Король-одиночка Дробина Анастасия
Она подошла, удивленно взяла желтый смятый лоскут. Не сводя глаз с Короля, повязала им голову:
«Это ты Белкин брат?»
«Я. Помнишь, на Привозе?..»
«Да… – Она казалась озадаченной. – Ну, ладно».
«Подвезти тебя?»
«Кобыла подвезет!» – и ушла.
«Поселок» было слишком громким названием для двух десятков покосившихся цыганских хаток. Заборов не было; вместо дороги тянулись две колеи, залитые желтой водой, в которой копошились собаки, воробьи и грязные дети. На веревках, натянутых между домиками, полоскались пестрые тряпки, прямо на земле валялись тазы и кастрюли. В этот день здесь в самом деле праздновались крестины. Король с трудом разглядел Белку в толпе цыган, самозабвенно отплясывавших посреди улицы под сиплый аккордеон. Нового гостя заметили, и музыка смолкла. В Короля уткнулись настороженные взгляды.
«Это мой брат! – Белка подбежала к нему. Не поздоровавшись, требовательно спросила: Привез что-нибудь?»
К тому времени он уже знал, что к цыганам пустыми не ездят. В багажнике машины было вино, сало, копченая колбаса, для матери ребенка нашлась золотая цепочка, и цыгане подобрели. Один из них, лет сорока, высокий и хмурый, широким жестом пригласил Короля к столу:
«Рады тебе, дорогой. Садись».
Он сел. Ему наливали – пил, не пьянел, смотрел на смуглые улыбающиеся физиономии. Когда стемнело, перед домом зажегся единственный на весь поселок фонарь. Цыганки сбились в кучу под кругом света, аккордеон заиграл – и Король снова увидел ее. Небрежно придерживая на голове платок, девушка плясала под фонарем, и грязь веером летела из-под ее босых ног.
Возвращались домой глубокой ночью. Белка дремала на заднем сиденье, сонно ворча: зачем приехал, зачем не предупредил, зачем так быстро уезжают… Он почти не слушал. Уже при въезде в Одессу решился спросить:
«А кто ее муж?»
«Че-ей? – зевнула Белка. – Нинки? Она без мужа».
«Почему?» – он знал, что спрашивал. К двадцати годам уважающая себя цыганка должна была иметь как минимум троих детей.
«Ну, он был, только ушел. Она же пустая, рожать не может. Тебе зачем?»
«Кто ее отец?»
Белку словно подбросило на сиденье. Она с силой дернула Короля за плечо (он чудом успел притормозить), развернула к себе:
«Ты что? Ты что?! С ума сошел?»
«А что?» – он, отвернувшись, смотрел в темноту.
«Она же пус-та-я! – Белка воздела руки, поражаясь его тупости. – Не может – никого – родить – совсем! Думаешь, почему ее цыгане не берут? Тот ром с ней два года прожил, потом видит – ничего не получается, – и взял другую».
«Из этого же поселка?» – зачем-то поинтересовался Король.
«Ну да. Сейчас у него двое уже. Так что и не думай ее брать. Зачем?»
«Кто ее отец?» – снова спросил брат. Белка испуганно смотрела на него.
Отцом Нинки оказался тот самый сумрачный цыган, который пригласил Короля к столу. Он был ошарашен его просьбой не меньше Белки, но быстро пришел в себя и начал торговаться. Сошлись на пяти тысячах. Белка, узнав об этом, чуть не лишилась чувств и, щедро пользуясь нецензурными словами, объяснила ему, что Нинка таких денег не стоит:
«Она же не девочка! Не чистая! Старая! И пустая еще! За такое – еще и деньги давать?! Завтра обратно заберу! Они, они тебе должны заплатить, чтоб ты ее взял!»
Король с трудом убедил сестренку не вмешиваться. Полдела было сделано: оставалось переговорить с невестой.
Нинку он нашел на Привозе. Она сидела на разбитых ступеньках магазина, языком перекатывала во рту жвачку. Он сел рядом. Нинка равнодушно покосилась на него.
«Свадьбу будешь делать или так?» – спросила, словно они были знакомы сто лет.
«Как ты скажешь».
«Я? Мне она не нужна. – Женщина помолчала, нахмурилась. – Тебе сказали, какая я, знаешь?»
В голосе Нинки прозвучал вызов. Король смотрел в ее темное лицо с чуть раскосыми блестящими глазами и думал, что цыгане, наверное, все-таки ненормальные. Только из-за того, что не может родить…
«А кто я, тебе сказали?» – в тон спросил он.
«Ты – большой человек. Чор баро [29]«. – В ее голосе сквозило уважение, и Король немного успокоился. Если бы она еще улыбнулась… Как тогда, в раскаленный полдень, швырнув ему в лицо чужой бумажник: „Подержи!“ Но Нинка продолжала жевать, глядя в сторону. Ее влажное от пота лицо было неподвижным. Грязные пальцы бездумно перебирали красные бусинки на шее.
В открытое окно светило солнце. В углу под потолком попалась в паутину муха и сердито зудела, силясь освободиться. Лежа на спине, Король машинально вслушивался в это зуденье и пытался сообразить, где находится. Оглядев комнату со сваленными в углу подушками и старой лампой на подоконнике, он с облегчением узнал свою квартиру в Спиридоньевском. С кухни слышались шум воды и грохот сковородок. Приподнявшись на локте, Король позвал:
– Белка!
В комнату вошла сестра. С одного взгляда на нее Король понял: знает. Он попытался пошевелить правой рукой, и она тут же заныла. Повязка была покрыта твердой коркой засохшей крови. Сколько дней прошло – два, три?
– Сейчас сменю, – глухо проговорила Белка и вышла. Вернувшись с кастрюлей воды, села на матрас рядом с братом, начала отмачивать присохший бинт. Король заскрипел зубами, она сухо велела терпеть.
Чтобы не встречаться с ней глазами, Король отвернулся к окну… и увидел на подоконнике свою «беретту».
Белка перехватила его взгляд:
– Вчера приходили цыгане, кэлдэраря. Сказали, что это твое.
Король усмехнулся, вспомнив о Белаше: возместил, обезьяна старая, ущерб… При мысли о Таракане остро засосало под сердцем. Отгулял Ленчик… Ни за что пропал, по-дурацки. Не надо было его и ввязывать в это. Решили, два идиота, подзаработать напоследок… Вот и объясняй теперь Лариске, которая уже на последнем месяце, как все получилось. И как теперь он сам будет без Леньки? Двадцать пять лет вместе – не шутка. И из-за какого-то цыганья… Пропади они все пропадом.
– Не дергайся. – Белка зубами стянула на его плече концы бинта. Король покосился на нее. Взгляд у сестры был чужой.
– Зачем ты это сделал?
– Я?.. – от Белки он этого никак не ждал. – Что?
– Не понимаешь?! – взорвалась она. – Граф по всей Москве кричит, что ты его подставил! Что я теперь делать должна, скажи, что?!
Король сердито отвернулся к окну. Ему уже изрядно надоело оправдываться.
– Я ни при чем.
– Врешь!
– Нет.
– Что «нет», что «нет»? – завопила Белка. – Ну, забожись! Подойди к иконе, забожись!
Король пожал плечами, встал, пошел к закопченной Богородице в углу. Белка, закусив губу, напряженно проследила за ним, всплеснула руками и расплакалась:
– Все равно не верю, да черт с тобой! У меня вчера Граф был! Сказал – убьет тебя! Дал телефон, сказал, чтоб позвонила, как тебя найду…
– Ты уже звонила?
– Что?.. – Белка сразу перестала всхлипывать. Ненавидяще взглянула на него, встала и, молча, прямая, как столбик, вышла.
– Белка, стой! Послушай…
Ответом был яростный хлопок кухонной двери. От досады Король выматерился. Пришлось двигаться на кухню, успокаивать, уговаривать, вытирать Белкин хлюпающий нос и думать, как держать ее подальше от этого дела.
– Лучше уезжай к отцу.
– А дети? А Славка? Куда я его дену? – ревела Белка. – Его одного оставить – сопьется! И на Радку опять полезет – не знаю я, что ли? Да что же я делать буду, господи ты бож… – рев вдруг прекратился, как отрезанный ножом. Круглыми от ужаса глазами Белка уставилась в окно.
– Приехали…
Король взглянул через ее плечо. На улице, у края тротуара парковались два серых «Мерседеса». Из них полезли цыгане, и Король увидел Графа.Тот смотрел прямо на их окна.
Белка отпихнула Короля от окна с такой силой, что он чуть не упал. Схватила за руку, увлекла в коридор, дернула ручку двери – и выпустила ее:
– Не успеем…
– Иди одна.
– Нет! Нет! Нет! – заголосив, Белка вцепилась в него. – Я не пойду! Я тебя тут не брошу!
– Постой… Послушай… – он с трудом отодрал от тельняшки ее пальцы. Заговорил, стараясь казаться спокойным. – Прошу, иди одна. Скажешь, что приходила за вещами, что меня тут нет…
– Не поверят!
– Знаю. Задержи их хоть на минуту. Иди. Делай, как говорю.
– А если… – пискнула она.
– Ничего не бойся. Захотят войти – пусть заходят. Я знаю, что делаю.
Белка кинулась в комнату. Заметалась по квартире с обрывками окровавленных бинтов, не зная, куда их спрятать, в конце концов сунула за икону. Король ждал у двери, держа палец на курке «беретты».
– Быстрей!
– Все! – Белка стояла перед ним – бледная, криво повязанная платком, с раздутым узлом в руках. От слез на щеках остались две влажные полоски. Король торопливо вытер их, поправил сестренке платок.
– Иди. Через минуту можешь их впускать.
– С богом… – на миг Белка прижалась к нему, быстро отстранилась и выскочила за дверь.
Король метнулся в комнату. Здесь окно выходило не на улицу, а во двор, и, к счастью, Граф об этом забыл. В полуметре от окна к стене крепилась старая пожарная лестница. В свое время, когда они с Белкой выбирали квартиру в Москве, именно это ржавое удобство за окном оказалось решающим. Однажды Король зашел к сестре без предварительного звонка и минут пять стоял перед запертой дверью, с недоумением прислушиваясь к грохоту и приглушенной брани в квартире. Когда наконец дверь открылась, Король нашел внутри только перепуганную Белку и нескольких женщин с детьми. Цыгане смылись оперативно, и Король, отсмеявшись, полез за ними на крышу. Они лежали там в ряд, пряча под животами пакеты с анашой. Потом было много взаимных упреков и хохота, но сошлись все в одном: лестница – просто клад.
Встав на подоконник, Король убедился, что дотягивается до металлических ступенек. Думать о боли в раненом плече было уже некогда. Он вздохнул поглубже и шагнул из окна.
Наверху было пусто, лишь с карниза сорвались, недовольно каркая, две вороны. Король перебрался через скат, утвердился за антенной и взглянул вниз.
Белка играла виртуозно: злилась, размахивала руками, крутила пальцем у виска и даже пыталась наскакивать на Графа. Пристрелить цыгана с крыши было бы одним удовольствием, но Король понимал: Белку тогда просто разорвут. Окружившие ее и Графа цыгане недоверчиво переговаривались, что-то советовали обоим. Наконец Граф властно протянул руку. Белка фыркнула, плюнула и швырнула ему на ладонь ключ от квартиры. Цыгане бросились в дом. Оставшись одна, Белка как подкошенная опустилась на свой узел и закрыла лицо руками. Слишком велик был соблазн высунуться и показаться сестренке, но Король благоразумно решил подождать.
Вскоре цыгане вернулись. Белка встретила Графа негодующим воплем на весь двор:
– Что я говорила?! Эх ты – ром еще!
Тот мрачно огрызнулся, полез в машину. Белка, закинув узел за спину, деловой походкой двинулась к метро. Вскоре «Мерседесы» тоже снялись с места. Король на всякий случай подождал еще минут десять. Затем осторожно спустился по лестнице на землю. С лавочки под тополями за ним с изумлением наблюдали две старушки. Король поспешно шагнул в подворотню. До Солонцовского переулка можно было дойти пешком. Что за два дня мог успеть Лягушонок?
– Король, мамочка моя! Живой, чтоб ты сдох! Где загорали две сутки?! Я всю Москву зашухерил, шестерня по городу колбасой носилась! С Одессы звонят, интересуются! Монах с валокордина не слезает, нервничает! Ментовка – и та вся в расстройстве, как же – Короля без ихнего разрешения шлепнули и не доложились! Живо-ой! Ура-а-а!
Эту бурную встречу устроил Лягушонок Королю после того, как с него безжалостно было сдернуто старое одеяло. Из коридора тоненько хихикнула Мама Римская – крашеная блондинка в коротенькой ночной рубашке.
– Штаны надень, – прервал Король поток радостных Зямкиных извержений. – Рассказывай, чем пахнет.
– Хорошим дерьмом, – сознался Лягушонок, вытаскивая из-под кровати скомканные джинсы. – И не пахнет, а прямо-таки разит со свистом! Братва же думала, что тебя тоже в расход пустили, а с каких убеждений им с цыганами цапаться? Тут у меня такой хипеж стоял!
– Воры в курсе?
– В курсе и в целом сочувствуют. Только это ж наша проблема, не ихняя… Но теперь же другое дело! Ты же оживел – значит, дело на мази. Для тебя Монах все что хочешь сделает, а братве с ним ссориться – себе дороже. Сейчас я свой народ собирать начну.
– Откуда у тебя здесь люди? – Король давно собирался спросить об этом.
– Здрасьте, я ваша тетя! – оскорбился Зямка. – Ты же меня сам год назад Монаху одалживал. Ну, я времени и не терял… вставай, глиста геморройная!
На соседнем диване что-то завозилось, задвигалось, чихнуло. Из-под одеяла выползла лохматая Гришкина голова.
– Что орешь, падла? Редьку откручу! – заблажил было Голубь, но в это время увидел Короля. – Ой… Откуда?!
– С того света, – проинформировал Зямка. – Специально, чтоб тебе повестку доставить: ждут тебя там, рыбочка моя, с распростертыми объятьями! Ах, и когда же это Голубь на земле вонять перестанет и честным ворам с бодунища кровь портить? И дождемся ли мы такого светлого дня?
– Глохни, жидовская морда, – беззлобно буркнул Гришка, выуживая из-под подушки один за другим три разных носка и с удивлением разглядывая их. – Что-то вроде вчера другие были…
– Гитлер сраный! Отдай носок, руки твои загребущие! А второй где? Был вчера, такой желтый… Куда-куда мне идти?!. Мама! Король! Господи!!! Эта сучья рожа, жлоб привозный заиграл носок – и я же жид после этого! Все, Король, я хочу на пенсию!
Несмотря на словесные пикировки, «чижики» быстро привели себя в порядок. Едва успевшую умыться и одеться Маму Римскую Лягушонок немедленно отправил трудиться на пользу общества:
– Цыпка, марш на кухню, гоноши шамать. Там пузырь в валенке – тащи похмелиться, пока Гришка не нашел. Потом сгоняй на Переяславку за Гвоздем: я до него, босяка, второй день дозвониться не могу.
– Его в Лужниках видели. – Блондинка недовольно направилась к двери. – Гуляет.
– Чихать мне на его гуляния. – Сидя на полу, Зямка энергично наматывал на кулак уползающий под кровать черный провод. На другом его конце оказался телефон, и треснувший диск немедленно пришел в движение.
– Чипа, ты? И как я должен понимать? То есть как это «на хрен»? А работать кто будет? Ах, Пушкин! Ах, Александр Сергеевич! А ты в курсе, что Король прибыл и Монах про то знает? Ну, и не базарь тогда. Конечно, нужен. И не завтра, а сегодня и сейчас!
Доброе утро, Танечка! Что значит «ночь скоро»? Это кому как… Да в любое же время, зайка, хоть сегодня! Я вру? Да я у Мамы Римской уже сто лет не был! А кто там у тебя храпит, как полковая лошадь? Не Чайник? Буди давай… Леха! Какого черта, я спрашиваю, опять моя баба под тобой? На месяц отъехать нельзя! Чтоб был мне сейчас же в Солонцовском! Не твое дело, сам сволочь! Тоже мне, прервали брачную песню…
Вахтанг-джан? Мое почтение, Лягушонок беспокоит. Нет, Одесса пока стоит – я по делу. Уважаемая Русудан здорова? А дети? Сам знаю, дорогой, дико извиняюсь, но Король же приехал… Нет, вроде бы живой. Монах уже говорил… Да, сейчас. Жду.
Галина Петровна, целую ручки. Мне Сережу позовите. Да дома он, дома, вы посмотрите получше… Пузырь! Что ж ты, жаба, мне арапа заправлял?! «В Балашихе, в Балашихе»! Нет тебя там и не было! Работать не хочешь – скажи, сразу застрелю! Чтоб сейчас же в Солонцовском был!
Люсик? Целую в розовый пупочек. Я, я, кому еще… Сегодня? Нет, сегодня ну никак. Да при чем тут Танька – дела у меня… Скажи, а у тебя Гвоздь давно не появлялся? Лапочка, найди мне его до ночи. Никаких, скажи – Лягушонок зовет. Обязательно. Всенепременно. Люблю, конечно, век свободы не дождаться. И не кобель, не кобель! А ценитель прекрасного!
Тем временем Король подозвал Голубя:
– В «Ромэне» был? Рассказывай.
Из дверей театра «Ромэн» выплескивался поток зрителей – спектакль закончился несколько минут назад. Шел десятый час, но пока еще было по-летнему светло. Король, сидя на переднем сиденье Зямкиной «девятки», высматривал в толпе цыган. Их было много – красивых, шумных, громко смеющихся. Иногда попадались знакомые лица, но занятые в спектакле артисты еще не выходили.
– Сегодня сезон закрывают, – докладывал сзади Голубь. – Я, как узнал, сразу понял, что поскорей надо. Ищи потом эту красавицу с фонарями… До самого ее дома за ней шел.
– Как спектакль-то? Смотрел? – сдерживал усмешку Король.
– Хреновина какая-то, – поморщился Гришка. – Второе действие на улице в тачке просидел. Розка из «Подковы», между прочим, лучше танцует. Мы когда к ней пойдем?
– Только тебя им не хватало… Смотри лучше.
Через полчаса из-за двери служебного входа начали появляться артисты. Голубь старательно всматривался в их усталые лица. Наконец сказал:
– Вот она.
Рада Черменская вышла из театра вслед за стайкой молодых девушек, кинувшихся к тротуару ловить машину. Взглянув на нее, Король убедился: действительно красивая. Ее бледное, чуть надменное лицо с высокими скулами не портил даже налет усталости. Черные густые волосы свободно рассыпались по плечам, бежевое платье облегало стройную фигуру. В руках Рады была крохотная сумочка и огромная охапка красных роз. Мельком оглянувшись по сторонам, она направилась к стоявшим у края тротуара белым «Жигулям».
– Давай за ней, – велел Король сидевшему за рулем Лягушонку.
Рада не сразу поехала домой. Первую остановку она сделала на Тверской, у магазина, откуда вышла с двумя большими пакетами. Вторую – в Ямском переулке у ресторана «Жар-птица». Там она опустила окно, закурила и, судя по всему, приготовилась ждать. Ждать пришлось недолго – вскоре дверь ресторана открылась, и к «Жигулям» с зачехленной гитарой в руках спустился Славка Рогожин собственной персоной.
– Ах ты, сволочь… – пробормотал Король. Лягушонок и Голубь изумленно уставились на него.
– Это кто, Король?
Он не ответил, прикидывая – что же теперь делать. Было очевидно, что к Графу Рада сегодня не поедет. На этот случай у Короля был предусмотрен еще один вариант, но Славка не вписывался в него никак. Подумав, Владимир все же решил действовать по намеченному плану.
Больше «Жигули» нигде не останавливались. На заполненном машинами Садовом кольце Рада свернула в боковую улочку, въехала во двор и остановилась перед подъездом старого дома. Зямка предусмотрительно затормозил в подворотне. Двадцать минут спустя Король сказал:
– Пошли.
– И это им дверь! – шепотом возмутился Зямка на площадке третьего этажа. – Соплей вышибить! О чем народ думает, не пойму: кругом ворье такое… Ломать будем?
Поднимать шум Королю не хотелось. Подумав, он нажал кнопку звонка. За дверью долго царило безмолвие. Затем послышались тихие препирательства: «Не открывай…», «С ума сошел, а вдруг по делу?», «Ну и что?»
– Кто там? – наконец спросил недовольный голос Рады.
– Отпхан, ромны, – ответил Король. – Мандэ дуй лава [30].
Дверь приоткрылась. Вклинившись плечом в щель, Король сгреб в охапку слабо вскрикнувшую женщину. К счастью, он не забыл прихватить нож и рассчитал правильно: щелчок выскочившего лезвия напугал Раду гораздо больше, чем пистолет в руках Голубя.
– Вы кто? Боже мой!.. – женщина рванулась было, но Король поднес к ее лицу лезвие:
– Тихо. И ты не дергайся! – последнее адресовалось Рогожину. Славка, однако, не внял, и через секунду Король пожалел о том, что не взял с собой побольше людей. Подступивший было к Славке, Голубь кубарем отлетел в угол, загремела упавшая этажерка с посудой, брызнули осколки. Рогожин схватил со стола бутылку вина, вполне профессионально грохнул ее об угол и замахал получившейся «розочкой». На миг растерялся даже Лягушонок.
– Король, чего он… Кто его трогал-то?
Король не мог прийти на помощь, опасаясь выпустить Раду. К тому же совсем некстати засаднило раненое плечо. Положение становилось критическим; неизвестно, чем бы все закончилось, если бы пришедший в себя Зямка не швырнул в лицо цыгана свою куртку. На миг Славка потерял ориентировку, и этого оказалось достаточно: сзади в него бульдогом вцепился Гришка, и вдвоем с Лягушонком они сбили цыгана на пол.
– Да я тебя щас!.. Чурка сраная!
– Не бить, – велел Король. – Заберите его отсюда. Славка, без фокусов!
– Король! Сволочь, гад, убью!!! Пусти ее! Пусти! Зарежу!
После недолгой борьбы бешено вырывающегося Славку все же затолкали в кухню, и Король остался наедине с Радой. Единственным неперевернутым предметом в комнате осталась кровать. Король швырнул на нее цыганку:
– Теперь с тобой разберемся.
Рада рыдала, забившись в угол кровати. Ее волосы прилипли к мокрому лицу, шелковый халатик разошелся на груди, но она, не замечая этого, умоляюще сложила руки:
– Король, я… Я не хотела! Я не знала! Я клянусь, я не хотела… Это он все… Это Рогожин… Говорил, что Белка не знает… Говорит, что никто не знает… Клянусь, я не хотела-а-а…
Король молчал, стараясь скрыть озадаченность. Потом вдруг догадался. Рада не знала, почему они приехали, и решила, что Белка нажаловалась брату-бандиту на любовницу мужа. Что ж… Может, и вправду давно пора было это сделать. Сев рядом, он за волосы притянул Раду к себе. Спокойно сказал:
– Сейчас мордочку тебе распишу. В мелкую клетку. Чтоб в чужие дела не лезла.
– Коро-о-о-оль!!! – завопила она, тщетно силясь отвернуться от ножа. – Не надо! Подожди! Я… Ну, постой… Ну, посмотри…
Неловким, судорожным движением она раздвинула полы халатика. Вымученно улыбнулась:
– Нравлюсь? Я никому не скажу…
– Запахнись, сука, – мрачно бросил Король. – Получше видал. Говори – когда Граф последний раз был?
Рада растерянно захлопала ресницами.
– Граф?.. Не знаю такого. Кто он?
Король пожал плечами. Чуть касаясь, провел ножом по ее щеке. Показалась кровь. Царапина была небольшой, но Рада заверещала так, что зазвенели подвески на люстре:
– Не надо! Пожалуйста! Не надо!
Король был вынужден сменить руку: плечо болело все сильней, он чувствовал, что рана открылась. Стиснув зубы, он встряхнул цыганку за волосы:
– Говори!
– Но я же не знаю ничего! – заголосила Рада. – Он был неделю назад! Приносил сумку, с героином! Два дня она у меня стояла, потом забрал! Ну, что тебе еще?!
– Куда он ее унес?
– Не знаю! Он не говорит! Что я, спрашивать буду?! Он за это убить может!
– Не ори. – Король выпустил ее, и Рада снова скорчилась в углу кровати, зажав лицо руками. – Сколько ты уже с ним?
– Две недели…
– Где он обычно бывает? Куда тебя водил? Кто из цыган с ним дела имеет? Вспоминай!
Всхлипывая и дрожа, Рада начала перечислять. Король и сам не ожидал, что она так легко сдаст своего дружка. Ресторан «Прага»… Нет, там были только раз, там дорого. Больше не звал… Дискотеки «Коррида», «Золотой Пегас» – там все цыгане бывают, племянницы Графа работают в ансамбле, ничего не умеют, дурочки… ох, извини. Кафе «Латинос», там они с цыганами встречаются по делам. Да, брал ее с собой, но слушать разговор не разрешал… Роза Метелина спала с ним раньше, может, и сейчас спит, потаскушка дешевая, – ах, ты слышал… Больше ничего не знаю, – пожалуйста, не трогай лицо, я же артистка…
Ее жалобное икание наконец надоело Королю. Он убрал нож. Рада плакала навзрыд, уткнувшись лицом в колени:
– Он теперь зарежет меня… Ой, мама, мамочка – он же меня убьет…
– Трепаться не будешь – не тронет. – Король встал. Из рукава куртки капнула кровь, и он поспешно наступил на расплывшуюся по паркету красную кляксу.
– Славку мы заберем. А будешь к нему липнуть – кишки выпущу.
Беззвучно вскрикнув, Рада прижалась к стене. Король быстро вышел из комнаты.
Оказавшись на лестничной клетке, он зажал ладонью рукав кожанки, тяжело привалился к стене. Напротив стоял Рогожин, угрожающей позе которого не мешали даже висевшие на нем «чижики». Черные глаза сверлили Короля яростным взглядом.
– Спусти пар, – буркнул Король. – Цела твоя прошмандовка. Зямка, пусти его.
Лягушонок отошел. Голубя Славка оттолкнул сам и петухом подступил к Королю:
– Чего тебе надо? Чего лезешь?! Я твоих сук не считаю!
– Еще чего… Ты знаешь, что она с Графом Лугняри спит? Если ему про тебя капнут – туши свет…
– Врешь! – вскинулся Славка. Король пожал плечами. С минуту Рогожин смотрел в пол, затем шагнул к двери квартиры.
– Не лезь туда, – приказал Король.
– Тебе что?
– Не лезь туда!
– Тебе что?!
– Бубну выбью, фраер!
– Попробуй! – с готовностью развернулся Славка. Король смерил взглядом его взъерошенную фигуру. Вспомнив о болевшем плече, решил не связываться.
– В другой раз. Вали.
Рогожин, не поднимая глаз, прошел мимо.
– Здоровый, гад, – уважительно сказал вслед ему Голубь. – Думал, не удержим. Что с рукой?
Король стянул куртку, осмотрел тяжелый от крови рукав тельняшки.
– В больничку надо! – испуганно предложил Лягушонок.
– С огнестрелкой? – насмешливо переспросил Король. – Вези к Маме, пусть замотает чем-нибудь. Вечером – к Монаху.
Монах всегда считал, что московский воздух вреден для здоровья. В связи с этим трехэтажный кирпичный особняк, напоминающий замок Дракулы, был отгрохан в двадцати километрах от МКАД. Король остановил машину перед огромными раздвижными воротами, помахал знакомому охраннику:
– Колян, отпирай.
На крыльце стояла хрупкая женщина с усталым лицом. При виде Короля она всплеснула руками:
– Володенька, мальчик! Где ты был, Семен уже с ума сходит. Какие розы! Гусаришь, милый… По Москве невесть что про тебя говорят.
– Все врут, Анна Павловна, – браво заверил Король, вручая ей охапку коралловых роз. – Только прибыл в столицу – и сразу к вам…
– Да? А что с плечом? – Анна Павловна расстегнула его куртку, озабоченно дотронулась до грязноватого бинта. Король состроил кислую гримасу: стоит ли о таких пустяках…
– Все дыры собой затыкаешь. Разве можно так? Успокоиться пора бы… Тридцать пять – не восемнадцать. – Свободной от роз рукой Анна Павловна притянула Короля к себе. Сухие губы женщины запечатлели на его лбу материнский поцелуй.
– Павловна, оставь пацана в покое, – Монах стоял в дверях и широко улыбался. Желтые, косо разрезанные глаза смотрели на Короля с одобрением. Кровь Монаха была наполовину кавказской. С возрастом это проявилось со всей силой в медном цвете и ястребиных чертах лица, восточной горбинке хрящеватого носа, иссиня-черных неседеющих волосах. К своим шестидесяти годам он не вышел из формы и сухой поджарой фигурой напоминал пожилого спортсмена. Подойдя, он осторожно, чтобы не потревожить плеча, обнял Короля:
– Совсем старика забыл. Совести у вас не стало, только, когда нужно чего, являетесь. Ну, пойдем побазарим. Аня, его кормить надо!
– Вот еще… – запротестовал было Король, но Анна Павловна, с улыбкой кивнув, удалилась на кухню. Монах пропустил Короля в комнату, вошел следом, прикрыл за собой дверь.
– Ты ей про Леньку пока не рассказывай – расстроится. Потом я сам как-нибудь… Давай помянем, что ли.
На полированном столике черного дерева появилась бутылка марочного коньяка, старинные серебряные чарочки. Выпили молча. В узкое окно особняка смотрела луна, от ворот доносились сонные голоса охранников. Глядя себе под ноги, Король рассказал, как застрелили Таракана.
– Хорошим вором был… Жаль. – Монах сгорбился на низкой тахте и, казалось, даже постарел. – Супруге помочь надо будет. Ну, что я тебя учу – знаешь… Ты сам-то не женился еще?
– Упаси бог, – без улыбки сказал Король.
– Во-от! – поднял палец Монах. – А тогда меня не слушал. Цыганка твоя так и не нашлась?
– Я и не искал.
– Но хоть бы дочь пристроил! Ей небось в школу скоро, а она по вокзалам бегает. О чем думаешь, папаша? Сам, как репа на помойке, вырос, и дитё туда же?.. Вырастет – тебе спасибо не скажет. В сотый раз прошу – перебирайся в Москву. В дело возьму, долю дам хорошую – и дочка под боком будет. Ну, чего морду воротишь? Чем тебе столица не нравится? Городок вроде прибыльный…
– Вонючая твоя Москва, – отрезал Король. – В Одессе я хозяин, а здесь мы… два жида в три ряда.
Он поздно вспомнил, что фраза принадлежала Таракану, с досадой замолчал. Но Монах не заметил его замешательства:
– «Два жида» – это с тем твоим шкетом? Слушай, отдай мне его, а?
– Кого? Лягушонка? – удивился Король. – Зачем он тебе? Я сам от его трепа рехнусь скоро.