Чудотворец Константинов Дмитрий

– Многие говорят, что это невозможно, что это ловкий трюк? Вы тоже так думаете?

– Почему невозможно? Все зависит от формы паралича, этиологии…

– Тогда, получается, он вас сделал?! – крикнули откуда-то сзади.

Арбенин остановился у крыльца, нашел взглядом ушлого журналиста.

– Молодой человек, у нас не бокс, не бои без правил… даже не партия в покер! Не важно, кто кого «сделал» – важно, кто кому сумел помочь.

Когда началось выступление, Николай прошел вдоль рядов, вглядываясь в лица зрителей. Так же, как и на выступлениях Ставицкого, свободных мест в зале нет. Он остановился возле красивой девушки лет семнадцати в темных очках.

– Вы слепы с рождения?

Девушка кивнула.

– Снимите очки.

Арбенин вгляделся в мутные белесые глаза.

– Вообще, ничего не видите? Никаких силуэтов? Пятен? Операции были?

– Врачи говорят: это бессмысленно, все равно не поможет…

Николай помог Рите подняться на сцену и сесть на стул. Несколько минут спустя он, крайне изможденный, уже с трудом стоявший на ногах, держал правую ладонь над головой девушки, а левую – перед ее лицом.

– Голову правее… все!.. Чуть выше.

Девушка послушно выполняла указания Николая и смотрела точно на прожектор, и лишь ладонь Николая загораживала ее глаза от яркого света. Доктор Губер, стоявший за кулисами, у самой сцены, напряженно наблюдал за Николаем.

– Сейчас ты увидишь свет… вдалеке… секундную вспышку… Должна увидеть!.. Даже не знаю, каким он будет… Расскажешь потом?

Девушка коротко кивнула. Николай правой рукой провел вниз, вдоль затылка пациентки, и резко убрал левую руку от глаз девочки. При этом, чтобы не упасть, он ухватился за спинку стула… Губер кинулся было к нему, но Николай жестом остановил: мол, все уже нормально.

– Ну, как?

Девушка растерянно обернулась на голос:

– Никак…

Николай постоял, ссутулившись и глядя куда-то в пол, потом произнес:

– Мы еще попробуем… Не сейчас… Оставьте моему помощнику адрес, телефон…

На сцену вышел Зубарев и помог девушку пройти на место, а по залу пронесся недовольный гул, послышались смешки. Арбенин окинул взглядом недовольных зрителей и устало, чуть заметно усмехнулся:

– Извините… Давайте продолжим. Передайте сюда пять… нет, десять предметов! Потом любой желающий может взять какой-нибудь предмет, а я найду их в зале.

После выступления доктор Губер, раздраженный и взвинченный, измерил Николаю давление.

– Вы обещали, Николай Ильич?! Слово дали!

– Я его не нарушил. Еще можно было…

– О чем вы?! – возмущенно перебил доктор. – Сейчас давление сто восемьдесят на сто тридцать! Представляю, что на сцене творилось! Нельзя так над собой издеваться!

– Хорошо, не буду, – равнодушно согласился Арбенин.

– Я это видел, я знаю: вы можете сделать чудо! То, что нельзя объяснить с точки зрения диалектического материализма… Да и вообще ни с каких научных позиций!.. Но нельзя поставить чудеса на поток! Вы живой человек – не робот! У вас обычный человеческий организм! Думаете, ему все это нравится?!

Доктор Губер, немного успокоившись, сел напротив Николая.

– Хотите совет? Только не надо сразу кидаться тухлыми помидорами! Нужно быть хитрее, Николай Ильич. Настя – ваш пресс-секретарь – говорит: вы легко, почти без усилий, можете делать «психологический горчичник»… А это очень эффектный трюк! Наверняка есть много таких вещей, где вам не надо особо тратиться, а для зрителей эффект будет даже сильней, чем от реального исцеления!

– Еще можно найти подсадных, как Ставицкий, – скривил кубы Арбенин. – Тогда вообще не придется тратиться.

– Вы прекрасно понимаете, что я не об этом, – с досадой вздохнул доктор Губер.

Рабочие заносили с улицы в офис коробки и доски. Юрий закончил привинчивать на дверь кабинета металлическую табличку, на которой написано: «Николай Арбенин». Из комнаты, в которую рабочие таскали коробки с досками, вышла Настя и сказала:

– Стеллажи привезли – сейчас занесут, и домой поеду… Тебя довезти до метро?

– Мне еще у входа табличку повесить, – отозвался Юра.

– Ну хватит… Долго еще дуться будешь?

– Я не дуюсь: просто начал уже – надо закончить…

– Теперь так и будем? Нельзя нормально общаться?!

– Я нормально общаюсь. Что я не так делаю? Скажи, как надо?

– Веди себя как нормальный взрослый мужчина!

– Договорились, – Юра улыбнулся Насте, взял вторую табличку и пошел к выходу из офиса.

– Не принимает еще? – спросила у него какая-то женщина на крыльце.

– С понедельника.

– А когда запись начнется?

– Не знаю. Это не ко мне.

Юра с яростью налег на дрель.

– Можно сейчас записаться, чтобы в первый день на прием попасть?

Обернувшись, Юра с нервной улыбкой проговорил:

– Это не мне решать: я таблички прикручиваю! Я похож на человека, который может хоть что-то решать?!

– Мы из Воронежа, с дочкой приехали, – женщина жалобно поморгала. – У нее тоже ДЦП, как у того мальчика… Пожалуйста…

– Как фамилия? – помолчав, глухо спросил Юра.

– Костицины… Вера Костицина!

– Приходите в понедельник, в десять утра.

На заднем сидении «мерседеса» сидел мрачный и злой Патаев и слушал радиопередачу.

«…Полным провалом закончилась сегодня попытка Николая Арбенина исцелить незрячую девушку. Одно из двух: либо во время прямого эфира он исчерпал запас чудодейственных сил, либо решил, что когда его не снимает телевидение, можно не сильно напрягаться…»

– Заткни его на хрен!

Конев выключил радиоприемник, потрясенно покачал головой.

– У меня сестра – старший экономист – говорит, у них для таких случаев даже название есть: «неудачное вложение капитала», – он обернулся к Патаеву, намереваясь продолжить, но осекся и промямлил: – А еще говорит: если сразу понять, что неудачное – все еще можно исправить!

Патаев взял трубку находившегося в машине, между передними сиденьями, радиотелефона.

– Добрый вечер. Могу я поговорить с Николаем?.. Его коммерческий партнер, Сергей Дмитриевич… Не надо, я его сам найду.

Вскоре иномарка остановилась у дома Арбениных и, когда подъехала машина Зубарева, мигнула фарами.

На одном краю длинной скамейки расположился Зубарев, на другом – Конев. Последний закурил и, покосившись на Михаила, усмехнулся:

– Хозяин твой влетел не по-детски… Седого нельзя злить.

Зубарев не обратил на слова ни малейшего внимания, с безразличным видом пожевывая травинку.

– Слышь, баран, хорош траву жрать – я с тобой говорю!

– Это у тебя хозяин. У меня – друг… А за барана ответишь. Не сейчас. Позже.

Конев расплылся в улыбке, явно довольный таким развитием ситуации.

– Ого! А че такой борзый?..

В салоне «мерседеса» шел свой разговор.

– Не только себя – ты меня подставил! – процедил Патаев.

– Я ничего не обещал. Это – коммерция; всегда есть коммерческие риски.

– Думать надо, чтоб рисков не было! Не уверен, что сможешь – не делай!

Повисла пауза. Патаев и Арбенин уставились друг другу в глаза, и водитель толкает Николая в плечо.

– Э?.. Чего пялишься?!

– Все нормально, – кивнул ему Патаев и обратился к Николаю: – Значит, так!.. Это было последнее китайское предупреждение: не надо так больше делать.

– Мне казалось, мы – равные партнеры?

Патаев, уже спокойный и уверенный, посмотрел на Николая с чуть снисходительной усмешкой.

– Даже среди равных партнеров есть тот, кто чуть-чуть равнее…

– Значит, так, – негромко проговорил Арбенин. – Все, что касается моих выступлений, я буду решать сам.

Он открыл дверцу и вышел из машины. Зубарев, выплюнув травинку, встал со скамейки и шагнул к нему.

Конев, лежавший на земле, пошевелился, приходя в сознание…

В комнате отдыха Николай, Юра и доктор Губер смотрели телевизор.

В своей комнате на диване сидит девушка, рядом – ее мама. С ними беседует Ярослав Гудовский.

«…От него какая-то сила – я ее чувствовала!»

«Однако обещанного света вы так и не увидели?»

«Может, увидела? Секундную вспышку… Я же не знаю, какой он?..»

Гудовский задумчиво кивает, с сочувствием глядя на девочку:

«Или просто очень хотели увидеть?»

Ведущий стоит на улице и проникновенно говорит в камеру:

«Нет ничего более жестокого, чем вселить в детскую душу надежду, а потом разрушить ее…»

– В «Вечерке» тоже статья… – сказала вошедшая в комнату отдыха Настя и положила на стол газету. На первой полосе – крупный заголовок «Слепая вера в чудо» и фотография девушки в темных очках.

– Шустрые ребята, – зло усмехнулся Юра, выключив телевизор, – лупят по всем фронтам: газета, радио, телевидение…

– Теперь уже не только здоровьем рискуете, – заметил доктор Губер Николаю. – Стоит еще раз оступиться – в порошок сотрут.

– Скоро в конторе начнем прием, консультации, – задумчиво проговорил тот. – Тоже надо быть осторожней – вдруг кто-то из пациентов интервью даст?

– При чем здесь это?! – в сердцах воскликнул Юра. – Там одно – тут другое!

Доктор Губер скептически покачал головой:

– Николай Ильич, что вы все время утрируете?.. Я правда не пойму: зачем каждый вечер так рисковать, когда есть десятки способов покорить зал?

– Как Ставицкий?

– А Ставицкий при чем? – пробурчал Юра. – Тебя никто не просит «подсадных» в зале рассаживать!

– Сговорились? – старший Арбенин хмуро посмотрел на Юру, потом на Настю и Губера.

– Да нет, – пожала плечами Настя. – Просто очевидные вещи… У вас была остановка сердца; теперь журналисты только и ждут, когда снова что-то пойдет не так, чтобы сделать из вас посмешище…

Николай усмехнулся и негромко – словно сам себе – произнес:

– Будем делать «шоу бродвейского уровня»…

Зал был полон – ни одного свободного места.

В первом ряду сидел Патаев и с каменным лицом наблюдал за тем, как мимо десятка женщин, выстроившихся на сцене в ряд, ходил Арбенин.

– Кто же из этих женщин беременна?.. Сейчас, секунду…

Остановился. Круто обернувшись, указал на одну из женщин.

– Третий месяц. Примерно десять недель… Я прав?

Та улыбнулась и закивала, а в зале оживились, захлопали… Женщины направились к ступенькам, ведущим со сцены в зал.

– Куда же вы? Вот они, женщины – обманут, и сразу бежать! – укоризненно покачал головой Арбенин. – Зачем вы меня обманули?

В зале выжидательно притихли, а женщины с улыбками перебрасывались взглядами, не понимая, в чем их обвиняют.

– Было условие: десять женщин, одна из них беременна… Я ничего не путаю?

Все кивнули, из зала тоже послышалось несколько голосов: «Нет! Нет!»

– Как вас зовут? – обратился Арбенин к одной из женщин.

– Лиза.

– Вы с мужем давно хотели ребенка, даже у врача были… Я прав?

Лиза кивнула, и Николай обернулся к залу:

– Лиза не хотела обманывать, она просто пока не знает, что тоже беременна – очень маленький срок… Поздравляю вас!

Зал взорвался аплодисментами. Потрясенная Лиза заплакала от радости и принялась благодарить Николая так бурно, будто он каким-то образом был причастен к ее беременности…

Затем посреди сцены поставили ширму из черной плотной ткани. С одной стороны встал Арбенин, которому завязали глаза платком. С другой стороны ширмы зрители видели девочку лет десяти, сидевшую на стуле.

– За ширмой молодая, симпатичная девушка… Сидит на стуле…

Девочка встала – в зале послышались смешки.

– Нет! Не сидит… Стоит… Рядом стул, но она стоит…

Девочка, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос, снова села.

Зал развеселился еще больше.

– Или все же сидит?.. Сейчас, секунду…

Девочка вновь вскакивает, а зрители уже хохочут во весь голос. Николай тоже улыбнулся, покачал головой:

– Девушка, перестаньте надо мной издеваться!..

Ширму убрали. В зале воцарилась живая, дружелюбная атмосфера, все зрители улыбались, поглощенные представлением.

На сцене очень серьезный Арбенин печально вопросил:

– Почему все меня сегодня обманывают? Вы абсолютно здоровый человек!

– Нет! – заявила улыбчивая молодая женщина, стоявшая в паре шагов от него.

– Да!

– Нет!

В зале приглушенно хихикнули. Николай выглядел крайне озадаченным, и женщина, не выдержав, рассмеялась.

– Вы ничем не болеете и не болели уже больше года! – недоумевал Арбенин.

– Да, не болела! – подтвердила женщина. – Но все равно, у меня есть один врожденный порок!

– Вы уверены?.. А-а! Вы о том, что у вас сердце справа, а печень слева?! Это не порок, это называется зеркальное расположение органов!

Жизнерадостная женщина радостно захлопала в ладоши, и зрители бурно подхватили.

Вдруг Николай нахмурился и обернулся к зрителям:

– Так, стоп!.. Я не могу работать в такой обстановке!

Он спрыгнул со сцены и стремительно подошел к одной из женщин в первом ряду:

– Успокойтесь, не о чем волноваться! Вы выключили утюг, никакого пожара не будет! Вас ведь именно это беспокоило?

Потрясенная зрительница, всплеснув руками, закивала и повернулась к соседям, призывая изумиться вместе с ней. По залу волнами раскатился смех, многие зрители принялись бурно аплодировать.

Патаев наконец заулыбался. На мгновение встретившись взглядом с Арбениным, он показал ему поднятый вверх большой палец.

Лампочки внутри гаража Реваза не горели, но достаточно было света с улицы: на небе светила полная луна, неподалеку стояли фонари.

На капоте машины был накрыт нехитрый стол: початая бутылка водки, ломти докторской колбасы, хлеб и литровая банка с несколькими солеными огурцами.

Реваз сидел на старом табурете возле машины, Николай устроился на верстаке и чуть заплетающимся языком говорил:

– …И зачем я снова во все это влез?

– Брат говорил: из-за квартиры?

Николай поморщился как от приступа зубной боли:

– Формально – да… Но, если честно, даже обрадовался, что повод есть, – он мрачно усмехнулся: – Людям хотел помочь!

– Помог же тому пацану на коляске?

Арбенин фыркнул.

– Будет что вспомнить на смертном одре.

– Еще поможешь! – Реваз плеснул водки в стакан и протянул Николаю. – Сегодня не смог – завтра сможешь, или потом… Вся жизнь впереди!

– Сегодня не то, что не смог – даже не пытался… Зато все рады – весело было! – Николай сокрушенно покачал головой, выпил водку и занюхал хлебом. – Как клоун в цирке!

– Не грусти, Коля…. Жалко тебя смотреть! Это ж концерт, представление! Начнешь людей принимать, лечить – много кому поможешь!

– Еще неизвестно, что там будет – тоже начнется…

В дверь заглянул сосед по гаражу и быстро прошептал:

– Реваз, твоя идет!

Через пару минут в гараж зашла Лариса. Капот машины, на котором только что стояли водка с закуской, был поднят, и Реваз сосредоточенно ковырялся в моторе.

– О! Ларунчик?.. Вон, мотор барахлит – хочу проверить… Коля в гости зашел…

Лариса окинула гараж скептическим взглядом и мирно проворчала:

– В грязи, в темноте – как бичи… Сели б на кухню? У меня коньяк есть.

– Да мы не пьем – просто беседуем! – возмутился Реваз и тут же стушевался под взглядом Ларисы.

– Мать звонила, ищут тебя, – обратилась Лариса к Николаю. – Говорит, после выступления куда-то пропал.

– Все нормально, скоро найдусь.

– Опять что-то не так было?

– Да все у него хорошо! – вступился Реваз. – Просто грустный.

Лариса вгляделась в лицо Николая. Тот пытался улыбнуться и кивнул.

– Ладно, допивайте, – махнула она рукой. – Что твоим сказать?

– Скажи: все отлично. Набираюсь сил для новых свершений!

Вера проснулась ночью и увидела, что в постели одна. Из соседней комнаты, где спал Денис, донесся приглушенный голос Ставицкого, и она тихонько пошла к неплотно прикрытой двери. Виктор разговаривал по телефону, прикрыв ладонью рот.

– Ты уж постарайся! Все мамы Советского Союза должны плеваться в экран, ненавидя этого гада! В эфир пока не давай, я скажу когда… И еще! Узнай, кто вложил в него деньги? Наверняка есть какой-то партнер… Я возвращаюсь послезавтра – все должно быть готово.

Вера быстро и бесшумно вернулась в постель, и, когда Ставицкий зашел в комнату, она уже лежала с закрытыми глазами.

Настя зашла в офис и по пути в свою комнату услышала странные звуки. Они неслись из приоткрытого кабинета Арбенина, и журналистка осторожно заглянула в дверь.

Николай спал в одежде, раскинувшись на небольшом диване для посетителей: ноги на подлокотнике, голова запрокинута, свисает вниз, почти касаясь пола.

– Николай Ильич? Свалитесь! – Настя подошла и потрясла его за плечо. – Двигайтесь к спинке! Хотите упасть, нос сломать?

Николай открыл глаза и непонимающе воззрился на девушку.

– Который час?

– Пять утра.

– А ты чего здесь?

– Работы много. Мне же помощника не дают.

Николай поднялся, кряхтя, подошел к подоконнику и стал жадно пить воду из литровой банки.

– Это вода для цветов.

– Я им оставлю.

Он сдвинул горшок с цветком и уселся на подоконнике. Настя тем временем поставила чайник и достала банку с кофе.

– Растворимый будете?

Николай кивнул.

– Голова сильно болит? А вы сами себя обезболить можете?

– Не знаю, не пробовал…

– Или лучше таблетку дать? У меня есть…

– Лучше две.

Настя порылась в сумочке, нашла начатую упаковку анальгина и, смущаясь под взглядом Николая, выдавила ему на ладонь две таблетки.

– А что у вас с Юрой? Слышал, какой-то конфликт был?

– При чем здесь Юра? – насупилась девушка. – Мы же взрослые люди! Ты знаешь – для этого даже не надо быть экстрасенсом, – мне не он нужен!

Николай и Настя посмотрели в глаза друг другу.