Уж замуж невтерпеж Степнова Ольга

– А видела, какие у нее сапоги?! А руки?

– Теперь это для них не главное, – вздохнула Жанна.

– Пыхтишь тут пыхтишь, – прошипела Сорокина, – а тут раз – пед, мед, муз, танц, ин. яз. – и в дамки! В драных сапогах!

– Ты не понимаешь, драные сапоги и отсутствие маникюра – это стиль.

– Не понимаю, – согласилась Сорокина, – особенно не понимаю, зачем ей работать, если она спит с Балашовым.

– Женщина, которая сидит дома, теперь никому не интересна, – опять блеснула интеллектом фигуристая Жанна.

Мне надоело слушать их болтовню, я обошла очередь и через чью-то голову протянула буфетчице деньги.

– Мне сок, курицу, салат. Еще раз курицу. Да, и булочку, три булочки. И еще сок.

Никто не возмутился моей наглостью. А во мне все выше поднимала голову любовница Балашова.

Я не справилась с едой, и остатки утащила в свой кабинет. Еще ни разу в жизни я так хорошо не проводила рабочий день. Толик, Жанна и Сорокина уехали на очередную презентацию, а я осталась дожидаться совещания у Андрона. Я уселась в кресло, сняла сапоги, вытянула ноги и заснула, закрыв глаза. Меня разбудила Деля, которая разглядывая свои туфли, пригласила в кабинет директора.

– Коллеги! – начал собрание плавный Андрон. – Наше агентство вышло на новый уровень работы. Именно нам господин Балашов заказал рекламную кампанию своих предприятий. Такого заказа у нас еще не было! Все конкуренты подохнут от зависти!

Я оказалась в компании начальников отделов, из которых знала только одного – бородатого. Я была единственной женщиной и чувствовала себя неуютно, особенно от того, что понятия не имела, кто такой Балашов и чем занимаются его предприятия. Местные новости я давно не смотрю, газет не читаю – нет времени.

Начальники загомонили, по-деловому, по-мужски, и я почувствовала себя лишней.

– Давайте распределим фронт работ, – обратился к нам Андрон. – К завтрашнему дню каждый из вас составит примерный план работы своего отдела на год и примерную смету затрат.

Все опять загалдели, теперь погромче и пооживленнее. Я растерялась – а какой я отдел? Какой фронт работ у любовницы заказчика? Но спросить не рискнула. Ни Андрон, ни начальники так ни разу и не упомянули, чем же занимается мой возлюбленный. Они умудрялись говорить абстрактно и неконкретно. Я всегда хотела научиться так говорить.

– И последнее! – воскликнул радостный Андрон. – Госпожа Булгакова с помощью нашего агентства и непосредственно с помощью госпожи Ба... Лорочки тоже заимела в лице Балашова постоянного клиента. Для своих магазинов, ресторанов, кафе он все кондитерские изделия будет заказывать на фабрике «Кондитер». Первый его заказ – огромная партия конфет «Белая ночь». И заслуга в этом нашей Лорочки!

Он жестом экскурсовода указал на меня. Я спрятала руки, но потом передумала – стиль так стиль.

– Госпожа Булгакова решила сделать Балашову новогодний подарок – большой фирменный торт от фабрики «Кондитер». Мы с нашей стороны тоже должны сделать какой-нибудь подарок. Думайте, господа, какой! Завтра в это же время соберемся у меня и каждый озвучит свою идею. И помните, оригинальная идея – не значит затратная. Думайте, господа!

Господа закивали и начали расходиться. Ушла и я. Остаток рабочего дня я провела в безделье. Я выспалась в кресле, доела остатки обеда и отказалась от четвертой порции кофе, которую принесла мне Ирина. Потом меня осенила идея побегать по близлежащим магазинам – деньги просто жгли карман. Вряд ли кто-нибудь сделает замечание любовнице Балашова, что она отлучается в разгар рабочего дня.

В магазине я поняла, что сумма, которой я располагаю, не такая уж и большая. Если купить себе сапоги, то на неделю придется забыть про буфет. Если купить Ваське дубленку, то про обеды придется забыть до конца месяца. В аптеке я хотела взять новый тонометр для Ивы, но почему-то взяла ей дорогущие витамины для поддержания женской молодости и красоты. Ваське я решила взять новые зимние ботинки, но в последний момент передумала, помчалась в отдел игрушек и купила приставку «Дэнди». Электронные игрушки – это второй его бзик после собаки.

Себе я купила тушь. В два раза дороже той, которую хотела.

Я вернулась на работу, и под раскидистой пальмой прогоняла на компьютере игрушки до вечера. Теперь агентству от меня нужна идея новогоднего подарка для Балашова. Оригинальная, но не затратная. Я так привыкла к тяжелому физическому труду, что понятие «идея» никак не ассоциировалось у меня с работой. Работа – это мыть, стирать, пылесосить, скакать зайцем, таскать тяжести, а идея – да я за минуту выдам сто идей. Оригинальных и незатратных. Поэтому подумаю об этом с утра. Или нет – ближе к обеду. А лучше – минут за десять до совещания.

Впервые за долгое время в конце рабочего дня я не понеслась в фитнес-клуб, а пошла. Я даже попыталась насладиться погодой: было довольно тепло, безветренно, снег красиво и долго кружился в воздухе, прежде чем лечь на землю. Если бы на мне была шуба, а не стеганый пуховик, снежинки бы, цепляясь за мех, долго не таяли. А к пуховику они прилипали и быстро как мираж исчезали, я не успевала их рассмотреть. Вдруг рядом со мной притормозила машина.

– Любим пешие прогулки? – опустив стекло, с пассажирского сиденья поинтересовался Андрон.

– Не знаю, не пробовала, – ляпнула я.

– Все шутите, – засмеялся шеф. – Вас подвезти?

Я кивнула. Меня еще ни разу в жизни не подвозил директор. В салоне пахло дорогим парфюмом, жвачкой и дамским алкоголем. Я назвала шоферу адрес фитнес-клуба.

– Понимаю, понимаю, – с доверительностью давней подруги сказал Андрон, – поддерживаете хорошую форму. Отличный клуб, дорогой!

– Киселева, опять опоздала! – заорала Люба издалека.

Я посмотрела на часы, до начала тренировки оставалось полчаса.

– Смени пластинку, – неожиданно для самой себя ответила я Любе. У Любы отвисла челюсть, но меня понесло:

– Если тебе что-то не нравится, я увольняюсь. Я задолбалась нестись сюда через весь город и слушать, как тебя заело. Я легко проживу без твоих денег, у меня новая работа и новые обстоятельства.

Люба подтянула челюсть в исходное положение и скептически осмотрела меня с ног до головы. Ухмылкой она дала мне понять, что, может, работа у меня и новая, но обстоятельства старые.

– И чего это тебя прорвало? – довольно мирно спросила она. – Нашла богатого папика? Так приоденься сначала, отожрись, подкопи, а потом работу бросай. Иди, переодевайся.

Я опустила голову и поплелась в тренерскую. Она права, веду себя как... любовница Балашова.

Когда я вошла в зал, Зоя Артуровна уже стояла на весах и хмурилась.

– Представляете, Лорочка! Кажется, эти весы сломались. Я не могла за полдня прибавить полкило. Ведь не могла?!

– Не фиг делать, – сказала Аня с велотренажера. – Я один раз за полдня прибавила два кило. И ведь ничего не ела, только семечки щелкала.

– Ой, – всполошилась Зоя, – и я щелкала! Но ведь семечки – это не еда! Я ими голод заглушаю!

– Не еда, – согласилась Аня, – а в чистом виде подсолнечное масло.

– Мас-ло! – эхом ахнула Зоя и безумным взором уставилась на табло весов.

– Зоя Артуровна, сколько времени вы стоите на весах? – спросила я ее.

– Минуту, – прошептала Зоя.

– Пять, – поправила Аня.

– Если бы вы все это время не рассматривали стрелки, а посетили вон ту беговую дорожку, толку было бы больше.

– Мас-ло! – Зоя слезла с весов и посеменила к дорожке.

– И вообще! – гаркнула я, насколько могла гаркнуть своим колоротурным сопрано. – Девочки! С завтрашнего дня я распоряжусь, чтобы весы из зала убрали! Мне плевать на граммы, которые вы то теряете, то прибавляете. Тут не женская консультация, а вы не беременные. Здесь тренажерный зал и мы будем потеть до седьмого пота, а не прохлаждаться на весах! Начали!

Все уставились на меня так, будто я скинула с себя лягушачью шкуру и стала царевной. Только Зоя Артуровна, вперив бессмысленный взор в пространство, прошептала:

– Мас-ло!!!

После тренировки я отозвала Аню в сторонку:

– Зайдите ко мне, Аня. Меня гложет женское любопытство.

Было два обстоятельства, из-за которых я не удержалась заманить Аню в тренерскую: первое – Аня была большой сплетницей, а так как нигде не работала, то знание «где, кто, как, и с кем» сделала своей профессией; второе – она была женой владельца автобарахолки и имела доступ к кругам, которые, в которых...

– Аня, – набрав побольше воздуха в грудь, сказала я. – Аня, кто такой Балашов?

– Ой! – вскрикнула Аня. – Ярик, что ли?

– Ну, Ярик, – согласилась я, хотя понятия не имела, что такое Ярик – кличка, фирма, или код.

Задохнувшись от счастья, что можно посплетничать с новым человеком, она смогла выдать только телеграфный текст:

– Рестораны, компьютеры, мебель, бензин. Кирка, сучка, с Ворониным, с Камхой, с Петерсоном, и кажется с художником Кирьяновым, но не точно.

...Ночь, улица, фонарь, аптека. Из этих сведений картину можно составить, какую заблагорассудиться, но меня это не устраивало.

– Мне бы попонятней, – попросила я Аню. – Он что – гей? И с Ворониным, и с Камхой, и с Петерсоном, и даже, кажется с художником Касьяновым...

– Нет, он не гей, – захихикала Аня. – Это Кирка его гей.

– А Кирка это ...

– Ярика жена! – возмутилась Аня так, будто я забыла имя президента.

– А, ну да... А Балашов что?..

– Что Балашов? Работает, тусовки ненавидит, дочку обожает. А дочку Кирка нагуляла.

– Бедный Ярик! – вырвалось у меня.

– Он не бедный, – возразила буквальная Аня. – Он богатый. У него дом в поселке Солнечном, дом в Англии, квартиры в Москве, Париже, и такой счет в швейцарском банке, что он не бедный, Ярик!

– А любовница у него есть? – задала я самый животрепещущий вопрос.

– Если и есть, то об этом никому не известно, – на удивление лаконично ответила Аня.

– А лет ему сколько?

– Много, – вздохнула Аня.

Я кивнула. Похоже, это было все, что можно вытрясти из жены владельца автобарахолки.

По дороге домой я купила елку. В два раза дороже той, которую хотела купить и в два раза красивей. Испугавшись такого поступка, я решила не идти в магазин за продуктами, оправдывая себя тем, что с елкой в магазин не пустят. Будем есть, что есть.

Я еле впихнулась с пушистой елью в лифт, но туда втиснулась еще и соседка Людка. Она почему-то не нажала кнопку своего этажа, а поехала со мной на этаж выше, стойко переживая неудобства от впившихся ей в лицо зеленых иголок.

– Ты разбогатела? – спросила Людка, блестя темными глазами из-за веток.

– Почему? – удивилась я.

– Такие елки стоят всю мою зарплату!

– Это нам на работе выдают, – отовралась я, подавляя соблазн сообщить ей, что просто я теперь любовница Балашова.

– А где ты теперь работаешь? – не унималась Людка.

– Твой этаж ниже, – я вышла из лифта.

Дома царил разгром.

– Ма, – высунул Васька из-за двери шкодливую физиономию. – Я сейчас все объясню. Ура, елка! – заорал он, забыв обо всем.

Я огляделась. На полу, на стенах, на потолке, на столе и на диване лежали хлопья густой белой массы.

– Это что? – заорала я.

– Ма, я сейчас все объясню. Пришел Ванька...

Худшего начала объяснения быть не могло.

– И мы стали делать новогоднюю газету. Нам в школе поручили. И...

– И?

– Клея дома не оказалось. То есть вообще ничего клеящего. А нам картинки надо клеить. И тут Ванька придумал...

После словосочетания «пришел Ванька» самым страшным было «Ванька придумал».

– Ну?

Васька часто и испуганно заморгал. Когда я начинаю разговаривать предлогами и союзами, он меня жутко боится. Правда, у Васьки есть одна особенность: он никогда не врет. Ему в голову не приходит рассказать о ситуации так, чтобы выгородить себя.

– Ну?

– Ванька сказал, будто мама ему рассказывала, что раньше, когда в магазинах совсем ничего не было – даже клея, люди варили клейстер.

Я пальцем потрогала белые комки на подушке. Да, кажется, это крахмал.

– Ну, мы и сварили кастрюльку. Не рассчитали, он немножко убежал.

– На потолок и на диван?

– Нет, Ванька сказал, что раньше, когда в магазинах ничего не было, даже игрушек, дети кидались клейстером...

Я открыла шкаф, нашла там широкий ремень и побежала за Васькой.

– Ма, ты че, отдохнула? – закричал Васька, увертываясь от ремня. – Ма, если ты не будешь драться, я дальше расскажу, это еще не все.

Я отбросила ремень и уселась в кресло. Ваську все равно не догнать, пусть лучше расскажет.

– Клея было очень много, – затараторил Васька, соблюдая безопасную дистанцию. – Ванька сказал, что его нельзя в унитаз. Он сказал, что когда его мама была маленькая и в магазинах совсем ничего ...

– Заткнись! Продолжай.

– Клейстер выбрасывали в форточку.

Я подскочила с кресла.

– На кухне? – с надеждой спросила я.

Окно в кухне выходило на газон.

– Нет, в моей комнате, – потупился Васька.

– В кого ты попал?!

– В бабу Зину.

Худшей мишени представить было нельзя. Баба Зина умудрялась поскандалить, даже если я любезно придерживала подъездную дверь, чтобы пропустить ее вперед.

– Она что, увидела, откуда ей прилетело?

– Догадалась.

«Конечно, она догадалась, а ты не умеешь врать», – подумала я.

– Ма, я сейчас все отмою.

– А баба Зина? Будешь стирать ей пальто?

– Нет, – вздохнул Васька. – Ей нужно новое.

Понятно, еще одна претендентка на Ивино пальто, наверное, давно присмотрела, а тут такой случай подвернулся.

– Ма, ты зарплату получила?! Там из сумки «Дэнди» торчит! Говорила, мне нужны новые ботинки, а купила «Дэнди»! Хочешь, я всю квартиру перемою и все белье перестираю?!

– Не хочу. Ты сломаешь, затопишь, спалишь, забудешь, не хочу...

– Я запишу, ма!

Я пошла к Иве. Мама рассматривала себя в маленькое зеркальце.

– Флюра ушла сегодня пораньше, – грустно сообщила она мне. – У них там какое-то собрание, у беженцев. Они требуют у властей улучшения жилищных условий. Лорка, что у нас на ужин?

– Понятия не имею, – пробурчала я. – Не успела зайти в магазин за продуктами.

– Так дело пойдет, – хихикнула Ива, – придется мне вставать и ковылять на кухню, чтобы приготовить жрать. Чистить картошку, резать капусту, варить суп. Ты отвратительная хозяйка, Лорка! Я бы все успевала на твоем месте!

– С удовольствием уступлю тебе свое место!

– Лорка! – подозрительно посмотрела на меня Ива. – Ты завела мужика?

Я не сказала ни «да», ни «нет». Я промолчала. Но Ива даже конкретные ответы понимает так, как ей хочется, а уж молчание...

– Молодец, Лорка! Интересно, кто на тебя польстился?

– А что, на меня нельзя польститься?

– Трудно, – призналась Ива. – Ты похожа на бурлака на Волге. Помнишь, у Репина – группа изможденных людей тянут на веревках то ли баржу, то ли пароход? Глядя на них, думать о сексе не хочется. Слушай, притащи мне соленый помидор, что-то потянуло...

Я пошла за помидором, но вернулась.

– А ты часто думаешь о сексе?

– Думаю, – вздохнула Ива. – И мне снятся эротические сны.

Я вспомнила длинноносого.

– И мне снятся, – призналась я, но Иве это было неинтересно.

– Но помидор не имеет к этому никакого отношения, – закончила она свою мысль. – И вообще, уже не хочу помидор, тащи яблоко!

– Нет уж! Получишь помидор, – зло сказала я ей и пошла за яблоком.

На кухне толкался Вадик, вид у него был растерянный.

– А сыра нет? – спросил он.

– Нет.

– А масла нет?

– Нет.

– А макарон?

– Я не успела сходить за продуктами.

– А можно яблоко? Одно?

Для Вадика на фрукты был наложен запрет. Фрукты я покупала только для Васьки и Ивы.

– Нет, Вадик, нельзя. Почему бы тебе самому не сходить за продуктами?

– Мне? – взвился Вадик. – Ты опять попрекаешь меня деньгами? Едой? Ты отказываешься понять, что есть вещи не только насущные и материальные?! Я работаю на перспективу, я работаю для человечества.

– А я работаю для семьи. Кстати, где ты берешь деньги на алкоголь?

– Ты хочешь сказать, что я алкоголик? – сильно оскорбился Вадик.

– Я хочу сказать, где ты берешь деньги?

– Я все отдам до копейки!

– Кому?

– Иве, конечно! Она иногда мне занимает. Что можно съесть? Здесь нет даже хлеба!

– Мы ужинаем солеными помидорами, – заявила я, зная, что Вадик терпеть не может соленые помидоры.

Он уставился на меня диковатыми глазами, и я все-таки пожалела его – отдала яблоко. В дверь позвонили. Прибежал Васька с тряпкой в руке и зашептал:

– Баба Зина пришла за новым пальто!

Я выхватила из сумки кошелек и открыла дверь.

– Твой выродок... – баба Зина ткнула мне в нос старое плюшевое пальто с белыми разводами от плеча до пояса.

– Хватит? – я сунула ей под нос три тысячерублевые купюры. Ее кацевайка не стоила и половины.

Баба Зина вцепилась толстыми пальцами в деньги и молчала. Я добавила еще пятьсот и закрыла дверь.

– Фу ты, ну ты! – крикнула бабка. – А все нищую изображает! Небось, прости господи работаешь, раз деньгами швыряешься. Могла бы мне мамашкино пальтецо отдать, ей все равно без надобности!

Зря я ей добавила, но не отбирать же.

– Ма, я все отмыл, можно «Дэнди»?

– Я все отдам, до яблочка, – жужжал на кухне Вадик.

– Ма, давай ставить елку, до Нового года всего три дня!

Я отнесла Иве яблоко.

– Я хотела помидор, – заявила она.

– Ну и хоти себе потихонечку! – посоветовала я ей.

– Я так и знала, что если я заболею ... – засмеялась мама.

Я пошла в комнату к Вадику. Он лежал на диване и грыз яблоко.

– Я с тобой развожусь! – сказала я ему.

– Ты со мной что? – не понял он.

– Развод, понимаешь? – я жестами попыталась помочь ему понять смысл сказанного.

– А почему? – очень удивился Вадик.

– Я люблю другого человека, – вдруг ляпнула я.

– Ты... что?

– Мужика себе нашла! – заорала я.

– И кто же на тебя польстился? – прошептал Вадик и схватился за сердце с правой стороны.

Я взяла его руку и переложила на левую сторону груди.

– Не трогай меня, шлюха! – завизжал Вадик.

Я засмеялась.

– Ура! Я шлюха.

– Нашла денежный мешок? – попытался усмехнуться Вадик.

– Нашла, – согласилась я.

– Ёлки, игрушки, а дома пожрать нечего! Ну и встречайся с этим мешком, а зачем развод-то? – вдруг почти ласково спросил муж.

– Я знала, что живу с уродом, но что с подлецом!

– Лорик! Мы современные люди.

– Я знаю, тебе некуда уйти, но я готова даже разменять эту квартиру, лишь бы не видеть вечно помятого тебя на этом вечно разобранном диване. Тебе придется устроиться на работу, потому что ты не сможешь лазить в мой холодильник и тягать оттуда плавленые сырки. Тебе придется работать! И не для человечества, а для себя.

– Ты хочешь сказать, что я алкоголик, который нигде не работает? – опять взвился Вадик, но тут же сбавил обороты. – Лорик, нужно подождать совсем немного, я запатентую свои открытия, я прославлюсь, я получу огромные деньги. Если ты решила с кем-то встречаться, пожалуйста! Я человек широких взглядов. Но зачем развод?

Я задыхалась в этой грязной комнате и нужно было побыстрей закончить этот грязный разговор.

– Я устала. Я жить хочу, а не лямку тянуть. Я не умею радоваться. Даже Ива умеет. Я больше не хочу быть трусливой, слабой дурой.

Зачем я это ему сказала? Если уж была потребность высказаться, то исполнила бы монолог перед Ивой. Она бы сказала: «Молодец, Лорка!» И мне стало бы легче, потому что от Ивы похвалы не дождешься.

Но этим день не закончился. Как только я, коснувшись подушки, уснула, дверь моей комнаты открылась, и ввалился абсолютно пьяный Вадик.

– Лорик! – еле ворочая языком, сказал он. – Я вспомнил! Последнее время я уделял тебе мало внимания как женщине.

Он вдруг плашмя упал на меня и засучил руками и ногами, будто пытался научиться плавать.

– Лорик! – зашептал он, воняя дешевым пойлом. – Лорик! Наши чувства не остыли! Я виноват, что забыл о су-упжеском долге, но у меня счас все получится, должно получиться. А вообще, мы можем жить втроем с этим твоим... денежным мешком. Я человек широких взглядов.

Несмотря на то, что Вадик очень мало ел, он оказался невероятно тяжелым. Как ни пыталась, я не смогла его скинуть с себя, щипки и укусы на него не действовали. Он то ли принимал их за проявления страсти, то ли просто не чувствовал.

– Счас, Лорик, счас. Я научу тебя радоваться. У меня должно получиться.

Меня тошнило от его несвежего дыхания, и я совсем потеряла надежду отбиться. Орать я боялась: испугаю и Иву и Ваську.