Блондинка в Монпелье Левитина Наталия
Кристина, не утруждая себя изысканным произношением, скомандовала ему принести три комплексных обеда по пятнадцать евро. Я видела, как вытянулось лицо дочери: корявая и безграмотная речь моей однокурсницы резала ей слух. Натка-то целый год оттачивала произношение с помощью профессора из Сен-Мало, занимаясь по скайпу. А Кристина не парилась, она выучила пять глаголов, три местоимения – и вперёд, на мины, ни капли не сомневаясь в том, что великолепно владеет французским…
– Мама, но ведь она издевается над языком! – возмутилась Натка в понедельник, после того, как в первый раз услышала Кристинины перлы.
– Да ладно! Как смогла, так и выучила. Ей нужно с женихом прийти к консенсусу. Было бы затруднительно это сделать, не владея языком. Кристину Эдуардовну похвалить надо, а не ругать.
– Мама, а знаешь ли ты, что сказал Анатоль Франс о французском языке?
– Да зачем мне…
– Нет, ты послушай, – перебила дочь. – Цитирую близко к тексту: «Французская речь – это женщина столь прекрасная и гордая, скромная и изысканная, мудрая и легкомысленная, что, влюбившись в неё всем сердцем, уже никогда ей не изменишь».
– Эка завернул!
– Как-то так.
– Флаг ему в руки.
– Мама! – вздохнула дочь. – Анатоль Франс, вообще-то, нобелевский лауреат, а его произведения относятся к сокровищам французской литературы!
Вот. Моя дочь не только вежливая, но и очень образованная.
Горжусь!
Пусть дочь и возмущалась лингвистической нахрапистостью Кристины, а мне однокурсница нравилась всё больше и больше. В мединституте мы особо не дружили. Не каждому удастся проломить мою броню закоренелого мизантропа. В целом, я не очень-то хорошо отношусь к людям. Злая и вредная. Но радостное и позитивное отношение Кристины к жизни мне импонировало, а её компания доставляла удовольствие…
Итак, мы наконец сделали заказ.
Официант сразу принёс приборы, а также графин воды и корзину с багетами и булками. Дочь тут же выхватила из корзинки хрустящий батон и, урча, как голодная кошка, впилась в него зубами.
– Бедная малышка, совсем заучилась! Так, сейчас мы посмотрим, что вкладывают французы в понятие «комплексный обед», – сказала Кристина.
Как выяснилось – очень многое!
Сначала нам принесли по огромной тарелке салата из зелени, оранжевой дыни, пармской ветчины, шариков моцареллы и помидорок-черри, нанизанных на шпажку в виде шашлычков.
Покончив с салатом, мы отвалились от стола, как три сытых саранчи, слопавших гектар посевов. Но это было только начало. Официант уже спешил в нашу сторону с новым грузом. Теперь каждой голодающей русской даме досталось блюдо с гигантской отбивной, источающей сок и аромат. К мясу прилагались золотистые горошины картофеля и ещё один салат – теперь уже из баклажанов со сладким перцем.
– В меня столько не влезет! – взмолилась Натка.
– Трескай, поправляйся, – приказала Кристина.
На десерт коварный юноша притаранил подносы с кофе, мороженым, шоколадным пирожным и суфле из манго. Каждой из нас! А ведь мы уже не могли дышать.
– Не понимаю, как француженкам удаётся сберечь фигуру! – в отчаянии воскликнула Кристина.
– Всё, я побежала на занятия! – Натка поднялась из-за стола. – Мам, не забудь оставить чаевые официанту, он так старался.
– И глаз с тебя не сводил, – хмыкнула я.
– Ещё бы, – заметила Кристина. – Такая прелестная блондинка. И сразу видно – девочка из России. Русская – значит красивая!
– Ой, Кристина Эдуардовна, вы совсем меня захвалили, – зарделась Натка и гордо отбросила за спину светлые волосы. – Ладно, гуд-бай!
– Не гуд-бай, а оревуар, – строго поправила Кристина. – Беги, крошка, беги. Какая ты счастливая, – повернулась она ко мне. – У тебя доченька.
Глава 4
Отпуск ещё не закончился
Мы с Наткой ошиблись. Даже представить не могли, что в июне на берегу Средиземного моря можно замёрзнуть. Я думала, мы будем изнемогать от жары и наши единственные тёплые вещи – мой кардиган и Наткина джинсовая куртка – так и пролежат в чемодане.
В первый же день, встретив парочку негров в пуховиках (правда, на ногах у них всё же были резиновые сланцы), мы осознали глубину нашего заблуждения. Да, солнце палило вовсю, однако с моря постоянно дул холодный бриз.
Требовалось пополнить дочкин гардероб, ведь она должна была остаться в Монпелье до конца месяца. Вооружённая только короткими платьицами, крошечными шортами и топиками, она точно околеет от холода. Замёрзнуть под пальмами – это парадокс!..
Ребёнок воспринял идею с энтузиазмом, но пожертвовать занятием ради беготни по магазинам не согласился:
– Мам, ну ты это… Сама давай. У тебя отличный вкус.
– Ах, как же это здорово! – прокомментировала Кристина. – Услышать от шестнадцатилетней дочери: «У тебя отличный вкус»! Ленка, твоя жизнь, определённо, удалась…
В среду мы с прекрасной искательницей гармонии оставили «Ситроен» в районе парка Променад дю Пейру.
– Вполне бы доехали на чудесном трамвайчике, – бухтела Кристина, пока я искала место для парковки. Вдоль тротуаров всё было настолько плотно заставлено автомобилями, что между бамперами соседних машин не протиснулся бы и комар.
Да, трамваи Монпелье заслуживали целой поэмы. Ярко раскрашенные, они радовали глаз и оживляли улицы. Каждая линия имела свой фирменный стиль. Натка добиралась до школы на трамвае, разрисованном крупными красно-жёлтыми цветами, или на синем с белыми голубями, похожими на звёзды в вечернем небе, или на фиолетево-зелёном, с морскими мотивами…
– И зачем ты арендовала машину? – удивилась Кристина.
– Я привыкла всегда быть на колёсах. А что? Заплатила каких-то триста евро – и вуаля! Целую неделю в моём распоряжении отличный, застрахованный по самое не хочу, автомобиль. К тому же мы с Наткой планируем съездить в Камарг.
– Куда?
– В Камарг. Это национальный парк, расположенный неподалёку. Там водятся розовые фламинго, чёрные быки и белые лошади. Натка прожужжала мне все уши про этот заповедник. Быков она, что ли, не видела?
– Триста евро для тебя не деньги, – сделала вывод Кристина.
– Нет, не деньги, – призналась я. – Особенно, если речь идёт о моём комфорте.
– Крутая ты, Ленка, стала. А в институтской столовке, помнишь, прикидывала: брать второе или обойтись супчиком?
– Помню! – засмеялась я. – Точно! Так оно и было. Каждую копеечку считала, на еде экономила. Весёлые были времена. Выкручивалась, как могла. Жила на стипендию да по квартирам бегала – уколы делала и капельницы ставила. Родители мне особо не помогали, они и сами бедно жили.
– Зато сейчас ты вся в шоколаде.
– Однозначно. Но поверь мне, Кристиночка, каждый миллиграмм этого шоколада я оплатила кровью и потом. Когда другие люди отдыхают, когда у них, например, наступает вечер пятницы, или выходные, или отпуск, я продолжаю вкалывать, как папа Карло. Никогда не останавливаюсь.
– Но сюда же ты приехала? Отдохнуть?
– Эту неделю я буквально выгрызла зубами из моего расписания. Спасибо Натке, уговорила, уломала. Я даже не припомню, когда я куда-нибудь ездила просто так, а не по делам.
– Скажи, тогда в институте ты дружила с Игорем. Причём, насколько я помню, у него была девушка, а у тебя – парень. Но вашей дружбе это не мешало.
– Игорь, – вздохнула я. – Да. Было дело.
– И что? Где он сейчас?
– Именно с Игорем мы и затеяли общий бизнес, когда осознали, что врачи из нас получились хреновые. Открыли фирму, стали торговать медицинским оборудованием…
Я нахмурилась. Воспоминания о друге будили двойственные чувства. С одной стороны, пятнадцать лет дружбы, словно годы долгого и счастливого брака, из жизни не вычеркнешь. Сколько хороших моментов сохранилось в памяти – то, как мы подписали первый крупный контракт, то, как переехали в новый офис, как проводили «мозговой штурм», как поддерживали друг друга и пили шампанское, празднуя победы…
Да, мне есть, что вспомнить… Но два года назад наша дружба лопнула, как мыльный пузырь. Потому что Игорь ужасно меня подставил…/p>
– О, нам туда! – кивнула Кристина в сторону красивой арки.
И мы совершили головокружительный марш-бросок по улице Фош, грабя фешенебельные магазины.
Конечно, мы с Кристиной были в неравных финансовых условиях. Не зря она уточнила, является ли для меня сумма в триста евро значительной. Приятельница тратила то, что ей удалось сэкономить за несколько месяцев в преддверии поездки. С зарплатой врача особо не разгуляешься, сама знаю, ведь работала в поликлинике. С тех пор ничего не изменилось – как были рядовые медики нищими, так и остались…
Вчера вечером, когда мы ужинали в саду, завязался разговор на экономические темы. Было интересно сравнить жизнь в двух странах, узнать, кто сколько платит за жильё, за коммунальные услуги, ужасны ли налоги. Виржини подробно расписала свой бюджет, а потом поинтересовалась, сколько получает Кристина.
– Приблизительно… Триста пятьдесят евро, – подсчитала в уме приятельница.
– Это в неделю? Так мало?! – изумилась Виржини.
– Нет, что вы, в месяц!
…Поэтому Кристина в магазинах особо не буйствовала, вещи выбирала придирчиво. А я вовсю дербанила карточку, привязанную к банковскому счёту моей фирмы «Современные медтехнологии» и потому практически бездонную. Кристина купила два платья, я – целый ворох одежды для Натки. Но и себя, конечно, не обидела.
Улицу Фош украшала очаровательная Триумфальная арочка – копия той, что высится на площади Этуаль в Париже, только в два раза меньше. Мы миновали арку несколько раз, пока метались по магазинам, и рассмотрели её со всех сторон. В конце концов вернулись на Променад дю Пейру, купив по дороге половинку испанского арбуза.
Пикник на скамейке в прохладе под сенью деревьев был чудесен. Мы ковыряли сладкий арбуз пластмассовыми ножами и вилками. Морской бриз трепал наши волосы, холодил плечи. Огненный шар солнца перекатывался над кронами деревьев, сверкая сквозь листву короткими вспышками.
– Ты заметила, сколько старушек в дорогих магазинах? – спросила Кристина.
– Насколько я поняла, они тут главные покупательницы. Продавщицы танцуют вокруг них канкан, пока те выбирают маечки со стразами или мини-платья на бретельках. Ни в чём себе не отказывают.
– Почему-то молодёжи в бутиках не встретишь.
– Мне кажется, здесь, во Франции, молодёжь – самая бедная часть населения. А дамы элегантного возраста могут себе позволить одежду подороже. Наверное, у них пенсии, накопления, акции, страховки. Посмотри на мадам Ларок. Наша Виржини наверняка тоже постоянно пасётся в «дольче-габбана» и «версаче».
– У нас всё наоборот.
– А как выглядят эти французские бабули! Они меня поражают, – призналась я. – Издалека и не поймёшь, что перед тобой давно уже не девочка. И даже не тётенька.
– Вот-вот, смотри, – прошипела Кристина, кося глазами в сторону двух подобных экземпляров.
Я осторожно повернула голову вправо и увидела двух девушек. Нет, серьёзно, а как ещё назвать стройных мадемуазель на высоченных шпильках, в мини-юбках и открытых маечках? У одной был иссиня-чёрный «конский хвост» до талии, у другой – эффектное «каре». Плюс масса украшений – браслеты, кольца, серьги… И только на близком расстоянии становилось ясно – «девушкам» давно за семьдесят!
Барышни хохотали и переговаривались о чём-то, сияя белоснежными зубами. Лица у них были загорелыми и морщинистыми.
Они и нас одарили радостными улыбками:
– Бонжур! Бон аппети!
– Бонжур! Мерси, – лихо ответила я по-французски.
– Я сейчас сфоткаю их, – шепнула Кристина, шаря в сумке.
– Перестань, неудобно, – сказала я и помахала «девчатам» рукой.
Мы доковыряли арбуз, превратив его в полусферу, похожую на каску пехотинца, и выкинули в мусорку.
Глава 5
Безумная новость
И вот, перебирая воспоминания, словно хрустальные чётки, я мысленно добралась до четверга, до той границы, откуда начиналось полное забвение…
День стартовал прекрасно, как и все остальные, было солнечно и прохладно. Как говорится, ничто не предвещало. Я приготовилась с восторгом отдаться ещё одному волшебному дню, но никак не могла запретить себе думать о работе. Совершила ритуальный обзвон – Тане, секретарше Вике, главному бухгалтеру, в отдел продаж. Все удивлялись не тому, что я контролирую их даже из Франции, а почему не звоню каждые двадцать минут.
– Бьёшь себя по рукам? – догадалась Татьяна, совладелец компании.
– Елена Владимировна, вы что, телефон вчера в море утопили? – нервно спросила Вика. – Я жду-жду, а вы всё не звоните! Пожалуйста, у меня опять накопилась бездна вопросов. Спросить, как вы понимаете, не у кого. Потому что Татьяна Николаевна вообще ни в чём не разбирается! – сдавленно прошипела она…
В четыре часа я бросила арендованный «Ситроен» на одной из улочек с булыжной мостовой в районе площади Комедии – главной площади города, где перед Оперным театром красовался заросший зеленью фонтан Трёх граций. Прогулялась по центру, заполненному толпами весёлой молодёжи, не спеша добралась до площади Жана Жореса. Там, под большими навесами, шумели уличные кафе. Туристы и студенты в атмосфере всеобщей расслабленности и легкомыслия потягивали напитки и вели бесконечные беседы, в то время как между столиками ловко маневрировали официанты. На тротуаре стояли громоздкие чёрные доски-треноги, исписанные мелом, или изящные пюпитры с меню. Гул голосов и звяканье приборов, звон посуды и смех висели над площадью, словно густое марево.
Я сидела за столиком, наблюдала за бесконечным перемещением народа, а в голове, сцепившись зубчиками, работали шестерёнки: главный бухгалтер подбросила проблему. Ощущение праздничной беззаботности как рукой сняло…
Мы договорились с Наткой, что перекусим в кафе после занятий, а потом придумаем себе какое-нибудь развлечение.
Я издали увидела мою крошку – она шла в толпе друзей и, очевидно, являлась эпицентром их маленькой компании. Лица немок были обращены в сторону дочери, высокий бразилец шёл, склонившись к её плечу, и что-то рассказывал, а черноглазая венесуэлка держала Натку за руку.
Поднявшись из-за стола, я помахала ребятам, чтобы привлечь внимание дочери. Вскоре она попрощалась с одноклассниками и подошла ко мне.
– Ты сегодня обедала?
– О, да! Слопала сэндвич из багета.
– Где взяла?
– Купила!
– Да неужто? – удивилась я.
Бесконечные лотки и витрины с едой являлись неотъемлемым атрибутом пешеходных улиц города. Отрытые магазинчики под зелёными и красными балдахинами соблазняли прохожих бриошами, круассанами, пончиками, миндальными пирожными «macarons» всех цветов радуги и живописными сэндвичами из разрезанных багетов с начинкой из салата, ветчины, козьего сыра и так далее.
Но дочь если и делала поползновения в сторону соблазнительной уличной еды, то лишь мысленно. И дело было не только в желании сохранить фигуру…
Помню, как-то в Париже мы с ней решили перекусить на скорую руку между двумя экскурсиями. В районе метро Бланш, рядом со знаменитым кабаре «Мулен Руж», подстёгиваемые голодом, сгоряча заскочили в палатку, где смуглый араб жарил «les crpes» – огромные блины диаметром в полметра. Нафаршировав, он сворачивал их треугольником.
– Jambon et fromage, s’il vous plat, monsieur, – заказала Натка и тут же перевела мне: – Возьму с ветчиной и сыром.
– Отлично. И мне то же самое! Скажи ему.
Араб тем временем приступил к манипуляциям: щедро навалил резаной ветчины на распятый на плите солнечный блин, подхватил из контейнера горсть тёртого сыра… Мы с дочкой впали в оцепенение, не в силах отвести взгляда от его тёмных пальцев с серыми ногтями… Он и не подумал надеть одноразовые перчатки!
Как можно?!
У Натки, вероятно, остановилось сердце. Потрясённый до глубины души ребёнок, не дыша, следил за движениями повара. Вот он, бросив на нас маслянистый взгляд, добавил начинки, типа, «для красивых девушек ничего не жалко!». Одновременно принял мелочь – семь евро монетами – и бросил в ящик кассы. Почесал затылок, потом висок, вытер руки о замызганный передник…И в конце концов вручил нам по увесистому горячему конусу, завёрнутому в салфеки.
– Я это есть не буду, – прошептала дочь.
Мы удалились на пять метров от палатки и отдали добычу бездомному, клошару. Они в этом районе встречались в избытке…
Насколько я поняла, и здесь, в южном средиземноморском городке, царили столичные нравы: продавцы подавали покупателям бриоши и багеты голыми руками. Нам с Наткой это казалось дикостью. Представляю, какой бы поднялся гвалт, если бы такой фокус попыталась проделать продавщица у нас в магазине. Её бы сожгли на костре негодования.
Но здесь, очевидно, существовали другие стандарты чистоты.
Что поделаешь, везде свои обычаи!
Вот почему я удивилась, узнав про съеденный Наткой сэндвич. Наверное, дочь умирала от голода, раз поступилась гигиеническими принципами…
Вообще, я считаю, что ребёнок чересчур загрузил себя на курсах. Могла бы не брать индивидуальные уроки после обеда или, наоборот, отказалась бы от групповых по утрам. Но Натка, вероятно, решила выжать всё возможное из месяца занятий и вернуться домой синхронным переводчиком.
Мы заказали салат.
– А ты знаешь, кто такой Жан Жорес? – спросила Натка.
– Конечно, – не моргнув глазом ответила я. – Тот солидный бородатый чувак, что стоит в центре площади.
– Но кто он?
– Доча, нехорошо напоминать мамочке о некоторых пробелах в её образовании. Если ты уже посмотрела в Интернете, чем прославился этот суровый дядька, то просто скажи. И всё.
– Угу. Он – видный французский политический деятель, социалист, историк и философ. Его застрелили в парижском кафе в тысяча девятьсот четырнадцатом, в год начала Первой мировой войны. Это из-за него в Советском Союзе стали называть мальчиков Жоресами.
– Вон откуда ноги растут! Так значит знаменитый Жорес Алфёров, нобелевский лауреат, красавец-мужчина, обязан именем этому самому французу? – я кивнула в сторону памятника.
– Получается, что так.
– Ух ты!
– И кстати… Ты помнишь Анатоля Франса? Мы говорили о нём недавно.
– Конечно.
В тот же вечер, когда Натка процитировала знаменитого литератора, я нырнула в Интернет и бегло просмотрела несколько его произведений. Теперь могу поддержать в течение получаса беседу в кругу профессоров филологии. Если хочешь говорить со своим ребёнком на одном языке, надо разделять его интересы. Мне ещё очень повезло, что Натка увлекается литературой, а не биологией. Иначе пришлось бы изучать способы размножения мокриц, а это, подозреваю, жесть!
– И что насчёт Анатоля Франса?
– Они с Жаном Жоресом были близкими друзьями.
– Круто.
Но потом я вдруг отключилась от действительности.
Натка и дальше что-то рассказывала, она безостановочно щебетала, но я ничего не слышала. Проблема, поставленная передо мной бухгалтером, занимала все мысли, необходимо было как можно быстрее её решить и дать распоряжения.
Когда руководишь собственным делом, производственные проблемы – твоя круглосуточная головная боль. Их более чем достаточно. Вот и сейчас я вдруг поняла, что поступила ужасно неосмотрительно. Как я могла на целую неделю удрать в Монпелье?! О чём я думала! Я словно сбежала с поля боя, бросив на произвол судьбы беспомощных солдат и военную технику.
Нельзя мне было уезжать.
– Извини, – коротко бросила я дочери. – Надо позвонить.
– Ну, мама! – возмутилась Натка. – Мы же договаривались! Ты обещала целую неделю не заниматься делами, а думать только обо мне.
– О тебе я думаю всегда! Денно и нощно!
Произнеся пафосную тираду, набрала номер главного бухгалтера и принялась диктовать план действий. Затем позвонила Татьяне. И снова – главному бухгалтеру. А дочь тем временем обиженно ковырялась в тарелке с салатом.
– Мама, у меня для тебя сообщение, – заявила Натка спустя минут двадцать и выпрямилась на стуле.
– Подожди минутку, – бросила я, прикрыв рукой трубку. – Уже заканчиваю.
– Мама, я беременна.
А-а-а-а-а!!!
Не знаю, как мне удалось поймать айфон в двух миллиметрах от земли…
Я судорожно сжала спасённый аппарат в ладони, внезапно ставшей влажной, и чуть слышно произнесла онемевшими губами:
– Что ты сказала сейчас?
– Ну, это самое.
– Ты беременна, – повторила я, положила айфон на стол и прижала пальцы к вискам. – Ты беременна… Ты беременна…
– Да, – криво улыбнулась Натка. – А что? Ты недовольна? Ребёнок – это счастье. Ты сама так всегда говорила… Разве нет?
– Я говорила о своём ребёнке, а не о твоём! А я тебя родила, между прочим, в двадцать четыре. А не в шестнадцать!
– Мне будет уже семнадцать. Вполне приемлемо.
– Боже мой, боже мой, боже мой, – как заведённая бормотала я. – Ты беременна. Это произошло… Случилось…
– Ты боялась услышать подобную новость гораздо раньше? – проницательно догадалась Натка.
– Ещё бы! С тех пор, как в четырнадцать лет ты связалась с этой гориллой… Мишка! Вот гад! Убью! – воскликнула я.
Компания за соседним столом удивлённо обернулась в нашу сторону. Но я не сдерживала эмоций:
– Подлец и негодяй! А ведь я его предупреждала! Я столько раз его предупреждала!
– Серьёзно? – удивилась дочь. – Ты вела с ним просветительские беседы об опасности ранней беременности?
– Сейчас как дам больно, будешь у меня тут острить! – рявкнула я. – Сиди и помалкивай, чучело беременное! В воскресенье вернусь домой и сделаю фарш из твоего козла!
– Мам, мам, да я же пошутила! – испугалась Натка. – Это была неудачная шутка! Правда!
– Да кто ж тебе теперь поверит? Обратно в кусты? Призналась, теперь я всё знаю! Ну, Мишка, ну, скотина! Да я…
Тут я задохнулась и прикусила язык. Как бы сильно я сейчас ни злилась, произносить при ребёнке все те слова, что рвались с губ, я не могла. Поэтому целых три минуты беззвучно давилась ругательствами. Так нельзя. Мат требует яростного извержения, иначе можно запросто спалить себе внутренности.
Натка смотрела на меня во все глаза, я видела, как пульсируют её зрачки, наливаясь страхом, как дрожат губы.
– А ведь ты специально уговорила меня уехать, – внезапно поняла я. – Чтобы у меня не было возможности сразу же прибить эту сволочь! Ну, Мишка, погоди, подлая рожа, я тебе устрою!
К нашему столику с опаской подошёл официант и что-то спросил у Наташи, посматривая в мою сторону. Дочь быстро ему ответила.
– Спрашивает, всё ли у нас в порядке.
– Да, у нас всё в абсолютном порядке! – с сарказмом выдавила я.
И тут увидела Кристину. Яркая и солнечная, в коротком платье жёлтого, почти канареечного цвета, она пробиралась к нашему столику и радостно улыбалась.
– Девчонки, привет!
Она сразу поняла, что у нас что-то произошло.
– В чём дело?
– Моя дочь беременна, – зло сообщила я.
– Ах! – восхитилась Кристина и засияла ещё ярче. – Какая прелесть! Вот это новость! Поздравляю! Боже, это обязательно надо отметить!
Передохнув минутку от восклицаний, она озабоченно добавила:
– Натуся, крошка, а как ты себя чувствуешь? Давление не скачет? Не тошнит? Токсикоз не мучает? А какая у тебя неделя? Давай-давай, скорее рассказывай!
– Всё хорошо, Кристина Эдуардовна.
Мне вдруг стало стыдно. Вместо того чтобы орать на дочь, лучше бы я поинтересовалась её самочувствием. Быть беременной – то ещё удовольствие!
– Ах, у вас будет ребёночек, какое чудо! Вы счастливые! – продолжала ворковать Кристина. Она едва не прослезилась от умиления. Вероятно, уже представила себе бело-розовый комочек, хаотично дрыгающий маленькими ножками и ручками.
Хм-м, его сначала родить надо!
– А можно я пойду домой? – жалобно попросила Натка. – Нам дали на завтра такое задание – ужас. Сообщение о знаменитом соотечественнике, написанное в Pass Simple. Это сложная грамматическая форма.
– Давай езжай, – разрешила за меня Кристина. – Твоей мамочке явно надо прийти в себя. Она в шоке от привалившего ей счастья.
– Можно?
– Иди, – буркнула я. – Вечером поговорим.
– Стоять, – остановила Натку Кристина. – О ком будешь писать сочинение? Наверное, о Владимире Путине?
– Вообще-то, я хотела о Юрии Гагарине, – чуть слышно пролепетала дочь.
– Ах, вот как? – удивиась Кристина. – Как тонко! Ты настоящий дипломат. Отличный выбор!
Глава 6
Безрезультатное взятие Бастилии
И вот сейчас уже пятница…
Виржини напряжённо наблюдала за мной, готовая по первому знаку приступить к полномасштабным поискам Натки. Шёл десятый час вечера. Мой ребёнок не только не вернулся с занятий, но даже не добрался утром до школы.
Я вспомнила, как вчера мы расстались на площади Жана Жореса, как она уходила, пробираясь между столиками уличного кафе, и у меня сжалось сердце. Я накричала на неё… И вот…
– Мы должны обратиться в полицию, – решительно заявила я Виржини. – Прямо сейчас. Пусть что-то делают. А если вчера дочка не доехала до дома? Вдруг на неё напали? Какая-нибудь гопота, фрики, клошары, бомжи? А?
– Пардон, мадам, я…
Виржини ошарашенно моргала и что-то взволнованно бормотала. Боюсь, она не понимала и восьмидесяти процентов моей речи, однако улавливала суть и настроение.
– Так. Вы ночевали у мамы. Мы с Кристиной вернулись – о боже, во сколько же мы вернулись? – очень-очень поздно. Значит Натка сидела одна дома. Если только добралась до него. А вдруг поздно вечером она решила прогуляться? Господи! Что же делать? Нам обязательно надо в полицию!
Ключевое слово «полиция» мадам уловила молниеносно. И через пару минут мы уже ехали по вечернему Монпелье на «пежо», ловко управляемом Виржини. Не знаю, правда, зачем стоять на красном светофоре, если на улице ни души… Тем не менее поездка заняла не более пятнадцати минут, и мы вошли в ярко освещённое здание.
Виржини взяла на себя функции посредника между мной и представителем власти. Тот, как выяснилось, тоже, как и мадам, изъяснялся по-английски с виртуозностью глухонемого, а уж русского и вовсе не знал.
Они разговаривали минут пять, полицейский – привлекательный молодой мужчина, черноволосый и кареглазый, – внимательно слушал Виржини, посматривая в мою сторону, и кивал. Мадам волновалась, она отчаянно жестикулировала, звенела браслетами, дотрагивалась до локтя мсье. Тот произвёл на меня благоприятное впечатление: я увидела перед собой в высшей степени компетентного полицейского, заинтересованного в судьбе моей дочери не меньше, чем я сама.
– Attendez, mesdames, s’il vous plat, attendez![1] – произнёс он наконец, кивая на стулья, установленные вдоль стены.
Виржини потянула меня за руку, предлагая приземлиться. Я поняла, что полицейский просит подождать.
– Ждать, – подтвердила мою догадку Виржини. – Ждать, сидеть, терпение.
Я уселась на стул и сразу принялась трясти коленом и нервно сжимать ладони, не в силах справиться с нервами. Мадам сочувственно гладила меня по плечу и что-то бормотала. Моё прыгающее загорелое колено (я была в платье) привлекало к себе внимание каждого полицейского, появлявшегося в участке. Они беспрестанно курсировали туда-сюда, переговаривались, смотрели в компьютер, установленный на рабочем столе за высокой стойкой.
Наконец моё терпение лопнуло. Я подскочила к стойке и хлопнула по ней ладонью. Кареглазый красавчик удивлённо поднял брови и что-то быстро заговорил. Мадам Виржини тут же переполошилась и попыталась вернуть меня на место. Я отбивалась.
– Говорите по-английски, мать вашу! – рявкнула я. – Speak English! Сколько я тут буду у вас сидеть? Почему вы не ищете мою дочь? Она маленькая, ей всего шестнадцать! Я не знаю, где она! Уже ночь! Какого (…) вы (…) здесь (…)?!
Мадам в изумлении смотрела на меня. Полицейский вспыхнул, напрягся, я прочитала его мысли. Он успел подумать: «Эта бешеная русская баба сейчас всё тут разнесёт! Они же дикие! У них медведи и сорокоградусные морозы! Нормальные люди в таких условиях не выживают!»
Читать бесплатно другие книги:
