Чудотворец Константинов Дмитрий
© ООО «Издательство АСТ»
Апрель 1989 года
В Москве царил апрель. В тихом старом переулке деревья стояли голые, но под ними уже таяли последние островки серого снега, обнажая бурые пучки прошлогодней травы. Быстро темнело, стали загораться фонари.
На крыльцо старого дореволюционного особняка, на двери которого висела небольшая табличка «Арбенин Н. И. (прием по записи)», вышли двое. Михаил Зубарев, худой, жилистый мужчина лет тридцати, поддерживал под локоть заплаканную женщину и уговаривал:
– Не будет его сегодня – чего ждать? С утра позвоните, запишитесь…
– Там очередь на полгода вперед… У меня сын умирает!
– Ладно, – поколебавшись, решился Зубарев. – Давайте свой телефон, я ему передам…
– Нет-нет, я сама! – замотала головой женщина. – Пожалуйста!..
Михаил бросил взгляд на наручные часы, с трудом сдерживая раздражение.
– Приходите завтра, часам к двум – он точно будет! Все, идите домой, а то… – он осекся и замолк, увидев остановившуюся неподалеку иномарку.
Из машины выбрался смертельно усталый человек лет тридцати пяти, коротко стриженный, в черной водолазке с высоким воротом и черных же брюках. Он тускло посмотрел на женщину, скользнул взглядом по Зубареву и направился к офису.
– Николай Ильич?!..
Михаил выругался одними губами. Арбенин остановился, медленно обернулся и мрачно уставился на Зубарева, который только досадливо поморщился и с виноватым видом развел руками.
– У сына саркома – спасите его! Вот деньги, – женщина достала из кармана пачку купюр и протянула Арбенину. – Он для меня… Если его не будет…
Николай с каменным лицом достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку. Набросал пару строк, вырвал лист и протянул его женщине.
– Что это?
– Телефон онколога, – ровно проговорил Арбенин. – Очень хороший врач. Скажете: от меня.
– Не надо врача, нет! – растерялась женщина. – Они говорят: всё… Два-три месяца… Вы же знаете, какие у нас врачи?.. Только на вас надежда!
– Извините, – устало бросил Николай и быстро направился к лестнице.
Губы женщины задрожали. Потом в глазах ее вспыхнула ярость, и она бросилась вслед за Арбениным:
– Гад! Сволочь!!!
Зубарев едва успел перехватить ее у самых ступеней, а она, вырываясь, с ненавистью и отчаянием голосила:
– Будь ты проклят!!! Проклят!
Арбенин, не замедлив шага, еле слышно выдохнул:
– Я уже давно проклят, – и исчез за дверью.
Глава 1
Июнь 1988 года
Теплым летним утром Арбенин с огромными тряпичными сумками в обеих руках вышел из подземного перехода. И пусть Николай не брился дней пять, зато на нем были модные «пирамиды», джинсовая «вареная» рубашка навыпуск и синие кроссовки «Адидас» подмосковного производства – последний писк моды.
Он не спеша направился в сторону лотков, возле которых шла обычная суета. Продавцы доставали набитые товаром сумки из стоящих неподалеку машин, раскладывали на прилавках косметику, тонкие самодельные книжки, магнитофонные кассеты, развешивали одежду…
Какой-то парень клеил на стены яркие плакаты с призывами посетить первый в СССР конкурс красоты, концерт группы «Мираж» и грандиозное лазерное шоу. Проходя мимо него, Арбенин вдруг остановился как вкопанный и пристально вгляделся в лицо жгучего брюнета с длинными, забранными в хвост волосами. Надпись на плакате гласила:
ВИКТОР СТАВИЦКИЙ. ТАЙНАЯ СИЛА
Загляни в себя. Исцели свою боль
10–25 июня, ежедневно, в 19.00
ДК им. Луначарского
Арбенин постоял немного, усмехнулся и пошел дальше.
Его столик был зажат между двумя лотками с одеждой. Одним распоряжалась Лариса Баяршина, крупная, энергичная молодая женщина. Ее товар – яркие розовые, салатовые, бирюзовые платья на кнопках, серые мужские блузоны, тоже на кнопках, – был модным в прошлом году, но и сейчас неплохо расходился. За вторым лотком с шелковыми юбками-брюками всевозможных цветов и размеров бойко торговал улыбающийся, излишне суетливый худой мужчина в очках. Николай не знал его имени, да и не очень-то и хотелось.
Свой столик Арбенин всегда делил на две половины. Справа он обустраивал кожаное царство: проклепанные ремни и ремни с цепями, перчатки без пальцев, браслеты с заклепками и шипами. Также раскладывал там пряжки для ремней, авиационные очки и массивные перстни. Левую половину Николай отводил под большие круглые значки с различными надписями: «Партия, дай порулить!», «Главное – начать!». «Не ищу легких путей. Лень», «Мужик, 100 %», «Хочу замуж», «Хочу перемен», «Ларису Ивановну хочу», «Обману и брошу за одну ночь»; «Злостный нарушитель сухого закона»…
На задней стене и по бокам, на стойках, он развешивал футболки и балахоны – либо с теми же надписями, что и на значках, либо с логотипами групп «Кино», «ДДТ», «Наутилус», «Алиса», с портретами Кинчева, Цоя…
Затем Арбенин садился на табурет и раскрывал какой-нибудь журнал, иногда отвлекаясь на покупателей.
Вот остановился парень в косухе, взял один из браслетов, повертел.
– Самопал?
– Ливерпульская ковка, – не отрываясь от журнала, отозвался Николай.
– Ага… – парень фыркнул, но достал из кармана десятку. – Ладно, давай.
Николай отложил «Новый мир» № 5 за 1988 год и встал, чтобы отсчитать сдачу.
– Посторонись! – раздалось в проходе, и к лотку Баяршиной пробрался улыбающийся во весь рот чернявый мужчина лет сорока, с двумя большими коробками на плечах.
– Реваз, где ты ходишь?! – набросилась на него Лариса. – Сейчас тетка ушла: хотела бежевый, сорок шесть-сорок восемь – а у нас нету!
– Эй, тетка, вернись!.. – заполошно вскричал Реваз, крутя головой и ничего не видя из-за коробок. – Принес твой размер!
Затем, расхохотавшись, он поставил коробки на землю.
Лариса только застонала, закатив глаза, и обернулась к соседке:
– Не знаешь, все грузины такие придурки, или мне одной повезло?
– Э-э, ты еще не знаешь, как тебе повезло! – подмигнул ей Реваз и подскочил к Арбенину. – Коля, бросай свой журнал – такую книжку купил, читать будем!
Он задрал рубашку, вытащил из-под ремня самодельную книжку на серой бумаге и, подняв ее над головой, торжественно провозгласил:
– «Тридцать три способа доставить женщине неземное блаженство»!
– Молчи, дурак, не позорься! – шикнула на него Лариса.
– Не боись, Ларунчик, книжку прочту – не опозорюсь! – открыв книжку наугад, Реваз громко зачитал: – «Способ номер семнадцать. Переверните женщину на живот»…
– Вот нерусь бесстыжая! – покрасневшая Лариса схватила с прилавка палку с крючком, которой снимала высоко висящие вешалки с одеждой, и выскочила из-за прилавка.
Реваз скорчил испуганную мину, а потом, ужасно довольный, расхохотался и отбежал на несколько шагов. Лариса лишь с беззлобной усмешкой покачала головой. Люди вокруг улыбались, кто-то смеялся в голос – лишь мускулистый бритоголовый парень в обтягивающей майке, который только что подошел к прилавку Баяршиной, был серьезен.
– Заплатим – потом посмеемся… – негромко заметил он.
Лариса вздохнула, возвращаясь к своему товару, и достала из кармана деньги. Парень принял купюры, пересчитал их и вложил в висящую на ремне небольшую сумку. Затем он двинулся к Арбенину. Тот, посуровев, пристально посмотрел ему в глаза, и взгляд парня остекленел.
Ровным, чуть приглушенным тоном Николай проговорил:
– Я уже заплатил.
Парень молча шагнул дальше, к прилавку мужчины в очках.
Потрясенный Реваз, стоявший в паре метров и с интересом наблюдавший за происходящим, подошел к столику Николая.
– Так и не понял: за что этим гиббонам платить? – с легкой улыбкой посетовал Арбенин.
Реваз тоже невольно понизил голос:
– Как ты это делаешь?!
– С удовольствием!
– Ни разу потом не вспомнил? – Реваз покосился в спину мускулистому парню, который удалялся по проходу.
– Пока нет. Если ты не расскажешь…
– Э-э, зачем так сказал?.. – укоризненно покачал головой Реваз. – Обидеть хочешь?!
Арбенин редко отлучался от прилавка, ведь жизнь кипит на рынке весь день, с утра до вечера. Вот и сейчас он оставил свое место только потому, что Реваз буквально потащил его к переходу.
– Чего тебе здесь торчать, барахлом торговать? – размахивал руками перевозбужденный грузин. – Такие возможности!..
– Куда мы идем?
– Выступать можешь, представления делать – это ж совсем другие деньги! Мы с Ларунчик все узнаем, договоримся – она пять лет в филармонии работала!
– Реваз, куда мы идем?! – потерял терпение Николай.
– Вот куда идем! – Реваз остановился и широким жестом указал на рекламный плакат Виктора Ставицкого. – Мужик, видишь, на черта похожий?.. Мы с Ларунчик на его концерте были. – Грузин в упор посмотрел на Арбенина и веско произнес: – Коля, ты тоже так можешь!
Николай потрясенно уставился на Реваза.
– Что, правда? Прямо как он?! Ничего себе!
Не выдержав, он рассмеялся, а Реваз непонимающе заморгал.
– Ты еще Калиостро вспомни!
– Зачем?..
– Еще один лохотронщик, – Арбенин бросил презрительный взгляд на афишу со Ставицким. – Тоже людям мозги пудрил.
– А ты не пудри! – возмутился грузин. – Кто тебя заставляет?!
– Тогда смысла нет – денег не заработаешь! – улыбнулся Николай. – Нет, Реваз, я лучше барахлом поторгую – меньше людей обману…
Зал Дома культуры был забит под завязку. В центральном проходе возвышалась камера на штативе, и молодой оператор сосредоточенно снимал происходящее на сцене. Там стояло человек десять – кто-то неподвижно, с застывшим взглядом, кто-то раскачивался из стороны в сторону, а мимо них прохаживался Виктор Ставицкий, весь в черном.
– В каждом из нас есть скрытые силы, мы не знаем о них. Энергия созидания… Энергия совершенства… Я помогу вам разбудить в себе эти силы…
Он остановился возле очень полной женщины небольшого роста, которая стояла столбом, с остекленевшими глазами и чуть приоткрытым ртом.
– Эта женщина могла стать великой гимнасткой, но жизнь сложилась иначе… – Ставицкий уставился на женщину и вопросил: – Вы занимались гимнастикой?
– Нет… – глухо отозвалась та.
– Делали стойку на руках? Садились на шпагат?
– Нет…
Целитель поднял руку, проделал над головой женщины несколько пассов и обратился к залу:
– То, что дано нам свыше, никуда не ушло – оно дремлет в нас… Я лишь сниму барьеры… – Он вновь посмотрел на женщину. – У вас – финальная попытка. Последний шанс стать Олимпийской чемпионкой.
Та неуверенно шагнула вперед, повернулась боком к залу… и вдруг развернула плечи и гордо выпрямила спину. Секунду спустя она пружинисто рванулась вдоль сцены, подалась вперед, оттолкнулась руками от пола и, проделав сальто в воздухе, опустилась на шпагат.
Зрители взорвались аплодисментами.
Ставицкий со спокойной улыбкой окинул взглядом ревущий в восторге зал.
Арбенин поставил две объемные сумки на пол, открыл ключом дверь. Навстречу ему из гостиной вышла мама. На лице Анны Владимировны, благородно-привлекательном даже в шестьдесят, застыло встревоженное выражение.
– Коля, Юрка пропал!
– Дней через пять объявится, – усмехнулся Николай, – грустный и виноватый.
В дверном проеме гостиной появился Михаил Зубарев – тоже мрачный как туча.
– О! Привет… – кивнул ему Арбенин, но тот лишь отрешенно помотал головой:
– Нет, Коль: на этот раз все серьезней.
Все трое, подавленные, расселись в гостиной, и Михаил, стараясь не встречаться взглядом с Николаем, стал рассказывать:
– Юрка денег взял, под проценты – хотели с ним кооперативный ресторан открыть…
– Что открыть?!
– Это же выгодно – многие сейчас… – под тяжелым взглядом Николая Михаил осекся и замолчал.
– У кого деньги взял?
– Там… серьезные люди…
– Рэкетиры?
Зубарев, лишь на мгновение встретившись глазами с Николаем, снова опустил взгляд.
– Ну, вот такой у тебя брат… – голос Анны Владимировны дрогнул, – непутевый.
Арбенин, с трудом сдерживая нарастающую ярость, процедил:
– Нет, мама, это называется другим словом!
– Юрку куда-то увезли, – снова заговорил Михаил, – мне позвонили, чтоб деньги, а то… В общем, дали всего сутки…
– Где эти деньги?.. Вы же ресторан не открыли?!
Михаил молча уставился в пол. Наконец, через силу произнес:
– Купили что-то по мелочи, остальные Юрка в карты слил…
Николай замер. Анна Владимировна беззвучно заплакала.
– Он сказал: если что-то случится… ты найдешь его, где бы он ни был…
– Ну, найду – а дальше? – глухо бросил Арбенин. – От этого деньги не вернутся!
– Надо спасти его – потом думать!.. – всхлипнула Анна Владимировна.
– Мама! Это не людей усыплять!.. Не коробки2 по столу двигать!
– Но ты ведь можешь его найти!
Некоторое время Николай молчал, потом потерянно проговорил:
– Не знаю, мама… Уже не знаю.
…Ставицкий с неподвижным, поистине демоническим лицом стоял на краю сцены. Долгим, немигающим взглядом он окинул зал, в котором царила гробовая тишина. Взоры всех присутствующих были прикованы только к нему.
– Ваша энергия – та целебная сила, которая есть в каждом из вас, – глухо и отрешенно возвестил целитель. – Это не я, вы сами себя излечите… Моя энергия разбудит вашу: барьеры падут, болезни отступят… Я помогу вам, где никто другой не сможет помочь.
Некоторое время спустя в небольшой комнате отдыха Ставицкий восседал за столом, а на него была направлена камера на штативе, управляемая Витей Даглецом. Беседу вела молодая журналистка Настя Уварова.
– …Еще до перестройки от филармонии выступали гипнотизеры. Я в детстве ездила с мамой в Туапсе, мы были на таком представлении в Летнем театре. Там тоже полная женщина вдруг садилась на шпагат…
Ставицкий кивнул с мягкой улыбкой:
– Зрители любят такие трюки… Но вы же понимаете: главное в моих сеансах не это. Человек может сам себя исцелять. И я помогаю разбудить в людях внутреннюю силу – их энергию исцеления… Ни один гипнотизер этого не сделает.
– В последнее время мы то и дело слышим о новых целителях, магах, экстрасенсах. До перестройки это были обычные люди – и вдруг…
– Это не обо мне. Ученые уже давно пытаются осмыслить и как-то объяснить мой уникальный дар… Для этого была создана целая лаборатория при институте информационных технологий.
– Не только для этого. Там вообще изучали людей с экстрасенсорными способностями… – журналистка порылась в сумке, которая висела на стуле, достала папку с исписанными листами. – Руководитель лаборатории профессор Голин помнит вас… – Найдя нужный листок, она зачитала: – «Слава Тыквин – неплохой гипнотизер – и все, пожалуй… Уверял, что ему доступен телекинез – провели ряд экспериментов, но ни один предмет так и не сдвинулся с места… У нас были люди, обладавшие уникальным даром, который мы не могли объяснить с точки зрения науки – но это не про Тыквина»…
Настя подняла взгляд на Ставицкого:
– Это же вы – Слава Тыквин? Я ничего не путаю?
Ставицкий молча, неотрывно глядел на журналистку.
– Вы кто: друг или враг?
– Я думала, вы легко прочтете мои мысли и поймете, что я просто хочу разобраться…
– Секундочку?.. – мягко перебил ее Ставицкий.
Он встал, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор.
– Потише нельзя? Я не могу сосредоточиться!
На стуле возле комнаты отдыха сидел Гена Мальков, высокий, крепкий, чуть располневший мужчина. Он разгадывал кроссворд в газете, но при звуке голоса Ставицкого оторвался от своего занятия и встретился взглядом с целителем. Тот незаметно для сидящих в кабинете показал ему три пальца. Мальков, усмехнувшись, кивнул и отложил газету.
Ставицкий закрыл дверь и вернулся за стол, снова одарив Настю мягкой, чуть снисходительной улыбкой.
– Тогда, в восемьдесят третьем, я мало что показал – был зажат, нервничал… Но, если совсем начистоту, – он скептически покачал головой, – мог я тогда немногое. Это был ключевой момент моей жизни. Я понял: то, что дано нам свыше, можно потерять… А можно отточить и развить. И я решил посвятить этому жизнь. И с тех пор год от года во мне растут силы, о которых раньше я не мог и мечтать.
…Тем временем Гена Мальков подошел к стоящему возле ДК «москвичу» с кузовом и прикрепленной за лобовым стеклом табличкой «ТВ», бросил взгляд по сторонам и, убедившись, что никого поблизости нет, достал из кармана складной нож с мощным лезвием. Нож легко проткнул колесо машины…
Верхний свет выключили. Настольная лампа залила теплым светом фотографию улыбающегося молодого мужчины. Николай сидел за столом, неотрывно глядя на снимок. Его ладони с чуть приподнятыми над столешницей пальцами лежали по обе стороны от фотографии. По неподвижному лицу со лба стекали капельки пота…
Хаотично меняются вспышки, картинки, образы…
…вот лицо брата…
…вот оно исчезло и через несколько секунд снова появилось…
…вот брат в каком-то деревенском доме…
…вот указатель на обочине дороги, на котором написано: «Калинково»…
…держать, держать…
Пошатываясь, он вышел в прихожую. Из гостиной тут же молча возникли Анна Владимировна и Михаил. Николай с трудом поднял голову и встретился взглядом с матерью.
– Колинко2во… Или Коли2нково?.. Деревня какая-то…
– Люди с уникальными способностями, о которых говорил профессор Голин – где они?.. А у меня график – на полгода вперед, завтра снова эфир на телевидении… К вопросу о том, что любой дар надо развивать, с ним надо работать!.. – Ставицкий просто сиял. – Я ответил на ваш вопрос?
– Вполне, – улыбнулась в ответ Настя.
Ставицкий встал, давая понять, что разговор окончен. Настя тоже встала, а Витя Даглец выключил камеру.
Целитель подошел к журналистке и галантно поцеловал ей руку:
– Только, пожалуйста, будьте осторожны… – он запнулся. – Не знаю, как объяснить – думаю, это вообще вне нашего понимания… – Ставицкий подался вперед и доверительно поделился: – В последнее время происходят странные вещи… У тех, кто хочет мне навредить – у самих вдруг начинаются различные неприятности. Конечно, это могут быть совпадения…
– Вы меня что, пугаете?!
– Нет-нет! – поспешно заговорил Ставицкий. – Просто вы мне чрезвычайно симпатичны и… хотелось предостеречь.
Настя и Витя с камерой и штативом вышли из ДК и направились к своей машине.
– Надо же, какие мы галантные, заботливые! – язвительно бурчала журналистка. В конце концов, усмехнувшись, она решительно заявила: – Я этому мракобесу устрою веселую жизнь.
– Ч-черт!.. – расстроенно произнес Витя.
Настя проследила его взгляд и увидела, что у их «москвича-каблука» спущены колеса. Витя обошел машину.
– Все четыре.
Настя мрачно хмыкнула:
– Зря он это сделал.
По загородному шоссе мчалась старенькая иномарка. Вел Михаил, рядом с ним на пассажирском сиденье смотрел в темное окно Николай. Когда в свете фар показался указатель «Колинково», Михаил свернул с трассы и поехал в сторону видневшихся вдали огоньков. Миновав несколько старых деревянных домов, он притормозил у обочины.
– И что теперь?.. Все дома обходить?
– Помолчи.
– Чего?
– Выйди! – раздраженно рявкнул Николай.
Михаил хотел было что-то сказать, но только поморщился и выбрался из машины.
Арбенин напряженно уставился на фотографию брата, которая лежала у него на коленях. Дыхание его стало тяжелым и прерывистым, взгляд помутнел, к горлу подкатил кислый ком… Николай едва успел открыть дверцу – его стошнило на землю, рядом с машиной.
– Что, плохо?! – бросился к нему Михаил.
– Зеленый дом, у самого леса, – едва слышно произнес Николай, стараясь дышать размеренно.
– Ага… – понимающе кивнул Зубарев.
– Там их трое.
– А у меня черный пояс. Справлюсь…
– Черный пояс против «макарова» – очень мощный аргумент… Погоди, вместе пойдем – отдышусь…
– Сиди, жди!.. – перебил его Зубарев. – Все нормально будет!
Он повернулся и бесшумно исчез в темноте деревенской улицы.
Возле последнего дома, за которым начинался лес, Михаил остановился и прислушался. Тишина. Во дворе стояла черная иномарка, но людей видно не было. Зубарев прокрался к дому и, скользнув вдоль стены, осторожно заглянул в приоткрытое окно, из которого пробивался свет.
В небольшой комнате находились трое. Юра Арбенин и мужчина, немного его старше, с неприметным лицом и залысинами играли за столом в карты. Качок лет тридцати дремал, сидя на диване.
Внезапно Михаил услышал позади какой-то звук, метнулся к стоящей у крыльца большой ржавой бочке и едва успел спрятаться за нее. На дальнем конце участка, где стоял деревянный туалет, показался еще один крепкий мужчина и направился дому.
Когда он подошел к крыльцу, Зубарев выскочил из-за бочки и в прыжке ударил его ногой в шею. Мужчина захлебнулся, закатил глаза и, теряя сознание, стал оседать на землю. Михаил еле успел подхватить его и, аккуратно опустив на траву, пошарил под спортивной курткой, вытащил из наплечной кобуры пистолет и забрал себе.
Не раздумывая больше, Зубарев пинком распахнул входную дверь и ворвался в комнату. Качок, дремавший на диване, едва успел вскочить, как получил короткий, резкий удар ногой в грудь и рухнул обратно.
– Тихо сидеть! – Михаил пригрозил пистолетом сидящему за столом игроку в черном, перевел оружие на шевельнувшегося на диване качка: – Не двигаться! – дуло вновь уставилось на человека за столом. – Юрка, выходи, быстро!
Мужчина в черном костюме, безо всякого страха наблюдавший за Михаилом, спокойно поинтересовался у Юры:
– Долго он еще будет стволом трясти?
– Мишаня, все нормально, – парень встал, поднял руки с раскрытыми ладонями и шагнул к Зубареву. – Положи пистолет!
Тот невольно отступил, все еще держа на прицеле игрока в карты, и непонимающе смотрел на Юру.
– Никто меня не украл, все в порядке, – пояснил Юра. – Я знаю, как мы вернем деньги!
– Ты что творишь?.. – Зубарев потрясенно моргнул и опустил руку с пистолетом. – Я тебе кишки вырву, урод!
– Да-да, потом… – успокаивающе проговорил Юра, забрал из рук Михаила оружие и аккуратно положил на стол. – Сядь!
Михаил послушался и застыл, глядя в одну точку где-то в углу комнаты. Взвинченный, оживленный Юра рассказывал долго и громко, жестикулируя, буквально подпрыгивая на стуле.
– Никто не знал, где я!.. Я сам не знал, куда меня везут! А он нашел!.. Я же говорю: он гений! Что ты молчишь, Патаев?.. Сколько тебе должны?! Те, кто слились, прячутся?.. Больше, чем я?!
Человек в черном костюме усмехнулся своим мыслям и кивнул: