Белый Шанхай Барякина Эльвира
Лазарев поговорил с Серафимом. Узнав, что он расстрига, поморщился, но обещал взять на испытательный срок. Когда Клим собрался уходить, он поманил его в сторону.
– Помните генерала Глебова? – спросил он. – Он хотел встретиться с вами.
Клим нахмурился:
– Зачем?
– Чтобы поблагодарить: вы ему жизнь спасли.
– Не все так просто. Так уж получилось, что я заманил его в ловушку, сам того не ведая.
Лазарев кивнул:
– Мы знаем. Приходите ко мне домой – только один. Мы с Федор Львовичем большие друзья, но не надо, чтобы люди знали, что он у меня появляется.
– Хорошо, я приду.
Клим взглянул на полковника. Может, зря согласился? Вдруг Глебов решил, что Клим виновен в его отравлении? Но в последнее время ему совсем не хотелось беречь себя.
5
Полковник Лазарев снимал небольшой чистый дом на Рю-Буржа во Французской концессии. Генерал Глебов уже был там. Анна Михайловна, супруга Лазарева, полная, красивая женщина с русой косой, обернутой вокруг головы, накрыла во дворе стол, принесла черную сковороду с жаренной на сале картошкой, миски с солеными огурцами и кислой капустой.
– У нас все по-русски, – сказал Лазарев, откупоривая бутылку водки.
Клим чувствовал себя неуютно. Ему не нравились условности, принятые в этом доме. Здесь каждый сверчок знал свой шесток: муж – добытчик, высшая власть, жена – хранительница очага, сын – будущий вояка. Суровый бледный мальчик сидел в отдалении под деревом и ковырял ножом палку. Время от времени он поглядывал на отца и гостей: было видно, что ему очень хотелось подойти и послушать, о чем говорят. Но он не смел.
Анна Михайловна появилась в дверях, проверила, не нужно ли чего. Ей даже в голову не приходило сесть за стол. Ее удел – служить главе семьи. А Лазарев убил бы ее, наверное, если бы она хоть раз взглянула на другого мужчину.
Полковник разлил водку по стаканам:
– Ну, за Белое дело!
Выпили. Генерал Глебов поставил стопку на скатерть, протянул Климу руку:
– Я поблагодарить вас хотел.
Клим пожал его шершавую ладонь:
– Не за что.
– Ребята мои дознались, как все вышло. Помните адъютанта моего? Молодой такой был, резвый, черную бурку носил. Он посоветовал мне назначить интервью в ресторане «Бактрия». Поначалу отпирался, говорил, что выбрал место наугад, да у него доллары нашли – он все и выложил. Сказал, что его нанял один человек: посулил денег, если парнишка приведет меня в нужное место.
– Кто это был? – спросил Клим.
– Его фамилия Соколов. Он был переводчиком у безногого канадца Лемуана, который покупал у нас оружие. Они приезжали к нам чуть ли не каждую неделю. Соколов узнал, что я собрался интервью дать газете, и подбил моего адъютанта на предательство. Я у вас хотел спросить: как вы поняли, что они мне яд в стакан подмешали?
Клим соврал, что познакомился с Соколовым по журналистской работе.
– Я примерно представлял, что он за птица. Когда увидел его на кухне, сразу понял, что дело нечисто. Вы его поймали?
– Нет. Убег сукин сын.
– Будьте покойны, этого большевичка мы достанем, – сказал Лазарев. – Если он в городе, никуда не денется.
Они до вечера просидели за столом. Глебов с полковником ударились в воспоминания, потом Анна Михайловна принесла патефон и пластинки с записями казачьего хора. Слушали музыку.
Клим кивал, где надо, вставлял нужные слова, а сам неотступно думал: Даниэль Бернар посоветовал Хью убрать Глебова, Уайер организовал интервью, но отравлением занялись большевики. Полицейских и коммунистов надо было как-то связать друг с другом. Кто этим занимался?
Была еще одна цепочка: у Нины Клим выяснил, что Бернар знал Лемуана. Вполне вероятно, что через него Даниэль познакомился и с Соколовым. А раз так, все сходится: это Бернар стоял за покушением на Глебова.
Неужели он работал на Москву? Вполне возможно, что он ездил не столько в Европу, сколько в Советский Союз к начальству. И сейчас Даниэль укатил в Кантон – в столицу китайской революции.
Если это так – о, девочки, Эдна, Нина и Ада, – вам можно только посочувствовать.
6
Клим не искал общества Нины, не пытался развеселить ее; по ночам он подолгу работал и ложился, когда она уже спала. Нина не знала, что и думать. Он все еще ревновал к Даниэлю? Но это глупо! Она с самого начала сказала, что это был удар по самолюбию, только и всего.
Клим дал понять, что не хочет обсуждать эту тему.
Однажды, когда он отправился в душ, Нина обыскала его вещи. Во внутреннем кармане пиджака была спрятана пачка писем. Они были написаны почерком Клима и адресовались его давно умершей матери.
Нина каждый день улучала минуту и по-воровски, дрожа от страха быть пойманной, проверяла, не появилось ли в кармане новое письмо. Обнаружив очередной листок, она не смела развернуть его сразу. Ей надо было собраться с духом.
Нина читает «Блеск и нищету куртизанок». Устала, как после боя, – сил ни на что нет. Постоянно, будто Иаков, борется с кем-то невидимым. Я смотрю, как она жмурит веки, как расширяется и убывает зубчатая тень от ее ресниц, как тусклым бежевым перламутром отливает ее рука в свете лампы. Смотрю и погибаю.
Завтра Нине снова идти на войну.
Я ей не союзник, не генерал. Я звездочет, который предсказал, что его жизнь будет связана с Царь-девицей. Как я могу не исполнить собственного пророчества?
Если бы не эти признания, написанные торопливым почерком на вырванных из блокнота листах, Нина подумала бы, что муж охладел к ней.
Поговорить она не осмеливалась. Как признаться, что она замечает его внешнее равнодушие и копается в его вещах? Но больше всего ее пугало, что Клим может отнять у нее последнее доказательство своей любви: будет тщательнее прятать письма или вовсе бросит их писать.
Глава 56
1
В комнате Марты все было как прежде: тарелки на стенах, парчовые кресла. Только часы были другими – в виде кошки с двигающимися глазами и хвостом-маятником.
Марта взглянула на Роберта поверх очков:
– Зачем ты куришь опиум?
Он зажигал спички и держал их, пока они не догорали до пальцев. На столе перед ним валялся целый ворох съежившихся, изломанных остатков.
– Нина Купина меня так и не простила, – мягко произнес Роберт. – Я сам благословил ее на это: в тот день, когда девочка погибла, сказал, что она может взять все что угодно. Она и берет.
Марта нахмурилась:
– Ты, милый мой, не переваливай все на нее. Никто не заставляет тебя становиться наркоманом.
Ничего не ответив, Роберт перевел взгляд на окно. За кружевной занавеской темнели фабричные трубы – без единого дымка.
Марта взяла его за руку.
– Забастовка скоро выдохнется, – убежденно сказала она. – Японские фабрики уже начали работу, через неделю-другую то же будет и с английскими предприятиями. Как только у забастовщиков кончились деньги, они переругались между собой. Вы выкарабкаетесь!
Роберт махнул ладонью:
– Ни отцу, ни мне уже ничем не поможешь.
– Не преувеличивай. Подумаешь, банкротство! Моя-то фирма приносит тебе доход: по миру не пойдешь. Я грешным делом подумала, что это ты наколдовал нам эту забастовку: пожелал процветания моему бизнесу.
Дела у нее шли замечательно: иностранных солдат и моряков в городе – тысячи, им скучно, китайские заведения закрыты – где им еще тратить жалованье?
– Не надо меня жалеть, – произнес Роберт. – Деньги – ерунда, не в этом дело.
– А в чем? Не беспокойся, если тебе мало доходов от моего заведения, мы что-нибудь еще придумаем! Китайцы хоть и злятся на нас, но они с ума сходят по всему западному. Это золотое дно! Хочешь, займемся электрическими фарами для рикш? Я думаю, дело пойдет…
– Послушай меня, – перебил ее Роберт, – что должен делать мужчина, когда он вынужден продать свой дом, свою конюшню? Его отец под следствием, жена его не любит, а на сердце грех – убийство. Как думаешь – мне следует застрелиться?
– Ты дурак, Роберт Уайер! – прикрикнула Марта. – Благослови себя, скажи: «У меня на сердце мир и покой…»
Роберт сгреб в ладонь остатки спичек, раздавил их в кулаке:
– Черта с два. Отец отмыл меня от тюрьмы. Но я убил двух человек, и я за это буду сидеть.
– Где? – не поняла Марта.
Роберт обхватил пальцами голову:
– Здесь.
На висках и на лбу его остались черные угольные следы.
2
Уайеры продали особняк, а сами переехали в маленький дом с серыми стенами и черной черепицей на крыше. Аде там не нравилось: комнаты-кладовки, вентиляторов нет и до службы в полтора раза дольше идти.
Клим напугал ее. Раз он пронюхал о подарке Даниэля, стало быть, об аэроплане знали и другие. Мистер Бернар наверняка что-то задумал. Но что? И почему он втянул в эту историю Аду, не спросив ее позволения? Он намекал на свои чувства, но разве любящий человек бросит девушку на такой долгий срок? Разве он уедет, не оставив ей денег? Ведь если Эдна узнает обо всем, она скажет Лиззи, и Аду уволят. На что ей тогда жить?
А вдруг мистер Бернар – преступник? Вдруг он нарочно пытается заманить ее в ловушку? Ада так распаляла воображение, что иногда ей начинало казаться несусветное: «На самом деле Даниэль безумный ученый, и он ставит опыты над молодыми женщинами» или «Он хочет продать меня в гарем китайскому мандарину».
Она жаловалась Мите:
– Мне страшно! Он какой-нибудь Джек-Потрошитель.
Митька-дурак светло улыбался:
– Потрошитель – это очень хорошая профессия. Я знаю одного парня: он кого хочешь в пять минут выпотрошит – хоть буйвола, хоть собаку. Много денег зарабатывает.
Еще на Чапу-роуд Ада заметила, что за ней следит хулиган. Достала пенсне, посмотрела – точно: серый плащ, кепка, планшет. Вид очень подозрительный. Прибавила шагу – он не отставал; заскочила в пекарню, спряталась за корзинами с хлебом – серый плащ ждал ее на противоположной стороне улицы.
Сердце у Ады дрожало, как заячий хвост. А что, если мистер Бернар и вправду уголовник? А этот шпик – его подручный?
Ада выглянула из пекарни. На всякий случай нащупала в кармане маникюрные ножницы. «Если кто полезет грабить, – говорила Бэтти, – бей в руку, в ногу или в зад. Так до смерти не убьешь, а смотаться успеешь».
Хулиган нагнал Аду почти у самого дома. Сначала она увидела его тень на стене, вскрикнула, обернулась. Это был парень из полиции, что приходил к Уайерам насчет Хобу.
– Что вам? – пролепетала она, попятившись.
Парень снял кепку:
– Вы помните меня? Я Феликс Родионов. Мы в Гензане встречались. – Он вынул из-за пазухи мятый конверт: – Вот, это вам.
На конверте была золоченая надпись: «Приглашение на ежегодный бал Кадетского общества в Шанхае».
Ножницы выпали из рук Ады и со звоном ударились о мостовую. Феликс подобрал их:
– Вы потеряли.
Румянец во всю щеку, чуть кривоватый нос, один передний зуб темнее другого. Ада в растерянности смотрела на Феликса, не зная, что отвечать.
Он вертел ножницы в руках:
– Бывшие кадеты скинулись деньгами: сняли зал, пригласили оркестр.
– У меня платья нет, – пролепетала Ада.
Этот парень, верно, приметил ее в доме Уайеров. Она улыбнулась, но улыбка вышла кривая и слабая.
– Ну, проводите меня, раз на бал пригласили.
Как он просиял! Ада подумала, что было бы неплохо завести ухажера-полицейского: если что, он поможет ей отвадить Даниэля Бернара.
3
На следующий день Феликс прикатил к дому Уайеров на мотоцикле. Дождался, когда Ада выйдет за ворота:
– Садитесь, прокачу.
Она с ужасом покосилась на вонючую, забрызганную грязью машину:
– Нет, спасибо. Мне не нравится, как она гремит.
Феликс изумился, но спорить не стал.
Каждый день он провожал Аду до дому. Ехали на трамвае – забастовка, слава богу, кончилась. Толпа припечатывала их друг к другу; Ада и смущалась, и радовалась этой вынужденной близости. Феликс ей нравился: он был из тех, с кем даже в полночь не страшно выйти на улицу.
Но в разговорах с девушками он был не силен.
– Что ваши хозяева болтают? Уволят старика Хью или нет? – спрашивал Феликс, нависая над Адой (она была ему по плечо).
– Не хочу даже думать о нем, – морщилась Ада. – Он противный. Лучше расскажите о себе. О чем вы мечтаете?
– Ну… Э-э…
Признается или нет, что давно хочет поцеловать ее?
– А вы смеяться не будете? – спросил Феликс, краснея.
– Не буду.
Он держался за кожаную петлю под потолком вагона, голова в истертой кепке загораживала лампу.
– Я еще мальцом читал одну книгу…
– О, вы читаете?
– Редко… В той книжке было про необитаемый остров и моряка.
– «Робинзон Крузо»?
– Кажется… Не помню названия. Я бы один хотел пожить – испытать себя. Знаете, кругом никого на тысячу миль. Смогу пожрать добыть – выживу, не смогу – сдохну. Я думаю, я бы смог – хоть бы мышами питался.
Ада смотрела на него во все глаза. Необитаемый остров? Мыши? А как же она?
Ей было странно, что он робел перед ней – такой высокий, плечистый и сильный. Уважал, относился с бережностью, как будто она была не гувернантка, а княгиня. С тех пор как мама умерла, никто не смотрел на Аду как на чудо. Даже мистер Бернар. Хоть он и спас ее во время пожара и всячески баловал, она была для него низшим существом. А Феликс говорил, что запомнил ее с первого взгляда.
– Вы с маменькой стояли на пристани – вот так она, а вот так вы. У меня… ну… не знаю… в зобу дыханье сперло.
Аду завораживало то, что Феликс не боялся насилия, не думал о справедливости и считал себя вправе судить и наказывать. Он был прямолинеен и несгибаем, ни в чем не сомневался – верный признак «дубовой головы», как говорила мама. И в то же время была в этом какая-то романтичная сладость: приручить зверюгу, сделать так, чтобы он ел с ладони.
Иногда Феликс пугал Аду:
– Во Владивостоке мы оставили о себе память – там нас не скоро забудут! Вы бывали в кафе «Би-Ба-Бо» на Светланской улице?
– Мы по кафе не ходили.
– Ну как же! Там по четвергам было сборище кокаинистов-футуристов. В мае тысяча девятьсот двадцать первого года, двадцатого числа, мы посетили этих гурманов-эротоманов в воспитательных целях. Нас было человек пятьдесят кадетов. Разгромили очаг культуры. Их главного, короля русского футуризма, Давидку Бурлюка, выпороли розгами, а Варьку Статную, поэтессочку, измазали дегтем да вываляли в перьях.
– Зачем же? – ахнула Ада.
– А чтоб воздух во Владивостоке стал чище.
Случись что, Феликс не стал бы колоть врага ножницами, а сразу убил – без раздумий и сожалений.
«А ведь он герой, как в книжках, – думала Ада, – д’Артаньян или капитан Блад».
Феликс выбрал ее дамой сердца и готов был ей служить.
4
Ада думала: что ей делать, когда приедет Даниэль? Сразу сказать, что она больше не желает слушать его дурацкие стишки? А вдруг он захочет отомстить? Отберет аэроплан? Впрочем, пусть забирает – не очень-то он ей нужен. После отъезда Даниэля Ада ни разу не была на летном поле. Аэроплан, конечно, денег стоит, ну да ладно.
Только бы Феликс сделал ей предложение! Полицейские зарабатывают неплохо, а если он будет на хорошем счету, то его и повысить могут.
Всю дорогу от Уайеров до остановки Феликс молчал. Ада сразу поняла, что что-то не так.
– Как ваша служба? – спросила она, когда они втиснулись на подножку трамвая.
– В Китайском городе опять сменилась власть, – буркнул Феликс. – Теперь всем заправляет Сунь Чуаньфан, губернатор провинции Фуцзянь. Этот сразу взялся за коммунистов: кого пересажал, кого расстрелял.
– Это хорошо или плохо?
– Очень хорошо. Раньше мы бились как рыба об лед: что мы могли сделать большевикам, если они сразу в Китайский город удирали? А теперь у нас пойдут серьезные дела.
Серьезные дела – это меньше времени на Аду. А вдруг Феликса убьют? Интересно, вдовам полицейских большая пенсия полагается? Ох, надо срочно дело к свадьбе подводить, и лучше всего до возвращения Даниэля.
Они дошли до «Дома надежды». Феликс никогда не поднимался к Аде. Она и не приглашала его, стыдясь собственной бедности. Но может быть, напрасно? Кого она пыталась обмануть? Будто Феликс не знает, как живут одинокие гувернантки.
– Пойдемте ко мне, я вас чаем напою, – произнесла Ада.
Феликс бросил на нее хмурый взгляд:
– А ваш сожитель не будет против?
– Какой сожитель? – не поняла Ада. – Клим, что ли?
Феликс задышал, раздувая ноздри:
– Что ж вы мне голову морочили? Я думал, вы честная барышня… Я проверил ваш адресок… знаю я этого Клима Рогова. Встречались уже… И с домохозяином вашим поговорил: он мне все выложил.
У Ады потемнело в глазах.
– Побеседовали с домохозяином, а меня расспросить забыли? Ну так и водитесь с ним! Он вам много чего расскажет: ко мне еще ходят филиппинские дети, поп-расстрига и юродивый мальчишка. Кстати, Чэнь тоже поднимается в мою комнату – он об этом забыл упомянуть?
Феликс стоял бледный, растерянный. Ада с силой захлопнула за собой калитку: железный звон прокатился по двору.
– Ада! – позвал Феликс, но она не обернулась.
Мерзавец, негодяй, полицейская морда! А этот Чэнь – старый сплетник…
На нижней ступеньке лестницы сидел Митя.
– Пойдем, – сказал он. – Серафим очень плох.
– Что с ним? – проговорила Ада. Она кипела от возмущения.
– Подстрелили его. Он записался в телохранители. Жена Клима взяла его на работу, чтобы он не подпускал бандитов к хозяину-китайцу. Серафим большой – вот в него пуля и попала. Идем, его спасать надо, а то помрет.
– Идем!
Ада схватила Митю за руку и вытащила его на улицу. Феликс все еще стоял у ворот.
– Идем, – повторила Ада и прошла мимо, даже не посмотрев в его сторону.
5
Серафим лежал на топчане: голова обвязана тряпкой, рубаха в крови. Он не стонал, ничего не говорил, только дышал со свистом.
Митя порылся в мешке, достал вонючие палочки:
– Молиться буду.
Ада вцепилась ему в руку:
– Какое «молиться»?! Надо в больницу ехать!
Митя покачал головой:
– Деньги нужны. Денег нет.
– Матушку позовите, – прошептал Серафим. – Скажите ей, пусть придет…
Ада бросилась к нему, упала на колени рядом с топчаном:
– Миленький, голубчик… Только не умирайте… Я сейчас доктора приглашу! – Обернулась к Мите: – Он что же, сам до дома добрался?
– Отчего сам? Хозяин сказал, принесли его. А я как раз мимо шел, увидел.
– Матушку позовите… – вновь застонал Серафим.
Ада расстегнула ворот платья, достала из лифа свернутые купюры – все деньги, что удалось скопить на билет до Америки.
– Митя, беги к доктору Болдуину – он самый лучший, он моих Уайеров лечит.
Доктор приехал через час, когда Серафима уже начало трясти.
– Немедленно в больницу! – приказал он.
– Матушке скажи, погибаю я… – шептал Серафим, хватаясь за подол Адиного платья. – Обещай, что скажешь… Адресок ее возьми… На бумажке на гвозде…
В больнице его сразу отправили в операционную. Клерк с морщинистым лицом протянул Аде счет:
– Если вы не можете оплатить, вашего родственника поставят на очередь. Но он до этого, боюсь, не доживет.
– Я заплачу, – глухо отозвалась Ада.
Кассир выдал ей чек и сдачу: один доллар двадцать пять центов.
– Это были твои сбережения? – спросил Митя, когда они вышли из больницы.
Ада кивнула. Денег было жалко до слез.
– Пойдем к матушке. Серафим ей всю получку относил. Пусть хотя бы часть возместит.
Стемнело. Накрапывал дождь, мимо катили коляски рикш с поднятым верхом; Ада и Митя бежали под одним зонтом.
Серафим часто бахвалился: каждый выигранный бой приносил ему по пятнадцать – двадцать долларов: «Матушке моей радость будет – она дом купить мечтает».
А вдруг матушка не отдаст деньги? Она заранее представлялась Аде злобной, некрасивой теткой с длинным лицом и поджатыми губами. Серафима уже прооперировали – иди стребуй с нее долг!
Шестиэтажный дом, крутая лестница, на полу желтые и коричневые плитки, как на шахматной доске. Ада сверилась с бумажкой и отыскала номер квартиры. Почтовый ящик был битком забит письмами и рекламными объявлениями.
– Давно не вынимали, – сказал Митя.
Ада минут десять давила на кнопку звонка. Дверь соседней квартиры приоткрылась.
– А их нет никого, – сказала нарядная горничная в кружевной наколке. – Еще неделю назад уехали.
– Куда? – выдохнула Ада.
– В Манилу. Хозяин получил новое назначение.
– А няня где?
– С ними поехала – как им без няни? Двое детей, матери одной не справиться. Да и привыкли они к няне…
Ада медленно побрела вниз по лестнице.
– А батюшка-то наш как дурак ждет ее, – проговорила она сквозь зубы.
– Сволочь какая его жена, – сказал Митя. Первый раз он плохо отозвался о человеке.
Глава 57
1
В парки Французской концессии китайцы допускались, но только в опрятной, европейского покроя одежде. За порядком следил полицейский с пистолетом.
Клим привел Китти на детскую площадку, но стоило ей появиться у качелей, как белые мамаши подхватили детей и унесли подальше. Грозная Китти с хохотом погналась за ними.
Вернулась победителем:
– Папа! Идем камешки в пруд кидать!
Читать бесплатно другие книги:
