Большая игра Смит Дэниэл
– Надеюсь, он не затоплен. – Меня пугала мысль о том, что я утону здесь, где никто меня не найдет. Тогда папа никогда не узнает, что со мной случилось, и всю оставшуюся жизнь будет прочесывать лес в поисках моего тела.
– Я тоже надеюсь. Плыви за мной.
– Хорошо, – ответил я, и мы снова нырнули под воду и поплыли внутрь самолета.
Мне чудилось, что мы попали в иной, страшный мир. Светодиодные ленты, протянутые вдоль коридоров, окрашивали воду в тусклый красный цвет крови. Они то загорались, то выключались, иногда неожиданно вспыхивали зеленым или желтым светом, но через секунду снова гасли.
Слабое течение несло с собой всякого рода вещи. Сумки, портфели и бумаги медленно проплывали мимо, как в невесомости. Один ботинок. Пиджак, колыхающийся как медуза. Декоративная подушка, что поднялась из глубины и проскользнула мимо меня странным доисторическим зверем. За раскачивающимися дверьми виднелись пристегнутые к креслам мертвые тела. Их руки ужасающе покачивались, а волосы опутывали головы, как водоросли. Темнота скрывала и другие, странные силуэты, притаившиеся в глубине, как подводные чудища.
Всякий раз завидя просвет между водой и потолком, мы выныривали на несколько секунд, чтобы глотнуть спертого воздуха и снова уйти под воду, пробираться сквозь дебри дрейфующих предметов. Мы продвигались все дальше и дальше, поднимаясь по белым от россыпи бумаг коридорам, протискиваясь сквозь дверные проходы. В сильно накренившемся самолете все казалось повернутым под непривычным углом, и я порой не понимал, где верх, а где низ. Местами в воде плавало столько хлама, что висевший за спиной лук увязал в нем, так что я решил снять его и взять в руку, чтобы плыть побыстрее.
Каждый раз, ныряя после короткой передышки, я думал, что этот раз – последний. Что мы заплывем в тупик, перед глазами потемнеет, вода зальется в легкие, и мы потеряем последнюю надежду выжить.
– Почти добрались, – сказал президент, когда мы в очередной раз вынырнули отдышаться.
Я посмотрел на его лицо в тусклом свете и молча кивнул.
– Ты в порядке? – спросил президент.
Я снова качнул головой.
– Страшновато, да?
– Ага.
– Осталось немного. Готов?
Я глубоко вдохнул и хотел снова кивнуть, как что-то ударилось о мою ногу. Я тут же попытался оттолкнуть невидимый предмет ногами и руками и, запаниковав, поднял тучу брызг и налетел на президента. Перед глазами возникли жуткие картины: монстры из глубин и те неясные силуэты в темной воде самолета.
– Все хорошо, – попытался успокоить меня президент. – Все хорошо.
Но я едва мог разобрать его слова. В ушах у меня пульсировала кровь, и я пытался избавиться от этого наваждения, яростно колотя по воде, заполняя брызгами маленькое безводное пространство.
– Уберите это от меня! – взмолился я, прижимаясь спиной к президенту. – Уберите!
Пытаясь высвободиться, я оттолкнул президента к стене и нечаянно выпустил лук.
В эту секунду я увидел лицо.
С тихим всплеском на поверхность всплыло тело.
Открытые глаза женщины смотрели прямо на меня. Но я точно знал, что она мертва. На лбу у нее чернело отверстие от пули. Оно было чистое, без крови – вода все смыла. Течение качало волосы женщины, от чего она казалась живой.
– Не смотри на нее! – Президент взял меня за плечи. – Не смотри.
Я повернулся и поглядел на президента, но перед глазами стояло лицо женщины. Я знал, что она здесь, у меня за спиной.
– Просто дыши, – успокаивал меня президент. – Глубже дыши, ровнее. Осталось немного. Еще один салон переплыть, а там – ступени на верхнюю палубу.
– Вы знали ее? – немного успокоившись, спросил я президента.
– Ее звали Патриция Янг. Она была ведущим специалистом… Мы сейчас как раз в отсеке моего личного состава.
– Ее застрелили?
– Да, похоже, Моррис тщательно заметал следы.
Президент снова посмотрел на меня.
– Готов плыть?
– Я лук уронил.
– Оставь его.
– Не могу!
– Он тебе больше ни к чему.
– Я должен его найти! – Внезапно лук стал для меня действительно что-то значить. Он был единственным напоминанием о папе и о доме.
– Вы его видите? – Я посмотрел в мутную воду.
– Брось его, Оскари. Ты ведь…
Я занырнул в темноту. Течение натолкнуло на меня тело убитой, ее ноги снова ударились мне в бок, но я стиснул зубы и начал искать лук. Моим долгом было вернуть его домой. Во что бы то ни стало.
Широко расставив руки, я поворачивался из стороны в сторону в надежде отыскать лук, хотя шансы мои были невелики. Каждую вещь, которой касались пальцы, я ощупывал и отбрасывал прочь, пока не натолкнулся на него. Лук застрял на самом дне, зацепившись за что-то.
Я поднялся, чтобы глотнуть воздуха, и снова нечаянно потревожил тело женщины. Набрав полную грудь воздуха, я нырнул еще раз. Я нащупал на дне лук и попытался его освободить, но один конец лука придавило креслом, которое я, видимо, сдвинул, когда запаниковал. Я уперся плечами в стену, а ногами – в кресло и попытался сдвинуть его с места. Сначала ничего не вышло, но потом оно покачнулось, и высвободившийся лук поплыл прочь от меня. Я развернулся, крепко схватил его и поднялся из воды.
– Теперь готов плыть?
Я подался в сторону и кивнул:
– Пора выбираться отсюда.
Мы снова набрали воздуха и нырнули, но на этот раз я знал, что за темные силуэты спрятаны во мраке: это тела людей, которые летели на борту. И их там гораздо больше, чем можно представить. Где-то в темноте трупы мужчин и женщин дрейфуют между бумаг, ручек и потерянных туфель.
И чудится, что, когда мы плывем мимо, все они тянутся схватить нас своими мертвыми руками.
Президентский самолет
Выбравшись, наконец, из воды, мы не стали останавливаться. Мы шли вперед, подгоняемые ощущением, что Хазар и Моррис дышат нам в затылок.
– Сюда! – скомандовал президент, и я пошел за ним, с трудом волоча ноги вдоль коридора, оставляя мокрые следы на дорогом ковре. Самолет трещал и скрипел, будто в предсмертной агонии.
Мы прошли комнату переговоров, в центре которой размещался овальный стол, а вокруг валялись перевернутые стулья и кипы бумаг.
Мне показалось, что из-под стола торчат чьи-то ноги, но я отвел глаза и уставился в спину президента. Когда мы вышли из комнаты, он плотно закрыл за нами массивную дверь и повернул ключ в замке.
– Здесь мы будем в безопасности. – Президент вытер лицо и отжал ладонью воду из рукавов рубашки.
– Даже если они попадут в самолет, то через эту дверь им не пройти. Она специально укреплена на случай нападения террористов. – Президент печально улыбнулся. – Теперь ты, Оскари, на моей территории.
Я кивнул в ответ и тоже отжал промокшую насквозь одежду.
– Там коридор. – Президент махнул рукой налево. – А там – медицинский кабинет и мой офис. – Показал он на двери у себя за спиной. – Эти ступени ведут в центр связи и к кабине экипажа. Пойдем!
Я отряхнул руки от воды и пошел следом. Заглянув по дороге в медкабинет, я чуть не врезался во внезапно остановившегося президента.
– А вот и наш путь к спасению, – сказал президент, дотронувшись до большой двери слева от нас. Надпись вокруг красной ручки велела «повернуть, чтобы открыть».
– Через нее и выйдем, когда понадобится. Видел когда-нибудь, как президент США спускается из своего самолета и машет толпе?
Я отрицательно покрутил головой.
– Что, ни разу не видел по телевизору?
Я снова крутанул головой.
– Что ж, – вздохнул президент. – Это та самая дверь, из которой он… то есть я выхожу. И сегодня утром тоже должен был… – он прервался. – Ну ладно, делу – время. Иди за мной.
Президент открыл дверь справа от нас, и мы вошли в его офис.
– Был когда-нибудь в Белом доме?
– Нет.
– Значит, теперь побывал. В этом кабинете я все равно что в Белом доме.
Темный дубовый стол в дальнем углу кабинета стоял на месте, но на нем было пусто. Документы, папки и ноутбук, которые, судя по всему, раньше там лежали, рассыпались по коричневому ковру и кожаному угловому дивану, стоявшему напротив. Президентское кресло валялось рядом, как убитое животное, задрав лапы на колесиках к потолку. На стене висел сине-золотой герб Америки. Портьера была отодвинута к краю, но через опущенные заслонки иллюминаторов в комнату почти не проникал свет. В кабинете пахло деревом, кожей и роскошью.
– Посмотри там, – президент указал на диван. – Может, найдешь мой сотовый; от этого – никакой пользы. – Он достал из кармана телефон охранника и откинул его в сторону.
Зайдя за стол, президент начал судорожно выдвигать ящики. Из отверстия над его головой болталась желтая кислородная маска. Закрепленная на тонкой пластиковой трубке, как на паутинке, она то и дело подпрыгивала и раскачивалась, когда ее задевал президент. Такие же маски свисали и рядом со мной, над диваном.
Я внимательно перебирал бумаги и папки, откладывая их прямо на пол, пока не заметил завалившийся между диваном и подушкой черный смартфон.
– Нашел!
– Молодец!
Президент обогнул стол и забрал у меня телефон. Он нажал кнопку включения, и экран засветился.
– Ну же? Ну? – торопил он свой мобильник. – Нет сигнала.
Президент поднял вверх руку, повертел в воздухе аппарат, потом швырнул его в сторону и со злостью пнул стол.
– Черт возьми! Почему у меня нет спутникового телефона, как у этого проклятого предателя Морриса!
– Что теперь будем делать?
– Что делать? – Президент с силой потер лицо. – Что будем делать? Думай, думай. Точно! Идем наверх. Центр связи и кабина экипажа. Это наш последний шанс вызвать спасателей. Скорее, Оскари!
Мы вернулись в коридор и пошли в обратном направлении. Поднявшись по лестнице, мы оказались в центре связи, где, несмотря на угол, под которым приземлился самолет, все столы стояли ровными рядами вдоль стен. Не считая этого, в комнате царил полный хаос. К крышкам столов прилипло сгоревшее оборудование, все экраны компьютеров были разбиты, будто их нарочно повредили. Из мониторов торчали куски пластика и напоминавшие кишки связки проводов. Остальная электроника и пять больших офисных кресел лежали у противоположной стены, прикрывая собою, как мне показалось, груду мертвых тел. Пол устилали разбросанные листы бумаги и несколько ноутбуков с изуродованными экранами. Желтые кислородные маски, спускавшиеся с потолка, покачивались из стороны в сторону. Острый запах гари разъедал глаза.
Президент встал рядом и осмотрел кабинет. Он покачал головой и уперся рукой в стену, будто не мог больше держаться на ногах.
– Ничего не уцелело, мы не сможем позвать на помощь.
– А почему лампочки еще горят? – удивился я.
– Аварийное питание, скорее всего. Это не простой самолет. Корпус в десять раз прочнее, чем у пассажирского аэробуса. Такой, что ядерный взрыв с земли его не покоробит. Все окна бронированы, вражеские радары самолет не видят; есть осветительные снаряды, чтобы сбить прицел у ракетниц врага, инфракрасные излучатели, чтобы вывести из строя их систему наблюдения….
– Так почему такой самолет сбили?
– Сложно сказать. – Президент нахмурил брови. – Только одно объяснение идет на ум: Моррис взломал систему. На борту летело двадцать шесть человек экипажа. Моя охрана, команда помощников… всего около сорока человек, и все мертвы. Он просто пустил их в расход. И такого предателя я считал своим другом… Возможно, он прав, и у президента не может быть друзей.
– Я – ваш друг.
– Верно, Оскари. И ты доказываешь мне свою дружбу даже слишком часто. Пойдем-ка к кабине экипажа, может, там повезет.
Перешагивая через обломки компьютеров, президент вышел в соседнее помещение. Он сообщил мне, что это кают-компания, но я не смотрел по сторонам, не хотел больше видеть трупы. Мы пересекли зал и вошли в кабину пилота.
До сих пор я был уверен, что такой махиной управлять должны из кабины в разы больше той маленькой комнатки, в которой мы оказались. За креслами пилотов поместились только миниатюрный столик да два стула, больше ничего.
Из-за того, что самолет остановился на мелководье у крохотного острова, нос его был приподнят, и через большое огибавшее кабину окно было хорошо видно озеро, с какой стороны ни посмотри. Если приглядеться, то слева от нас, вдалеке, можно было рассмотреть берег, но мне он казался просто черной полосой.
– Думаете, успеем добраться туда раньше, чем нас заметят? – спросил я президента.
– Попробовать стоит.
Туман все еще висел над озером, но уже не очень плотной пеленой. За окном посветлело, солнце желало вступить в свои права и грозило выжечь остатки тумана к полудню. Я представил, какое сегодня вечером будет голубое небо, едва подернутое дымкой облаков.
Но я не был уверен, что мы доживем до этого.
В кабине так же, как и в информационном центре, стоял острый запах гари и назойливый писк приборов. Их ежесекундное пиликанье совпадало с помаргиванием красных лампочек, рассредоточенных по всей кабине пилота.
Президент направился прямиком к приборной панели и, остановившись между двух кресел, навис над множеством кнопок, выключателей, циферблатов и экранов. Половина из них была выключена, но оставшиеся призывно светились.
– Должно же здесь что-то дельное быть. Радиопередатчик какой-нибудь. – Президент разглядывал циферблаты, давил на все подряд кнопки и недовольно мотал головой.
– И как им удается запомнить, что и когда нажимать?
Он наклонился вперед и положил руку на рычаг.
Тотчас самолет содрогнулся и затрясся в попытке завести двигатели. На всю кабину заверещала аварийная сирена, и на панели приборов красным загорелись какие-то датчики.
Перепуганный президент отскочил назад, приводя рычаг в исходное состояние. Лампы на панели потухли, сирена замолчала, а самолет перестал вибрировать.
Президент взялся за спинку пилотского кресла одной рукой, прижав вторую к груди.
– Ужас. Чуть сердце не разорвалось, – пробормотал он и повернулся ко мне. – Удивительно – двигатели еще работают. Да, мне всегда повторяли, что этот самолет выживет в таких условиях, которые убьют обычный лайнер.
– Похоже, люди в таких условиях не выживают. – Я кивнул подбородком на скрюченное тело мужчины, лежавшее у кресла пилота.
Президент подобрал валявшийся между кресел пиджак и прикрыл им мертвого пилота.
Я отвернулся и посмотрел в окно, вниз, на неспокойное озеро в нескольких метрах от нас, и мне почему-то стало не по себе.
– Вы нашли радио? – спросил я президента. – Хоть какое-то устройство для связи?
Президент с секунду смотрел на меня, потом помотал головой.
– Если честно, я не представляю, как работают все эти приборы.
– И что мы теперь будем делать? Что делать?
Президент присел на краешек кресла, так что наши лица оказались на одном уровне, и положил руку мне на плечо.
– Эй, посмотри на меня, – сказал он, и я поднял глаза. – Оскари, у нас все получится.
– Но как?
– Надо просто сидеть здесь и ждать спасателей. Они уже наверняка выяснили, где мы.
– По спутникам?
Президент кивнул.
– По тем же, что и Моррис нас ищет?
– Скорее всего.
Я отвернулся и посмотрел на озеро за окном. Что-то в нем меня насторожило. Я приблизился к стеклу и внимательно поглядел вниз.
– Что там? – Президент встал, обеспокоенный моим нахмуренным видом. – Заметил что-то?
– Вода. Она поднимается.
– Серьезно? – Он подошел вплотную к окну и посмотрел на поверхность озера.
– По-моему, мы тонем. Мы не можем ждать спасателей здесь, надо уходить.
Но изменился не только уровень воды. Туман закрутился, как воронка урагана, а поверхность озера покрылась рябью, вода взволновалась, и поднялась большая волна. Мне вспомнилось разбившееся стекло папиной машины. Когда в него угодил камень, оно не разлетелось на осколки, но от пробоины во все стороны побежали сотни трещинок, образуя изломанный круг. То же самое сейчас творилось с водной гладью.
– Неужели вертолет? – прошептал я.
Самолет снова задрожал, но это была не яростная тряска, что несколько минут назад вызвал президент, сдвинув рычаг, а едва заметная вибрация.
– Да, – подтвердил президент мою догадку. – Вот только чей? Морриса или спецназа?
К дрожанию самолета добавились странные звуки, и мы посмотрели на потолок. Громкий скрежет раскатился эхом в кабине пилота, будто по крыше что-то протащили. Вслед за металлическим царапающим звуком послышались два глухих удара.
– На крыше кто-то есть. – Мое горло сдавил страх, и голос был едва различим. – Это что, ваши солдаты? – Отчетливый топот сапог отдавался эхом на всю кабину. – «Морские котики»?
Президент не ответил. Он пожал плечами и продолжил сверлить глазами потолок, будто надеясь, что обнаружит у себя способность видеть сквозь стены.
Кто-то прошагал у нас над головами к носу самолета.
– Не нравится мне это, – прошептал президент.
Мне все это тоже не нравилось. Я повернул голову в том направлении, куда направились нежданные гости. Шаги стихли над креслом пилота.
– Я всего две пары ног услышал.
– Всего две?
Я кивнул и посмотрел на президента. Только две пары ног. Мы оба понимали, что это значит. Наши самые страшные предположения подтвердились, когда в окне показалось перевернутое лицо.
Лицо Морриса.
Он явно удивился, завидя нас, а потом посмотрел президенту в глаза и оскалил зубы. С ухмылкой на лице и сияющим победным взглядом он походил на дьявола.
Моррис склонил на бок голову, помахал пальцами и скрылся из виду. В следующую секунду показалась его рука, прилепившая к стеклу что-то похожее на кусок пластилина.
Президент тут же схватил меня и потащил к двери с криком:
– Взрывчатка! Уходим отсюда!
Выхода нет
Президент вытолкнул меня из кабины пилота, и я едва ли не кувырком влетел в кают-компанию, врезавшись с размаху в одну из кроватей справа от входа. Я споткнулся, упал на колено, но президент схватил меня и поднял на ноги.
– Не останавливайся! – прикрикнул он. – Иди! Иди!
Он подтолкнул меня вперед и с силой захлопнул за нами дверь. Мы пробежали центр связи и добрались до лестницы. Всю дорогу президент поторапливал меня, кричал, чтобы я двигался быстрее.
Мы спустились всего на пару ступенек, как на верхней палубе воздушного судна прогремел взрыв.
В мгновение ока стало нечем дышать. Взрывная волна словно вытолкнула весь воздух из моих легких и ударила по голове. Распирающее ощущение в глазах, полная глухота, треск и боль во всех суставах настигли так же внезапно, как давление и жар, догнавшие нас на лестнице.
Невероятной силы волна пронеслась через кабину в кают-компанию, неся с собой осколки стекла и пластмассы, опаляя все на своем пути. Она сорвала с петель дверь в центр связи, заполняя и эту комнату своим жаром, поднимая в воздух обломки компьютеров и листы загоревшейся бумаги.
Ударная волна настигла нас на половине лестницы, и, хотя взрыв прогремел не близко и она растратила часть своей ударной силы, оставшейся энергии хватило, чтобы сбить нас с ног и сбросить вниз. Мы грохнулись на мокрый шерстяной ковер, а с верхней палубы на нас градом посыпались обгорелые вещи.
Я тут же попытался встать, но тело не слушалось меня. Ноги были словно ватные, руки тряслись. Я ничего не видел и с трудом соображал.
Самолет наполнился горячим дымом и жутким запахом обуглившегося пластика. Он разъедал глаза и так раздражал горло, что я зашелся в кашле, но тут же зажал рот. Я испугался, что нас услышат, хотя сам я ничего, кроме звона в ушах, не различал.
Как в замедленной съемке я повернул голову, и все кругом тоже повернулось, закружилось, поплыло. Президент лежал рядом со мной и, похоже, пытался сфокусировать взгляд, но только бешено вращал глазами, и их застилали слезы. Он дотронулся до моего плеча показать, что все в порядке, и мы замерли, пытаясь прийти в себя.
– …за нами, – услышал я голос президента.
– Что? – я попытался привстать, чтобы подвинуться ближе к нему.
Я ожесточенно потер лицо руками, потом воткнул пальцы в уши и потряс ими, чтобы снова нормально слышать.
– Я сказал, что они пришли за нами.
– Думаете, надо вернуться? – С усилием я повернулся к едва различимой в дыме укрепленной двери и с ужасом представил, что нам придется выбираться из самолета тем же путем, что мы пришли.
– Слишком опасно. Самолет тонет. – Президент прокашлялся. – Может, в коридорах уже не осталось воздуха. – Он замолчал и потер раздраженные глаза. – Нам повезло с теми воздушными карманами под потолком, но от взрыва самолет теперь быстро пойдет на дно.
– А боковая дверь? Та, из которой вы машете.
Президент поднялся на ноги, опираясь на стену, и посмотрел вдоль коридора. По его щекам текли слезы, и он часто моргал, пытаясь смыть с глаз едкий дым.
– Они просто схватят нас. Они не отступятся, нет. – Президент обреченно помотал головой. – Но они пока не будут меня убивать, Хазар так сказал.
Я помнил, что сказал Хазар: он собирался набить президента как чучело и выставить на показ. От одной этой идеи бросало в дрожь.
Серьезно посмотрев на меня, президент сказал:
– Я думаю, мне пора сдаться.
Президент ужасно выглядел: плечи его были опущены, он едва держался на ногах. Из покрасневших глаз текли слезы, а все тело сотрясалось, когда он пытался откашлять раздражавший легкие дым. Всю его кожу покрывали синяки, порезы и ссадины, – картина не из лучших. Я, наверное, тоже выглядел таким побитым, и со стороны казалось бы правильным сдаться. Враг, превосходящий нас числом и оружием, загнал нас в угол.
Но в моих жилах текла кровь охотника.
Мне дали всего сутки, чтобы узнать, чего я стою; чтобы научиться слушать лес и не упустить добычу. А лес не собирался отдавать ее мне так просто.
Хамара сказал: «В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной».
– Нет! – нахмурился я.
– Что?
– Я сказал: «Нет». Во мне течет охотничья кровь.
– Все кончено, Оскари. Мы повержены. Нам и так сегодня крепко досталось. Когда я уйду, ты сможешь выбраться через дверь, что я тебе показал. – Самолет внезапно накренился, и нас отбросило к стене. – А им я скажу, что ты погиб.
– Нет, – повторил я, чувствуя, что страх постепенно развеивается. Да, мне досталось сегодня, но это не значило, что я теперь сбегу, поджав хвост. Поздно уже было бежать. Я больше не трясся от испуга, мои инстинкты тоже изменились.
– Мистер президент! – Голос Морриса пролетел эхом через верхнюю палубу и скатился вниз по задымленной лестнице. – Где вы, мистер президент?
Мы переглянулись, но ледяной страх уже не так сильно, как прежде, сжимал мое сердце.
– Мистер президент? – слащаво позвал Моррис. – Не заставляйте меня к вам спускаться.
– Я сдамся, – прошептал президент. – Так надо. Только так мы тебя спасем. – Он развернулся к лестнице.
– Хотите поиграть в прятки, мистер президент?
– Нет! – Я остановил его за руку. – Это не единственный выход. Я же говорил, что не оставлю вас. Мы должны бороться.
– Бороться? – оглянулся на меня президент. – А оружие? Твои лук и стрелы?
– Папа всегда хвалил меня за сообразительность. – Я не собирался бежать и от того чувствовал в себе силы и уверенность. – Вы ведь тоже умный, вместе мы их одолеем, я уверен. Раз и навсегда.
– У тебя есть план?
– Да, идите за мной.
План игры
Больше Хазар президента не звал.
Самолет погрузился в зловещую тишину. В задымленном воздухе летали пылинки, подсвеченные солнечными лучами, что сумели проникнуть через прикрытые иллюминаторы. Капала вода. Изредка по кабинету расползался скрипучий металлический звук. Время от времени что-то прокатывалось по полу, когда заполняемый водой самолет сползал в сторону глубоководной бездны.
В дальнем углу президентской спальни я опустился на корточки, держа наготове лук. Какой бы рискованной ни казалась эта затея, шестое чувство подсказывало мне, что последний бой мы должны дать здесь. Значит, так тому и быть.
Комната была немногим меньше гостиной в нашем доме и треугольной по форме. Под самым носом самолета она смыкалась, так что стоявшие вдоль стен кровати почти что касались изголовьями. Здесь я и притаился.
Папа учил меня использовать для маскировки окружающую природу. На этот раз я маскировался не чтобы слиться с деревьями и зарослями папоротника, а чтобы исчезнуть в груде обломков, какая нашлась бы сейчас в каждом помещении самолета. Покрывала, подушки, валики и все, что удалось найти, я разбросал по полу, отвлекая внимание на их замысловатые тени и очертания. Кипа вещей – отличное место, чтобы спрятаться. Мне оставалось только ждать.
Топ… топ… топ…
Я приложил к уху руку рупором и слегка повернул голову.
Топ… топ…
Кто-то спускался по лестнице, идущей от центра связи. Человек был один. Шагал тяжело, но пытался ступать аккуратно и не шуметь.
Шаги остановились, и я закрыл глаза, прислушиваясь. Я попытался расслабиться, сконцентрировавшись на дыхании.
«Успокой сердце, и рука не дрогнет».
Тот, кто спустился с верхней палубы, остановился у входа в медицинский кабинет. Я представил, как Моррис осматривает знакомую комнату, знакомые углы. Он сразу проверит очевидные укрытия: под столом, за креслом, в шкафу. И здесь, в спальне, он будет обыскивать укромные места и не заметит, что я прячусь у него под носом.
Тишину пронзил шум радиопомех. Короткий и громкий.
Пшшш!
– Нашел его?
Пшшш!