Сантрелья Вепрецкая Тамара
Он взял меня за плечи, слегка встряхнул, словно наделяя меня своей силой, посмотрел мне в глаза твердо и решительно:
— Побудь здесь! Стой, ни с места! И поговори с братом, чтобы он не покидал центра. Иначе его трудно будет найти. Я скоро вернусь и приведу кого-нибудь на помощь.
— Неужели ты никогда не добирался до центра лабиринта? — спросила я с надеждой.
— Никогда! Это строго запрещалось, потому что во дворце лишь избранные посвящались в его тайну. При мне из лабиринта не вернулись три человека. Будь здесь!
Он ушел, а я осталась умолять Колю, чтобы он не двигался с места. Он успокаивал меня, посмеивался и шел вперед. Возвращаясь обратно, он снова веселился, но в голосе его звучали истерические нотки: он устал, и паника начинала завладевать им. Я же давно поддалась панике, меня била крупная дрожь, к которой примешивался озноб из-за веявшей от кустов прохлады. День клонился к закату, и освещение становилось тусклее с каждой минутой. Я старалась держать себя в руках и не выдавать своего волнения Коле. Он, наконец, смирился и остался возле своей вожделенной находки, утешая себя тем, что именно ради нее претерпел уже столько невзгод.
Вернулся Святогор, один.
— Слуги боятся лабиринта, как огня, — бросил он легкомысленную фразу.
Видимо, в глазах моих отразился такой ужас, что Святогор заговорил скороговоркой:
— Ну, что ты! Они послали за Назиром. Он единственный знаком с планом лабиринта.
И мысленно я вдруг споткнулась об имя, произнесенное им, прокручивая в отчаянии еще и еще раз его слова.
— Назир?! — тихо и удивленно пролепетала я.
— Да-да, Назир! Разве это не замечательно, Еленушка?
— А кто он?
— Я не знаю. Слуги сказали лишь: "Срочно пошлите за Назиром, только он посвящен".
— Что-то брат молчит, — всхлипнула я и позвала громко по-русски: — Коля, откликнись! У тебя все в порядке? Скоро тебя вызволят оттуда.
— У меня все отлично, — голос прозвучал поразительно бодро и задорно. — Плохо только, что темнеет, становится плохо видно. А я уже начал понемногу разбирать текст.
— Текст?! Какой текст?
— Древний, конечно!
Ошеломленная, я не нашлась, что ответить, только прижалась к Святогору, но тут же отпрянула, заслышав приближающиеся шаги. Перед нами возник наш утренний сопровождающий.
— Вы — Назир? — уточнил Святогор.
Тот кивнул.
— Жаль, что я не знал этого раньше. Я бы еще утром передал, что вам просил кланяться человек, написавший такие строки:
Ветер имя мое носит, пряча в зелени от зноя,
В струях звонкого фонтана звук простой его омоет.
А в вечерний час устало попрощается Светило.
Имя взмоет над землею светлым духом легкокрылым!
— Он живет сейчас в горах, — добавил Святогор.
— Гайлан! — обрадовался придворный. — Он жив? Друг отца моего, мой учитель! Жив! Так вы тот самый Сит-Аль-Хур по прозвищу Абдеррахман? В таком случае мы вместе отправимся вызволять вашего друга и нашего иноземного гостя из лабиринта. Пойдемте!
Мы двинулись за ним, погружаясь в самые недра этой зеленой ловушки.
— Ваш друг неслучайно проник в самое сердце лабиринта? — не то спросил, не то констатировал Назир.
Мы со Святогором переглянулись, но промолчали, ожидая, что дальше скажет наш проводник. Молча, мы петляли по запутанной паутине узких зеленых коридоров, иногда топтались на месте, иногда круто сворачивали и, казалось, шли в обратном направлении. Запомнить последовательность столь крутых виражей мне представлялось невозможным. Но проводник наш уверенно шагал вперед.
Черные, зеленые бесконечно переплетающиеся, тянущие сыростью коридоры и тупики все глубже и глубже засасывали нас в свою трясину. Кусты, выше человеческого роста, густые и колючие, — единственное, что видел глаз, и от этой нескончаемой зелени и бесчисленных поворотов подступало головокружение, и ощущение безысходности постепенно обволакивало меня, так что не оставалось мочи сопротивляться. Чтобы не видеть больше однообразные зеленые ветки, я закрыла глаза и, зацепившись рукой за фалды одежды Святогора, волоклась сзади, подобно маленькому беспомощному, полусонному ребенку.
Наконец, мы достигли цели. От поляны в центре лабиринта расходились, множась и дробясь с каждым шагом, восемь основных тропок. Посреди поляны возвышалась маленькая беседка, служившая укрытием для небольшого гранитного постамента, на котором помещалась каменная плита. Сколы по краям, шероховатая, словно изъеденная в некоторых местах, поверхность выдавали глубокую древность камня.
Николай втиснулся в беседку и низко склонился над древней плитой. Похоже, он не заметил нашего появления.
— Он из далекой холодной страны? — тихо осведомился Назир.
Святогор удивился, но кивнул.
— За ним — будущее, — бросил придворный загадочную фразу.
Я окликнула брата. Он приветливо помахал мне и вернулся к своему занятию, будто я оторвала его от обычного чертежа, придя вечером домой, буднично и привычно. Заметив мое негодование, Святогор ласково улыбнулся. Странная улыбка играла и на губах Назира, когда он произнес:
— Мне ведомо, зачем вы здесь. И я призван помочь вам.
Святогор медленно перевел взгляд с Коли на араба, не скрывая своего недоумения:
— Что вы имеете в виду?
— Вы должны увезти ее отсюда и поскорее. Только это может спасти святыню, — решительно и резко отчеканил молодой придворный. — Не будем терять времени. Это нелегко, но я приложу все силы, чтобы дать пророчеству сбыться.
Мы в изумлении уставились на Назира, а он продолжал, как ни в чем не бывало:
— Сейчас вы должны присутствовать на приеме в честь возвышения халифа, куда я и отведу вас. Бедняга Хишам уже несколько раз осведомлялся о тебе, Сит-Аль-Хур. Пока вы будете находиться на приеме, я все подготовлю. Ночью вы увезете ее подальше от этого страшного города.
— А вы не хотите уехать вместе с нами? — предложил Святогор.
Назир всплеснул руками, тяжело вздохнул и изрек:
— Я не хочу уподобляться крысам.
— Крысам?
— Да-да. Только крысы покидают тонущий корабль. Я же пойду ко дну вместе с его капитаном, каким бы слабым и недостойным он ни был. Это дело чести.
— Наверное, вы правы, — медленно взвешивая слова, отвечал Святогор. — Но не бессмысленная ли это жертва? Вы могли бы совершить много полезного во имя Аллаха на этой земле.
Назир отрицательно покачал головой.
— Наш учитель Гайлан напомнил мне слова Посланника Аллаха, — продолжал Святогор, — о том, что хорошему мусульманину не стоит вмешиваться в то, что его не касается.
— Я на службе у халифа, его сторону и принимаю, по долгу службы это меня касается непременно, — отрезал придворный.
— Наверное, вы правы, — согласился Святогор и почтительно поклонился.
Мы окликнули Колю. Тот обратился к Назиру:
— Такой интересный камень, как будто бы древний. Я случайно набрел на него, а вот выбраться не успел.
Мы расхохотались: брат разговаривал с Назиром, как с неким вельможей, не подозревающим о цели нашего визита в Мадинат Аль-Сахру.
— Не успел? — усмехнулся араб. — Не смог — это было бы точнее. Отсюда никто никогда не выходил сам, если не был среди посвященных. Лабиринт хранит тайну святыни со времен Абд-Аль-Рахмана Третьего.
Николай растерянно улыбался.
— Но сегодня ночью этот древний камень покинет Мадинат Аль-Сахру, — Назир чуть понизил голос. — И произойдет это потому, что за ним пришли вы!
Придворный с удовольствием наблюдал за тем, какое впечатление произвели его слова.
— Пойдем, Николас, — позвал Святогор. — Назир все сделает, а нас ждет сейчас халиф.
— Погодите! — вскричала я. — Дайте хоть взглянуть на камень, из-за которого мой брат совсем потерял голову, и оба мы потерялись во времени!
Я с трепетом приблизилась к беседке. Крыша ее по форме напоминала восьмиконечную звезду. Такая же звезда изображалась в правом верхнем углу каменной прямоугольной плиты, которая предстала перед моим взором, освещаемая факелом, откуда ни возьмись, возникшим в руках Назира. Плита была более полуметра длиной и чуть менее шириной. От выпуклой звезды в разные стороны разбегались лучи. С минуту я вспоминала, где уже видела такую же звезду. Ну, конечно же, в гербе замка Аструм Санктум, а также в андалусской символике. Далее поверхность плиты покрывали письмена, похожие на древнее финикийское письмо. Местами камень оказался поврежден, но потери в тексте были незначительными.
— Откуда он здесь взялся? — обратилась я к Назиру.
— Из Северной Африки, как арабский трофей, — отвечал молодой араб.
— А почему вы его храните как святыню? — не унимался во мне историк.
— Североафриканские вожди благоговели перед ним. Согласно преданиям, он принадлежал Карфагену, и по возрасту старше Пунических войн, во время которых его удалось сберечь, несмотря на гибель Карфагена. С тех пор его передавали на хранение из поколения в поколение вожди племен. Когда арабы завоевали северное побережье Африки, они захватили этот камень, но из-за сложившегося веками суеверия, что гибель камня несет гибель и его владельцам, как прошлым, так и нынешним, его берегли как зеницу ока. В качестве священной достопримечательности по приказу Абд-Аль-Рахмана Третьего он был вывезен берберами из Африки и установлен здесь во дворце халифа. Халиф являлся главным хранителем святыни, а распорядитель по делам развлечений во дворце — главным посвященным в сокровенное знание о святыне.
— Значит, о святыне знают только два человека?
— Нет, конечно, о ее существовании знают многие, а вот ее местонахождение известно лишь двоим, или троим, — возразил Назир.
— Почему троим, а кто же третий?
— Абд-Аль-Рахман установил церемонию посвящения наследника престола в сокровенное знание о святыне, так что долгое время о ней знали халиф и его сын.
— Хишам Второй также посвящен?
— Безусловно, но кроме него больше никто, потому что его никогда не интересовала святыня, и он о ней давно забыл. Когда он объявил Санчуэло своим наследником, мой отец — в то время распорядитель и посвященный — ждал, что последует приказ Хишама о церемонии посвящения, но халиф такого приказа не отдал. Я получил свою должность по наследству и был посвящен своим отцом.
— Получается, что теперь вы — единственный, кто заботится о ней? — удивилась я.
— Именно так.
— Но ведь все знают, что только вы посещаете лабиринт. Никто не пытался выяснить, почему вы туда наведываетесь? — спросила я.
— Пытались и при мне и раньше, но погибали. Из сердца лабиринта невозможно выбраться. Так что тысячелетняя тайна тщательно охраняется! — с гордостью провозгласил молодой араб.
От осознания, что я стою перед разгадкой многовековой тайны Тартесса, сердце приятно замирало. Подобное ощущение я всегда испытывала при встрече с глубокой древностью. Однако, сейчас я находилась не в музее, и восторг от соприкосновения с тайнами вечности отходил на второй план, уступая место решению неразрешимых практических задач.
— И как мы его повезем? — брякнула я.
Коля удивленно и укоризненно посмотрел на меня:
— Это все, что ты можешь спросить, стоя перед святыней?
Я смутилась, но и обиделась.
— Ни о чем не волнуйтесь, — вмешался Назир. — Почти стемнело. Нас ждут в тронном зале. Следуйте за мной.
Пока мы выбирались из лабиринта, я думала о том, что брат мой напоминал мне Паганэля: такой же отрешенный от действительности, увлеченный и неунывающий ученый. Но я-то знала, что в нужную минуту у брата достанет практичности, которой может позавидовать любой бизнесмен или банкир. И еще я знала, что Коля никогда не был эгоистом и, несмотря на свои увлечения, всегда оставался внимательным и добрым к людям. И обида прошла.
Глава сороковая БЕЗДНА И ХАОС
О небо — мирный, горний, вечный свод,
Мой край даришь ты милостью исконно;
Щедротами твоими он цветет,
Над странами иными вознесенный;
Внемли с участьем перечню невзгод,
Ты всем скорбящим внемлешь благосклонно:
Вот в горести к тебе взываю я
— Испания злосчастная твоя.
Мигель де Сервантес
Уже в полной темноте шли мы по мощеным дорожкам дворцового парка. Шуршание наших шагов дополняло музыку журчащей вокруг воды, поющей под аккомпанемент ночных цикад. Назир факелом освещал нам путь. Отблески пламени играли на полированном мраморе колонн, мимо которых мы проходили.
Вскоре мы оказались на площади, освещенной множеством факелов. Этот яркий неровный, танцующий свет словно вырвал из темноты симфонию восхитительной колоннады тронного павильона. Через мгновение, не успев насладиться этим чудесным, сказочным зрелищем, предстали мы перед двумя правителями: халифом и узурпатором — в тронном зале.
Святогор склонился в почтительном поклоне, и мы последовали его примеру. Назир усадил нас на атласные подушки, что лежали повсюду на полу, и встал недалеко от халифа. А Святогор устроился рядом с халифом, очевидно, по его просьбе.
Стены зала покрывал тонкий резной орнамент, словно ажурное каменное шитье. При свете масляных светильников от этого каменного кружева исходило удивительное свечение, иногда успокаивающе равномерное, а иногда с неожиданными всполохами. Искрились украшавшие зал драгоценные камни, вкрапленные в ветви райских растений орнамента, в переплетенные, запутанные геометрические формы, в вязь арабского письма. Сюжеты арабесок отделялись сияющими узкими золотыми пластинами. Точно часовые, оберегали все обширное пространство зала строгие колонны из мрамора разных оттенков, соединявшиеся кокошником бело-красных полос, подобно тем, что мы уже видели в мечети. Кружевные капители колонн были отделаны золотом, слоновой костью и черным деревом.
На полу мраморная мозаика складывалась в причудливый узор. Центр зала занимала большая мраморная чаша с фигурками двенадцати животных и птиц. Я переводила изумленный взор с антилопы на чайку, с утки на крокодила, с сокола на дракона, с курицы на коршуна, с петуха на орла, с грифа на льва. Отлитые из красного золота фигурки зверей алчно мерцали при пляшущем легком пламени светильников. Водная поверхность источника поражала своей статичностью и цветом. Жидкость, наполнявшая его, казалась непрозрачной и тяжелой, застывшей, словно лед, и отливала серебром, только более насыщенным и блестящим, как сталь.
— Это не вода, — предположил Николай. — Это похоже на ртуть.
— Ртуть? — удивилась я. — Это же вредно!
— Ну, может, они об этом не догадываются, — пожал плечами брат.
— Арабы же очень образованные, — возразила я.
— Тогда не знаю. Но все же эта жидкость кажется мне ртутью. Посмотри на потолок.
Я невольно подняла глаза, ожидая увидеть красоту сводов. И не ошиблась, но увиденное превзошло все мои ожидания. Потолок, инкрустированный черным деревом и хрусталем, золотом и алебастром, красным деревом и перламутром, из-за контрастности этих материалов поражал своей ажурной прозрачностью и невесомостью. А в самом центре, где своды сходились в одной точке, в обрамлении воздушных тончайших лепестков из серебряных и золотых пластин красовалась великолепная жемчужина. Чистейшая из когда-либо виденных мной, она благородно переливалась своей матово-перламутровой оболочкой.
— Коля, как ты думаешь, она настоящая? — обратила я внимание брата на это волшебное чудо.
Он долго разглядывал жемчужину, не в состоянии скрыть восхищения.
— Думаю, в этом дворце нет ничего фальшивого…, кроме, разве что, халифов, — усмехнулся он.
Халиф восседал на резном золотом широком троне, по-турецки скрестив ноги. Узурпатор Мохаммед устроился на причудливом восточном стуле недалеко от халифа, уступив тому первенство в этом зале, но оставив за собой право отдавать распоряжения. Приближенные и гости разместились на вышитых атласных подушках около изящных колонн.
Стройные девушки в восточных одеждах разносили кубки с вином. Лица их наполовину прикрывались легкими шелковыми покрывалами, и лишь их черные выразительные глаза трепетно сияли, отражая пламя светильников. Гости тихо и робко, будто неловко, переговаривались. Все точно чего-то ждали. Я вдруг заметила исчезновение Назира и шепнула об этом Коле. Он радостно кивнул.
Слово взял узурпатор. Придворные слушали его со вниманием, но Хишам Второй вдруг перебил его. Мохаммед сверкнул глазами: хотел одернуть наглеца, но сдержал гнев, вовремя спохватившись. Он, вероятно, вспомнил, что сам же вернул халифа на престол в надежде спастись от заговора. Он деланно улыбнулся, слегка склонил голову в знак повиновения и подозвал одного из приближенных.
Незаметно освещение зала стало меркнуть на глазах. Свет таял, теряя силы, пока зал не погрузился во тьму. Погасли и уличные факелы. Когда глаза привыкли, кромешная тьма сменилась мягким свечением, исходившим от лунного света, пытавшегося проникнуть в зал через алебастр и хрусталь потолка. Внезапно неизвестные источники света вспыхнули рассеянными лучами, которые словно нащупывали серебряную гладь фонтана, приласкав по очереди золотые фигурки двенадцати зверей-стражников.
Неожиданно возникло ощущение, что поверхность чуть дрогнула и вновь застыла, точно это нам померещилось. Но вот она мелко задрожала и слегка заволновалась, а затем вдруг зашевелилась. По потолку и мраморным стенам побежали таинственные блики, сначала робко и неуверенно, кое-где засверкали драгоценные камни. Постепенно загадочное сияние настойчивыми волнами набегало на кружевные арабески, волшебными отблесками танцевало на хрупких колоннах. И вот возникло чувство, что комната плывет и вращается. Блики и отсветы перескакивали по золотым пластинам, играли с блестками драгоценностей и неожиданными всполохами отражались на перламутре жемчужины.
Я застыла в страхе и изумлении. Ощущение полета в бездонных просторах мироздания охватило меня. Слышались испуганно-восхищенные возгласы присутствующих в зале людей, но через мгновение я забыла об их существовании, погрузившись с трепетным сердцебиением в мистическую бездну волн, молний и мерцающих звезд. Легкое головокружение, потеря чувства реальности, дрожь — и я оказалась на грани сознания, а возможно, и лишилась бы чувств, но волнующее кружение бликов закончилось также внезапно, как и началось. Поверхность источника вдруг застыла, как окаменела, вновь превратившись в сияющую серебристую гладь.
В зале царила гробовая тишина. Все завороженно взирали то на таинственный фонтан, то на восхитительную жемчужину. Один за другим зажигались светильники, и привычный свет вступал в свои права, превращая все только что виденное в сон или игру воображения.
Тишину внезапно нарушил шум извне. В зал вбежали стражники, что-то возбужденно выкрикивая, а за ними вооруженные воины-христиане. Мохаммед Аль-Махди побледнел, Хишам же нервно расхохотался. Его смех перешел в истеричные всхлипывания. Меня тронули за плечо, и послышался взволнованный шепот Святогора:
— Нам надо уходить! Здесь сейчас будет резня.
Мы бросились к ближайшему боковому выходу, но опоздали. Все входы, а их я насчитала восемь, оказались заблокированы захватчиками, и все больше и больше их вторгалось в зал. Лица их светились веселым, агрессивным возбуждением. Несколько человек преградили нам путь.
— Куда, голубчики? — вскричал по-кастильски один из них, громко хохоча. — Улизнуть вздумали.
Он хлестнул плетью воздух и мраморный пол перед нашими ногами, и мы инстинктивно отпрянули и попятились. В зале начиналась свалка. Доносились крики боли и отчаяния и возгласы азарта и торжества.
— Взять их! — скомандовал наш обидчик своим приближенным, указывая на нас.
Но ни Святогор, ни Коля не стали ждать, когда нас схватят. Каким чудом, какими приемами им удалось расчистить нам путь, я не успела даже заметить. Но и сама я не осталась у обидчиков в долгу и пнула кого-то ногой. Видимо, опасность вселяет в человека неожиданные способности. Я услышала Колино злобное шипение: "Пошли" и поспешила за своими мужчинами.
— Кого ты упустил, ублюдок? — бранью кто-то отчитывал нашего обидчика. За нами отправляли погоню. Мы побежали.
— Держи их! — выкрикнул наш преследователь, и откуда ни возьмись, перед нами выросли четыре фигуры.
— Бегите! — скомандовал Святогор.
— Ну уж, дудки! Второй раз у тебя этот номер не пройдет! — возмутился Николай и потянул меня за Святогором. Мы нырнули в какие-то темные кусты. Нырнули, в буквальном смысле слова, так как приземлились мы в притаившемся за кустарником фонтане. Преследователи окружили фонтан, и путь был отрезан.
— Дон Гильермо с вами? — обратился вдруг к ним Святогор.
— Да, а что? — недоумевая, ответил кто-то.
— Кто интересуется доном Гильермо, — послышался голос чуть в отдалении. — Кому я понадобился?
— Сакромонту! — выкрикнул Святогор.
— Разойдитесь, идиоты! — выругался дон Гильермо. — Своих хватать, ума много не надо. Марш отсюда!
Преследователи поспешили удалиться в направлении тронного павильона.
— Спасибо, дон Гильермо, — поклонился Святогор.
— Уходите отсюда немедленно, Сакромонт! — посоветовал наш спаситель. — Если попадетесь к берберам, вам несдобровать.
Мы простились с ним и выбрались из фонтана. Стало холодно. Мокрые фалды стесняли движения, хлестали по ногам, обматывались и прилипали.
— К лабиринту, — велел Святогор.
До павильона мы добрались без приключений. Очевидно, основные события сосредоточились в центральных зданиях города-дворца. Охранников не было, павильон был заброшен, но светильники горели почти во всех его помещениях. Мы прошли сквозь главный зал в патио и приблизились к лабиринту.
— Наконец-то! — облегченно вздохнул появившийся из кустарника Назир. — Я знал, что вы придете сюда непременно. Все готово. Святыня погружена в повозку, запряженную мулом. Этот транспорт вместе с вашими лошадьми ждет вас в роще на холме за крепостной стеной. Там безопасно. Враг наступает с долины. Однако это затруднит и удлинит ваш путь. Вам нужно затемно спуститься с холма по другую сторону от дворца. Держитесь подальше от Кордовы. Город взят мятежниками. Не останавливайтесь и не ввязывайтесь в борьбу. Заклинаю тебя, Сит-Аль-Хур, довези святыню! Нельзя допустить, чтобы древний этот камень, переживший столько веков, уцелевший в стольких переплетах, погиб теперь из-за наших глупых войн.
— Не волнуйтесь, Назир, — ответил Святогор. — Но как вам все это удалось?
— Я успел еще до вторжения мятежников. А теперь мне пора к халифу.
— Вы не передумали? Может, все же пойдете с нами? — предложил Святогор.
— Нет, — отрезал молодой араб и добавил несколько слов по-арабски.
Святогор чуть отпрянул, а затем понимающе кивнул. Они поклонились друг другу.
Мы простились с придворным и стали осторожно пробираться к верхним террасам дворца. Мы прятались за деревьями и кустами, снова ныряли в фонтаны и источники. На улочках, в садах и во многих павильонах царила паника. Отовсюду доносился шум бойни — крики, стоны, звон сабель, свист стрел, возня, драка и беготня, хохот, плач и снова крики. По саду растерянно бегали беспризорные лошади, испуганно шарахались павлины, вспархивали, громко хлопая крыльями, пичуги.
Мы продвигались очень медленно, обходя опасные места и надолго затаиваясь. Я стучала зубами не то от страха и напряжения, не то от холода, но крепко стискивала их, чтобы не отвлекать своих спутников своей глупой трусостью. Мы добрались до верхней террасы, где, по словам Святогора, располагались казармы. Укрываться здесь стало труднее из-за скудной растительности, и мы прятались в тени зданий.
— Разве дворец не охранялся регулярным войском? — спросил Коля.
— Мохаммед выслал в основном все войска в Кордову, а во дворце оставались лишь те воины, которых мы видели утром, — сказал Святогор.
— Боже, как это легкомысленно!
— Да, но он считал, что до Мадинат Аль-Сахры восставшие не доберутся, потому что их остановят на подступах к Кордове. Но и это довольно глупо, ибо дворец расположен на том же берегу Гвадалкивира, что и город, только западнее, так что мятежникам даже не надо переправляться через реку. И еще Мохаммед рассчитывал, что возвращение настоящего халифа…
Шум на площади перед казармами заставил нас умолкнуть и затаиться. Возня и возгласы долго не утихали. Перепалка разрасталась. Слышался грубый смех и жалобный лепет. И вдруг Святогор рванулся вперед, шепнув на ходу:
— Хишам!
— Стой! — пытался удержать его Коля. — Черт с ним с Хишамом!
— Там же Назир, — огрызнулся Святогор и выбежал на площадь.
Я даже закрыла лицо руками, но волнение заставило меня смотреть во все глаза, что происходило на площади. К счастью, в суматохе никто не заметил, откуда возник Святогор. Мы высунулись, чтобы следить за происходящим, укрытые лишь тенью и темнотой. Коля все дальше и дальше выдвигался вперед, готовый в любую минуту броситься на помощь Святогору.
Судя по одеждам, на сей раз мы имели дело с берберами. Сначала мы плохо понимали, что происходит, но потом разглядели Назира, заслонившего своим телом Хишама. Около них топталась кучка берберов. Они шумели и посмеивались. Назир что-то отвечал на их выкрики. Хишам униженно всхлипывал за его спиной. Когда перед ними возник Святогор, все вдруг застыли, а некоторые растерянно поклонились. Из темноты внезапно появился всадник, подъехал к Святогору, спешился и хлестнул его наотмашь рукой по щеке. От неожиданности я охнула и зажала рот рукой. Кто-то сразу кинулся с кулаками и плетками к Святогору, в ревностном служении вожаку. Но всадник поднял руку, и все застыли. Святогор ему поклонился и развел руками. Вожак, очевидно, это был не кто иной, как Фарид Справедливый, резко опустил руку, подав некий знак своим подданным. Кучка берберов склонилась перед Святогором в поклоне. Тот что-то сказал предводителю, который в свою очередь кивнул и засмеялся. Хишама вывели из-за спины Назира, подданные и даже сам Фарид поклонились халифу.
Мы замерли в изумлении. Фарид отпустил Назира, который простился с халифом, кивнул предводителю берберов и направился в сторону нижних террас. Мы облегченно вздохнули. Фарид, разговаривая с халифом и Святогором, не спускал глаз с удалявшейся фигуры молодого араба. Вдруг бербер резко выхватил стрелу из колчана, натянул тетиву, и со стоном стрела вырвалась из лука, словно оплакивая свою будущую жертву. Просвистев, она вонзилась в спину нашего молодого друга. Я прикусила губу. Слезы, застилая глаза, побежали по щекам, оставляя раздражающий соленый след. Николай крепко сжал мне руку.
Святогор что-то сказал Фариду. Тот расхохотался в ответ, подозвал двух берберов и отдал какие-то распоряжения. Хишам в сопровождении этих двух и Святогора двинулся в сторону тронного павильона, удаляясь от нас.
Прижавшись к стене здания, мы с Колей легли на холодную сырую мостовую. И вовремя. Мимо, не спеша, будто осматривая владения, проехали оседлавшие коней берберы под предводительством Фарида. Мы лежали, вжавшись в землю, пока затихли последние звуки кавалькады. Святогор не появлялся, и мы оставались в неведении, что с ним и как нам поступить. Мы приняли решение задержаться здесь на некоторое время в надежде, что он вот-вот вернется.
Где-то в отдалении на нижних террасах возникли пожары. Отблески пламени озаряли территорию дворца, играя недобрым, переливающимся сиянием на мраморных колоннах, отражаясь зловещими вспышками в водах фонтанов и в струях источников. Слышались истошные женские крики и разнузданный хохот. Очевидно, берберы по-своему разбирались с гаремом узурпатора. Раздавались стоны, рыдания, топот бегущих ног, испуганные и торжествующие возгласы, брань, лай собак и даже вопли павлинов.
Дворец, встретивший нас умиротворенной атмосферой восточной сказки, теперь погружался в бездну хаоса, во мрак насилия и в пучину безысходности. И только черный купол небосвода, усеянный яркими мерцающими звездами, философски взирал свысока. Это бесконечное пространство говорило о спокойствии и незыблемости мироздания, противопоставляя вечности мелочную суету презренных людишек. И в один ряд с этой величественной тайной Вселенной вставала тысячелетняя загадка Тартесса, которую мы призваны были защитить, а, возможно, и разгадать.
Глава сорок первая ВОЗВРАЩЕНИЕ
Все, что когда-то было надеждою моею,
Сегодня провожаю в далекий край закатный;
Помедлим на дороге, душа, простимся с нею
И побредем обратно:
Когда рассвет не в радость, нужнее кров убогий
И темнота вернее.
Росалия де Кастро
Время шло, растягивая, словно в замедленной съемке, сначала секунды, потом минуты. Яркая, ясная луна изменила свое местоположение на черном океане небосвода, как будто стараясь высветить то один, то другой участок дворца, чтобы дать возможность людям рассмотреть, что они натворили. К счастью, пожары не получили распространения. Каменные постройки горели неохотно, да и мятежники, вероятно, одумались, предпочитая, обосноваться в этом неземной красоты райском саду, чем подвергать его полному уничтожению.
Святогор все не появлялся. Николай старательно вглядывался в темноту и, убедившись, что нет никого поблизости, предложил нам войти в одно из ближайших помещений. Оставаться долее на сырой холодной земле становилось невыносимо. Одежда не просыхала. Холодным влажным полотном она раздражала тело, заставляя нас то и дело вздрагивать. Мы юркнули внутрь, в проем между строгими, стройными колоннами. По-видимому, здесь обитали военачальники: пол был устлан коврами. Это все, что я смогла разглядеть в темноте. На коврах я и устроилась. Брат затаился за колонной и не сводил глаз с прилегающего к зданию пространства, чтобы не пропустить появления Святогора. Через некоторое время я сменила Колю на этом посту.
— Да-а, — расстроенно протянул брат, — Назир велел нам уходить отсюда затемно. Время идет, а мы еще даже не выбрались за крепостную стену.
— Бедный Назир! — вздохнула я.
— Он унес с собой тайну святыни, — заметил Коля. — И погоня нам теперь не грозит. Никто не знает, что мы увозим отсюда.
— Где же Святогор? — нервничала я. — Что с ним?
— Противный мальчишка, — пытался шуткой приободрить меня брат, — он всегда заставляет нас беспокоиться о нем. Набивает себе цену.
Меня бил озноб, причем к нервному напряжению, совершенно очевидно, добавилась простуда, все больше и больше завладевавшая моим организмом: начали слезиться глаза, болела голова. Мне померещилось, что чья-то тень мелькнула у здания напротив.
— Абдеррахман! — шепотом позвала я.
Тень отделилась от стены, прислушиваясь: кто-то пытался распознать, откуда доносился шепот.
— Абдеррахман! — рискуя, позвала я громче.
— Слава Аллаху! — воскликнул в ответ Святогор, приблизился и заключил меня в объятия. — Боже, ты вся дрожишь? — Он тронул губами мой лоб и скользнул по лицу и шее. — Да ты вся горишь! Где Николай?
— Я здесь, — Коля подошел к нам и, кивнув на меня, подтвердил: — Она заболевает. Где ты был? — В голосе его звучал упрек.
— Я все расскажу по пути, а сейчас быстрее. Потайной выход на холм находится недалеко отсюда. Именно там и спрятан наш караван.
— Мы будем путешествовать на верблюдах? — попыталась сострить я.
Святогор ласково потрепал меня по плечу, улыбнулся, оценив шутку, и ответил:
— Верблюды не верблюды, а скорость нашего передвижения вряд ли будет быстрее, чем у каравана.
Мы поднялись на самую верхнюю террасу и оглянулись на лежащий у ног дворец. Луна освещала содеянное людьми. Сначала люди сотворили чудо — волшебный город-дворец с райскими садами и райскими животными. Затем люди же сотворили насилие над своим же созданием. В фонтанах плавали трупы, и багряный отсвет воды леденил душу. Беспорядочно бродили по парку брошенные без присмотра кони. Дымились павильоны. Отовсюду доносились стоны, визг и пьяный смех. Журчание воды было печальным и тоскливым, а освещавшиеся лунным светом прелестные очертания дворца: его изящные колонны и изысканные капители, — выглядели унылыми и поруганными.
— Варварство, — вздохнул Святогор.
Мы юркнули в замаскированный кустарником лаз в крепостной стене.
— А где Хишам? — поинтересовался Николай.
— Он у берберов. Под их защитой.
— Как тебе удалось спасти его? — спросила я.
— Я напомнил Фариду, что именно при Хишаме берберы стали пользоваться особым уважением среди войска. Я напомнил ему, что именно Хишам передал власть Санчолю, а люди из отряда Фарида называли себя мстителями за гибель Санчуэло, значит, Хишам — для них такой же халиф. Фарид усмехнулся в ответ на мои слова, но согласился с моими доводами.
— А Назир? — опасаясь услышать правду, которую мы и так подозревали, все же задала я вопрос.
— Он защищал Хишама. Когда необходимость в защите отпала, берберы, было, отпустили его. Но потом…
— Мы все видели. Зачем?
— На мое негодование, он, смеясь, ответил, что Назир не халиф.
— А Фарид простил тебя? — полюбопытствовал Николай.
— Когда-то в войске Аль-Мансура мы с ним очень дружили. Он верит мне. Я сказал ему, что вернулся в Толайтолу, как и обещал, через три дня, но его отряда уже не застал. Я гнал, дескать, коня до самой Кордовы и нашел его уже в Мадинат Аль-Сахре.
— Назир погиб? — робко уточнила я.
— Да, — грустно покачал головой Святогор. — Но он знал, что погибнет. Некое пророчество, по его словам, предрекало ему гибель в день, когда будет спасена святыня.
— И он помогал нам?! — поразился Николай.
Читать бесплатно другие книги:
