Сантрелья Вепрецкая Тамара

Глава четвертая ЗЕМЛЯ И НЕБЕСА

Не разузнав земного, рассуждаешь о небесном.

Из древнерусских афоризмов

Землю и небо пытаю с тоскою,

Вечно ищу и не знаю покоя.

Росалия де Кастро(1837–1885) /испанская поэтесса/

Пройдя регистрацию, я очутилась в нейтральной зоне: уже не в России и еще не за границей, — в своего рода «межъящичном пространстве», как говаривал Жванецкий. Магазины «Дьюти-фри», куда рванул наш падкий на импортные товары народ, меня сейчас не интересовали. Если я и бродила сейчас по ним и глазела на всю эту блестящую чепуху, то лишь для того, чтобы скоротать время, которое, на мой взгляд, практически не двигалось.

Наконец, нас «просветили», «прослушали» и запустили в последний предстартовый зал. Люди радостно оккупировали кресла, но сидели несколько неловко, будто бы на краешке, в любой момент готовые вскочить, сорваться с места и непременно первыми проникнуть в самолет. Я была с ними совершенно солидарна и испытывала аналогичную нервозность и, чтобы немного успокоиться, я подошла к огромному окну и принялась отрешенно наблюдать происходящее за его пределами. Вот какой-то лайнер поплыл к взлетной полосе, потоптался на месте, словно решая, взлетать или не стоит, весь напрягся и побежал, разгоняясь все быстрее, пока не оторвался от земли, весело качнув крыльями, точно наслаждаясь обретенной свободой. Я невольно прониклась гордостью за этот лайнер и ощутила приятное возбуждение в предвкушении того, что и я совсем скоро разделю с ним радость свободы полета.

Я отвернулась от окна, желая полюбопытствовать, не зашевелились ли мои соседи по полету, так как я не восприняла информацию только что прозвучавшего некоего объявления: настолько я была поглощена происходящим за окном. Но люди все еще напряженно восседали на местах. Я снова обратила свой взор на улицу и с удивлением заметила, как изменилось освещение. Солнце скрылось за темно-серым облаком, скорее напоминавшим тучу и через минуту стекло покрылось тоненькими косыми черточками, от чего вид за окном утратил четкость очертания, а я — реальность восприятия. Асфальт на летном поле потемнел и заблестел. Я подумала, что, уезжая, увожу с собой тепло. Осень вступала в свои права.

Объявили посадку, и люди вскочили так быстро и резко, словно в положении сидя их удерживала какая-то сильная пружина. У входа в коридор, ведущий непосредственно внутрь стальной птицы, уже выстроилась очередь. Я не стала пробираться в толпу, а терпеливо топталась в хвосте, прекрасно пони-мая, что в этой очереди обделенных не будет, и все достигнут того, за чем стоят.

Да, я отправлялась в далекую Испанию на поиски очень любимого мною человека и оставляла в Москве переживающих за меня близких и друзей. Вчера вечером я, наконец, собралась с духом и позвонила маме. Роль я написала себе на бумажке, потому что с детства испытывала патологическое отвращение ко лжи. Но эта ложь была воистину «во спасение», а кто-то умный сказал: «Если ложь во спасение, то лги». И я старательно прочитала написанный мною заранее текст, смысл которого состоял примерно в следующем: я еду в Испанию по просьбе Коли, который уже где-то что-то копает и считает мою помощь необходимой. Люда также находится с ним в экспедиции, поэтому они позвонить не могут, но мои испанские друзья просили передать маме от имени Коли, что у него все в порядке и, когда дело будет налажено, он приедет в Москву. Чушь, конечно! И материнское сердце не обманешь. Мама задала мне миллион провокационных вопросов. Отвечая, я крутилась, как уж на сковородке. В конце концов, я пообещала, что по приезде заставлю Колю позвонить, потому что это действительно безобразие, в конце двадцатого века не найти способ связаться с матерью, тем более что последняя в их отсутствие пасет их же отпрыска. Я согласилась с этой тирадой упрека и негодования и облегченно положила трубку на рычаг.

Теперь же я шла по «рукаву» в самолет и устраивалась на своем месте, которое оказалось у иллюминатора. Сумку с вещами я сдала в багаж, а в качестве ручной клади я оставила пакет с двумя ценными папками: одна содержала Колин отчет, другая — древний манускрипт. Я прижимала пакет к груди, будто в нем заключался весь смысл моей жизни. Впрочем, на данный момент, вероятно, так оно и было. Однако, я терпеливо ждала, пока начнется наш полет. Я смотрела в окно и в то время, как шасси шуршали по взлетной полосе, мысленно приближала момент расставания с землей. Внезапно самолет слегка вздрогнул и взмыл в небеса. Мы вырвались на свободу, и я испытала пьянящее возбуждение оттого, что находилась между небом и землей, сбросив бремя земного притяжения.

Самолет набрал высоту, погасли табло, и люди несколько расслабились. Я достала папку с отчетом, блокнот и ручку. Предстояла нелегкая задача, исходя из его содержания, наметить план поисков. Я медлила с изучением бумаг, памятуя о том, что меня потрясло в нем обилие цифр. С детства цифры производили на меня гнетущее впечатление, а большое скопление цифр на одном листе бумаге парализовало мои мыслительные способности и требовало от меня исключительного умственного напряжения. Мне, вероятно, легче было бы прочитать что-нибудь со словарем на совершенно незнакомом языке, нежели выудить из цифр необходимую информацию. Я зажмурилась и развернула папку. Выдохнув, я осторожно открыла глаза и принялась сосредоточенно читать. Первые несколько страниц привели меня в полное замешательство. Я с удивлением обнаружила, что держу в руках подробную бухгалтерскую справку о Колиных доходах и расходах за все его годы работы на фирме. Из документа следовало, что в расходах фигурировала одна и та же небольшая сумма, видимо, установленная самим Колей себе в качестве зарплаты. Остальные деньги он вновь пускал в оборот фирмы. Изучение этих страниц не вызывало сомнений: все эти годы Коля не просто зарабатывал, а целенаправленно сколачивал капитал. Далее Коля приводил сумму, которую намеревался использовать для ведения раскопок Тартесса, оставляя при этом значительную часть денег на фирме.

Только я начала втягиваться в эту магию чисел, понимать их потаенный смысл, как принесли ланч, и мне пришлось отложить изучение Колиных действий непосредственно в Испании. Вместе с перевариванием пищи я переваривала полученную мной информацию.

Испанский отчет открывали сведения о цене на билеты, визы, о расходах в аэропорту, о стоимости подарков испанским друзьям. Я не верила своим глазам. Коля, мой неисправимый роман-тик, грезивший о цивилизации, чье существование скорее иллюзорно, чем реально, мой милый Николай с дотошностью и скрупулезностью истинного бухгалтера и с навыками опытного жмота высчитывал и заносил в кондуит каждую истраченную копейку. Я на мгновенье прервала чтение, пытаясь унять свое негодование, граничившее с восхищением и завистью.

Согласно документу, Коля и Людмила пробыли в Кадисе у Карлоса и Анхелес всего два дня, что собственно и составило их отдых, а затем отправились на несколько дней в Мадрид. Там предоставив жене свободу в знакомстве с достопримечательностями столицы, Коля провел ряд встреч с испанскими археологами. Из отчета я поняла, что с ними он делился своими намерениями и советовался по вопросу о дальнейших своих действиях. Была даже приложена приблизительная смета на ведение раскопок из расчета сезонных работ в течение трех месяцев. Далее приводилась итоговая сумма расходов за время пребывания в Мадриде, затем они переехали в Севилью, откуда Людмила вернулась в Кадис, а Николай после встреч с севильскими учеными в течение нескольких дней путешествовал по Андалусии. Эта информация подкреплялась подробными расчетами расходов. Наконец, Коля возвратился в Кадис. Завершался отчет новой примерной сметой, по всей вероятности, составленной в результате его встреч и поездок.

Мне стало ясно из всего документа лишь то, что я должна встретиться с людьми, с которыми общался мой брат, причем в той же последовательности. Я составила список с их адресами и телефонами, так скрупулезно указанными братом в отчете. Не сообщалось там лишь самое главное — подробное содержание их бесед.

Я закрыла папку и минут десять отдыхала от испещренной цифрами информации, в то же время оставляя ее как бы отлежаться, в надежде на какие-то новые неожиданные идеи по поводу предстоящего мне расследования. Да-да, именно расследования, иначе это предприятие назвать нельзя. Я не переставала удивляться тому, как сочетались в моем брате возвышенный полет романтической души и совершенная трезвость бухгалтерского ума. Я осознала, что последнее стало частью романтики, неотъемлемым условием достижения с детства поставленной цели. «Хорошо, если для того, чтобы найти Атлантиду, нужно стать счетоводом, я им стану, — вероятно, рассуждал Николай. — Если понадобится для этого стать ассенизатором, значит, буду ассенизатором». Я снова испытала неизъяснимую гордость за брата, сменившуюся беспредельной тоской.

Однако я пока не была бухгалтером, а романтик во мне утомился от обилия закодированной в числах информации, и я вспомнила о другом сокровище, сокрытом в моей ручной клади. Я извлекла папку с рукописью и бережно открыла ее. Заголовок гласил: «Житие и деяния Святогора». Будучи рожденной под знаком Близнецов, я, конечно же, не удержалась и заглянула в конец манускрипта, где значилось:

«Писано сие в лето 6532 от Сотворения мира во граде Новгороде дружинником князя Яро-слава Владимировича, боярином Святогором». Сладко защемило сердце от этакой древности, и я вернулась к началу рукописи:

«Я, нареченный русским именем Святогор, в крещении Илия, решил поведать историю жития моего, богатого событиями чудными и приключениями, удивления достойными. Жизнеописание мое я пишу на языках, близких сердцу моему. Язык русских княжичей — язык родины моей. Язык андалузских эмиров — язык познаний и помыслов моих. Язык страны христианских замков — язык моих друзей и врагов».

Подобное вступление ошеломило меня изысканностью слога и загадочной возвышенностью смысла. Насколько отличался этот документ от только что изученного мной отчета.

«Я, Сварожич по происхождению, Даждьбожий внук и Перу-нов воин, крещеный в христианской вере, постигший веру пророка Мохаммеда и знакомый с верой христиан страны заходящего солнца, обрел многие знания и рассуждения свободные…»

Боже, да он философ, этот таинственный Святогор! Я хотела продолжить чтение, но объявили, что самолет идет на посадку, что через несколько минут мы приземлимся в аэропорту Барахас, что температура воздуха в испанской столице 28 градусов, а местное время — три часа дня.

Я аккуратно упаковала документы и терпеливо ждала, когда самолет распрощается с небесами и покорно опустится на грешную землю.

Получив багаж, у выхода я заметила Карлоса, задумчиво изучавшего пассажиров. Но не успела я подойти к нему, как какой-то молодой человек обратился ко мне на чистом русском:

— Елена Ветрова, это вы?

— Да, — удивленно вскинула я на него взгляд.

— Я от Игоря. Он просил встретить вас. Я из посольства. Меня зовут Андрей Доброхотов.

— Очень приятно, — протянула я руку. — Но я вижу, меня встречают испанские друзья. Пойдемте, я вас представлю.

Мы подошли к Карлосу. Он обнял меня, по-испански чмокнул в обе щеки. Я представила его Андрею.

— Карлос, зачем ты здесь? Где Люда и Анхелес?

С Молиносами меня связывала уже многолетняя дружба. Наше знакомство произошло в Москве, когда совершенно случайно на улице ко мне обратилась обаятельная женщина на русском языке с сильным акцентом и попросила подсказать, как ей с мужем добраться до Старого Арбата. Я поинтересовалась, откуда они. Оказалось, из Испании. И я, вдохновленная возможностью пообщаться на испанском, предложила им свои услуги в качестве добровольного гида. Целый день мы провели вместе: бродили по Старому и Новому Арбату, по Воробьевым горам, где я неплохо ориентировалась со студенческих лет. Потом я показала им свои любимые московские улочки. Через пару дней мы встретились снова, и я свозила их в Царицыно. Там мы вдыхали лесной весенний воздух и дух давно ушедших времен, запечатленный в камне. На следующий день они уезжали, и мы, обменявшись адресами, обещали писать друг другу.

Анхелес имела филологическое образование и владела английским, французским и русским языками. Карлос, врач по профессии, много повидал в мире, так как неравнодушное отношение к бедам человеческим забрасывало его в самые забытые богом точки планеты, туда, где в нем нуждались люди. Он говорил немного по-английски и по-французски. Но у нас троих уж точно имелся один общий язык — испанский, на нем мы с Анхелес и переписывались. Впрочем, иногда она писала на русском, а я отвечала ей на родном своем языке: дескать, пусть попрактикуется читать по-русски.

Год назад я, наконец, собралась в Испанию, где меня уже много лет ждали. Насколько мне были там рады, показал радушный прием, мне оказанный. Меня кормили, поили, развлекали и возили по всей Испании. Анхелес была моим внимательным ги-дом, милым собеседником и строгим учителем испанского. Карлос был нашим кормильцем, поильцем, шофером и улыбчивым добрым гением.

Вопрос, который я задала теперь своему испанскому другу, в свете сказанного выше, был совершенно неуместен. Карлос всегда оказывался там, где в нем больше всего нуждались. Это он и подтвердил словами:

— Я решил тебя встретить. Тебе понадобится помощь. Женщин я оставил дома. Заботы помогут всем отвлечься от грустных мыслей.

— Значит, новостей нет? — произнесла я упавшим голосом.

Карлос отрицательно покачал головой.

— Андрей, — вдруг повернулась я к молодому человеку, — что мне делать?

Этим вопросом я выдала всю свою растерянность и как бы попыталась переложить на него часть ответственности за происходящее.

— Сначала вам необходимо поесть и передохнуть с дороги, — бодро отчеканил он. — Я отвезу вас и вашего друга в отель.

— Но мы теряем время! — ко мне вернулась деловитость. — Сейчас только четыре часа, на еду и отдых уйдет масса времени. Надо уже начинать поиск.

— За едой мы могли бы обсудить план действий, — предложил Карлос.

— Прекрасная мысль! — поддержал Андрей. — Игорь сказал мне, что вы ознакомились с отчетом Николая Быстрова, и, возможно, у вас уже имеются какие-то соображения.

Итак, Игорь руководил операцией розысков из Москвы. Это было и приятно, и почему-то досадно, словно он опекал меня, несмышленую девочку, не полагаясь на мой здравый смысл.

— Вы на машине? — обратился Доброхотов к Карлосу. Тот кивнул.

— Тогда я отпущу водителя и поеду с вами, если вы не возражаете. Ветров предполагал, что вас будут встречать испанские друзья. На этот случай я взял машину с водителем, — продолжал Андрей. — Теперь я в полном вашем распоряжении.

Меня вновь неприятно царапнула предусмотрительность Игоря. Но я поблагодарила Андрея и уточнила планы Карлоса.

— Я тоже в твоем полном распоряжении, — расплылся в улыбке испанец.

Мы направились к «Мерседесу».

Глава пятая МАДРИД — ТАРТЕСС

И встал Иона, чтобы бежать в Фарсис от лица Господня…

Книга Пророка Ионы. I — 3 /Фарсис — по другой транскрибции, Таршиш, т. е. Тартесс/

…В три года раз приходил Фарсисский корабль, привозивший золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов.

Ветхий Завет Третья Книга Царств. X–22

Мы устроились в небольшом кафе на тихой улочке в центре Мадрида. Пока официант выполнял заказ, я рассказывала своим спутникам, что мне удалось выудить из отчета. Мы согласились, что необходимо охватить весь список лиц, с кем общался Николай, таким образом проследив путь его мыслей. Ни Карлос, ни тем более Андрей не имели понятия о том, что Коля приехал в Испанию на поиски Тартесса.

Я еще раз уточнила имена тех людей, которые фигурировали в Колином отчете, выписала их адреса и телефоны. Первым в этом списке значился некто Андреас Росалес из Национального Археологического Музея. Карлос поднялся из-за стола, протянул руку к списку:

— Я позвоню и договорюсь о встрече.

Он вышел и минут через десять возвратился с такой бесконечной радостью на лице, словно поиски были уже завершены.

— Удача на нашей стороне! — воскликнул он. — Я дозвонился почти всем в Мадриде. Троих мы повидаем уже сегодня. Сеньор Росалес сейчас подъедет сюда сам. Оказывается, он старый знакомый Николаса, чьей судьбой он обеспокоен не меньше нашего. Затем мы вместе навестим какую-то вдову. Она любезно согласилась принять нас у себя дома, во сколько это будет нам удобно. И, наконец, некий сеньор Ривера ждет нашего звонка, чтобы договориться о встрече.

— Карлос, как ты все успел? — восхитилась я.

— Я здесь ни при чем, — заскромничал Карлос. — Просто люди очень живо откликаются на нашу беду.

От чувства благодарности на глаза у меня навернулись слезы. Впрочем, они давно уже напрашивались. Лишь суета заставляла меня смотреть на потерю брата несколько отстраненно; на самом же деле я боялась себе признаться, что почти не надеялась на успех. Я просто не давала воли своей фантазии, готовая нарисовать себе жуткие картины того, что могло случиться. И люди, которые охотно шли мне на помощь, оказывались для меня сейчас настоящей опорой.

Я сквозь пелену набежавших слез любовалась Карлосом, который потягивал кока-колу через соломинку. Это был высокий худощавый смуглый человек сорока с лишним лет с чуть по-редевшими черными волосами, не красавец, но стоило ему улыбнуться, как обаяние потоками лучилось из его темно-карих глаз, открыто смотревших из-под густых черных бровей. Настоящий испанец! Сейчас он сидел очень сосредоточенный и серьезный, то и дело поглядывая на часы. Через полчаса он направился к выходу, чтобы встретить гостя, которого должен был узнать по номеру машины.

Мы остались с Андреем, и я поинтересовалась, знаком ли он с Игорем лично.

— Конечно! — обрадовался он. — Мы же с Игоряшкой учились вместе в институте. Он-то покинул стезю всесторонних между-народных связей, а я вот прикипел и тружусь все на том же поприще.

— А почему же я о вас не знала? Вы не общались после МГИМО?

— Изредка. Но я-то о вас слышал.

Я поежилась. Наступила неловкая пауза. Через пару минут Андрей прервал ее словами:

— Вы не волнуйтесь, мы обязательно найдем вашего брата.

«Живого или мертвого!» — хотелось крикнуть мне, но я смол-чала и лишь отвернулась, чтобы не показать опять проступившую предательскую влагу на глазах. Похоже, нервы начинали сдавать.

К столику бодро направлялся Карлос в сопровождении коренастого бородача.

— Андреас Росалес из Национального Археологического музея. Элена Ветрова из Москвы, сестра Николаса. Андрес Доброхотов из русского посольства, — познакомил нас Карлос.

«Надо же, настоящий археолог!!!» — восхищенно подумала я: именно так я себе представляла людей этой профессии.

Мы обменялись горячими рукопожатиями. И я приступила к допросу (почему-то я таким образом определила для себя жанр нашей беседы).

— Сеньор Росалес, я слышала, что вы давно знакомы с моим братом Николаем, — осторожно начала я.

— Зовите меня Андреас и на «ты». Мы, испанцы, предпочитаем «тыкать», — и бородач широко улыбнулся. — Мы познакомились лет десять-двенадцать назад на конференции в Москве, затем встречались на различных археологических мероприятиях в других странах. Иногда мы обменивались письмами.

— Андреас, вы знали… то есть… ты знал, что Николай увлекался историей Тартессиды? — я чуть смягчила истинные устремления брата.

Широкоплечий бородач потряс своими огромными ручищами в воздухе:

— Это ты называешь «увлекался»? Да он просто бредил Тартессом! Я всегда говорил: «Честь находки Тартесса будет принадлежать не испанцам. Его найдет этот русский парень!»

Я невольно улыбнулась столь эмоциональной оценке Колиной одержимости и поблагодарила Росалеса за добрые слова.

— Элена, я не занимался Тартессом. Я больше реалист, — продолжал археолог, не дожидаясь моих вопросов. — Николас выяснял у меня, как в Испании организовываются раскопки. Он говорил, что готов положить им начало в плане финансов. Мы с ним даже составляли приблизительную смету.

Он вздохнул и задумался.

— Он уже знал, где копать? — робко вмешался Карлос.

— Когда я с ним беседовал примерно месяц назад, он лишь собирал материал. Точнее, он хотел посмотреть места прежних раскопок, проверить свою версию, обсудить ее с нашими коллегами. Еще в Москве он познакомился с Хосе Рамоном Тортигой. Этот старик был гениальным ученым, настоящим энциклопедистом. Со слов Николаса мне известно, что Тортига разделял его оптимизм по поводу возможностей поиска Тартесса. Но старик недавно умер. Правда, Николас, по-моему, познакомился с его вдовой…

— Да-да, — поспешил вставить Карлос, — мы сегодня поедем к ней. Я договорился о встрече.

— О, я непременно поеду с вами. Я должен найти Николаса! — пророкотал Росалес и замолк.

— А нет ли кого-нибудь из ныне здравствующих археологов, кто занимался бы Тартессом? — поинтересовалась я. — Прошу простить мое невежество: его вообще-то кто-нибудь еще ищет в Испании?

Андреас расхохотался:

— Вот настоящий вопрос! Я бы сказал, его поискивают.

— Как это? — хором удивились мы.

— А так. Иногда какой-нибудь город, считающий себя потом-ком и преемником великого Тартесса, выделяет деньги на рас-копки. Денег этих, как правило, не хватает. Поиски потихоньку сходят на нет. Чаще же всего археологи ведут работы там, где и так нужно рыть котлован. Но вероятность таким образом на-ткнуться на сокровища Тартесса и раскрыть тысячелетнюю тайну очень мала.

Мне вспомнилось, что в Великом Новгороде прежде, чем строить какое-либо здание, на этом месте проводятся раскопки.

— Я, кстати, рекомендовал Николасу пообщаться с Серхио Риверой, моим коллегой из нашего музея, — продолжал Росалес. — Этот парень участвовал в поисках Тартесса и много знает о положении дел в современной тартессологии.

Я заглянула в свой список: некто Ривера значился там за номером три. Именно он и ждет сегодня нашего звонка после встречи с вдовой.

— Боюсь, я вряд ли наведу вас на мысль о том, где искать Николаса, — вздохнул археолог. — Может, отправимся к сеньоре Рамон Тортига? И… простите, а что вообще известно о моем друге?

Все взоры обратились на Карлоса. Тот встрепенулся и, взвешивая слова, ответил:

— Он пропал пять дней назад. Его машину нашли в пустынном месте. Ближайший населенный пункт, деревушка Сантрелья, находится примерно в полумиле от того места.

Помрачнев, все начали выходить из-за стола и понуро двинулись к выходу. На улице было все так же жарко, точнее немного душно. Быстро спустились сумерки, небо темнело прямо на глазах, зажигались витрины магазинов и окна кафе и ресторанов.

Мы расселись по автомобилям. Наш кортеж из двух автомобилей с «Мерседесом» во главе торжественно тронулся по вечерним улицам Мадрида. Ехали мы минут двадцать, сначала по Прадо, мимо статуи Кибелы, царящей над играющими освещенными струями фонтана, затем по Реколетос и где-то возле Колумба нырнули на маленькую боковую улочку. На этом мои познания мадридских улиц исчерпывались и, где мы петляли дальше, я уже ни за что не определила бы и дорогу назад вряд ли бы нашла. Наконец, мы припарковались около пятиэтажного здания.

Пожилая седая небольшого роста женщина приветливо предложила нам войти. Сеньора Тортига, назвавшаяся Лаурой, провела нас в зал и разместила на диване и креслах вокруг журнального столика. Андреас Росалес, указав хозяйке на меня, рассказал, что я довожусь сестрой некоему Николасу, русскому археологу, вероятно, посещавшему ее около месяца назад. Я просмотрела свои записи и назвала ей точную дату их с Колей встречи. Но она не нуждалась в уточнениях. Она отлично помнила этого красивого ученого из России, такого интеллигентного и в то же время такого целеустремленного.

— Мой покойный муж посвятил истории Тартесса много работ, — говорила сеньора Лаура. — Он изучал уже сто раз изученное, перепроверяя факты, сверяя данные. Он собирал своего рода коллекцию статей, высказываний, упоминаний — всего, всего, хоть мало-мальски связанного с этим древним городом. Он свято верил, что эти крупицы информации могут оказаться на вес золота в поисках Тартесса.

— Вам знакомы какие-нибудь из его идей по этому вопросу? — вежливо осведомилась я.

— Я не археолог, я врач. Я часто бывала с ним в экспедициях, но эти экспедиции не были связаны с Тартессом. Своего рода архивариусом Хосе Рамона я стала уже после его смерти, — грустно сказала сеньора Тортига. — Разбирать его наследие и его коллекцию книг мне помогали его друзья, коллеги и ученики. Кстати, среди его учеников один молодой человек страстно интересовался историей Тартесса. Именно ему я передала все находки, идеи и открытия Хосе Рамона, — она помолчала, словно припоминая что-то. — Да, я, по-моему, дала вашему брату адрес этого молодого ученого. Он преподает археологию в Мадридском университете. Его имя Мигель Альварес. Очень милый и увлеченный своим делом молодой человек.

Я сверилась со списком Николая: с Мигелем Альваресом он встречался. Я вопрошающе кивнула Карлосу, тот пожал плечами и обратился к хозяйке:

— Сеньора Тортига, не дадите ли вы нам телефон сеньора Альвареса?

— С удовольствием. Минуточку. Я даже познакомлю его с вами.

Она набрала номер:

— Сеньора Альвареса, пожалуйста… А когда будет?…А-а, вот в чем дело…

Она повесила трубку ладонью и повернулась к нам:

— Он в отъезде, будет, вероятно, через пару дней.

Мы поблагодарили хозяйку и засобирались уходить. Дальше нам предстояло встретиться с неким Серхио Риверой, который также ожидал нас дома, и мы, простившись с милой вдовой ученого, снова пустились в путешествие по темным, но освещенным мадридским улицам.

Андреас, отвлекая меня от грустных мыслей, вел со мной оживленную беседу, шумно смеясь и вспоминая общение с Колей: оба они ценили чувство юмора. Мой брат, по словам Андреаса, выражал шутливое мнение, что разгадка Тартесса должна сама явиться ему, ибо столько мечтаний и трудов он посвятил ей. А я подумала, что теперь он положил во имя этого чертого Тартесса, возможно, и свою жизнь, и еще я подумала, что за этот вечер мы ни на шаг не продвинулись в поисках брата.

Андреас, видно, угадал мои мысли, он перестал нарочито шумно веселиться и совершенно серьезно заметил:

— Элена, Николас не сдается, это не тот человек, который может пропасть за здорово живешь. Если его нет с нами, значит, он уже в Тартессе, где-то там, в одиннадцатом веке до рождества Христова. Этому я нисколько не удивлюсь. Но и там мы его найдем… Ты его найдешь! — добавил он торжественно.

Я благодарно улыбнулась этому доброжелательному испанцу и уставилась в окно на вечернюю испанскую столицу. Я давно уже не представляла, где мы едем, даже не догадывалась, центр это или окраина. Но ночной светящийся город завораживал. Удивляла неожиданная смена узких улочек каким-нибудь широким ярко освещенным проспектом. Я знала в Мадриде лишь бульвары Прадо, Реколетос и Кастельяна, потому что год назад мне довелось побродить лишь по центральным улицам и еще утром посетить Музей Прадо. Поэтому Мадрид для меня оставался городом, по которому я мечтала походить несколько дней и познакомиться с ним поближе.

Достигнув цели своего путешествия, мы остановили машины возле многоквартирного дома, чем-то напоминающего московские новостройки 80-х годов, и поднялись на третий этаж. Дверь открыл смуглый долговязый мужчина лет сорока, назвавшийся Серхио Риверой. Он не вписывался в мои представления ни об археологах, ни о кабинетных ученых. Он, скорее, напоминал баскетболиста или рок певца. Эти наблюдения заставили меня мысленно усмехнуться и признаться себе, что по сути я вряд ли встречала в жизни множество археологов, а тот единственный и неповторимый представитель этой профессии, который, казалось бы, должен был служить мне эталоном при составлении понятия о людях, роющихся в древностях, выпадал совершенно из того имиджа, которым я в своем сознании наградила археологов.

Итак, мы оказались дома у Серхио Риверы. Мы проследовали за хозяином в его кабинет, одна стена которого полностью скрылась за стеллажами книг. Трое из нас расположились на небольшом диванчике, а Росалес — на стуле. Хозяин опустился в кресло возле компьютера и поинтересовался, что нас привело к нему.

Разговор начал Андреас Росалес. Он рассказал о Николае, об их встречах в Москве и Мадриде, о мечте моего брата отыскать Тартесс и о том, что Николай около месяца назад, по всей вероятности, общался с хозяином дома по его, Росалеса, совету. Затем добавил, что около недели назад Николай исчез, найден лишь его автомобиль у местечка Сантрелья.

Я внимательно следила за выражением лица сеньора Риверы, пока тот невозмутимо слушал. Он, казалось, совершенно безучастно воспринимал информацию, только слегка кивнул в подтверждение слов о встрече с Колей и все. Я огорчилась. Не знаю, что я собственно ждала. Ждала, что он скажет: «Я догадываюсь, где он может быть, я сам ему посоветовал то-то и то-то…» Или думала, что он воскликнет: «Ах, Сантрелья! Ну, конечно же, там же то-то и то-то, я сам ему…» Но Ривера этого не сделал. Он только на какое-то время погрузился в свои мысли, видно, готовился к монологу, а затем произнес:

— Да, вы правы, я имел счастье общаться с этим интереснейшим русским ученым. Мы провели с ним несколько обсуждений. Видите ли, я действительно занимался Тартессом, точнее, я входил в группу археологов, ведущих раскопки в районе Уэльвы. С 70-х годов некоторые ученые считали, что именно там следует искать Тартесс. Но сейчас все эти поиски заморожены. Я в принципе уже занимаюсь другой темой, — он усмехнулся. — Иногда мне казалось, что Тартесс — это миф, красивая сказка, позволяющая нам, испанцам, приобщиться к цивилизованной древности, а то и возвеличить себя предками из Атлантиды. Но вот появляется ваш брат, — и Ривера обратился ко мне, — и во мне воскресает прежняя вера. Николас убедительно доказал мне, что не только Тартессида существовала, но существовал и центр, сто-лица, сердце этой удивительной древней страны. Я вспомнил себя лет двадцать тому назад, когда и я бредил этой цивилизацией.

Он покачал головой и как-то странно хихикнул:

— Я ведь когда-то настолько увлекался историей Тартесса, что даже рисовал эту жемчужину Атлантики, а затем даже изготовил макет города, как я его себе представлял.

Он вдруг резко поднялся и подошел к шкафу-купе, служившему противоположной стеллажу стеной комнаты. Из шкафа он извлек большую коробку с днищем из фанеры, накрытую крышкой из оргстекла, во всяком случае, так это выглядело. Он торжественно водрузил эту коробку на журнальный стол перед диваном, где мы сидели, и столь же торжественно снял крышку. Мы ахнули. Перед нами предстал макет настоящего древнего города. Сравнить мне его было не с чем, поскольку машину времени еще не изобрели, и мне не довелось побывать в древних городах — разве что в своих фантазиях. И хотя данный макет, по всей вероятности, являлся не в меньшей степени фантазией его создателя, он заставлял поверить в то, что это поистине город какого-нибудь восьмого века до нашей эры. Здесь была гавань с пришвартованными древними галерами — «фарсисскими кораблями». Здесь была торговая площадь. Здесь был языческий храм, напоминающий почему-то пирамиду южноамериканских цивилизаций. Здесь были дворцы знати, хижины бедноты и навьюченные караваны не то ослов, не то мулов, вероятно, доставляющие сокровища тартесских рудников в столицу.

Я в немом восторге рассматривала город, которым грезил мой брат. Был ли он и вправду таким? Я подняла вопрошающий взгляд на Риверу. Но тот заговорил, не дожидаясь озвучения моего вопроса:

— Нам, тартессологам, нелегко. Почти нет никаких описаний самого города. О культуре его мы судим по археологическим находкам на всей территории Тартессиды, по истории оставшихся после его гибели племен турдетанов. Но каким был Тартесс на самом деле? У нас нет, во всяком случае, пока не найдено эпических поэм тартесского Гомера, которые подсказали бы нам, что собственно мы ищем. Шлиман знал, что искал, что должен был найти. По Гомеру, он создал свою теорию, и находки призваны были либо подтвердить ее, либо опровергнуть. И хотя в деталях он ошибся, но в целом Трою он нашел. А Тартесс — миф. Сколько уже перекопано! Но что мы ищем? Что мы ожидаем найти? Может, мы это уже давно нашли, просмотрели, проскочили, подобно тому, как тот же Шлиман проскочил культурный слой именно гомеровской Трои? — он вздохнул и кивнул на макет. — Так я представлял себе Тартесс, пока верил в то, что ищу.

— Простите, — перебила его я, — так вы хотите сказать, что сегодня уже никто не занимается поисками Тартесса?

— Ну почему же? Обязательно занимаются, — ответил Ривера. — Я навел для вашего брата справки. Мы с ним созвонились с коллегами из Севильи. Там в Археологическом музее ряд сотрудников недавно участвовал в экспедиции. Они обещали показать Николасу места раскопок.

— Серхио, — вмешался в разговор Росалес, — каков был план действий Николаса?

— В каком смысле?

— Видишь ли, несколько лет он не занимался археологией, как он мне писал. Могло даже показаться, что он, подобно тебе, разуверился в своей мечте. Но вдруг он все бросает и едет сюда, решительно настроенный на проведение раскопок. Не значит ли это, что у него созрела идея, возникла гипотеза, которую он и приехал проверить?

Тут встрепенулся Карлос:

— Ну, конечно же, Андреас, спасибо тебе! Именно его план нам и нужно знать. Где он собирался искать, что он предполагал сделать перед этим? Узнав это, мы сможем его найти!

Серхио Ривера пожал плечами:

— Полагаю, гипотеза у него имелась. Но он предварительно планировал ознакомиться с уже отпавшими теориями. Как бы это сказать? Он много читал, по мере возможностей, следил за развитием поисков. Однако он не видел местность, а для опытного археолога, с уже сложившимся взглядом на предмет своих поисков, очень важно своими глазами рассмотреть ареал раскопок, уже состоявшихся или последующих.

— Это понятно, — нетерпеливо, видимо, даже несколько грубовато прервала я. — Но какова была его гипотеза?

Ривера с сожалением посмотрел мне прямо в глаза. Я поняла, что он простил мне невольную грубость и до конца осознал глубину моего отчаяния. Он лишь растерянно развел руками:

— Этого я не знаю. Мы собирались с ним связаться после его поездки в Андалусию. Он говорил, что это поможет ему привести в порядок свои мысли и окончательно сформировать свою концепцию, которую он пока держал при себе, на случай, что она окажется несостоятельной.

Он стал медленно и аккуратно складывать макет.

— Подождите, пожалуйста, — поспешно остановила его я. — Дайте еще немного полюбоваться этим загадочным городом, виновником моей беды.

Я несколько минут взглядом «бродила» по улицам этой древней столицы и вспомнила библейского Иону, собиравшегося скрыться здесь «от лица Господня».

«Теперь здесь можно разве что предстать перед лицом Господа», — подумалось мне почему-то, и я резко отвернулась от макета.

— А не говорил ли вам Николай что-нибудь о намерении вести поиски в районе деревушки Сантрелья? — спросил хозяина молчавший до сих пор Андрей Доброхотов.

— Нет, я даже не знаю, где это.

— Это где-то в Кастилии, — вставил Карлос.

— О нет, — решительно отверг эту идею Ривера, — в Кастилии Тартесса быть не может.

— Что бы вы посоветовали нам предпринять? — полюбопытствовал Андрей.

— Поговорите с коллегами из Севильи. Они знают дальнейший маршрут Николаса.

Ривера в свою очередь обещал нам попробовать отыскать Мигеля Альвареса, о чьем увлечении Тартессом был также наслышан. Однако, провожая нас до двери, он задал неожиданный вопрос:

— А вы уверены, что исчезновение Николаса связано с его археологическими изысканиями?

— Нет, — честно признался Карлос, — но это единственная зацепка, которая, может быть, наведет нас на его след.

— Удачи вам, — как-то грустно пожелал нам Ривера, и мы откланялись.

В мрачном молчании мы спустились к машинам. Там, мужчины деловито распределили, кто куда едет и каков план действий на завтра. Росалес отбыл с Андреем Доброхотовым, пообещав доставить его домой. А мы с Карлосом отправились в заказанный для меня Игорем отель «Куско» на бульваре Кастельяна. Всю дорогу из головы у меня не выходили две фразы, словно страшный приговор — итог сегодняшнего дня:

«Связано ли его исчезновение с археологическими изысканиями?»

«Тартесс — миф!»

Номер в гостинице оказался очень уютным. Впрочем, это не играло для меня особой роли, поскольку я не избалована гостиничными изысками в принципе, и к тому же усталость, разочарование и охватившая безысходность сделали меня нечувствительной к каким-либо проявлениям внешнего мира. Не знаю, сколько времени я просидела в кресле, тупо уставясь в темное окно на огни большого шумного столичного города. Из оцепенения меня вывел телефонный звонок. Я в недоумении сняла трубку, полагая, что это какие-то гостиничные службы ошиблись номером. Совсем четко, словно из соседнего номера прозвучал голос Игоря:

— Алена, добрый вечер!

— Ветров, ты? — опешила я. — Как ты узнал, где я?

— «Все-таки ты непроходимый тупица», — процитировал он, рассмеявшись, «Иронию судьбы». — Я же сам заказывал гостиницу. Какие новости?

— Никаких, — обреченно прохрипела я.

— No news is good news, — подбодрил Игорь. — И все же? С кем-нибудь уже встречались?

— Да, — и я рассказала о трех встречах. — А что толку? Во-первых, Тартесс — это миф, — медленно и отрешенно проговорила я. — А во-вторых, вдруг исчезновение Коли не связано с его археологическими интересами?

— Эй, подруга, да ты там совсем закисла, — внезапно встрепенулся Игорь, осознав степень моего отчаяния. — Завтра, крайний срок — послезавтра, я вылетаю к тебе. Только держись! Все сейчас только в твоих руках, точнее, в твоей светлой голове. Не давай воли истерике!

Похоже, он не на шутку обеспокоился моим настроением, и в голосе его послышался металл. «Уговоры не помогут, — видимо, решил он. — Надо быть построже». И он совсем сухо, по-деловому потребовал отчета:

— Какие планы на завтра?

Надо признать, эта его тактика несколько отрезвила меня. Я постаралась взять себя в руки и, по всей форме, доложила о намерении встретиться с севильскими археологами.

— Ты без Андрея там обойдешься? — спросил Игорь. — Он вряд ли сможет выехать из Мадрида.

Я чуть было не удивилась, о каком Андрее шла речь, но, вспомнив Доброхотова, тут же укусила себя за язык и язвительно произнесла:

— А ты что считаешь, я по-испански не обхожусь без переводчика?

— Вот теперь я вижу, что ты в порядке, — вместо того, чтобы ответить на мою дерзость, обрадовался Ветров и поинтересовался:

— Ты звонила Люде?

Мне стало стыдно. Я даже не вспомнила о жене брата практически за целый день.

— Некогда было. Я как раз собиралась ей сейчас позвонить, — соврала я.

— Хорошо, — сделал вид, что поверил мне Игорь. — Только не нагнетай обстановку. Ей сейчас тяжелее, чем тебе. Ты действуешь, а она ждет.

Этот упрек я не приняла.

— Она тоже могла бы действовать!

— Алена, где же твоя справедливость? — посетовал мой собеседник.

Я вновь устыдилась своего поведения, но виду не подала и продолжала вести себя, как обиженный ребенок.

— Ладно, отдыхай, — примирительно усмехнулся Игорь. — Завтра позвоню.

— Куда?

— Это не твоя забота. Впрочем, думаю, вечером вы будете в Кадисе. Пока!

Он уже собирался распрощаться, но я издала истошный вопль:

— Игорь! Дни идут! Мы теряем время!

— А что ты предлагаешь? У тебя есть что предложить?

— Надо ехать туда, где нашли машину, и там все выяснять на месте.

— Резонно, но, как я понял, этим занимается полиция, а твоя задача — помочь им понять, что его интересовало именно в этом месте.

— Но ни один из наших сегодняшних собеседников не имел понятия, почему Колю занесло в это богом забытое селение! — почти кричала я.

— Будут еще завтрашние! Терпение, я верю, что ты обязательно разберешься в этом, — он начинал раздражаться. — А сейчас иди спать. Только позвони Людмиле.