Дающий Лоури Лоис

18

– Дающий, – спросил Джонас на следующий день, – а вы когда-нибудь задумываетесь об Удалении?

– Ты говоришь о моем Удалении или об Удалении вообще?

– И то и другое, наверное. Я приношу изви… То есть надо было выразиться точнее. Но я не знаю, что именно меня интересует.

– Садись. Необязательно лежать, пока мы разговариваем.

Джонас послушно сел на кровати.

– Да, я думаю об этом время от времени, – сказал Дающий. – Я думаю о своем Удалении, когда мне становится слишком больно. Иногда я жалею, что не могу подать прошение об Удалении. Но мне не позволено это делать, пока я не обучу нового Принимающего.

– То есть меня, – грустно сказал Джонас. Он не хотел, чтобы Обучение заканчивалось, не хотел становиться новым Принимающим. Он понимал, какой одинокой будет его жизнь, несмотря на весь почет. – Я тоже не могу подавать прошение об Удалении. У меня это в Правилах написано.

Дающий ухмыльнулся:

– Да, они это впихнули в Правила после того, что случилось десять лет назад.

Джонас снова и снова слышал про предыдущую неудачу. Но он по-прежнему не знал, что же произошло десять лет назад.

– Дающий, – сказал он. – Расскажите мне, что тогда произошло. Пожалуйста.

Дающий пожал плечами:

– Начиналось все просто. Будущий Принимающий Воспоминаний был избран, и избрание прошло довольно спокойно. Состоялась Церемония, выбор был озвучен. Толпа приветствовала нового Принимающего, так же как и тебя. Новый Принимающий был, как и ты, озадачен и немного напуган.

– Родители сказали мне, что это была девочка.

Дающий кивнул.

Джонас подумал про свою любимую девочку, Фиону, и содрогнулся. Он бы не хотел, чтобы его милая подруга так страдала, как приходилось страдать ему, принимая воспоминания.

– Какой она была? – спросил он Дающего.

Дающий погрустнел.

– Она была замечательная. Уверенная, спокойная. Умная, жаждущая новых знаний. – Он помотал головой и глубоко вздохнул. – Знаешь, Джонас, когда она вошла в эту комнату в первый раз и представилась…

Джонас перебил его:

– Вы можете мне сказать, как ее звали? Родители сказали, что это имя нельзя произносить. Но вы можете мне его сказать?

Дающий запнулся, как будто одно лишь имя, сказанное вслух, приносило чудовищную боль.

– Ее звали Розмари.

– Розмари. Мне нравится это имя.

Дающий продолжил:

– Когда она пришла ко мне в первый раз, она села на тот же стул, что и ты. Она была взбудоражена, немного напугана, и ей не терпелось узнать что-то новое. Мы разговаривали. Я пытался объяснить ей все.

– Как и мне.

Дающий горестно улыбнулся.

– Объяснять сложно. Все это настолько далеко от вашего опыта. Но я старался. Она внимательно слушала. И у нее светились глаза.

Внезапно он посмотрел на Джонаса.

– Помнишь, я передавал тебе свое любимое воспоминание? У меня остался еще след от него. Там была семья и дедушка с бабушкой?

Конечно, Джонас помнил.

– Да, – сказал он, – в нем было такое прекрасное чувство. Вы сказали, оно называется любовью.

– Тогда ты понимаешь, как я относился к Розмари. Я любил ее. Я и к тебе так отношусь, – добавил он.

– Что с ней случилось? – спросил Джонас.

– Началось Обучение. Она хорошо принимала, как и ты. Она так радовалась новому! Я помню ее смех… – Его голос задрожал и умолк.

– Что случилось? – подождав, опять спросил Джонас. – Пожалуйста, расскажите мне.

Дающий закрыл глаза:

– Мысль о том, чтобы передать ей боль, разбивала мне сердце. Но это моя работа. Я должен был это сделать, как я это сделал с тобой.

Повисла тишина. Джонас ждал.

– Пять недель. И все. Я давал ей счастливые воспоминания: катание на карусели, игра с котенком, пикник. Иногда я специально выбирал воспоминание, которое заставит ее смеяться, я так дорожил звучанием ее смеха, тем, как он наполнял эту тихую, всегда такую тихую комнату. Но она была такой же, как ты, Джонас. Она хотела испытать все. Она знала, что обязана это сделать. И попросила дать ей более трудные воспоминания.

Джонас задержал дыхание.

– Вы ведь не показали ей войну? Всего через пять недель?

Дающий покачал головой:

– Нет. И я не передавал ей физическую боль. Но я дал ей одиночество. И я дал ей утрату. И я передал ей воспоминание ребенка, которого забрали у родителей. Оно было самым первым. Она вышла из него опустошенной.

Джонас сглотнул. Розмари, ее смех становились для него чем-то реальным, и он представил себе, как она лежит на той же самой кровати, не в силах пошевелиться.

Дающий продолжил:

– Я отступил, дал ей еще радостных воспоминаний. Но все изменилось в тот момент, когда она узнала про боль. Я увидел это в ее глазах.

– Она не была достаточно храброй? – спросил Джонас.

Дающий не ответил.

– Она требовала, чтобы я продолжил, не хотела, чтобы я ее берег. Она сказала, что это ее долг. И я знал, что она права. Я никак не мог заставить себя причинить ей физическую боль. Но я дал ей все прочие виды несчастий. Бедность, голод, ужас. Я должен был это сделать, Джонас. Это моя работа. А она была избрана. – Дающий с мольбой посмотрел на Джонаса.

Мальчик взял его за руку.

– И вот в один из дней мы закончили очередное занятие. Оно было тяжелым, и я постарался, как я поступаю и с тобой, закончить счастливым воспоминанием. Но она уже не смеялась. Она стояла здесь и молчала. Потом нахмурилась, будто задумавшись над чем-то. Потом подошла ко мне, обвила руками и поцеловала в щеку.

Дающий потрогал свою щеку, как будто десять лет спустя еще ощущал прикосновение губ Розмари.

– Она ушла тогда, ушла из этой комнаты, но домой не вернулась. По громкоговорителю мне сообщили, что отсюда она направилась прямиком в Комитет и подала прошение об Удалении.

– Но это против Правил! Принимающий на Обучении не может подавать прошение об…

– Это против твоих Правил, Джонас. В ее Правилах ничего такого не было. Она попросила удалить ее, и Комитет не мог ей отказать. Больше я ее не видел.

Так вот в чем состоял провал! Понятно, почему это так сильно расстроило Дающего, но Джонасу все это не показалось таким уж ужасным событием. Он бы никогда так не поступил, каким бы тяжелым ни было Обучение. Дающему нужен преемник, и Джонас был избран.

Тут Джонасу в голову пришла одна мысль. Розмари удалили почти в самом начале Обучения. А если что-то случится с ним самим? Ведь у него уже целый год воспоминаний.

– Дающий, – сказал он, – я не могу попросить об Удалении, это я уже понял. Но вдруг со мной что-нибудь случится? Например, я упаду в реку, как Калеб? Это, конечно, ерунда, я отлично плаваю. Но что, если бы я не умел плавать, и упал в реку, и исчез? Тогда уже не будет нового Принимающего, а вы уже отдали кучу важных воспоминаний, так что, если даже и выберут нового Принимающего, эти воспоминания уйдут. И тогда…

Он вдруг расхохотался:

– Я прямо как моя сестренка Лили!

– А ты держись подальше от реки, друг мой, – серьезно сказал Дающий. – Коммуна потеряла Розмари через пять недель, и это стало катастрофой. Я даже думать не хочу, что произойдет, если ты исчезнешь.

– А почему это стало катастрофой?

– Я уже говорил тебе об этом, – напомнил Дающий. – Когда она ушла, воспоминания вернулись к людям. Если ты утонешь в реке, Джонас, воспоминания не утонут вместе с тобой. Они вечны.

У Розмари было только пять недель, и большая часть доставшихся ей воспоминаний были хорошими. Но были и ужасные, именно они ее терзали. И после ее ухода они терзали всю коммуну. Все эти чувства! Они же никогда ничего подобного не испытывали. А я был так погружен в свою скорбь, так тяжело переживал эту утрату, свое поражение, что даже не пробовал им помочь. Я злился на них.

Дающий задумался.

– Знаешь, – сказал он наконец, – если они потеряют тебя, после всего что ты уже получил, они ведь получат все твои воспоминания.

Джонас скривился:

– Вряд ли им это понравится.

– Вряд ли. И они не будут знать, как с ними справиться.

– Я справляюсь только потому, что есть вы и вы мне помогаете, – со вздохом сказал Джонас.

Дающий кивнул.

– Наверное, – проговорил он, – я бы мог…

– Вы бы могли что?

Дающий был погружен в свои мысли. Наконец он сказал:

– Если ты уплывешь по реке, я, наверное, смогу помочь всей коммуне, как помогаю тебе. Это интересная мысль. Мне нужно еще немного подумать. Возможно, мы это еще обсудим. Но не сейчас. Я рад, что ты хорошо плаваешь, Джонас. И все же держись от реки подальше.

Он улыбнулся, но как-то нерадостно. Его мысли витали где-то далеко, глаза затуманились.

19

Джонас взглянул на часы. Столько всего еще нужно было сделать – у них с Дающим так много работы, редко удается просто посидеть поговорить.

– Простите, что я потратил столько времени на все эти вопросы про Удаление, – сказал Джонас, – просто мой Отец сегодня отвечал за Удаление новорожденного, одного из близнецов. Он должен был выбрать, кого оставить, а кого удалить. По весу. – Джонас опять посмотрел на часы. – Наверное, все уже закончилось. Я думаю, он утром этим занимался.

– Лучше бы они этого не делали, – задумчиво проговорил Дающий, так тихо, как будто говорил сам с собой.

– Ну и что же тогда, так и будут двое одинаковых людей по коммуне ходить? Только подумайте, как странно это будет выглядеть, – хихикнул Джонас и добавил: – Я бы хотел посмотреть, как проходит Удаление.

Он и правда с удовольствием посмотрел бы, как его Отец проводит церемонию, как укутывает малыша. Его Отец был таким ласковым.

– Ты можешь посмотреть, – сказал Дающий.

– Нет, – сказал Джонас, – детям смотреть запрещено.

– Джонас, – сказал Дающий. – Ты ведь внимательно прочел инструкции. Разве там не написано, что ты можешь задавать любые вопросы любому человеку?

– Да, но…

– Джонас, когда наши занятия закончатся, ты станешь новым Принимающим. Ты можешь читать книги, ты обладаешь воспоминаниями. У тебя есть доступ ко всему. Это часть твоего Обучения. Если ты хочешь посмотреть на Удаление, тебе достаточно просто попросить об этом.

Джонас пожал плечами:

– Ладно, как-нибудь посмотрю. Это Удаление я уже все равно пропустил. Я уверен, что оно состоялось утром.

– Джонас, ты, наверное, не знал, но все церемонии записываются. Они находятся в Зале Закрытых Записей. Так ты хочешь посмотреть на утреннее Удаление или нет?

Джонас замялся. Он не был уверен, что Отцу бы это понравилось.

– Я думаю, тебе стоит посмотреть, – строго сказал Дающий.

– Хорошо, – сказал Джонас. – Как это сделать?

Дающий подошел к громкоговорителю и включил его.

Тут же прозвучал голос:

– Да, Принимающий. Чем могу помочь?

– Я хочу посмотреть церемонию Удаления близнеца, которая состоялась сегодня утром.

– Одну минуту, сэр. Спасибо за указания.

Джонас смотрел на экран. Сначала белое полотно подернулось косыми полосами, потом появились какие-то цифры, затем дата и время. Ему было ужасно интересно, он ведь и не догадывался, что это возможно.

Вдруг он увидел маленькую комнатку без окон. В ней почти ничего не было, кроме кровати и стола с весами и еще какими-то инструментами. Джонас уже видел такие весы во время добровольной работы в Воспитательном Центре. Еще в комнате стоял шкафчик. Пол покрывал светлый ковер.

– Обычная комната, – удивился Джонас. – А я думал, что это происходит в Зале, как Церемония Удаления Старых, я думал, все приходят. Все Старые приходят на Церемонию Удаления. Хотя, может быть, если удаляют Младенцев…

– Чш-ш-ш, – шикнул Дающий, не отрываясь от экрана.

Отец Джонаса, одетый в форму Воспитателя, вошел в комнату. На руках у него лежал запеленатый Младенец. Следом за ним вошла женщина в такой же форме с точно таким же свертком.

– Это мой Отец. – Джонас неожиданно понял, что говорит шепотом, как будто малыши могли проснуться от его голоса. – А другой Воспитатель – его помощница, она на Обучении, но скоро уже его закончит.

Воспитатели развернули пеленки и положили близнецов на кровать. Они были голенькие, и Джонас увидел, что это мальчики.

Он завороженно смотрел, как его Отец аккуратно кладет на весы сначала одного, а потом другого ребенка.

Он услышал, как Отец рассмеялся.

– Отлично, – сказал он женщине. – Я уж подумал, что они совсем одинаковые. Вот тогда у нас были бы проблемы. Но этот, – он показал на одного из Младенцев, – весит ровно три килограмма. Так что оденьте его и отнесите в Центр.

Женщина взяла малыша и вышла.

Джонас увидел, как его Отец склонился над попискивающим ребенком:

– А ты, парень, набрал всего два восемьсот. Креветочка!

– Он всегда говорит с малышами таким голосом, – улыбнулся Джонас.

– Смотри, – сказал Дающий.

– Теперь он его помоет и запеленает, – сказал Джонас. – Он мне сам говорил.

– Тихо, Джонас, – сказал Дающий странным голосом. – Смотри.

Джонас послушно уставился на экран. Ему было интересно увидеть саму церемонию.

Его Отец подошел к шкафчику и достал оттуда шприц и маленькую бутылочку. Очень аккуратно он воткнул иглу в бутылочку и наполнил шприц прозрачной жидкостью.

Джонас понимающе вздохнул. Он уже и забыл, что новорожденным делают уколы. Он ненавидел уколы, но иногда они просто необходимы.

Джонас очень удивился, когда увидел, что его Отец приставил шприц к головке ребенка и проткнул ее там, где пульсирует тонкая кожица. Младенец скривился и тоненько запищал.

– Почему он…

– Чш-ш-ш, – снова шикнул Дающий.

Отец что-то говорил, и Джонас понял, что он отвечает на вопрос, который Джонас собирался задать. Тем же ласковым голоском Отец говорил:

– Знаю, малыш, знаю. Больно, да? Но мне нужна вена, а вены на твоих ручках еще совсем малипусенькие.

Он медленно вводил жидкость в вену, пока шприц не опустел.

– Ну вот и все. Не так уж и страшно, – весело сказал Отец, повернулся и бросил шприц в урну.

«А теперь он его наконец помоет и запеленает», – сказал Джонас про себя, поняв, что Дающий не хочет разговаривать.

Он увидел, что ребенок перестал плакать. Потом дернул ножками. Потом обмяк. Уронил головку, прикрыл глаза. И затих.

Джонас вдруг с ужасом понял, что узнает эти движения, позу, выражение лица. Он это уже где-то видел. Только никак не мог вспомнить где.

Джонас уставился на экран, надеясь, что что-то еще произойдет. Но ничего не произошло. Младенец лежал, не двигаясь. Отец убирал все на место. Сложил пеленку. Закрыл шкафчик.

Как и тогда, на игровом поле, Джонасу стало трудно дышать. И он опять увидел окровавленное лицо юного солдата, увидел, как уходит из него жизнь. Воспоминание вернулось.

«Он убил его! Мой Отец убил его!» – сказал себе Джонас, не в силах в это поверить. Он тупо глядел на экран.

Отец закончил убирать комнатку. Затем открыл коробку, которая стояла на полу, и положил туда тело. Плотно закрыл крышкой.

Он взял коробку и перенес ее в другую часть комнаты. Он открыл дверцу в стене, Джонас видел, что за ней темно. Она больше всего напоминала мусоропровод, как в школе.

Отец положил коробку в отверстие и подтолкнул ее.

– Пока, малыш! – сказал он и вышел из комнаты.

Затем экран вновь стал белым.

Дающий повернулся к Джонасу. И очень спокойно сказал:

– Когда мне сообщили, что Розмари подала прошение об Удалении, на экране сразу появилась запись. Так я в последний раз увидел это прекрасное дитя. Она ждала. Они принесли шприц и попросили закатать рукав.

Ты подумал, что она была недостаточно храброй. Я ничего не знаю о храбрости, не знаю, что значит быть храбрым. Я только знаю, что я сидел здесь, оглохший от ужаса. Жалкий и беспомощный. А Розмари говорила им, что предпочла бы сделать укол сама. И сделала. Я этого не видел. Я отвернулся.

Дающий посмотрел на Джонаса.

– Вот так, Джонас. Вот ты и узнал, что такое Удаление, – сказал он горько.

Джонасу стало трудно дышать, он почувствовал страшную боль, которая вырвалась наружу плачем.

20

– Я не пойду! Я не пойду домой! Вы меня не заставите! – Джонас кричал, всхлипывал, бил по кровати кулаками.

– Сядь, Джонас, – велел Дающий.

Джонас послушался. Его трясло. Он сел на краешек кровати. На Дающего он не смотрел.

– Ты можешь остаться здесь. Я хочу поговорить с тобой. Сейчас тебе нужно сидеть очень тихо, я сообщу твоим родителям, что ты не придешь. Никто не должен слышать, как ты плачешь.

– Никто не слышал, как плачет этот ребенок! Никто, кроме моего Отца! – крикнул мальчик и снова зарыдал.

Дающий молча ждал. Наконец Джонас затих. Он сидел скрючившись. Его все еще трясло.

Дающий подошел к громкоговорителю и включил его.

– Да, Принимающий. Чем могу помочь?

– Сообщите Семейной Ячейке нового Принимающего, что он остается у меня на ночь для дополнительного обучения.

– Конечно, сэр. Спасибо за указания, – сказал голос.

– Конечно, сэр. Конечно, сэр, – пробормотал Джонас с издевкой. – Конечно, сэр. Все сделаю, сэр. Буду убивать людей, сэр. Старых? Новорожденных? Как скажете, сэр. Буду счастлив убить их, сэр. Спасибо за указания. Чем могу по… – Он просто не мог остановиться.

Дающий схватил его за плечи. Джонас умолк и уставился на него.

– Послушай, Джонас. Они не виноваты. Они ничего не знают.

– Вы мне это уже говорили.

– Я говорил тебе это, потому что это правда. Они так живут. Живут той жизнью, которую для них придумали. И ты жил бы так, если бы тебя не избрали моим преемником.

– Но он солгал мне! – заплакал Джонас.

– Ему велели так сделать, и он не умеет по-другому.

– А вы? Вы тоже мне лжете? – прошипел Джонас.

– Мне позволено лгать, но тебе я никогда не лгал.

Джонас смотрел на него, не мигая.

– Удаление всегда такое? И для тех, кто нарушает Правила три раза? И для Старых? Они и Старых убивают?

– Да.

– А как же Фиона? Она же любит Старых! Она учится заботиться о них. Она еще не знает? А что же она будет делать, когда ей скажут? Как она себя будет чувствовать? – Джонас вытер мокрое лицо рукавом.

– Фиону уже обучают искусству Удаления, – сказал Дающий. – Твоя рыжеволосая подруга отлично с этим справляется. В жизни, которой ее учат, нет места чувствам.

Джонас обхватил себя руками и начал раскачиваться.

– Что мне делать? Я не могу вернуться! Не могу!

Дающий встал.

– Для начала я закажу ужин. И мы поедим.

– А потом будем делиться чувствами? – Джонас понял, что опять говорит противным голосом.

Дающий грустно улыбнулся:

– Джонас, мы с тобой единственные во всей коммуне, у кого есть чувства. И мы делимся ими уже год.

– Простите, Дающий. Я не хотел так злиться. Только не на вас.

Дающий погладил Джонаса по плечу.

– А когда мы поедим, – продолжил он, – мы придумаем план.

Джонас посмотрел на него озадаченно.

– План чего? Ничего нельзя сделать. Так всегда было. До меня, до вас, до того, кто был перед вами, и еще и еще раньше, – проговорил он стандартную фразу.

– Джонас, – помолчав, сказал Дающий. – Так было очень долго, и кажется, что так было всегда. Но воспоминания говорят нам, что это неправда. Что когда-то люди испытывали чувства. Мы с тобой были частью этого, мы знаем. Мы знаем, что люди чувствовали гордость, и печаль, и…

– И любовь, – сказал Джонас, вспомнив о сцене семейной жизни, которая так его впечатлила. – И боль, – добавил он, подумав о солдате.

– Но худшее в воспоминаниях – не боль. А одиночество. Их нужно с кем-то разделять.

– Вы начали разделять их со мной, – сказал Джонас.

– Да. И то, что ты был здесь, занятия с тобой показали мне, что все должно измениться. Многие годы я думал об этом, но мне казалось, что это невозможно. И вот впервые я понял, что есть один способ, – медленно сказал Дающий. – Ты подсказал мне это почти… – тут он взглянул на часы, – почти два часа назад.