Убийства в Солтмарше Митчелл Глэдис

Глава VII

Эдви Дэвид Бернс — его фортели

Арестовали, нечего и говорить, Боба Кэнди. Наверное, при расследовании убийств полиция принимает во внимание лишь две вещи: мотив и возможность. Да, бедняга Боб возглавил список подозреваемых по обоим критериям. Тем, кто плохо знал Боба, дело казалось ясным. Как известно, он встречался с Мэг; никто не верил, что ребенок от него. Будь он отцом — женился бы, как полагается, и тем бы и кончилось. Ну, если не считать десятка детей, которых они с Мэг произвели бы на свет и из которых двое-трое дожили бы до зрелости и тоже, в свою очередь, дали бы жизнь нескольким отпрыскам.

Боб не признавал отцовства, и все, в том числе и полиция, ему верили, считая, что он убил Мэг за измену. Если говорить о возможности, так они жили под одной крышей, и Боб легко мог пробраться ночью в ее комнату и задушить. По поводу же способа убийства никаких сомнений вообще не возникало, ибо задушили несчастную вязаным галстуком, который и был на трупе, когда утром в комнату вошла миссис Лори. Как выяснилось, этот самый галстук жертва подарила Бобу на день рождения, связала, как твердил со слезами ее отец — гнусный старый черт! — «своими собственными руками». Боб признал, что галстук его, но, дескать, разозлившись на Мэг за измену, он зашвырнул его куда-то и поклялся больше не носить. Вспомнить, куда именно его дел, он не мог, кинул, мол, куда-то, и все. Он взял его вместо поводка, когда в субботу перед праздником его попросили привести со станции в таверну собаку. Боб печально заметил, что галстук на редкость прочный. Да уж, прочный.

Сэр Уильям заплатил адвокату Боба и всем рассказывал, что не верит в его виновность. Наш констебль Браун тоже не желал верить. Арест после дознания произвел приезжий инспектор. Бедный старина Браун сильно расстроился.

— Вот ведь, мистер Уэллс, — говорил он. — Эти ребята из города по-своему неплохи, но они же парня совершенно не знают. А я-то помню его с тех пор, как ему семь было или восемь, и уверен: он не убивал. И инспектору то же самое говорю, а он мне: «Доказательства! Доказательства!» Я только в затылке почесал. Всё ведь и вправду против Боба, как по-писаному. Ну, его и арестовали. Я вам вот чего скажу. Кто-то же это сделал, верно? И вовсе не Боб. Значит, нам остается что? Найти того, кто убил, да поскорей, пока беднягу Боба не засудили и не казнили.

Тут он попал в точку, но у Боба был железный мотив. Кому еще кроме Боба нужно убивать девушку? Так я и сказал старине Брауну. Он снял шлем и стал протирать его изнутри носовым платком.

— А вы не думаете, мистер Уэллс, — спросил он, — что убить мог отец ребенка?

— Да, наверное. Правда, с другой стороны, ребенку уже больше недели, то есть он уже, образно выражаясь, не кот в мешке. Обычно в таких случаях женщину убивают, пока не успела родить, правда ведь?

— Да ну? Так или иначе, мистер Уэллс, я буду держать и уши, и глаза открытыми. У нас много чего странного творится; нельзя же все списывать на Боба Кэнди. Во-первых, у него и мозгов-то не хватит, во-вторых, у него нет сообщников. Я насчет нападения на викария.

Да уж, если говорить о мозгах бедняги Боба, то и тут всё против него. Достаточно вспомнить его беглого сумасшедшего предка. Душить молодых женщин — самое подходящее занятие для психа, и тут родословная Боба Кэнди говорит отнюдь не в его пользу.

На второй неделе августа, обходя прихожан, я встретил миссис Брэдли.

Она шла, опустив очи долу, и не замечала меня, пока я ее не поприветствовал.

— Добрый вечер!

— Ах, вот вы где, — очень деловито начала она.

Я огляделся в поисках помощи, но никого не увидел.

— Вы мне нужны. — Миссис Брэдли сверлила меня страшным взглядом василиска. — Познакомьте меня с некоторыми здешними семьями. Например, со славным малышом Эдви Дэвидом Бертом. Вы с ним дружны?

Можно было и так сказать. Берт самоотверженно исполнял роль ведущего в игре в кокосы во время моего вынужденного отсутствия. Отличный парень этот Берт.

— А что такое? — осторожно поинтересовался я.

— Я иду по следу убийцы, и мне нужно убрать с пути все лишнее.

— Включая Берта? — с деланной веселостью спросил я.

— Включая забавного малыша Берта, — серьезно ответила миссис Брэдли, беря меня за рукав. И добавила с коварной улыбкой: — Вы, констебль Браун и я — мы предадим убийцу в руки правосудия.

— Вы хотите сказать…

— Мне требуется ваше содействие. Я не справлюсь без вашей бесценной помощи, мой мальчик. Кого все в деревне уважают, как не молодого и серьезного помощника викария? Кого все любят, как не симпатичного молодого оболтуса, не слишком ученого, не успевшего ни разу даже поссориться с начальством? — Миссис Брэдли весело взвизгнула, отпустила мой рукав и ткнула пальцем в ребро.

— Вы верите, что убил Боб Кэнди? — поинтересовалась она.

— Нет, — честно признался я. — Уверен, что не он.

И отодвинулся подальше от ее хищной лапки.

— Тогда — по коням! — И миссис Брэдли взяла меня за локоть. — К дому Берта — «шпоры, седло, на коня — и вперед!»[5]

Берта дома не оказалось, но это ничуть не обескуражило мою энергичную спутницу.

— Ничего страшного. Пойдем поговорим с мистером и миссис Гэтти. Мне просто не терпится задать нашей милой парочке несколько вопросов.

Мистер и миссис Гэтти были дома. Он обрезал засохшие розы, она подстригала газон. Увидев нас, оба бросили работу и подошли поздороваться.

— Мы насчет убийства, — сообщила миссис Брэдли. — Надеюсь, такие уважаемые люди, как вы, не откажутся подписать петицию в защиту бедного Боба Кэнди?

— Против него еще даже обвинение не выдвинули, — возразил коротышка Гэтти.

— Нужно подготовиться заранее, — торжественно пояснила миссис Брэдли. — Идемте в дом и подпишем. Это недолго. Пойдемте с нами, мистер Уэллс. Засвидетельствуете подписи.

— Петицию составила миссис Куттс, — сказала она Гэтти, который, положив ножницы и рабочие перчатки в тачку, шел следом за нами к дому. На двери своего угрюмого жилища он взирал с неудовольствием.

— Никак не уговорю Элизу переехать, — заявил он. — Терпеть этот чертов дом не могу и боюсь, но она к нему очень привязана.

Его замечание меня просто ошеломило. В деревне никто не сомневался, что нервы миссис Гэтти совершенно расстроены именно из-за того, что она живет в бывшей клинике для душевнобольных. И теперь, услышав, что, оказывается, все наоборот — мистер Гэтти нервничает из-за дома, а миссис Гэтти желает в нем жить, — я был потрясен и уже хотел возразить, но миссис Брэдли меня опередила:

— А я думала, вашей жене этот дом не нравится.

— Никоим образом. Так где ваша петиция? — И он улыбнулся. Да, вылитый волк, ничего не скажешь. Меня вдруг осенило:

— Скажите, а не вы были на крыше Бунгало в ту ночь?

Гэтти смутился, но не замедлил ответить:

— Я, мистер Уэллс.

— Ну и ну — вот все, что я могу сказать.

— Что-что вы можете сказать? — переспросила миссис Брэдли, одаривая меня не слишком сердечным взглядом, который я смело встретил. Она меня как будто хотела запугать!

— Я имел в виду — он мог кого-нибудь убить, — пролепетал я. Мне хотелось как-то умилостивить спутницу, ибо смотрела она уже свирепо. А еще очень хотелось — просто не терпелось — выяснить, чего ради Гэтти швырялся черепицей.

— Так в чем же дело? — сурово спросил я.

Гэтти вдруг как-то сник, словно ростом меньше стал. У меня-то рост пять футов и одиннадцать дюймов — без обуви.

— Это Берт виноват, — вымолвил он, слегка покраснев. — Не нужно было меня запирать. Я и думать не думал, что он сыграет со мной такую шутку.

Я едва не вскрикнул от удивления, но тут миссис Брэдли нечаянно выбила из рук Гэтти ручку, и все мы нагнулись и стали ее искать. Прошло немало времени (подозреваю, что ручка была у миссис Брэдли, поскольку она в конце концов и передала ее хозяину). Затем она протянула ему лист, на котором уже стояло несколько подписей, и он вписал свое имя. Мы помахали на прощание миссис Гэтти и вышли на дорогу.

— Когда-нибудь, — задумчиво молвила миссис Брэдли, — нужно будет заняться изучением лжи как таковой. Интересно, почему лжет миссис Гэтти? Из страха, ради спокойствия или же просто развлекается?

— А она лжет?

— Несомненно. И кстати, молодой человек, если вы и вправду желаете помочь, не задавайте вопросов людям, с которыми я беседую. Так вы мне все испортите. Расскажите-ка подробнее о происшествии в Бунгало.

— Про Гэтти? — уточнил я.

— Про Гэтти. Приятно знать, что это был не разбойник. И поподробнее, пожалуйста.

Я рассказал ей все от начала до конца.

— Мне нужно вернуться в Моут-Хаус, — заявила она. — Следует уточнить кое-какие детали. А вы, мой мальчик, побудьте здесь.

— Я — с вами.

Миссис Брэдли казалась такой хрупкой, а этот Гэтти с волчьей улыбкой доверия у меня не вызывал.

Теперь супруги поменялись местами: он подстригал газон, а она занималась розами.

— О, крокодил и козлик опять пришли! — сообщила миссис Гэтти мужу. Он оставил газонокосилку и подошел.

Я невольно восхитился манерой миссис Брэдли вести беседу. Она без предисловий спросила:

— Так как, говорите, вы попали в часовню?

— Меня затащили туда Берт и его слуга.

Я едва не поперхнулся. Раньше он говорил, что заключил пари! Видно, уже позабыл. Выходит, перед нами сразу два лжеца!

— А почему? — поинтересовалась миссис Брэдли. — Вы ему чем-то досадили?

— Не думаю. Наверное, у него есть какой-то секрет, и я его случайно чуть не раскрыл. В тот вечер у меня на выезде из Уаймута сломалась машина, и я шел домой мимо бухты и каменоломен. Пробирался в темноте, и тут они на меня набросились и потащили в церковь. Не знаю, почему нас никто не видел. Когда вы меня выпустили, я решил пойти к Берту и устроить что-нибудь в отместку. Ведь — подумать только! — я просидел в этой жуткой часовне почти тридцать шесть часов! Я влез на крышу Бунгало — сначала, конечно, отдохнул и перекусил — и заглянул в окно мансарды, но уже стемнело, и я ничего не разглядел. Пока я там ползал, нечаянно расшатал пару черепиц. Они упали, как раз когда мистер Уэллс и юный Куттс вышли из дому. Я ужасно перепугался — думал, ушиб их. Я прятался от Бертова револьвера за трубой, и плитки выскользнули у меня из рук. У Берта наверняка есть какие-то тайные делишки, и я намерен все выяснить.

— Замечательно! — сердечно сказала миссис Брэдли. — Удачи вам в подстригании газона.

Мистер Гэтти посмотрел на нее как на сумасшедшую, вздохнул и взялся за газонокосилку. Миссис Брэдли повернулась к стоявшей рядом миссис Гэтти.

— Дорогая моя, — начала та, — зачем крокодилу разговаривать с волком?

— Милый мой страус, а кто сообщил вам, что волк заперт в часовне?

— Никто не говорил. — Глаза миссис Гэтти ласково смотрели из-под золотых очков — обычная, нормальная женщина средних лет. — Я сама его там нашла. Ой нет! Мне мистер Берт сказал. Наверное, думал, что мне нужно пойти и выпустить волка. — И она захихикала.

— А вы его не пытались выпустить? — спросил я, и миссис Брэдли ткнула меня в ребро. Я успел позабыть о ее инструкциях и теперь стал лепетать какие-то извинения. Однако сказанного не воротишь. Миссис Гэтти тут же сделалась серьезной.

— Нет, не пыталась. Очень уж хорошо получилось, правильно. Я на него только посмотрела, а он меня не видел и не слышал, и вернулась домой, и все думала, а потом, когда решила, что он уснул, пошла поговорить.

Я многозначительно взглянул на миссис Брэдли. Она со свойственной женщинам проницательностью верно поняла мой взгляд и чуть заметно кивнула. Осмелев, я спросил у миссис Гэтти, что же она говорила мужу, пока он спал в часовне.

— Я сказала: «Бука! Бука идет!» — торжественно ответила она. Я расхохотался. Миссис Брэдли расхохоталась. И миссис Гэтти расхохоталась, и ее муж подошел узнать, в чем дело. Трясущейся рукой я махнул в сторону его жены и едва пробормотал:

— Она сказала: «Бука! Бука идет!» — и опять впал в буйное веселье. Потом овладел собой, вытер глаза.

Лицо у Гэтти сделалось задумчивое.

— До чего же это все интересно, — промолвила миссис Брэдли, когда мы окончательно ушли от дома Гэтти. — Мальчик мой, опять собирается дождь. Вот незадача! Быть может, приютите меня пока в доме викария?

Просьба меня удивила, учитывая, что путь к дому викария лежал мимо ворот Манор-Хауса.

— С удовольствием, — сказал я, хотя сердце у меня упало. Стоит им с супругой викария начать судачить, их не остановить. По-моему, эта дама хочет описать чету Куттс в книге. Когда ей удается навести миссис Куттс на любезную той тему, выражение лица у нее становится хищное — только что губы не облизывает. У меня от такого зрелища кровь стынет. Не женщина, а вампир.

Любимая тема миссис Куттс, нечего и говорить, — распущенность. После страшной гибели Мэг Тосстик и отъезда ненавистной Коры Маккенли эта тема подразумевает меня и Дафни. На следующую ночь после убийства Мэг миссис Куттс увидала меня у племянницы и мгновенно рассвирепела. Я объяснил, что всего лишь спросил у Дафни, все ли в порядке и не страшно ли ей, но дамочке везде мерещилось самое скверное. На следующую ночь она, нечего и говорить, застала меня уже в комнате! Да, я не позволю собой командовать личности с такими жуткими понятиями, пусть она и приходится Дафни тетей.

Увидев меня, присевшего к Дафни на кровать, она решила, что случилось худшее. (Вовсе оно не случилось.)

— Тетя, да ты сама кого угодно до худшего доведешь, — заплакала Дафни, расстроенная ее нападками. — Ноэль, дорогой мой! — И она протянула мне кольцо. Я молча опустил его в карман. Мы демонстративно поцеловались, и я отступил в сторону, давая миссис Куттс дорогу вон из комнаты. Она не двинулась — я тоже. Не мог же я уйти и оставить Дафни ей на растерзание. Наконец миссис Куттс вышла, и я последовал за ней.

Утром я опять отдал кольцо Дафни — она, нечего и говорить, вернула мне его, только чтобы отвязаться от своей ненормальной тетки. Да, после гибели Мэг Тосстик у миссис Куттс сильно испортились и нервы, и характер. Мужа она пилила, а он после той истории с загоном и так стал как разъяренный бык. И неоднократно повторял, что легко отделался. Миссис Куттс несла чушь о развратных пастырях, и то были речи куда более резкие, чем ее всегдашние обличения. Причем нам с преподобным обоим доставалось. Сумасшедшая женщина. Честное слово! Если бы я мог — женился бы на Дафни немедленно, вырвал бы ее из обстановки, которая на нее так скверно действовала. Однако священнослужитель не может просто зарегистрировать брак в мэрии; кроме того, меня связывало обещание, данное старику Куттсу, не спешить со свадьбой.

Итак, пришлось проводить миссис Брэдли в дом викария, потому что дождь усилился, и мы, пока шли от Моут-Хауса, основательно промокли.

Ничто не могло доставить большего удовольствия миссис Куттс, питавшей в последнее время особое пристрастие к миссис Брэдли, чем переодеть гостью в сухое платье и туфли и развести для нее огонь в камине.

Пока они были наверху, в гостиной появилась Дафни.

— Ноэль, дядя беседовал с инспектором, который расследует убийство, и тот говорит, что у нас в деревне ожидается всплеск преступности. Таким преступлениям часто подражают. Это просто ужасно.

За чаем беседа велась про убийство. Миссис Брэдли слушала, как хозяйка распространяется о распущенности, и старалась раззадорить ее, когда та начинала иссякать. Я не знал уже, куда деваться от их разговора, Дафни — тоже.

В шесть гостья наконец-то оторвалась от беседы и дала мне знак следовать за ней. Я пошел сам не знаю почему. Эта женщина, нечего и говорить, подавляет мою волю. Мне хотелось остаться с Дафни и обсудить грядущий Праздник урожая, но я как покорный пес следовал за миссис Брэдли. Мы вышли на дорогу, ведущую к каменоломням, и тут моя спутница резко остановилась и сказала, стараясь перекрыть шум ветра:

— Знаю я все проделки Берта. Вы его не боитесь?

— Боюсь, еще бы! — прокричал я.

— Да-да, понимаю! Чем я вам так не нравлюсь, мистер Уэллс?

Ничего на это ответить я не мог; мне вдруг стало жарко, и язык отнялся.

— Мне нужна ваша помощь! Будет проще, если вы избавитесь от своего предубеждения! — Она помолчала и еще громче добавила: — Мне ведь и викарий нипочем; могу помочь, если пожелаете!

— То есть?

— Вы хотите жениться на его племяннице!

От этой чертовки ничто не укроется.

— А у меня полно знакомых епископов!

Я остановился и взглянул на нее. Надеюсь, выражение лица у меня было непреклонное.

— Вы пытаетесь меня подкупить, миссис Брэдли!

— Да, конечно, мой мальчик! — кричала она, влажно дыша мне почти в самое ухо.

— Согласен! Пожмем друг другу руки.

Она сжала мою ладонь сухой желтой лапкой. Ничего себе, хватка! Посильнее, чем у миссис Куттс, опытной пианистки.

— Ждите здесь. Если через полтора часа не выйду, идите в полицию.

— Думаете, Берт — убийца?

Нехорошо все-таки кричать во всю мочь. Так и в диффамации могут обвинить.

— Думаю, он страшен, если его разозлить! — Дрожащей рукой я поправил свой воротник-ошейник. — Я тоже иду!

— Смельчак! — радостно взвизгнула миссис Брэдли.

Что ж, не без того.

У меня с собой была тяжелая трость. Критически обозрев это орудие, я положил его на обочину. Лучше не провоцировать Берта, а без палки я буду выглядеть безобиднее. Поднимаясь по крутой тропе, я весь дрожал и изнывал. Сильный ветер, едва не сдувавший нас вниз, гнал по небу серые тучи. Вокруг были заброшенные карьеры. Как же легко силачу вроде Берта столкнуть нас в карьер, там, где ограда совсем никудышная. Нас могло бы спасти присутствие Коры, но где она, Кора? Судя по слухам, гастролирует на северо-востоке Англии, играет в пьесе «Пташки». До некоторой степени меня успокаивало присутствие неукротимой маленькой пожилой дамы. Ее желтое лицо было спокойно, губы плотно сжаты, словно все жизненные силы она сейчас сосредоточила на преодолении подъема и борьбу с порывами ветра. Обернувшись, миссис Брэдли прокричала:

— Вы ведь сами хотели пойти!

— Да! — ответил я, придерживая обеими руками шляпу. — Это все супруги Гэтти! Оба психи!

— Оба — что?

— Психи!

— Что?

— Психи!!

— А да! — Она заулыбалась и вдруг замахала рукой.

У ворот стоял Берт. К моему изумлению, он замахал в ответ и побежал навстречу. Обхватив миссис Брэдли за спину громадной ручищей, он буквально потащил ее наверх на растерзание бушующему ветру.

Когда, дрожащий и едва живой, добрел я до Бунгало, миссис Брэдли, удобно устроившись в кресле, пила пиво, а Берт, стоя на коврике у камина, грел спину, гоготал и притоптывал, развеселившись от какой-то сомнительной шутки своей гостьи. (Сам я ее шуток вообще не понимал.) Он тоже держал стакан. В дом меня впустил Фостер Вашингтон Йорк, и когда я принял радушное приглашение и сел, принес пива и мне.

— Ах да, — сказал Берт, видимо, продолжая прерванный моим появлением разговор. — Мы таки заперли его в часовне. Я сообщил, где он, его жене и не сомневался, что она пойдет и выпустит его. Этот мелкий шпик ползал в бухте (я лишь передаю слова Берта), ну мы его и заграбастали, и связали, чтоб не мешал кончить работу. Я про то и забыл.

— Мистер Берт, — спокойно произнесла миссис Брэдли. — Вы должны пообещать мне бросить вашу рискованную игру. Чтобы в бухту больше не доставляли никаких грузов и не прятали в этом доме. Вы меня понимаете? Да, и насчет ваших ссор с женой…

Она говорила очень мягко, но не сводила черных ведьмовских глаз с Берта. Меня пугало выражение ярости на его лице. Слишком уж неравны были силы. Как бы ненароком я нагнулся за кочергой. Прекрасное, удобное орудие приятно оттягивало руку. Я покачивал кочергой, зажав ее между пальцами. Миссис Брэдли дружески-успокоительно улыбалась Берту, у которого уже начала раздуваться шея.

— Вы ведь не способны на убийство, Эдви, правда?

— Я — не — знаю! — отчеканил Берт, делая шаг вперед. — Наверное, способен, если будет некуда деваться.

— Но-но! — Она выставила вперед желтую лапку. — Скверный мальчик. Сядьте-ка!

Берт сел. И даже улыбнулся какой-то овечьей улыбкой.

Я положил кочергу, все так же изображая непринужденность. Берт посмотрел на меня.

— Щенок чертов! — бросил он.

Я с трудом улыбнулся.

— Эдви, почему вы так гадко обошлись с викарием?

— Он дрался как черт. Здорово отделал беднягу Фостера. Не будь он черный, переливался бы сейчас не хуже радуги.

Из глубины моего сознания начали подниматься и обретать форму разные мысли. Постепенно все встало на свои места. Викарий говорил, что у разбойников были вычернены лица. И почему я не подумал, что один из них — черный от природы? А вот миссис Брэдли с этого, кажется, и начала — и ниточка привела ее к Берту. Его Бунгало — ближайший к бухте дом, а контрабанда — самое первое, что приходит в голову, если вспомнить о судне, которое видел Куттс. Сэр Уильям и слушать не стал дворецкого, а ведь тот, нечего и говорить, подал ему верную мысль.

— Уверен, тут не обошлось без Лори, хозяина таверны «Герб Морнингтона», — сказал я, когда мы, подгоняемые ветром, спускались в деревню. Я думал, миссис Брэдли сочтет мое предположение абсурдным, но она в порыве радости ткнула меня под ребра.

— Дорогой мой, дорогой мальчик! — заклохтала она, словно курица над яйцом. — Что за светлая мысль! Нет, вы подумайте! Никогда бы не догадалась связать Лори с контрабандистами!

Я не очень-то удивился. Мой опыт общения с прекрасным полом — с такими несхожими сокровищами слабой половины человечества, как миссис Куттс, миссис Гэтти, моя матушка, сестры и Дафни, — привел меня к неоспоримому выводу: если не считать небольшой и строго очерченной сферы знания, женщины на удивление невежественны. Миссис Брэдли сумела догадаться, что Берт занимается контрабандой, но тот факт, что самая типичная контрабанда — спиртные напитки, от ее внимания совершенно ускользнул. Она, возможно, и не знает, что эти товары облагаются пошлиной. Я прочел ей краткую и, надеюсь, полезную лекцию о пошлинах на ввоз товара.

Мы почти неслись под гору, а позади бушевал и завывал ветер. Моя лекция была, по сути, извлечением из курса «Великие англичане», который начинался с биографии сэра Роберта Уолпола и который я читал прошлой зимой в клубе для мальчиков.

Миссис Брэдли слушала с интересом и, когда мы подошли к Манор-Хаусу, тепло меня поблагодарила. Я расстался с ней не без облегчения.

Перед ужином мы с Дафни обсудили Праздник урожая и другие вещи. После ужина я, к своему удивлению, получил записку от сэра Уильяма. Он просил прийти немедленно, так как я понадобился миссис Брэдли. Будь это приглашение от нее самой, я бы его проигнорировал или послал бы записку с извинениями, однако пожелание сэра Уильяма — дело другое. Я попросил викария меня не ждать, взял шляпу и плащ — после бури начало моросить — и вскоре шагал к Манор-Хаусу.

Идя быстрым шагом по главной дороге, чуть в стороне от деревни, я невольно продолжал размышлять об убийстве. Манор-Хаус стоит в уединении, поблизости только одно жилище — дом констебля Брауна. Приятно было думать, что этот не слишком образованный, но добросовестный слуга закона убежден в невиновности Боба Кэнди. Подходя к его коттеджу, я вдруг решил, что неплохо бы зайти и спросить, как далеко продвинулся в своем расследовании инспектор из Уаймута. Браун наверняка все знал: он повсюду сопровождал инспектора и усердно записывал каждое слово и каждый поступок начальства. Инспектору, нечего и говорить, такое внимание льстило, и он сносил присутствие констебля, хоть и считал его недалеким. Однако глупцом он отнюдь не был. Браун то есть.

Дверь мне отворила миссис Браун и проводила меня в гостиную — собственно, гостиная начиналась сразу у дверей. Тут был и констебль, и двое его квартирантов. Я об этих ребятах много думал. Ведь гораздо логичнее предположить, что Мэг Тосстик убил чужой человек, чем допустить, что кто-то из наших, деревенских, совершил такой подлый поступок. Я пристально разглядывал обоих студентов, но, если говорить по совести, не замечал признаков какой-то особой порочности. Кроме того, ни у одного из них не было загнанного выражения лица или нервного взгляда, характерного для убийцы, который боится, что его поймают. Впрочем, таковых мне тогда еще встречать не доводилось.

Никаких новостей я от Брауна не узнал. Инспектор опросил всех, кто мог, по его мнению, знать хоть что-то об убийстве; дело против Боба Кэнди ничуть не продвинулось. К сожалению, только этим он меня и обрадовал. По мнению констебля, стороне обвинения особо усердствовать не придется.

— Понимаете, мистер Уэллс, — пояснил наш добряк, — полиции все яснее ясного. Им уже хватает улик, чтобы повесить беднягу Боба. И свидетели у них наготове. Уж они знают, кого вызывать, кого — нет. Инспектор не хочет найти чего-нибудь такого, из-за чего дело запутается, ясно вам, сэр?

— По-вашему, — перепугался я, — полицейские не желают докапываться до правды?

— Желать-то желают, еще как, — Браун махнул рукой, в которой держал трубку, — да только они думают, что уже докопались. А значит, песенка Боба Кэнди спета. Чего инспектор тут искал, так это доказательств своей правды. А если ничего и не найдет — не беда, и без того уж достаточно набрали. С другой стороны, инспектор не хочет расквасить себе нос. Так уж люди устроены, сэр, при всем моем уважении. В теперешнем своем виде это дело просто загляденье! Не станут же они из кожи лезть, чтоб его испортить.

Я мрачно кивнул. И двое молодых людей тоже. Добавить было нечего.

— Ну, тогда я пошел. Спасибо вам, Браун.

— Я слыхал, этой приезжей, из Лондона, нет равных в сыскном деле, — сказал Браун, провожая меня к двери. — Да только навряд ли ей интересны наши деревенские дела.

— У меня таких сведений нет. — Я решил не говорить констеблю о том, как миссис Брэдли догадалась, что Берт занимается контрабандой, и потому, сохраняя таинственный вид, вышел и направился в Манор-Хаус. Вскоре я сидел в большой компании — там были сэр Уильям, Маргарет, Брэнсом Бернс и миссис Брэдли — и передавал собравшимся слова констебля. В заключение я сказал, что дела у Кэнди совсем плохи.

— А Браун о вас упоминал, — обратился я к миссис Брэдли. — Я, как мог, поддержал вашу репутацию.

— Напрасно беспокоились, мистер Уэллс, — довольно сурово вставила Маргарет.

— Нет-нет, вы не так поняли! — Стараясь загладить промах, я был сама доброта и ласка. — Все вовсе не…

— Надеюсь, о Берте вы не говорили? — спросила миссис Брэдли.

— Ни звука, честное слово, — ответил я, радуясь в душе, что поборол искушение. И с терпеливой улыбкой добавил: — Это было бы неумно. Надо же — контрабанда спиртного!

— Ничего подобного! — бросила миссис Брэдли.

Ее всегда мелодичный голос стал вдруг резким, а выражение лица столь свирепым, что я только и сказал:

— Да? — И отдался на волю судьбы.

Мои подозрения, что миссис Брэдли ведет какую-то игру, еще больше укрепились, однако я решил быть тише воды ниже травы.

Сэр Уильям спросил:

— А какие есть козыри против Кэнди, кроме мотива?

— У него была возможность убить, — ответила миссис Брэдли. — Во время убийства он находился в таверне. И пятнадцать минут провел неизвестно где.

— Какой кошмар, — сказала Маргарет. — Не мог он никого убить. Он даже ходил на мои занятия по изучению Библии.

— Да не способен он на убийство! — воскликнул сэр Уильям.

Мне было приятно, что они так горячо защищают парня; я внимательно оглядывал своих собеседников — все ли они единодушны? Меня удивило выражение несимпатичного лица финансиста. Губы его раздвинулись, кривые зубы оскалились в злобной ухмылке.

«Милостивый Боже! — подумал я. — Да ведь он уверен, что убил сэр Уильям!»

И тут же, как если бы я сказал это вслух, миссис Брэдли начала:

— Да, именно такие вещи и нужно учитывать. По-вашему, Боб Кэнди не способен убить, а по-моему — способен.

— Но как… — прогремел сэр Уильям. (Во всяком случае, прогремел бы, если бы миссис Брэдли его не прервала.)

— Я не убеждена в невиновности Кэнди. Думаю, он способен на убийство, но также знаю, что в деревне есть и другие потенциальные убийцы. — Она обвела нас взглядом. — Например, сэр Уильям.

Сэр Уильям побагровел; он уже готов был впасть в бешенство, однако миссис Брэдли его осадила.

— Не нужно становиться в позу, дорогой хозяин. Мистер Брэнсом Бернс того же мнения.

Брэнсом Бернс — я с удовольствием вспомнил, что миссис Гэтти окрестила его акулой (он, нечего и говорить, относится к серым акулам… впрочем, в жизни их не видал), — сунул палец за воротничок и издал вежливо-протестующий звук. Тусклые рыбьи глаза холодно блеснули. Он отнюдь не забыл тот день, когда ударил собаку, — по его лицу это читалось, словно по книге.

— Затем, — продолжала миссис Брэдли, — обратив на меня сверкающий зловещей радостью взгляд, — есть еще наш юный друг мистер Уэллс.

— Я — убийца?!

Просто смешно! Да, я взял в руки кочергу — там, в Бунгало. И взял, должен признать, с намерением от души, с хрустом, врезать Берту по башке — начни он сам махать кулаками. А эта дамочка, значит, готова укусить руку, которая ее же собиралась защитить. Однако сказать такое вслух я не мог.

— Затем еще мистер Берт, — продолжала она.

Тут я был согласен. Берт при мне признался, что под давлением обстоятельств мог бы совершить убийство.

— И еще миссис Куттс, хотя у меня до сих пор нет никаких доказательств, кроме чистой психологии — доказательство бесспорное, но неприемлемое как в бытовом аспекте, так и в юридическом, — что миссис Куттс — потенциальная убийца. И еще, — миссис Брэдли улыбнулась, — есть я. За мной уже числится одно убийство. Меня за него судили и оправдали, вот так, дети мои.

Она грустно покачала головой и повернулась ко мне.

— Значит, по-вашему, Кэнди не способен на убийство?

— Вы пока не привели никаких фактов, подтверждающих его виновность.

— Согласитесь хотя бы, что убить он мог. У него же дурная наследственность.

— Лори об этом знал, но рискнул взять его на службу барменом и вышибалой.

— Верно, — признала миссис Брэдли.

Я, чтобы закрепить позиции, прибавил:

— Вывод мне вполне ясен.

— И мне тоже, — поспешно сказала миссис Брэдли и, явно торопясь сменить тему, заметила:

— По поводу Берта и контрабанды, сэр Уильям. Здесь, у себя дома, вы ведете беседу как частное лицо и не выступаете в качестве мирового судьи. Так?

— Мм… не совсем. Пожалуй, мне лучше удалиться. — Ему, конечно, не понравилось, что его назвали убийцей. Маргарет вышла вслед за ним, а Брэнсом Бернс остался.