Найден мертвым Хейер Джорджетт

Глава первая

В «Особняке у скал», или просто особняке, как называли в округе местную достопримечательность, отмечали шестидесятилетие Сайласа, известного предпринимателя, главы клана Кейн. Надо сказать, что вечеринки в этой семье почти всегда отдавали скукой. Но сегодня на удивление все шло как нельзя лучше.

Так думала Патрисия Эллисон, глядя на праздничный стол, за которым собрались родственники юбиляра. Присутствующих Мэнселлов, давних деловых партнеров Сайласа, можно было смело считать родственниками. Все гости пребывали в прекрасном расположении духа и проводили время в приятной беседе.

Правда, в самом начале не обошлось без накладки. Поздоровавшись со стариком Джозефом Манселлом, юбиляр сразу завел разговор о делах, хотя в данный момент это было неуместно. Тут же рядом стояли супруга Джозефа и его дочь с мужем. Но Сайлас никакой неловкости не испытывал, поскольку дела у него всегда стояли на первом месте. Но потом, когда все расселись за столом, он успокоился.

Большим балагуром Сайлас не был. Он вообще являл собой скуку в чистом виде. Неизменно вежлив, корректен, старомоден. Рот аскета, изломанный, с опущенными уголками; холодный, отчужденный взгляд, небольшая бородка-эспаньолка, традиционный костюм с широким галстуком. В общем, консерватор до мозга костей.

Сейчас он терпеливо прислушивался к разговору о сюрреализме, который завел сидевший справа племянник Клемент, и успевал кивать сидевшей слева супруге Джозефа, Агате Манселл. Она недавно побывала на островах Фарн и рассказывала о тамошних птицах. И то и другое ему было неинтересно, но он доброжелательно улыбался и в нужные моменты вставлял: «Неужели?» или «Да, да, конечно».

Патрисия Эллисон перевела взгляд на миссис Манселл. Эту даму вряд ли бы смутила мысль, что хозяин торжества абсолютно равнодушен к ее излияниям. Несокрушимая убежденность миссис Манселл в своей правоте была достойна восхищения. В годы учебы в колледже Агата заработала себе репутацию «синего чулка» — тогда это было модно — и тем самым как бы приобрела право посматривать свысока на своих менее везучих сверстниц. Она и сейчас, спустя тридцать лет, сохранила приятное ощущение превосходства, а также повелительные нотки в голосе.

— Нас разочаровало отсутствие там пеликанов, — объявила миссис Манселл. — А вот в прошлом году, когда мы были на острове Айона, их было много.

— Да, конечно, — отозвался Сайлас Кейн.

— А я недавно видел американский фильм, — неожиданно вмешался сидевший напротив юный Тимоти Харт, — так там действовал крутой гангстер по прозвищу Пеликан. Классный, между прочим, фильмец.

Сайлас и Агата Манселл оставили реплику четырнадцатилетнего нахала без ответа, и он, нисколько не смутившись, продолжил возню с куриной ножкой.

Тимоти Харт состоял с Кейнами в родстве через мать, Норму, которая была замужем за племянником Сайласа, Джеймсом. В Первую мировую Джеймс погиб, и вскоре она вышла замуж за сэра Адриана Харта, аристократа. От этого брака появился на свет Тимоти. Но у нее был еще и старший сын, Джим, настоящий Кейн, племянник Сайласа.

Против второго мужа Нормы Кейны не возражали, однако не могли взять в толк, зачем такой обеспеченной женщине потребовалось снова замуж, хотя бы и за сэра.

В сегодняшнем торжестве супруги Харт не участвовали. Норму, когда ее возраст начал подбираться к сорока, неожиданно одолела тяга к дальним поездкам. Сейчас она путешествовала по Бельгийскому Конго среди горилл и пигмеев. А у сэра Адриана на это время уже была назначена встреча. Поэтому на юбилей он не приехал, прислав вместо себя сына Тимоти в сопровождении пасынка Джима Кейна, который теперь, сидя за столом, безуспешно пытался поймать взгляд Патрисии Эллисон, скрывающейся за стоявшей посреди стола вазы с цветами.

Джим привез брата на своем кремовом спортивном автомобиле вместе с вежливой запиской от сэра Адриана. В ней тот напоминал Сайласу, что в прошлый их приезд он обронил, что мальчик может гостить в особняке сколько захочет. А тут как раз подоспели каникулы в восемь недель, и парня просто некуда девать. Так что пусть он поживет здесь некоторое время.

Сидевшая рядом с мальчиком Патрисия поинтересовалась, чем он намерен здесь заняться в обществе престарелой дамы и ее сына Сайласа. В свою очередь, Тимоти спросил, идут ли в ближайшем городке Портло какие-нибудь нормальные фильмы.

— Не всякая муть про любовь, а по-настоящему хорошие, с гангстерами и агентами ФБР.

Патрисия Эллисон призналась, что за такими фильмами не следит, но обещала достать список всех доступных развлечений в Портло. Тимоти оживился:

— Большое спасибо. В Портло я смогу гонять на своем велике, если он прибудет вовремя. Его пришлось отправить багажом на поезде. — Он глотнул из бокала имбирного пива и добавил, мрачно поглядывая через стол: — Вообще-то глупо было посылать велик поездом, но некоторым на это наплевать. Для них важнее водить кистью по холсту и изображать живописцев.

Его брат, а это замечание относилось к нему, беззаботно улыбнулся и посоветовал парню перестать молоть вздор.

Патрисия Эллисон перевела взгляд на почтенную миссис Эмили Кейн, даму под девяносто лет, при которой служила компаньонкой-секретаршей. Миссис Эмили с большой осторожностью свели вниз и усадили на почетное место за столом. Она уже многие годы безраздельно властвовала в особняке, хотя официальным хозяином числился ее сын. Устроившись в кресле, старуха потребовала, чтобы по правую руку сел Джозеф Манселл, а по левую Клемент. Патрисия осмелилась заметить, что компанию можно было бы выбрать поинтереснее, но та возразила:

— Куда же усаживать Джо Манселла, как не сюда? А Клемент как-никак наследник. Так что все правильно.

С точки зрения этикета, наверное, да, хотя оба они были Эмили одинаково неприятны. И грузный старик Джо Манселл, имеющий привычку громко всхохатывать, и ее тридцативосьмилетний внучатый племянник, худой, уже начинающий лысеть, Клемент Кейн. Он быстро нашел для себя достойное занятие — скатывать хлебные шарики, поглядывая на свою жену, красотку Розмари, которая сидела чуть дальше между Джо Мэнселлом и его зятем Клайвом Пемблом.

Супругу Клемента от Патрисии заслонял грузный торс Клайва, но она знала, в каком настроении пребывает сейчас эта женщина. Прежде Розмари была способна внести оживление в любую, даже самую скучную вечеринку, но такие времена давно миновали, и теперь уже полгода она неизменно находилась в подавленном состоянии. Глаза затуманены, углы пухлых губ опущены, в каждом изгибе восхитительного тела сквозили неудовлетворенность и тоска.

Клемент, активно участвующий в делах фирмы «Кейн и Манселл», был еще наследником состояния своего дяди, не удосужившегося обзавестись семьей. В общем, перспективы у этого еще нестарого человека были очень даже неплохие. Патрисия не без оснований полагала, что Розмари вышла за него именно по этой причине. Других, собственно, не было, только деньги.

Видимо, она ожидала от брака большего, но так и не дождалась, и в последнее время привадила ухажера, некоего Трэвора Дермотта, красавца мужчину, не то что хлюпик Клемент. Они встречались, почти не скрываясь.

Два дня назад, жалея бедного Клемента, миссис Эмили в разговоре с ним заметила, что ему надо что-то делать, иначе он потеряет жену. На что тот лишь пожал плечами.

Патрисия почти не сомневалась, что супруга уже готова послать его ко всем чертям. Достаточно было посмотреть на эту пару, похожую на персонажей банальной мелодрамы. Перед застольем, когда они сидели в гостиной, Розмари примостилась в уголке на диване, отдельно от всех, со скорбным видом разглядывая свои руки, а Клемент в другом конце комнаты изображал безразличие, не забывая поглядывать на нее. Напряжение почувствовал даже Клайв Пембл, обычно безразличный к окружающей обстановке, и сделал несколько безуспешных попыток разговорить Розмари. Та лишь грустно улыбалась, ограничиваясь короткими ответами.

Тем временем Патрисия продолжала следить за собравшимися за столом.

На противоположной стороне Бетти Пембл оживленно болтала с Джимом Кейном, время от времени обращаясь к супругу за поддержкой. Эта тридцатипятилетняя женщина ничем не напоминала свою монументальную мать. Изображала этакую бесхитростную наивность, что хорошо смотрелось бы, наверное, в молоденькой девушке, но для ее возраста было неподходящим. В обхождении она была приятна и жизнерадостна. Все портила невероятная болтливость. Поэтому провести в обществе Бетти час или два было мучением. К счастью, Клайв Пембл сторонился умных женщин. Вероятно, жена его порой утомляла, но это с лихвой компенсировалось ее слепой верой во всеведение супруга. От Бетти можно было часто услышать, что ее муж кремень, то есть твердый, мужественный, и Клайв, который знал, что никакой он не кремень, а такой же, как все, тем не менее находил ее веру в него приятной и утешительной. Вот и сейчас, когда Бетти, рассказывая Джиму Кейну, что не может заснуть при малейших признаках грозы, обратилась к мужу: «Правда, Клайв?», тот ответил с доброй улыбкой: «Конечно, дорогая». Патрисия подумала, что любой другой мужчина не выдержал бы с ней и пяти минут.

Сидевший между Бетти Пембл и ее мамашей Джеймс Кейн с вежливым интересом слушал рассказ о проделках детей Бетти. Воспользовавшись тем, что его внимание занято, Патрисия позволила себе задержать на нем взгляд.

Генеалогическое дерево семейства Кейн имело единственный ствол, и Сайлас здесь являлся последним представителем старшего поколения, а Джим — младшего. О том, насколько эти двое были разные, не стоило даже упоминать.

Основатель рода оставил после себя четырех сыновей. От брака старшего сына с Эмили Фрикер на свет появился Сайлас. Второй сын был отцом Клемента. Третий эмигрировал в Австралию и давно порвал связи с семьей. После него осталась внучка — это все, что знали о нем Кейны.

У четвертого, младшего сына, было двое детей. Дочь, умершая старой девой, и сын, погибший на Первой мировой войне. Он был первым мужем Нормы, которая родила ему Джима, последнего в роду Кейн.

Джим, красивый рослый молодой человек с искренней улыбкой и ясными серыми глазами, которые в последнее время все чаще были обращены в сторону мисс Эллисон, в семейном бизнесе не участвовал. Он работал в министерстве финансов, и хотя должность у него там была вполне приличная, Сайлас и Клемент не считали его достаточно серьезным. Особого интереса к банковскому делу Джим не проявлял и почти все свободное время посвящал спорту. В Кембридже он играл в первой команде колледжа по регби. С этим Сайлас и Клемент еще могли кое-как смириться, но когда Джим продолжил эти занятия и после получения диплома, они удрученно покачали головами, опасаясь, что их младший родственник так и не образумится. Они любили Джима. Клемент считал, что у парня хорошие мозги, но пока им не найдено достойное применение, а Сайлас, в изумлении наблюдая, как Джим управляется с быстроходным катером, думал, что бедный мальчик пойдет по стопам своей матери. Он не одобрял увлечение племянника катерами и спортивными автомобилями, однако разрешал ему использовать свой причал для лодок неподалеку от особняка и предпочитал не делиться рассказами о его сомнительных подвигах с Джо Манселлом, чьи родственники не соревновались на воде в скорости и не ломали себе конечности на стадионе «Туикнем».

Поскольку сидевший справа от Патрисии юный Тимоти Харт был полностью занят поглощением рисового пудинга, а находящийся с другой стороны Клайв Пембл переговаривался со своей супругой, она имела возможность вдоволь наглядеться на этого последнего представителя рода Кейн. Патрисия понимала, что положение секретарши-компаньонки хозяйки исключает возможность каких-либо серьезных отношений с ее внучатым племянником, и последние несколько месяцев тщетно пыталась выработать у себя иммунитет к чарам Джеймса Кейна. Ей казалось, что она ясно дала ему понять, что он ей совершенно безразличен, но молодой человек, видимо, оказался невосприимчивым к подобным намекам и, несмотря на весьма холодный прием по прибытии в особняк, осмелился нахально пялиться на нее весь вечер, пытаясь поймать взгляд. И это ему несколько раз удавалось.

Вот и сейчас Джим неожиданно повернул голову, когда Патрисия этого не ожидала. Густо покраснев, она быстро повернулась к его брату.

Наконец почтенная миссис Кейн поднялась из-за стола. Джим поспешил открыть для нее дверь в соседнюю комнату. Он выглядел грустным, и Патрисия испугалась, что ее напускное невнимание ранит его чувства. Вместо того чтобы равнодушно пройти вслед за хозяйкой, она подняла голову и улыбнулась ему.

Лоб молодого человека мгновенно разгладился, лицо озарилось теплой улыбкой, и Патрисия опять испугалась. На сей раз из-за того, что пошла на поводу у сердца.

В гостиной ее первой обязанностью было проследить, чтобы миссис Кейн удобно устроилась в своем любимом кресле, поставив ноги на скамеечку, и чтобы ее трость с рукояткой находилась в пределах досягаемости. Ей принялась помогать Бетти Пембл, пытаясь подложить под старуху подушку. Однако миссис Кейн принадлежала к поколению, не привыкшему к роскоши, и презирала женщин, стремящихся всегда сидеть на мягком. Поэтому подобная услужливость заставила ее поморщиться. А тут еще Бетти ляпнула:

— Мистер Кейн сегодня ну просто прелесть!

Блекло-голубые глаза Эмили остекленели.

— Это в каком смысле?

Бетти Пембл, забыв, что разговаривает со старой дамой, пояснила:

— Ну просто не верится, что ему исполнилось шестьдесят лет, а он еще хоть куда.

— Конечно, — холодно бросила Эмили и повернулась к Патрисии. — Закройте окно, милочка, а то в комнату ползет противный туман. Я чувствую его костями.

— Да это же просто морской бриз, — заметила миссис Манселл.

— Вы можете называть его, как вам нравится, Агата, — буркнула Эмили, — а для меня это противный туман.

— Вот именно, туман, — подхватила Бетти.

Эмили бросила на нее недовольный взгляд, и та поспешила добавить:

— Ой, я забыла вам рассказать, как Питер обрадовался, узнав, что мы едем поздравить дядю Сайласа с днем рождения. Знаете, мои дети привыкли звать его «дядей». Они его просто обожают. Дядя Сайлас их притягивает. Есть в нем магнетизм. Я всегда замечала, как они на него смотрят, даже моя тихая малютка Дженифер.

Эмили не смягчили незаслуженные славословия в честь ее сына.

— Значит, Питер обрадовался, говорите? — произнесла она требовательным тоном. — И что же он сказал?

Улучив момент, Розмари вскочила из глубокого кресла и двинулась через комнату к Патрисии.

— Давайте прогуляемся в оранжерею.

Та стиснула зубы. Ей до смерти надоели эти доверительные беседы. Несколько месяцев назад супруга Клемента Кейна неожиданно воспылала к ней большой симпатией и при каждом удобном случае принималась изливать душу.

— Ну что за вечер, когда он закончится, — проговорила она, как только они вышли за дверь. — И вообще, я не представляю, как вы можете здесь жить постоянно.

— Тут не так плохо, как может показаться, — отозвалась Патрисия.

Розмари посмотрела на нее чуть ли не с испугом.

— Но здесь же очень скучно. Я бы просто сошла с ума.

— Наверное, у меня такой характер, — произнесла она, будто оправдываясь. — Я ко всему отношусь спокойно.

— Ну как тут не позавидовать. — Розмари вздохнула. — Хотите сигарету?

Патрисия отказалась.

— Замечательно, когда довольствуешься малым и не ропщешь, — продолжила Розмари. — Но я, к сожалению, другая.

— Ну а мне приходится мириться. — Она вздохнула. — А что делать, когда нет никаких талантов? Когда, кроме стенографии, больше ничего не умеешь?

— Да есть у вас таланты, не надо прибедняться. — Розмари скользнула взглядом по веточкам гелиотропа. — А что касается меня, то я уже, кажется, дошла до точки.

Патрисия Эллисон посмотрела на нее с сочувствием.

— Счастливым Клемента я не сделала, — объяснила Розмари. — Без меня ему было бы лучше. Видимо, я вообще не создана для брака. Ничего не поделаешь, русская кровь.

— Я и не знала, что вы русская.

— Да, да, мой дед был русский. Оттуда у меня все эти метания, неудовлетворенность. — Она помолчала. — Вы не возражаете, если я буду обращаться к вам по имени?

— Конечно, нет.

— А вы зовите меня Розмари. К чему эти церемонии? — Она загасила наполовину выкуренную сигарету и добавила со слабой улыбкой: — Я знаю, что кажусь вам грубой и невоспитанной. Впрочем, так оно и есть. Не думайте, что подобное от меня ускользнет. Я своенравная эгоистка, сумасбродка, всегда всем недовольна. И это, понимаете, часть моей натуры. Так что если даже я куда-нибудь и сбегу с Трэвором, то ничего не изменится. Все будет так и продолжаться.

— Тогда, может, вам лучше остаться с мужем?

Розмари с досадой вздохнула:

— Я не рождена для однообразной жизни в этом паршивом городишке, в окружении родственников мужа, практически без денег, когда горничные меняются одна за другой, не успеваешь оглянуться. В общем, мне надоело это убожество. Уеду с Трэвором, с ним мне будет спокойнее. Мы станем жить где-нибудь за границей, и он не будет проверять каждый счет из мясной лавки. Поймите, я просто не способна жить так, как сейчас. Без денег. Вот если бы Клемент был богат, по-настоящему, тогда бы другое дело. Думайте что хотите, но деньги решают все.

— А мне казалось, что вы и так ни в чем не нуждаетесь, — заметила Патрисия.

Розмари пожала плечами:

— Все зависит от того, что вы вкладываете в эти слова. Да, многие женщины были бы вполне счастливы иметь такого мужа как Клемент, я имею в виду с такими доходами. Однако мои запросы шире, в этом вся беда. Очень бы хотелось, чтобы все было иначе, но ведь себя не изменишь. И тут опять виновата моя русская кровь. Какое-то наказание, честное слово.

— Да, но, наверное, кроме русской, в вас течет и английская кровь. Почему бы вам не думать об этом?

Розмари бросила на нее печальный взгляд:

— Вы холодная англичанка, вам меня не понять.

Патрисия знала, что спорить бесполезно.

— Да, боюсь, вы правы.

— Именно это в вас меня больше привлекает, — призналась Розмари. — Мы с вами так не похожи. Вы в высшей степени практичны, а я нет. Вы не так остро все чувствуете, не так импульсивны. И страсти вас не разрывают, верно?

— Верно.

— В этом ваше счастье. Вообще-то корень зла в том, что Клемент никогда не мог удовлетворить меня эмоционально. Вряд ли вы это поймете. Подобное трудно выразить словами.

Надеясь избежать нудных объяснений, Патрисия поспешила заверить, что все превосходно поняла.

— Вряд ли, — задумчиво произнесла Розмари. — Ведь все так сложно, а вам не по душе сложные люди. Понимаете, я обладаю способностью видеть то, что чувствуют окружающие. Это очень мешает жить.

— Разве? А мне кажется, жить с подобным ощущением легче.

— Нет. Лучше не знать, что человека терзает внутри. От этого страдаешь вдвойне. Думаете, мне легко наблюдать, что творится с Клементом? Просто нервы не выдерживают.

— Может, вам сменить обстановку? Посмотреть на ситуацию со стороны. Ведь вы, наверное, испытывали симпатию к своему супругу, когда выходили замуж и…

— Нет! — воскликнула Розмари. Она замолчала, прикуривая очередную сигарету, а затем продолжила: — У меня много недостатков, но по крайней мере я себе не лгу. Я считала, что смогу поладить с Клементом. Не выходить же замуж за человека без средств. При всем желании из такого брака ничего получится. А тут я знала, что после смерти Сайласа он унаследует его состояние. Но вскоре выяснилось, что дядя Сайлас намерен жить и жить. Конечно, это хорошо, но не для меня. А он проживет долго, достаточно посмотреть на его мамашу Эмили. Старуха еще хоть куда. Правда, говорят, у дяди Сайласа слабое сердце. Но не подумайте, что я желаю ему смерти.

— А зачем вам вообще деньги? — спросила Патрисия.

— Сама не знаю. — Она пожала плечами. — Наверное, зачем-то нужны. Понимаете, когда у меня мало денег, я просто задыхаюсь. Мне претит всякая домашняя работа. Это не для меня. А с другой стороны, не могу, чтобы не влезть в долги. Потому что как увижу что-нибудь, то обязательно должна это купить, в тот же момент. Например, куплю браслет, а потом готова себя убить за это. Очень скоро он мне становится противен.

— А разве вам не приходило в голову, что браслет можно вернуть в магазин?

— Нет, потому что я должна быть окружена красивыми вещами. Это сильнее меня. Клемент, надо отдать ему должное, знает об этом и никогда ничего для меня не жалеет. Правда, его беспокоит, чтобы мы как-то сводили концы с концами. Вот и сейчас нам придется переехать в дом поменьше и обходиться только двумя служанками. И я не могу делать вид, будто мне это безразлично.

Патрисия снова попыталась перевести разговор в более спокойное русло:

— Когда вы намерены переехать?

Розмари махнула рукой:

— Пока неизвестно. Видимо, люди, купившие наш дом, захотят поскорее вселиться, но мы это пока не обсуждали.

— Но вы уже присмотрели для себя новый?

— Нет.

Патрисия не выдержала:

— Извините, но мне надо вернуться в гостиную.

— Я часто думаю, — проговорила Розмари, следуя за ней, — что таким практичным людям, как вы, живется значительно легче. Жаль, что у меня так не получается.

Патрисия сочувственно улыбнулась и посторонилась, пропуская ее в гостиную.

В этот момент из столовой туда начали выходить мужчины.

Почтенная миссис Кейн перестала слушать Бетти Пембл, рассказывающую о проделках своих детишек, и принялась оглядывать джентльменов. При взгляде на Джима Кейна ее суровое лицо смягчилось, на губах заиграла легкая улыбка. Подобное случалось редко. К тому же молодой человек сделал бабушке приятное, сразу направившись к ней, и она молча показала ему на соседнее кресло. Джим потушил сигарету и сел.

— Ну, что скажешь? — спросила Эмили.

Он улыбнулся:

— Я в чем-то провинился?

Она кивнула:

— А то нет. Так долго не появлялся. Когда приедешь погостить?

— На следующей неделе.

— Похоже, в вашем министерстве финансов скупятся на отпуска сотрудникам. А где твоя мать? Куда ее на сей раз занесло?

— В Бельгийское Конго, — ответил Джим. — В каком-то Мварро Гварро. Так по крайней мере гласит обратный адрес ее последнего письма. Что это такое, понятия не имею.

Эмили покачала головой:

— Ну и ну. Это в ее-то возрасте шататься по свету. И мальчика оставила без присмотра.

Она знала, что Адриан пристроит его у вас.

— Да, по мне, пусть живет здесь, сколько захочет. Я люблю, когда молодежь в доме. Мисс Эллисон за ним приглядит. — Ее глаза блеснули. — Я думаю, вам следует это обсудить. — Она посмотрела на свою секретаршу-компаньонку, и та немедленно подошла к ней. — Милочка, мой внук хочет поговорить с вами насчет своего брата.

Джим Кейн встал.

— Я о многом хотел бы поговорить, не только о Тимоти.

— Вот и давай, — поощрила его Эмили. — Чем тратить время на беседы со старухой, пообщайся лучше с симпатичной молодой дамой. Мисс Эллисон покажет тебе апельсиновое дерево в оранжерее. Ступайте.

— Наконец-то у меня появилась возможность перекинуться с вами хотя бы парой слов, — произнес Джим, когда они остались одни. — Скажите, я вас чем-то обидел?

— Нет, — ответила Патрисия. — С чего вы взяли?

— Не знаю, — пробормотал он. — Но за ужином у меня создалось впечатление, будто я вам не очень приятен.

— Вы ошибаетесь. — Краснея, Патрисия повела его дальше по оранжерее. — Давайте я покажу вам белую магнолию.

— Спасибо, но все же признайтесь, почему вы меня избегаете?

— Я вас вовсе не избегаю.

— Я же вижу.

— Я хочу, чтобы вы знали, — наконец решилась Патрисия, — у меня довольно сложное положение. Я компаньонка миссис Кейн.

Глаза Джима загорелись.

— Я все понял. Но разве это мешает мне сделать вам предложение руки и сердца? Времена королевы Виктории давно миновали.

— Перестаньте шутить.

— Я не шучу. Вы согласны выйти за меня замуж?

Она испуганно молчала.

— Вам мешает служба у моей бабушки Эмили или что-то иное?

— Ничего мне не мешает. Просто я не хочу пока выходить замуж.

Он вздохнул:

— Ясно. В таком случае извините. И давайте посмотрим магнолию.

У Патрисии упало сердце. Понимая, что совершила нечто непоправимое, она подвела его к цветку.

— Какая красота! — воскликнул Джим.

— А вон там апельсиновое дерево.

Он посмотрел на нее:

— Оно меня интересует меньше. Давайте лучше поговорим о моем юном брате. Вы сможете выдержать его присутствие до моего приезда?

Патрисия напряглась.

— А вы собираетесь приехать сюда погостить?

— Да, на следующей неделе. Но если вам это неприятно…

— Почему это должно быть мне неприятно?

Джим заулыбался:

— Ну вот и хорошо. У меня появилась надежда.

— Если я когда-нибудь и выйду замуж, — неожиданно заявила Патрисия, — то только за миллионера.

Он вскинул брови:

— Вот как?

— Да.

— Ну а если вместо миллионера вам попадется просто молодой человек, достаточно состоятельный, вас это устроит?

— Нет. Мне нужно, чтобы он сидел на сундуке с деньгами.

Джим расхохотался:

— Все ясно. Вы недавно говорили с Розмари. Я угадал?

Она улыбнулась.

— Служба у моей бабушки, видимо, связана со многими запретами, — продолжил он. — В таком случае чем скорее вы с ней покончите, тем лучше. Если я поговорю с бабушкой, вы согласитесь?

Патрисия молчала.

— Значит, я вам не нравлюсь?

— Вовсе нет. Я хочу сказать, что… мне пора вернуться в гостиную.

Джеймс Кейн загородил ей путь.

— Не торопитесь. Давайте внесем ясность. Вы бы приняли мое предложение, если бы не служили у бабушки?

— Дело не только в вашей бабушке. Вы забыли, что у вас есть мать. И ей не понравится, что вы собрались жениться на бедной девушке, которая служит компаньонкой.

— Боже мой, и это все? — Он с облегчением перевел дух. — Насчет моей мамы не беспокойтесь. Ей это безразлично. А теперь скажите, с каким камнем вы предпочтете кольцо?

— Я равнодушна к драгоценностям.

— Чудесно! — воскликнул Джим. — Значит, у меня будет бережливая жена, с которой не разоришься.

Прежде чем Патрисия смогла придумать подходящий ответ, в оранжерею бесцеремонно ворвался юный Тимоти Харт.

— Привет! Чем вы тут занимаетесь?

— Любуемся магнолией, — ответила она. — Как она тебе?

— Классно.

— Сколько раз я тебе говорил, — проворчал Джим, — оставь этот жаргон. А то насмотрелся американских фильмов.

— Да ладно. — Тимоти посмотрел на Патрисию: — Знаете, что мне недавно пришло в голову?

— Что же?

— А то, что меня бы не удивило, если бы сегодня здесь кого-нибудь грохнули.

— Что?

— И меня бы это не удивило, — произнес Джим, подыгрывая брату. — И я даже знаю, чей труп к утру обнаружат.

— Ха-ха, — отозвался Тимоти. — И чей же?

— А почему вы решили, что здесь кого-то убьют? — удивилась Патрисия.

— Не знаю, — пожал плечами Тимоти, — но обстановка слишком уж подходящая для преступления. Как в детективном фильме.

Джим всплеснул руками:

— Ну вот, полюбуйтесь на этого идиота! Какую он мелет чушь.

— Да ладно вам, не волнуйтесь, — улыбнулся Тимоти. — Конечно, такое бывает только в кино. Просто я размечтался.

Глава вторая

Вернувшись в гостиную, Патрисия догадалась, почему юному Тимоти пришла в голову мысль об убийстве. Там царила напряженная обстановка. Разумеется, это было связано с Клементом и Розмари. Он стоял с задумчивым видом, а она сидела на диване, постоянно вставляя в разговор замечания, имеющие цель убедить собравшихся, что ее брак на грани катастрофы. Присутствующие реагировали по-разному. Агата Манселл высокомерно поглядывала на красотку, а почтенная миссис Кейн несколько раз многозначительно усмехнулась. На реплики супруги Клемента откликалась лишь Бетти. Она находила эту женщину «интересной».

Но не такая собеседница нужна была сейчас Розмари. Женщин, живущих с мужьями в мире и согласии, она откровенно презирала, считая их жалкими обывательницами. А Бетти вдобавок ко всему еще подарила мужу двоих чудесных детей. Поэтому, когда та подсела к ней и заговорила о целебных свойствах воздуха, Розмари досадливо поморщилась:

— В Портло я просто задыхаюсь.

— О, я вас прекрасно понимаю, — кивнула Бетти. — Когда мы жили в городе, со мной происходило то же самое. В маленькой квартире буквально негде было повернуться, и я твердила Клайву, что в курятнике, наверное, воздуха больше.

— Но я говорю не о физическом пространстве, а о духовном, — с досадой произнесла Розмари. — Об атмосфере.

— Вот именно. Атмосфера для меня очень много значит. Я вообще чувствительна к красоте, и, что любопытно, оба моих ребенка такие же. Даже Питер, которому всего три с половиной года. Например, я вижу, что картина на стене покосилась, и чувствую, что обязательно должна ее поправить.

Розмари насмешливо улыбнулась:

— Что касается меня, то я даже не замечаю, как у нас висят картины.

— Да, да, я тоже ужасно рассеянна. Иногда чуть ли не засыпаю на ходу и не замечаю ничего вокруг. И еще удивляюсь, откуда это у моей Дженифер. Она тоже иногда грезит наяву. Понимаете, мои дети часто гостят у дедушки и бабушки у моря, валяются целыми днями на песке, забывают о еде. Когда мы Клайвом приезжаем и его родители нам об этом рассказывают, мы долго смеемся.

Розмари раздражал любой намек, что какие-то семьи могут жить счастливо.

— Странно, что вам нравится, как вы живете, — заметила она. — А вот моя душа просится на волю. Разве вам не действует на нервы это однообразие? Возможно, они у вас просто железные.

— Да что вы, я почти вся соткана из нервов! — воскликнула Бетти Пембл, не замечая издевки в тоне Розмари. — Просто не люблю говорить о себе. И мне неприятны люди, постоянно жалующиеся на свои болезни. А у меня нервы давно не в порядке. Отсюда и частые головные боли, от которых хочется кричать. И дети мои такие же. Очень чувствительные, их так легко обидеть. Но они, как и я, скрытные, все держат внутри.

Ее последние фразы сочла необходимым прокомментировать Агата Манселл.