Маска ангела Казанцев Кирилл

Но то ли усталость брала свое, то ли горе, но соображать голова отказывалась начисто, и мысль эта невольно отодвинулась на край сознания, оставшись там до поры до времени. Еда в горло не лезла, выпивка тоже. Илья кое-как проглотил рюмку водки на поминках и больше к спиртному не прикасался, просто сидел рядом с отцом и ждал, когда все закончится. Закончилось, слава богу, все разъехались, Илья довез отца до дома, поставил машину во двор. Вспомнил, как недавно, всего-то неделю назад, на этом месте стояла «бэха» Макса, и внутри ничего не дрогнуло. То ли перегорел, то ли свыкся с неизбежным, то ли было сейчас нечто поважнее: та самая гильза. Она так и лежала в кармане куртки, Илья сжал ее в кулаке и направился в дом следом за отцом.

Тот ждал его в кухне, смотрел в окно и не обернулся, когда Илья остановился на пороге. Постоял так, потом сел на стул, смотрел на отца, на свое отражение в окне. Часы в комнате прозвенели одиннадцать раз, отец неожиданно вздрогнул, чего за ним отродясь не водилось, и повернулся к Илье. От пожилого, но еще сильного человека осталась оболочка, ссохшаяся и беспомощная, на нее было жалко и страшно смотреть. Руки у отца дрожали, лоб был покрыт испариной, волосы точно поредели, в глаза пасынку он старался не смотреть. Он откинулся к стене и сказал, прикрыв глаза:

— Что же делать? Что нам теперь делать? Как же так…

Он повторял это уже неделю, каждый день по десять или больше раз, и сказать Илье было нечего. Он промолчал, прикидывая, не вызвать ли отцу «неотложку», но решил пока повременить.

— Как все это было? Как? — Отец в упор смотрел на Илью, тот увидел в его глазах слезы и отвел взгляд.

— Бензобак взорвался, — повторил он, — а Макс выйти не успел. Несчастный случай.

Именно так и написали в заключении об отказе уголовного дела полицаи, и теперь Илья точно знал, что тот трассер был единственным. Экспертиза не нашла на теле брата огнестрельных ранений, значит, убийца разделался с Максом одним выстрелом, обрек на чудовищную, нечеловеческую смерть. Гильза неприятно холодила ладонь, Илья разжал пальцы, вытащил руку из кармана.

Отец пристально смотрел на него, не отводил глаз, Илья глядел в стенку. И проморгал момент, когда отец рывком поднялся с места и схватил пасынка за грудки.

— Врешь, — прошептал он, — врешь, зараза. Вижу, что врешь, паршивец. Как? Как он умер? Как умер мой сын?

Илья не пытался вырваться, смотрел в сторону, ждал, когда у отца закончатся силы. Тот встряхнул его еще пару раз и отпустил, повалился на стул, откинулся к стене и расстегнул верхние пуговицы на рубашке.

— Нормально все, — сказал он, видя, что Илья насторожился, — сейчас пройдет. А ты врать так и не научился, как и папаша твой, земля ему пухом. Вот ведь как вышло — ты один, и я теперь один, что делать будем?

Губы его странно скривились, посинели, но через несколько минут все вернулось в норму. Илья стоял у открытого настежь окна и уже намеревался звонить в «Скорую», когда отец отдышался и сказал своим обычным тоном:

— Не хочешь — не говори, потом расскажешь, я подожду. Делать что будешь, спрашиваю? Здесь останешься или в Москву поедешь?

— Не знаю, — честно признался Илья. Он сам не знал, как быть дальше, проклятая гильза не давала покоя, а также окончательно принятое решение никому не говорить о ней. Есть оружие, из которого стреляли, есть человек, нажавший на спуск, есть заказчик, заплативший специалисту, — у цепочки всего три звена, хотя нет, имеется еще одно. Причина, повод, мотив — вот с чего надо начинать. Макс то ли помешал кому-то, то ли перешел дорогу, то ли оказался в ненужном месте в ненужное время. А начинать надо с банка — эта мысль окончательно оформилась пару часов назад, когда Илья еще и еще раз прокручивал в памяти все события того дня. И нашлось кое-что, мелкое и мимолетное, похожее на ту самую соломинку, и настолько незначительное, что и внимания-то не стоит на первый взгляд. Но это лишь на первый, надо только получше приглядеться.

— В Москву вали, — приказал отец и принялся стаскивать с себя пиджак. — Нечего тебе тут делать. Работа у тебя есть, так что иди и вкалывай, я позвоню тебе. Все, топай, топай.

Он махнул на Илью, как на муху, тот покорно поднялся со стула, попрощался и уже вышел в коридор, когда отец крикнул вслед:

— Машину бери, мне она пока без надобности.

Он кинул на стол ключи от «Ровера» и добавил:

— Доверенность у тебя есть, а сейчас иди уже, ночь на дворе. Устал я, без тебя обойдусь. Все, доброй ночи.

И отвернулся.

Илья выехал со двора, благополучно добрался до шоссе и ехал в правом ряду, строго соблюдая скоростной режим. Хотел позвонить отцу, но передумал — тот наверняка пошлет его куда подальше, и будет прав. Старику сейчас нужно одиночество и время, чтобы прийти в себя и набраться сил. Он переживет эту потерю, как пережил уже многое в своей жизни, и никогда не будет прежним, как и все они, кто стоял сегодня у могилы Макса. И на уровне подсознания, интуиции Илья понимал, что отчим ему не поверил, проглотил его вранье во спасение, а сейчас хочет, чтобы пасынок разобрался во всем. Сам разобрался, полностью и окончательно, и тогда не будет нужды лгать и изворачиваться, тогда придет время правды.

Илья еще раз прокрутил мысленно картинку и убедился, что прав: нестыковка, точнее, странность, буквально кидалась в глаза, выпячивалась так, что не заметить ее мог лишь слепой. Первое — почему Макса убили во дворе дома его друга? Место, скажем так, странное, вряд ли Макс часто посещал его, а скорее всего, вообще оказался там впервые. Если принять версию, что брата «исполнил» профессионал, то эти люди ведут себя по-другому: выслеживают жертву неделями, выявляя ее привычки, маршруты и пристрастия, и ждут там, где появление «объекта» гарантировано. А тут сплошная импровизация, игра в рулетку, и надо же — угадал, отработал с первого выстрела. Но есть один момент, что идеально опровергал эту рулетку, — убийца знал, куда поедет Макс, и ждал его в «адресе». Причем место было новым, незнакомым, отсюда помарки в виде тряпки с остатками ружейной смазки и та самая гильза. Похоже, убийца нарочно не озаботился ее поисками, зная, что искать его не будут, но это уже неважно. Важно другое — кто знал о планах Макса на тот вечер, кто дал киллеру наводку. И одного такого человека Илья знал, и хоть предположение выглядело диким до невозможности, но другого не было и подлежало проверке.

Повод для визита в банк даже придумывать не пришлось — Илья пока еще числился сотрудником и запросто преодолел охрану на входе. И дальше быстро пошел по коридорам, ловя взгляды любопытных сотрудников. Его узнали, это несомненно, глядели вслед с интересом и жалостью, хорошо, хоть с расспросами никто не лез, заранее зная, куда и зачем будет послан. До знакомой двери Илья добрался быстро, глянул на табличку. «Пономарева В. И.» — чернела надпись на золотом фоне и ниже старая, та самая, которую он уже видел, — «заместитель председателя правления». Отлично, на место Макса уже посадили какую-то Пономареву, быстро они… Под ложечкой неприятно кольнуло, Илья поморщился и повернул дверную ручку. Эта Пономарева ему без надобности, ему нужна секретарь, та самая очаровательная дурочка, что сидела тогда в приемной и сообщила Максу, кто и где его ждет. Нет, Илья вовсе не считал секретаршу наводчицей, однако девчонку могли просто использовать втемную, и об этом с ней следовало потолковать. Не здесь, понятное дело, в другом месте, куда ее предстояло выманить.

Илья вошел в приемную и никого там не обнаружил, за стойкой было пусто. Сиротливо стоял телефон, рядом выключенный монитор, довольно пыльный, по столу разбросаны квадратные белые листки и сломанный карандаш. Ящик стола был выдвинут, в нем валялись степлер и дырокол, стул на колесиках пропал.

Илья стоял, соображая, как быть дальше. Первоначальный план провалился, девчонки здесь нет, надо найти ее, и найти сегодня же, но как… «Артемьева спросить?» — мелькнула было мысль, и тут зазвонил телефон. Замигала красная лампочка на корпусе, на экране появились цифры, звук становился громче, и тут трель оборвалась.

— Да? — услышал Илья. — Слушаю, говорите!

Из-за неплотно прикрытой двери кабинета доносился женский голос, и звучал хоть резковато, но не раздраженно, а скорее нетерпеливо. Илья приоткрыл дверь, заглянул внутрь. Здесь мало что изменилось за неделю, рыбки никуда не делись, шевелили хвостами и перемещались среди водорослей, «плазма» и стол стояли на своих местах. Исчез диван, у стены стояла огромная ваза с цветами, рядом помещалось что-то вроде этажерки, на ее полках тоже стояли цветы. Кондиционер мягко гудел, работая на обогрев, в кабинете было тепло и пахло духами, свежими и терпкими, но Илье запах не понравился. Он был чужой и неуместный, от него становилось тоскливо, а в голову лезли вовсе уж ненужные мысли о прошлом. Разом накатила злость, Илья вошел в кабинет и увидел у стола девушку лет тридцати или около того. Высокая, в облегающем сером костюме и черной блузке под ним, на «шпильках» потрясающей высоты, подтянутая, движения резкие, быстрые. Трубку она буквально швырнула на аппарат, повернулась к Илье и сложила руки на груди.

— Что вам? — вместо приветствия спросила она. Илья помалкивал, разглядывая ее. Лицо круглое, скулы высокие, глаза серые, тонкие губы сжаты, прическа состоит из темных мелких кудряшек, и это ей очень идет. Брови черные, кожа светлая, но выражение лица — сущая мегера, того гляди, накинется с кулаками.

— Что вам надо? — резко повторила она, Илья шагнул ей навстречу и сказал:

— В приемной работала секретарь, девушка лет двадцати с белыми волосами. Вы не знаете, где она?

«Мегера» осмотрела Илью с ног до головы, еле заметно дернула губами и сказала:

— А вам какое дело? Вы кто вообще, как вошли?

И отступила к столу, потянулась к телефонной трубке.

— Я брат Серегина Максима, Илья.

Меньше всего ему сейчас хотелось раскрывать себя, но девица вела себя как-то уж очень агрессивно, и того гляди, вызовет охрану, а это сейчас ни к чему.

— Что-то вы не похожи… — с сомнением протянула она, глядя на Илью. Тот молчал, гася подступавшую злость, девица отвела взгляд, засунула руки в карманы пиджака и уже мягче сказала:

— Я Пономарева Валерия Игоревна, назначена на место вашего брата. А секретарши нет, она уволилась неделю назад, и мне приходится самой брать трубку, а это очень неудобно.

Все это Пономарева выпалила одним духом, ни разу не изменившись в лице, и явно ждала, когда Илья уберется с глаз долой. Но он не торопился, осмотрелся еще раз и сказал:

— Уволилась? Странно…

— Да, по собственному желанию, — оборвала его Пономарева и коснулась сережки с ярким камнем, принялась теребить ее. — А что здесь такого?

«Ничего», — план рушился на глазах, другой зацепки, кроме секретарши, у Ильи не было, злость ворохнулась в нем, и он едва справился с собой. Уволилась, да еще и неделю назад, как раз на следующий день после гибели Макса, как удачно. Это уже не странно, это подозрительно, если не сказать больше. Уволилась, значит…

Пономарева стояла напротив и постукивала по ладони тонким мобильником. Постояла так немного и повторила:

— Секретарь уволилась по собственному желанию. Если у вас других вопросов нет, то мне больше сказать нечего.

Она прикрыла ладонью рот, сделав вид, что зевает, но в это время внимательно смотрела на Илью. Он старательно не замечал этого, в темпе соображая, как быть дальше. В голову ничего не приходило, все его ставки были на ту бледную девицу, и он продул вчистую.

— Что-нибудь еще? — довольно резко сказала Пономарева, села в кресло Макса, положила ногу на ногу. Илья отвел взгляд и сказал:

— Мне надо забрать вещи брата.

— Вон ящик, — Пономарева показала авторучкой на подоконник, где стояла коробка из-под бумаги. В ней лежали автомобильные журналы, наушники, складной ножик, флешка, толстая книжка на английском и ежедневник. Илья неторопливо перебрал эти вещи, потом повернулся к столу. Пономарева сосредоточилась над таблицами, вдумчиво изучала их и, кажется, не замечала Илью. Но он перехватил ее косой взгляд, заметил, как та дернула плечом, и сказал:

— Извините, но мне нужна эта девушка. Вы не знаете, где ее можно найти?

Ответа не ожидал, действовал наудачу, и получил достойный ответ.

— Понятия не имею! — выкрикнула Пономарева. — Я вам не справочная, я заместитель председателя правления! Зачем она вам? Какое вам до нее дело?

— Надо поговорить, — старательно сдерживаясь, чтобы не заорать в ответ, сказал Илья, чувствуя, что еще немного, и он сорвется. Эта Пономарева — тупая яркая личность, чья-то любовница или жена — другого объяснения, почему она оказалась в этом кабинете, нет и быть не может. Ей ума не хватит картошку пожарить, а уж руководить и подавно. Макс несколько лет этой должности ждал и получил заслуженно, а тут эта кудрявая курица, сидит в его кресле, за его столом… Или ее сюда посадили за заслуги известного свойства, или… Больно странно она себя ведет: орет, срывается и постоянно врет, и врет неумело, хотя кто бы говорил…

— Я ничего не знаю! — уже откровенно визжала Пономарева, она раскраснелась, кудряшки растрепались, прилипли ко лбу, от чего она стала еще привлекательнее. Злость шла ей, как прическа и макияж, и даже резкий голос не портил картинку.

— Уходите, или я вызову охрану! — Пономарева схватила трубку, принялась нажимать на кнопки. Илья быстро вышел из кабинета, прихватив с собой коробку, пошел к лифту. В голове тем временем крутилось одно: дело здесь нечисто. Эта взбалмошная красотка не просто так заняла место Макса, и ей есть что скрывать. Уж очень странная у нее реакция, агрессия так и хлещет, причем защитная агрессия, ответная, так сказать. И плевать бы на нее, но не тянет Пономарева на эту должность, хоть убейте, не тянет, тут не известным местом, а и головой хоть немного работать надо. Да и к чему любовнице богатого человека ходить на работу, спрашивается? Ни к чему, тогда в чем дело? А тут еще и секретарша так удачно «по собственному» ушла, все одно к одному…

Он так задумался, что едва не сбил с ног серьезного молодого человека в темном костюме. Ушел от столкновения в последнюю секунду, пошел дальше, но юноша снова оказался у него на пути, и на этот раз «подрезал» уже откровенно, своих намерений не скрывая. За что и поплатился — по инерции Илья двинул дальше, отдавил парню обе ноги, довольно чувствительно толкнул в грудь, и только после этого остановился.

— В чем… — Илья не договорил. На пути между собой и лифтом он увидел еще двоих, тоже спокойных и серьезных до невозможности. Молодые люди просто стояли в коридоре, пропускали сотрудников и не сводили с Ильи глаз. «По мою душу. Кто ж такие?» — Пока он разглядывал оппонентов, тот самый молодой человек с отдавленной ногой сказал недружелюбным голосом:

— Пошли, тебя Артемьев зовет.

И отошел в сторонку, пропуская Илью вперед, причем, судя по тому, как перестроились двое его коллег, идти предстояло по лестнице. Но невысоко, всего-то на два этажа вверх, и проскочили их единым махом, причем Илья хоть и тащил в руках коробку, но дыхание не сбил и даже на полшага опережал «конвоиров». И в кабинет начальника службы безопасности банка вошел бы первым, наплевав на субординацию, но рывок за рукав заставил сбавить шаг.

— Полегче, — буркнул рослый, очень коротко стриженный юноша, невежливо сдвинул Илью с дороги и первым шагнул через порог, встал у двери. Второй через пару мгновений оказался рядом, затем пропустили Илью, последним зашел юноша с отдавленной ногой и загородил собой выход. Действовали все трое слаженно, быстро, не суетились, друг другу не мешали и «держали» объект так плотно, что Илья ловил на себе взгляды всех троих одновременно. Впрочем, нервничать по этому поводу не стал, вопросов не задавал, а нахально, без приглашения, уселся на единственный свободный стул, поставил коробку на колени и посмотрел на Артемьева.

Он помещался напротив, сидел, привалившись к стене, и крутил в пальцах незажженную сигарету. Илью Артемьев будто и не замечал, целиком сосредоточился на действиях подчиненных и непонятно — довольным остался или личный состав ждала выволочка. Потом глянул на гостя, на дверь, снова на Илью и сказал спокойно, таким тоном, точно они расстались полчаса назад:

— Здорово. Чего пришел? На работу?

В последних словах прозвучала усмешка, но в лице Артемьев не изменился, и оттого Илье показалось, что эсбээшник посмеивается втихомолку. Не обида — злость кольнула сердце, но Илья виду не показал и ответил Артемьеву в тон, то есть без малейшей эмоции:

— Вещи Макса забрал. Ольга просила…

— Понятно. Дай-ка сюда. — Артемьев быстро глянул вбок, и «конвоир», что стоял у двери, молниеносно выхватил у Ильи из рук коробку и поставил на стол перед шефом. Тот сунул в рот незажженную сигарету и подтянул коробку поближе, открыл, полез внутрь. У Ильи перед глазами даже свет малость померк и дыхание на миг перехватило от такой наглости. Но от первого порыва ткнуть Артемьева носом в эту самую коробку, вернее, голову эсбээшника туда поглубже засунуть и подержать с пару минут, чтобы тот понял, как себя в приличном обществе принято вести, удержался и сказал, стараясь не показывать злости:

— Что за хамство, господин начальник департамента. В каком хлеву вас мама родила? Вещи чужие, между прочим, и у них хозяин имеется…. Вам в детском саду не говорили, что чужое брать нехорошо? Или вы, пардон муа, в дикой местности выросли и о хороших манерах только по телевизору слыхали?

Сработало — Артемьев малость обозлился, глаза сощурил, мельком глянул на Илью и принялся перелистывать ежедневник Макса. Брат по старой привычке предпочитал планировать дела вручную, то есть записывал на бумаге самой простой синей шариковой ручкой и при этом таким почерком, что позавидовал бы хирург или терапевт, то есть нечитаемым. В чем Артемьев и убедился, перелистнув пару страниц, потом отложил ежедневник в сторону и сказал, закинув сигарету в угол рта:

— А ты мне не указывай. Скажи спасибо, что повесткой тебя полиция не вызвала, а пока я с тобой по-свойски беседу веду.

Илья напрягся, чувствуя, как изменился тон Артемьева. Эсбээшник смотрел на него в упор и даже в лице переменился при слове «повестка». И взгляд не отводил, ждал реакции собеседника и дождался.

— Спасибо, — сказал Илья и улыбнулся при этом, — век твою доброту не забуду. Но я вот что тебе скажу: есть что — предъявляй, как положено, через полицаев, а нет — так я пойду, у меня дел полно. Заявление на увольнение, сам понимаешь, писать я не буду, придумай что-нибудь сам, напряги фантазию и в кодексе покопайся, там есть пара вариантов. Ну, бывайте.

Илья поднялся со стула, взял ежедневник, положил его в коробку, обнял ее и шагнул к двери. Троица моментально сошлась в «стенку», преградила ему путь, Илья поглядывал на них из-за коробки, прикидывая, с кого бы начать. Сподручнее выходило с самого рослого, он торчал строго напротив и был до краев преисполнен служебным рвением, точно Артемьев им тут проверку на профпригодность закатил, не больше и не меньше. Илья совсем уже было собрался использовать классический ход: сунуть коробку в руки ближайшему оппоненту, ухватить за грудки второго и, прикрываясь от третьего, пробиться к выходу, как из-за спины раздалось:

— Сядь. Сядь, кому сказано. Разговор есть.

На этот раз Артемьев был зол до чертиков, и непонятно, на кого больше — на Серегина-младшего или подчиненных, что так бездарно и близко подпустили к себе противника. Эсбээшник остервенело грыз сигарету, позабыв поджечь ее, и только что ядом не плевался, но держался как мог, изображал спокойствие. Да и ребятки у двери тоже сообразили, что чуть было не допустили роковую оплошность, разошлись, взяв Илью в «коробочку», и тому ничего не оставалось, как вернуться на стул. Артемьев бросил изжеванную сигарету в пепельницу, выбил из пачки вторую, отправил в рот и неожиданно ухмыльнулся. Илья сидел в обнимку с коробкой и ждал, что будет дальше. Артемьеву надо что-то узнать, это к гадалке не ходи, но вот тон, который он выбрал, ничего хорошего не сулит. А раз тон такой, то и козыри, скорее всего, на руках имеются. И не ошибся.

— Ты в курсе, что брат твой деньги из банка выводил? — сказал Артемьев, не сводя с Ильи взгляд. Помолчал, и добавил веско: — Большие деньги. Вором был твой братец, туда ему и дорога…

— Рот закрой. — Илья чувствовал, что губы еле двигаются, а язык точно не свой, присох к небу. Это не злость — ярость в виски ударила, еще немного, и заткнул бы Артемьева любым подручным средством, той же пепельницей, к примеру, а тот реакцию Ильи просек и дальше свое гнул, точно бессмертный или заговоренный:

— Вижу, ты не знал, да я так и думал. К тебе претензий никаких, ты мне вот что скажи…

— Рот закрой, — севшим голосом повторил Илья, и Артемьев неожиданно заткнулся. От двери раздался тихий звук шагов, и можно было не оборачиваться, чтобы понять — троица подошла ближе и контролирует каждый вздох «объекта», и в случае чего быстро его зафиксирует с применением болевых приемов. С одним-двумя Илья бы сладил, возможно, и третьего бы вниманием не обошел, но тут дело было в другом — Артемьев явно что-то знал, уж больно нагло он ухмылялся и даже нашел в столе зажигалку и теперь крутил колесико, стараясь выбить из нее хоть искру. Но ничего не вышло, посему Артемьев зажигалку бросил в ящик, развалился на стуле и сказал:

— Поганые новости, понимаю, но куда деваться. Мне руководство приказало, вот я и разбираюсь. Но ты пойми — я ж это не сам придумал, у меня документы на руках.

На стол легла тонкая синяя папка, Артемьев вытащилиз нее несколько листов, положил на стол, подвинул Илье. Тот подтянул их к себе и сначала ничего не понял — сплошь таблицы, цифры, текст на английском.

— Это список транзакций за несколько дней, а это, — на столе оказались еще три листа, — разрешение на перевод денег. Это фирмы-однодневки, я проверил некоторые — все конторы реально существуют, платят налоги и даже что-то там продают или покупают, не забывая периодически снимать наличку. Схема проста и стара как мир, проверена и безотказна. Сотрудник, давший добро на перевод, получает свой процент, и все расходятся, довольные друг другом. И Макс твой не устоял. Бывает.

Артемьев с истинно людоедским сочувствием смотрел на Илью, а тот как завороженный перебирал листы и смотрел в них, ничего толком не видя. Ничего, кроме подписи Макса, его подписи — это было несомненно, — уверенной, размашистой, «министерской», как называл ее отец. И цифр, несомненно, обозначавших суммы — хорошие, с кучей нулей на хвосте, одной такой циферки простому смертному хватило бы до конца его дней. А всего цифр было несколько, небольшой, но внушительный столбик, под которым стояла знакомая фамилия.

Но, приглядевшись, Илья понял, что Артемьев, мягко говоря, не прав: подпись принадлежала Максу, но сделана была не его рукой. То ли порошок в копире в тот момент заканчивался, то ли бумага попалась не лучшего качества, но линии и буквы были тонкими и прерывистыми, точно их выводили без нажима или перерисовывали детским способом, наложив оригинал и нужный бланк на стекло. И кроме этого было кое-что еще.

— Вранье. — Илья отодвинул от себя бумаги. — Липа это, а не подпись. Это не Макс писал, а кто-то другой, советую тебе в другом месте поискать. Ошибочка вышла.

И сам едва сдержался от усмешки, видя, что попал в точку. Блефовал Артемьев, и ни черта у него не вышло, больше того, судя по его физиономии, он и сам знал, что подпись поддельная, а бумаги подсунул Илье с тем расчетом, что тот еще от горя в себя не пришел. Не знал, что у волковской породы одна особинка есть — тоска и боль инстинкты усиливают, а не глушат, и не только инстинкты, но также зрение, слух и способность соображать, что и сработало.

Артемьев собрал бумаги, пересмотрел их еще раз и сказал:

— Я сам решу, где и что мне искать. Ты мне лапшу не вешай, а то я подпись твоего брата не знаю…

Злость пропала сама собой, точно воздушный шарик в форточку улетел, стало легко и спокойно. Илья покрепче обнял свою коробку, прижал ее к животу.

— Знаешь, как же тебе не знать, тебе по должности положено. Ты на дату смотрел? — показал Илья на документы. — Если нет, то сейчас глянь. Макс, по-твоему, что: чертову кучу денег из банка вывел — на свои счета, разумеется — и в тот же день в своей машине подорвался? На радостях, так, что ли?

Артемьев перекусил сигарету, не обращая внимания на огрызок в зубах, сунулся в бумаги, глянул на дату, на Илью, снова на цифры, снова на собеседника. А тот улыбался, и ничего не мог с собой поделать, уж больно потешно выглядел главный эсбээшник, да еще и в глазах своих подчиненных. И крыть тому было нечем, дату он, может, и видел раньше, но не рассчитывал, что Илья это тоже заметит. А тот постучал пальцами по картонным бокам коробки и сказал, уже без улыбки:

— И этот Стешин, что до Макса тут рулил, тоже деньги воровал? И в ангаре от инфаркта умер, когда сумма приличная накопилась, я правильно понимаю?

Вопрос был из тех, что остаются без ответа, как вышло и в этот раз. Артемьев собеседника даже взглядом не удостоил, собрал бумаги и бросил перекушенную сигарету в пепельницу. Илья наблюдал за эсбээшником, понимая, что раунд этот продули оба: Артемьев явно знал больше, чем говорил, и теперь уж ни за что не поделится, на что можно было бы рассчитывать в случае, если бы Илья проглотил ложь с подделкой подписи. С другой стороны, ничего нового эсбээшнику выведать у Ильи не удалось, угрозы сдулись, перспектива вызова повесткой испарилась.

— Не твое дело. — Артемьев покопался в папке и подал Илье еще одну распечатку. «Выписка по счету» — гласил заголовок из мелких букв, дальше шли строки: номер, дата и сумма, и довольно крупная. И внизу, под таблицей, фамилия и инициалы: Серегин М. В. Илья ничего толком не понял, покрутил листок и положил его перед собой. Артемьев точно этого и ждал, сунул себе в зубы следующую сигарету и малость невнятно проговорил:

— Это выписка со счета твоего брата. Счет открыт пять лет назад в другом банке. Движения не было несколько лет, и вдруг деньги поступили, и — как сам видишь — за два дня до его смерти. Деньги хорошие, я его понимаю, кто ж откажется. Это его процент за подпись, за разрешение левой транзакции и снятие наличных, что-то вроде аванса, так обычно и делается. Что скажешь?

Сказать Илье было нечего, он бессмысленно смотрел в распечатку, на цифры, а те уже буквально двоились в глазах. «Не может быть», — отчаянно крутилось в голове, но это было. Это счет Макса, это деньги, и — прав Артемьев — неплохие. И зачислены незадолго до того злосчастного дня — ну все одно к одному.

Артемьев грыз сигарету, как леденец, с хрустом и наслаждением, смотрел на Илью с превосходством и чуть насмешливо, потом выдал:

— Нечего сказать, бывает. Тогда я скажу — вор твой братец, земля ему пухом. Вор. — Он повысил голос, видя, как Илья подался вперед, но не пошевелился, постукивал пальцами по столу и уже открыто насмехался.

— Вранье, — кое-как проговорил Илья, — и ты это знаешь.

Артемьев изумленно поднял брови, скривил рот и сказал:

— Докажи. Докажи, что брат не вор, или будешь деньги отдавать. Или сядешь за долги, вернее, вдова Макса, когда все продаст.

Тут вся злость куда-то подевалась, чувства разом притупились, точно перед потерей сознания, Илья никак не мог поверить, что это происходит в реальности, и происходит именно с ним. Артемьев врет, как дышит, это понятно, и всерьез намерен свалить все на Макса в полном смысле, как на мертвого. Брату уже все равно, а вот живым еще не все безразлично, в том числе и память о близком человеке. Вор, значит…. Ну, хорошо.

— Это ты докажи, что Макс деньги брал, — кое-как выдал Илья.

— А машину он на что купил? — парировал Артемьев. К разговору он отлично подготовился, и козыри летели у него изо всех рукавов, и влегкую крыли «шестерки» оппонента.

— Не твое дело, — отозвался Илья, понимая, что выглядит полным идиотом, — не твое собачье дело.

— Ошибаешься, — прикурил наконец сигарету Артемьев, — теперь мое.

Вот и все, собственно, у каждой стороны своя правда, разговор зашел в тупик, у эсбээшника на руках все аргументы, а у Ильи, кроме слов и эмоций, — ничего. Чувство такое, что вышел на танк с голыми руками и как-то надо эту махину остановить, но нечем, если только самому под гусеницы кидаться. И тут, повинуясь разом охватившему его порыву злости, отчаяния и бессилия, Илья сказал вполголоса, так тихо, что вряд ли кто-то у двери его бы расслышал, но никого, кроме Артемьева. эти слова не касались:

— А ты знаешь, что Макса убили? Что машина тут ни при чем…

Эсбээшник не шелохнулся, не моргнул и даже в лице не изменился, так и сидел с каменной физиономией, грыз порядком измочаленный уже фильтр и на собеседника не смотрел, глядел куда-то вбок. И тут Илья всей шкурой, каждым нервом ощутил, понял, что Артемьев знает, что это для него не новость, вернее, новость, что брат убитого оказался в курсе. И теперь — по логике — должен задать пару-тройку наводящих вопросов, старательно «держа» при этом лицо, чтобы себя не выдать.

— И кто же его убил, по-твоему?

Голос эсбээшника прозвучал чуть глуховато и, как могло сначала показаться, равнодушно, однако не равнодушие это было, а хорошо скрытое напряжение. Рожа у Артемьева при этом не дрогнула, он спокойно смотрел на Илью, при этом прикусив огрызок сигареты так, что скрипнули зубы.

— Почем я знаю, — отозвался Илья. Заглянул в коробку, поправил примятые страницы ежедневника, закрыл, посмотрел за окно, в потолок, потом сказал как мог спокойно, копируя напряженно-равнодушный тон Артемьева:

— Откуда ж мне знать. Может, ты и убил, раз тебе руководство разобраться приказало. Ты и разобрался как мог. Я, пожалуй, отсюда в полицию пойду, заявление напишу, как положено, а ты жди, когда тебя повесткой вызовут…

И, не дав Артемьеву и рта открыть, добавил, уже едва сдерживая злость:

— Доказательства есть, не сомневайся. Хорошие доказательства, убойные. Думай, как выкручиваться будешь.

Артемьев думать то ли поленился, то ли не захотел и почему-то шепотом, отчетливым и внятным, послал Илью на три буквы. Потом стало очень тихо, так, что залетевшая в кабинет муха, казалось, грохотала по стеклу конечностями и оглушительно жужжала. Илья, оставив любезность эсбээшника без ответа, поднялся со стула и направился к двери. Охранники разошлись перед ним, сделав вид, что в упор не видят ни его, ни коробки, рослый даже глазки в пол опустил. Артемьев голоса не подавал, за спиной было тихо, но в отражении на стеклянной дверце шкафа Илья видел, как эсбээшник следит за гостем, смотрит тому в спину.

В это мгновение Илья пожалел, что проболтался, но тут же решил, что плевать, пусть Артемьев побесится. Он и так знает больше, чем говорит и своими соображениями относительно взорвавшейся машины Макса делиться не собирался. А теперь и вовсе озвереет, получив совсем не ту информацию, на которую рассчитывал, а многие знания, как известно, умножают печаль. Понятное дело, что эсбээшник будет рыть землю дальше, у него два дела, одно другого краше, над ним руководство банка с дубиной стоит, результат требует и деньги свои хочет вернуть, а тому и сказать-то нечего, кроме того, что Стешину тоже кто-то помог, может, и тот, кто Макса на тот свет отправил. И еще кое-что не давало Илье покоя: подпись Макса на платежках, или как там эти бумаги правильно назывались. Кто-то же это сделал, и Артемьев здесь точно не при делах. Но кто тогда? И искать бесполезно, да и незачем время терять, когда можно зайти с другой стороны.

«Семья, родители — никто ничего не знает», — пришли на память слова невольно проболтавшегося коллеги Макса. Семья, родители — вот с кого надо начинать, близкие всегда в курсе всех дел. Со Стешиным пусть Артемьев разбирается, хотя за два месяца особо ничего и не накопал, судя по всему, а вот с Ольгой надо поговорить, пока этот олень со своими подручными до нее не добрался. Благо и повод для встречи имеется — коробка-то с вещами Макса вот она, в руках.

Ольга уже почти пришла в себя, от нее еще неприятно пахло лекарствами, но говорила она без надрыва и так спокойно и отстраненно, что становилось не по себе. Макса мертвым она не видела, и психика женщины точно закрылась от мира этакими подушками безопасности, подбросив версию, что в закрытом гробу лежал не ее муж, а кто-то другой. Или там вообще никого не было, а Макс уехал в командировку и скоро вернется, а не звонит потому, что телефон дома забыл, или там, где он сейчас оказался, проблемы с сотовой связью, и с проводной заодно. Отказать эти «подушки безопасности» могли в любой момент, но Ольга пока держалась, хоть и выглядела жутковато — бледная, некрашеная, похудевшая до того состояния, когда вид отощавшего человека вызывает мысли о тяжком недуге последнего.

Разговор получился коротким — Ольга, как и предполагалось, ничего не знала. Нет, Максу никто не угрожал, все шло своим чередом: дом, работа, дом, отпуск по графику, выезд к родителям, магазины и прочая рутина. Ничего странного, угрожающего или непонятного, все как всегда.

И как ни гнал Илья от себя эту мысль, но стоя в пробке по дороге домой, признался, что придется-таки возвращаться в банк и начинать оттуда, и «объект» будто сам собой нарисовался. Истеричка Пономарева — его последний шанс. Она неспроста оказалась на месте Макса и вела себя странно, если не сказать — подозрительно, то ли злится на весь мир, то ли боится чего-то. Надо бы с ней поближе познакомиться, пообщаться, а сначала со стороны посмотреть, чтобы знать, с кем придется иметь дело. Новый план сложился сам собой, способ разобраться во всех этих нестыковках был только один, старый, добрый и верный: слежка. Ничего лучшего Илья придумать не смог и решил приступить незамедлительно, а именно с сегодняшнего вечера. И точно за десять минут до конца рабочего дня припарковался с торца банка на тихой прилегающей улочке, откуда просматривался вход в банк.

Сотрудники начали покидать офис ровно в восемнадцать ноль один, Пономарева показалась через пять минут. Уселась в красную двухместную «Мазду», ловко вырулила на проезжую часть, удачно разминувшись с трамваем, и покатила к перекрестку. Илья ехал следом, не особо шифруясь, следя за потоком машин и ярким пятном в нем одновременно. Пономарева вела машину аккуратно, держалась правой стороны, не лихачила и вообще вела себя паинькой. Как и серая «Ауди», что держалась немного в стороне. И пока Пономарева крутилась по центру, объезжая пробки, пока добралась до Третьего кольца и перестроилась в правый ряд, включив поворотник, не отставала, но и не приближалась. И когда «Мазда» покатила к сияющему в дождливой полутьме огнями торговому центру, Илья уже точно знал — за Пономаревой следит не только он. «Ауди» лихо прокатила мимо парковки и скрылась из виду, а девушка отправилась не на шопинг, как предполагал Илья, а достала с заднего сиденья большую спортивную сумку и удалилась в дверь под вывеской «фитнес-центр».

Илья постоял немного напротив входа, отъехал в сторонку, вышел из машины и решил, несмотря на дождь, немного прогуляться — что-то ему подсказывало: далеко идти не придется. Так и оказалось: «Ауди» угнездилась у самой дороги, напротив перехода под эстакадой, откуда отлично просматривался вход в фитнес-центр. «Кто ж такие? Артемьевские или кто-то со стороны?» Илья рассматривал «Ауди», а в машине было темно и на первый взгляд пусто. Однако через пару минут опустилось стекло на передней дверце, из окна вылетела багровая искра — догоравший окурок — и упала в лужу. Илья вернулся в машину, немного отъехал в сторону и поставил ее так, чтобы видеть и выход из фитнес-центра, и «Ауди», едва различимую в дождливом полумраке.

Ждать пришлось больше двух часов, и, держась в сотне метрах за «Ауди», «провожать» девушку до дома, новой многоэтажки, удачно вписавшейся на пятачок между старых домов. Пономарева зашла в единственный центральный подъезд и пропала, притормозившая в соседнем дворе «Ауди» лихо укатила, Илья глянул машине вслед, потом на окна многоэтажки. Будем считать, что день прожит не зря — он знает, где проживает Виктория Игоревна, и это ничего ему не дает, ровным счетом ничего. Ах, да, она еще занимается фитнесом, что отлично видно по ее фигуре. И эта фигура интересует кого-то еще.

Через три дня у него было готово расписание, а также излюбленные маршруты передвижения девушки. С девяти до шести она добросовестно присутствовала на рабочем месте, потом отправлялась в спортзал или к косметологу, пополняла запас продуктов в супермаркете, а после в сопровождении «конвоя» из «Ровера» и серой «Ауди» неизменно направлялась домой. Вела себя обычно, если провожатых и заметила, то виду не подала, а Илью во время всех этих перемещений занимал только один вопрос — эти, в «Ауди», его наверняка давно срисовали, но вот подойти и познакомиться не торопятся. То ли стеснительные такие от рождения, то ли им его присутствие безразлично. На контакт не идут, ждут чего-то, Илья тоже решил пока события не форсировать, а подождать, хоть и чувствовал, что долго не выдержит. Обнадеживало одно — с Пономаревой он попал в точку, ей явно есть что скрывать, причем не только от Серегина-младшего, но и от тех, кто ей эту «Ауди» на хвост повесил.

Потом были суббота и воскресенье, большую часть выходных Пономарева провела в спа-центре, потом наступил понедельник, рабочий день прошел, настал вечер. По плану сегодня был косметолог, и точно — «Мазду» Пономарева припарковала неподалеку от салона красоты, куда и направилась. «Ауди» была тут как тут, стояла неподалеку и чертовски нервировала одним своим присутствием. Илья решил, что ждет он еще ровно сутки, а потом этих орлов — их было двое, как успел выяснить, разглядывая силуэты за темными стеклами машины, — как-то спровоцирует, и в процессе общения многое станет на свои места. Хотя чего ждать, Пономаревой не будет часа два, а то и больше, времени вагон, можно прямо сейчас начинать. Лобовой таран будет лишним, а вот «мужики, закурить не найдется?» вполне подойдет. А если в «Ауди» окажутся ведущие здоровый образ жизни интеллектуалы, то можно обсудить цены на нефть или преимущества сицилианской защиты перед староиндийской.

Он потянулся к дверной ручке, и тут зазвонил мобильник, Илья посмотрел на экран — это была Ольга.

— Привет, — сказала она, — я тут вспомнила кое-что. Помнишь, ты спрашивал, не было ли чего странного, подозрительного перед тем, как Макса не стало.

— Да, — насторожился Илья, — помню. А что?

— Воронцов ему неделю перед тем, как… часто звонил, — проговорила Ольга. — Три года из своего Озерска не объявлялся, а тут задергал, два раза на дню названивать взялся. Макс его послал на три буквы, но не помогло.

Фамилия показалась Илье знакомой, он слышал ее раньше, причем именно от Макса, но о чем именно шла речь, вспомнить не мог. Да и не старался, не до того сейчас было — голос у Ольги перехватило, но слез не было, что показалось Илье плохим признаком. Горе нельзя держать в себе, оно должно прорваться, хоть слезами, хоть криком, и тогда станет легче, но Ольга не плакала.

— Сил уже нет, — Ольга точно читала его мысли на расстоянии, — не могу, веришь. И слезы пропали.

Неудивительно после недели кошмара, странно, что она вообще на ногах держится. Надо заканчивать этот разговор, но все же он не удержался и спросил:

— Кто такой этот Воронцов, ты, случайно, не знаешь?

— Знаю, — отрешенно отозвалась Ольга, — хорошо знаю. Они с Максом друг друга ненавидели, кажется, убить были готовы. Ругались так, что мухи дохли, Макс его сволочью называл, тот тоже в долгу не оставался. Потом три года тишина, и вдруг прорвало, целую неделю, каждый день звонки…

Илья распрощался с Ольгой и теперь смотрел в окно, прокручивая мысленно недавний разговор. Воронцов, Воронцов — знакомая фамилия, только когда-то Макс этого Воронцова не сволочью называл, а другом, чего Ольга не помнит, так как брат со своей второй женой познакомился позже. Ну, не другом, а хорошим приятелем, но уж морду бить ему точно не собирался. Но было это давно, после армии или чуть позже… Ну да, точно, они же служили вместе, Макс и этот Воронцов, и после дембеля не потерялись, общались, тем более что пятьдесят километров от Москвы до Озерска не расстояние. И вот те на — убить готовы…

«Не смешно» — Илья сидел в машине, но заводить двигатель не торопился. Не стыковались его воспоминания с Ольгиными словами, ну никак, хоть ты тресни. Три года тишины, и вдруг бац — Воронцов резко пытается возобновить отношения, а Макс на разговор не идет, шлет бывшего сослуживца куда подальше. И через два дня сгорает в своей машине. Или это совпадение, или… Пока ясно одно — Воронцова проверить надо, пообщаться, посмотреть поближе, и уж тогда выводы делать. У него вроде в этом Озерске строительная фирма была, если память не подводит.

А тут и Пономарева показалась в дверях, выпорхнула на крыльцо и направилась к «Мазде», вырулила с парковки и покатила домой. Илья и «Ауди» двинули следом, и так на манер журавлиного клина — Пономарева впереди, «Ауди» на левой полосе, «Ровер» по правой, держа друг друга в поле зрения, прибыли к многоэтажке-«свечке». «Ауди» традиционно дернула с места и была такова, Илья проследил, как Пономарева идет к подъезду и скрывается в нем.

— Завтра без меня, красотка, — сказал он девушке вслед, будто та могла его слышать, — веди себя хорошо. Еще увидимся.

Подумал, что эта «Ауди» за девушкой катается всяко дольше, чем он сам, и вряд ли за сутки что-то произойдет, требующее его срочного присутствия. Да какие там сутки, он за полдня управится, до этого Озерска ехать меньше часа даже с поправкой на пробки. А ехать придется, как ни крути. По дороге к дому Илья скрепя сердце позвонил-таки Ольге, чувствуя себя при этом палачом, уточнил, как найти этого Воронцова и как называется его фирма, и решил выехать завтра пораньше, чтоб вернуться к шести.

«Альянс» она называлась и располагалась недалеко от довольно чистого и оживленного центра города, в новом здании с украшенным мозаикой фасадом. Перед входом помещались фонтан и парковка, почти пустая в половине одиннадцатого утра. Пускали на нее только своих, как сообщил Илье вышедший из будки у шлагбаума бодрый пенсионер. Пришлось припарковаться в ближайшем дворе и после топать под мелким назойливым дождем к входным дверям, напротив которых мок под дождем черный «Лексус». Хозяйский, не меньше, что и подтвердилось через пару минут. Внутри, в холле за стойкой, помещался еще один охранник, молодой и донельзя серьезный. Расспросил Илью, кто такой, да по какому делу, потом принялся куда-то названивать, потребовал у Ильи паспорт, переписал серию и номер в тетрадку и открыл дверь.

— По коридору направо вторая дверь, — напутствовал он и вышел из своей комнатенки, следил за посетителем, пока тот шел по коридору. За второй дверью оказалась приемная, почти в точности, как была у Макса, только вместо хилой блондинки за столом помещалась женщина средних лет, серьезная и неулыбчивая. Из-за монитора она подозрительно смотрела на вошедшего Илью, потом минуты две пытала, зачем гость пожаловал да по какому вопросу, пока Илья не оборвал ее:

— Передайте, что Серегин приехал, надо поговорить.

— Вообще-то Павел Иванович просил не беспокоить, — с сомнением проговорила секретарь, — он занят. Придется вам подождать.

Пока все шло не совсем так, как он себе представлял. Воронцов сидел у себя в кабинете, скрываться не собирался, охранник всего один, да и на того без слез не взглянешь. Убийцы так себя не ведут. Или ведут — ведь стрелять самому не обязательно, можно специалиста пригласить, хоть Воронцов и Макс служили вместе и с оружием обращаться умеют. Разочарование, неопределенность и накатившая вдруг злость искали выход, Илья едва сдерживался. Он глянул на ухоженную злую бабу и как мог спокойно сказал:

— Вы передайте, а он сам решит, ждать мне или нет. Я ж пока добром прошу, но смогу и без приглашения войти.

Это сработало, секретарь подняла телефонную трубку, набрала несколько цифр и после короткой паузы сказала:

— Павел Иванович, извините. Но тут пришел Серегин, говорит, это срочно.

Пауза, потом недовольное ворчание из трубки, которое услышал даже Илья, потом секретарь сказала:

— Можете войти.

— Спасибо.

Он прошел ко второй двери, открыл ее и оказался лицом к лицу с Воронцовым и сразу узнал его. Владельца «Альянса» несколько лет назад он видел в ресторане, где отмечали юбилей Макса. Народу была тьма, но Воронцов постоянно терся неподалеку от именинника и на правах лучшего друга постоянно прикладывался к рюмке, быстро напился до изумления, причем до такого, что заорал «горько!». Тогда его по-быстрому отправили домой отсыпаться, и еще Воронцов в тот год был и стройнее, и моложе, а сейчас перед Ильей стоял крупный высокий мужик с чуть вьющимися седыми волосами и пристально смотрел на вошедшего. Илья остановился, закрыл дверь и только собрался пройти вперед, как Воронцов преградил ему дорогу.

— Чего надо? — Он глянул настороженно и зло, и даже чуть согнул руки в локтях, точно приготовился к драке. Илья чувствовал, что окончательно сбит с толку — такого поведения от Воронцова он не ждал, хотя и сам не мог точно сказать, на что именно рассчитывал. Однако с рукопашной решил повременить и сказал:

— Я Серегин Илья, брат Макса.

Воронцов отступил на шаг, сдал часть позиции, Илья этим немедленно воспользовался и оказался точно напротив Воронцова. Тот недоверчиво глядел на гостя, осмотрел его с ног до головы и пробормотал:

— Что-то вы не похожи. Ладно, говори, чего надо. Я все отдал, как договаривались. Что еще?

Все стало на свои места, Илья понял, что здесь мимо, он зря притащился в Озерск и только время потерял. Ничего ему тут не светит, Воронцов не убийца, это понятно, можно уходить. И все же медлил, осматривался, глядел то на выстроенные в строй разноцветные фиалки на широком подоконнике, то на иконы в углу над шкафом из светлого дерева, то на фотографию самого Воронцова, молодого и темноволосого, с «АК» в руках и зверской рожей, означавшей «смерть врагам». Воронцов проследил взгляд Ильи, нетерпеливо топнул и сказал недовольно:

— Что надо, говори, у меня дел полно. Говорю же, я все отдал…

— В смысле — все? — перебил его Илья. И тут дошло, что Воронцов мало того что не при делах, он вообще не знает, что Макса уже нет. Ну, да, откуда, ведь трубку брат не брал, а если и брал, то слал бывшего лучшего друга на три всем известные буквы. А Ольга домашний телефон после гибели мужа вообще отключила, говорила, что постоянно ждет звонка, как тогда, в тот день…

— Все, значит, все, — огрызнулся Воронцов и шагнул навстречу Илье, тесня его к двери, — не твое дело. Брат твой в курсе, и зачем тебя прислал — непонятно. Мог бы и сам приехать или хотя бы трубку взять. Ведет себя как дурак…

— Макс умер, — перебил его Илья.

Воронцов застыл на месте, уставился на Илью, потом ухватился за узел своего галстука, потянул с силой, помотал головой и забормотал растерянной скороговоркой:

— Черт, как же так… быть того не может, мы ж с ним ровесники… Как умер, когда?

Воронцов уже пришел в себя и снова наступал на Илью, почти прижал к стенке, потом опомнился:

— Извини, я сразу не сообразил… Прости, садись куда хочешь.

Он выдернул из-под стола сразу два стула, уселся в свое кресло, посмотрел в окно, поднялся, снова сел, глянул на Илью и тяжело вздохнул. По всему видно — Воронцова новость, что называется, убила, он даже побледнел, рассеянно схватил ручку и застучал ею по столу. Потом отбросил ее и повторил:

— Когда? Как?

— Две недели назад, — сказал Илья, — несчастный случай. ДТП.

Решил, что официальной версии будет достаточно, да Воронцова подробности и не интересовали. Он перекрестился, глядя на свое фото, снова схватил ручку, принялся терзать ее в пальцах, щелкал колпачком. Потом пробормотал, не глядя на Илью:

— Кошмар, боже мой, какой ужас. Ты прости меня, я не знал… Я звонил, но он меня матюками крыл, да и только. Но я все отдал, все, вот перед богом клянусь. Царство Максу небесное, вечный покой…

Он трижды перекрестился, и на этот раз в правильном направлении, строго на шкаф.

— Что отдал-то? — спросил Илья просто так, чтобы не молчать.

— Да деньги должен я ему был, раньше никак не получалось. Да он и не требовал, но я всегда долги отдаю, — растерянно проговорил Воронцов, и вдруг оживился, схватил мышь, повозил ею по коврику.

— Погоди, погоди, я тебе все покажу, — бормотал хозяин «Альянса». Галстук он решительно сорвал, кинул на пустой соседний стул и щурился в монитор. Чертыхнулся, ухватился за телефонную трубку и рыкнул в нее:

— Наталью мне вызови, с платежками! И быстро, бегом! Через минуту чтоб здесь была!

Кинул трубку на место и тоскливо, в точности, как больной пес, посмотрел на Илью:

— Я звонил Максу, хотел деньги ему в руки передать, а он все тот случай помнит… Обозвал меня разными словами и трубку бросил.

В дверь постучали, Воронцов крикнул «войдите», и в кабинете оказалась женщина, больше похожая на подростка. Худая до нездоровой бледности, невысокая, с короткими светлыми волосами, она обнимала обеими руками толстую папку и едва не падала под ее тяжестью.

— Наталья где? — буркнул Воронцов. — Она же платежками занимается…

— Я вам сама все покажу, — неожиданно твердо, даже решительно сказала женщина, положила папку на стол и развернула ее в нужном месте, ориентируясь на яркий стикер.

— Вот платежка, вот реквизиты, вот подтверждение банка, — говорила она, — все в порядке, указанная вами сумма была перечислена на счет Серегина Максима Васильевича в тот же день…

Илья поднялся со стула, заглянул в папку и своим глазам не поверил: это была та самая сумма, те деньги, в которые, как щенка носом, его тыкал Артемьев. «Его процент, предоплата за разрешение транзакции, аванс. Все так делают…» Ага, все да не все. Ну слава тебе, господи, не зря прокатился, и теперь есть что эсбээшнику предъявить.

— А можно мне копию? — попросил Илья, и требуемое получил незамедлительно. Женщина с папкой ушла, Воронцов же открыл сейф у себя под столом, достал оттуда бутылку коньяка, две стопки и сложенный вчетверо лист бумаги, подал его Илье.

— Расписка, — пояснил он, — там все сказано. Читай.

Илья развернул бумагу, и точно — это была расписка в получении денег от Воронцова П. И. В том, что он обязуется вернуть Серегину М. В. деньги в сумме… Дальше шла собственно сумма, цифрой и прописью, дальше стояли две подписи — брата и Воронцова — и дата пятилетней давности.

— Я тогда крепко влип, — сказал Воронцов, держа в руках коньяк, — только раскручиваться начал, заказы хорошие пошли. Слушай, давай помянем Макса, а то как-то не по-русски… Жаль, что так вышло, не успели мы с ним поговорить по-человечески. И я хорош, и он тоже…

Воронцов свернул бутылке «голову» и нацелился на стопку, что стояла напротив Ильи.

— Я за рулем, — отказался он, Воронцов кивнул, налил себе стопку и выпил до дна, как воду, даже не поморщился. Потом налил вторую и проговорил:

— И тут бац — несчастный случай на стройке, у лифта трос оборвался, летел он с шестнадцатого этажа, а внутри трое работяг. Насмерть, разумеется. — Он выпил половину рюмки, и тут его проняло. Воронцов покривился, выдохнул, взъерошил волосы на голове, пригладил их и снова тоскливо посмотрел на Илью:

— Прикинь, что тут началось. Мне теперь Армагеддон или Третья мировая не страшны, я такое пережил… Всем платить пришлось, сам под статьей ходил, полконторы сбежали — зарплату платить было нечем, еле наскребал на минималку. Всем платил, всем — и ментам, и врачам, и прочим контролирующим, чтобы все как неосторожность оформить. В общем, сделали им нахождение на объекте в нерабочий день в состоянии алкогольного опьянения, свидетелей нашли, тоже, понимаешь, не бесплатно. Потом родственникам пособия, двоим до сих пор плачу, и за квартиру, и за институт ребенку. Еле-еле отбился тогда, думал, хана мне. Деньги искал где мог, многие отказали, кто-то процент зверский заламывал. А Макс сразу дал, сколько надо, отдашь, когда сможешь, сказал. Я ему расписку, а он мне — засунь ее себе куда-нибудь туда. Ну я и засунул, в сейф. Забирай, если хочешь, мне она без надобности.

«А мне пригодится», — Илья сложил листок, убрал в карман куртки вместе с копией платежки. Все, один вопрос решен, есть, чем отбиться, как Воронцов говорит. А тот накатил третью, и уже пьяными глазами глядел на собеседника, качал в пальцах пустую стопку и любовался на свои фиалки.

— Только я Максу правду не сказал. Наврал, что на развитие деньги нужны, чтобы конкурентов обставить. Если бы не он, я бы сел тогда, а фирма моя сдохла… Но Макс поверил, а потом откуда-то узнал про тот случай, позвонил, скотиной назвал и еще разными словами. И как в воду канул. Ну а что мне было делать, что? И про долг он не вспоминал, а деньги хорошие. Я как поднялся, сразу решил расплатиться, а он за свое… Нет, погоди, ты мне вот что скажи…

Илья уже шел к двери, не обращая внимания на пьяного Воронцова. Странно, как быстро его с трех рюмок развезло, или в бутылке был не коньяк, а, к примеру, спирт медицинский? Да какая разница, чем он там накачаться решил, ехать пора.

— Сволочь, ты, говорит, Ворон, и паскуда, — жаловался Воронцов в спину Илье и даже увязался за ним по коридору, вышел на крыльцо и там наконец отстал. Илья сел в машину, завел ее и проехал мимо «Альянса». Воронцова не было, там вообще было пусто, даже «Лексус» исчез. «Конечно, сволочь, — подумал Илья и поехал к выезду из города, — но это не мое дело. Я тебе не судья». И до того тошно стало на душе, тошно и горько, точно один день в себя всю тоску и гадость вобрал, что по норме на год положена, уж больно не ко времени всплыла эта старая история. Грело одно — Артемьев теперь утрется и слова свои насчет «деньги отдавать» обратно возьмет, как миленький. Выходило, что не зря все-таки прокатился, но дальше-то что? Снова за этой красоткой кататься, других вариантов нет, тем более там что-то интересное намечается.

По списку у Пономаревой сегодня был фитнес, Илья, уже знавший маршрут, готовился перестраиваться в левый ряд для поворота и вдруг заметил в зеркале заднего вида «Мазду», которая ехала прямо. Проскочила за «маршруткой» и пропала в потоке, раздались раздраженные гудки — на светофоре загорелся зеленый, и Илье пришлось поворачивать. Шедшая слева и немного позади «Ауди» вообще куда-то пропала в этой кутерьме, Илья не видел ее, да и высматривать времени не было.

Пока нашел место, где развернуться, пока гнал назад — прошло минут десять, сущие пустяки, но «Мазду» он потерял, и ничего не оставалось, как тащиться в потоке до светофора. Машин было полно, ползли они еле-еле, Илья злился и на себя, и на погоду — снова шел дождь, — и на Пономареву, так ловко ускользнувшую от него. Поток машин остановился, Илья осматривался по сторонам. Ничего интересного — тротуар, фонари, люди с собаками и без, подсветка витрин магазинов, огни отражаются в лужах, лобовое стекло мокрое от дождя. Он включил «дворники» и тут краем глаза заметил припаркованную вдали от дороги красную машину, ее почти скрывали кусты, еще не облетевшие, и над ними виднелась только крыша. Вероятность была ничтожно мала, но Илья свернул при первой же возможности и вернулся к парковке, проехал мимо, остановился, посмотрел в окно.

Это была «Мазда» Пономаревой, она мокла под дождем рядом с черным «Ниссаном», и эту машину Илья видел раньше, номера были ему знакомы. Как и хозяин — коллега Макса, тоже заместитель кого-то там в правлении, молодой человек по фамилии Андреев, который и сказал тогда про Стешина. «Ауди» поблизости не оказалось, то ли потеряли ее соглядатаи, то ли — что вероятнее — довели до места и бросили, решив почему-то сегодня не провожать Пономареву до дома.

Илья еще раз глянул на машины, потом на здание, которому и принадлежала парковка. «Отель «Сюита» — гласила вывеска над входом, за стеклянной дверью просматривалось фойе и охранник внутри, второй курил на крыльце и смотрел на «Ровер». Заведение, судя по внешнему виду и расположению, было не из дешевых — отремонтированный особняк в тихом центре Москвы, торцом выходит на узкую улицу и сквер за ней, фасад смотрит во двор. Рядом еще один дом, тоже старый, многоэтажка еще сталинских времен, выстроенная буквой «г». Машины, детская площадка, клумбы, кусты вдоль дороги — все чисто и ухоженно, и очень тихо, даже камерно, можно сказать.

На крыльцо «Сюиты» вышел второй охранник, они оба уставились на машину, Илья отъехал в сторонку, сделал вид, что говорит по мобильнику, а сам соображал в темпе, как связать эти две машины и отель. Получилось легко и непринужденно — у Пономаревой на сегодня назначен другой фитнес с другим тренером. Номера в этом «спортзале» наверняка дорогие, но ребята могут себе позволить отдохнуть с комфортом, топ-менеджмент, как-никак. И еще: она его к себе не зовет, он ее тоже, встречаются на стороне. Высокие отношения, не иначе, или им остроты ощущений стало не хватать? «Порадуемся за людей», — Илья проехал мимо охранников, развернулся и покатил обратно. На сегодня он свободен, а завтра все начнется сначала. Похоже, ребята в «Ауди» все это знали и видели не в первый раз, потому и ждать не стали, хотя странно, конечно, — что это за слежка, когда клиента бросают в самый, можно сказать, интересный момент? Ну, им виднее… А ведь скоро неделя, как он таскается за этой куклой, а толку ноль, ничего, кроме этой «Ауди», на нее надо переключаться. Или сначала секретаршу Макса найти, с ней поговорить? А как ее без Пономаревой найти, не взламывать же кабинет отдела кадров, в самом деле. Хотя это мысль…

Вход в «Сюиту» остался позади, охранники убрались с крыльца, Илья повернул вправо, чтобы объехать здание, и тут с парковки донесся вой сигнализации. В тишине он прозвучал как-то очень уж резко и внезапно, Илья обернулся — это вопила «Мазда». Огонек под стеклом моргал красным, сирена то выла на одной ноте, то переливами, напоминавшими сигнал о начале воздушного налета. И насколько видел со своего места Илья, рядом с машиной никого не было, да и быть не могло — парковку окружал двухметровый забор-сетка. «Мазда» продолжала рыдать, Илья вышел из машины и, стараясь держаться в тени, пошел обратно, остановился недалеко от входа, всмотрелся в полумрак, как и охранники, что снова оказались на крыльце.

Освещение здесь имелось, аж два фонаря по обоим краям парковки, третий не работал, вернее, жил своей жизнью, то включался, то отрубался, потрескивая при этом. Странно, но еще пару минут назад здесь все было в порядке, «Мазда» стояла на ярко освещенном пятачке, как и «Ниссан» поблизости, а теперь машины оказались в темном пятне. «Мазда» все еще надрывалась, Илья отбежал во двор дома напротив и посмотрел на окна «Сюиты». Одно, третье с краю на втором этаже, до этого темное, неярко осветилось, шторы приоткрылись, и за ними показался силуэт человека. Мужика, голого по пояс, с протянутой рукой. Он помаячил так секунд десять, и «Мазда» заткнулась, охранники постояли еще с минуту и убрались в холл.

Илья не трогался с места, глядел то на темное окно «спортзала», то на парковку. На ней по-прежнему никого не было, не подъезжали новые машины, никто не слонялся рядом с ними, фонарь в центре дрожал и потрескивал, точно выплевывал порцию бело-синих лучей, и отключался. Минута, две, три — ничего не происходило, пошел мелкий дождик, капли попали за воротник, Илья поежился, но уходить пока не собирался. Чего ждал — сам объяснить не мог, просто чувствовал, что это еще не конец. И не ошибся — раздался глухой шлепок, точно упало что-то мягкое и тяжелое, и «Мазда» снова заверещала на все лады. «Интересное кино», — Илья подошел поближе, стараясь не пересекать границу света и тени, смотрел по сторонам и на третье слева окно, разумеется. Андреев ждать себя не заставил, и как истинный джентльмен, снова пришел своей даме на помощь и дистанционно велел «Мазде» заткнуться. На сей раз все длилось секунд пять: на вой сирены открылись шторы, за ними показался человек, и стало тихо, охранники даже не успели выйти на крыльцо. Штора задернулась, свет больше не зажигали.

Илья выждал еще немного, выбрал самый темный участок и перебрался через забор, побежал вдоль него, прячась за машины. Добрался до «Ниссана», присел на корточки, осмотрелся. На ровном мокром асфальте ничего подозрительного не усматривалось, Илья подобрался к «Мазде», обогнул ее с кормы, и тут на глаза попалась бутылка. Обычная пластиковая, поллитровая, до половины налита чем-то темным. Как вблизи оказалось — пепси, если верить этикетке. Илья трогать ее не стал, обогнул машину и наткнулся на вторую бутылку, точно такую же, только с водой. Она валялась неподалеку, у забора, видимо, отскочив при ударе о капот, или куда она там попала. А летела она — Илья осматривался, глядя снизу вверх, — скорее всего, с крыши или верхних этажей дома напротив, чьи окна смотрели на парковку. «Детишки балуются?» — Он смотрел на темный силуэт здания, нависавший над «Сюитой», и ничего, понятное дело, не разглядел. Пробрался вдоль забора обратно, перелез во двор, надеясь, что остался незамеченным, и сел в машину. В общем, он все узнал, можно уезжать, однако Илья не торопился. Фонарь, бутылки, сигнализация — ряд был нелогичен до безобразия, это был даже не ряд, а бессмысленный набор фактов, что-то из области про теплое и мягкое. Рассудок старался, тасовал эти факты, как колоду, крутил так и этак, подгоняя фрагменты друг к другу, но получалось не очень. Вернее, получалось, но до того странно, что Илья решил посидеть в машине и посмотреть, что будет дальше.

Глава 3

Страницы: «« « 12345678 » »»