Еда и патроны Мичурин Артем
– За определенную плату.
Губы Бурова медленно разомкнулись и совершили несколько причмокивающих движений.
– Денег хочешь?
– Я прошу лишь разумного вознаграждения за ценную информацию и…
– Все хотят денег. Да-а-а… Куда не плюнь, всюду деньги. – Буров подался вперед, облокотившись о стол, и недобро улыбнулся. – Деньги – зло, мой мальчик, одни беды от них. Посмотри вокруг. Люди предают, убивают, торгуют друг другом, как вещами. Вещами, мой мальчик! Деньги превращают нас в неодушевленные предметы, в товар. Алчность берет верх над рассудком, заставляет человека совершать немыслимые поступки, страшные, подлые, гнусные. Разве человек в здравом уме может творить такое? А ведь творит. И ради чего? Ради денег.
Стас сидел, вылупив глаза, и тихо охуевал. Уж чего-чего, а проповеди он никак не ожидал услышать. Подобные разговоры ему совсем не нравились, но перебить проповедника в форме Стас не решился.
– Деньги развращают человеческую сущность, подменяют собой мораль, совесть, – Буров задумался, – веру! Поклонение золотому тельцу – это ли не страшнейший из грехов? Не он ли привел к коллапсу всю планету? Да и вообще, – продолжил Буров уже более спокойным тоном, – если даже опустить все эти доводы, почему я должен тебе платить?
Стас, совершенно выбитый из колеи таким поворотом беседы, сумел лишь выдавить:
– Я как бы… в общем… – и начертить рукой в воздухе заковыристую фигуру, схожую по конфигурации с траекторией тревожных мыслей, блуждающих в его голове.
– Что ты как бы? А? Что ты мне тут руками машешь? Пришел в мой город и трясешь с меня деньги! За что? Ах, да, за информацию. За сведения о банде, которая, – Буров начал загибать пальцы, – убивает и грабит граждан Мурома, мешает торговле, в грош не ставит законы и лично мне смачно харкает в рожу одним фактом своего существования! Эти сведения ты продать хочешь, да? А если я не заплачу, тогда что? Встанешь и уйдешь? Ты знаешь, как это называется? Укрывательство – вот как. Ты сейчас укрываешь банду убийц и воров! По тебе петля плачет, висельник!
Стас попытался сглотнуть, но ком застрял в горле, словно пеньковая удавка уже начала затягиваться вокруг его шеи.
– Послушай, сынок, – неожиданно смягчился Буров и заговорил доверительным, почти отцовским тоном: – Я бы на твоем месте прямо сейчас рассказал все, что знаю. Честно и откровенно. Кто, где, когда и при каких обстоятельствах. Я же вижу, парень ты смышленый, положительный. Зачем жизнь себе ломать? Очень не хочется, чтобы за тебя наша бригада дознания взялась. О-очень. Они не только жизнь, они тебе все сломают, и по многу раз. У них в этом деле большой опыт имеется.
Стас почувствовал себя нехорошо. Голова заболела, накатила тошнота. Ему не раз случалось ловить пулю, получать ножом в живот и прикладом в лицо, но тогда страшно не было, а если и было, то не так, как сейчас, здесь, в кабинете, за столом. Хотя нет, это был даже не страх, а какое-то мерзкое, давящее и отупляющее чувство собственной потерянности, уязвимости, беззащитности. Буров продолжал что-то говорить, но слова не доходили до мозга, разливаясь дребезжащим гулом по черепу. Дышать стало трудно. В ушах застучала кровь, с шумом перегоняемая по сосудам частыми короткими рывками. Стас сидел, глядел тупо сквозь плывущее изображение сочувственно скривившейся рожи Бурова, а в пустой, как чан, голове крутилась только одна мысль: «Плохо, плохо, очень плохо».
– Ладно, – наконец выдавил он из себя, едва слыша собственный голос. – Я расскажу.
И удивительное дело, но ему стало легче, даже гул в черепе затих. Словно удавку на шее ослабили, разрешив еще немного подышать. Стас заглянул в добрые, по-отечески мудрые глаза Бурова, и пелена безотчетного доверия окутала мозг, а в душе, где-то глубоко-глубоко, робко затеплился огонек… признательности.
«Какого хуя?! Что тут, блядь, творится?!» – промелькнула первая за несколько минут здравая мысль, но, оказавшись нежизнеспособной на бесплодной почве подавленного сознания, тут же скончалась.
– Вот и отлично, сынок, – похвалил Буров. – Верное решение. Давай, расскажи-ка, откуда разведданные свои почерпнул.
– Я там был, – неуверенно начал Стас. – На базе.
– У рейдеров?
– Да.
– Как попал?
– Случайно. Они меня подобрали. В лесу.
– Подобрали?
– Да. Я без сознания валялся. Меня ранили. Снайпер.
– Снайпер? Интересно. Заказал кто-то?
– Я не знаю.
– Ладно. Подобрали зачем? Что хотели от тебя?
– Продать. Да. – Слова давались Стасу с трудом, как и мысли, они рождались сумбурно, часто невпопад, и приходилось подолгу их выбирать, чтобы сложить в более-менее осмысленное предложение. – Хотели продать меня. Узнать имя заказчика и ему продать.
– Дальше.
Стас уставился на Бурова и впал в ступор, не в состоянии сообразить, о чем же рассказывать дальше.
– Что было после того, как тебя подобрали? – направил глава СС ход мысли допрашиваемого в нужное русло.
– После… После банда напала на обоз. Они взяли живыми двух человек.
– Из обоза?
– Да. Отца и дочь. Девчонку употребили тут же на месте, а отец… У него наган был под рубахой. Плохо обыскали. Так он хотел командира застрелить, а я помешал, не дал ствол направить.
– Зачем?
– Если бы командир погиб, тогда бы нас всех троих в расход пустили.
– Понимаю. Что дальше происходило? Что случилось с отцом?
– Его убили. Револьвер выстрелил, когда мы боролись, и отца тут же положили. А девчонка жива. Была жива, когда я ее в последний раз видел.
– Ладно, это опустим. Как ты выбрался с базы?
– Меня отпустили.
– За то, что командиру жизнь спас?
– Да.
– И ты теперь можешь рассказать, где находится база?
– Могу.
– Хм-м. – Буров поднялся с кресла, подошел к Стасу вплотную, нагнулся и, почти касаясь лбом лба, заглянул ему в глаза, после чего еще раз удовлетворенно хмыкнул и вернулся на место. – Чаю хочешь?
– Что? – Стас вздрогнул и часто заморгал, как будто его разбудили посреди ночи.
– Чаю. У меня из черной рябины, со зверобоем, с сахаром. – Буров достал из серванта стакан в красивом серебряном подстаканнике, бросил на дно щепотку чего-то темного, повернул краник на титане, и струйка кипятка полилась в заварку, пробуждая к жизни сладковато-терпкий аромат, обволакивающий ноздри мягким бархатом. – Будешь?
– Да, буду, – ответил Стас отстраненно и почувствовал, как пересохло в горле.
Буров положил в стакан два кубика сахара, ложку, поставил напиток перед гостем и взялся готовить порцию для себя.
– Слушай, а как же ты с базы-то выбирался, что дорогу запомнить смог? Неужели просто так вот выпустили – иди куда хочешь?
– Нет, – покачал головой Стас, понюхал чай и осторожно отхлебнул. – К тракту меня на телеге везли с мешком на голове, до самой просеки, потом сняли.
– А откуда тогда дорогу знаешь?
– Дорогу я только урывками помню. Когда на базу ехали, успел подметить парочку ориентиров, пока не спал.
– Не понял. – Буров поставил стакан и резко изменился в лице, приняв расстроенно-озабоченный вид.
– У меня карта есть, – пояснил Стас.
– Откуда?
– Человек один хороший нарисовал, конвоир мой.
– С чего это вдруг?
– Жить хотел очень.
– Ты что, обезоружил конвоира? Он один был?
– Нет, конвоиров было трое. Двоих я убил, а третий нарисовал вот эту карту, – Стас достал из кармана фотографию девицы и передал Бурову, – после чего тоже умер.
– Что это? – уставился ГСС на фривольную картинку.
– Переверните.
– А. Да. Как-то здесь не очень разборчиво.
– Где?
– Вот это что такое?
– Упавшая вышка ЛЭП, а вот тут сгнивший грузовик, – без энтузиазма водил Стас пальцем по карте. – Здесь на Муром стрелочка, а это просека.
– Угу, угу, понятно. Только вот с масштабами мне как-то не совсем ясно пока.
– Карандаш есть у вас?
Буров взял со стола остро отточенный карандаш и дал Стасу.
– Спасибо. Значит, так. По моим прикидкам, от съезда на просеку до дороги километров пять-шесть, но здесь и по ориентирам можно определиться на месте. Лесом мы примерно три с половиной часа ехали, следовательно, от просеки до базы километров четырнадцать-шестнадцать, где-то так, – пояснил Стас, делая соответствующие пометки.
– Сколько человек на базе? Чем вооружены?
– Точное число сложно назвать. В рейд ходило не меньше двадцати, но это явно не все. Может, тридцать, а может, и сорок. Я не уверен. Вооружение – кто во что горазд. Винтовки, гладкоствол, но есть и автоматы.
– Как сама база устроена?
– Типа деревни. Два ряда домов, изб тридцать, вдоль прямой улицы. Периметр обнесен частоколом в два с половиной метра высотой, с внутренней стороны имеются мостки на метровых сваях. Ворота я только одни заметил.
– Мины, пулеметы?
– Пулеметов не видел, о минах ничего сказать не могу, мне не докладывали.
– Какой транспорт на базе?
– Только телеги, по-моему. Звук мотора я слышал, но это скорее всего генератор.
– Растяжки, секреты?
– Ну, откуда же я знаю?
– План базы сможешь нарисовать?
– Смогу, – пожал Стас плечами.
Буров выдвинул ящик стола, порылся и выудил большой лист бумаги, сложенный пополам.
– На. Рисуй покрупнее и со всеми подробностями, какие помнишь. Все подписывай. Обязательно укажи, в какой избе главный их обитает. Кстати, ты ведь с ним разговаривал?
– Да, – кивнул Стас, вычерчивая периметр базы.
– Что можешь сказать о нем?
– В смысле? Хотите мое мнение узнать о его личных качествах или что?
– Мне вообще все интересно. Возраст, имя, телосложение, гастрономические предпочтения… Все, короче.
– Ну, что сказать? Мужик он довольно жесткий. На моих глазах чуть не пристрелил одного из своих за то, что тот пленного обыскал хреново. В банде пользуется авторитетом. Лет ему… Даже не знаю, может, под сорок где-то. Странное у него лицо такое, да и с бородой еще, сложно возраст определить. По разговору судя, вроде не дурак. Принципиальный, с понятиями. Поэтому и отпустил меня, наверное. Минут пять сначала втирал, какой я подонок. Сильно не любит он нашего брата, да и вашего тоже не особо жалует. У него в избе на стене СВУ висит, я так понял – трофейная, а под ней… – Стас оторвался от чертежа и злорадно взглянул на Бурова, следя за его реакцией. – Под ней написано: «Рейдерам от муромских гвардейцев. Мертвые и благодарные».
ГСС нахмурился и поджал нижнюю губу, о чем-то задумавшись.
– Продолжай.
– Собственно, не о чем больше рассказывать-то. Хотя… Имя. Да, имя вроде припоминаю. Роман Павлович, кажется.
Буров поднес стакан к губам, но так и не отпил.
– Как?
– Роман Павлович.
– Ты уверен?
– М-м… Думаю, да.
– Неужели Звягинцев? – спросил ГСС самого себя, откинувшись в кресле. – Вот ведь сучий потрох. Ну-ка опиши его, как выглядит.
Стас снова оторвался от рисования и, устремив взгляд в потолок, постарался мысленно восстановить образ командира.
– Примерно моего роста, подтянутый такой, волосы русые, бородка аккуратная.
– Одет во что?
– Кожанка светлая, синие галифе, пилотка такая же, сапоги высокие.
Буров тоже начал разглядывать потолок, силясь, видимо, представить Звягинцева в описанном наряде.
– А оружие? Оружие какое носит?
– ТТ, кажется, и кинжал какой-то странный, в серебряных ножнах.
– Он! – ГСС аж подскочил на месте, хлопнув ладонью по столу. – Точно, сука, он!
– Старый друг? – тактично поинтересовался Стас, но Буров не ответил, ограничившись лишь холодным презрительным взглядом.
– Ты с художествами там закончил?
– Почти. – Стас добавил несколько последних штрихов и, как будто машинально, убрал карандаш в карман куртки. – Готово.
– Ну-ка, посмотрим. – Буров перегнулся через стол, взял листок и принялся изучать. – Хм, а неплохо у тебя выходит. Учился?
– Жизнь научила.
– Ну да, ну да… Вот она, значит, какая, берлога бандитская. – ГСС взял план базы и принялся расхаживать по кабинету, крутя его в руках. – А знаешь, сынок, я тебе, пожалуй, все же заплачу. Потом. Пять золотых. А? Что скажешь?
«Пять золотых» звучало очень хорошо. Стас быстренько помножил их на шестьдесят и довольно ухмыльнулся, представив себе кошель, набитый куда более привычным серебром. Но вот слово «потом» портило всю чудесную картину.
– Почему потом? – вырвалось у него как-то само собой.
– Проверить нужно, – развел руками Буров. – А пока проверяем… – За дверью раздался звонок и в кабинет, стуча сапожищами, влетели два амбала. – Пока проверяем, ты подождешь.
– Это еще зачем? – Стас вскочил со стула, но тут же был усажен обратно лапищей гвардейца, опустившейся на плечо, словно паровой пресс.
– Нет, – Буров опустил чертеж и расстроенно покачал головой, – все-таки деградирует народ от поколения к поколению. Умный на первый взгляд парень, а такую хуйню спрашиваешь. Ты как хотел? Чтобы я рассчитался и отпустил тебя на все четыре стороны? Отличная идея. Наверное, так и нужно поступить. Чтобы ты тут же запоролся в кабак, налакался и рассказал всей тамошней братии увлекательнейшую истории о том, как на тебя снизошла сия манна небесная. Через пару дней мы отыщем базу, нагоним туда толпу народа. Только на хрена? Непонятно. Там ведь уже не будет никого. Да, сынок, бандюги – народ любознательный, до новостей местных дюже охочий. Так что… Ефим, – указал ГСС пальцем на одного из амбалов, – оформи-ка нашего гостя на пару дней с казенным довольствием.
– Есть! – гаркнул тот, ухватил «гостя» за ворот, одним рывком поднял его со стула и потащил к двери, но вдруг остановился, собрал в складки кожу на мощных надбровных дугах и неожиданно озвучил мысль, нарушившую стерильную чистоту мозга: – А куда оформлять-то?
– Как куда? В изолятор, разумеется.
– Так там ведь это… – Амбал замялся, подошел к Бурову и, поднеся свою брутальную морду к уху начальника, что-то прошептал.
Глаза ГСС округлились, губы сжались в приступе гнева и немедленно разжались, брызжа слюной в морду докладчика.
– Кто разрешил?! Это что, блядь, за бедлам?! Очистить немедленно!
Амбал молча вытерпел плевки и, героически удержавшись от неуважительных попыток стереть с лица начальственную слюну, снова наклонился и опять зашептал боссу на ухо.
– Черт те что у вас творится, – с заметно меньшим возбуждением прошипел Буров, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. – Вези тогда на Свердлова. Только скажи, чтоб в общую не сажали. Он ни с кем из зэков общаться не должен. Понятно?
– Понятно.
– Все, пошел с глаз моих долой! Нет, подожди. Это… Как тебя? – направил Буров руку в сторону Стаса и щелкнул пальцами. – Из вещей если есть что ценного, лучше здесь оставь, потом заберешь.
Стас вздохнул, чувствуя бессмысленность сопротивления, снял ремень, подсумок с деньгами, разгрузку, запихал все в рюкзак и поставил на стул.
– У меня на входе боец ваш мордастый кучу вещей изъял, ценных. Не затерялись бы, – посетовал он без особой надежды в голосе.
– Ладно, я прослежу, – пообещал ГСС.
– И еще кое-что. – Стас дернулся, пытаясь тормознуть прущего к двери конвоира, но тот остановился лишь по окрику Бурова:
– Обожди, пусть скажет.
– Просто на всякий случай сообщаю, – начал Стас. – На базе пленный есть.
– Девка та, что ли? – небрежно спросил ГСС, отпивая чаю.
– Нет, врач один. Живет в третьей от ворот избе по левому ряду. Вы бы там поаккуратнее с ним, если что.
– Хм. Врач, говоришь? Ладно, посмотрим. Все, веди давай! – рявкнул Буров на гвардейца. – И чтоб в одиночку посадили, передай. Скажи, что лично я распорядился.
Оба амбала щелкнули каблуками и покинули кабинет вместе с задержанным.
– Уже уходите? – растянув харю в мерзкой усмешке, поинтересовался на выходе мордастый гвардеец. – А вещички как же?
– Потом, – бросил амбал, не оборачиваясь, и вывел Стаса на улицу.
– Пешком пойдем? – спросил второй конвоир у своего коллеги.
– Нет. Если уж приходится шваль всякую сопровождать, – покосился первый на Стаса, – так пусть хоть с ветерком, – и блеснул парой серебряных зубов, состроив уродливую гримасу, квинтэссенцию зачатков улыбки и вполне развитого звериного оскала. – Давай, выводи старушку.
– Ага, – радостно воскликнул второй почти с ребяческим задором и сиганул налево, за угол управления.
– Куда хоть едем-то? – поинтересовался Стас, на что получил ответ в виде смачного плевка под ноги и от дальнейших расспросов решил воздержаться.
Через минуту за углом что-то затарахтело, и к крыльцу, дымя, чихая и наводя ужас на лошадей, проезжающих мимо, вырулило железное чудо о четырех колесах. Больше всего этот странный агрегат напоминал грузовик в миниатюре, с тем лишь отличием, что вместо привычного кузова за кабиной находился металлический куб со створчатыми дверями и малюсеньким зарешеченным окошечком сбоку. Передние колеса были открыты и вынесены далеко в стороны от узкого высокого капота, расширяющегося ближе к кабине, задние, заметно большего диаметра, покоились по бокам от куба, прикрытые небольшими щитками. Крыша, слегка скошенная к капоту, подпиралась спереди решеткой из металлических прутьев. Боковых решеток, а уж тем более стекол в кабине не было. Цвет этого чуда техники Стас однозначно определить так и не смог. Множество слоев краски, один поверх другого, разной степени облупленности, придавали машине весьма колоритный вид, формируя цветовую гамму кузова из выцветших оттенков зеленого, голубого, коричневого и, разумеется, охристого. В целом горе-автомобиль выглядел на редкость убого и нелепо. Впрочем, передвигаться это ему ничуть не мешало, а гордая физиономия водителя заставляла усомниться в верности мнения, составленного на основании беглого осмотра.
Амбал по имени Ефим, как успел запомнить Стас, подошел к грузовичку сзади, нажал на какую-то железяку, и двери куба с душераздирающим лязгом несмазанных петель открылись.
– Залазь.
Стас глянул внутрь и поморщился от ударившего в нос тяжелого и непривычного запаха бензина.
– А ехать долго будем? – спросил он. – Тут же дышать вообще нечем.
– Выживешь, – лаконично ответил Ефим и загнал Стаса в адский куб, больно пихнув стволом под лопатку.
Створки закрылись, наполнив металлический ящик звуком многократно усиленного скрежета, хлопнула дверца кабины, и автомобиль, надрывно затрещав двигателем, тронулся. Запах стоял просто одуряющий и, вопреки наивным ожиданиям, при движении не выветривался, словно конструкция ржавого монстра была изначально рассчитана на уморение пассажиров. Стас поднялся, насколько позволял потолок, ухватился за прутья решетки крошечного окна и припал носом к этому единственному источнику свежего воздуха.
Автомобильчик, несмотря на свой неказистый внешний вид, двигался довольно шустро. За окошком с внушительной скоростью мелькали дома, деревья и прохожие. Минуты через три железный монстр наконец замер возле угрюмого трехэтажного здания из красного кирпича, обнесенного железобетонными плитами с колючкой поверху.
– Выходи, – скомандовал Ефим, и Стас с радостью покинул передвижную газовую камеру. – Пошел к воротам.
Мрачная грязно-красная коробка с зарешеченными окнами и вышками по углам забора, окантованного тремя рядами колючей проволоки, не оставляла сомнений относительно своего предназначения. Однако для еще пущей ясности над воротами заведения черным по почти черному красовалась надпись, выведенная изящным готическим шрифтом, служащая одновременно и вывеской, и средством наглядной агитации: «Центральная тюрьма города Муром „Черный закат“. Каждому по заслугам».
Ефим подошел и постучал кулачищем в прямоугольник калитки на железных воротах. Тишина. Еще раз… И еще… Через пару минут с той стороны что-то лязгнуло, и в дверце калитки образовалась щель с глядящими оттуда водянистыми красными глазами.
– Чего надо? – недовольно буркнул хриплый голос.
– Блядь! Опять нажралось, животное?! – заревел Ефим, стараясь брызнуть слюнями точно в пьяные зенки за прорезью. – Открывай, паскуда! Я на тебя, блядь, рапорт напишу, долакаешься.
– А ты писать-то умеешь? – поинтересовались из прорези.
Ефим шутку не оценил, и огромный кулак врезался точно в смотровую щель, заставив острослова отскочить назад, повинуясь инстинкту самосохранения.
– Тихо, тихо, – раздалось уже на некотором отдалении. – Не балуй. Чего устраиваешь тут?
Автоматчики на соседних вышках, посмеиваясь, наблюдали за спектаклем, разнообразящим их суровые трудовые будни.
– Сука, я ведь насру сейчас на все твои подвязки и шею-то цыплячью сломаю! – пробасил Ефим, разглядывая обидчика в прорезь.
– Ладно, хорош тут… Отойди от двери, открою сейчас. Учти, у меня автомат.
Конвоир молча отступил на два шага, и калитка открылась.
– Проходи, – буркнул тощий мужичишка в бушлате не по размеру и отскочил в сторону, держа наготове АКСУ.
– Главный где? – срываясь на рычание, спросил Ефим.
– У себя он. Иди давай, здесь нельзя стоять.
– Я с тобой поговорю еще, – потряс Ефим пальцем в сторону мужичишки и тычком ствола направил Стаса вперед по коридору из столбов, соединенных рядами колючки.
Следующая калитка открылась быстро и даже без стука. Видимо, перепалка у ворот всем была достаточно хорошо слышна. Троица вошла в здание, миновала серо-зеленый обшарпанный коридор, свернула направо и замедлила ход возле двери с табличкой «Администрация».
– Стоять. – На плечо подконвойного легла рука и, небрежным движением придав необходимое ускорение, направила его прямо в руки тюремному начальству.
– Что за?.. – Мужик в зеленом камуфляже вскочил из-за стола, расплескав чай, и уставился на влетевшего в комнату Стаса.
Два конвоира нарисовались следом, чем сразу внесли ясность в картину.
– Принимай постояльца, – без лишних вступлений перешел к делу Ефим.
– Кто это? – раздраженно спросил мужик, стряхивая чай со штанов и кивая на Стаса.
– Бродяга один. Передержать нужно пару дней. Буров распорядился.
– Да? Распорядился? – Мужик отлепил мокрую штанину от ноги и обмахивал ее ладонью, пытаясь просушить. – А куда мне сажать его, он не уточнял? Все камеры забиты.
– Уточнял, – невозмутимо парировал Ефим. – В одиночку.
– Ну ни хрена себе! Может быть, стол мой на улицу вынесем?! Я там работать буду, а здесь одиночку организуем для гастролеров всяких.
– Ладно, – на полном серьезе ответил Ефим и кивнул своему напарнику в сторону стола. – Бери справа, а я слева.
– Стойте! – Мужик оперся руками о нежно любимый предмет интерьера своего рабочего кабинета и возмущенно вытаращил глаза. – Сдурели, что ли? Давайте его в общую запрем. Пару дней – ничего страшного, сидя поспит.
Стас хотел было возразить, но его опередил Ефим:
– У меня четкие указания от Бурова, чтоб задержанный ни с кем из заключенных не общался. Понятно?
– Понятно, понятно. – Главный задумался, почесывая коротко стриженный затылок. – Слушай, а давай его к смертнику подсадим.
Стас остолбенел, не веря собственным ушам.
– Ты ебанулся, что ли? – логично предположил Ефим.
– А что? – мужик не сдавался. – Уж с кем общаться завсегда можно, так это со смертником. Его через недельку казнить должны. Это же все равно что в пустой одиночке. А? Да ты не переживай, – поспешил мужик успокоить, уловив озабоченное выражение гвардейского лица. – Он смирный, к тому же с дырой в плече. Ничего твоему гастролеру не будет.
– Ну, в принципе…
– Вот и отлично. – Мужик резво подскочил к Ефиму и пожал его лапищу аж двумя руками. – Как оформить-то?
– Напиши – «Стас. Временно задержанный в интересах следствия».
– Ясненько. – Мужик схватил телефонную трубку и крутанул рычаг. – Андрюша, зайди-ка ко мне с Сашкой вместе.
В дверях появились два человека в потрепанном зеленом камуфляже.
– Разместите клиента в пятую камеру.
Тюремщики вопросительно переглянулись.
– В пятую, в пятую, родной, – подтвердил хозяин кабинета. – Давай поживее.
Стасу тут же заломили руки и потащили к двери.
– Это произвол, бля, полнейший! Я обо всем Бурову сообщу! – решил он высказать напоследок свое веское мнение, за что незамедлительно получил коленом в печень и, ловя ртом воздух, повис на руках надзирателей.
Глава 11
Носы ботинок, армированные стальными набойками, волочились по бетонному полу, высекая искры на неровностях стыков, там, где один коридор переходил в другой, а тот – в следующий; бились со звоном о ржавое железо лестниц, спускаясь все ниже и ниже; цеплялись за дверные коробки решеток, перегораживающих коридор, и переваливались через них, снова встречаясь с холодным шершавым бетоном, пока наконец не остановились напротив металлической двери, измазанной грязно-зеленой краской со взбухшей пузырями коррозии вокруг многочисленных клепок и сварных швов. Задвижка смотровой щели с мерзким лязгом, выворачивающим душу, отошла в сторону.
– Эй, падаль! Спишь что ли? Подъем, бля! Рожей к стене, грабли в гору!
За дверью послышались возня и скрип.
– Так и стой, пока не скажу!