Трехгрошовая опера Брехт Бертольд
Полли. Где мой муж? Ах, Мак, вот ты где. Не прячь глаза, тебе нечего меня стыдиться. Я же твоя жена.
Люси. Подлец!
Полли. Мэкки в тюрьме! Почему ты не ускакал за Хайгейтское болото? Ты обещал мне, что больше никогда не пойдешь к женщинам. Я знала, как они с тобой поступят. Но я тебе ничего не сказала, потому что я тебе верила. Мак, я останусь с тобой до самой смерти. Ни слова, Мак? Ни взгляда? О Мак, подумай только, как страдает твоя Полли, видя тебя здесь.
Люси. Ах ты, стерва.
Полли. Что это значит, Мак? И вообще — кто это? Скажи ей по крайней мере, кто я такая. Скажи ей, пожалуйста, что я твоя жена. Разве я не твоя жена? Посмотри на меня, разве я не твоя жена?
Люси. О прохвост, о подлец! Значит, у тебя две жены, чудовище?
Полли. Скажи, Мак, разве я не твоя жена? Разве я не сделала для тебя всего что могла? Я вступила в брак невинной, ты это знаешь. Ты поручил мне шайку, и я в точности выполняла наш договор. И Джекоб просит передать тебе, что…
Мак. Если бы вы хоть на минуту придержали языки, сразу бы все разъяснилось.
Люси. Нет, мой язык не придержишь. Я не могу этого вынести. Живой человек не может этого вынести.
Полли. Да, моя милочка, конечно, на стороне жены…
Люси. Жены!!
Полли. …на стороне жены есть известное преимущество. К сожалению, милая, это так, по крайней мере с внешней стороны. Не мудрено и голову потерять при его заботах.
Люси. Хороши заботы. Ну и дрянь же ты откопал! Нашел кого покорять! Вот так красавица из Сохо!
Золотистый свет. Орган освещен. Сверху на шесте спускается трехламповый светильник. На щитах надпись:
Люси.
- Выходи, красавица из Сохо,
- Дай полюбоваться мне тобою!
- Увидать бы наконец неплохо
- Ту, что всех затмила красотою.
- Говорят, что лучше всех для моего супруга Полли.
Полли.
- Лучше всех, лучше всех?
Люси.
- А посмотришь — рассмеешься поневоле.
Полли.
- Глупый смех, глупый смех!
Люси.
- Нет, ведь право, он смешон…
Полли.
- Ах, так, значит, он смешон?
Люси.
- Если он в тебя влюблен!
Полли.
- Если он в меня влюблен?
Люси.
- Ха-ха-ха! Я готова поручиться,
- Что никто на такую не польстится.
Полли.
- Живы будем — поглядим.
Люси.
- Живы будем — поглядим.
Обе.
- Нет, Мэкки — мой. Мы неразлучны с Мэкки.
- Со мной одной любовь его навеки.
- И не сошла с ума я,
- И всякого дерьма я
- Бояться не желаю.
- Смешно!
Полли.
- Я слыву красавицею в Сохо,
- Говорят, я хороша собою.
Люси.
Чепуха!
Полли.
- Говорят, что выгляжу неплохо
- И что всех затмила красотою.
Люси.
Ах ты, стерва!
Полли.
От стервы слышу!
- Говорят, что лучше всех для Мэкки Полли.
Люси.
- Лучше всех, лучше всех?
Полли.
- Потому-то и смешно мне поневоле.
Люси.
- Глупый смех, глупый смех!
Полли.
- В самом деле, тот смешон…
Люси.
- Ах, так, значит, и смешон?
Полли.
- Кто в такую не влюблен!
Люси.
- Кто в такую не влюблен!
Полли (публике).
- Ну а вы согласны поручиться,
- Что никто на такую не польстится?
Люси.
- Живы будем — поглядим.
Полли.
- Живы будем — поглядим.
Обе.
- Нет, Мэкки — мой. Мы неразлучны с Мэкки.
- Со мной одной любовь его навеки.
- И не сошла с ума я,
- И всякого дерьма я
- Бояться не желаю.
- Смешно!
Мак. Итак, милая Люси, успокойся. Полли просто-напросто выкидывает фокусы. Ей хочется нас разлучить. Меня повесят, а она будет выдавать себя за мою вдову. В самом деле, Полли, сейчас не время для таких штучек.
Полли. И у тебя хватит совести от меня отречься?
Maк. И у тебя хватит совести болтать, что я женат? Зачем ты усугубляешь мои страдания, Полли? (Укоризненно качает головой.) Полли, Полли!
Люси (к Полли). В самом деле, вы же только себя срамите. Да и как вам не стыдно волновать человека в таком положении. Это чудовищно!
Полли. Если вам знакомы элементарные правила приличия, сударыня, то вы должны быть сдержаннее с мужчиной в присутствии его жены.
Мак. Нет, серьезно, Полли, твои шутки переходят уже всякие границы.
Люси. Если вы, сударыня, хотите устроить здесь скандал, я буду вынуждена позвать сторожа, чтобы он указал вам выход, милая барышня.
Полли. Дама! Дама! Дама! Позвольте мне еще сказать, барышня, что важничать вам не к лицу. Мой долг велит мне остаться с моим супругом.
Люси. Что ты мелешь? Что ты мелешь? Ах, она не хочет уйти! Ее выгоняют, а она ни с места! Может быть, выразиться яснее?
Полли. Ах ты, — заткнись, гадина, а не то получите по морде, сударыня!
Люси. Тебя же выгоняют, зануда! Нет, с тобой надо попроще, ты не понимаешь деликатности.
Полли. Твоей-то деликатности! О боже, я только унижаюсь. Ведь это же ниже моего достоинства… (Плачет навзрыд.)
Люси. Посмотри на мой живот, гадина! Разве такое бывает с бухты-барахты? Ослепла, что ли?
Полли. Ах вот как! Ты того-с! Вот на что бьешь? Не надо было спать с ним, деликатная леди!
Мак. Полли!
Полли (плача). Нет, это уж слишком. До этого нельзя было доводить, Мак. Не знаю, что мне и делать.
Входит госпожа Пичем.
Госпожа Пичем. Я так и знала. Где ей и быть, как не у своего дружка? Сейчас же ступай за мной, шлюха. Когда твоего дружка повесят, можешь и сама вешаться. До чего дошло! Твоя почтенная мать должна вытаскивать тебя из тюрьмы. И ко всему еще у него сразу две — Нерон этакий!
Полли. Оставь меня, мама. Ты же не знаешь…
Госпожа Пичем. Марш домой!
Люси. Вот видите, вашей маме приходится учить вас уму-разуму.
Госпожа Пичем. Марш!
Полли. Сейчас. Мне нужно… мне нужно сказать ему еще два слова… Нет, в самом деле… Знаешь, это очень важно.
Госпожа Пичем (дает ей пощечину). И это не менее важно! Марш!
Полли. О Мак!
Госпожа Пичем вытаскивает ее из камеры.
Мак. Люси, ты вела себя великолепно. Конечно, мне было жаль ее. Поэтому я не мог обойтись с ней так, как она заслуживает. Ты сначала подумала, что в ее словах есть доля истины, правда?
Люси. Да, сначала я так и подумала, милый.
Мак. Тогда ее мамаша не упрятала бы меня сюда. Ты ведь слышала, как она меня поносила? Разве так ведут себя с зятем? Так третируют в лучшем случае соблазнителя дочери, но никак не зятя.
Люси. Я счастлива, если ты говоришь это от чистого сердца. Я так тебя люблю, что, право, лучше мне видеть тебя на виселице, чем в объятиях другой. Разве это не удивительно?
Мак. Люси, я хочу быть обязанным тебе жизнью.
Люси. Чудесные слова! Повтори их еще раз.
Мак. Люси, я хочу быть обязанным тебе жизнью.
Люси. Ты хочешь, чтобы я бежала с тобой, милый?
Мак. Да, но, понимаешь, если мы убежим вдвоем, нам труднее будет скрыться. Как только поиски прекратятся, я тебя выпишу. Спешной почтой, разумеется.
Люси. Как я могу помочь тебе?
Мак. Принеси шляпу и трость!
Люси выходит и возвращается с шляпой и тростью. Она бросает их в клетку.
Люси, плод нашей любви, который ты носишь под сердцем, свяжет нас навеки.
Люси уходит. Появляется Смит. Он входит в клетку.
Смит. Отдайте палку.
Начинается возня. Смит, с ломом и стулом[2] в руках, гоняется за Маком. Мак перепрыгивает через решетку. За ним бегут констебли.
Голос Брауна. Здравствуй, Мак! Мак, отзовись, это я, Джекки. Мак, прошу тебя, ответь. Я не в силах больше выносить это.
Входит Браун.
Браун. Мэкки! Что такое? Он удрал. Слава богу! (Садится на нары.)
Входит Пичем.
Пичем (Смиту). Моя фамилия Пичем. Я пришел получить сорок фунтов, обещанных за поимку бандита Макхита. (Становится перед клеткой.) Хелло! Это господин Макхит?
Браун молчит.
Ах вот как! По всей вероятности, этот господин отправился на прогулку? Я пришел, чтобы навестить преступника, и кого же я здесь вижу? Господина Брауна? Пантера-Браун сидит, а его друг Макхит не сидит.
Браун (со стоном). О господин Пичем, это не моя вина.
Пичем. Конечно, не ваша. Не станете же вы сами… ставить себя в такое положение… Конечно же, вы тут ни при чем, Браун.
Браун. Господин Пичем, я вне себя.
Пичем. Могу себе представить. Наверно, на душе у вас кошки скребут.
Браун. Ужасная вещь — чувство собственного бессилия. Эти разбойники делают что хотят. Ужасно, ужасно.
Пичем. Может быть, вы приляжете на часок? Закроете глаза и сделаете вид, что ничего не случилось. Или представите себе, что гуляете по зеленой лужайке, a на небе, знаете, этакие беленькие облачка. Главное — выкинуть неприятности из головы. И те, что уже были, и прежде всего те, что еще будут.
Браун (беспокойно). Что вы имеете в виду?
Пичем. У вас прекрасная выдержка. Я бы на вашем месте просто занемог, лег в постель и пил горячий чай. А главное — позаботился бы, чтобы кто-нибудь положил мне руку на лоб.
Браун. К черту! Я же не виноват, если преступник скрылся. В таких случаях полиция бессильна.
Пичем. Вот как, бессильна? Вы полагаете, что мы уже не увидим здесь господина Макхита?
Браун пожимает плечами.
Пичем. В таком случае вы окажетесь жертвой чудовищной несправедливости. Теперь, конечно, опять станут говорить, что полиция не имела права его упускать. Да, блистательной коронацией дело не пахнет.
Браун. Что это значит?
Пичем. Позвольте напомнить вам один исторический факт. В свое время, в тысяча четырехсотом году до рождества Христова, он наделал много шума, однако ныне он неизвестен в широких кругах. Когда умер египетский фараон Рамзес Второй, полицмейстер Ниневии или, вернее, Каира чем-то провинился перед низшими слоями населения. Последствия таких провинностей бывали уже и в те времени ужасны. Как сказано в книгах по истории, коронационное шествие престолонаследницы Семирамиды превратилось «из-за чрезмерного энтузиазма низших слоев населения в сплошную цепь катастроф». Историки в ужасе от расправы, которой подвергла своего полицмейстера Семирамида. Подробностей я уже не помню, но, если не ошибаюсь, речь шла о каких-то змеях, которые сосали его кровь.
Браун. Неужели?
Пичем. Да не оставит вас господь, Браун. (Уходит.)
Браун. Единственное мое спасение — это железный кулак. Эй, сержанты, ко мне! Тревога!
Занавес.
Макхит и Дженни-Малина выходят к рампе и поют. Золотистый свет.
Мак.
- Вы учите нас честно жить и строго,
- Не воровать, не лгать и не грешить.
- Сначала дайте нам пожрать немного,
- А уж потом учите честно жить.
- Поборник благонравья и добра,
- Ханжа и скромник с толстым животом!
- Раз навсегда запомнить вам пора:
- Сначала хлеб, а нравственность — потом.
- Добейтесь, чтоб людская голь сначала
- Ломоть от каравая получала.
Голос за сценой.
Чем люди живы?
Мак.
- Чем люди живы? Тем, что раздевают,
- Терзают, мучат, душат, гонят прочь взашей
- Других людей и прочно забывают,
- Что сами носят звание людей.
Хор.
- Вот, господа, вся правда без прикрас:
- Одни лишь преступленья кормят нас!
Дженни.
- Ваш идеал — девица-недотрога,
- Вы учите: нельзя греху служить.
- Сначала дайте нам пожрать немного,
- А уж потом учите честно жить.
- Вы любите развлечься, господа.
- Давайте же простимся со стыдом!
- Пора запомнить раз и навсегда:
- Сначала хлеб, а нравственность — потом.
- Добейтесь, чтоб людская голь сначала
- Ломоть от каравая получала.
Голос за сценой.
Чем люди живы?
Дженни.
- Чем люди живы? Тем, что раздевают,
- Терзают, мучат, душат, гонят прочь взашей
- Других людей и прочно забывают,
- Что сами носят звание людей.
Хор.
- Вот, господа, вся правда без прикрас:
- Одни лишь преступленья кормят нас!
Действие третье
VII
В эту же ночь Пичем готовится к выступлению, намереваясь испортить официальные празднества по случаю коронации демонстрацией голода и нищеты.
Заведение Пичема. Нищие малюют на дощечках надписи, вроде «Свой глаз я отдал королю».
Пичем. Господа, в данный момент в одиннадцати наших филиалах от Друри-Лейн до Тарнбриджа тысяча четыреста тридцать два человека трудятся над такими же плакатами. Они хотят присутствовать на коронации. (Выходит.)
Госпожа Пичем. Живее! Живее! Если вы не будете работать, вы не сможете попрошайничать. Ты хочешь быть слепым и не можешь даже как следует написать букву «к»? Нужен детский почерк, ведь это же понесет старик.
Слышен барабанный бой.
Нищий. Сейчас королевская стража стала во фронт. Они не подозревают, что в лучший день их военной карьеры им придется иметь дело с нами.
Входит Филч.
Филч (докладывает). Госпожа Пичем, сюда приперлась добрая дюжина ночных курочек. Они утверждают, что с вас причитается.
Входят проститутки.
Дженни. Сударыня…
Госпожа Пичем. Ба, да у вас такой вид, словно вы свалились с насеста. Вы, наверно, хотите получить деньги за вашего Макхита? Так знайте, что вы ни шиша не получите. Понимаете, ни шиша!
Дженни. Как это понимать, сударыня?
Госпожа Пичем. Врываются всякие среди ночи! Кто же является в порядочный дом под утро! Лучше бы вы отоспались после вашей работы. Ну и вид у вас. Прямо с души воротит.
Дженни. Итак, сударыня, вы отказываетесь уплатить гонорар, причитающийся нам за выдачу господина Макхита?
Госпожа Пичем. Совершенно верно. Вы ни шиша не получите за предательство.
Дженни. Почему же, сударыня?
Госпожа Пичем. Потому что этого милого господина Макхита поминай как звали. Вот почему. А теперь марш из моего дома, сударыни.
Дженни. Ну, это уж слишком. С нами так не обращаются. С кем угодно, только не с нами.
Госпожа Пичем. Филч, дамы просят проводить их к выходу.
Филч подходит к дамам. Дженни его отталкивает.
Дженни. Я попросила бы вас придержать язык, а то как бы…
Входит Пичем.
Пичем. В чем дело? Надеюсь, ты им не дала денег. Ну как, сударыни? Сидит господин Макхит или не сидит?
Дженни. Оставьте меня в покое с вашим господином Макхитом. Вы ему в подметки не годитесь. Сегодня ночью я не смогла принять одного гостя, потому что ревела в подушку при мысли, что продала вам этого джентльмена. Вот как, сударыни. А что, вы думаете, было сегодня под утро, час назад? Только я уснула в слезах, вдруг свист под окном. Выглядываю на улицу, смотрю — стоит себе тот самый человек, из-за которого я плакала, и просит, чтобы я бросила ему ключ. Он хотел, чтобы я забыла в его объятиях, как нехорошо я с ним обошлась. Сударыни, это последний джентльмен в Лондоне. И если с нами нет сейчас нашей коллеги Сьюки Тодри, то только потому, что от меня он пошел к ней, чтобы и ее утешить.
Пичем (в сторону). Сьюки Тодри…
Дженни. Теперь вы понимаете, что вы ему в подметки не годитесь. Подлый вы шпик!
Пичем. Филч, беги к ближайшему полицейскому посту. Господин Макхит изволит находиться у Сьюки Тодри.
Филч уходит.
Сударыни, о чем мы, собственно, спорим? Разумеется, вы получите свои деньги. Селия, милая, вместо того чтобы браниться с этими дамами, ты бы лучше напоила их кофе.
Госпожа Пичем (уходя). Сьюки Тодри! (Поет третью строфу «Баллады о зове плоти».)
- Вот человек почти на эшафоте.
- Намылена веревка, казни ждете.
- За жизнь его никто не поручится.
- И что же в мыслях у него? Девица.
- Уже под петлей — он еще готов.
- Таков уж плоти полновластный зов.
- Он продан с потрохами и душой,
- Он видел плату за донос еще вчера
- В ее руке, он знает: та дыра
- Была не лучше ямы гробовой.
- Он злится на себя. Но на поверку
- Он вечером опять ложится сверху.
Пичем. Живее, живее! Если бы не я, вы давно бы околели в тарнбриджских трущобах. Сколько бессонных ночей я провел, прежде чем додумался, как выколачивать пенни из вашей бедности. Наконец, однако, я сообразил, что люди имущие способны сеять нужду и горе, но глядеть на них не в состоянии. Потому что они такие же слизняки и болваны, как вы. Жратвы им хватит до самой смерти, им ничего не стоит намазать полы у себя в доме сливочным маслом, так что даже крошки, упавшие со стола, и те станут у них сдобными, и все-таки они не могут со спокойной душой глядеть на человека, который падает от голода. Конечно, если он падает у них под окнами.
Входит госпожа Пичем. В руках у нее поднос с кофейным сервизом.
Госпожа Пичем. Завтра зайдете к нам в контору и получите деньги, но только после коронации.
Дженни. Госпожа Пичем, я не нахожу слов.
Пичем. Стройтесь! Сбор через час у Букингемского дворца. Марш!
Нищие строятся. Вбегает Филч.
Филч. Шухер! Я и до поста не дошел. Полиция уже здесь!
Пичем. Прячьтесь! (Госпоже Пичем.) Забирай отсюда всю братию. Когда я скажу «безвредны», понимаешь, «безвредны»…
Госпожа Пичем. Безвредны? Ничего не понимаю.
Пичем. Ну разумеется, ты ничего не понимаешь. Значит, когда я скажу «безвредны»…
Стук в дверь.
Слава богу, ключик найден. Когда я скажу «безвредны», вы исполните какую-нибудь музыку. Ступайте!
Госпожа Пичем и нищие прячутся: нищие, кроме девочки с плакатом «Жертва военного произвола», устраиваются справа, за вешалкой, в глубине сцены.
Входят Браун, Смит и констебли.
Браун. Так. Теперь будем действовать, господин друг нищего. Наручники, Смит. Ах, я вижу восхитительные плакаты. (Девочке.) «Жертва военного произвола» — это вы?
Пичем. Доброе утро, Браун, доброе утро. Хорошо ли вам спалось?
Браун. Что?
Пичем. Доброе утро, Браун.
Браун. С кем это он говорит? Разве он знает кого-нибудь из вас? Не имею чести быть с тобой знакомым.
Пичем. Ах, не знакомы? Доброе утро, Браун.
Браун. Шляпу с него долой.
Смит выполняет приказание.
Пичем. Раз уж вы все равно шли мимо, Браун, подчеркиваю — мимо, я хочу воспользоваться случаем и попросить вас упрятать наконец за решетку некоего Макхита.
Браун. Он сумасшедший. Не смейтесь, Смит. Скажите, Смит, как это можно, чтобы такой закоренелый преступник разгуливал на свободе?
Пичем. Потому что он ваш друг, Браун.
Браун. Кто?
Пичем. Мэкки-Нож. Не я же. Я не преступник. Я же бедняк, Браун. Вы не станете причинять мне зла. Сейчас, Браун, наступает самый горький час вашей жизни. Хотите кофе? (Проституткам.) Дети мои, оставьте глоточек господину шефу полиции, надо быть вежливыми. Мы все можем отлично ладить друг с другом. Ведь все мы придерживаемся закона! А закон на то и существует, чтобы эксплуатировать граждан, нарушающих его по непониманию или в силу необходимости. Следовательно, тот, кто хочет поживиться на этой эксплуатации, должен строго придерживаться закона.
Браун. Стало быть, вы считаете наших судей продажными!
Пичем. Напротив, сударь, напротив! Наши судьи совершенно неподкупны: никакими деньгами вы не заставите их вершить правосудие!
Снова барабанный бой.
Парад войск начался. Парад беднейших из бедных состоится через полчаса.
Браун. Совершенно верно, господин Пичем. Через полчаса беднейшие из бедных отправятся на зимние квартиры в тюрьму Олд Бейли. (Констеблям.) Ну-ка, ребята, собрать всех патриотов, которые здесь расположились. (Нищим.) Вы, наверно, слыхали о Пантере-Брауне? Сегодня ночью, Пичем, я нашел выход из положения и, смею сказать, спас от смерти своего друга. Я просто-напросто уничтожу ваше гнездо. И посажу вас всех по обвинению — по обвинению в чем? В нищенстве. Вы, кажется, намекнули, что хотите натравить нищих на королеву и на меня. Вот я этих нищих и задержу. Можешь кое-чему поучиться.
Пичем. Очень хорошо. Только каких нищих?
Браун. Да вот этих калек. Смит, господа патриоты пойдут с нами.
Пичем. Браун, я хочу предостеречь вас от чрезмерной поспешности. Благодарите бога, Браун, что вы пришли ко мне. Видите ли, Браун, вы, конечно, можете арестовать этих людей. Но они безвредны, безвредны…
Музыка. Несколько тактов из «Песни о тщете человеческих усилий».
Браун. Что эта такое?
Пичем. Музыка. Они музицируют в меру своих сил. «Песня о тщете человеческих усилий». Не слыхали? Можете кое-чему поучиться.
Золотистый свет. Орган освещен. Сверху на шесте спускается трехламповый светильник. На щитах надпись:
Нищие.
- Своею головой
- Никак не проживешь.
- Увы, своею головой
- Прокормишь только вошь.
- В человеке скуден
- Хитрости запас.
- Где вам видеть, люди,
- Как дурачат вас.
- Составь прекрасный план,
- Умом своим блесни,
- Составь другой. А толку-то,
- А толку-то — ни-ни.
- В человеке скуден
- Подлости запас.
- Но идеалы, люди,
- Украшают вас.
- За счастьем ты бежишь.
- Но лучше погоди!
- Настигнуть счастье ты спешишь,
- А счастье позади.
- В человеке скуден
- Скромности запас,
- И наша воля, люди,
- Морочит только нас.
Пичем. Ваш замысел, Браун, гениален, но, к сожалению, неосуществим. Кого вы можете здесь арестовать? Нескольких молодых людей, которые, радуясь коронации, устроили небольшой маскарад. Если же на улицу выйдут настоящие горемыки — здесь таковых нет, — это будет многотысячная толпа. Вот тут-то вы и просчитались. Вы забыли об огромном числе бедняков. Если они выстроятся перед собором, картина получится далеко не праздничная. У этих людей вид неказистый. Вы знаете, Браун, что такое рожистое воспаление? Представьте себе сто двадцать рожистых воспалений. Молодая королева привыкла к розам, а не к рожам. А потом еще увечные на паперти. Надо избежать этого, Браун. Вы, наверно, возразите мне, что полиция сумеет справиться с нами, нищими. Но вы же сами в это не верите. А разве красиво будет, если в день коронации полицейские станут избивать дубинками шестьсот несчастных калек? Нет, это будет некрасивое зрелище. Я бы даже сказал — отвратительное. И даже тошнотворное. Просто дурно делается, когда об этом подумаешь, Дайте мне стул.
Браун (Смиту). Это угроза. Это вымогательство. Его нельзя трогать. Его нельзя трогать в интересах общественного порядка. Такого еще никогда не случалось.
Пичем. А сейчас случилось. Вот что я вам скажу. С королевой Англии вы можете вести себя как угодно. Но беднейшему человеку в Лондоне вы не смеете наступать на мозоли. А то вы сразу отбраунитесь, господин Браун.
Браун. Значит, я должен арестовать Мэкки-Ножа? Вам легко говорить. Прежде чем арестовать человека, нужно его поймать.
Пичем. Тут я ничего не могу возразить. Придется мне, видно, доставить вам этого человека. Посмотрим, существует ли еще на свете порядочность. Дженни, где изволит пребывать господин Макхит?
Читать бесплатно другие книги:
