Сожженные мосты Афанасьев Александр

Но иногда чаша терпения Господа нашего переполняется людскими злодеяниями. Напомнить, что тогда бывает?

«И третий Ангел последовал за ними, говоря громким голосом: кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое или на руку свою, тот будет пить вино ярости Божией, вино цельное, приготовленное в чаше гнева Его, и будет мучим в огне и сере пред святыми Ангелами и пред Агнцем. И дым мучения их будет восходить во веки веков, и не будут иметь покоя ни днем, ни ночью поклоняющиеся зверю и образу его и принимающие начертание имени его».

Шахиншах Персии был незаурядным правителем, истинным правителем Востока – мудрым, хитрым, жестоким. Но и старшим среди людей, начальникам народа, будет суд по деяниям их, и тем суровей будет приговор, чем выше они стояли. Никто не свободен от заповедей Божьих, и никто не избегнет гнева его и возмездия по делам своим.

Вот так…

Это был просто удивительный день, светлый, солнечный, но в то же время нежаркий. Солнце словно щадило землю, иссушенную почти двумя неделями засухи. Ни малейшего дуновения ветерка, все как будто застыло. Застыло в ожидании…

Первой шла полицейская машина. Светло-зеленый полубронированный русский внедорожник «Егерь» с форсированным мотором ходко катил по трассе, завывая сиреной и сгоняя на обочины тех, кому не повезло ехать в этот день тем же маршрутом, что и шах. На всякий случай в крыше был прорезан люк, а в люке был установлен крупнокалиберный пулемет со щитом. Случаи, когда охранявшие шаха бойцы Гвардии Бессмертных открывали огонь по зазевавшимся, не успевшим убраться с дороги водителям, уже были.

Вторым ехал броневик. Это был уникальный броневик, сделанный для охраны шахиншаха в Священной Римской империи. Обычный русский бронетранспортер, какой служил основной машиной прикрытия раньше, не подходил – слишком тяжел и тихоходен, из-за него весь кортеж шаха был вынужден тащиться со скоростью девяносто километров в час. И тогда в Священной Римской империи на моторных заводах Даймлера заказали бронетранспортер, сделанный на основе шасси магистрального грузовика. Его пришлось разрабатывать заново, ни один из существующих кузовов бронетранспортеров на это шасси не вставал. Разработали – этакий шоссейный бронетранспортер, с неважной проходимостью, но способный поддерживать «крейсерские» сто сорок. Безумно дорогой – но у шахиншаха Персии деньги водились.

А дальше…

А дальше, один за другим, вытянувшись на дороге стрелой, шли восемь совершенно одинаковых черных бронированных «Руссо-Балтов» без номеров, постоянно тасуясь в красивом дорожном танце на скорости сто сорок километров в час. Восемь лимузинов – это больше, чем у русского императора, обходившегося в таких случаях пятью. Но Восток – это не Россия, здесь и восьми может не хватить…

Замыкали колонну два грузовика, тоже бронированных, скоростных, на шасси, «Даймлера», битком набитых бойцами Гвардии Бессмертных – личной охраны шаха. В целом шаха при его обычных поездках по стране только в кортеже охранял чуть ли не батальон.

В одном из лимузинов, укрытый сантиметрами брони, взирая на несущийся навстречу мир – его мир, – наслаждаясь кондиционированной прохладой, в одиночестве сидел средних лет человек в полувоенной форме, с позолоченным пистолетом на поясе. Со стороны могло показаться, что человек спит, он сидел закрыв глаза – но он не спал. Он – думал…

Война шла больше двухсот лет. Северная империя – и южная империя. Персы – и русские. Великая игра, как это потом назвали британцы. Все заметнее слабела Оттоманская империя, Блистательная Порта, все заметнее слабели и они – персы. В двадцатом веке не стало ни Блистательной Порты, ни Персии в таком виде, в каком они были до этого.

В отличие от Блистательной Порты, Персии удалось сохранить независимость. Свергнув шаха, на персидский престол взошел генерал казачьей бригады Ага-хан. Генерал русской казачьей бригады – она стояла в Персии еще с XIX века, возглавлялась русскими инструкторами и служила великолепным средством обеспечения русских национальных интересов в Персии. Так на свет родилась династия Пехлеви, сменившая слабых и коррумпированных Каджаров.

Первое, что сделал Ага-хан, – обратился к русскому императору с просьбой принять Персию в свой вассалитет, что и произошло в пятидесятые годы. Персия формально сохранила свою независимость, война обошла ее стороной.

В восьмидесятые история повторилась – почти в точности. Один из старших офицеров персидской казачьей бригады поднял мятеж. Непонятно, что было тому причиной, непонятно, почему русский царь позволил этому свершиться. Пожилого и, как потом выяснилось, смертельно больного раком шахиншаха Мохаммеда Резу, последнего из династии Пехлеви, казнить не решились – посадили под домашний арест, где он благополучно и скончался от рака через некоторое время. А на шахский престол взошел Мохаммед Хосейни, полковник Персидской казачьей бригады и основатель династии Хосейни.

Первым делом Мохаммед Хосейни посетил Петербург и бросился в ноги русскому императору. Возможно, его целью было вымолить себе прощение, возможно – не допустить, чтобы и его так же свергли, как сверг шаха он сам, возможно, и что-то иное. Как бы то ни было – стороны быстро достигли соглашения. Персидская казачья бригада разоружалась и расформировывалась. Вместо этого на территории Персии на постоянной основе расквартировывались части русской армии. Они, а также вассальный договор, где черным по белому была прописана обязанность России защитить Персию в случае вторжения извне, должны были защищать целостность и ограниченный суверенитет Персии. Все сошлись на том, что новый шах поступил мудро – содержать армию в стране, где армия служит не инструментом защиты, но инструментом политической борьбы, где всего за столетие сменились две царствующие династии, и обе – по воле армии, – лучше кормить расквартированную на своей территории чужую армию. Вернувшись, Хосейни для большей надежности расстрелял многих персидских офицеров.

Того же, что на самом деле задумал Хосейни, никто не мог даже предположить. Это был первый ход в длинной, бесконечно длинной интриге. Государство со слабой армией никем не воспринимается как опасное, способное чему-либо угрожать. И напрасно. Потому что армию можно назвать и по-другому – суть ее от этого не изменится.

Немалые деньги и силы были перенаправлены с финансирования армии, способной бороться с врагом внешним, на армию, способную бороться с врагом внутренним. Народ – вот главная опасность для шаха!

Безопасность шаха обеспечивали сразу несколько структур. Жандармерия – по сути та же армия, только без тяжелого вооружения и обращенная против своего народа. Обычная полиция. САВАК – Министерство государственной безопасности, тайная полиция. Наконец, отобранная, преданная лично шаху Гвардия Бессмертных, подготовленная по нормативам спецвойск. И все это было направлено против персов. И против политических противников.

Сам пришедший к власти в результате государственного переворота, новый шах был настоящим параноиком в вопросах обеспечения собственной безопасности. Переворота, покушения, вооруженного мятежа он боялся смертельно. И возможно, поэтому он был до сих пор жив.

Все офицеры армии, гвардии и жандармерии были разделены на тройки, в обязанности каждого входило следить за другими членами своей тройки. Если один из них участвовал в подготовке переворота или покушения – казнили всех троих. К каждому офицеру иногда подходили и предлагали совершить покушение или поучаствовать в мятеже. Тот, кому это предложили, обязан был в тот же день донести. Кто не донес – исчезал бесследно. В стране вообще был культ шпиономании, процветало и ширилось доносительство. Доносили все и на всех.

Ключевые посты в стране занимали близкие и дальние родственники шаха. Им прощалось все – жадность, глупость, жестокость, – пока они были преданы. Полнейшей, рабской, собачьей верности требовал от своих подданных шах, те же, кто хоть на секунду задумывался, кто осмелился говорить – исчезали. Без следа.

Да многих из тех, кто жадным взором смотрел на престол, уже нет. Но предатели – остались. И рано или поздно они поплатятся. Все – поплатятся…

Сейчас шах ехал в Исфахан. Ехал по отличной скоростной трассе, проложенной двадцать лет назад русскими инженерами. И то, что он собирался открывать там – завод по производству удобрений, – было построено тоже русскими инженерами. И это хорошо. Но – до времени. А когда придет время, история повернет свой ход, как было не раз. И последние – станут первыми…

Колонна въезжала на мост, когда это произошло. Мост этот был не через реку, мост был через ущелье. Внизу, по бетонному желобу, искрясь, протекала вода – это была система ирригации, тоже разработанная русскими и дающая возможность снимать по три урожая на этой прежде нищей и бесплодной земле. Мост был простой, бетонный, на четырех огромных опорах. И когда кортеж шаха несся по мосту, а головной «Егерь» успел съехать с него – все четыре опоры вдруг дохнули дымом и пламенем, словно там, внизу, разверзся ад…

От синхронного подрыва всех опор моста содрогнулась земля…

Шаха спасло чудо. Автомобиль, в котором он ехал, постоянно менял свое место в кортеже – и сейчас он по странному, прихотливому велению судьбы был первым из восьми. Это его и спасло – опытный водитель, почувствовав, как содрогнулась земля, больше по инстинкту, приказывавшему убираться как можно быстрее с места нападения, со всей дури врезал по газам. И восьмилитровый, восьмицилиндровый мотор-монстр под бронированным капотом выдернул машину с моста. Мост какое-то время – может, секунду, может, две – постоял на искореженных взрывом бетонно-стальных остатках того, что было когда-то его опорами, словно раздумывая, что же делать дальше. А потом медленно, в клубах пыли и дыма, начал оседать, проваливаться вниз, проваливаться очень медленно, со странным звуком, похожим на стон.

Шах протянул руку к микрофону, потому что иначе общаться с водителем, отделенным от него бронированной перегородкой, было невозможно.

– Стой!

Водитель послушно затормозил, машина пошла юзом, но тут же выправилась…

Шах сам, не дожидаясь, пока подбежит охрана, вышел из машины, жадно втянул ноздрями воздух, улавливая едкую смесь запахов – взрывчатка, пыль, дым…

– Ваше Сиятельство, нам следует уезжать! Они могут попытаться еще раз!

Смерив подбежавшего лейтенанта из Гвардии пустым, бессмысленным, мертвым взглядом, шах направился к обрыву, рукотворному обрыву, созданному за несколько секунд несколькими сотнями килограммов, а то и тоннами взрывчатки. Поняв, что, кроме него, командовать немногими уцелевшими телохранителями – девять человек, считая тех, кто в броневике, и водителей, – некому, лейтенант начал расставлять людей так, чтобы отрезать этот участок шоссе от дороги и обеспечить хоть какую-то безопасность. Снеся, смяв по дороге пару легковушек, бронетранспортер развернулся, встав поперек дороги и направив ствол скорострельной автоматической пушки на скопление машин. Остальные солдаты рассыпались по обочинам, направив винтовки во все стороны, чтобы обеспечить периметр.

Шах неспешно подошел к тому месту, где серая лента дороги обрывалась, посмотрел вниз. Поднятая взрывом пыль еще не осела, но внизу, среди искореженных обломков моста, уже можно было различить раздавленные машины и несколько черных, разбросанных, словно игрушки, раздавленных бетонными плитами бронированных лимузинов, в одном из которых мог ехать и он сам.

– Хорошо…

Лейтенант Табриз из Гвардии, почтительно державшийся за несколько шагов от шаха, держащий наготове свое оружие, едва заметно вздрогнул, когда услышал это…

А потом шах опустился на колени головой к Мекке – и начал читать Фатиху…

Прим. автора. Те, кто знаком с историей Ближнего Востока, наверное, поймут, с какого реально жившего и правившего человека списан шахиншах Хосейни. Многое из того, что будет описано дальше, также либо имело место в действительности, либо задумывалось, но было сорвано действиями служб безопасности.

28 мая 2002 года

Санкт-Петербург

Здание Собственной Его Императорского Величества канцелярии

Третий отдел

Собственная Его Императорская канцелярия располагалась в самом центре города, в старинном, с колоннами здании. Когда-то раньше здесь же располагался и Третий отдел, в те благословенные времена вообще в Империи было потише, да и преступники были не такими изощренными. Ну, посудите сами: типография – целое здание. Это сейчас принтер в каждом доме, скачал с британских сайтов инструкцию по организации массовых бесчинств или листовки с клеветническими материалами – и печатай сколько влезет.

И самое главное – материалы и в самом деле клеветнические. То и дело опровержения печатаются, с цифрами, и в Интернете материалы есть. Скачал – так ты проверь, правда это или нет, прежде чем эту гадость печатать. Но нет – запретный плод, как известно, сладок. Есть отроки, которых хлебом не корми – дай сделать что-то запретное. А эта дорожка, как известно, скользкая…

Третий отдел СЕИВК располагался в неприметном, совсем недавно отстроенном семиэтажном здании на окраине. Хотя строить его начали еще до того, как В. В. Путилов стал главой сего почтенного ведомства, они удивительно походили друг на друга – человек и здание. Серый, скучный бюрократ. Не подумайте плохого – такие люди тоже нужны, такие вот неприметные бюрократы (раньше их называли «письмоводители») как раз и двигают работу, делая ее изо дня в день, без фанфар и почестей. Но как мы с этим человеком сработаемся – не знаю.

Кабинет В. В. Путилова был на третьем этаже. Все в здании – и ковровые дорожки, и унылые дешевые двери, и одинаковые костюмы попадающихся мне навстречу людей – несло отпечаток неизбывного канцеляризма.

Ладно…

– Капитан первого ранга Воронцов, – сухо отрекомендовался я секретарше, представляясь пока старым званием, – извольте доложить о визите.

– Сейчас…

Господи… Она ж еще, наверное, Николая Второго помнит…

В приемной меня продержали десять минут – хотя готов поклясться, в кабинете никого не было. Еще один старый добрый бюрократический трюк…

– Господин Воронцов, прошу вас…

Наконец-то…

Владимир Владимирович не поленился встать из-за стола, с любезной улыбкой, которая ровным счетом ничего не значила, пожал мне руку.

– Господин Воронцов… Рад знакомству. Известная вам персона совсем недавно изволили телефонировать насчет вас…

– Благодарю! – кивнул я. – Завтра я намереваюсь вылететь на новое место службы. Поэтому я бы предпочел получить задание прямо сейчас, не откладывая.

– Как вам будет угодно, сударь… – В. В. Путилов, судя по голосу, немного обиделся, счел мое поведение обычным гонором флотского офицера, и, возможно, он был прав, – но дать вам задание будет не так просто.

Путилов потер лоб, затем сунулся в один из ящиков старомодного стола, вытащил толстую папку и плюхнул ее на стол передо мной:

– Для начала – извольте ознакомиться…

СЕКРЕТНО

Собственная Его

Императорского Величества

канцелярия

Третье отделение

Его превосходительству

Тайному советнику

Путилову В. В.

Срочно. Лично в руки

№ А4247-ВК/00

СПЕЦДОНЕСЕНИЕ

Настоящим сообщаю, что 22 апреля сего года исправник Али Магади установленным порядком сообщил по радиосвязи о том, что около пивного завода, принадлежащего подданному Его Величества Лейбовичу А. Ф., собирается толпа, имеющая явно погромные намерения. В соответствии с Уголовным уложением, законом РИ «О полицейских чинах и справлении полицейской службы», дежурным по городу, квартальным исправником М. Алиджани было принято решение о направлении к месту скопления людей казачьей сотни под командованием подъесаула Сивцова. По прибытии подъесаул Сивцов доложил, что около завода собралось не менее одной тысячи человек, настроенных явно погромно и имеющих в руках холодное оружие, палки и камни. В ответ на приказ подъесаула Сивцова разойтись по домам из толпы закричали, что не уйдут, пока не сожгут принадлежащий Лейбовичу завод, производящий пиво, слабоалкогольные и прохладительные напитки, что Лейбович принимает на работу одних жидов, что работающие на заводе жиды наполняют мочой пивные бутылки и продают их как пиво, что Лейбовича надо повесить на заводских воротах. После чего собравшиеся начали кидать в казаков камни. В ответ подъесаул Сивцов приказал казакам сотни применить в отношении бесчинствующих спецсредства – гранаты с пластмассовой шрапнелью и газовые гранаты.

В этот момент по казакам сотни Сивцова был открыт одиночный снайперский огонь со стороны складов, расположенных за спиной бесчинствующих, примерно в четырехстах метрах от завода Лейбовича. В результате этого подхорунжий Слепых и старший урядник Кобыла были убиты, а сам подъесаул Сивцов тяжело ранен.

Ответным огнем казакам сотни удалось подавить снайперские точки, толпа во время боя рассеялась. В районе складов, с которых велся огонь, казаками сотни был обнаружен труп неизвестного с огнестрельным ранением головы, опознанный позднее как исправник Али Магади, а также кровь и следы волочения. Никого более обнаружить не удалось.

Проведенная экспертиза обнаружила на теле и одежде исправника Магади следы пороховых газов, неопровержимо доказывающих, что Магади стрелял в казаков вызванной к месту беспорядков казачьей сотни. Сам Магади был убит пулей калибра 7,62, выпущенной из одной из снайперских винтовок казачьей сотни.

По указанным выше фактам департаментом собственной безопасности начато служебное расследование, результаты будут высланы отдельно спецдонесением.

Остаюсь верным Его Императорскому Величеству,полицеймейстер г. БагдадИбрагим аль-Бакр

Интересно, интересно…

Я наскоро пробежал еще несколько подобных донесений. Везде сценарий один и тот же, разве что полицейских исправников на месте стычки не оставалось. Возможно, их там и не было, а возможно…

– Ваше превосходительство, надеюсь, вас не затруднит приказать принести карту Багдада. Желательно полицейскую, с указанием мест расположения полицейских, жандармских и казачьих подразделений…

Пока несли – ознакомился с оставшимися бумагами – скорее не ознакомился, пробежал по диагонали…

Принесли карту. Позаимствовав карандаш из письменного прибора, стоящего на столе у начальника Третьего отдела, я начал привязываться к карте, нанося на нее отметки, где произошли те или иные инциденты. Обычная штабная работа, нудная и на первый взгляд ненужная, но позволяющая многое понять. Путилов с интересом наблюдал за моей работой.

– Что скажете, сударь? – спросил он, когда я нанес последнюю точку и отошел, чтобы полюбоваться делом рук своих.

– Ничего хорошего. Готовится вооруженный мятеж.

– Вот как? Что заставляет вас так думать?

– Все очень просто. Расположение мест, где все это произошло. Видите? Накрывает почти весь город. Равномерно, что очень важно, во всех районах. Ваши аналитики не сумели обработать информацию, которую получили оперативники. Это проверка, понимаете? Кто-то устраивает то тут, то там инциденты и проверяет реакцию. Кто прибудет на место, в какое время, какими силами, какие действия будет предпринимать. Они отслеживают маршруты выдвижения сил правопорядка к различным точкам города, планируют, как в час Ч они блокируют их либо в казармах, либо на улицах. Кто-то готовится – и готовится очень серьезно.

Владимир Владимирович покачал головой:

– Нам надо было сразу привлечь вас.

– То есть ваши аналитики не уловили закономерности?

– Отчего же, уловили. Но на это им потребовалось три недели. И то они представили доклад, где этот вариант фигурирует как «один из».

– Проблема в том, что они не служили в армии, тем более в частях Командования специальных операций. При подготовке операций применяются одни и те же методички, и один профессионал всегда узнает почерк друого профессионала.

– Не лукавьте, князь. Проблема с кадрами родилась не по моей вине. Скажите – вот вы бы готовы были пойти сюда работать? Хотя бы сразу – ко мне товарищем[9].

Я отрицательно покачал головой – только этого еще не хватало, в жандармерии работать. Предки в гробу перевернутся.

– Вот видите. И никто не идет. Считают ниже своего достоинства, ниже чести русского офицера работать в жандармерии. А между тем – это тоже работа и ее тоже кто-то должен делать. Если в загранке еще удается собрать людей, то здесь…

– Ваше превосходительство, каким образом я должен собирать информацию? Я так полагаю – есть какая-то агентурная сеть, не правда ли…

– А как вы работали в Бейруте? Забыли?

Хотелось бы забыть… но такое – не забывается до самого смертного одра.

– Да, я могу дать вам выходы на жандармскую и мою собственную сеть осведомителей. Да, я могу вам написать рекомендательное письмо. Но стоит ли? Если существующие системы безопасности не дают информацию, то стоит ли их использовать?

Поразмыслив, я пришел к тому же выводу – не стоит. Если существующие сети добывания информации скомпрометированы, если где-то идет утечка, то верхом глупости будет новому человеку продолжать пользоваться дающей сбои системой. В этом случае один агент, но не скомпрометированный, не учтенный в своих расчетах противником, стоит дороже целой агентурной сети…

– Вы правы, не стоит… – признался я. – Вопрос номер два – какого рода информация наиболее интересна вам?

Путилов тонко улыбнулся.

– Знаете, князь, с дворянами, тем более потомственными, в чем-то очень сложно, в чем-то очень легко. Когда я отправляю человека на работу за границу, он пишет мне подробный план, чего он намерен добиться, на нескольких листах. Завербовать источники там-то там-то, наладить канал передачи дезинформации и так далее, тому подобное. Потом приходится проверять – действительно ли человек работает или пьет горькую на чужбине. С дворянами все иначе. Его Величество не просто так остановил свой выбор на вас – хотя есть немало людей, более искушенных в оперативной работе. Поэтому – никакого задания я вам давать не буду, ни письменного, ни устного. Я поделился с вами той информацией, которая у меня есть на данный момент. Я предоставлю вам – в разумных, конечно, пределах – ресурсы, если у вас возникнет в них нужда. Во всем остальном – вы вольны действовать так, как подскажет вам ваша офицерская честь и ваш долг перед Родиной.

Несмотря на то что вариант действий был наилучшим – без мелочного контроля, – все равно отчего-то мне стало неприятно.

– Вопрос третий. Как я должен передавать вам информацию?

– Вопрос своевременный.

Путилов порылся в одном из многочисленных ящиков письменного стола, перебросил мне через стол нечто, сильно напоминающее флэш-карту для хранения данных.

– Система шифрования последнего поколения. Ключ на 2048 бит. Подсоединяете к любому персональному компьютеру, отправляете по стандартной почтовой программе все, что считаете нужным. Процедура связи – там же. Уничтожать ничего не надо, система сама позаботится об уничтожении. Восстановить информацию без второй, точно такой же карты – невозможно, сложно даже отследить факт передачи зашифрованной информации. Не теряйте. И удачи вам, господин Воронцов…

27 мая 2002 года

Персия, Тегеран

Голубой дворец

Начальник САВАК, генерал Тимур, назначенный на эту должность меньше недели назад, выбрался из черного штабного лимузина, остановившегося в паре сотен метров от парадной лестницы. Одернул китель, мельком осмотрел себя – шах не любил разгильдяйства. Взяв под руку кожаную папку, широко зашагал по мраморным ступеням парадного входа дворца, отчетливо ощущая, как перекрестье оптического прицела – наверное, не одного – замерло на нем. Да, те люди, которые сейчас целились в него, они были его подчиненными, но если поступит приказ или он сделает нечто подозрительное, они застрелят его так же легко, как хозяйка сбивает газетой муху со стены. Никогда и никого шах не наказал за излишнее усердие в охране собственной персоны, что бы этот человек ни сделал.

Генерал Тимур шел на прием к шаху, тая в душе страх. Страх – вот чего было в избытке в этой стране. Страх – вот орудие власти, универсальное, не дающее сбоев. Кем бы ты ни был, какого бы ты положения ни достиг – однажды ночью ты мог пропасть точно так же, как до тебя пропадали другие. Это уже стало нормой. Не видеть, не говорить, даже не помнить. Никто в Персии не знал, кто будет следующим, на кого упадет взгляд диктатора. Никто не мог чувствовать себя в безопасности, никто не мог знать, есть ли за ним вина – или нет. Персия не была единой страной, в ней были две страны. Дневная страна жила, трудилась, чему-то радовалась, чем-то огорчалась. И ночная – где над людьми всевластно тяготел страх, где каждый боялся ночного стука в дверь. До рассвета доживали не все, а те, кто дожил, радовались новому дню и продолжали жить. И надеяться, что доживут до следующего рассвета.

На первом же посту охраны генерал Тимур сдал свое оружие – роскошный русский «Орел» с перламутровой рукояткой. Это стало обязательным правилом для всех: ни один человек в присутствии шаха не мог быть вооруженным. Один из предшественников Тимура очень просто вбил в голову охране, что это правило относится ко всем: когда у него не потребовали сдать пистолет, он достал его сам и расстрелял наряд. Единственным вооруженным человеком в шахских покоях всегда был сам шах – его пистолет назывался «Табанья» и имел сакральный смысл: считалось, что убийство из него угодно Аллаху. На рукоятке было выгравировано: «Воистину, Аллах скор в расчете»[10]. Не раз и не два шах применял его, однажды даже застрелил посмевшего спорить с ним министра. Это было что-то типа высшего суда, и «Табанья» олицетворяла собой самую большую власть, какую только мог иметь смертный на земле, – власть над жизнью и смертью.

По дороге к шаху генерала останавливали еще три поста – причем на постах стояла как гвардия, так и люди САВАК – и дважды его подвергали тщательному обыску. Пронести что-то в кабинет диктатора при таком режиме было решительно невозможно.

Шах находился в комнате с картами. Это была совершенно особенная комната, одна из стен ее представляла собой искусно выделанную рельефную карту всего мира, вторая – такую же карту, но самой Персии. Там же были и другие карты вкупе с трудами по военному делу. Непонятно почему, но шах любил эту комнату, быть принятым именно в ней на придворном языке означало знак доверия и одобрения. Впрочем, генерал Тимур занимал должность начальника САВАК всего несколько дней – меньше недели – и прогневать шаха ничем не успел.

Войдя в кабинет, генерал поклонился в пояс, как это и было предписано придворным этикетом. Шах – как всегда, в своей темной полувоенной форме – смерил его взглядом.

– Я рад видеть вас, генерал. – Шах не любил норм придворного этикета и в таких случаях сразу переходил к делу. – Надеюсь, вы пришли, чтобы обрадовать меня. В последнее время мои министры меня больше огорчают, чем радуют.

– Я пришел, чтобы вселить в вашу душу радость, Светлейший… Предатель Кожомжар развязал свой поганый язык и все рассказал!

Кожомжар, точнее, генерал Кожомжар еще несколько дней назад был одним из тех, при упоминании которого начинало трепетать сердце любого перса. Начальник тайной полиции, предшественник генерала Тимура, он жестокой рукой подавлял даже намеки на волнения в пределах принадлежащих шаху земель, его люди вели активную работу на всем Востоке, на самой сложной, персо-афганской границе, и еще Аллах знает где. Но, уделяя внимание делам закордонным, он забыл про внутренних врагов шаха, а они не преминули воспользоваться его оплошностью, совершив покушение на Светлейшего. Волей Аллаха Светлейший остался жив – а вот Кожомжара в живых уже не было. Сам генерал Тимур арестовал его и сам лично присутствовал при пытках, чтобы ничего не упустить. И теперь пришел рассказать Светлейшему о последних словах умиравшего Кожомжара.

– Кожомжар и впрямь оказался предателем! Это он сказал исламистам о маршруте вашей поездки, и он же достал для них столько взрывчатки! Это он предал вас, Светлейший!

Шах потер выскобленный бритвой подбородок, усмехнулся в усы.

– Какой же смерти заслуживает этот мерзавец…

Генерал Тимур опустил голову.

– Увы, Светлейший. Этот негодяй заслуживает таких мук, какие не приходилось испытывать ни одному смертному. Но я виноват, я недосмотрел, и этот сын шакала умер от пыток…

На самом деле шах об этом знал. Еще одной линией его обороны были люди, которых он вербовал лично. Это были офицеры среднего звена, каждый из них был чем-то обязан шахиншаху, и каждый из них был предан ему. Еще – у каждого была большая семья, и каждый знал, что его предательство означает мучительную смерть не только для него самого, но и для всей его семьи. Один из таких офицеров присутствовал при пытках Кожмжара и передал шаху все, что тот успел сказать.

– Но есть еще семья этого предателя… – напомнил Тимур.

– Да, да… Надеюсь, их тоже взяли?

– Немедленно, Светлейший. Предателю даже на том свете не скрыться от вашей карающей руки…

– Это так.

Шах не сказал ничего про семью Кожомжара – это значило, что их всех необходимо уничтожить.

– Но то, что Кожомжар умер, не успев рассказать всего, – это плохо…

Генерала пробил холодный пот. Он знал, что эти слова означают…

– Скорее всего, он был не один. Я надеюсь, вы выявите сообщников этого шакала, Тимур? Ведь это ваша работа.

– Всенепременно, Светлейший. А что делать с теми, кого Кожомжар назвал своими пособниками? Мы знаем, где они живут, и…

– Об этом я тебе скажу сам, Тимур, когда придет время. Никогда не следует торопиться с местью…

Шахиншах дал понять, что аудиенция окочена, но генерал Тимур не уходил. Шах вопросительно поднял брови.

– У вас что-то еще?

– Да, Светлейший, есть еще одно. Мои люди разузнали кое-что про нового русского посла, агреман[11] на которого испрошен царем Александром…

– И что же?

– Это очень опасный человек! Очень!

Шах слегка склонил голову, в знак того, что он внимательно слушает.

– Опасный? В каком роде опасный, мой верный Тимур?

Генерал Тимур достал из папки, с которой шел на доклад, несколько листов бумаги…

– Князь Александр Воронцов, представитель потомственного дворянского рода Воронцовых. Действующий контр-адмирал Российского флота. Из родственников в живых только дед, адмирал, начальник Главного оперативного управления Морского генерального штаба. Отец и мать погибли в Багдаде во время массовых беспорядков, последняя должность отца – генерал-губернатор Междуречья. Окончил Санкт-Петербургское морское училище, затем Академию Морского генерального штаба. В Санкт-Петербурге заканчивал разведфакультет, военно-учетная специальность «разведчик-снайпер». Проходил службу в составе специальных подразделений флота, специалист по диверсионным операциям. Участник боев в Бейруте, награжден за них боевым орденом. После Бейрута место службы неизвестно в течение целых четырех лет. Затем неожиданно всплыл в мировых СМИ как человек, предположительно предотвративший покушение на президента САСШ, был ранен, лечился в Северной Америке, в госпитале ВМФ. Потом был вывезен в Российскую империю, предположительно награжден североамериканским правительством. Поступил в академию МГШ, менее месяца назад защитил труд «Нетрадиционные способы нейтрализации авианосного ордера противника», на диссертацию наложен гриф секретности. По данным, полученным из неофициальных источников, поддерживает дружеские отношения с наследником престола цесаревичем Николаем. Входит также в возглавляемый цесаревичем «Клуб молодых офицеров», в котором обсуждаются развитие армии, флота и нетрадиционные методы ведения войны. Больше информации нет.

Закончив, генерал Тимур поклонился, выказывая этим повиновение шаху…

Шах встал со своего места, прошелся по комнате. Остановился перед картой, долго смотрел на нее, потом провел пальцем по острым отрогам Кавказского хребта…

– Кысмет…[12] А как же быть с первоначальной информацией? Не далее как три дня назад ты мне докладывал, Тимур, что царь Александр просто ссылает любовника своей дочери. Как же быть с этим?

Тимур похолодел. Никогда не знаешь, когда шаха посетит гнев. А когда он его все-таки посетит, достаточно самого малого, чтобы лишиться головы.

– Это и в самом деле так, Светлейший… Но в этом может таиться и другой смысл, я счел, что не вправе скрывать такое от царя всех царей…[13]

Шах повернулся от карты, посмотрел на Тимура своим только ему присущим взглядом – пронзительным и пустым.

– Ваше Сиятельство прикажет…

– Нет! – резко оборвал своего слугу шах. – Ни в коем случае. Агреман мы на него все равно не сможем не дать, это было бы оскорблением Его Величества Александра. Пройдет еще много времени, Тимур, прежде чем ты начнешь постигать всю глубину отправления власти. Как только новый посол ступит на нашу землю, установите за ним наблюдение. Возможно, есть что-то такое, о чем не знает даже царь Александр, – и если это так, мы откроем ему на это глаза. Я сам приму нового посла и только тогда решу, что делать дальше. А теперь иди!

29 мая 2002 года

Висленский военный округ, сектор «Ченстохов»

Пункт временной дислокации

Рейдовая группа пластунов

Донского казачьего войска

– Господин сотник, мы на подходе! Две минуты! – прозвучало в наушниках.

Сотник Петр Велехов оторвался от созерцания окрестностей в иллюминаторе:

– Круг сделай над местом, прежде чем на посадку идти!

– Есть!

Вертолет слегка склонился вправо, пошел по широкой дуге над местностью. Казаки все как один пересели на левый борт, приникли к иллюминаторам.

Холмистые склоны, покрытые лесом, в основном хвойным и смешанным. Сверкающие на солнце ленты речушек. Узкие, плохо замощенные ленты дорог.

– Хреново будет здесь работать! – балагур и болтун, здоровенный хорунжий Певцов выразил общее мнение.

Еще бы не хреново. В таком лесу – видимость метров двадцать в лучшем случае. Густой лес, валежника полно – скрытно не походишь. Если есть травяной подрост – растяжку поставить за милую душу. Плюс еще то, что они здесь чужие, а те, кто шарится по лесам, – свои…

Лагерь располагался на вершине холма…

Это был обычный, укрепленный казачий полевой лагерь. Двадцать километров от Ченстохова на юг. Два ряда колючей проволоки, отгораживающей большое, примерно с гектар, пространство, ровными рядами расставленная бронетехника и транспорт, несколько расчищенных и покрытых быстросъемными стальными плитами площадок для посадки вертолетов, вышки по углам, дозоры. Однообразное многорядье жилых модулей и палаток, кишащий в лагере народ – его не так много, видимо, все «на территории».

Проклятая граница…

Это было одно из самых хреновых мест службы, какое только можно придумать. Место, где почти сходятся границы трех империй – России, Австро-Венгрии и Священной Римской империи. Невозможно ни нормально организовать дежурство на такой границе, ни перекрыть ее техническими средствами. С воздуха толком не видно ничего, один лес – даже вертолеты ходят как слепые. Вариант чего-то добиться только один – все-таки перекрыть границу датчиками движения и минами, хотя и то, и другое местные научились обходить. И метаться по этим лесам рейдовыми группами, пытаясь остановить текущую рекой контрабанду.

Контрабанда…

Контрабанда здесь была всегда, на границе ею заняты целые семьи, целые поселки. Контрабанда – это образ жизни, это не преступное, а даже благородное по местным меркам дело. В контрабанду идут с малых лет, даже играющие в лесу и возле дорог пацаны имеют сотовые телефоны, и стоит им только увидеть казаков – сразу сообщают взрослым об активности властей. Соответственно, из пяти засад четыре оканчиваются впустую.

Контрабандой тащили все, что только можно. Оружие, спирт, сигареты, наркоту. Больше всего спирт. Что спирт, что сигареты в Российской империи были обложены большой пошлиной, поэтому риск имел смысл – тащили и через горы, и через таможенные посты, в тайниках на машинах. Но это еще полбеды – бедой было оружие и наркота. И того, и другого в последнее время стало подозрительно много.

А еще начались обстрелы. Лет десять назад такого не было – чтобы обстреляли таможенный или казачий патруль. Если попались – сдавались, благо за контрабанду максимальный срок – три года каторги. А сейчас, как повысили до пятнадцати лет – так и началось. Хотели как лучше, а получилось… неважно, в общем.

Вот их перебрасывали в числе прочих – самую настоящую рейдовую группу казаков-пластунов Донского казачьего войска – на усиление, имеющимися силами не справлялись. Не справлялись с потоком контрабанды через границу, даже вместе с таможенниками.

– Снижаемся! Готовность!

– Принял!

Сложновато будет, сложновато… Даже когда задачу ставили, про рельеф местности такой не довели.

Поднимая винтами бурю, вертолет медленно снизился до предельно малой, а потом как бы рывком притерся к посадочной площадке. Пилот двигатели глушить не стал, оно и понятно, его задача – довезти их и – обратно, в ППД. Бортмеханик отодвинул в сторону люк, выбросил легкую алюминиевую лесенку, огляделся.

– На выход!

Один за другим казаки-пластуны подхватили свое снаряжение, пригибаясь, прошли к люку. Их группа была чисто разведывательная, она не готовилась для боя, и поэтому в ней было только четверо пластунов, а не шестнадцать, как в разведывательно-боевых группах. Командир – сотник Велехов, из Екатеринодара, крепкий казачина, много лет оттрубивший, как его отец и дед, на Восточных территориях (там и сотника выслуживший) и приобретший несходящий, въевшийся в кожу загар. Пулеметчик – хорунжий Певцов из крупной станицы Вешенская, отпахавший срочную в десанте, самый здоровенный из всех, неунывающий балагур, шутник, забияка, не дурак и выпить – а впрочем, какой казак дурак выпить?! Он таскал на себе пулемет ПКМ, две коробки по сто, и еще одно отделение его безразмерного рюкзака было сделано как хранилище заправленной в пулемет ленты на пятьсот патронов. Пятисот патронов, выпущенных очередями, хватало в любом случае – или чтобы оторваться, или, наоборот, подавить противника огнем. Певцов был главной огневой силой отряда. Снайпер – единственный в группе пластунов русский, хорунжий Петров, старовер из Сибири. В казаки он попал случайно, из армии сосватали и ни разу об этом не пожалели. Петров учился у мастеров своего дела, в особом учебном центре, он умел передвигаться так, что мимо проползет – не заметишь при свете дня, он умел ждать выстрела на позиции несколько суток. И стрелял – дай бог каждому. Последним был самый молодой – радист, урядник Чебак, тоже из Екатеринодара, но из пригорода. Только три года как срочную отслужил, ну и… в поле ветер, в ж…е дым, как говорится.

Такая и была – первая отдельная разведывательная пластунская группа Донского казачьего войска. Первая – не только по номеру.

Последним покинул вертолет командир, сотник Велехов. Перед тем как спрыгнуть на землю, хлопнул по плечу пилота, спасибо, мол, что довез. Пилот в ответ показал большой палец, что на сленге означало «удачи».

Спрыгнув на рифленую сталь посадочной площадки, сотник, пригибаясь, перебежал подальше от рвущего воздух несущего винта, машинально пересчитал тюки с имуществом – не забыли ли чего в вертолете. Потом махнул рукой.

Вертолет грузно оторвался от земли, покачиваясь, пошел на взлет…

– На месте, охранять имущество, – скомандовал сотник, – не разбредаться, не болтать. Я до штаба.

Оставишь имущество без хозяйского присмотра хоть на несколько минут – поминай, как звали. Казаки – они такие.

– Приказный, стоять! – приказал сотник, чуть отойдя от посадочной площадки. – Где тут у вас штаб квартирует?

– Налево, господин сотник, вон в ту улицу, – показал молодой приказный весьма легкомысленного вида, – и до конца. Три большие палатки рядом.

Охраны у штаба никакой не было – видимо, считали, что внешнего периметра охраны достаточно. У одной из палаток стояла группа младших чинов и два офицера, они курили, один рассказывал что-то, размахивая руками, второй недобро матерился, поминая всех святых. По незнакомому сотнику мазнули взглядом, но честь не отдали и разговор не прервали. Обстановка была совсем не армейской.

Откинув брезентовый полог, сотник вошел в среднюю палатку.

Обставлена изнутри палатка была довольно пристойно – складные стулья, две походные кушетки, карта на столе, еще одна на чем-то, напоминающем мольберт, только больше по размерам. На двух столах – аппаратура связи.

Среднего роста, крепкий, усатый, немолодой полковой есаул поднял голову на вошедшего. Глаза у него были красные от хронического недосыпания.

– Сотник Велехов, – отрекомендовался вошедший, – первая отдельная разведывательная группа пластунов. Прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Есаул потряс головой, будто отгоняя комаров. Дошло – только через несколько секунд.

– Да… сотник… вчера насчет вас телефонировали из Екатеринодара. Помню. Сколько человек с вами?

– Трое, господин есаул.

Есаул скривился, как от зубной боли.

– Трое? – переспросил он.

– Так точно.

Есаул помолчал.

– Вот козлы… – устало выругался он. – Просто паразиты, и все.

Есаул устало покачал головой, заговорил, будто сам с собой:

– Ведь докладывал, граница не перекрыта. Нет, шлют четверых… – На этом месте он махнул рукой и закончил уже громче: – Садитесь, сотник…