Замок тайн Вилар Симона

— Преподобный отче, мы ведь сами только узнали об этом. Пастух Варнава забрел в рощу только потому, что разыскивал корову мельника Грегори. Грегори сказал, что шкуру с него спустит, если Варнава не найдет его пегой — у нее ведь лучшие удои во всем околотке, это верно, как то, что я — добрый христианин.

— Не мели что попало, Питер! — кричал Энтони. — Говори по порядку.

Король уже подошел, когда к нему вся в слезах кинулась Ева.

— О, Чарльз!.. Отец… мой отец!..

Теперь он видел и сам. На полированной скамье у стены покоилось бездыханное тело лорда Дэвида Робсарта. Длинные развившиеся волосы, бескровное лицо. Оно казалось удивительно спокойным, словно умиротворенным. И лишь темное круглое отверстие во лбу — след от пули — придавал этой величественной маске нечто жуткое, неестественное.

— Как это вышло?

— Его убили!.. Убили! Проклятые фанатики! — рыдала Ева.

Стивен, казалось, не придавал значения тому, что его невеста столь явно ищет поддержки в объятиях другого. Видя, что привезшие тело лорда крестьяне теряются под гневным натиском Энтони, он стал допрашивать их сам.

Все то же самое, но менее сбивчиво. Простолюдинам было спокойнее разговаривать с помощником шерифа, нежели с метавшим громы и молнии пресвитером. Опять последовал долгий рассказ, как местный пастух Варнава — перепуганного мужичка даже вытолкнули вперед — искал корову мельника. Он забрел в рощу, что на возвышении, там, где тропа к замку сворачивает к проходу у озер. Забрел потому, что ему показалось — за деревьями маячит нечто белое, крупное. Но это оказалась не корова, а белый конь милорда. Он запутался поводьями в кустарнике и не мог уйти. Варнава освободил его, стал уводить, когда наступил на что-то мягкое и непонятное. Присев, он стал шарить в темноте и нащупал лицо. Холодное лицо мертвеца. Со страху пастух убежал, примчался в селение и поднял переполох. Тогда несколько мужчин, захватив факелы, отправились в рощу. Белый конь все еще был там, но уже не на том месте, где Варнава обнаружил труп. Над ним уже стали подшучивать, когда огонь факелов высветил на развилке букового ствола мушкет — дорогой, с серебряной насечкой на стволе. Он был установлен так, что его дуло смотрело в просвет между деревьями, где открывалась тропа. Место там уединенное, дорога скрывается меж деревьев и торфяников. Видимо, кто-то поджидал там убитого. И давно, ибо земля вокруг была основательно истоптана и утрамбована.

Слушая их рассказ, Карл приблизился, оставив всхлипывающую Еву на попечении Нэнси. Он невольно проникся уважением к этим простолюдинам, отметил их наблюдательность и с удовлетворением подумал, что эти люди такие же англичане, как и он. Выходит, не прав был его августейший отец, когда не ставил их ни во что. Ему следует это учесть на будущее. Как и не забывать, чем окончилось подобное пренебрежение для Карла I.

Рассказчик меж тем продолжал:

— Тогда мы поняли, что дело тут нечисто, и Варнава вовсе не напутал с испугу. Начали шарить меж деревьев. И обнаружили его милость, совсем уж холодного и окоченелого — мир его праху. Он был хорошим господином, обычно прощал недоимки в неурожайные годы, и хоть редко приезжал, но каждый мог к нему обратиться на суд. Ну, вот, мы просто уложили его на его плащ и решили нести в Сент-Прайори. Закоченелый он был, что бреано. На коня-то мы не могли его пристроить, вот и тащили. Это ведь не так и далеко… от замка до той рощи. Не по себе нам было — и барона жаль, и Сент-Прайори недоброй славой пользуется, ночью туда никого не впускают. Но привратник, когда понял, в чем дело, сразу открыл ворота.

Король вспомнил о недавних таинственных событиях, жертвой которых стал его спутник. Однако что бы они ни таили в себе, сейчас все отошло на задний план. Он взглянул на Стивена; тот, похоже, рассуждал так же. Он подошел к барону и ощупал его раскинутые руки. Карл с невольным содроганием подумал, что их придется ломать, чтобы тело Робсарта смогли положить в гроб.

— Его убили часов двенадцать назад, если не больше, — заметил Гаррисон. — Вполне возможно, что кто-то из разгневанных фанатиков под утро…

— Нет, — вдруг подала голос Рэйчел и указала на лежавший на тумбе мушкет, принесенный крестьянами. — Отца убили из этого оружия, вот уже несколько дней как пропавшего из оружейной. Стреляли из него не пуритане, а кто-то из замка. Тот, кто заранее взял его и готовился к убийству.

На какой-то миг повисла почти звенящая тишина, даже Ева перестала всхлипывать. Энтони Робсарт прямо-таки взорвался от негодования:

— Что ты мелешь, племянница? Что за греховные, смущающие речи? Кто это мог желать смерти моему брату? Это явно происки фарисеев, каких настраивал против нас пес Захария — да сгорит душа его в аду!

И, ущипнув Рэйчел, добавил тише:

— Угомонись. Не смей говорить лишнего при крестьянах. Тебе что, не дорого доброе имя Робсартов?

— Мне ценна истина, — устало и обреченно вымолвила Рэйчел.

Карл увидел, что Стивен пытается натянуть камзол. С рукой на перевязи это удалось ему не сразу.

— Думаю, мне следует оглядеть место происшествия. Вы проводите меня, друзья мои?

Карлу такая поспешность показалась странной: что надеется обнаружить — или припрятать — Стивен Гаррисон? Да еще сейчас, ночью? Хотя, может, он просто возбужден после всех этих событий — волнительная предыдущая ночь, его дуэль с Джулианом, странный злой дух, скрывающийся в замке. К тому же Карлу не понравилась восковая бледность лица полковника, какой-то горячечный блеск в его глазах.

— Вы никуда не поедете, сэр, — властно произнес он и решительно кивнул, встретившись взглядом со Стивеном. — Во-первых, сейчас это бессмысленно, ночь на дворе. А во-вторых, если вы не отдохнете, у вас начнется лихорадка, и вы совсем сляжете.

Все посмотрели на Стивена. В пылу невероятных и трагических потрясений никто не задумался, откуда у полковника эти ранения. Но Стивен и не желал ничего объяснять. Поглядев на Карла, он помолчал какое-то время, потом согласно кивнул:

— Что ж, прошу меня извинить. Ева, мисс Рэйчел, если вам нужна моя помощь…

— Идите отдохните, мистер Гаррисон, — спокойно ответила Рэйчел. Взгляд ее был каким-то пустым, отрешенным. — Если понадобится, мы пришлем за вами, но это вряд ли случится. Смерти в Сент-Прайори — не такая уж редкость, мы знаем, что делать.

Она отвернулась, не замечая внимательного, почти болезненного взгляда Гаррисона. Он вышел.

Король поглядел на Еву. Теперь, когда первое потрясение прошло, она уже не плакала. Взгляд ее был задумчивым, но уже не полным тоски; казалось, она напряженно о чем-то размышляет, а ее первые рыдания были обычным шоком. Карл и не подозревал, что она придет в такое смятение из-за гибели отца; она всегда казалась ему сильнее, и вдруг — такое отчаяние. Выходит, он ошибался в ней: ведь и из-за сестры она тоже очень переживала. Он глядел на Еву, и сердце его исполнилось нежностью и одновременно печалью. Ведь теперь, когда нет ее отца… Он не стал об этом думать и обратился к Энтони Робсарту, предлагая свою помощь.

Преподобный Энтони явно вновь почувствовал себя главой. Гибель любого из членов его семьи словно только воодушевляла его. Сейчас он быстро отдавал распоряжения: барона, если учесть, что убит он уже давно, следует похоронить как можно скорее, пока тело не подверглось тлению. В Сент-Прайори похороны происходят скоро, но смерть лорда, пэра Англии, не должна пройти незаметно. Следует пригласить на поминки местную знать и окружную администрацию, а также душеприказчиков Дэвида Робсарта, чтобы вскрыть завещание; необходимо отписать в Лондон и в Саутгемптон, сообщить о смерти адмирала. Так что дел предостаточно. Поэтому он быстренько ткнул несколько монет привезшим тело лорда крестьянам и, выпроводив их, занялся делами. Но и своих духовных обязанностей он не забывал и обратился ко всем с успокоительной речью:

— Кто мы такие, чтобы плакать и роптать на то, что допустил Господь? Да, мой брат умер, и я искренне скорблю о нем, как Давид по Ионафану. Но Богу было угодно, чтобы вышло так — да будет благословенно имя Его! На Него лишь уповаем. Он один может ниспослать утешение, когда будет на то Его Святая воля.

Пресвитер, по сути, красовался собой и своей речью и выглядел воодушевленным, как на проповеди. Его слова возымели действие. Державшая до этого себя в руках Рэйчел расплакалась и тихо, как обиженный ребенок, отошла от всех в темный конец холла, словно стыдясь или не желая, чтобы ее утешали. Служанки тоже зашмыгали носами, даже кое-кто из мужчин смахнул скупую слезу. Карл увидел, что Ева глядит на него — беспомощно и жалко. Губы ее дрожали, она словно искала у него поддержки. Карлу стало невыносимо, и он вышел.

Едва рассвело, в замок стали съезжаться приглашенные и выражать сочувствие одетым в траур дочерям покойного. Энтони держался главой семьи, воем приказывал и повелевал. Лишь однажды он обратился к Карлу и начал расспрашивать о странном ночном переполохе. Карл посоветовал узнать все у самих преследователей неизвестного, но Энтони возразил, что те оба спят. Карл знал об этом, он уже стучал Стивену в дверь и навестил Джулиана. Джулиан спал чутко и пришел в себя, едва шпага короля задела о косяк двери. Выглядел лорд неважно. Карл рассказал ему о гибели Робсарта; Джулиан глядел на него, словно не сразу понял, в чем дело. Однако его слова убедили короля в обратном:

— Теперь не владеть вам Вест-Индским флотом.

— Похоже, это обстоятельство вас радует, сударь? — сухо заметил король.

— Меня радует другое, — отметил Джулиан.

Король ушел рассерженный. По сути, лорд Грэнтэм сказал то, что волновало и печалило его самого. Ева. Теперь все будет по-другому. Поэтому он был раздражен и на вопросы Энтони отвечал несколько резко, но затем взял себя в руки и подробнее рассказал о случившемся, Энтони выглядел озадаченным. И смущенным.

— Похоже, мое пэрство начнется с проблем, — вздохнул он.

Карл не придал значения его словам. В замок прибывали люди, и для короля было небезопасно встречаться с ними. Поэтому он попросту уехал, поскакал туда, где нашли тело лорда Робсарта. Он был хорошо знаком с окрестностями, а тропинка между болотом и рощей была как раз тем местом, где он частенько поджидал Еву в их уединенных прогулках по утрам. Этот закрытый со всех сторон участок дороги к Сент-Прайори был идеальным местом для убийства. Карл словно воочию видел, как здесь ехал Робсарт, когда его настигла смерть. По-видимому, барон не сразу упал с коня, а испуганная лошадь, не разбирая дороги, кинулась прямо в чащу молодых зарослей орешника, где то там, то здесь виднелись стволы старых дубов и буков. Тело лорда выпало из седла, конь запутался поводьями в ветвях. Сколько он простоял? Если судить по словам Стивена, убийство произошло рано утром. Тогда конь мог заржать, когда по дороге то и дело проносились всадники. Этого не произошло, возможно, его здесь не было, и, следовательно, барона убили позже, когда все уже проскакали и находились в поместье, а Стивен просто ошибся, определяя время убийства. Однако полковник был человеком военным, не раз видевшим смерть, и он способен определить по трупу, сколько тот пролежал. К тому же конь мог убежать гораздо дальше, а вернуться лишь позже, как лошади возвращаются к телу поверженного хозяина. Тогда все же получалось, что лорда Робсарта убили утром, когда он ехал в замок разузнать, не вернулась ли Рэйчел после того, как спаслась от фанатиков.

Карл старался не думать, зачем забивает себе голову всеми этими, отнюдь не королевскими мыслями. Его ведь не заинтересовала ни таинственность смерти Патрика Линча, ни гибель мальчика Осии, ни трагическая кончина Джека Мэррота. Конечно, они были только слугами. Но даже жуткое убийство Элизабет Робсарт не заставило его разгадывать все эти тайны. Теперь же он словно поставил себе целью докопаться до истины, словно не хотел думать о другом. О Еве Робсарт и о том, что ни о каком браке между ними теперь не может быть и речи.

Он слез с коня и углубился в рощу. Старый дуб с раздвоенным стволом, хорошо видный среди облетевшей листвы кустарников, он нашел быстро. Сухие листья шуршали под ногами короля, когда он приблизился к дереву. Да, развилка была подходящей подставкой для дула мушкета, и вид на дорогу отсюда просто превосходный. Одновременно нижний толстый ствол дуба мог прекрасно скрывать убийцу. Карл поглядел под ноги, земля и в самом деле была утрамбованной. Видимо, убийца не один раз побывал здесь, не зная точного времени прибытия лорда в замок. Наверное, ему было известно, что Робсарт может в одиночку совершать верховые прогулки. Значит, этот человек был близок к барону и хорошо знал его привычки. Фанатик ли это? Украденный в Сент-Прайори мушкет показывал, что такое допущение маловероятно. Убийцей мог быть только человек, имеющий свободный доступ в замок.

Карл еще раз внимательно оглядел утрамбованную землю. Из-за опавшей листвы отпечатки следов было трудно различить, и все же кое-что Карл заметил. Отпечаток каблука. Глубокий, квадратный. Такой обуви простолюдины не носят, это след от дорогого башмака или ботфорта. Карлу стало не по себе от того, что он подумал. Он вернулся к лошади и сел в седло. Время уже было за полдень, когда он миновал торфяники, выехал на дорогу с разрушенным каменным крестом и увидел приближающегося со стороны замка всадника. Стивен Гаррисон, родственник одного из палачей его отца. Встречаясь с ним в Сент-Прайори, он как-то позабыл об этом факте и даже находил некоторое удовлетворение в редких беседах с помощником шерифа. Тот был разумен и обаятелен, хотя, как и всякий пуританин, несколько мрачноват.

Завидев короля, Стивен стал натягивать поводья, сдерживая ход лошади. Карл догадывался, куда он едет. На место происшествия. Но у него сейчас не было желания общаться с полковником, поэтому, лишь чуть прикоснувшись к своей шляпе, он проехал мимо. Карл неожиданно задумался над тем, где бы мог быть Стивен прошлой ночью. Или утром. Ведь в Уайтбридж он прибыл, когда уже рассвело…

Карл не собирался присутствовать на похоронах и потому повернул к конюшне, заслышав долетавшее из часовни пение псалма:

— Краток век у смертного, рожденного женщиной…

Король завел лошадь в конюшню, расседлал ее, потом через служебные ходы прошел в парк. Он машинально направился в сторону пустующего крыла. По смятым кустам Карл догадался, где именно происходила дуэль Джулиана со Стивеном, которую прервало появление загадочного существа. Опустившись на каменный, осыпающийся выступ стены, он задумался. В замке было слишком много таинственного и непонятного. Ранее он не размышлял об этом, очарованный любовью к Еве, теперь эта таинственность стала утомлять и раздражать его. Какого черта? Что он делает в этой забытой Богом дыре? Чем это там так занят Уилмот, что до сих пор не прислал за ним человека? А теперь еще и Джулиан слег. Правда, Ребекка Шепстон говорила, что лорд Грэнтэм скоро поправится — сотрясение мозга опасно лишь на первых порах, и если Джулиан будет пить приготовленные мисс Рэйчел травяные настои и пробудет хотя бы сутки в постели, то вполне сможет восстановить силы для поездки. Она так и сказала этим утром — для поездки. Словно знала, что долго они уже не останутся в замке.

Карла воодушевила эта мысль. Да, он хотел уехать и как можно скорее вырваться из этого круга забвения и несчастий. О Боже, у него ведь столько дел! Столько людей его ждут! Он вспомнил осторожный, чуть суровый взгляд своего канцлера Хайда, беспечный смех герцога Бэкингема, добрую улыбку сестры Марии, во владениях которой он нашел прибежище. Подумал и о заплаканных глазах своей матери Генриетты-Марии. Она, наверное, с колен не встает, молясь о нем, а он застрял здесь, в глуши. Но тут Карл подумал, что еще недавно был так счастлив в этом замке. Так влюблен. Его кровь бурлила в ожидании воплощения самых несбыточных надежд, но сейчас он отчетливо понял, что ошибался. Почему он так поверил в предсказание Мэг? Может, он сам хотел в него верить?

После смерти лорда Робсарта он словно очнулся и понял, что не имеет ничего общего с Сент-Прайори. Все это было будто забытье, золотистый осенний сон, в котором он утонул, спасаясь от кровавых воспоминаний о своем поражении, от угрызений совести и печали о погибших сторонниках. А сейчас…

Он зябко поежился. Холодный ветер срывал с деревьев листву. По небу неслись темные тучи. Мир потускнел. Пришло прозрение.

К нему подбежал спаниель и стал ластиться. Эта умильная мордочка и круглые преданные глазенки внесли некоторый покой в душу короля. И когда он заслышал шаги и шелест юбок, на его лице уже играла улыбка.

Ева Робсарт увидела его из окна и решила поговорить. Ей казалось, что с момента гибели отца Карл словно избегает ее. Она понимала причину этого. Достаточно проницательная, чтобы сообразить, что одних ее чар для сватовства было бы недостаточно, она догадалась, что корабли ее отца стали решающим доводом, отчего Карл Стюарт попросил ее руки. Но погиб отец, а с ним ушел и довод. Осталась лишь страсть, что, словно вихрем, закружила их. На нее Ева делала последнюю ставку. Ведь Карл еще здесь, с ней, и ей во что бы то ни стало надо удержать его. Этим утром она старалась выглядеть особенно привлекательно. Нэнси было велено отполировать госпоже шелком до блеска волосы и тщательно завить их, хоть та и ворчала, что в такой день это просто неприлично. Ева тщательно надушилась, умыла лицо холодным французским кремом, но губы подкрасила лишь чуть-чуть. Она выбрала траурное платье из черного шелка с лифом на китовом усе и очень пышной юбкой. Зная, что черный цвет ее старит, положила на плечи широкий, как пелерина, воротник из белоснежных голландских кружев. Вид ее был несколько нескромен для глубокого траура, и во время похорон она слышала недовольный ропот вокруг, но старалась не придавать этому значения. Разве не была она всегда притчей во языцех? К тому же слезы, что она лила над телом отца, несколько успокоили злопыхателей.

Правда, Ева не знала, так ли уж она горюет об отце, которого не слишком любила, полагая; что тому и дела нет до нее. Она плакала от страха, от того, что теряла слишком многое. Она абсолютно искренне не думала о троне. Ее любовь к Карлу Стюарту была так сильна и неожиданна, что она тревожилась о своей любви, как о боли, от которой нет спасения.

Сейчас, когда Карл улыбался ей, слезы так и хлынули с новой силой. И король кинулся к ней, обнял — он не выносил женских слез.

— Ева! Ангел мой, Ева! Прошу вас… Не надо. Не надрывайте мне сердце.

Она подняла к нему заплаканное личико, зная, что слезы не портят ее. Нос не краснеет, лишь чуть припухают губы, но это ей даже идет. А слезы на длинных ресницах придают ее глазам особое сияние. Она не раз плакала перед зеркалом и нашла, что рыдания даже придают ей нечто волнующее.

— Карл, — произнесла она. — Ваше величество, мой король, имею ли я право просить у вас утешения? Не забыли ли вы свое обещание, свою клятву жениться на мне?

У короля сжалось сердце. Сейчас, когда она в таком состоянии, у него не было сил оттолкнуть ее, сказать «нет» всем ее надеждам. И он лишь ласково привлек ее к себе. Он был таким сильным, высоким, а она трепетала в его руках, как дитя. Красивое дитя. Эти черные ленты в ее кудрях казались столь яркими на фоне золота ее волос. Такой контраст… В душе Карла было то же: боль от утраты надежд на союз по любви и прежняя радость, что он обнимает ее, что она с ним. Да, натура Карла даже в горестях стремилась найти нечто радостное. И сейчас он был рад, что Ева так любит его, что им было хорошо вместе. Было… Где-то в его сознании словно всплыли силуэты кораблей — мачты и паруса. Отныне всегда, когда он будет видеть флот, он станет думать о ней. Ибо он любит ее, но не сможет на ней жениться. Однако это ведь не означает, что они должны расстаться? Почему бы им не быть вместе… без оформления брачных отношений?

Какая простая и радостная мысль! Карл ласково стер слезы со щек возлюбленной.

— Если на то будет воля Божья — мы не расстанемся.

Это не был конкретный ответ, но все же он несколько успокоил Еву. Она попыталась улыбнуться и взяла себя в руки.

— Гости уже разъезжаются. Вам нечего опасаться; когда они справлялись о вас с Джулианом, им ответили, что «Чарльз Трентон» отбыл, а лорд Грэнтэм болен. Больше они не задавали вопросов. В замке сейчас остались лишь нотариус, мировой судья и несколько соседних сквайров, которые в качестве душеприказчиков будут присутствовать при оглашении завещания. Еще там останется Стивен. И как должностное лицо, и… в качестве общеизвестного моего жениха. Отец ведь не успел публично расторгнуть нашу помолвку.

Опять этот жалкий и тревожный взгляд.

У Карла заныло сердце, но он заставил себя улыбнуться и ласково погладил ее по щеке:

— Все в порядке, Ева. Я понимаю. Значит, Гаррисон не уехал?

— Он уезжал, но ненадолго. Сейчас он уже в Сент-Прайори.

Карл чуть кивнул.

Они пошли ко входу. На лестнице король подал ей руку и попробовал пошутить.

— Выше нос, моя прекрасная возлюбленная. Обещаю, что Мое Величество потерпит, если сегодня вы будете сидеть возле «круглоголового» полковника.

Ева поддержала тон:

— Я верю слову моего короля.

Они прошли через то же пустое крыло замка, куда вчера вбежали, гонясь за призраком, Джулиан и Стивен, и миновали полутемную прихожую, глядя лишь друг на друга. Они даже не заметили застывшего в нише стены, одетого во все черное Энтони Робсарта.

Он стоял, не шевелясь, и глядел им вслед широко открытыми, удивленными глазами. Сюда, в эти помещения, он пришел, заинтригованный рассказами о появлении странного существа. Энтони давно понимал, что от него скрывают какую-то тайну Сент-Прайори. Все эти непонятные события, таинственные звуки по ночам — о них молчали, явно не догадываясь, что он что-то заподозрил. Он же волновался, хотя и не имел права выказать этого. Страстно желая стать хозяином замка, он все же чувствовал себя в нем постояльцем, непрошеным гостем. Но теперь-то все изменится, а значит, он должен обязательно разгадать эту тайну. Поэтому, распростившись с гостями и оставив попечителей заботам Рэйчел, он отправился в эти покои. Заметив Трентона и Еву, он на всякий случай притаился в сторонке. Они его не заметили, а вот он… То, что он услышал, поразило его, и он начисто забыл, зачем пришел. «Мое Величество», — сказал Чарльз Трентон. «Я верю слову моего короля», — ответила Ева.

Энтони был оглушен. Чарльз Трентон и… король. В его памяти всплыли тексты всех этих листов с описанием Карла Стюарта: очень высок, смугл, черты неправильные, черные глаза и волосы… Все сходилось. Никто не знал, где скрывается беглый король. А выходит, он совсем рядом, только что он, Энтони, должен предпринять?

Пастор даже икнул от потрясения. В пустых покоях этот звук прозвучал неожиданно громко. Энтони испугался и прикрыл ладонью рот, озираясь. Нет, они уже ушли, он остался один. Медленно, весь во власти мыслей, он стал подниматься по лестнице. Как сомнамбула, он шел по пустынным покоям и, лишь заслышав голоса, остановился. Ему нужно побыть одному и все как следует обдумать. Он подошел к прикованной скамье в нише окна, машинально вытер с нее пыль и сел, глядя перед собой немигающими глазами. Он понимал, какой шанс у него в руках. Как он может выслужиться перед новыми властями, или, наоборот, возвыситься в кругах сторонников монархии. Но что лучше предпринять, он еще не решил.

Почему-то он вспомнил свою жизнь. Никчемную жизнь, в которой его постигало одно разочарование за другим. С детства он чувствовал себя ущемленным тем, что родился в семье младшим. Духовная карьера — единственное, что светило ему. Он с готовностью ухватился за эту возможность, хотя no-настоящему набожным не был — мешало тщеславие и жажда мирских благ. Религия для него служила лишь ширмой, за которой он прятал свое честолюбие, одновременно пытаясь создать себе репутацию рьяного поборника церкви. Сначала католической — ибо это считалось модным и престижным, потом — пресвитерианской, после казни епископа Лода и прихода к власти пуритан. О своих чаяниях он не говорил никому, кроме сестры Элизабет — она-то уж была глупа, как гусыня, и он ничем не рисковал, доверяя ей. Но почему-то все, с кем он общался, относились с явным сомнением к его религиозным речам и откровениям. А его брат Дэвид, который сделал столь блестящую карьеру, даже пальцем не пошевелил, когда он попросил его выполнить свой семейный долг и похлопотать за младшего брата.

— Мужчина должен добиваться всего сам, — только и ответил он.

Презренный негодяй! Как он смел говорить такое? Он, кому все падало прямо с неба! По крайней мере, так считал Энтони. Ведь если бы их старший брат не погиб на дуэли, разве стал бы Дэвид пэром? Так бы и торчал в Ирландии среди этих католиков-полудикарей, на одной из которых он даже женился, породив столь порочное создание, как Ева. Потом все его победы на войне — сколько фамильных земель он распродал, чтобы сформировать свои войска, да и взяток, наверное, надавал немало. А его работа в Вест-Индской компании? Энтони никогда не думал, что успех поднятия ее флота зависел от титанических усилий брата, и считал, что тому просто повезло. И опять же, если он продолжал распродавать земли, то отнюдь не ради работы. Наверняка, чтобы позолотить ручку Кромвеля, у которого аристократия Англии была не в чести. Вон лорд-протектор хоть и разогнал палату лордов, а с его братцем все же был на короткой ноге. А Дэвид, несмотря на все это, так и не ударил палец о палец, чтобы вытащить его, Энтони, из дерьма.

Энтони давно понял, что ненавидит всех, но особенно — свою семью и брата Дэвида. Вот если бы их не стало… Тогда он мог бы отказаться от духовного сана, стать лордом, бароном Сент-Прайори, пэром Англии.

Итак… если он откроет, что его милые племянницы скрывали коронованного врага республики — их сразу не станет. Если же, став пэром, он поможет королю скрыться — трудно представить, какие возможности откроются перед ним, если монархия вернет свое. Энтони зажмурился — ему уже мерещилась должность в Совете короля, орден Подвязки, немыслимые богатства и титулы. Эх!..

Где-то сквозняком захлопнуло дверь. Энтони вздрогнул и очнулся от своих мечтаний. Он встал, оправил одежду. Пора было идти слушать завещание. О своем открытии он пока умолчит. У него еще будет время обдумать, как поступить.

В это время вернувшийся Стивен находился в библиотеке замка. Его рука все еще покоилась на перевязи, но чувствовал себя он уже нормально. В отличие от физического состояния, в душе его царил полный переполох. Разгон фанатиков, дуэль с Джулианом, когда он едва избежал смерти, таинственное существо, прячущееся в Сент-Прайори, неожиданное убийство лорда Дэвида… Стивен был привязан к барону и искренне скорбел о нем. И еще Рэйчел. Неожиданное, слепящее чувство любви к этой милой девушке… их связь. И это в то время, когда Ева настаивает на соблюдении помолвки. А потом известие, что Ева — любовница… короля. У него появился шанс разорвать помолвку, которой он уже не желал, но он ведь обещал барону жениться на Еве. У Стивена голова шла кругом..

Он с трудом взял себя в руки. Итак… Пока он ничего не может разузнать о смерти лорда Робсарта, ему следует сосредоточиться на таинственном существе, прячущемся в замке. Человек ли это? Стивен решил, что человек, или почти человек. И от этого «почти» ему становилось не по себе. Это скрывало в себе опасность и объясняло многое из того, что происходило в замке. Таинственный монстр-убийца, присутствие которого сулит опасность обитателям Сент-Прайори. Стивен подумал о Рэйчел, и сердце его дрогнуло — она знает об этом получеловеке, но молчит. Значит, и она в опасности. Но он разведает эту тайну, даже вопреки ее воле.

Стивен огляделся. Светлая библиотека с ее старинным сводом, готическими окнами и книжными шкафами. В ней было нечто уютное и в то же время таинственное. Сюда рвалось то жуткое существо и здесь исчезло. Сейчас помещение казалось каким-то сумрачным, возможно, из-за пасмурного дня. За окнами шумел опадающей листвой старый парк; по полу пробегали тени. Глядя на них, Стивен остановил свой взгляд на чернильном пятне у люка. Его бы уже давно стерли, если бы все в замке не были так поглощены похоронами. И тут внимание Стивена привлекло нечто другое: пятно было не единственным. Тот, кто разлил чернила, видимо, запачкался в них. Стивен увидел еще несколько мазков на плитах пола на некотором расстоянии друг от друга, словно пола одежды мела по плитам там, где касалась пола. Стивен поежился. Видимо, монстр делал огромные скачки, когда убегал. И следы вели… он уже догадался. К таинственной двери у камина. Он заметил, что на двери нет замка, и это почему-то поразило его. На створке двери тоже виднелись следы чернил, вернее, огромных пальцев. Возможно, впечатление усиливалось оттого, что след был размазан. Стивену стало не по себе, и он невольно положил руку на эфес. Он попытался открыть дверь, но она не поддалась — видимо, была заперта изнутри.

Стивен глубоко вздохнул. Пожалуй, нечто подобное он и предполагал. Тайный ход, ведущий куда-то, к тому, о ком обитатели замка предпочитают умалчивать. Однако если бы не убийство Робсарта, тайна уже была бы раскрыта. Ибо теперь было двое свидетелей, знавших о ней: он сам и лорд Грэнтэм.

Сзади на лестнице послышались шаги, а потом появилась Рэйчел. Сначала она не заметила Стивена, а когда увидела, то отшатнулась, словно хотела кинуться назад к люку. Но он уже увидел, что она держала в руках и поспешила спрятать его за спину — цепь с замком.

Стивен пошел к ней, протягивая руку.

— Давайте, Рэйчел, я помогу вам. В самом деле, намного безопаснее, если эта дверца будет закрыта извне.

Ее пальцы дрожали, когда он брал у нее замок, и сердце Стивена затопила нежность к девушке. Ему захотелось обнять ее, успокоить, сказать, что ей нечего опасаться его, он не враг, и она может рассчитывать на его помощь и поддержку. О небо! Ему еще столько надо сказать ей!..

Пока он вдевал цепь в скобы и подвешивал замок, она молчала. Ключ протянула беззвучно, стараясь избегать встречаться взглядом. Лишь когда он спросил, не желает ли она дать ему кое-какие пояснения, из груди ее вырвался невольный вздох.

— Что ж, придется. Однако, если вы позволите, я бы хотела отложить этот разговор на другое время. Мне надо посоветоваться с сестрой. Пока, думаю, нам стоит пройти в летнюю гостиную. Там мировой судья Эзикиэл Батс и душеприказчики отца. Они ждут, когда все соберутся, чтобы вскрыть завещание.

Они говорили сухо и официально, словно не было меж ними той упоительной ночи, полной страсти, близости, любви. Стивену стало больно. Рэйчел стояла перед ним, прямая и напряженная, как струна, ее черное платье с высоким воротом плотно облегало талию, делая девушку особенно хрупкой, но вместе с тем выгодно обрисовывая контур высокой груди. Стивен вдруг ощутил, как глухо забилось сердце: он по-прежнему хотел ее, она была ему мила, он был влюблен в нее.

— Погодите, Рэйчел, — схватил он ее за руку, когда она хотела уйти. — Ради Бога, погодите! Нам ведь есть, о чем поговорить. О нас.

Она подняла на него глаза, смущенные и страдающие, обиженные и печальные.

— «Нас», мистер Гаррисон, не существует.

— Нет, Рэч, это не так. Милая моя, не отвергайте меня. Я люблю вас, вы любите меня — через это нельзя так просто переступить.

— Но вы жених моей сестры, — ответила Рэйчел с ощутимой укоризной в голосе и слегка покраснела. — А я…

— Я понял, что ваша помолвка с лордом Грэнтэмом не состоится. Вы свободны и…

— Но вы не свободны! — Она вырвала руку из его рук. — Вы связаны с Евой брачным обязательством. И сейчас, когда она в беде, вы не оставите ее!

— Она сама накликала на себя беду! — сухо отрезал Стив.

— О… Вы знаете?

Она выглядела испуганной. Стивен кивнул.

— Да. Я знаю. И это ли не повод, чтобы я расторг помолвку?

— Вы не сделаете этого! — Голос Рэйчел стал непреклонным. — Еве всегда не везло в жизни, ее постигали одни удары. Она храбро держится, но и она может сломаться. Вы же просили ее руки, вы дали слово моему отцу…

Тут глаза ее наполнились слезами, губы задрожали, и она отвернулась. Но едва Стивен попытался ее обнять, она отпрянула. Так Рэйчел и стояла, вскинув голову, всеми силами пытаясь сдержать рыдания.

— Рэйчел, милая моя, — мягко заговорил Стивен, — почему ты всегда думаешь только о других, а не о себе? Нам ведь было так хорошо вместе. И неужели ты не понимаешь, что ты отдала мне, моя чистая, добрая девочка? Ведь это положено отдавать лишь мужу. Теперь, когда я соблазнил тебя и твоя помолвка с лордом Грэнтэмом расторгнута…

— До этого вы также владели Евой, — быстро отрезала девушка. — А то, что было… Что ж, я сама этого хотела. А теперь не хочу. И оставьте меня… ради Бога!

Она резко повернулась и ушла. Стивен стоял какое-то время в пустой библиотеке, чувствуя себя больным и разбитым. Он понимал, что ему не совладать с волей Рэйчел, но упрямо сцепил зубы. Нет, он так просто не откажется от нее. Ему следует поговорить с Евой.

Поговорить сразу ему не удалось. Едва он спустился в галерею, как его позвали выслушать завещание. На правах должностного лица и все еще в качестве жениха Евы Робсарт он должен был присутствовать при этой церемонии. Когда он вошел в летнюю гостиную, там уже собрались все. Несколько пожилых джентльменов, которых покойный лорд Робсарт удостоил своим доверием, судья Эзикиэл Батс, Рэйчел, Энтони, Ева, почти вся прислуга Сент-Прайори, включая нескольких прибывших с лордом Робсартом сопровождающих. Рэйчел сидела чуть в стороне от остальных и нервно мяла косынку. Глаза ее были все еще красны от слез, но с учетом траура в замке в этом вряд ли можно было усмотреть что-либо необычное. Ева выглядела спокойной, указала Стивену на место подле себя и даже попробовала негромко пошутить:

— Взгляни-ка на дядюшку, Стив. Вырядился, подобно Иосифу Прекрасному.

Энтони Робсарт и в самом деле выглядел необычно. Вместо принятых по сану темных одежд на нем был камзол из серого камлота, обшитый золотым позументом. Кружева водопадом ниспадали у него с горла и запястий, а у икр даже нависали над мягкими голенищами щегольских сапожек. Он сидел в кресле, как на троне, важно опираясь на трость с вызолоченным набалдашником.

Меж тем завещание было вскрыто и зачтено нотариусом. В нем отмечалось, что большая часть земель Робсартов была продана во время войн, и сейчас у семейства оставались лишь земли Сент-Прайори — 100 акров земли, 15 акров пастбищ, рыбные озера и охотничьи угодья — земли, вместе с замком дающие титул пэра, а также большой особняк во флорентийском стиле с садом в Лондоне, несколько домов в Саутгемптоне и некоторые владения на севере Англии в Йоркшире. Большая часть состояния Робсартов представляла собой денежные вклады в банках Лондона и на континенте. Сумма была нешуточной, более ста пятидесяти тысяч фунтов стерлингов. Из нее внушительная часть предназначалась в уплату слугам, настолько внушительная, что нотариус, словно не поверив, поправил на носу очки и вновь пробежал глазами по строчкам. Слуги держались невозмутимо, кое-кто даже переглянулся со значительным видом — мол, мы знаем, чего заслуживаем, и лишь толстуха Сабина, уткнувшись в передник, расплакалась. Оставшуюся сумму барон разделил между своими дочерьми и сестрой, ибо завещание было написано еще зимой этого года, когда леди Элизабет была жива и ничто не предвещало ее скорую кончину.

Стивен невольно чуть улыбнулся в усы — он не сомневался, что теперь эти деньги покойной леди приберут к рукам парламентские чиновники. Однако и Ева, и Рэйчел, получившие по сорок с лишним тысяч, превратились в весьма состоятельных леди. Гаррисон украдкой покосился на Энтони: пока что в завещании о нем не было ни слова. Глаза дядюшки расширились, когда он услышал дальнейший текст о том, что несколько тысяч барон выделял на приют для вдов и сирот моряков его флотилии и еще некоторая сумма шла на госпиталь для лечения инвалидов гражданских войн.

«Мое поместье Сент-Прайори, — гласил дальнейший текст, — и остальные мои земельные угодья, равно как и наследственный титул пэра, должны перейти к сыну моему от второго брака Николасу Робсарту, а если он по какой-либо причине не вступит в свои владения, то опекунами Сент-Прайори я оставляю свою младшую дочь Рэйчел и человека, которому полностью доверяю, — полковника Стивена Гаррисона, жениха моей дочери Евы. Если же упомянутый Николас Робсарт в течение пяти лет не предъявит свои права на титул пэра и земли, то пэрское звание должно перейти к моей младшей дочери леди Рэйчел, ибо, как бы ни любил я остальных членов моей семьи, она одна достойна стать пэресой, с передачей титула своему мужу и детям. Подобное заявление обговорено мной с членами парламента и зафиксировано в документах в нотариальной конторе в Лондоне.

Что касается моего брата Энтони Робсарта, то это человек порочный и импульсивный, и я, полагая, что он будет настаивать на получении титула, настоятельно прошу моих душеприказчиков подтвердить мою последнюю волю, чтобы мой брат не получил титула, оставленного моему сыну. Энтони Робсарт решил посвятить себя духовной карьере, и я готов помочь ему в этом, выделив для него и нужд его прихода сумму в размере пяти тысяч фунтов стерлингов…»

— Да будь он проклят! — так и подскочил преподобный Энтони. — Пусть черти зажарят в аду его порочную душу!..

— Ваша милость, — поспешил прервать Робсарта-младшего судья Эзикиэль Бате, — ведите себя скромнее, уважайте память покойного.

— Что?! — почти взвизгнул Энтони. — Этот пес лишил меня всех полагающихся по закону прав и думает, что я успокоюсь его ничтожной подачкой? Чертово семя, разрази его демон! Он обобрал меня, он лишил законного титула! Он не имеет права! Он сдох, как свинья, и теперь я его единственный наследник!

— Так вот почему вы так вырядились? — иронично заметила Ева. — Вы уже считали себя пэром Англии!

— И я им буду! — потряс кулаками над головой Энтони Робсарт. — Пэрство передается по мужской линии, если есть хоть один наследник мужского пола. И Рэч ничего не получит. А Николас… Кто этот Николас, где он? С ним всегда было нечисто, Дэвид не признавал его. И теперь он все оставил этому ублюдку только затем, чтобы отстранить меня! Не дождетесь! — тряс он в бешенстве пальцем перед спокойной Рэйчел. — Ха! Пэреса Рэч! Сатанинское отродье! Ты ничего не получишь, ведьма!

— Сударь, вы ведете себя в высшей степени непристойно, — заслоняя девушку, вступился Стивен.

Но Энтони не так-то просто было угомонить. Он кричал, угрожал, обещал, что потребует пересмотра вопроса о пэрстве в палате лордов, начисто забыв, что при нынешнем режиме она просто упразднена. Когда ему напомнили об этом, он все равно не пожелал сдаваться.

— Вы думаете, что можете отделаться от меня? Не дождетесь! Это я могу устранить всех вас. О, я знаю, что сделаю: я всех вас объявлю предателями и преступниками. Вы лишитесь всего, а Сент-Прайори станет моим.

— Дядюшка, да вы безумны! — возмутилась Ева. — Ваше место в приюте для умалишенных!

— А твое, девка, в портовых кабаках. Или на плахе!

Теперь поведение Энтони возмутило всех. Стивен молча сгреб его за шиворот и хотел выбросить вон, но дядюшка вырвался и отскочил к камину, вытянув руки, словно удерживая Стивена.

— Все! Все! Я умолкаю. — Он перевел дыхание, оправил сбившуюся одежду и даже постарался придать себе солидный вид. Затем вскинул растрепанную голову и процитировал: — «Злой дух пока отступил от Саула». Я удаляюсь, чтобы вы имели время подумать и признать мою правоту.

Он вышел величественной походкой; оставшиеся еще долго с возмущением обсуждали его поведение.

— Он уехал, — заметила Рэйчел, выглянув в окно.

— Скатертью дорога, — оправляя фалды юбки, встала Ева. Она была скорее весела, чем взволнована — поведение дяди лишь позабавило ее. Потом она с улыбкой взглянула на Рэйчел: — Ты станешь пэресой, Рэч. И это верно, как судьба. Видит Бог, ты достойна этого, как никто из нас. И уж тогда-то ты будешь самой завидной невестой в Англии! Видишь, как славно все складывается.

По сути, ее не обидело, что титул, в обход ее, старшей дочери, переходил к младшей. Как бы эгоистична ни была Ева Робсарт, но в глубине души она понимала: Сент-Прайори — это Рэйчел. К тому же сейчас ее волновало нечто другое — деньги. Огромные деньги, что отныне принадлежат ей. Это и будет то приданое, какое она предложит королю.

Она выскользнула из летней гостиной, где все еще обсуждали странное поведение Энтони Робсарта, незамеченной.

— А где сейчас ваш брат Николас, леди Рэйчел? — почтительно обратился к девушке мировой судья Эзикиэл Бате. — Думаю, нам следует поставить его в известность.

Почему-то этот вопрос привел присутствующих в некоторое замешательство. Все глядели на Рэйчел, но она, хоть и побледнела, ответила со спокойным достоинством:

— Николас Робсарт проживает во Франции, в провинции Бретань, у родни своей матушки Бомануаров.

— Бомануаров? — переспросил с беспокойством судья. Его несколько нервное, пухлое лицо вдруг вытянулось. — Бомануаров? — вновь повторил он и нахмурился, словно припоминая что-то. — Это не те Бомануары, сын которых сбежал из родового замка и поджег корабли в порту, а племянник главы рода избил епископа Байе?

Рэйчел надменно вскинула голову:

— Я не знаю, о чем вы толкуете, милостивый государь. Бомануары — это древний, почтенный род, они ходили в крестовые походы под знаменем Людовика Святого и принимали участие в знаменитой «Битве тридцати» в годы Столетней войны. Глупая выходка кого-то из Бомануаров не может опорочить столь прославленное имя. Леди Шарлотта де Бомануар была второй женой моего отца и родила ему сына Николаса.

Ее голос как-то странно звенел, когда она произносила все это, а взгляд так и полыхал.

— Да, да, конечно, — пробормотал мировой судья и вскоре поспешил откланяться.

Стивен подошел к Рэйчел:

— Кажется, Джулиан Грэнтэм тоже родственник Бомануаров? Помню, он говорил, что якобы ничего не знает о вашем брате.

Рэйчел проглотила ком в горле.

— Ради Бога, мистер Гаррисон, не сейчас. Я очень утомлена. Если можно, мы обсудим все позже.

Стивен пристально смотрел на нее и поцеловал ей руку.

— Уже темнеет. Вы и в самом деле утомлены, простите меня. Думаю, мы обсудим все завтра.

Ева нашла короля у Джулиана. Грэнтэм чувствовал себя уже лучше, краски вернулись на его лицо, и ел он с аппетитом. Хотя на голове его была повязка, он уже улыбался и уверял Его Величество, что хоть сегодня готов вскочить в седло и скакать. Однако когда появилась Ева, он сразу помрачнел и сжал зубы так, что на щеках обозначились желваки. Казалось, он еле переносит прелестницу.

Ева поспешила увести короля. Расположившись в одном из покоев, в эркере большого окна, она поведала ему о странном поведении дядюшки, а главное, о том, что теперь она богата, так богата! Она нежно и испытующе смотрела на него, ожидая ответа, и пыталась бодриться, но явно нервничала: пальцы ее чуть дрожали, когда она перебирала складки юбки.

Карл уловил ее напряжение. Он мягко улыбнулся, прижался губами к ее руке, но глаза его остались серьезными. Во-первых, для себя он уже решил, что Ева после смерти Робсарта уже не так ценна для него, а во-вторых, он серьезно задумался над тайной Сент-Прайори в обличье таинственного существа, которого обитатели замка старательно скрывают. В-третьих, Ева так стремилась доказать, что в ней, в ее деньгах, есть какой-то смысл для него, что это навело его на мысль — она не так проста и бескорыстна, как хочет казаться. Сорок тысяч фунтов. Это, конечно, деньги, но для Карла, в сравнении с его планами возвращения престола — лишь капля в море. Все сильно изменилось.

— Ты не оставишь меня, мой прекрасный король? — тревожилась Ева, испытующе заглядывая ему в глаза.

Карл ощутил себя негодяем. Но что значили все человеческие чувства и переживания в сравнении с его высшей целью — вернуть трон отца?

Поэтому он ушел от прямого ответа и расспросил Еву подробнее о тексте завещания. Он поинтересовался, что думает Ева о своем брате Николасе и о том, как скоро он может предъявить права на пэрство. Ева отвечала как-то неопределенно, но у Карла сложилось впечатление, будто она вообще сомневается, что Николас воспользуется титулом отца. Скорее всего этот шаг был предпринят Робсартом, чтобы уберечь для дочери пэрство в связи с ожидаемыми претензиями Энтони. Ева считала, что Рэйчел достойна стать пэресой, даже в обход ее, старшей дочери, и это умилило Карла. Но, с другой стороны, разве Ева не метила выше — на место королевы? Она так убежденно говорила об этом, хотя он сам дал ей повод, попросив ее руки.

Сейчас для короля этот вопрос был наиболее мучителен. Он вновь ушел в сторону и заговорил о загадочном убийстве лорда Робсарта. Кому это было выгодно? Он стал расспрашивать Еву, кто и в какой очередности прибывал в замок в то утро, после мятежа. Она, словно через силу, заставила себя сосредоточиться: сначала прибыл Энтони, затем лорд Джулиан Грэнтэм, который, узнав, что короля все еще нет в Сент-Прайори, тут же уехал его искать и вернулся только с Его Величеством и сопровождающими. Потом приехала Рэйчел, но ее Карл не мог ни в чем заподозрить — не могла же Рэйчел убить собственного отца, даже если со смертью последнего она становилась свободной и богатой. А вот Энтони… Он-то рассчитывал, что с гибелью старшего брата перед ним откроются широчайшие перспективы. Николаса он просто не брал в расчет, так как о том редко заходила речь, да и все считали, что Николас незаконнорожденный. Поэтому Энтони вполне мог, предварительно похитив мушкет, рано утром убить брата. Недаром же он так отвлек внимание всех, заверив, что лорд Дэвид отправился в Эймсбери. Откуда он мог это знать? Может, конечно, он и в самом деле слышал, что барон говорил о поездке за подмогой, но мистера Гаррисона это озадачило с самого начала. Хотя где был всю эту ночь сам Стивен? Он и словом не обмолвился об этом…

Карл сказал ей о своих сомнениях насчет Стивена; Ева выглядела озадаченной, даже испуганной.

— Стивен, конечно, был очень привязан к отцу, но все же его карьера была испорчена, и ничего, кроме места помощника шерифа, ему не светило. С другой стороны, он был моим женихом и мог рассчитывать, что титул пэра достанется не Рэч, а мне. И все же… О, силы небесные!

— Что такое? — забеспокоился Карл, видя, как расширились глаза Евы. Но хоть, слава Богу, она уже не донимала его вопросом об их браке. — Что такое, Ева? — вновь спросил он.

Она вздохнула и повернулась к окну, а король вдруг заметил, какая у нее короткая и совсем не аристократическая шея. И эта вялая складочка в уголке губ, отчего Ева уже не казалась столь прелестно юной. Неужели она теперь не так нравится ему? Или он сознательно выискивает в ней недостатки, стремясь разувериться в чувствах к ней, убедить себя, что их любовь прошла? Но тонкий профиль Евы был по-прежнему чист и прекрасен, а аромат ее духов кружил ему голову.

— Так что тебя взволновало, милая? Ты что-то вспомнила?

— Дело в том, — начала Ева, — что я видела, как метко стреляет Стивен. Я недавно стреляла по голубям, когда ко мне присоединился Гаррисон. Он тоже выстрелил, и метко, без промаха, даже не целясь, попал в мишень. Так как он часто бывал в замке, то вполне мог взять мушкет.

Король подумал о своих утренних подозрениях и о следах, что разглядел на земле. Мужских следах с отпечатком ботфорта. Интересно, во что был обут дядюшка Энтони в ту злосчастную ночь?

За окном моросил мелкий осенний дождь. Было тихо. Карлу стало тоскливо, ему надоел Сент-Прайори с его вечными тайнами и подозрениями. Он хотел уехать.

На лестнице послышались шаги, стук сабо. Кто-то из прислуги. В проеме лестницы появилась Ребекка Шепстон и остановилась, глядя на них.

— Чего тебе? — сухо спросила Ева.

Женщина замялась:

— Мне бы переговорить с мистером Трентоном.

Ева всем своим видом дала понять, что не собирается уходить. Карл же был истинным джентльменом, и ему в голову не приходило отослать ее, да и неожиданное желание прислуги переговорить с ним не вызвало у него особого интереса. Но, услышав пару фраз служанки, он встрепенулся.

. — Сэр, тут прибыл один человек. Прибыл издалека. Он пока остановился в селении у моей кузины Дженни, но заплатил ей, чтобы она устроила через меня ему встречу с вами или с лордом Грэнтэмом. В замок он прийти не решился, так как тут целый день было много людей. Но он настаивает на встрече.

Карл вдруг вспомнил, как уверенно Ребекка Шепстон говорила сегодня, что лорд Грэнтэм скоро сможет пуститься в путь. Видимо, она достаточно проницательна, чтобы понять, что приезжий доставил вести об их отъезде. Карл сразу оживился и стал расспрашивать Ребекку, видела ли она гонца, и если да, то как он выглядит. С ее слов он понял, что это не иначе, как верный слуга Уилмота Роберт Сван.

— Бог мой, значит, старина Уилмот все же сумел зафрахтовать посудину. Скоро я буду на свободе и уеду отсюда.

— А я, сэр?

Ева смотрела на него так, словно от его ответа зависела ее жизнь. Карл вдруг ощутил, как его грудь словно наливается свинцовым холодом. Он попытался улыбнуться ей, но улыбка более-походила на гримасу.

— Я должен уехать без вас, Ева. Сейчас брать вас с собой опасно. Может, потом я пришлю за вами, но не сейчас. Многое зависит не от меня.

В последовавшем за этим молчании она наблюдала за выражением его глаз — виноватых, бегающих — и чувствовала, как умирает ее надежда. Окончилось ее волшебное приключение, все вернулось на свои места. Он стал, как прежде, надеждой роялистов, королем Англии, и она уже ничего не значит для него, она — его прошлое. А его впереди ждет нечто другое, более важное, где для нее не отведено места. Ева вдруг почувствовала себя обманутой и столь одинокой, будто весь окружающий мир погиб, и от него не осталось ничего, только она, бредущая во мгле по опустевшей земле.

— Ева, пойми меня, — умоляюще произнес Карл. — Я, правда, люблю тебя. Но ведь не все в моей власти. А ранее… Пойми, дорогая, что мы не всегда способны рассуждать здраво, когда нами владеют чувства.

— Да, — тихо ответила Ева, и ее глаза и голос потускнели.

Они молчали, глядя друг на друга, но словно не видя: он уже в предвкушении предстоящих дел, она — в ожидании тихого, безрадостного существования, в котором ей придется бороться со своей болью.

Ребекка Шепстон, все еще стоявшая здесь и понимавшая, что этим двоим сейчас не до нее, тихо отошла к соседнему окну и глядела в темную ночь сквозь ромбы стекол. Она первая уловила торопливый стук подков и рассмотрела прискакавшего к крыльцу всадника.

— Кто-то приехал. Похоже, полковник Гаррисон вернулся. Велите принять его, миледи?

Ева все еще пребывала в состоянии прострации, король же заволновался.

— Гаррисон? Что побудило его так скоро вернуться?

Через несколько минут Стивен вошел, точнее, вбежал к ним. Обеспокоенная Рэйчел еле поспевала следом. Свет лампы в ее руке высветил взволнованное лицо Стивена, который тут же кинулся к Еве и Карлу. Вернее, к Карлу.

— Сир, нельзя терять ни минуты. Энтони Робсарт сообщил, что Ваше Величество в Сент-Прайори, и сейчас он будет здесь вместе с бейлифом и его солдатами. Вам надо спешить.

Несмотря на его нервозность, никто не тронулся с места. Король скорее удивленно, чем взволнованно, глядел на Гаррисона.

— Вы… полковник, вы знали, кто я?

— Да, да! Но какое это сейчас имеет значение? Вы в опасности. Мне лишь чудом удалось обогнать их, они явятся с минуты на минуту. Скорее, сир! Вам надо уезжать.

Он почти потащил Карла по коридору, но вдруг остановился.

— Поздно. Слышите? Они уже подъезжают.

Из темноты ночи долетел цокот копыт, лязг металла, голоса. На миг все замерли в растерянности. Но Стивен, видимо, лучше других владел ситуацией. Он повернулся к служанке.

— Ребекка, голубушка, скорее закройте вход в дом. Задержите их под любым предлогом у дверей. Я очень надеюсь на вас. Так, а теперь, Ева, Рэйчел, придумайте что-нибудь. В замке столько укромных закоулков, потайных покоев. Нам надо где-то спрятать ваших гостей. Это для вашего же блага, ибо Энтони готов выдать вас властям за укрывательство короля. Ну же, скорее! Слышите, они уже подъезжают. Рэйчел никак не могла опомниться, слишком многое свалилось на нее сразу за последнее время. Она старалась взять себя в руки, но лишь беспомощно взглянула на сестру.

— Ева, что нам делать? Ведь дядюшка сам из Сент-Прайори. Он знает здесь все, каждую лестницу, каждый переход. — Она едва не вскрикнула, когда снизу раздался громкий стук в дверь. — Ева! — тормошила Рэйчел старшую сестру, словно забыв, что основные решения в Сент-Прайори обычно принимала она.

Ева по-прежнему стояла не шевелясь, неподвижно глядя куда-то вниз. Карл тоже смотрел на нее.

— Я предал вас, Ева. У вас теперь есть шанс предать меня.

— Что за глупости! — возмутился Стивен. — Ева всегда была роялисткой, она не предаст вас.

Карл не ответил, но по губам его скользнула циничная усмешка. Он-то всегда подозревал, что в Еве есть много такого, о чем ее близкие и не догадываются.

Ева медленно подняла голову, в лице ее не было ни кровинки.

— Рэч, надо позвать лорда Грэнтэма. Ах, вот и он. И вас, сэр, поднял этот шум?

Джулиан выглядел взволнованным, его черные волосы являли разительный контраст с бледным лицом и повязкой на голове.

— Клянусь всеми святыми… Что происходит?

— Вас предали, господа. Предал наш благочестивый дядюшка. И теперь вас нужно надежно спрятать.

Ева почти спрыгнула с приоконной скамьи и чуть поморщилась, заслышав визгливый голос Энтони, требовавший впустить их. Потом повернулась к сестре.

— Рэч, пусть Долл быстро пройдет в комнаты гостей, спрячет их вещи.