Белый Шанхай Барякина Эльвира
– Ничего, у нас есть Тальберг! Он рисует, как Леонардо да Винчи! Прямо в воздухе умудряется начертить схемы. По ним и будем летать.
Это были сумасшедшие люди. Все фронтовики, все молодые. Даниэль и сидевший рядом с ним механик Лемуан – тот самый, безногий, – были самыми старшими.
– Что я не видел дома? – усмехался Пьер. – Кому я там нужен? А здесь все кипит. Летишь по воздуху, смотришь вниз – и понимаешь, что вот отсюда, от реки с островами, расходятся лучи новой жизни.
Они делали то, что считали нужным, и ничего не боялись. Они не ждали, что их мечты осуществит кто-то другой. А что до риска – да черт с ним!
Метеоданных нет и не будет, погода меняется каждые тридцать минут – ничего, выдюжим. Вместо аэродромов – поля. Боезапас, горючее и запчасти перетаскивают по земле кули. «Зазеркалье, – вновь подумала Эдна. – Средневековье пополам с двадцатым столетием».
Может быть, в этом и было дело? Они собрались здесь, чтобы поиграть в средневековых рыцарей и робин-гудов? Где еще они найдут доступных королей, готовых озолотить победителей, и чернь, которую можно защитить от злого шерифа?
Сейчас они наперебой ухаживали за «прекрасной дамой» – это тоже вписывалось в сюжет пьесы.
«А ведь ни с одним из них нельзя быть счастливой, – с горечью подумала Эдна. – В их постановке есть только один главный герой, а роль женщины сводится к крикам „Спасите!“ и благодарному поцелую в финале».
После обеда она все-таки подошла к Даниэлю.
– Товарищ Бернар, я могу взять у вас интервью?
Он переменился в лице:
– Разумеется. Пойдемте в ангар.
Здесь было жарко и душно, столб света падал из открытой двери на крыло нового аэроплана.
Даниэль указал Эдне на перевернутый ящик:
– Садись.
Но она осталась стоять:
– Даниэль, мне нужен развод.
– Да, конечно.
Он был спокоен и тих, и уже за это Эдна готова была убить его. В ангар вошел Муха. Посмотрел исподлобья и сел у ног хозяина – как часовой.
– Даниэль, мне сказали, что ты поставляешь кантонцам оружие, – дрогнувшим голосом проговорила Эдна. – Ты не боишься, что их армия уничтожит все, что нам дорого?
– Ты переоцениваешь китайцев, – отозвался он. – Их солдаты – это нищая голытьба, нанятая по деревням за шесть – десять долларов в месяц. А офицеры почти поголовно – дети помещиков. Коммунисты хотят национализировать землю, иначе Россия не даст денег на войну. Но если Чан Кайши заикнется о переделе земельной собственности, китайские офицеры прирежут его. У них нет идеологии, только лозунги, за которыми не стоит конкретной программы. Причина этой войны в том, что китайцы не хотят жить, как раньше…
– Так почему ты с ними?! – перебила Эдна.
– Потому что я тоже не хочу жить, как раньше.
Эдна молчала.
– Не возвращайся в Шанхай, – наконец сказала она. – Я сделаю все, чтобы тебя расстреляли как изменника.
– Я не присягал ни одной из Великих Держав, – усмехнулся Даниэль.
– Но ты присягал мне! А с предателями на войне разговор короткий.
– Извини, я не хотел сделать тебе больно, – сказал он и пошел к выходу. Пес потрусил следом.
5
Поль Мари сидел в ангаре за ящиками, и они не видели его. А он слышал каждое слово.
Вечером Лемуан нашел Даниэля в мастерских и сказал, что он думает: если его жена исполнит угрозу, могут быть большие неприятности. Возможно, ему скоро придется ехать в Шанхай – и там его арестуют.
– Принес же ее черт! – в сердцах выругался Даниэль, но предпринимать ничего не стал.
Лемуан послал мальчика, чтобы тот проследил за Эдной. Мальчик сказал, что мисси купила билет на пароход, следующий до Гонконга, и собирается уезжать завтра. Джон Пратт, который ее привел, очень этому удивился – ведь она хотела взять интервью у Чан Кайши.
Весь вечер Лемуан сидел на пороге своего дома, чесал голову и думал. А потом призвал к себе Одноглазого:
– Сделай так, чтобы эта женщина нам не мешала.
Глава 64
1
В клубе шла лекция о текущем положении в стране. Лиззи сидела в третьем ряду и обмахивалась платком – солнце палило вовсю, и от него не спасали ни жалюзи, ни вентиляторы.
– …армия Гоминьдана захватила провинцию Хунань и двинулась к Янцзы, – говорил лектор, молодой военный корреспондент. На лбу его блестели мелкие бисерины пота; длинная указка бойко перемещалась вдоль огромной карты Китая.
В зале были преимущественно дамы. Лиззи смотрела на их лица: тревожные глаза, прикушенные губы.
– За последние месяцы в Шанхай вошло около ста тысяч беженцев, – продолжал лектор. – Они опасаются не столько Народной революционной армии, сколько отступающих северян. Из-за страшной засухи цены на рис выросли на девяносто процентов… В августе в водопроводе Чжабэя была обнаружена холера, результатом чего стала смерть более двух тысяч аборигенов.
– Этим и кончится, если допустить китайцев к управлению городом, – сказала сидевшая рядом с Лиззи пожилая англичанка.
Лиззи посмотрела на часы: полдень. Через час ей надо быть у Соколова.
Она поднялась и вышла из зала.
Роберт безропотно отвечал на любые вопросы. Лиззи больше не испытывала к нему ненависти, скорее брезгливую жалость. Она таки смогла сделать его кормильцем семьи.
О встречах с Соколовым Лиззи договаривалась через Хобу. Она подъезжала на автомобиле к развлекательному центру «Большой мир», выходила через черный ход и на соседней улице нанимала рикшу. Меньше чем через час возвращалась и покупала какую-нибудь безделушку. Шофер все это время спал на заднем сиденье.
Лиззи ничего не забывала – ни цифр, ни фамилий. Соколов светлел лицом, слушая ее отчеты, и, когда она попросила прибавку, сразу же согласился.
– Мы не скупимся в отношении агентов, работающих на совесть.
Роберт исправно ездил на службу, посещал все клубные мероприятия, но теперь его не волновали даже лошади. Когда Лиззи объявила ему, что Бриттани идет в школу, он несказанно удивился:
– Разве она такая большая?
В его комнате всегда пахло опиумом, и если раньше он стыдливо прятал трубку, то теперь она валялась на ночном столике у кровати.
«Интересно, сколько живут наркоманы?» – думала Лиззи.
На этот раз рикша попался тощий, заморенный, будто только что из тюрьмы вышел. Его все обгоняли, даже кули с доверху нагруженными тачками, но Лиззи не решалась его понукать.
На Татунь-роуд он и вовсе встал – замер, тяжело дыша и утирая пот драной шапкой.
– Послушайте, я тороплюсь… – начала Лиззи и тут заметила, что и другие рикши остановились.
Китаец обернулся к ней, показывая, что не может проехать. Она кинула ему монету и спрыгнула на мостовую.
На проезжей части собрался народ. Мальчишки протискивались сквозь толпу.
Увидев Лиззи, китайцы расступились. Перед мясной лавкой стояли на коленях какие-то люди со связанными руками. Человек с красной повязкой выхватил из ножен меч, махнул… В воздух взметнулись две струи крови, и к ногам Лиззи подкатилось что-то круглое.
Это была голова Хобу.
2
Бриттани было трудно в школе. Учитель говорил, что она страшно невнимательная и ленивая. Ада по сто раз заставляла ее переписывать урок по чистописанию. Буквы наезжали друг на друга, кляксы расплывались… Бриттани рыдала. С арифметикой дела обстояли совсем безнадежно.
«Может, Бриттани умственно отсталая? – с ужасом думала Ада. – Или это я ничего не понимаю в педагогике? Запустила ребенка, и теперь она учится хуже всех в классе».
Коллор сказал, что последний раз Феликса и Серафима видели в Нагасаки. Куда они делись потом, никто не знал. Ада считала дни: «Я не видела его месяц», «Я не видела его полгода»…
Ночами она представляла, как они встретятся с Феликсом: она придет от Уайеров – а он тут, во дворе, ее поджидает. Эти мысли не давали ей спать – сначала полночи, затем час, десять минут…
Когда Бриттани отправили в школу, Лиззи урезала Аде жалованье – теперь копить совсем не получалось. Аэроплан забрала Нина Васильевна, сбережения – Бэтти, Феликс украл сердце. Ада вглядывалась в свое будущее: она станет худой, бедной тридцатилетней старой девой, красота ее пропадет, и все, что останется, – это воспоминания о напрасных жертвах и «моментах богатства», перепавших от Даниэля Бернара.
Ада заглянула в тетрадь Бриттани:
– Я тебе что диктую? «Автомобиль остановился на Эвкалиптовой улице». А ты что написала? Откуда у тебя взялась «Дубовая улица»?
– «Дубовая» проще писать. Пусть автомобиль туда едет.
Сил никаких нет с этим ребенком!
Дверной звонок отчаянно затрещал. Ада пошла открывать. Лиззи – взъерошенная, с потеками черной краски под глазами – ворвалась в прихожую:
– Где Хобу?
– Я не знаю. Ее и вчера не было.
Лиззи побледнела:
– Почему вы мне не сказали?
– Я думала, у нее выходной.
Лиззи посмотрела на Аду блуждающим взглядом. Послышались шаги, чья-то тень загородила солнце в дверях.
– Добрый день, миссис Уайер. Нам надо поговорить.
На крыльце стоял Джонни Коллор.
3
Он был похож на гробовщика – худой, мрачный, холодный. Лиззи повела его в свой кабинет. Страх сверлил ей затылок, как нацеленное винтовочное дуло.
«Он все знает», – догадалась она.
Показала Коллору на кресло:
– Прошу.
Села на подлокотник дивана. Потянулась за папиросами, достала одну из пачки и тут же сломала, просыпав табак себе на колени:
– Черт…
Коллор спокойно наблюдал за ней.
– Миссис Уайер, – наконец произнес он. – У меня есть ордер на ваш арест.
Вторая папироса выпала изо рта Лиззи.
– Вы там, в полиции, совсем сдурели?
Коллор достал из кармана бумагу и передал ей.
– Даже смотреть не хочу! – закричала она и разорвала ордер на мелкие клочки. – Подите вон! Плевать я на вас хотела!
Лицо Коллора не дрогнуло. Он снял бумажку со своего плеча:
– Вот уже несколько месяцев вы сотрудничаете с коммунистами. Вас завербовала прислуга, соблазнив большими деньгами. Хобу вчера арестовала китайская полиция – вы об этом знаете?
У Лиззи затряслась челюсть.
– Вы не смеете… Мой супруг служит в Муниципальном совете – он меня защитит!
– Не думаю.
Лиззи вдруг поняла, что Коллор пришел сюда не для того, чтобы арестовать ее. Один, вежливый, насмешливый – никакой полицейской помпы. Она выглянула в окно: Коллор приехал на мотоцикле, – не на нем же он повезет ее в тюрьму?
– Что вы хотите? – произнесла Лиззи и сама удивилась, как по-деловому прозвучал ее голос.
– Чтобы вы стали пламенной революционеркой. Проявите инициативу, почитайте труды Маркса, покажите своим русским хозяевам, что вы готовы служить не только за деньги, но и за идею.
Лиззи молча проглотила его слова.
– Вам надо поближе познакомиться с товарищем Соколовым и его коллегами.
– Сколько вы готовы платить?
Коллор рассмеялся:
– Моя дорогая миссис Уайер, это не мы, а вы должны платить нам за возможность спасти ваш прелестный зад.
– Как вы смеете оскорблять меня!
Внезапно Коллор переменился в лице:
– Слушайте, леди, комедию будете ломать перед своим мужем, понятно? Сегодня вы найдете Соколова и расскажете ему об исчезновении няньки. А потом засядете за уроки. – Он вытащил из планшета толстую потрепанную книгу. – Русские должны поверить, что вы искренне интересуетесь их делами.
Лиззи покосилась на обложку: «К. Маркс. Капитал»:
– Спасибо, что не заставляете меня учить иероглифы.
– И не вздумайте бежать, – добавил Коллор. – Портовым и железнодорожным служащим разосланы ориентировки – они не выпустят вас. Так что единственный вариант – это вглубь страны, по проселочным дорогам, к китайцам. Каждую неделю вы будете делать доклад о том, что вам удалось узнать. И запомните: как только вы перестанете приносить пользу, мы отправим вас под суд.
– Скотина, – прошептала Лиззи.
Коллор встал и раскланялся:
– Я вам позвоню.
Он закрыл за собой дверь. Из прихожей донесся голос Ады – она о чем-то его спрашивала. Потом шаги, осторожный стук в дверь.
– Миссис Уайер, вот ваша почта.
Лиззи бешено повернулась к Аде:
– Отстаньте от меня все!
Ада положила конверты на журнальный столик и выскочила в коридор.
Первое письмо было от Эдны – синяя пятицентовая марка, круглые штампы. Отправлено из Кантона. Трясущимися руками Лиззи надорвала мятый конверт.
Дорогая сестра!
Я не вернусь в Шанхай. Сейчас пароходом отправляюсь в Гонконг, а потом сразу в Америку. Я в отчаянном положении, и у меня не хватает духу приехать. Мне надо собраться с мыслями, чтобы понять, как жить дальше. Мой муж не тот, за кого себя выдавал. Я встретила его здесь, в Кантоне. Даниэль Бернар – коммунист. Он служит в армии Гоминьдана и занимается контрабандой оружия. Я напишу тебе, когда приеду в США.
Твоя Эдна.
Второе письмо было от управляющего гостиницы «Виктория» в Кантоне. Он писал, что его вызвали в полицию на опознание трупа. К сожалению, сомнений быть не может: дама со следами удушья – это миссис Эдна Бернар. В день смерти она попросила консьержа отправить письмо, потом вышла из гостиницы, и больше ее никто не видел живой.
Управляющий позволил себе написать по адресу, указанному на конверте миссис Бернар, предполагая, что таким образом о несчастье будут извещены ее родные и близкие.
Минут пять Лиззи тупо смотрела на ровные, написанные красивым канцелярским почерком строки.
Эдна умерла.
И убил ее, по всей видимости, муж, с которым она так некстати повстречалась.
Глава 65
1
Ада медленно шла по улице. Коллор сказал, что о Феликсе по-прежнему ничего не известно.
Шанхай готовился к обороне: маршировали волонтеры, то и дело проносились грузовики с пулеметами. Полицейские вели арестованных, связанных одной веревкой.
Во дворе «Дома надежды» соседка чистила рыбу.
– Вас там гости поджидают, – сказала она.
У Ады забилось сердце. Она распахнула дверь. На лестнице сидел Митя, а рядом – две девушки-близняшки со светлыми волосами и раскосыми глазами. Сразу видно – полукровки.
– Здравствуйте! Вы не знаете, где Клим? – спросила одна из них по-русски.
Разочарованная Ада протиснулась между ними:
– Не знаю. Он давно тут не живет.
Откинула люк, поднялась в комнату; девушки полезли следом:
– Постойте! Нам надо поговорить!
– О чем?
– Мы друзья Клима – Паша и Глаша Заборовы… Мы…
– Впусти их, – попросил Митя. – Они хорошие.
Ада бросила на него злобный взгляд:
– А мне какое дело?
Но все же позволила девушкам войти. Одна из них неловко наклонилась, чтобы прикрыть люк, и из ее сумки вывалилась пачка грязной бумаги.
Это были листовки. На русском, французском и английском языках рассказывалось о добрых намерениях СССР.
– Что это? – нахмурилась Ада.
Паша и Глаша переглянулись, покраснели:
– Мы должны были отнести их в советское консульство, а на улицах патрули: всех с большими сумками останавливают и обыскивают. Мы думали у Клима переждать…
– Меня это не касается! – рявкнула Ада.
Митя выглянул в окно:
– Перед домом стоит полицейский.
– О господи! – ахнула одна из сестер.
Ада не знала, что предпринять. Выгнать их – они скандал поднимут, тогда полиция точно прибежит.
Девчонки были ее ровесницы. Чего они в политику лезут? А с другой стороны – куда им еще лезть? Обе белесые, тощие, папиросами пахнут, как два окурка.
– Чем вы занимаетесь? – дружелюбно спросила одна Заборова.
– Служу.
– Где?
– В одном доме.
Аде хотелось есть, у нее под столом были припасены хлеб и повидло, но если достать – придется делиться с гостями. Интересно, они до ночи собираются тут сидеть?
Заборовы как будто не замечали ее недовольства. Они трещали о клубах и лекциях, звали Аду куда-то.
– Обязательно к нам приходите – у нас весело! И парней много. – Они вновь переглянулись и захихикали.
Ада поджала губы. Как будто ей нужны их безработные мальчишки. За ней сам Даниэль Бернар ухаживал, на аэроплане ее катал.
Ада почувствовала на себе Митин взгляд. «Я сейчас уведу их», – то ли услышала, то ли по губам поняла она.
– Принеси воды, – сказал Митя, доставая из мешка бритву. – И еще мне потребуется твоя оранжевая занавеска.
Через час в комнате Ады сидели три молоденьких монашка. Обритые под ноль Заборовы трогали друг другу головы:
– Ой, какие мы смешные!
Из оранжевой занавески получились две робы. Теперь барышни-пропагандистки и вовсе были неотличимы друг от друга.
– Точно не видно, что мы девки? – спросила то ли Паша, то ли Глаша.
– Точно, – сказала Ада.
Митя отер бритву тряпицей:
– Я отведу их в советское консульство.
Они попрощались, поблагодарили. Ада закрыла за ними люк.
С лестницы доносились голоса:
– Приходите к нам на собрание, Митя! Это ничего, что вы монах. За год у нас в партию вступили десять тысяч человек, и каждого надо было убедить, наставить. Вы же знаете китайский, вы могли бы переводить революционные песни.
– Я, к сожалению, не поэт, – отозвался Митя.
Ада проследила, как они вышли за ворота. Полицейский не обратил на них никакого внимания.
Она достала хлеб, повидло, сделала себе долгожданный бутерброд. Кто бы знал, что Митька окажется таким резвым. Обрил девчонок, повел их через город… Ада думала, он только поклоны класть может.
Правда, волосы за своими коммунистками Митя не догадался убрать.
2
Макар Заборов вернулся со службы домой. В кармане – получка за две недели, еще газета «Вера и жизнь» – чтоб ознакомиться.
Служба у Макара – лучше не придумаешь: охрана трамвайного депо. Охранников – три человека, все наши, российские, один даже с собакой Шариком. Собака, правда, китайская, но на морде у ней это не написано.
Как придешь на службу – в тетрадке отметься, потом ходи с фонарем, смотри, чтоб мальчишки тайком не свинтили чего у трамваев. Эта шпана косоглазая нарочно всякие хитрости придумывает, чтобы в заблуждение ввести. Устроят шум в одном конце – кинешься туда с ружьем, пальнешь для острастки, а они тишком дверь из вагона унесут. Зачем она им?
Митрофаныч, коллега, говорил, что китайцы эти двери в своих домах приколачивают. С шиком, значит, живут.
Еще, бывает, стекло вынут или плетеное кресло первого класса утащат. Трамвайной компании от этого большой убыток.
Макар однажды поймал китайчонка, притащил его в караулку – хотел вздуть как следует. Снял ремень – портки падают. Натурально, стоишь, а они на коленках висят. Конфуз.
А полковник Лазарев до каких высот добрался! У него теперь штаны с лампасами, усы в фабре. Расчесывается на пробор и автомобиль имеет (хоть и подержанный). Он у хозяйки Нины Васильевны правая рука, если не сказать больше. Китайцы крадут друг друга, как с цепи сорвались. У одного воротилы, говорят, четырех жен украли, одна из которых была нужная, любимая. Так он к Нине Васильевне на поклон примчался: спасай, говорит, а то от любви помираю.
Спасли.
Митрофаныч говорит, что хозяйка небось с китайскими бандитами дружбу водит, чтобы они нарочно людей похищали. Выкуп потом пополам. Но Митрофаныча слушать не надо: он человек злой, контуженный, а иногда – запойный.
Под дверью Макара ждало письмо; конверт в уборную на гвоздь не повесишь – очень уж грязный. Макар прошел в комнату, нацепил очки:
– Батюшки, никак от Назарки весточка пришла… Марья!
За раскрытым окном показалась Марья Макаровна – она колола лучину во дворе.
– Чего вы орете как зарезанный?
– Марья, погляди!
Дочь перегнулась через подоконник, взяла письмо, распечатала.
– Что там?
Ответить она не успела. Во двор вошел худенький паренек с бритой головой. Белый, а одетый как китайчонок. Сложил руки по-молитвенному:
– Здравствуйте. Я хочу рассказать вам о ваших девочках.
Макар снял очки:
– А ты кто?
– Митя. – Он подошел поближе: – Они должны ехать в Ханькоу. В советском консульстве сказали, что они не могут оставаться в Шанхае – их в любой момент могут посадить в тюрьму. Я поеду с ними и прослежу, чтобы их никто не обидел.
Читать бесплатно другие книги:
