Священное Писание Ветхого Завета Егоров Геннадий
ПРЕДИСЛОВИЕ
Во второй части курса рассматриваются учительные и пророческие книги Священного Писания Ветхого Завета. Общий подход сохраняется тот же, что и в первой части. Главной задачей является показ единства Ветхого и Нового Заветов, христоцентричность всего Божественного Писания и, наконец, непреходящее его значение и актуальность.
Отсутствие четкой стандартной схемы расположения материала внутри каждой главы обусловлено стремлением автора дать учащимся общее представление о каждой книге как о целом, а не только познакомить с ее содержанием. Последняя задача имеет второстепенное значение, поскольку может быть решена лишь путем чтения «первоисточника», а не пересказов.
Неизменной остается задача подготовить студентов и слушателей к самостоятельному изучению Священного Писания. Поскольку современные учащиеся, как правило, не имеют достаточной предварительной подготовки в области библеистики, для облегчения восприятия учебного материала в текст внесены объемные цитаты из Священного Писания.
Раздел 1
УЧИТЕЛЬНЫЕ КНИГИ
Книги, составляющие третий раздел Священного Писания Ветхого Завета, к изучению которого мы приступаем, называются поэтическими по форме, или учительными — по содержанию.
Воскресший Христос сказал ученикам: «Вот то, о чем Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах» (Лк. 24:44). Из его слов видно, что эти книги в то время объединялись под общим названием «псалмы». Поэтическими эти книги называли святители Кирилл Иерусалимский и Григорий Богослов, а также преподобный Иоанн Дамаскин. Учительными же их одним из первых называл писатель 6-го века Леонтий Византийский [51, т. 4, с. 3].
По объяснению святителя Афанасия Великого, «прилично было, чтобы Св. Писание песнословило Бога не только последовательной [прозаической] речью, но и не имеющею строгой последовательности [поэтической]. Так, речью связною сказано принадлежащее к закону и пророкам и все повествовательное, со включением Нового Завета. Не имеющею же строгого порядка речью сказано заключающееся в псалмах и песнопениях. А этим и соблюдается требуемое Законом, чтобы люди любили Бога всею крепостию и силою» [4, т. 4, с. 29]. Также он называет речь учительных книг «распространенной» [там же], указывая тем самым на особую форму, свойственную еврейской поэзии, когда мысль передается посредством двух или более, связанных между собой по смыслу, выражений (параллелизм).
Учительными эти книги мы называем потому, что в них содержится «учение благочестия» [59, с. 16]. «Учительные книги носят по преимуществу субъективный характер, в отличие от объективного изложения истин веры и благочестия в законе и объективного же описания жизни еврейского народа в писаниях исторических» [4, т. 4, с. 3]. Их задача — объективные законы и постановления, данные Богом, сделать для человека достоянием его собственный мысли, чувства и воли; показать их согласие с человеческой природой. Они дают нам переживание и осмысление этих богооткровенных истин в повседневной жизни, а также ответ человеческого духа на голос Божий. Каждая из учительных книг делает это особым образом; остальные особенности учительных книг мы рассмотрим в посвященных каждой из них разделах.
Глава 1.
Книга Иова
Книга не содержит определенных указаний на время ее написания и авторство. Святитель Иоанн Златоуст считал ее принадлежащей Соломону, или даже Моисею. Следует заметить, что бытовые реалии, которые в этой книге описываются, вполне могут быть отнесены к эпохе патриархов, к началу второго тысячелетия до Рождества Христова. Особенности языка и стиля этой книги, близость ее по многим выражениям к Псалтири, скорее, свидетельствуют о том, что окончательный вид свой она получила во времена расцвета Израильского царства, то есть во времена Соломона, в те времена, когда появились на свет и другие произведения учительной литературы. Одно другому не мешает, поскольку древнее предание могло получить свою окончательную форму гораздо позже. В других книгах Священного Писания об Иове говорится как о вполне реальном историческом лице (Иез.14:14, Иак. 5:11). В приписке, обретающейся в тексте Септуагинты, говорится, что Иов был потомок Исава, пятый от Авраама.
1.1. Исторический пролог
Первые две главы представляют собой введение или исторический пролог. Он повествует о том, что в земле Уц жил некий благочестивый человек по имени Иов. О том, где эта земля находится, есть много разных соображений. Одно из самых распространенных — что это северо-западная часть Аравии на границе с Идумеей. Писание представляет нам богатство и благочестие Иова, который имел обыкновение приносить жертвы не только за себя, но и за своих сыновей, ходатайствуя перед Богом о прощении их возможных прегрешений.
Далее следует сцена, в которой, как сказано в Писании, «пришли сыны Божии предстать пред Господа, между ними пришел и сатана» (Иов. 1:6), — картина довольно своеобразная по своему «натурализму», но она имеет, конечно, свое толкование.
Это описание ясно свидетельствует нам, что, несмотря на то, что сатана отпал от Бога и больше не стоит в ряду других ангелов, но, тем не менее, «в своем желании противиться Божественному плану…, в конце концов, вынужден участвовать в его исполнении» [33, с. 587].
Сатана (или диавол, т. е. клеветник) начинает клеветать на Иова, говоря о том, что этот праведник не бескорыстен; что, конечно, хорошо быть благочестивым, когда Бог о нем так заботится, когда у него все есть, когда он огражден со всех сторон этим попечительством. Вот если бы отнять у него все, то тогда мы бы посмотрели: действительно ли он такой праведный, как о нем все говорят?
Обратите внимание: сатана не имеет власти. Разве он не растерзал бы Иова, имей он ее? Но он говорит Богу: «Простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя?» (Иов. 1:11). И вот сатане дается позволение поразить все, что есть у Иова, только самого Иова не трогать.
Святитель Григорий Двоеслов говорит по этому поводу: «Удивительно, что он не присваивает себе права поражать, и это тот, кто никогда не упускает случая гордиться своей гордыней перед Творцом всяческих. Диавол знает, что сам по себе он не способен ни на что и даже не существует сам по себе как дух…. Надо знать, что воля сатаны всегда зла, но могущество его не вне закона. Потому что волю он имеет от самого себя, власть же — от Бога. То, что он хочет сделать по злобе, то Бог позволяет ему исполнить по правосудию…. Не следует бояться того, кто ничего не может делать без разрешения. Надо только трепетать перед той силой, которая, разрешая врагу буйствовать, заставляет неправую волю служить исполнению правых предопределений» [33, с. 588].
Наступает день, когда к Иову приходят подряд четыре вестника, которые говорят, что все стада его уничтожены, всех верблюдов его увели, что рухнул дом, в котором находились его дети — все дети погибли. Тогда встал Иов, поклонился Богу и сказал: «наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! И во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге» (Иов. 1:20–22).
Затем происходит следующее: диавол опять начинает говорить, о том, что хотя ничего не получилось, однако за жизнь свою человек отдаст все что угодно, вплоть до того, что отречется от Бога: «простри руку Твою и коснись кости его и плоти его, — благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, он в руке твоей, только душу его сбереги. И отошел сатана от лица Господня и поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его. И взял он себе черепицу, чтобы скоблить себя ею, и сел в пепел /вне селения/» (Иов. 2:5–8). Вот картина. Мало того, что это неизлечимая болезнь, при которой заживо разлагается тело, — это еще болезнь, которая всегда считалась нечистой. И вот он сидит вне селения, скребет себя черепком, в кратчайший срок потеряв все: уважение, славу, богатство.
Сделаем небольшое отступление. Первые две главы, если посмотреть на них глазами неверующего, выглядят довольно странно. Ведь это, да будет мне прощено такое выражение, какая-то сцена из жизни заключенных: двое играют на вещи третьего, один выиграл и у того эти вещи отняли, — у того, который к этому спору вообще никакого отношения не имел. Хорошо, поспорил Бог с диаволом, — я это грубо представляю, чтобы обозначить проблему, — но чем Иов виноват? Почему нужно было на нем все это испытывать? На этот вопрос мы отвечать сейчас не будем, сделаем это позже.
Искушение продолжается. «И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри» (Иов. 2:9). Интересно, смотрите: дома нет, семьи нет, и скот уничтожен, а жену диавол не тронул. Смотрите, какая смысловая нить потянулась к книге Бытия. Как видим, враг не слишком разнообразен в своих приемах. Но Иов не уподобился Адаму и сказал: «ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? Во всем этом не согрешил Иов устами своими» (Иов. 2:10). Но обратите внимание: «злого не будем принимать», — для Иова зло, которое на него обрушилось — от Бога, для Иова нет третьей стороны, он не видит ее, для него есть Бог и он. В этой связи ситуация для него выглядит крайне странно.
Пролог книги для нас очень важен, поскольку проясняет нам исключительность ситуации, в которой казался Иов, для того, чтобы мы не соблазнились тем, то произойдет дальше.
1.2. Собеседование Иова с друзьями
Услышав о несчастии Иова, к нему приходят трое друзей — Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин, по-видимому, тоже богатые и знатные, как и он сам. Видя его в таком положении, в течение нескольких дней сидят рядом с ним и ничего произносят: у них не находится ни одного слова, чтобы сказать Иову. Что они при этом думают, можно заключить из того собеседования, которое между ними происходит в дальнейшем. И вот тогда Иов начинает говорить первым и проклинает тот день, в который он родился:
«Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! День тот да будет тьмою; да не взыщет его Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя! Ночь та, — да обладает ею мрак, да не сочтется она в днях года, да не войдет в число месяцев! <…> Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? <…> На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душею, которые ждут смерти, и нет ее, которые вырыли бы ее охотнее, нежели клад, обрадовались бы до восторга, восхитились бы, что нашли гроб? [На что дан свет] человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком?» (Иов. 3:3–6, 11, 20–23).
Мы знаем и других ветхозаветных праведников, которые тоже так сетовали и стенали относительно своих страданий. Моисей молился и говорил: «для чего Ты мучишь раба Твоего? и почему я не нашел милости пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего? <…> когда Ты так поступаешь со мною, то лучше умертви меня, если я нашел милость пред очами Твоими, чтобы мне не видеть бедствия моего» (Чис. 11:11, 15). Упомянем и пророка Иеремию, который говорил: «Проклят день, в который я родился! день, в который родила меня мать моя, да не будет благословен!» (Иер. 20:14). Скорби этих ветхозаветных праведников велики, смерть кажется им избавлением. Здесь неслучайно много раз повторено слово «ветхозаветные», потому что они до благодати. После пришествия благодати апостол Павел хвалится скорбями, и хвалится страданиями, говорит: «в чем похвалюсь? Только в скорбях моих похвалюсь» («собою же не похвалюсь, разве только немощами моими») (2 Кор. 12:5), — потому что благодать Божия позволяет это переживать совсем по-другому.
Когда заговорил Иов, друзья вынуждены отвечать. Они пытаются его утешить, но делают это довольно своеобразно.
Следующие главы, с четвертой по двадцать шестую, построены по четкой схеме. Это три цикла бесед — по очереди речь каждого из друзей Иова: Елифаза, Вилдада и Софара, — правда, в третьем собеседовании речи Софара нет, — и ответ Иова на каждую из них. Потом следуют две речи Иова в защиту своей праведности и речь некоего Елиуя, который на протяжении всех предыдущих глав нигде не упоминается.
Что же говорят Иову его друзья? Друзья начинают ему говорить, что он неразумно ропщет на Бога, потому что Бог справедлив, Бог наказывает нечестивого, Бог благословляет праведника, и поэтому Иов может не беспокоиться о своей судьбе, если Иов праведен, как он думает, Бог его вознаградит и помилует. По умолчанию выходит так, что если Иов грешник, то поделом ему, только это явным образом не озвучивается. Но Иов должен смиренно молить Бога о помиловании, потому что у Бога просто так ничего не бывает.
Здесь еще нужно вспомнить о том, что если Иов действительно пятый от Авраама и живет на земле Уц, то это еще до Закона происходит. Но даже если принять во внимание Закон, то ситуация будет немногим проще. Ведь, на первый взгляд, все Пятикнижие построено, — по крайней мере, если не вникать в какие-то глубины, — на идее наказания и воздаяния земного. Кто будет соблюдать закон Божий, тот будет благословен, у того все будет хорошо, нечестивый будет наказан, истреблен и так далее. Никакой четко выраженной мысли о загробном воздаянии там нет, поэтому ход мыслей друзей Иова выглядит вполне закономерным.
Действительно, давайте спросим себя, что бы мы сказали человеку, оказавшемуся в ситуации Иова? Примерно то же, что говорили тому друзья. Но в случае Иова все это оказывается неверно. Иов страдает безвинно, и это ему, в отличие от друзей, хорошо известно. Иов упрекает своих друзей, как ни странно, в малодушии. Он говорит: «вы… увидели страшное и испугались» (Иов. 6:21). Впоследствии мы еще вернемся к этим словам. Действительно, трудно иначе объяснить ту энергию, с которой они полемизируют с Иовом.
После того как Елифаз порассуждал о том, что Бог благословляет праведников и наказывает грешников, Иов требует, чтобы ему доказали, что он действительно грешник, тогда он согласен продолжать этот разговор. Вилдад начинает ему доказывать, что Бог не может быть неправедным судьей, что если погибли сыновья Иова, значит они согрешили. И Иов в ответ соглашается, что никто не может быть чист перед Богом и никто не может быть праведным перед Богом, и просит, и молится Богу, чтобы был какой-то ходатай, который бы смягчил бы гнев Божий на него.
Затем Софар, третий друг, уже прямо обвиняет Иова в том, что он, по-видимому, грешник и поэтому вполне заслуженно несет свое наказание. На что Иов ему отвечает, что они, конечно люди весьма мудрые, но если вся их мудрость заключается в том, что они не смогли найти ни одного слова сострадания его положению, а только убеждают его, что так ему и надо, что он должен осознать свой грех и покаяться в нем, кроме того, что он такой страдалец, он еще и тайный грешник, и лжец, то лучше бы они, конечно, не считались мудрецами. И Иов начинает требовать суда Божия, обращается уже к лицу Божиему с требованием суда, чтобы Господь открыл ему, почему так происходит.
Дальше два цикла идут примерно по той же схеме. Характер друзей в их речах проявляется достаточно отчетливо. Во второй раз, поскольку Иов с друзьями не согласился, они ему начинают доказывать, что, по-видимому, он действительно грешен. Одним из его грехов является высокомерие, с которым он говорит о себе; самонадеянность, с которой он рассуждает о своей праведности; дерзость, с которой он берется судить о делах Божиих на земле. Друзья указывают ему: неужели он думает, что вот если он сейчас умрет на этой куче пепла и навоза, то земля без него опустеет, и случится какая-то мировая катастрофа? С какой стати он устраивает трагедию из того, что он так пострадал? У Бога и без него дел много. Пути промысла Божьего непостижимы, но все-таки они твердо убеждены, что суд Божий совершается здесь, на земле, всегда, в любых условиях и поэтому, если с Иовом такое произошло, значит он грешен. «[О ты], раздирающий душу твою в гневе твоем! Неужели для тебя опустеть земле, и скале сдвинуться с места своего?» (Иов. 18:4).
В конце третьего цикла бесед друзья уже начинают ему конкретно перечислять, в каких грехах он, наверное, виноват: что он притеснял вдовиц, что он обижал сирот, отказывал в хлебе голодным. При этом Елифаз высказывает следующую мысль: «Разве может человек доставлять пользу Богу? Разумный доставляет пользу себе самому. Что за удовольствие Вседержителю, что ты праведен? И будет ли Ему выгода от того, что ты содержишь пути твои в непорочности? Неужели Он, боясь тебя, вступит с тобою в состязание, пойдет судиться с тобою?» (Иов. 22:2–4).
В ответ Иов подтверждает, что пути Божии неисповедимы, что никто не чист перед Богом, что даже в ангелах Своих Бог усматривает недостатки, но все-таки ему кажется, что мера возможного греха его не соответствует той мере страданий, той мере наказаний, которую он понес. И, более того, Иов вопиет к Богу и молит о помиловании и ослаблении страдания, даже если он и грешен. Потому что завтра его не будет и никто не вспомнит, кто он и каков был. Но при этом решительно не соглашается признаваться в тех грехах, в которых его обвиняют друзья: «не укорит меня сердце мое во все дни мои» (Иов. 27:6).
Судя по тому, что во время этого третьего цикла бесед Софар уже ничего не говорит, становится очевидно, что собеседование зашло в тупик, каждый остался при своем, аргументы исчерпаны, несмотря на накал спора.
Святитель Иоанн Златоуст считал, что Иов победил в споре, доказав свою правоту, после чего сделал поучение на пользу друзьям [78, т. 6, кн. 2, с. 668]. Он обратил к ним пространную речь, в которой снова вспомнил все произошедшее: о том благословении, в котором он пребывал, об уничижении, позоре и страдании, в которые он впал. Он снова убеждает друзей в своей невиновности, причем, перечисляет достаточно подробно свои добродетели.
Нужно сказать, что 31-ю главу книги Иова полезно почитать, чтобы посмотреть, каковы были ветхозаветные праведники — праведники до благодати, и себя сравнить: таковы ли мы, христиане?
И, наконец, он вновь высказывает желание, чтобы не из уст своих друзей слушать обвинения, но чтобы Бог Сам рассмотрел его дело. И в качестве доказательства искренности он выражает готовность понести проклятие, если ему действительно будут предъявлены какие-то серьезные обвинения.
Для того, чтобы сделать последующие рассуждения более наглядными, приведу ряд выдержек из речей Иова и его утешителей.
1-й цикл:
Елифаз: «Вспомни же, погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы?» (Иов. 4:7).
«Вот, что мы дознали; так оно и есть: выслушай это и заметь для себя» (Иов. 5:27).
Иов: «К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только он не оставил страха к Вседержителю» (Иов. 6:14).
«Так и вы теперь ничто: увидели страшное и испугались. Говорил ли я: дайте мне, или от достатка вашего заплатите за меня; и избавьте меня от руки врага, и от руки мучителей выкупите меня? Научите меня, и я замолчу; укажите, в чем я погрешил. Как сильны слова правды! Но что доказывают обличения ваши? Вы придумываете речи для обличения? На ветер пускаете слова ваши. Вы нападаете на сироту и роете яму другу вашему» (Иов. 6:21–27).
«Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость? И зачем бы не простить мне греха и не снять с меня беззакония моего? ибо, вот, я лягу в прахе; завтра поищешь меня, и меня нет» (Иов. 7:20, 21).
Вилдад: «долго ли ты будешь говорить так? — слова уст твоих бурный ветер! Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель превращает правду?» (Иов. 8:2, 3).
Иов — Вилдаду: «правда! знаю, что так; но как оправдается человек пред Богом?» (Иов. 9:2).
«Если [действовать] силою, то Он могуществен; если судом, кто сведет меня с Ним? Если я буду оправдываться, то мои же уста обвинят меня; [если] я невинен, то Он признает меня виновным» (Иов. 9:19, 20).
«Ибо Он не человек, как я, чтоб я мог отвечать Ему и идти вместе с Ним на суд! Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов. 9:32–33).
Иов — Софару: «подлинно, [только] вы люди, и с вами умрет мудрость! И у меня [есть] сердце, как у вас; не ниже я вас; и кто не знает того же? Посмешищем стал я для друга своего, я, который взывал к Богу, и которому Он отвечал, посмешищем — [человек] праведный, непорочный. Так презрен по мыслям сидящего в покое факел, приготовленный для спотыкающихся ногами» (Иов. 12:2–5).
«Вот, все [это] видело око мое, слышало ухо мое и заметило для себя. Сколько знаете вы, знаю и я: не ниже я вас. Но я к Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом. А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи. О, если бы вы только молчали! это было бы [вменено] вам в мудрость. Выслушайте же рассуждения мои и вникните в возражение уст моих. Надлежало ли вам ради Бога говорить неправду и для Него говорить ложь? Надлежало ли вам быть лицеприятными к Нему и за Бога так препираться? Хорошо ли будет, когда Он испытает вас? Обманете ли Его, как обманывают человека? Строго накажет Он вас, хотя вы и скрытно лицемерите» (Иов 13:1–10).
2-й цикл:
Елифаз: «Тебя обвиняют уста твои, а не я, и твой язык говорит против тебя» (Иов.15:6).
Иов: «слышал я много такого; жалкие утешители все вы!» (Иов.16:2).
«И ныне вот на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних! Многоречивые друзья мои! К Богу слезит око мое» (Иов. 16:19–20).
«Заступись, поручись [Сам] за меня пред Собою! иначе кто поручится за меня?» (Иов. 17:3).
Вилдад: «когда же положите вы конец таким речам? обдумайте, и потом будем говорить. Зачем считаться нам за животных и быть униженными в собственных глазах ваших? [О ты], раздирающий душу твою в гневе твоем! Неужели для тебя опустеть земле, и скале сдвинуться с места своего?» (Иов. 18:2–4) (слав.: «Что бо аще ты умреши, не населенна ли будет поднебесная?»).
Иов: «доколе будете мучить душу мою и терзать меня речами? Вот, уже раз десять вы срамили меня и не стыдитесь теснить меня» (Иов. 19:2, 3).
«Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня чуждаются меня» (Иов. 19:13) (слав.: «Братия моя отступиша от мене, познаша чуждых паче мене, и друзи мои не милостивы быша»).
«Помилуйте меня, помилуйте меня вы, друзья мои, ибо рука Божия коснулась меня. Зачем и вы преследуете меня, как Бог, и плотью моею не можете насытиться? О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге резцом железным с оловом, — на вечное время на камне вырезаны были! А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаевает сердце мое в груди моей! Вам надлежало бы сказать: зачем мы преследуем его? Как будто корень зла найден во мне. Убойтесь меча, ибо меч есть отмститель неправды, и знайте, что есть суд» (Иов. 19:21–29).
Софар: «размышления мои побуждают меня отвечать, и я поспешаю выразить их» (Иов. 20:2).
«Когда надеется утвердиться нечестивый как помет его, на веки пропадает он; видевшие его скажут: где он?» (Иов. 20:7).
Иов: «выслушайте внимательно речь мою, и это будет мне утешением от вас» (Иов. 21:2).
«Часто ли угасает светильник у беззаконных, и находит на них беда, и Он дает им в удел страдания во гневе Своем? Они должны быть, как соломинка пред ветром и как плева, уносимая вихрем. [Скажешь]: Бог бережет для детей его несчастье его. — Пусть воздаст Он ему самому, чтобы он это знал. Пусть его глаза увидят несчастье его, и пусть он сам пьет от гнева Вседержителева. Ибо какая ему забота до дома своего после него, когда число месяцев его кончится? Но Бога ли учить мудрости, когда Он судит и горних?» (Иов. 21:17–22).
3-й цикл
Елифаз: «разве может человек доставлять пользу Богу? Разумный доставляет пользу себе самому. Что за удовольствие Вседержителю, что ты праведен? И будет ли Ему выгода от того, что ты содержишь пути твои в непорочности? Неужели Он, боясь тебя, вступит с тобою в состязание, пойдет судиться с тобою?» (Иов. 22:2–4).
«Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца. Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду. Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе; а человеку сильному ты [давал] землю, и сановитый селился на ней. Вдов ты отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками» (Иов. 22:4–9).
«Помолишься Ему, и Он услышит тебя, и ты исполнишь обеты твои» (Иов. 22:27).
Иов — Вилдаду: «как ты помог бессильному, поддержал мышцу немощного!» (Иов. 26:2) (слав: «Кому хощеши помогати, не Сему ли, Егоже многа крепость?»).
«Он распростер север над пустотою, повесил землю ни на чем» (Иов. 26:7).
1.3. Речь Елиуя
Прежде чем в книге Иова нам встречается непосредственный ответ Бога Иову, вдруг возникает некий юноша по имени Елиуй, сын Варахиилов. Его предыдущее молчание (и как бы отсутствие) объясняется в книге тем, что он слушал тех, кто старше его летами (Иов. 32:4).
Однако когда друзья Иова умолкли, он обвиняет их в неспособности справиться с Иовом. Обвиняет Иова в гордости, самомнении, которые его довели до таких несчастий. Елиуй говорит, что все наказания и несчастья, которые бывают, Господь посылает, во-первых, для предупреждения каких-то преступлений, для предохранения человека от впадения в грехи. Во-вторых, — для того, чтобы очистить душу праведника. Хотя и для Елиуя тоже очевидно, что наказание бедствиями есть свидетельство какой-то нечистоты, которую должно очистить. Более того, Елиуй повторяет мысль Елифаза о том, что и собственно праведность или нечестие людей, в общем-то, к Богу большого отношения не имеют, что Богу нет дела до того, праведный человек или неправедный: «Если ты грешишь, что делаешь ты Ему? и если преступления твои умножаются, что причиняешь ты Ему? Если ты праведен, что даешь Ему? или что получает Он от руки твоей? Нечестие твое относится к человеку, как ты, и праведность твоя к сыну человеческому» (Иов. 35:6–8). Человек сам пожинает плоды от своих результатов: если он грешник, он сам разрушает свою жизнь, если он праведник, то он сам пожинает плоды своего благочестия; что слишком мелко для Бога сильно переживать за каждого человека.
И в заключение Елиуй говорит, что и Иова Бог готов был бы спасти, если бы только Иов сам себя не оправдывал, сам не вопиял о своей праведности, что в таком случае, конечно, он сам себя лишает возможности получения спасения.
Как я уже сказал, эта речь Елиуя не одинаково толкуется. Например, святитель Иоанн Златоуст считает Елиуя просто безбожником, и говорит, что и друзья Иова тоже поняли это, поэтому никто ему ничего не отвечает, с ним они даже не разговаривают: «И еще в пятый раз начитает говорить Елиуй, и ни Иов, ни трое друзей не слушают его, как безбожника, из чего открывается, что эти трое образумились» [22, т. 6, кн. 2, с. 670]. Другие толкователи считают, что он, наоборот, более осмысленно говорил к Иову, то есть все-таки он не настаивал только на том, что страдание есть наказание за грех, но все-таки развивал мысль об очистительном действии страдания. И поэтому, когда в конце Бог осуждает трех друзей Иова, то про Елиуя Он ничего не говорит.
Тем не менее, истина Елиуя — теоретическая [21, с. 9]. Она мало подходит к данной конкретной ситуации. Это мы точно знаем благодаря первым двум главам.
Мнение современной критики о том, что это поздняя вставка, ничуть не умаляет значения этого текста, поскольку дает некоторую полноту аргументам друзей Иова, больше добавить уже нечего.
1.4. Ответ Бога Иову
На речь Елиуя ответа нет. Но происходит нечто существенно более важное: из бури раздается голос Божий, который обращается к Иову. В четырех последних главах, с 38 по 42, содержится пространная речь Господа, которая прерывается краткими репликами Иова. Первая часть ее исполнена риторическими вопросами, на которые Бог не требует ответа, отвечая Сам: «где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь?» (Иов. 38:4–5), — знает ли Иов меру всему на этой земле, знает ли он, как здесь все устроено. Он показывает, что величие творения и величие Божие превосходят всякую меру знания и понимания Иова. Но в первой речи обозрение творений Божиих ограничивается двумя уровнями: неживой природой и природой живой на уровне растений и животных.
Иов в ответ на эти слова признает неверность своих суждений о действиях Бога. В полемике с друзьями Иов доказывал, что они теоретизируют хорошо, но вот он лично много раз видел как праведники бедствуют, а грешники благоденствуют. Он говорил: спросите у путешественников, и они вам скажут, что они видели множество беззаконных людей, которые пребывают у власти и угнетают праведников, и даже заявил, что Бог не наказывает грешников, и позволяет им и детям их благоденствовать. Кажется, в пылу спора он погорячился. И Иов отрекается от своих слов и говорит: «вот, я ничтожен; что буду я отвечать Тебе? Руку мою полагаю на уста мои. Однажды я говорил, — теперь отвечать не буду, даже дважды, но более не буду» (Иов. 39:34–35).
Затем следует еще одна речь Бога, в которой Он говорит Иову о двух тварях, которые называются бегемотом и левиафаном. Описав их, Господь предлагает Иову сразиться с ними, спрашивая, есть ли у него достаточно силы и искусства для того, чтобы победить. На что Иов говорит вдруг так: «знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено. Кто сей, омрачающий Провидение, ничего не разумея? — Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал. Выслушай, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне. Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов. 42:2–6). После чего Господь говорит Иову о том, что он оправдан, и о том, чтобы он принес жертву во искупление греха друзей своих, которые не так верно говорили о Нем. И Иов снова получает благоденствие, он получает вдвое больше скота и всяких богатств по сравнению с тем, сколько он имел прежде всей этой истории, но такое же количество детей, как он имел и раньше. Заметим этот немаловажный момент.
1.5. Смысл страданий Иова
Пока что мы не получили ответ на то, что же это за ситуация, когда двое спорят, а третий страдает. Пока не совсем понятно, в чем же неправы друзья, которые говорят о том, что грешник несет наказание, а праведник благоденствует, в чем, собственно, прав Иов, который обвинял Бога в том, что Тот дозволяет благоденствовать грешникам. Более того, не совсем понятно даже, что же это за ответ такой? Кажется, что Бог является Иову, никак на его вопросы не отвечает, а просто демонстрирует Свою мощь. Иов видит эту мощь, понимает, что деваться ему некуда, кается, смиряется. И наступает такой странный и неподготовленный счастливый конец.
Давайте попробуем разобраться. Чтобы решить, с чего начать, посмотрим богослужебные тексты. Вот стихира из службы Иову Многострадальному: «Многострадальнаго, вернии, восхвалим Иова, иже прежде закона праведника, и прежде пророков пророка, вне рода и завета Авраамова веру Авраамлю добре сохраньшаго, страданьми своими страсти Христовы предъизобразившаго, и ныне в вышних селениих со Христом царствующаго и молящагося о душах наших» [1]. Воспользуемся этой стихирой в качестве ключа.
Пункт первый. Иов — пророк, тот, кому и через кого открывается воля Божия. Перед разрушением Содома Господь говорит: «утаю ли Я от Авраама, что хочу сделать?» (Быт. 18:17). «Ибо Господь Бог ничего не делает, не открыв Своей тайны рабам Своим, пророкам» (Ам. 3:7). Иов — истинный раб Божий, «который взывал к Богу, и которому Он отвечал» (Иов. 12:4), и вдруг он видит, что Бог делает что-то такое, что Иову совершенно непонятно. Иов готов, в конце концов, принять страдания, но он просит, чтобы ему Бог объяснил, почему так, какой в этом смысл? Именно это, а не нищета и проказа, является для него главным и самым страшным источником страдания.
В своих речах Иов все время переходит от полемики с друзьями к горячей мольбе, обращенной к Богу. «Разве к человеку речь моя? как же мне и не малодушествовать?» (Иов. 21:4). Не так это у его оппонентов.
Посмотрим на их речи. Бог у них представляется как Всемогущий и как Справедливый, не более того. Причем, интересно, мы нигде не найдем личного обращения к Богу — они всегда говорят о Боге в третьем лице: «Он». Милосердие Божие, очевидное для Иова, для них почти ничего не значит. Для Иова Бог не есть только, как для его друзей, трансцендентная реальность, абсолют, который делает что хочет, когда хочет, и для человека его пути совершенно непознаваемы.
В рассуждениях друзей Бог выступает неким механизмом, который осуществляет справедливость, невзирая ни на лица, ни на что. Согрешил — будешь наказан, сделал доброе дело — будешь благословен — все, никаких личных мотивов у Бога нет. Бог трансцендентный абсолют, совершенно непознаваемый, который функционирует по определенным законам. И даже друзья готовы признать, что Он вообще выше понятий добра и зла: «что Богу пользы от твоей праведности?». И, соответственно, что они предлагают Иову? Они как бы говорят: «ну зачем, что ты воюешь с ветряной мельницей? Зачем тебе судиться с Богом? Зачем тебе познавать Его действия? — вот есть такие правила, подчинись им, тебе будет хорошо, и живи, как хочешь. Бог сам по себе, ты сам по себе, всем хорошо. Бог лучше тебя знает, как и что делать. От твоих протестов ничего в мире не переменится, но тебе будет только хуже». Они предлагают Иову добровольно принять сложившуюся ситуацию.
Более того, фактически они предлагают Иову с Богом всерьез никаких отношений не иметь. То есть вера и религия друзей — это религия внешнего авторитета, она для падшего человека очень удобна, потому что она не накладывает на него никакой личной ответственности. Вот есть такие правила, я по ним живу, и все. Я все, что положено от меня Богу, сделал, и Бог тоже, что мне положено, мне в ответ дает. Мы квиты. Никакой любви тут не требуется, никакого дерзновения, никакой дружбы с Богом. Такое вот автоматическое благочестие.
Однако Иов — пророк. Он знает Бога, и не может принять тот ложный образ, который предлагают ему друзья. Именно его он хулит, а вовсе не Бога, как может показаться сначала. И это — подвиг веры. В одной проповеди архимандрита Тавриона (Батозского) есть такие слова: «Почему у людей бывает неверие? А потому, что они своего бога выдумывают. Никто своим умом не измеряй Бога!» [9, с. 198].
По слову святителя Василия Великого, принятие ложного образа есть идолопоклонство: «ибо идол есть также и всякое напечатлеваемое в душе представление понимаемого ложно — о Боге ли то, или о чем-нибудь познаваемом. И доколе не уразумеваются действия или явления истины, дотоле каждый чтит собственные свои кумиры…. Почему и те, которые имеют в себе ложные понятия о Боге, идолотворя в себе какое-то мысленное идолослужение, несуществующее почитают существующим, и они делаются повинными клятве: проклят, кто сделает изваянный или литый кумир, мерзость пред Господом, произведение рук художника, и поставит его в тайном месте! (Втор. 27:15)» [8, ч. 2, с. 104–105].
Таким образом, «Иов восстает против лживого подобия истинного Бога, против искажения Его царственности, преломленной господстве князя мира сего, против этой глумливой карикатуры: праведный отказывался признать в ней Лицо Того Господа, Которого жаждал увидеть» [33, с. 589–590].
Подтвердить эту мысль можно следующим способом.
В истории Иова можно найти параллель искушениям Христа в пустыне [ср. 30, с. 109–114].
Первое искушение было самое грубое — когда у Иова отнято все имущество. Он благословил Бога.
Второе искушение заключается не в потере здоровья, но в словах жены, предлагавшей похулить Бога [2], искусить Его, действительно ли Иов Ему дорог? Но Иов отказывается искушать Творца.
Если продолжать сопоставление, то в третьем искушении Иову должно быть предложено поклониться диаволу, признать его власть, и тем обрести благополучие. Но именно это и предлагают друзья. Ведь страдания Иова — дело рук сатаны. Следовательно, признать справедливость происходящего — это значит признать его власть, поклониться ему. Так же, как сатана предлагал во время искушений Спасителю. Прозревая это, Иов говорит Елифазу: «Будет ли конец ветреным словам? и что побудило тебя так отвечать?» (Иов. 16:3). Вилдаду: «Кому ты говорил эти слова, и чей дух исходил из тебя?» (Иов. 26:4).
После искушений Христа в пустыне говорится, что отошел от Него сатана до времени (Лк. 4:13). И на Голгофе слышится тот же голос искусителя: «других спасал, а Себя Самого не может спасти. Если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него» (Мф. 27:42), — то есть отказ от Креста Христова есть то самое искушение, которое претерпевает и Иов тоже, потому что именно это ему предлагают друзья. Мы с вами говорили в прошлом семестре, и я продолжаю настаивать на том, что нет другого пути в Царствие Божие, кроме Креста, через который идут все праведники и шли все праведники, даже до того, как этот Крест был физически воздвигнут на Голгофе, через это сострадание Христу. И здесь в случае Иова мы это видим.
Кстати сказать, в речах друзей Иова нас сразу удивляют жесткость и агрессия. Откуда они происходят? Иов, если так можно выразиться, является фактом, не вписывающимся в их стройную и удобную религию. А раз так, то либо воззрения должны быть пересмотрены, либо факт упразднен. В этом смысле друзья Иова также являются предтечами фарисеев, которые на слова: «Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи», (Ин. 5:11), отвечали: «кто Тот Человек, Который сказал тебе: возьми постель твою и ходи?» (Ин. 5:12), а также устроили целое следствие с целью доказать, что Иисус не исцелял слепорожденного: «воздай славу Богу; мы знаем, что Человек Тот грешник» (Ин. 9:24).
Второй, выделенный нами пункт — вера Аврамова. Говоря в свое время об Аврааме, мы выяснили, что его вера была не только всецелым доверием, но и имела вполне определенное содержание. Это была вера в Бога воплотившегося, распятого и воскресшего. Иов соблюл именно «веру Авраама». В его речах мы видим несколько выражений, которые могут нам это подтвердить. «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов. 9:33). «И ныне вот на небесах Свидетель мой, и Заступник мой в вышних!» (Иов. 16:19); «Заступись, поручись Сам за меня пред Собою» (Иов. 17:3). И затем в 19-й главе: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его» (Иов. 19:25–27). Он восходит от идеи посредника к необходимости искупителя [21, с. 7]. Святитель Иоанн Златоуст делает из приведенных слов Иова вывод: «Следовательно, он знал, мне думается, о воскресении тела, если не скажет кто-нибудь, что воскресение есть освобождение от угнетавших его бедствий» [22, т. 12, кн. 3, с. 1068].
Забегая несколько вперед, в связи с учением о воскресении, можно обратить внимание на то, что Бог воздал Иову всего вдвое, по сравнению с тем, что у него было, кроме детей. А детей ему дал столько же, сколько было, что, несомненно, тоже говорит о том, что Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых, поскольку дети Иова хотя и погибли, но в воскресении мертвых Иов получит их всех — и тех, что были, и тех, что были ему снова даны. Так объясняет эту подробность святитель Иоанн Златоуст.
Были ли речи Иова с самого начала безупречны? Судя по ответу Бога — нет. Почему? Иов, как вы помните, говорит: я принимал от Бога всякое благо, неужели зло от Него я не приму? То есть Иов не видит и не знает о намерениях и действиях сатаны. Как не видят и не знают о них его друзья. Тезис друзей о благополучном устроении мира Иов оспаривает, хотя и оспаривает его тоже с чисто человеческих позиций, поэтому его аргументация и не заслуживает одобрения. Бог не отвечает на вопросы Иову потому, что эти вопросы поставлены в такой безысходной, чисто человеческой, перспективе, в которой они и не могут быть разрешены. Бог зла не творил, Бог смерти не творил, это происходит по некоторой другой причине, и как раз эта причина открывается Иову в обращенной к нему речи Бога.
Вспомним ту часть речи Господа, в которой Он говорит Иову о бегемоте и левиафане. Иногда в современных толкованиях приводится рассуждение о том, что это просто два страшных зверя, с которыми человек не может справиться, а если так, то как же он пытается противостать Богу?
Но здесь есть несколько странностей. Первая из них заключается в том, что о мире живой природы было сказано уже в первой речи, и возвращение к нему должно подразумевать какую-то особую причину.
Во-вторых, здесь говорится: «это верх путей Божиих, только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой». Никогда и нигде мы в Писании не встречаем того, что бегемот есть верх путей Божиих, самое совершенное творение. Затем говорится: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана и веревкою схватить за язык его? вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? сделает ли он договор с тобою, и возьмешь ли его навсегда себе в рабы? станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? <…> Клади на него руку твою, и помни о борьбе: вперед не будешь. Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?» (Иов. 41:1–9). Конечно, если левиафан — это просто крокодил, то все-таки на крокодила довольно успешно охотятся и охотились, и от одного взгляда его не падают. Идем дальше: «нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его; кто же может устоять перед Моим лицем? <…> Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. <…> От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; <…> Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас. <…> Сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов. Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, <…> он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости» (Иов. 41:10–34). Слишком много для бегемота и левиафана.
Показав Иову некую закономерность и прекрасную устроенность всего творения на примере неодушевленного материального мира и мира животных, (хотя это уже мир после грехопадения, после проклятия, и тем не менее, он продолжает носить отблеск эдемской красоты), — Господь показывает ему еще другую область мироздания. Ту, где обитают свободно-разумные существа. И показывает собственно источник зла.
О левиафане можно найти в Писании еще другие слова, например, у пророка Исаии: «В тот день поразит Господь мечом Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Ис. 27:1). То есть левиафан есть «великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную» (Откр. 12:9), некогда искусивший человека и приведший его к гибели.
Святой Андрей, архиепископ Кесарийский в толковании на это место Апокалипсиса говорит: «У блаженного Иустина философа и мученика сказано, что по пришествии Христовом и осуждении в геенну стал он еще большим хулителем, хотя и ранее хулил Бога, но не так бесстыдно. Посему истинно о нем говорится, что по упорству воли "сердце его ожесте, аки камень" (Иов 41:15)» [2, с. 96].
В словах: «Сие есть начало создания Господня: сотворен поруган быти Ангелы Его» (Иов. 40:14), святитель Василий Великий также видит указание именно на диавола [8, ч. 2, с. 116].
И здесь оказывается, что закон смертного существования, против которого ополчается человек, по-своему благ. Он вносит определенный порядок в те новые условия жизни мира, которые появились после грехопадения. «Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее» (Рим. 8:20). Сам сатана против воли участвует в деле спасения человека [33, с. 590–591]. Но это только до времени. Сам человек пока бессилен спастись. Показав Иову, откуда происходит страдание, Господь открывает ему, что для того, чтобы это страдание победить, мало, что называется, поубивать всех плохих и оставить только всех хороших. Должна быть одержана победа над диаволом, и эту победу одержит только Он Сам на Кресте.
Святитель Иоанн Златоуст говорит об ответе Бога Иову так: «Явившийся затем Господь оправдывает Иова и, научая тайне Христовой, говорит к Иову: Кто сей, скрываяй от Мене совет, содержай же глаголы в сердце? (38:2)» [22, т. 6, кн. 2, с. 670].
Я уже приводил вам слова, которыми Иов отреагировал на вторую речь Бога: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов. 42:5–6). Что он увидел? Как и в случае Авраама, в опыте страдания Иов сделался соучастником тайны Христовой. И это было для него гораздо большей наградой, чем возвратившееся материальное благополучие. Он с ликованием и смирением отрекается, потому что все его выступления оказываются безумием перед лицом Креста Христова.
Весьма характерно в этом отношении и то, что в праздник Рождества Христова и Пасхи (точнее, в Великую Субботу) мы начинаем чтение паремий с первой главы книги Бытия, с повествования о сотворении мира, которым открывается и речь Господа к Иову.
И, наконец, третье объяснение смысла страданий Иова, которое дает нам взятая в качестве ключа стихира. Иов в себе самом пророчески изобразил страдания Спасителя. История Иова устроена совсем неслучайным образом. Продолжая сопоставление с Авраамом, вспомним, что жертвоприношение, в котором он познал тайну Христову, было прообразом крестных страданий Спасителя. Прообраз, со всей очевидностью, можно увидеть и в случае Иова [6, ст. 60–61]. Праведный Иов, как и Христос, страдал безвинно, не за свои грехи. В страшной болезни Иов был оставлен всеми, даже друзья пренебрегали им, считая грешником, как и Христос во время крестных страданий был оставлен учениками и поносим от врагов. Самое тяжкое в страданиях Иова — богооставленность. Вопль богооставленности вырвался на Кресте и из уст Спасителя. После своих страданий Иов как бы воскрес и вознесен Богом выше прежнего своего состояния. В Иове является прообраз Великого Первосвященника Христа, потому что он, Иов, приносит ходатайственную жертву о прощении своих согрешивших друзей.
«Разинули на меня пасть свою; ругаясь бьют меня по щекам; все сговорились против меня. Предал меня Бог беззаконнику и в руки нечестивым бросил меня», — говорит Иов (Иов. 16:10–11). Это место может быть понято как пророчество, поскольку буквально таких обстоятельств, в книге не описано [21, с. 6].
«Так презрен по мыслям сидящего в покое факел, приготовленным для спотытающихся ногами» (Иов. 12:2–5) — говорит о себе праведный Иов. Эти слова могли бы стать эпиграфом всей книги, поскольку его история является ключом к уразумению тайны страдания. «Вот, мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец [оного] от Господа, ибо Господь весьма милосерд и сострадателен» (Иак. 5:11). Святой Андрей Кесарийский говорит: «"Они победили его Кровию Агнца и словом свидетельства своего…" (Откр. 12:11, 12) — Обвиняемые, говорит, святые и им [диаволом] оклеветаемые, подобно Иову, пред всеми людьми, в Него верующими и ему покоряющимися, победили его страданиями за Христа» [2, с. 97].
1.6. Богослужебное употребление книги
В день памяти святого Иова Многострадального читаются паремии из первой и второй главы.
Читается книга Иова также и на Страстной Седмице, с понедельника по пятницу. На вечерне в Великие понедельник, вторник, среду читаются 1–2 главы (те же самые паремии, которые читаются в день его памяти). В Великий Четверг читается 38-я глава — начало ответа Бога Иову, а в Великий Пяток — самый конец, о благословении последних дней Иова (Иов. 42:12–17). Несомненно, здесь также выстраивается связь со страданиями Христовыми.
Вот, по-видимому, все, что я хотел вам сказать о книге Иова. Добавлю, что большая ее часть, с 3-й по 42-ю главу, написана, в основном, стихами. В литературе встречается мнение, что это один из лучших образцов древнееврейской поэзии.
Глава 2.
Псалтирь
Псалтирь, с одной стороны, изучать очень просто, потому что она у нас все время на слуху, и это наиболее читаемая книга из всего Ветхого Завета, неслучайно, она даже нередко издается вместе с Новым Заветом. С другой стороны, по многообразию своего содержания и по известной своей неупорядоченности, она, конечно, достаточно проблематична именно для систематического изучения в рамках краткого курса. Но изучать надо. Можно выучить наизусть. Например, святитель Геннадий Константинопольский не рукополагал никого в пресвитеры, если тот не знал всю Псалтирь наизусть, считая, что человек еще не готов к служению. И в Лествице тоже мы видим, что когда игумен не стал поднимать одного из старцев после земного поклона, тот простоял несколько часов, и за это время по памяти вычитал про себя всю Псалтирь. Вот образцы для нас того, как нужно Священное Писание знать. Но если мы этого не имеем, то хотя бы общее представление о Псалтири должны себе составить.
По слову святителя Филарета Московского, Псалтирь «вместе с учением благочестия содержит также указания на историю оного, и многие пророчества о Христе Спасителе. Она есть превосходное руководство к молитве и прославлению Бога, и потому непрестанно употребляется в церковном богослужении» [59, с. 16].
В еврейской Библии Псалтирь называется «Тегиллим», или «Сефер Тегиллим», то есть «Хваление», или «Книга Хвалений». По-гречески: «Псалтирион». Это название древнего струнного инструмента.
Наибольшее количество псалмов написаны Давидом. Из них 73 имеют в еврейском тексте непосредственное надписание авторства. Еще пятнадцать имеют такое же надписание в греческой и славянской Библии. Кроме Давидовых, в Псалтирь вошли псалмы: Моисея — один (89), Соломона — два (71 и 126), Асафа-прозорливца и его потомков — двенадцать; Емана — один (87), Ефама — один (88), сынов Кореевых — одиннадцать, Аггея и Захарии — два (137 и 138). В книге Паралипоменон говорится, что во времена Езекии славили Бога «словами Давида и Асафа прозорливца» (2 Пар. 29:30).
В Новом Завете из Псалтири приводится 50 цитат. После книги пророка Исаии она является второй по частоте цитирования.
Для лучшего уразумения мы будем прибегать к русскому переводу Псалтири. Первым удачным опытом такого перевода следует признать «Перевод Псалтири на русский язык с греческого текста 70-и» под редакцией профессора Юнгерова [63]. Этот перевод ценен тем, что выполнен с учетом святоотеческого толкования, а не только лексики и грамматики.
На основании этого труда еще более удачный перевод выполнен Е. Н. и И. Н. Бируковыми. Он издан издательством ПСТБИ с параллельным текстом на церковно-славянском языке.
2.1. Разделение Псалтири
В начале надо сказать о нумерации псалмов. Дело в том, что нумерация псалмов в нашей русской и славянской Библии, которая следует греческому тексту, не соответствует нумерации еврейской, которая употребляется сейчас в западных изданиях Библии, поэтому если, скажем, вы возьмете Брюссельскую Библию, то увидите, что там дается часто еще один номер в скобочках. Это происходит из-за того, что некоторые псалмы в еврейской Библии имеют другую разбивку. Скажем, у нас это один псалом, а у них он разбит посередине и читается как два псалма. Обычно во всех наших Синодальных изданиях эта разница в нумерации указывается, поэтому имейте в виду, что если вы будете проверять сноску или ссылку в какой-то иностранной книге, то не начинайте сразу возмущаться, если вы не найдете в том псалме в русской Библии, на который указано, нужного текста. Посмотрите соседний, потому что может быть на единичку отличие. Кто не ленив, может посмотреть, в каких псалмах там начинается расхождение.
На первый взгляд, Псалтирь может показаться книгой, не имеющей никакой системы и смысла в порядке расположения псалмов. Однако это не так. Святитель Филарет Московский делает по этому поводу следующее замечание: «Вид случайного соединения частей служит покровом тайны не только для Псалтири в целом ее составе, но также и для духа некоторых псалмов в особенности. Но «несть бо нестроения Бог» (1 Кор. 14:33), и хаос не может быть совершенством Его творения. Посему беспорядок столь же недостоин творений Святого Духа, как и рабское художество словесное. Итак, в изыскании духа того или иного псалма, если оно и безуспешно, безопаснее признавать свое неведение и потребность дальнейшего исследования, нежели смешение частей или недостаток единства» [60, кн. 1, с. 20].
В настоящее время для удобства употребления Псалтирь делится на 20 кафизм. Но существует и другое разделение. С ветхозаветных времен в Псалтири выделяли пять частей, каждая из которых имеет литургическое окончание. Первый раз — после 40-го псалма: «Благословен Господь Бог Израилев во веки! Да будет так, да будет». Это «да будет, да будет» в привычном нам славянском тексте звучит: «Буди, буди», а по-еврейски: «Аминь, аминь».
Затем после 71-го псалма: «Благословен Господь Бог Израилев, Единый творящий чудеса, и благословенно славное Имя Его вовеки, и наполнится славою Его вся земля! Да будет, да будет так». Следом идет 20-й стих, или надписание 72-го псалма: «оскудеша песни Давида, сына Иессеова», то есть «окончились песни Давида, сына Иессеева». Хотя после этого надписания дальше тоже встречаются псалмы с надписанием «ле Давид», то есть «псалмы Давида». По-видимому, они окончились не в том смысле, что больше их там не будет, но это знаменует один из этапов сложения, формирования Псалтири.
Затем после 88-го псалма: «Благословен Господь во веки, да будет, да будет так».
После 105-го псалма есть указание, которое позволяет нам понять смысл этого «аминь, аминь». Здесь говорится так: «Благословен Господь Бог Израилев во все века! И скажет весь народ: Да будет так, да будет!». То есть это благословение, на которое должен следовать общий ответ «аминь». Так же, как это у нас в богослужении до сих пор и делается: в ответ на возглас священника лик отвечает «аминь».
С точки зрения истории указанные 5 разделов показывают нам этапы формирования Псалтири как сборника, который постепенно увеличивался в объеме.
Однако такое деление заключает в себе и духовный смысл. Богодухновенность касается не только момента написания каждого конкретного стиха, но и структура каждой книги тоже имеет определенный смысл.
Согласно святителю Григорию Нисскому в этих пяти разделах представлены пять степеней духовного восхождения по которым, начиная с отвращения от пути нечестивых, душа, через созерцание различных благ и приобретении добродетелей, возводится к «полноте и главизне человеческого спасения» [13, с. 28].
От «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых» (Пс. 1:1) в начале, то есть от самой нижней ступеньки, с которой начинается восхождение, до «Хвалите Бога во святых Его, хвалите Его во утвержении силы Его <…> Всякое дыхание да хвалит Господа» (Пс. 150:1, 6) в конце, изображающего ликование преображенной твари.
2.2. Святые Отцы о Псалтири
Многие святые отцы отзывались о Псалтири в превосходной степени, называя ее Писанием в миниатюре. О самом названии книги святитель Василий Великий говорил: «Все, как бы в великой и общей сокровищнице, собрано в книге Псалмов, которые из многих музыкальных орудий Пророк приспособил к так называемому псалтирю, давая тем, как кажется мне, разуметь, что в нем издает гласы благодать, подаваемая свыше — от Духа; потому что в этом одном из музыкальных орудий причина звуков находится вверху. В цитре и в литавре внизу звучит медь под смычком; а псалтирь причины гармонических ладов имеет вверху, чтобы и мы заботились искать горнего, и приятностию пения не увлекались в плотские страсти. Притом пророческое слово, как думаю, глубокомысленно и премудро самым устройством сего орудия показало нам, что люди с прекрасною и благонастроенною душою удобно могут восходить к горнему» [8, ч. 1, с. 180]. Псалтирь, по его мнению, превосходит и духовые инструменты, поскольку, когда трубишь в трубу или играешь на свирели — невозможно говорить слово и прославлять Творца.
Псалтирь, по словам того же святителя, содержит все себе все полезное, что содержится в Писании [8, ч. 1, с. 177].
По мнению святителя Афанасия Великого, «в этой книге измерены и описаны словом вся жизнь человеческая, и душевные расположения, и движения помыслов, и сверх изображенного в ней ничего более не отыщется в человеке» [4, т. 4, с. 32].
Подводя итог святоотеческому учению о Псалтири, проф. П. А. Юнгеров говорит еще, что «богословие свв. псалмопевцев представляет ту особенность, что оно носит не столько рассудочный, сколько сердечный характер. Псалмопевцы своим богопросвещенным сердцем переживали и перечувствовали вероучительные истины ветхозаветного богословия» [64, с. 6]. И как результат, эти переживания делаются доступными каждому, читающему Псалмы, чего не происходит при чтении других книг Писания.
2.3. Надписание псалмов
Вы, наверное, замечали, что у псалмов есть, помимо их текста, и еще надписание, которое тоже требует иногда толкования. Некоторые надписания указывают на авторство. Об этом уже шла речь выше. Кроме того, встречаются такие, которые указывают на характер псалма:
«Аллилуия» — «Хвалите Бога»;
«Разума» или «в научение»;
«Хвала», «молитва».
Отдельная группа надписаний содержит указания на обстоятельства, в связи с которыми псалмы были написаны.
И еще одна группа указывает на время, или на способ исполнения. Например, надписания «песнь», «псалом песни» и «песнь псалма» указывают на инструментальное или вокальное исполнение. Или, например:«на духовых орудиях», то есть указывается вид аккомпанемента для этого псалма. Некоторые тексты, предположительно, имеют значение указания на «подобен», то есть песнопение, по образцу которого должен исполняться псалом. Например, «в конец» — указание на мелодию, или, возможно, на то, что они должны петься по окончании субботы или праздника.
Но мы не должны останавливаться только на возможном буквально-прагматическом значении надписаний. Если вы откроете святоотеческие толкования, то увидите, что здесь может быть раскрыт и духовный смысл:
«В конец (начальнику хора)» — то, что относится в пророческом смысле к последним временам;
«О возлюбленном» — о Христе;
«О наследствующей» — о Церкви;
«В столпописание» — откровение, за глубину и важность достойное быть высеченным на камне для последующих родов;
«О точилех» — о церквях христианских, и т. п.
2.4. Виды Псалмов
Для удобства изучения псалмы разделяются иногда на три группы по преимущественному содержанию. Есть псалмы молитвенные, где человек обращается к Богу с прошением о помощи, покаянием, выражением печали. Есть псалмы учительные, к которым, как правило, принадлежат те, в которых в надписании стоит слово «учение» или «в научение». Есть псалмы хвалебно-благодарственные. К ним относятся, в частности, все, которые в надписании содержат слово «песнь», «аллилуия», «хвала», «во исповедание».
Молитвенные псалмы иногда называют по-другому: жалобы или плач. Но плач, строго говоря, — это название конкретного специфического жанра: надгробные погребальные песни (напр. 2 Цар. 1:19–27). По отношению к псалмам такое наименование может быть применено в том случае, когда речь идет уже о каком-то совершившемся необратимом событии: то есть не когда, скажем, враг наступает, утесняет, а когда он уже победил, разрушил, взял в плен, уничтожил. В качестве примера вспомним 136-й псалом «На реках вавилонских» — там уже все совершилось: плен, изгнание. Классический плач — это пророческая книга Плач Иеремии. Поэтому лучше их тогда назвать жалобами. Следует заметить, что такой плач или жалоба может быть или коллективным, или индивидуальным, в зависимости от того, от имени кого этот псалом произносится.
Обычно псалмы, относящиеся к этой группе, построены примерно по одной и той же общей схеме, хотя могут быть и варианты. Схема эта такова [31, с. 471–472]:
— в начале идет призыв, обращение к Богу, вступительная мольба о помощи;
— затем формулируется конкретная жалоба. Обычно это указание на физическое или нравственное страдание, а часто на то и другое вместе; или только на приближение этого страдания, грозящего человеку;
— затем идет прошение о спасении, об избавлении от страдания, часто это прошение приобретает форму прошения о наказании и истреблении врагов, от которых исходит угроза или которые являются источником этого страдания;
— затем практически всегда идет исповедание веры, часто в форме выражения полного доверия и предания себя в руки Божии, часто это исповедание веры формулируется в виде воспоминания об уже бывших благодеяниях;
— наконец, последним обычно бывает восхваление Бога. Похвала Богу воздается иногда в форме обета, то есть обещания о совершении хвалы, благодарения личного или общественного, о принесении жертв.
Вот таким образом построены обычно эти псалмы.
В качестве наглядного примера жалобы или плача могут быть взяты 12-й или 21-й псалом. 12 псалом я считаю полезным сейчас разобрать с точки зрения структуры.
Сначала — призыв, обращение к Богу с просьбой о помощи: «Доколе, Господи, забудеши мя до конца; доколе отвращаеши лице Твое от мене» (Пс. 12:2) — здесь уже конкретное указание проблемы: Ты, Господи, отвращаешь лицо Твое от меня — это страдание. «Доколе положу советы в души моей, болезни в сердце моем день и нощь; доколе вознесется враг мой на мя» (ст. 3) — вот источник страдания. Прошение об избавлении: «Призри, услыши мя, Господи Боже мой, просвети очи мои, да не когда усну в смерть. Да не когда речет враг мой: укрепихся на него. Стужающие ми возрадуются, аще подвижуся» (ст. 4–6). «Аз же на милость Твою уповах» — исповедание веры, предание себя в руки Божии. «Возрадуется сердце мое о спасении Твоем: воспою Господеви благодеявшему мне, и пою имени Господа Вышняго» (ст. 7) — славословие, которое приносится в конце; притом, что избавления еще не наступило, но тем не менее, конец псалма — это славословие, в котором также проявляется вера.
То же самое и в 21-м псалме: «Боже, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси» (ст. 1); и дальше — перечисление страданий, а в конце: «и семя мое поработает Ему: возвестит Господеви род грядущий: и возвестят правду Его людям родшымся, яже сотвори Господь» (ст. 32).
Сразу скажу, что плач, жалоба, могут иметь характер покаянный. Причиной бедствий, причиной страданий в таком случае является собственный грех или грехи того, от имени кого произносится этот псалом. Классический пример — это 37-й и 50-й псалмы, которые содержат в себе те же перечисленные выше элементы.
Проф. Юнгеров замечает: «У других ветхозаветных писателей раскрывается учение о грехе с внешней объективной стороны <…> Но внутреннего душевного состояния грешника касаются только псалмопевцы» [64, с. 15].
В псалмах можно выделить ряд аргументов к исполнению прошения. В основном это, конечно, касается прошения о помиловании.
Первый аргумент — это собственное благо, милосердие, величие и всемогущество Божие. Затем прежние благодеяния Божии: «раньше Ты помогал — помоги и сейчас, раньше Ты избавлял — избавь и сейчас». Затем тот факт, что сам человек есть творение Божие.
В 29 псалме есть интересный аргумент: «Что пользы в крови моей, когда я должен истлеть? Ужели прославит Тебя прах? Или будет он возвещать истину Твою?» (ст. 10). Помимо всего прочего, молящийся говорит о том, что если он погибнет, то одним верующим, возносящим хвалу Богу, будет меньше; это представляется как возможный ущерб для Бога и как побуждение к тому, чтобы человек был помилован. Если он умрет, у него уже не будет возможности исповедовать Бога, как-то исправиться, и одним хорошим человеком будет меньше. Или плохим, но который может исправиться, который этого хочет. И затем обещание исправления, и обещание какой-то благодарственной жертвы в случае, если такая милость будет оказана.
2.5. Хвалебные и благодарственные псалмы
Дальше мы выделили группу хвалебно-благодарственных псалмов. Она может быть также разделена на хвалебные и на благодарственные. В чем разница? Благодарственные — песнь благодарения — это выражение благодарности в какой-то конкретной сложившейся ситуации, в частности: в случае избавления от врагов, исцеления от болезни, прощения греха, по поводу чего и воспевается благодарственная песнь, которая имеет обычно в общем виде такую простую структуру:
— вступление, в котором выражается намерение принести хвалу;
— основная часть, где описывается собственно само событие и избавление;
— некое заключительное славословие.
В качестве примера приведу 29-й псалом. «Превознесу Тебя, Господи, ибо Ты поднял меня и не возвеселил врагов моих из-за меня» (ст. 2). «Превознесу Тебя, Господи» — намерение совершить эту хвалу. Дальше идет: «Господи! Ты извел из ада душу мою, удалил меня от нисходящих в могилу. Услышь, Господи и помилуй меня; Господи! Будь мне помощником» (ст. 4, 11), — и, наконец: «Ты обратил плачь мой в радость, разорвал вретище мое и препоясал меня веселием. Да воспевает Тебя душа моя, да не буду сокрушаться. Господи, Боже мой! Во век буду исповедовать Тебя» (ст. 12–13). Структура: призыв к хвале, непосредственное описание события, славословие. В стихе: «Ты же отвратил лице Твое и я смутился» (ст. 8), — потеря богообщения воспринимается как одно из самых тяжелых испытаний и несчастий. И за что человек благодарит? — за то, что «услышал Господь и помиловал меня», снова Он услышал его молитву, снова вошел в общение с человеком.
Обратите внимание, в Псалтири сам человек, сам факт его существования, сам факт того, что он создан по образу и по подобию Божию, несмотря на его падение, есть уже основание для принесения Богу хвалы и благодарения.
Хвалебные песни или гимны восхваляют Бога вообще за все Его благодеяния вообще, за Его благость, не применяясь к каким-то конкретным сиюминутным событиям. Это просто песни, которые воспевают совершенство и благодеяния Божии. Они точно так же устроены:
введение — призыв хвалить Господа,
основная часть — обоснование,
и некое завершающее славословие.
Самый простой пример для разбора такого псалма — это 116 псалом: «Славьте Господа, все народы, восхваляйте Его, все люди» (ст. 1) — призыв к славословию. «Ибо непреложна милость Его к нам, и истина Господня пребывает вовеки» (ст. 2). Другой пример — это 112 псалом, который желательно знать: «Хвалите отроки Господа, хвалите Имя Господне. Да будет Имя Господне благословенно отныне и до века» (ст. 1–2). И дальше — «высок над всеми народами Господь, выше небес слава Его» (ст. 4) — вот основание для хвалы. «Кто как Господь наш, на высоте Живущий и на смиренных взирающий на небе и на земле, поднимающий с земли нищего, от гноища возвышающий убогого, чтобы посадить его с князьями, с князьями народа Своего» (ст. 5–8). Обратите внимание, переход очень резкий, то есть, сначала, что «От востока до запада славно Имя…» (ст. 3), «Кто как Господь наш на высоте живущий…» (ст. 5), — исповедуется Его величие, слава, как Творца, как Того, Кто превыше всего мира, и вдруг сразу резкий переход — «И на смиренных взирающий на небе и на земле, поднимающий с земли нищего» (ст. 6–7). Мгновенное изменение плана, переход от вселенской перспективы к конкретному нищему. Господь, Которого славу не могут вместить небо и земля, при этом озабочен делами какого-то вот грязного нищего, который лежит на земле. Господь до этого снисходит — это тоже является основанием для славословия Бога в Псалтири. Существует известное антихристианское мнение о том, что Бог, конечно, есть, где-то там, но что Он каждым из скольких-то миллиардов человек занимается, входит в его проблемы — это конечно смешно и странно об этом думать: ну, может быть, следит за тем, как планеты вертятся вокруг Солнца, но, конечно, каждым конкретным человеком Он не занимается, или ими занимаются какие-то мелкие такие божки, разные там Марсы, Афродиты, еще кто-нибудь на посылках. А верховное божество, оно конечно в такие мелочи не входит. Библейское откровение как раз этому резко противоречит и утверждает совершенно обратное. И в этом тоже видно проявление величия, всемогущества и всеведения Божия.
Здесь уместно привести комментарий П. А. Юнгерова: «Миропромышление Божие для псалмопевцев было не внешним фактом, как бы со стороны лишь «наблюдаемым» человеческим разумом, а живою органической силой, без которой мир и человек не могут ни одной секунды жить, и зависимость от которой всем миром постоянно чувствуется и доставляет всему радость. Только такая глубокая вера в Промысл Божий была понятна псалмопевцам, доставляла им радость и возбуждала хвалебные гимны; только при ней возможны ожидаемые псалмопевцами славословия Богу от земли и всего сущего на ней» [64, с. 10].
Еще псалом, который содержит в себе хвалу, — 33-й.
Повторюсь, что разделение носит условный характер, в одном псалме может сочетаться и то, и другое. Например, 33 псалом: «Благословлю Господа на всякое время…» и до «не лишатся всякого блага…» — это классический гимн. А дальше: «Придите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас» — уже классический «учительный» текст, где чада призываются научиться премудрости, основанием которой является страх Господень. Поэтому 33 псалом, может быть отнесен и в ту, и в другую группу. И это не единственный пример такого рода.
2.6. Учительные псалмы
Учительные псалмы содержат в себе размышления по поводу жизненных обстоятельств, наставления о мудрой и ответственной жизни в согласии с законом Божиим. Их характеризуют те же самые признаки, которые отличают в целом учительные книги. Во-первых, это прямые поучительные наставления; во-вторых, — притчи (Пс. 127:3–4) и сравнения, образы, заимствованные из природных явлений. Потом — ряды перечислений. Некоторые из этих псалмов имеют в себе акростих, например 33-й и 118-й псалмы — там каждая строфа по буквам еврейского алфавита расписана. Затем, в таких псалмах часто встречается сравнение со словом «лучше», как в учительной литературе, или указание «блаженны», которые так-то поступают, которые так-то думают, или, наоборот, отвращаются от чего-то. Например, первый псалом: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Как раз в первом псалме видна связь между Псалтирью и другими учительными книгами. «Но в законе Господни воля его, и в законе Его поучиться день и нощь» (Пс. 1:2).
Псалмы 1, 31, 33, 48 обязательно нужно в этой связи назвать. «Уста моя возглаголют премудрость, и поучение сердца моего разум. Приклоню в притчу ухо мое, отверзу во псалтири ганание мое» (Пс. 48:4–5) — это типичная лексика учительной литературы. Потом псалмы 126, 127 тоже имеют выраженный дидактический характер: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущие: аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий» (Пс. 126:1). То есть, «если Господь не сохранит город, напрасно бодрствует страж». Это как раз ритмическая форма, очень характерная для учительной литературы — параллельность стиха. «Блажен, кто исполнит желание свое через них, не устыдятся они, когда будут говорить в воротах с врагами своими, блаженны все боящиеся Господа, ходящие путями Его» — 126 и 127 псалмы. Псалом 132 — то же самое сказано в форме поучения: «Се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе» (Пс. 132:1).
2.7. Откровение о Христе в псалмах