и слепящее солнце. Смеющееся, коричневое лицо Нинки. Ее белые, как сахар, зубы. Желтый, съехавший на затылок платок.

Годы спустя он так и не мог вспомнить, зачем его понесло в тот день на Привоз. Наверное, как обычно, искал Белку. Стоял раскаленный июльский полдень. Торговки под навесами изнемогали от жары, асфальт дымился, тоненькая струйка, льющаяся из колонки, испарялась на глазах, бродячие псы лежали как мертвые в белой пыли. Страшно хотелось пить. Король подошел к колонке, тронул было горячий рычаг, но внимание его вдруг привлек какой-то шум. Он доносился из дальних рядов, быстро нарастал, переходя в громкий рокот и отдельные взвизги: «Держите! Держите заразу!» Торговки оживились и, как одна, перевалились грудями через прилавки. Король предусмотрительно отошел подальше, к облупленной стене магазина «Хозтовары», встал в тень и приготовился наблюдать. Через секунду на площадь перед рядами вылетела цыганка, и пыль взметнулась облаком под ее босыми ногами. Остановившись, женщина оглянулась назад, кинула быстрый взгляд по сторонам. Король увидел чумазое лицо, черные, блестящие, совсем не испуганные глаза, сбитый на затылок желтый платок. Ей было не больше двадцати. Она посмотрела на него в упор, затем вдруг рассмеялась:

«Подержи!» – и в лицо Короля полетело что-то небольшое, темное. Он едва успел поймать это и быстро сунуть в карман. А цыганка опрометью кинулась прочь, и вовремя, потому что на площадь уже вылетала орущая, потная толпа. Желтый платок упал с ее головы почти под ноги Королю. Цыганка метнулась за угол, перед Королем мелькнули две черных полураспущенных косы, подол цветастой юбки и вихрь пыли. «Не догонят», – с облегчением подумал он, наклоняясь за желтым лоскутом.

Бумажник, который «скинула» ему цыганка, Король выбросил, а деньги из него вместе с платком так и остались лежать в его кармане. Он совсем забыл и о них, и об их хозяйке, и не вспомнил бы, если бы вскоре не пропала Белка.

Сначала он не беспокоился – такое случалось и раньше. Но прошла неделя, другая, а сестренки все не было, и Король снова отправился на Привоз. Первые же встретившиеся цыгане рассказали ему, что Белку видели в поселке Парубанки: «На чьи-то крестины осталась». Он решил забрать сестру.

Цыганка встретилась ему на подъезде к Парубанкам. Она стояла по щиколотки в глинистой луже посреди дороги и шарила в ней рукой. Ее подол был задран выше колен, растрепавшиеся волосы падали на глаза, и цыганка сердито отбрасывала их рукой.

«Помочь?» – спросил Король, выходя из машины. Она резко выпрямилась, дернула юбку вниз – и из подола посыпались в лужу красные яблоки. Два черных глаза сердито уставились на Короля. Он сразу узнал ее, но не подал виду. Подошел к луже:

«Сейчас соберем».

Еще некоторое время они вдвоем копались в липкой грязи – Король бога благодарил, что его никто не видит. Цыганка, немного смягчившись, объяснила:

«Тут совхозная машина прошла. Тряхнуло на повороте, и посыпались… На, попробуй». – Она выловила из лужи очередное яблоко, потерла его о фартук, дала Королю. Он, поколебавшись, взял, откусил. Цыганка тут же протянула руку:

«Дай обратно!» – и съела яблоко мгновенно, откусывая кусок за куском крупными белыми зубами. Король невольно улыбнулся. Она тоже фыркнула, уронила огрызок. К ее полным губам пристало семечко. Король потянулся снять – она оттолкнула руку.

Яблок набралось много, полный фартук. Цыганка ловко подвязала его, стянув концы за спиной, вылезла из лужи. Ноги ее казались обутыми в рыжие сапоги. Она небрежно потерла их одну о другую:

«Спасибо. Будь здоров». – Не оглядываясь, она зашагала по дороге. Король ошеломленно проводил девушку глазами. Спохватившись, окликнул:

«Эй!»

Цыганка круто повернулась. Садившееся солнце било ей в глаза. Она была похожа на красивую индианку: овальное строгое лицо, длинные брови вразлет, тонкий нос с горбинкой, черные гладкие волосы.

«Тебе чего?»

Король полез в карман:

«Твой?»