Герой иного времени Брусникин Анатолий
– Ты что ли, Галбацы? Помнишь меня? Я Масхуд. Зачем от нас уехал? Дауд-бек на тебя злился, догонять хотел. Но теперь у нас Рауф-бек, так что бояться тебе нечего. Это сколько же лет прошло, а?
Наверно аварец ответил, сколько, но Зара на него уже не смотрела. Она разглядывала старика. Тот был хоть и седой, но не сильно старый. Он молчал, сидел в седле неподвижно, дожидаясь, чем закончится разговор. По лицу было видно, что он старший, а этот Галбацы при нем.
Масхуд сказал:
– Бека нет. Скоро будет. Может, завтра. Или послезавтра. Живите пока тут. Лепешек, баранины принесем. Вода – вон течет.
Это обычай такой: гостей первые три дня ни о чем не спрашивать. Пусть люди отдохнут с дороги.
Для этого перед воротами стоял гостевой дом. С коновязью, а окна – из настоящих стеклянных кусочков. Чтоб приезжие видели, как хорошо живут в Канлырое. В самом ауле стеклянные окна были только в доме Рауф-бека. Каждую хрупкую пластинку привезли издалека, обернув в козий пух. Некоторые побились или треснули, но их все склеили прозрачной смолой. Зара любила смотреть, как на этих прожилках подрагивают разноцветные лучики.
Огалай ушел по Дороге Костей за едой, Масхуд остался на вышке, рядом с билом. Чуть что – ударит тревогу, дернет за веревку – ворота закроются. Такой порядок. А то под видом гостей могут ведь и враги нагрянуть.
Очень хотелось Заре посмотреть, что приезжие будут делать. Она спряталсь так, чтоб Масхуд о ней не вспомнил. Обежала вокруг дома, привстала на цыпочки, стала подглядывать.
Абреки сначала, как водится, занялись лошадьми. Потом вошли внутрь, огляделись. Галбацы повернулся к востоку, забормотал молитву. Нестарый старик молиться не стал. Он снял шашку, отстегнул чехол с пистолетом, потом развязал афыцыра. Зара покачала головой: видно, совсем неопытные в охотничьем ремесле люди. Не надо пленного развязывать, пока он не в яме. Вдруг накинется?
Но урус был смирный. Он сказал что-то на своем языке, непохожем на человеческий. Сел. Снял белую круглую шапку. Волосы у него оказались золотые, как у пленной урусим, которую Рауф-бек привез двенадцать дней назад.
Это было необычно, что он вернулся с охоты, захватив такую скудную добычу – всего одну замотанную в бурку женщину. Но вид у аталыка был довольный. Рауф-бек сказал нане: «Аллах послал мне выгодное дельце. Урусим эта досталась легко, а денег за нее уже заплатили, много. Посели ее в доме Дарихан, тепло одень, хорошо корми. За это потом еще заплатят».
Зара смотрела с любопытством, но без большого интереса. Пленных она повидала много. Правда, обычно их в зиндан сажали, а не селили в доме. Ну-ка, что там, под буркой?
Но когда аталык вынул бледную, полумертвую от страха девушку в рваном платье из плохой, тонкой материи, Зара обмерла. Волосы у пленницы были точь-в-точь такие же, как у Назифы!
«Только ты меня узнай», – сказала Назифа из-под земли. Уж не она ли это явилась с того света, а золотые волосы – знак? Лицо, правда, было совсем другое. И годами урусим была немолода, лет двадцати. Но все знают, что после смерти лицо человека меняется, а каждый день, проведенный в царстве мертвых, равен земному месяцу.
Ни на шаг не отходила Зара от девушки с волосами Назифы. Пленницу повели в маленький дом, стоявший в глубине двора. Там раньше жила Дарихан, она умерла, потому что не смогла разродиться. Потом Рауф-бек собирался поселить туда Назифу. Так дом и остался пустой. Единственное окно закрыли ставней, на дверь снаружи приделали засов – получился тот же зиндан, только сухой и чистый. Зара подсматривала внутрь через узенькие оконца восточной стороны. Они были проделаны, чтоб утром делать намаз в ясных лучах восходящего солнца.
Вот в комнату втолкнули урусим. Она забилась в угол, вся сжалась. Нана поставила перед ней простоквашу, положила лепешку – девушка к еде не притронулась, хотя Рауф-бек сказал, что она два дня ничего не ела, не пила.
– Какая ты грязная, трясешься вся в своей тряпке, плечо голое торчит, – покачала головой нана. – Нужно привести тебя в приличный вид. А то стыдно будет возвращать. Скажут: «Жадные какие. Выкуп большой взяли, а даже одеть не могли».
Пленница не поняла и заплакала. Наверно, нана с ее горбатым носом и висячими щеками показалась ей злой ведьмой.
Пришли женщины, стали раздевать урусим, чтобы полить водой из кувшина. Она кричала, билась, потом лишилась чувств. Подумала, убивать ее пришли. Когда урусим обмякла, сразу стало легче. Женщины быстро сделали, что нужно. И помыли, и расчесали волосы, и натерли мазью ссадины.
Под одеждой девушка оказалась худая, с очень белой кожей. Подошвы розовые, нежные, будто всю жизнь только по козьему пуху ходили. На шее – маленький золотой крестик, как у всех гяуров. Нана сдернула его, забрала себе. Браслет и кольцо тоже. Рауф-бек пленницы не касался, ничего у нее не брал – для мужчины это харам.
Одели все еще бесчувственную урусим, как положено: в штаны, рубаху, бешмет. Натянули шерстяные чувяки. Волосы покрыли платком. И стала она похожа на нормальную девушку.
Наконец, ушли. Теперь Зара получила возможность побыть с пленницей наедине – понять, Назифа это или нет.
Сняла с двери засов, прокралась внутрь. Села на корточки, стала ждать, пока та очнется. Вообще-то, когда золотоволосая начала плакать, Зара подумала: «Не Назифа, нет». Назифа никогда не плакала. Но все-таки надежда еще оставалась.
Вот урусим шевельнулась. Увидела перед собой девочку, глядевшую на нее исподлобья, и вся задрожала. Заре это даже понравилось – еще никто не глядел на нее с таким ужасом.
– Ты Назифа или не Назифа?
Губы пленницы зашевелились. Она говорила что-то невнятное, не похожее на людскую речь. Это по-урусски или на языке загробного мира?
Хотела Зара потрогать золотые волосы. Протянула руку – девушка так и вжалась в стену. Тут стало окончательно ясно, что никакая это не Назифа, а глупая, трусливая урусим, добыча охотника.
Судя по плаксивому выражению лица, по дрожащему рту, она о чем-то умоляла и про что-то спрашивала. Зара поднялась, чтобы уйти. Она утратила интерес к пленной.
Вдруг та сделала кое-что интересное. Быстрым движением выдернула из ножен маленький кинжал, который всегда висел у Зары на поясе. В Джангызе девочки в двенадцать лет получали вместе с корсетом и булатный нож. У Зары он был красивый, в серебре, с золотой насечкой.
Урусим не нанесла удар – приставила клинок к своей груди и опять что-то быстро заговорила.
Неужели все-таки Назифа? Просто ничего не помнит, не узнает подругу?
– Я оглохла. Ничего не слышу. А язык твой не понимаю, – сказала Зара, испытующе глядя на девушку.
Так, как та держала кинжал, зарезаться было нельзя – разве что оцарапаться.
В голову пришла отличная мысль. Зара сняла с головы повязку, прощальный подарок Назифы. Пленница смотрела на расшитую полоску с серебряными монетками недоуменно.
– Ясно. Ты не Назифа. – Зара печально вздохнула. – А резать себя не надо. За тебя пять тысяч уже дали. Аталык сказал.
И нарисовала щепкой на земляном полу кучу круглых рублей и уезжающую повозку, которую встречают военные урусы и с ними начальник-афыцыр.
– Скоро домой поедешь! Домой!
Жалко ей стало золотоволосую. Разве та виновата, что родилась не в горах, а на плоском скате в Бездну, среди диких, нечистых урусов? Если б девушка понимала по-человечьи, Зара посоветовала бы ей остаться в горах. Приняла бы ислам, научилась бы приличным манерам. Глядишь, со временем какой-нибудь джигит взял бы ее в младшие жены. И жила бы, как люди. А то увезут ее, дуру несчастную, назад. Будет там свиней есть, ходить с непокрытой головой, с голыми плечами.
Кажется, Зара слишком громко говорила – с ней иногда случалось. Урусим, которая, рассматривая рисунок, опустила руку с кинжалом, вдруг вскинулась и снова приставила острие к груди. Это в дом вбежала нана.
– Не двигайся, доченька! – сказала она побелевшими губами. – И ничего не бойся. Сейчас я отберу у нее нож. Мне бы только к ней подойти…
– Я сама.
Зара обернулась к урусим, успокоительно ей кивнула и погладила по руке. Рука разжалась, кинжал выпал.
– Ты можешь понимать, если с тобой говорить медленно? – спросила нана. – По губам, да? Я давно заметила.
Вэй, не надо было ей отвечать! Нана умная, теперь будет знать. Пришлось кивнуть.
– Тогда смотри мне на рот. Не знаю, почему тебя слушается урусим, но это очень хорошо. Покорми ее. Нельзя, чтобы она заболела и умерла.
– Хорошо.
И, когда нана ушла, девушка действительно поела. Пока она пила из миски простоквашу, Зара погладила прядку золотых волос. Они были совсем мягкие, не такие, как у Назифы.
У пленного афыцыра, наверно, такие же. Он достал маленькое зеркало, гребешок и начал расчесываться. Не забыл и про усы – смешные, маленькие, как два куриных перышка. Потом начал брить бороду.
Зара поглядывала то на него, то на остальных двоих, составляя мнение о каждом.
Нестарый старик был человек уверенный, сильный. Как Рауф-бек. Только у аталыка внутри будто всё время кипяток бурлит – близко не подходи, ошпарит. А этот похож на белый ледник. Он тоже может обжечь, но холодом.
Афыцыра Зара запрезирала, он был трус. Если у тебя руки развязаны и в руке полоска острой стали, надо не лицо скрести, а кинуться на врагов! Главное, они даже не стерегутся. Белый старик чистит пистолет, черный Галбацы зевает, да почесывает себе грудь.
Вдруг Зара ахнула. Волосатая рука аварца достала из-под черкески что-то пушистое, цвета снега. Маленькое существо невиданной красоты потянулось и открыло ротик с розовым язычком.
Галбацы сел на колени (близился час молитвы) и стал совершать омовение. Существо занялось тем же – облизало лапки, потом стало ими чистить мордочку.
Зара снова ахнула. Что за чудо?!
Она неотрывно смотрела на волшебное создание. Даже не заметила, как аварец поднялся и вышел.
Через минуту крепкие пальцы взяли ее за плечо.
Она обернулась – над нею нависал Галбацы.
– Я тебя третий раз спрашиваю: кто ты, девочка, и почему за нами подглядываешь? Что ты не отвечаешь?
– Я глухая. Кто это у тебя – пушистый, белый?
– Но теперь ты поняла мой вопрос. – Он сдвинул густые брови. – Отвечай. Кто ты?
«Ух какой жуткий. Похож на злого духа», подумала Зара. И, чтоб он вел себя почтительно, сказала:
– Я дочь чарчхинского князя и воспитанница Рауф-бека! Куда хочу, туда и хожу.
– Не кричи. Идем со мной…
Когда они вошли, афыцыр о чем-то разговаривал со стариком, серьезно, но не как с врагом. Галбацы стал что-то им рассказывать, на чужом языке. Понимали они его не очень хорошо, особенно пленник. И все время смотрели на Зару. Потом аварец и урус стали сердиться на седого. Тот послушал-послушал, покачал головой и сказал несколько слов, от которых Галбацы топнул, а урус всплеснул руками. Снова заспорили.
Но Зара за ними почти не следила. Она села на корточки и любовалась белым существом. Глазки у него оказались голубые. Подушечки на лапках розовые, как у золотоволосой урусим. Зара потрогала шерстку – она была, как облачко.
– Э, кто это? – спросила Зара у аварца.
– Малаик, – ответил тот, коротко обернувшись, и посадил чудесное создание себе за пазуху.
Малаик? Ангел? Вот почему он делает намаз!
– А можно я его поглажу?
Галбацы смотрел на нее сверху вниз своими свирепыми, как у джинна, глазами.
Потом сказал:
– Ангела кому ни попадя за просто так гладить нельзя. Это заслужить надо.
– Я заслужу! А как?
– Неужели ты не знаешь, как угодить ангелу? Нужно сделать что-нибудь доброе. Тогда ты сможешь его погладить. Если он будет тобой доволен, он даже о тебя потрется.
– Что хочешь сделаю! Говори! – потребовала Зара.
Они снова заговорили меж собой.
– У вас в ауле есть урусим, которую привезли дней десять назад. Ты ее видела?
– Да. Она живет в нашем дворе. У нее такие же волосы, как у вашего афыцыра.
Аварец перевел им, и пленник заволновался.
– Этот человек ее брат, поэтому у него такие же волосы, – сказал Галбацы. – Он хочет спасти свою сестру. А я и Аксыр ему помогаем. Помоги и ты. Если хочешь угодить ангелу. Это благое дело. Поможешь?
Конечно же, Зара согласилась.
Тогда Аксыр, Белые Волосы, велел что-то урусу. Тот вынул листок и стал что-то писать на нем маленькой деревянной палочкой. Зара смотрела с восхищением, как ловко на бумаге плетутся письмена. Вот бы ей такую палочку, чтоб рисовать!
– Отнеси ей это. Только спрячь, чтоб никто не видел. А потом доставь нам ответ. Сделаешь – и гладь ангела, сколько захочешь. Но учти: если ты нас выдашь, ангел сразу нашепчет мне – прямо вот сюда. – Галбацы показал на свое сердце. – И ты никогда больше не увидишь белых ангелов, во всю свою жизнь. Потому что нет ничего черней предательства.
– Знаю. Предателей в аду пауками кормят.
Зара схватила сложенную бумажку, сунула ее под шапочку. Вкрадчиво спросила:
– А чем урусим будет ответ писать?
И ей немедленно отдали волшебную палочку. Зара уже решила, что на обратном пути обязательно ее потеряет.
Ах, как всё это было интересно! Когда умерла Назифа, мир не только онемел, но еще и съежился, а сегодня он вновь сделался просторным.
Выбежав наружу, Зара столкнулась с Олагаем, который нес приезжим еду.
– Она еще здесь! – удивился Олагай.
И показал: тебе нельзя тут, иди в аул. Он еще и Масхуду крикнул. Зара изобразила примерную девочку – опустила глаза, чинно прошла через ворота. Но за поворотом припустила во всю прыть. Камешки разлетались из-под ее ног. Мертвые враги, лежавшие где-то внизу, кряхтели и вздыхали.
За двенадцать дней урусим к Заре привыкла. Разговаривать они не могли, но научились понимать друг друга. Если надо было что-то сказать, Зара рисовала на полу щепкой. Пленница кивала или качала головой. Иногда она плакала. А то вдруг медленно зашевелит губами – должно быть, пела какие-то грустные песни. Даже жалко, что Зара их не слышала. Судя по лицу девушки, песни были красивые.
Вбежала к ней Зара, запыхавшись. Но листок дала не сразу. Сначала нарисовала на земле трех всадников и одну пустую лошадь. Показала на нее пальцем: это для тебя. Но урусим не поняла.
Пришлось нарисовать афыцыра. Лица у Зары получались не очень, потому что изображать людей – грех. Всякий раз она немножко боялась, не прогневается ли Аллах. Но все равно рисовала, конечно – только чтоб никто не увидел.
Кажется, получилось похоже. Плоская круглая шапка, лицо с острыми язычками волос на висках и смешными усами.
Пленница побледнела. Сначала схватилась за сердце, потом вцепилась Заре в руку, что-то быстро заговорила.
Вместо ответа получила письмо.
Теперь, наоборот, вся порозовела. Само собой, заплакала. Она вообще чуть что пускала слезы. Обняла Зару, зачем-то прижалась к ее щеке и несколько раз мягко укусила губами. Это еще что такое?
Должно быть, брат написал, что она должна ответить. Или, может, она сама догадалась. Урусим перевернула бумагу на чистую сторону, взяла у Зары деревянную палочку и очень быстро, еще быстрей, чем афыцыр, застрочила – иногда даже не успевала слезу смахнуть.
Никогда еще не преодолевала Зара стену так быстро: горной козой вскарабкалась на верхушку, шустрой змейкой спустилась.
– Вот, – сунула она аварцу письмо. – Давай ангела!
– Погоди. Откуда ты взялась? Я все время смотрел на ворота. Но ты появилась с другой стороны.
Она коротко объяснила про свой лаз.
– Покажи, где.
– Ну уж нет! Сначала дай погладить ангела!
Внезапно она испугалась, что он ее обманет. Но ангела ей дали. Он спал и не проснулся, когда Зара осторожно прижала его к груди. Ангел был белый, от пушистого его тельца исходило еле заметное, нежное трепетание.
Краем глаза Зара видела, как афыцыр читает послание своей сестры, время от времени делая то же, что та сделала с щекой Зары: прижимался ртом к бумаге и будто присасывался к ней губами. Очевидно, это у них такой знак приязни.
Она сделала то же ангелу. Было щекотно.
– Хватит. – Галбацы взял ее за руку, а ангела убрал обратно за пазуху. – Теперь показывай, где ты спустилась.
Ведя его, Зара подумала, что он точь-в-точь заколдованный султан из сказки. Такой же страшный, но возле его сердца спит ангел. Разве станет ангел спать на груди плохого человека?
Показала, где лезть вверх. Он тоже попробовал. Но сначала положил на землю ангела, чтоб ненароком не выпал. Карабкался аварец ловко, не хуже, чем Зара. Она одобрительно пощелкала языком.
А ангел проснулся и стал тереться о ее ногу. Он был Зарой доволен!
Отметил это и Галбацы.
– Видишь, ты сделала благое дело, – сказал он спустившись. Его взгляд уже не казался ей страшным. Немножко еще заколдованным, но нет, не страшным. – А можешь сделать больше.
– Помочь вам выкрасть сестру афыцыра?
– Не выкрасть. Спасти.
Зара прищурилась. То, что никто не спросил про волшебную палочку, говорило о многом. Кажется, тут удастся получить кое-что поценнее.
– Я могу перелезть через Кольцо. Ты тоже сможешь – если я покажу как. Но урусим слабая и неловкая. Она свалится. Если только один из вас, самый сильный, привяжет ее к своей спине…
– Мы сделаем это. Проведи нас к ней, когда настанет ночь.
Теперь, когда он понял, что дело исполнимо, его черные глаза загорелись. Такими они понравились Заре еще больше. Никакой он был не урод, Галбацы. Просто она раньше на него неправильно смотрела.
– Чем заплатишь, если я помогу?
Зара выставила вперед правую ногу и подбоченилась. Так обычно становился Рауф-бек, когда выходил за ворота поторговаться с заезжими абреками.
– Что хочешь проси, – ответил он. И спохватился. – Только ангела не отдам. Это все равно что отдать душу.
Она кивнула: понимаю. Если б султан отдал своего ангела, его сердце снова увяло бы.
– Хорошо, пусть ангел останется у тебя. Но поклянись Аллахом: если я отведу вас к урусим, ты возьмешь меня с собой.
Он очень удивился.
– Нельзя! За пленницей люди Рауф-бека будут гнаться день или два, потом отстанут, ведь пять тысяч они уже получили. Ты – другое дело. Лишиться воспитанницы для аталыка несмываемый позор. Хуже, чем потерять родную дочь. За тобой они будут гнаться до самого края гор. И обязательно догонят, если мы будем с двумя девками.
– Они будут гнаться за вами только до края гор. А я пойду за тобой до края света. – Заре казалось, что это не она сама – кто-то другой ее голосом говорит. – Хоть на край Бездны, где нет людей кроме урусов. Мы будем там жить втроем – ты, я и твой ангел.
– Ты женой что ли моей хочешь стать?
Наверное, Галбацы совсем никогда не улыбался. Поэтому улыбка у него и вышла такая особенная, как ни у кого на свете.
– Не сейчас. Я же не дура. Года через два. Когда вырасту тебе до плеча.
Он задумчиво смотрел на нее и больше не улыбался. А она терпеливо ждала.
– Из тебя может получиться хорошая жена, – наконец промолвил он. – Если б я знал, что на свете есть женщины, с которыми можно разговаривать одними губами, без голоса, давно бы на такой женился.
И засмеялся, а смех у него был еще лучше, чем улыбка, хоть звука Зара и не слышала.
– Я должен посоветоваться с Аксыром.
Зара на миг опустила глаза. Потому что девушке нехорошо учить мужчину, как ему поступить.
– Зачем тебе советоваться? Что тебе эти люди? Отдай им урусим, а мы уедем. Втроем.
– Молодой мне никто. А старый – мой кунак.
– Тогда понятно. Он кто?
Простой вопрос вызвал у Галбацы затруднение.
– Он сумасшедший. Я не знаю, как он дожил до седых волос и не погиб. Его, наверное, Аллах хранит – как Он хранит дервишей, у которых в груди пылает огонь. Суди сама. Я давеча пошел к нему и сказал, что нам очень повезло: приемная дочь Рауф-бека у нас в руках. Надо ее украсть и обменять на пленницу. Чего проще?
– Ты хорошо придумал! Ты такой умный!
– Э, тут и думать не надо! А он сказал: нет. Нет – и всё.
– Ты прав, твой Аксыр сумасшедший. Но я рада, что он сказал «нет». Я не хочу, чтобы ты меня менял.
Галбацы про это не стал говорить. Нахмурился, велел в полночь спуститься к этому месту.
– Ты не бойся, я вещей с собой не возьму. Что я, не знаю? Когда погоня, лишний вес ни к чему, – сказала на прощанье Зара. – Гляди только, не обмани меня. Предатели в аду пауков едят.
Остаток дня она провела в блаженном ожидании. Что Галбацы ее обманет, она на самом деле и думать не думала. Как же он обманет, если у него ангел за пазухой? По той же причине, из-за ангела, не тревожилась, удастся ли побег. Знала: всё устроится.
И всё устроилось.
Предупреждать урусим Зара не стала. Напугается, разревется. Принесет ей нана ужин – и сразу догадается: что-то не так.
Единственный человек во всем ауле, с кем хотелось попрощаться, была она – нана. Но сделать этого Зара не могла. Поэтому она поступила, как Назифа. Ночью, когда все спали, отрезала одну из своих косичек и положила нане в чувяк. Утром будет обуваться – найдет. И поймет, что это на память.
В полночь, то есть через три часа после захода, Зара уже ползла вниз по обрыву. За последние месяцы она столько раз проделала этот путь, что ноги и руки сами находили все выступы и впадины.
Ее ждали в условленном месте двое: Галбацы и Аксыр.
– А где ее брат? – спросила она.
Галбацы наклонился к самому ее лицу, иначе она не разглядела бы губ.
– Он попробовал подняться – не получилось. Мы оставили его приготовить лошадей. А девушку понесет Аксыр, он сильней и ловчей меня.
– Ты просто хочешь почтить старость, – засмеялась Зара. – Никто не может быть сильней и ловчей тебя.
Наверх они лезли сначала медленно – она показывала, как. Потом мужчины привыкли и уже не отставали. На гребне Кольца они задержались, глядя на спящий аул, в котором не светилось ни одного огонька и только поблескивали под луной плоские крыши.
Спустились.
На чужих могли залаять собаки, хотя они в Джангызе были ленивые и не очень нюхастые. Но все же Зара велела спутникам остаться под скалой.
Сама же легкими, не ведающими усталости ногами понеслась в аул.
Разбудила урусим, поманила за собой. Та что-то спрашивала, но Зара только успокоительно кивала: да-да, я веду тебя к брату, только не шуми.
Не такая уж она оказалась трусиха, золотоволосая девушка. Бежала не отставая и совсем не плакала. А когда увидела, кто ее ждет, стала словно бы выше ростом, раскинула руки, как соколица крылья, и бросилась Аксыру на грудь. Лунный свет упал на лицо старика. В серебряном луче оно показалось Заре совсем молодым.
Поднимались вверх быстрей, чем потом спустились – так всегда бывает. Привязывать девушку не стали, она и так очень крепко обхватила Аксыра за шею, прижалась к его спине, а когда могла – помогала, опираясь ногами. Старик действительно оказался очень сильный. Даже не стал устраивать передышку на вершине, сразу захотел лезть вниз.
И правильно – времени оставалось немного. Летом рассветы ранние.
Афыцыр уже держал в поводу четырех лошадей. Он не стал обнимать сестру, как ждала Зара, а просто подбежал, что-то проговорил, схватил ее руку обеими своими и прижал к губам. Наверное, она была старшей сестрой.
– Мы не поедем через ущелье, – сказала Зара. Она уже всё придумала. – Там нас быстро догонят. Я знаю тропу, по которой чужие не ходят. Она кружная, но зато никто не станет нас искать. Объясни Аксыру.
Если она кого и боялась, так это старика. Вдруг он не захочет брать ее с собой? Он ведь Заре ничего не обещал. А Галбацы его чтит, спорить не посмеет. Про тропу Зара сказала еще и поэтому.
Ее вместе с урусим посадили на четвертую лошадь. Тронули шагом, после перешли на рысь. Обмотанные тряпками копыта мягко ударялись о землю. Ночной ветерок дул Заре в лицо, над головой мигали звезды. Назад, на темную громаду Кольца она ни разу не оглянулась.
Остаток ночи и утро они двигались гуськом по горной тропе – Зара шла впереди, остальные ехали следом, только афыцыр спешился и вел лошадь своей сестры за узду. Преодолев хребет, до следующего перевала добрались вскачь. Когда узкая дорога вновь пошла на подъем, Галбацы (он ехал замыкающим) вдруг слез с коня и вынул из чехла винтовку. Зара все время оглядывалась на него.
– Ты что? – крикнула она.
Он молча показал вниз.
Через низину скорой рысью неслась вереница всадников. Острый взгляд Зары распознал по белой шапочке нану, хоть она и сидела в седле так же, как мужчины.
Нана была слишком умная и хорошо знала свою приемную дочь – догадалась, что та ушла по доброй воле и поведет чужаков хитрой тропой. Плохо!
Аксыр тоже спешился, лег за большой камень и стал раскладывать патроны, вынимая их из газырей. Место, чтобы отстреливаться, было очень удобное. Зару пересадили на одну из освободившихся лошадей. Вместе с афыцыром и урусим они поскакали дальше – до перевала. Там была ровная, хорошо укрытая площадка. Сначала Зара не поняла, почему они не скачут дальше, но потом догадалась. Следующая долина широкая. Чтобы добраться до леса, где много троп, нужно оторваться от преследователей на несколько часов, иначе увидят сверху и все равно догонят. Нужно ждать темноты.
Золотоволосая несколько раз вздрогнула – должно быть, снизу доносились выстрелы. Пока афыцыр батовал лошадей и устраивал сестру в укромном месте, куда не залетит случайная пуля, Зара смотрела, как идет перестрелка.
Нана, конечно, не погнала джигитов под огонь. Они слезли с коней, рассыпались полукругом и потихоньку, перебежками, карабкались по склону. Аксыр с Галбацы постреливали, чтоб джангызцы не лезли слишком быстро. С той стороны не поднималось ни одного дымка – не хотели зря тратить заряды. Вот Галбацы, пригнувшись, перебежал выше, а Аксыр в это время выстрелил. Потом сделали наоборот: отступил старик, а выпалил аварец. Ага, сообразила Зара: так они поднимутся до самого перевала, а к нему преследователям близко не подобраться, потому что перед площадкой голый откос в целых сто шагов. Но как Аксыр и Галбацы сами преодолеют это открытое место?
Оба просто побежали вверх, зигзагами, и Заре впервые стало страшно – вдруг пуля попадет в Галбацы? Афыцыр приложился к винтовке, готовый стрелять, если кто-то высунется, хотя расстояние для хорошего выстрела было слишком большое. К дулу ружья у уруса была приделана странная медная трубка.
Но джангызцы по-прежнему не открывали огня. Она догадалась: боятся палить вверх – не задеть бы приемную дочь Рауф-бека. И страх сразу прошел.
Они все снова были вместе. Галбацы немножко запыхался от бега, Аксыр – нисколько. Он стал что-то говорить, остальные молча слушали.
– Ждем темноты, – объяснил Галбацы. – Потом мы с ним задержимся, а вы поскачете вниз. Не бойся, мы оставим себе двух самых резвых шалохов. Уведем твоих аульцев другой дорогой, а потом уйдем вскачь – не догонят.
Замысел был хороший. Без женщин на быстрых конях они, конечно, уйдут.
Только плохо они знали нану. Сам Рауф-бек, будь он здесь, не придумал бы умнее.
Еще не стемнело, когда от скалы, под которой сидели беглецы, полетели крошки. Урусим сжалась, открыла рот, обхватила голову руками. Зара поняла: по ним стреляют. Но откуда? Не с неба же?
Оказалось, джангызцы зря времени не теряли. Они вскарабкались на крутой утес, торчавший примерно в двухстах шагах от перевала. Оттуда площадку, наверное, было видно, как на ладони. Если б стрелки захотели, уложили бы всех первым же залпом – это они нарочно взяли прицел выше.
На утесе поднялась знакомая фигура, махнула рукой, в которой белел платок. Это была нана. Она что-то крикнула, но издали Заре, конечно, было не разобрать.
– Что? Что? – дернула она Галбацы за рукав.
– Говорит: отдайте девочку, не то всех перебьем.
Он тоже встал, приложил руку ко рту. Зара была с другой стороны и прочла по медленно движущимся губам:
– Только суньтесь! Прикончим девчонку!
Рывком поставил Зару на ноги, приставил ей к горлу кинжал.
– Не бойся, – сказал. – Это я для виду.
– Я и не боюсь. Но теперь мы не можем уйти. Ночи лунные. С такого расстояния они в два счета прикончат вас с Аксыром. И афыцыра. Скажи всем, чтоб прижались ко мне ближе.
Он поговорил немного с Аксыром. Снова стал кричать, но теперь приложил ко рту левую руку (в правой был кинжал), и Зара ничего не разобрала. Нана ему отвечала. Переговоры продолжались долго. Пока Галбацы не смотрит, Зара сунула руку ему за пазуху – гладила ангела, а один раз погладила твердую грудь своего будущего мужа.
Наконец (солнце уже садилось) на чем-то условились.
– Придется тебя им отдать. Сама видишь – другого выхода нет, – сказал Галбацы. – Уговор такой: все кроме нас с тобой уходят. Мы должны развести костер и сидеть все время на виду. С первым лучом солнца я стану пятиться вон к тем камням, держа тебя на прицеле. Там сяду на коня. Они обещают, что не станут преследовать. Наверно, обманут, но это все равно. Вряд ли кто меня догонит. А кто догонит – пожалеет.
Зара что было сил сдвинула брови – не хватало еще расплакаться, будто какая-нибудь урусим.
– Я свое обещание помню, – продолжил Галбацы. – Подрастешь – приеду за тобой.
– Отец не отдаст меня абреку.
Он пожал плечами:
– Выкраду. Ты ведь не будешь сопротивляться? Закон тебе известен: если девушку не смогли вернуть в течение дня и ночи, она становится законной женой похитителя.