Король-демон Ночкин Виктор
Явное зло было еще не ведомо тогда юному миру, да недолго уже оставалось до его прихода… В те годы лучшим кузнецом среди гномов считался Стомор – а был он великим мастером! Все знали, что Гаулда – его невеста и скоро быть свадьбе. Но однажды Гаулда исчезла и случилось так, что видели ее перед тем в обществе Гангмара. И Стомор явился к Гангмару требовать свою невесту… Так было!
Сурово взглянул на гнома Гангмар – и не было больше на его лице улыбки… но промолчал по своему обычаю. Однако Стомор не успокоился и схватив за пояс обидчика – ибо невысок был гном по сравнению со своим недругом – грубо потребовал ответа. Все также молча глянул на него Гангмар сверху вниз и – ударил гнома по лицу. От этого удара гном кубарем покатился по земле, но тут же вскочил и схватив свой тяжелый молот – а был тот молот так тяжек, что и трое гномов нашего времени не подняли бы его – кинулся отомстить. Удар молота Стомора пришелся в колено Гангмару – и с трудом устояв на ногах, с громким криком тот схватил за горло и правую руку злополучного гнома, поднял над головой и держал так, пока жизнь не оставила его… И по мере того, как умирал гном Стомор – менялся облик Гангмара. Он предстал перед гномами в обличье жутком и устрашающем – смуглая кожа почернела, сильные руки превратились в когтистые лапы, стройная фигура сгорбилась, но при этом стал Гангмар ростом вдвое выше прежнего… Так с первой насильственной смертью пришло в Мир Вечное Ничто, прорвавшись наружу из души Гангмара Темного, где таилось, пока не окрепло… Так было!
По-прежнему молча, не глядя на пораженных гномов, повернулся Гангмар и неспешно ушел прочь, хромая все же на раненую гномьим молотом ногу… А гномы подняли на руки Стомора и с печальной песней понесли к своим пещерам… Закончилась юность Мира. Так было!
Узнав об этом происшествии, призвал Гилфинг Светлый своего заблудшего сына – и не узнал его, сам же он тоже изменил свой облик – был он теперь подобен старцу, величественному и мудрому…
– Как же мог ты, – спросил он Гангмара, – принести столь великое зло в Мир, что создавал вместе с нами?
– Кто бы ни создавал Мир, однако владыка у него один – я! – ответил Гангмар Темный, и вихри хаоса бушевали в его душе, заставив забыть все – и стыд, и любовь, и почтение к родителю… – И никому не даю я отчета в том, что творю в моем владении. А тебе, старик, лучше покинуть мои пределы, не то я заставлю тебя вспомнить о второй стороне твоего естества – и уж мы с тобой наплодим уродов!
И дикий, зловещий смех Гангмара разнесся по всему Миру, заставив задрожать его. Так было!
– Что ж, сын, – молвил Гилфинг, – будь по-твоему, пора мне покинуть Мир, ибо я утомлен и должен поразмыслить о прошедшем… Однако и ты не станешь хозяином здесь, ибо в Мире останется Гунгилла – твоя сестра. Прощай!
Гилфинг покинул Мир и возвратился в свое обиталище, посреди Вечного Ничто, но народы Мира по-прежнему возносят к нему молитвы в надежде, что услышит их отец-создатель и вернется, пока же в Мире остались лишь дети его дум – Гангмар и Гунгилла… Так было!
Гангмар же рассуждал: как может сестра помешать мне стать властелином Мира? Ведь она происходит из той части естества Гилфинга, что несет в себе слабость, я же – чистая сила, потому не смог противиться мне и отец, чья сила смешана со слабостью и стало быть, даже он, породивший меня, меня же слабее…
И решил Гангмар, что отныне весь мир должен носить отпечаток его владычества и велел своим тварям распространиться по всему Миру. Так было!..»
К исходу третьей недели правления король Ингви уже довольно свободно болтал со своими приближенными на их языке, чем, впрочем, не слишком их удивил – ясное дело – демон! Скорее было бы удивительным, если бы он учился так же медленно, как и человек. Зато сам король был очень горд этими успехами и не упускал ни малейшего повода похвастаться своими достижениями. Наконец, однажды он объявил, что его познания в языке достаточны для того, чтобы показываться на людях и что он заслужил небольшой отдых. В качестве перерыва в своих упражнениях король изъявил желание совершить с Сарнаком конную прогулку по столице.
Тщеславие короля, его слабость в том, что касалось собственной внешности, была уже известна – поэтому никто не удивился, что Ингви собирался в своих апартаментах чуть ли не час. Кони были давно оседланы и выведены во двор, Сарнак давно ждал… наконец, появился король. По случаю первого выхода он оделся во все черное, монотонность его костюма нарушали лишь серебряная цепь на груди и кинжал на поясе, также украшенный серебром.
– Я должен был тщательно обдумать, в каком виде впервые покинуть дворец, – немного смущенно пояснил демон.
В ответ колдун слегка улыбнулся:
– Ну что ж, поехали…
Улицы Альды поразили демона, три недели не выходившего из тишины Альхеллы, суетой и шумом, хотя день был обычный и людей на улицах было не больше, чем всегда. К тому же, вокруг короля, где бы он ни появлялся, мгновенно образовывался островок тишины – уличные торговцы прекращали нахваливать свой товар, нищие – монотонно изливать свои причитания, горластые мещанки – перекликаться из окон, обмениваясь свежими сплетнями… Вездесущие уличные мальчишки, бежавшие следом за всадниками, норовили шмыгнуть в подворотни или присесть за лотками торговцев, стоило глянуть на них королю или его спутнику. И вообще, как только демон задерживал на ком-нибудь взгляд своих неестественно-светлых глаз – человек замирал, иногда обрывая речь на полуслове, либо старался поскорее пройти мимо, отвернуться, нарочито демонстрируя свою занятость… Ингви обратил на это внимание Сарнака. Тот в ответ кивнул:
– Ваше величество производит сильное впечатление на подданых.
– Боятся – значит, уважают – деланно-важно заявил демон.
Спутники обменялись улыбками…
Демона интересовало буквально все – он, как ребенок, засыпал вопросами Сарнака, выясняя подробности цеховых обычаев, конъюктуру городского рынка, расположение улиц и площадей. Город был невелик и вскоре всадники вернулись к площади перед дворцом, завершив объезд половины Альды.
Сарнак пояснил, что они не посетили ремесленный квартал, где расположены цеховые мастерские и куда по традиции воспрещен вход всем, кроме принятых мастерами в братство, да еще северную часть города – трущобы:
– …Но туда лучше не соваться даже днем, там свой мир, свои законы… – Сарнак боялся, что его спутник потребует отправиться туда, но Ингви неожиданно легко согласился.
– Ну, что ж, тебе виднее. Кстати, для первого раза вполне достаточно, я должен обдумать то, что увидел. Возвращаемся!
Начиная с этого дня Ингви сбавил темп в своей учебе, все чаще он делал перерывы и уезжал с Сарнаком в конные прогулки сначала по Альде, затем все дальше от города, либо подолгу просиживал в королевском архиве, копаясь в старинных манускриптах. Демона интересовало все – своды законов, собрания старинных легенд, он прочел даже пару светских романов, оказавшихся под рукой. Упражнения с оружием теперь сводились к часу-полутора занятий с утра перед завтраком. Демон за это время физически окреп, его движения с мечем стали более плавными, легкими. Иногда он, желая подшутить над своим учителем, использовал магию в учебном бою и время от времени Сарнаку приходилось лететь на землю от его ударов. Зато демон не обижался, если Сарнак без предупреждения использовал какой-нибудь новый прием…
Теперь, когда король больше не нуждался в переводчике, у Сарнака появилось время задуматься о событиях последних недель. Прежде он был настолько захвачен бурным ритмом жизни Ингви – ему ведь приходилось в качестве переводчика сопровождать короля постоянно – что некогда было и продохнуть. Но сейчас молодой колдун стал все чаще припоминать события той ночи, когда демон явился в Мир… Что тогда толкнуло его отказаться от ученичества и принять предложение таинственного пришельца? В общем-то разрыв с Гельдой назревал уже давно – старый маг в последнее время не столько учил Сарнака, сколько напускал туман в свои речи – казалось, что мудреными разговорами он хочет прикрыть некомпетентность, но все же он еще многое мог бы перенять у старика… Впрочем, все важные решения, наверное, и должны приниматься именно так – на одном дыхании. Не каждый день ученику колдуна делают предложение занять пост придворного мага – даже при таком захудалом дворе, как альдийский. А ведь Сарнак, с его благородным происхождением был честолюбив и рассчитывал сделать карьеру. Что ж, приходилось признать, что он не ошибся – демон сам оказался весьма знающим волшебником и мог научить чему-либо скорее, чем Гельда-колдун. Правда и скрытен он был не менее Гельды… К тому же приходилось признать, что демон был Сарнаку просто симпатичен. Молодому магу нравилась манера Ингви шутить в любой ситуации, его критический взгляд на тонкости королевского ремесла, даже его какая-то почти детская наивность, временами прорывавшаяся сквозь плотную маску иронии и насмешливости…
Размышления мага прервал приход слуги – Сарнака звали в кабинет, где собирался королевский совет.
Совет в прежнем составе – Лорд-хранитель, маршал, придворный маг – был созван в связи с возвращением четверых слуг из Энмара с первой суммой вырученных денег (еще двое остались в городе). Они привезли важные известия – Энмар был осажден с моря пиратами.
Вот уже несколько десятков лет эти разбойники досаждали купцам и грабили суда, ходившие между Энмаром и Архипелагом. Поначалу корабли разбойников под темно-синим флагом с белой лошадью на нем нападали на отдельные торговые суда, тогда купцы стали собираться в большие караваны, способные дать отпор – и немало пиратов отправились на дно к Морскому царю, которого они чтили. Теперь же – рассказывал Джамен, старший из вернувшихся слуг – пираты собрали целый флот:
– …Когда они появились перед Энмарской гаванью – чуть ли не двадцать кораблей – эти купчишки здорово струхнули. Никто и помыслить не мог о том, чтобы выйти из порта и дать им бой…
– На каждом корабле – больше шестидесяти воинов, то есть их, должно быть с тысячу, а то и больше, – перебив слугу, пояснил маршал Валент. Он, как военный специалист, считал нужным вставить свое слово.
Король, слушавший, задумчиво подперев голову рукой, кивнул рассказчику – дескать продолжай.
– …Ну так вот, они, энмарцы значит, заперли гавань цепями и нос из города не совали. Ночью все их городские колдуны пытались вызвать бурю, – при этом демон понимающе покивал, – да только не больно-то у них вышло. Всю ночь дождь лил, ветер то поднимался, то стихал, а наутро пол-города на стены высыпало смотреть – глядь, а разбойники тут как тут. Досталось им, конечно, помочил их ливень, однако с якорей не снялись… Говорят, что колдуны между собой переругались – одни хотели вызвать восточный ветер, чтобы прогнать разбойничьи корабли в море, другие говорили, что, дескать, пираты все равно вернутся – нужно западный ветер вызвать и погнать их на скалы и на цепи, которыми гавань закрыта… И вот то ли помешали колдуны друг дружке, то ли и впрямь Морской царь своим слугам помог – а только ничего у колдунов не вышло. Ну, в Энмаре, понятное дело, не до нарядов стало – потому и у нас дела ни с места… Три дня так прошло – а на четвертый разбойники на берег высадились. Их никто не ждал, а они на рассвете показались к северу от Энмара – человек триста, а может и все пятьсот и – пока энмарцы в затылках чесали – прошли по всему, считай, побережью. Сожгли, разграбили вдоль берега все – и опять на корабли вернулись. Так что крестьяне перепугались – кто в горы сбежал со скарбом и со скотиной, а больше – в Энмар, за стены прятаться… Ну, а мы-то наторговали к тому времени пятьдесят шесть золотых. Вижу я такое дело – не пойдет у нас торговля, оставил Мекора и Томена Черного товар стеречь, денег им оставил, а мы вчетвером сюда. Меньше, чем вчетвером, боязно – не морские разбойники, так свои, местные подстеречь могли… А деньги – вот они – пятьдесят монет, – Джамен указал на лежавший на столе мешочек.
– Ну что ж, Джамен, ты все исполнил верно, – нарушил тишину король, – все верно… Можешь идти отдыхать, да скажи своим людям – пусть помалкивают. Эти новости не должен узнать никто.
Демон потирал руки и чуть ли не подпрыгивал от нетерпения, пока дверь за слугой не закрылась, затем с улыбкой обвел взглядом свой совет:
– Ну что, господа, кажется, вся эта история дает нам возможность пополнить казну королевства – как по-вашему?
Приближенные удивленно молчали, наконец первым осмелился спросить канцлер:
– Простите, ваше величество, но я не вижу здесь ничего кроме убытков – вряд ли энмарцы станут теперь думать о нарядах…
Перехватив удивленные взгляды своих советников, Ингви перестал улыбаться и слегка даже обиженным тоном принялся развивать свою мысль:
– Ну как же, подумайте сами, господа – ведь Энмар теперь как-бы в осаде, да к тому же в город сбежались толпы крестьян с семьями. Мало того – пираты разорили часть сельскохозяйственных угодий. Я уже не думаю об одежде, по-моему, стоит отправить в Энмар караван с продовольствием – в осажденном городе с разоренными окрестностями всегда дорожают продукты. Важно только, чтобы никто кроме нас не знал о нападении разбойников. Вас, маршал, – демон никогда не забывал назвать рыцаря его новым званием, так как знал, что тому было приятно, – я попрошу вот о чем – перекройте границу с энмарской областью, чтобы никто и ничто не проскользнуло, поверьте, это важно. А вы, сэр Мертенк, займитесь подготовкой остального.
– А что, если разорив окрестности, разбойники отплывут – ведь взять город им не под силу? – спросил осторожный Мертенк.
– Да, риск есть, но продукты в Энмаре подорожают в любом случае – ведь погибла часть урожая на полях, если я правильно понял. Так что за дело!
После окончания совета Ингви, идя с Сарнаком по коридору, говорил, все еще не оправившись от возбуждения:
– Ты представь себе, эти разбойники собрали такой флот, организовали осаду, причем действовали упорно и слаженно – и все ради того, чтобы сжечь несколько крестьянских и рыбачьих хижин? Нет, они никогда раньше не воевали сообща – я специально проверил все, что известно об их нападениях, в этот раз их, видимо, объединил какой-то сильный предводитель. Я думаю, осада продлится некоторое время и мы славно подзаработаем. Ведь скоро истекут два месяца и я хочу отметить праздником свое вступление в королевские права – а это стоит дорого!
Глава 7
«…Однако твари Гангмара не смогли изменить облик Мира – они поселились в нем рядом со зверями и птицами Гунгиллы, тех же, которые были особо опасны, без пощады истребляли люди, гномы и эльфы.
– Вот видишь, братец, – смеялась Гунгилла, – сила жизни – у меня, а даже твои твари – это жизнь! И к тому же мои дети сильнее!
– Ну что ж, – ответил Гангмар, – я подумаю над этим… – И скрылся на много лет…
Так было!
И вот однажды открылось тайное убежище Гангмара и оттуда вышли орки, которые до тех пор скрывались в глубоких пещерах, никем не замечаемые. Вывел их сам Гангмар Темный – ужасен стал его облик, некогда золотые его глаза стали подобны глазам змеи, но все так же хромал он на раненую молотом Стомора ногу… И были орки привычны к труду под землей и выносливы, как гномы, привычны к долгой пешей ходьбе как эльфы, привычны к владению оружием, как люди. Это новое племя было жестоко и воинственно и сразу принялось нападать на народы Мира, убивая и изгоняя их…
– Посмотри-ка, сестра, – смеялся Гангмар, – как мои дети избивают и гонят твоих! Посмотри, какой народ я создал! Близка моя победа!
– Ты как и прежде не создал ничего, а лишь исказил и извратил то, что создано мною, – отвечала Гунгилла, – но и это жизнь! Посмотри, как ласково баюкает мама-орчиха свое дитя, как сильна в ней моя сила, сила жизни!
– Да, – откликнулся Гангмар, – это жизнь… Но я подумаю теперь, как создать живую не-жизнь, которая изгонит жизнь из Мира.
И вновь на многие века скрылся Гангмар с лица Мира, однако орки остались и вели жестокие войны с эльфами и гномами, люди же тогда были малочисленны и слабы…Так было!
Долго шли войны и все чаще побеждали в них орки. Легкие стрелы эльфов отскакивали от железных доспехов врага, гномов же орки сами засыпали стрелами из своих коротких луков. А надо сказать, что гномы не любили стрелять и лучниками были плохими. Люди же были воинственны и отважны. Их было слишком мало, чтобы бороться с врагом своими силами – потому они шли служить наемниками к эльфам и гномам. И тем, и другим, говорили люди: „Эльфы и гномы, сражайтесь вместе! Один у вас враг – орки!“
И вот однажды пошли на врага дружины гномов в прочных латах под прикрытием метких эльфийских стрел и рядом с ними верхом на конях мчались воины-люди – дрогнули орки! Повсюду бежали они… Так было!
Но вновь явился в Мир Гангмар Темный. И опять раскрылись потаеные пещеры – и вышли на поверхность из них тролли, щурясь на не виданный ими прежде свет. Были они могучи, хотя и неулюжи, шкура их была крепка как камень, но были тролли лишены разума. Так было!
– Посмотри, сестра! – воззвал Гангмар Темный, – вот не-жизнь, которая сильнее жизни. Посмотри!
И в ответ серебряными колокольчиками зазвенел смех Гунгиллы:
– Да, братец, достойных же свидетелей своей победы ты избрал! И впрямь посмотрим, как мои дети управятся с твоими любимцами! Ибо несложно победить их, неразумных…
Действительно, легко одолевали дети Мира громадных противников. Ловкие эльфы опутывали медлительным троллям ноги прочными веревками – и рухнувших колоссов крушили гномы тяжелыми молотами… А часто летел наземь тролль, не выдержав силы удара рыцарского копья…
Однако спокойно глядел на это Гангмар и сказал:
– Да, слишком рано вышли из пещер мои тролли, не дозрел еще мой урожай… Но под солнцем Мира он дозреет быстрее. Долго ждал я – подожду еще… – И хромая, удалился в одно из своих тайных укрытий додумать свои черные черные мысли. Так он и думает до сих пор…
Тролли же и впрямь менялись под солнцем Мира. Подлинной мудрости у них не появилось, но стали они все же довольно разумны и заключили союз с орками. Эльфы же с гномами рассорились и не понять теперь – кто тому виной… Эльфы говорят, что гномы сводили леса, получая уголь для своих многочисленных кузниц и вырубили как-то даже священную рощу эльфов, под сенью деревьев которой встречал некогда Гилфинг Юный Гунгиллу в баснословные времена. И говорят эльфы, что гномы коптят воздух Мира и мутят его воды не хуже гангмарова отродья и чинят эльфам многие обиды… Гномы же кичатся тем, что молот Стомора, Храбрейшего Гнома, нанес неизлечимую рану Врагу Мира, они высокомерны и впрямь они способны нанести обиды и оскорбления, в которых их винят эльфы…
И пока вели между собою смертный бой эльфы и гномы, пока в потаеных пещерах копил силы враг, росли силы народа людей. По примеру своих прежних союзников избрали себе люди королей и велика стала власть и могущество тех королей… И росла также мудрость рода людского – стала им подвластна магия, колдовство кудесников-людей повелевало стихиями, что прежде доступно было лишь Гилфингу и его детям. Так было!..»
Ингви аккуратно закрыл фолиант и с тяжелым вздохом отодвинул его. Затем откинулся на стуле и, заложив руки за голову, тяжело вздохнул. Любопытная история, ничего не скажешь…
Демон оказался прав – осада Энмара разбойниками продолжалась, и к тому времени, как снаряженный Мертенком караван под надежной охраной прибыл в город, продукты там основательно вздорожали. Альдийцы с большой выгодой распродали все за несколько дней и уже собирались возвращаться, когда Верховный Правитель Энмара вступил наконец в переговоры с предводителем пиратов. Джамен, вновь возглавлявший альдийцев, принял решение задержаться на время переговоров, чтобы потом доложить королю об этом необычайном событии. Впрочем, половину денег он отправил в Альду – вновь под охраной четырех хорошо вооруженных слуг.
Энмар – город купцов, процветавший за счет торговли – не мог долго выдерживать морскую блокаду, делавшую бесполезными все могучие укрепления, возведенные энмарцами на суше. Все прежние войны – ведшиеся против орков и троллей и изредка против эльфов и гномов – проходили совершенно иначе. Никто из народов Мира не имел флота достаточно сильного, чтобы осадить Энмар с моря и город был совершенно не подготовлен к такой войне. Продолжение осады грозило разорением высших слоев энмарского общества и бунтом бедноты. Поэтому после двух недель ожидания городской совет, под председательством Верховного Правителя заседавший всю ночь, решил вступить в переговоры с разбойниками.
Время от времени, пока шла блокада, пираты предпринимали вылазки на берег – отрядами по несколько сот человек они на рассвете приплывали на лодках и прочесывали окрестности города, захватывая на берегу все что было мало-мальски ценного. Две последние их вылазки закончились неудачно – энмарская конница отбрасывала врагов к морю, однако оба раза была вынуждена отступить, попадая под обстрел лучников из лодок. Во время последней схватки был захвачен пленный – теперь его отправили в лодке к разбойничьей флотилии с предложением начать переговоры. Через два часа после этого лодка вернулась – в ней сидели два энмарца, попавшие накануне в плен. Они сказали, что вожди разбойников, посовещавшись, согласились.
На следующий день, в полдень от пиратского флота отделился маленький корабль и направился к порту. Цепи, которыми запирался вход в гавань, были опущены, пропуская послов, затем вновь подняты. На башнях дежурили лучники, на набережной выстроились вооруженные энмарцы в кольчугах и шлемах – Верховный Правитель опасался подвоха… Кораблик подошел к причалу, с него бросили канаты.
За спинами воинов на набережной толпились горожане – всем не терпелось посмотреть на грозных разбойников, которых почти никто не видел еще так близко. И вот с корабля на причал стали перепрыгивать высокие черноволосые люди в рогатых шлемах, вооруженные деревянными щитами и тяжелыми секирами. Густые черные волосы были заплетены в толстые косы, маленькие черные глазки настороженно разглядывали вооруженных энмарцев. Предводитель пиратов отличался тем, что был вооружен длинным мечом и одет в добротную кольчугу, несомненно гномьей работы. Его и сопровождавших его воинов окружили стражники и увели к Дому Совета…
– …Значит все-таки Верховный Правитель согласился заплатить выкуп?
– Да, ваше величество, – рассказывал Джален, – ему ничего не оставалось. В городе назревал мятеж, а Верховный правитель боится своих больше, чем разбойников. Вот он и склонил остальных членов Совета заплатить пять тысяч золотом…
– Огромные деньги! Неужели в городской казне нашлась такая сумма наличными?
– В том-то и дело, ваше величество, что наличных в выкупе почти не было – разбойникам платили золотыми украшениями, драгоценностями, дорогими одеждами. Кстати, мы весь свой товар и продали Энмарскому Совету – тут-то уж они платили звонкой монетой. В народе говорили, что самый могущественный из городских колдунов, Сопкон-Рубин, глядел в хрустальный шар и видел главного вождя разбойников. Этот вождь сумел объединить других предводителей под своим началом, но многие из них им не довольны. Вот Сопкон и измыслил такую штуку – расплатиться дорогими товарами. Если, скажем, заплатить выкуп звонкой монетой, то разбойники легко добычу поделят: начальнику – столько-то монет, простому гребцу – столько-то… А так, глядишь, передерутся разбойнички – кому какая вещь достанется. А ежели передерутся – то и не смогут больше такое войско собрать…
– Да, мудро, этот Сопкон, я вижу – малый не промах!
– Могущественней Сопкона-Рубина нет в Энмаре колдуна. Потому его и Верховный Правитель слушает. Его мудрость всем известна. Да купцы тоже своего не упустили – чтобы с разбойниками расплатиться – городская казна взяла займы у них, да под большой процент! Эти и на войне руки погрели неплохо.
В ответ раздались смешки – жадность и пронырливость энмарских купцов были излюбленной темой для насмешек их соседей – альдийских дворян, впрочем завидовавших богатству энмарцев.
Когда, закончив доклад, Джален ушел, король сказал:
– Этот слуга – настоящая находка. Лорд-хранитель, я думаю, он заслужил хорошей награды. Подумайте, как его вознаградить. Однако, к делу – нам предстоит решить много вопросов. Скоро истекают два месяца моего пребывания в Альде и я собираюсь отметить свое окончательное вступление в королевские права достойным праздником. Кажется, я задолжал этот праздник своему народу. Теперь казна полна и я могу этот должок вернуть. Господа, я все еще не знаком с обычаями Альды – мне потребуются ваши советы насчет организации праздника. Мы устроим турнир, всякие развлечения для простонародья… В общем, все, что положено. А сейчас нам предстоит еще одно, менее приятное дело. Я обещал вам, маршал, взглянуть на плененных вами орков – до сих пор руки не доходили, а теперь, пожалуй, можно. Прошу вас, господа, сопровождать меня в этом походе!
Королевский совет в полном составе спустился в темницу, расположенную в подвалах Альхеллы. Их сопровождал тюремщик с факелом, словоохотливый мужичок, дававший пространные пояснения по каждому поводу – было заметно, что он рад похвастать своим хорошо налаженным хозяйством:
– …А вот и сами темницы, ваше величество… Вот они самые и есть… Здесь у нас воришки, значит, третий день сидят…
– И долго ли они так просидят? – прервал болтуна король.
– Пока за них выкуп не внесут – по три золотых за каждого, да по два гроша за каждый их день в тюрьме.
– И кто же за это отребье вносит выкуп? – Ингви брезгливо ткнул пальцем в сторону решетки, за которой на свежей соломе уютно расположились двое оборванцев довольно мерзкого вида.
– Известно кто, ваше величество – дружки ихние.
– В северном квартале – пояснил Сарнак – свой мир, я уже говорил вашему величеству. Там что-то вроде еще одного городского цеха – цех воров. У них свои законы. Если кто-то из их братии пойман на горячем, вот как эти двое – их цеховой старшина внесет за них выкуп – это единственный налог, который платит этот цех казне. Если же пройдет тридцать дней, а выкуп не внесен – преступники переходят в собственность короны, становятся рабами. Таких, как правило, продают на площади тому, кто заплатит дороже…
– Точно так, мои прекрасные господа, точно так, – подхватил тюремщик, – у нас с этим строго, у нас порядок… А вот там, за поворотом – самые орки у нас и сидят, там у них помещение… Да… – тюремщик завозился со связкой ржавых ключей, отпирая замок решетки, отделявшей следующий коридор…
Пока дверь отпирали, члены королевского совета озирались вокруг. Король, поджав губы, задумчиво качал головой – придворные знали, что это признак недовольства, Сарнак сохранял полное спокойствие, к которому его приучила профессия колдуна, маршал с тоской рассматривал стены и решетки – ему приходилось то и дело пригибаться, чтобы не задеть макушкой низкие своды, налокотники его доспехов постоянно за что-нибудь царапали. Один канцлер бывал здесь не раз прежде и держался свободно. Наконец, дверь была отперта и процессия проследовала дальше, в еще более мрачный коридор, по стенам которого зловеще метались тени и тусклые отблески пламени факелов.
– Вот они, ваше величество, вот они самые орки и есть, – радостно провозгласил тюремщик, поднимая факел повыше.
В неровном дрожащем свете в глубине большой камеры завозились, задвигались небольшие фигуры. Ингви пригляделся повнимательнее – это были не люди…
Глава 8
…Это были не люди. Честно говоря, я был поражен. Я читал старинные предания этого странного мира, там фигурировали гномы, эльфы, орки – но мне и в голову не приходило, что речь идет о разных видах разумных существ. А может и не видах – я не силен в биологии, но, во всяком случае, различие между орком и человеком оказалось пожалуй больше, чем, скажем, между представителями разных рас людей Земли. В камере находились существа несомненно гуманоидного типа – то есть с двумя руками, двумя ногами и головой, сложение в общем-то почти не отличалось от человеческого, но принять их за людей было никак не возможно. Кожа этих орков была зеленоватой, слегка раскосые темные глаза (здесь вообще мир темноглазых), черты лица, строение рук – все было неестественным с точки зрения человека – этакие типичные марсиане из старого фильма.
Как только орки заметили нас – в их камере началась какая-то суета, узники сбились в кучку в одном углу и продолжали копошиться там, все время бросая тревожные взгляды в нашу сторону.
– Чего это они? – спросил я.
– А это они, изволите видеть, ваше величество, боятся! – тюремщик этот был болтун и, видимо, стосковался по слушательской аудитории, так что пояснения полились из него рекой, – при старом-то короле Манонге каждую неделю одного из них брали – и на казнь! Народу развлечение – каждое воскресенье на площади толпа ждет. Вот они, значит, и боятся, что опять одного…
– Да, понятно… И как же вы выбирали, кого казнить, если они в угол со страху прячутся?
– Они, с позволения вашего величества, не прячутся – они князя своего в угол поволокли прятать – вон того. А на казнь сам вышел вот этот, махонький.
В самом деле, теперь я разглядел – один из орков (самый старший на вид) отделился от общей кучи-малы и выступил вперед, тогда как остальные держали самого рослого, который, впрочем, отбивался и кажется не хотел, чтобы его спасали. Не знаю, как моих спутников, а меня такое поведение пленников очень тронуло. Я представил, что оказался в подобной ситуации с моими вассалами – вряд ли меня пытались бы спасать так самоотверженно. И еще одно меня удивило – это на редкость бесчеловечное отношение к пленным – в этой камере условия были гораздо хуже, чем в предыдущей – гнилая солома на грязном полу, сырость, по стенам стекает вода… А ведь здесь сидели военнопленные, причем учтите – в этом обществе военное сословие окружено почетом. Впрочем, не знаю – можно ли употреблять слово «бесчеловечный» по отношению к не-людям…
Вид у орков был довольно-таки жалкий, что, впрочем, неудивительно в таких условиях. Боюсь, я дал волю чувствам – отругал тюремщика, приказал ему перевести узников в лучшую камеру и дать им возможность привести себя в порядок. Затем подойдя к решетке сказал оркам:
– Не бойтесь, казней больше не будет.
Те молчали, впрочем я и не ожидал, что они кинутся меня благодарить… просто я находился все еще под влиянием нафантазированной мною сцены – я с моими приближенными накануне казни. Не знаю, какие эти орки злодеи, но хранить верность предводителю они умели – даже если этот предводитель привел их к поражению и плену.
– Они хоть понимают по-вашему? – спросил я Валента, запоздало сообразив, что у орков может быть другой язык.
Ответ я получил из камеры – ко мне обратился «князь»-орк:
– Да, мы говорим на этом языке, благородный человек, прости, если назвал тебя неправильным титулом и позволь узнать его, дабы выразить свою признательность.
– Верно, ты назвал меня неправильно, – как же я обожаю такие моменты! – ибо я не человек.
– Ты говоришь с демоном Ингви, – вмешался Сарнак, – королем Альды.
На обратном пути из темницы демон был молчалив и задумчив, зато маршал Валент, обычно немногословный, болтал за двоих. Видно было, что мрачное подземелье сильно подействовало на бравого вояку и теперь он с облегчением принялся подробно описывать схватку, в которой одолел и пленил этих орков:
– …А надо вам сказать, что было их больше сорока, в последнее время нечасто встретишь такую крупную банду. Их теперь и по сорок-то не набирается. Ну, я своим командую: «Вперед!» – и мы галопом на них! Я ведь не зря их два дня, считай, выслеживал – подстерегли мы их на ровном месте, так что им деться некуда было – ни в лесу укрыться, ни в пещеры какие… Ничего им не оставалось – только драться. Нас пятнадцать, все на конях, все в доспехах, да с разгону… Мы пока до них доскакали – как раз цепью развернулись, чтоб друг дружке, значит, не мешать – и пошла работа! Сначала при первом натиске копьями их, потом мечами. А этот-то, «князь» – хороший боец. Сразу понял, что им всем не уйти. Он им скомандовал, я заметил – десятка полтора сразу бегом ударили от нас, а он с остальными пытался нас остановить, да где им… Впрочем, тех которые сразу убежали, мы уже не догнали. А «князь» этот моего оруженосца с коня свалил – до сих пор парень не оправился, да и еще одного латника потом…
– И что же, – поинтересовался Сарнак, – они не заметили, что вы их два дня выслеживали?
– Да вроде что-то они заподозрили, потому и держались поближе к перелескам, но там место такое попалось, что им хочешь – не хочешь, а пришлось переход по полю сделать…
Затем, во время продолжения совета, король также помалкивал, хотя было видно, что он слушает внимательно. Впрочем, говорить ему было вроде и нечего – придворные обсуждали будущий праздник, заранее смакуя подробности. Ингви молча сидел, поглядывая на говоривших и время от времени делал пометки мелом на грифельной доске, которую с недавних пор приспособил для записей на память – бумаги этот мир не знал, а пергамент был слишком дорог для такого дела. Когда, наконец, после часа обсуждений фантазия придворных иссякла, король объявил, что расходы на такой праздник по его прикидкам находятся в пределах суммы, которую он решил потратить и обсуждать больше нечего. Затем он, как всегда поблагодарив, отпустил придворных. По обыкновению Сарнак задержался и посмотрел на короля – тот все так же задумчиво сидел в кресле, задумчиво черкая мелом по доске.
– Послушай, Ингви, я вижу у тебя из головы не идут орки.
– Да… мне нужно кое-что обдумать, – к этой излюбленной фразе короля Сарнак уже привык и потому спокойно ждал продолжения, – что-то здесь не вяжется. Пожалуй, мне нужно поговорить с этим предводителем орков…
Через полчаса орка привели в кабинет. Когда доставившие его вооруженные охранники скрылись за дверью, король кивнул на стул:
– Садись, я надеюсь, что разговор у нас будет долгий. – Орк, гремя кандалами осторожно сел на указанное место. – Для начала назови мне свое имя – кто я такой ты уже знаешь. У тебя ведь нет причин скрывать свое имя?
– Я Кендаг, единственный сын и наследник Могара, Лорда Каменных Ступеней, пятого из семи иерархов моего народа! У меня нет причин скрывать свое имя – оно ничем не запятнано и покрыто славой!
– Да, верно, рыцарь, пленивший тебя, слывет первым бойцом этого королевства и он сказал, что ты доблестно бился. Однако, как видишь, ты все же побежден и в плену. Мои советники доложили мне, что орки как правило терпят поражения, однако продолжают эту войну. Так почему вы до сих пор не попробовали заключить мир?
– Мир между орками и людьми? Это невозможно!
– Возможно даже это, но сейчас речь идет не о мире с людьми, а о мире со мной – а ведь я не человек!
Орк был явно растерян и промедлил с ответом, тем временем король продолжал:
– Ты ведь знаешь, что земли людей поделены на разные владения, которые подчас воюют между собой. Я же говорю о мире между моим королевством и вами, орками. Кстати, я даже не знаю, кто у вас главный, с кем можно заключать такой договор. Расскажи-ка мне об устройстве вашей жизни. У вас есть монарх?
– Странные речи ведешь ты, демон… Что ж, я расскажу тебе об орках. Правит нашим народом король, он же Лорд Священной Залы – Анзог IV. Это великий монарх и власть его не менее велика, чем власть любого из ваших королей… то есть я хотел сказать – из королей людей. Мы не просим мира и не попросим никогда, потому что людям не победить нас – так учат мудрейшие! Благословение Ганагамара лежит на нас – а значит, нам суждена война с людьми.
– Так, значит, вы тоже верите в Гангмара и других богов, о которых написано в легендах людей!
– Да, мы знаем о Ганагамаре Черном и Гилифинге Белом, которые вели спор за Прекрасную Гунгиллу и победил Ганагамар, изгнавший своего врага из Мира. Мы же орки, его дети и нам суждена война с людьми.
– Ну почему же суждена – ведь эта война безнадежна! Подумай сам – я вот подсчитал сегодня: в течение года примерно двадцать ваших отрядов по тридцать-сорок воинов пытается проникнуть в Альду – и едва сотня орков возвращается из похода назад! Вы ежегодно теряете чуть ли не семьсот мужчин! Никакой народ не может себе такого позволить!
– Ну что ж, король-демон, ты был добр к нам и, похоже, впрямь стараешься понять нас – я расскажу тебе о моем народе. Послушай же о Детях Трех Богов и Детях Трех Народов!
«Сам я не силен в этой премудрости – я воин, но как потомок одного из первых родов королевства я, разумеется, знаком с историей моего народа. Известно, что Гилифинг Белый задумал населить Мир своими потомками, порожденными им в союзе с Гунгиллой, Ганагамару же Черному, который был младше его и поначалу слабее, он запретил изменять Мир, так как желал сохранить его таким, каков он был создан для двух Первых народов – эльфов и гномов, потомков Гилифинга. Однако Ганагамар не смирился и, укрываясь в тайных убежищах, измышлял способы победить соперника… Он собрал прекраснейших дев и жен всех народов Мира и от него они породили нас – орков. Потому мы и зовем себя Детьми Трех Богов и Трех Народов…
Затем Ганагамар победил и изгнал из Мира своего врага и позволил оркам, своим детям, выйти на свет, ибо ранее боялся за нас. Высшая мудрость и справедливость нашего отца в том, что он, самый могучий в этом мире, не вмешивается в наши распри с потомками Гилифинга, хотя легко мог бы победить их. Лишь одно позволил он себе: видя, что эльфы и гномы призвали на помощь людей – он сотворил и нам в подмогу народ троллей, народ поначалу неразумный и подобный детям в своей простоте… Мы же, как старшие братья, опекали и учили троллей… Однако в итоге долгих войн мы убедились, что люди – сильнейший из народов Мира. Видимо, в этом и есть высшая мудрость Ганагамара – он показал нам, своим детям, образец, к коему должно нам стремиться. Мы же, орки – единственные, кто способен заключив браки с людьми (как, впрочем и с эльфами, и с гномами), производить на свет полноценное потомство. Потому мы и стараемся породниться с родом людей, потому и берем себе в жены их женщин. Я знаю, что среди людей ходят нелепые россказни об этом, но клянусь – эти женщины счастливы в браке с лучшими из моего народа, они окружены почетом и уважением. Моя мать, бабушка, прабабушка и далее – в шести поколениях – дочери человеческого рода и я уже близок к образцу, данному нашим отцом – Ганагамаром Черным… но, видимо, на мне и прервется мой род…
Не сразу постигли мы эту мудрость, долго жил в неведении наш народ, однако однажды, более двухсот пятидесяти лет назад, явился меж нами некто, назвавшийся сыном Ганагамара и указал нам цель – стать подобными людям! Был он великий пророк и чудотворец – и великий воин к тому же… Он повел нас на Великую Войну и победа клонилась в нашу сторону, пока не встали во главе наших врагов люди. Мы тогда на собственной шкуре убедились в мудрости нашего отца, давшего нам такой пример для подражания – люди сплотили наших врагов, эльфов и гномов, люди же совратили троллей, заставив служить себе и подтолкнув тем к измене Ганагамару… Горек тогда был удел рода орков…
Сын Ганагамара привел остатки моего народа в неприступную твердыню, что мы зовем Короной Ганагамара, а люди – Черной Скалой. Наш вождь сказал нам тогда: „До срока явился я в Мир и потому ухожу. Вы же останьтесь под этими священными сводами, что будут неприступны для врага и не забудьте о своей цели – стать подобными людям. Благословение Ганагамара с вами!“ – и с тем покинул нас. Так и вышло по его слову – наша крепость была неприступна для врагов и благословение Ганагамара навеки с нами, ибо из каждых десяти младенцев-орков, родившихся под сводами Короны лишь три – девочки, а семеро – мужского пола. Потому трое из семи этих мальчиков женятся на девушках-орках и займутся мирным трудом, а четверо станут воинами и добудут себе жен-людей, либо сложат головы в этом походе… И так до тех пор, пока не перемешаются кровь орков-воинов и женщин человеческого рода и тогда обновленный наш народ вновь сможет покинуть стены своей крепости и выйдет, победоносный, под солнце Мира…
Теперь ты видишь, демон, что мир между нами и людьми невозможен, ибо такова воля Ганагамара, возвещенная нам его сыном…»
Глава 9
Элевзиль II, император Великой империи людей, как и обычно в этот час, беседовал с архиепископом Кениамерком, главой ортодоксальной Церкви империи. С возрастом император все менее интересовался государственными делами, сваливая текущие заботы на своих сановников и все более отдавался теологии, которая влекла его с молодых лет. Император с тоской думал о том, как могла бы сложиться его жизнь, не унаследуй он престол. Наверняка сейчас он, а не его кузен Кениамерк, возглавлял бы Церковь, он получил бы соответствующее образование и ему не пришлось бы теперь, когда память уже не та и разум не так ясен, как в молодости, познавать азы теологии. Впрочем, ему, императору, грех жаловаться – к его услугам все достижения подданых в этой области и сам глава Церкви ежедневно является наставлять его в науке наук…
– …Итак, кузен, вы говорите, что в последнее время лучшие умы нашей церкви склонны воспринимать божества не как личности, но как абстрактные символы. Не идет ли это вразрез с ортодоксальным учением?
– Отнюдь, ваше императорское величество, отнюдь. Мы полагаем, что в старинных легендах под понятиями Гилфинга, Гангмара и Гунгиллы подразумеваются – в зашифрованном виде – силы природы или, если угодно, мировые принципы бытия. Вы сами вскоре убедитесь, что в таком виде старинные предания лучше объяснимы и более того – приобретают гораздо больший смысл. К тому же, как я уже говорил, отцы нашей Церкви не проповедуют эту доктрину широкому, как говорится, кругу. Наша паства в большинстве своем не готова к подобному. Большинству верующих недостает образования и широты взглядов, чтобы правильно осмыслить эту теорию. Этому большинству проще знать, что Гилфинг Светлый, создатель Мира – это доброе существо, наделенное огромной силой, а Гангмар темный – злое. Зачем им больше? Да и как объяснить какому-нибудь крестьянину или даже благородному, но неграмотному рыцарю, что такое «абстрактный символ»? Нет, пусть уж лучше крестьянин пашет землю, а рыцарь машет мечом, вознося молитвы Гилфингу Светлому, а мы будем думать за них…
– М-да, так вы говорите, кузен: «Гилфинг Светлый, создатель Мира – добро, а Гангмар темный зло»?
– Нет-нет, ваше императорское величество, не так прямолинейно. Что касается Гилфинга, то трактовка этого образа вызывает и сейчас горячие споры среди теологов. Неспроста Гилфинг во всех легендах числится покинувшим Мир. Как трактовать образ Гилфинга – один из сложнейших вопросов теологии и мы вернемся к нему позднее. Скажу лишь, что я склонен считать Гилфинга не самостоятельным понятием, а мерой соотношения влияний его детей. Сегодня же я собирался ознакомить ваше императорское величество с трактовкой образов Гангмара и Гунгиллы.
– Так, значит Гунгилла и Гангмар – это символы мирового Добра и мирового Зла?
– Нет, это слишком упрощенный подход. Современная теология понимает Гунгиллу как символ мирового порядка, а Гангмар – носитель внемирового хаоса. Можно сказать, что Гангмар – это идея энтропии. Мы понимаем эти понятия не как добро и зло, а как статичность и подвижность, что ли. Добро – равновесие этих двух сил, зло же – если какая-то из них начнет превалировать.
– Это довольно сложно…
– Да, это сложно, но я постараюсь пояснить свою мысль простым примером. В качестве мирового порядка я возьму стадо оленей. Итак, стадо оленей пасется в лесу – ситуация статична. Кстати именно таким создавала мир Гунгилла, согласно преданиям. Допустим, какое-то животное больно, со временем оно заразит все стадо и в итоге – гибель всей системы. Но вот на сцене появляется Гангмар в лице волчьей стаи. С точки зрения оленьего стада волки – это внемировой хаос, посторонний элемент. Что же происходит? Олени бегут, волки их преследуют… Больной олень постепенно отстает от стада, волки настигают его и убивают. Это зло? Но стадо тем не менее спасено от эпидемии – система вновь стабильна на новом уровне. Я нарочно привожу банальный пример, однако он как нельзя лучше поясняет мою мысль. Порядок и добро, хаос и зло не тождественны, отнюдь! Добро – в равновесии, зло – в дисбалансе! Что-то в этом духе писал еще блаженный Мерк, но, разумеется, он не рисковал объявить божества не личностями, но символами публично. Тем не менее он считается создателем концепции Равновесия. Мы же сейчас идем куда дальше блаженного Мерка, однако как и он не считаем возможным выносить содержание наших диспутов на суд широкой публики – как я уже сказал, наша паства пока не готова к этому. Однако мы постепенно, исподволь готовим Мир к обнародованию этих истин. И должен сказать, что лишь благодаря отеческой заботе вашего императорского величества мы имеет возможность вести эти научные изыскания под сенью монастырей и храмов, столь щедро обласканных милостями вашего императорского величества.
– Оставьте это, кузен, для меня достаточным вознаграждением служит сознание того, что я хотя бы таким образом служу познанию истины родом людским… Кстати, знаете, что мне сейчас пришло в голову? Я подумал, что моя армия может служить хорошим примером вашего равновесия, коль скоро у меня на службе состоят наемники-тролли… – речь императора была прервана тихим стуком в дверь кабинета. Элевзиль бросил взгляд на стол – песок в часах стек вниз.
– Ну что ж, кузен, время нашей беседы, к моему превеликому сожалению, истекло – государственные дела призывают меня. Завтра жду вас в то же время, что и обычно.
Император вышел из кабинета, на ходу не глядя сбросил на руки ожидавшего слуги темную мантию с капюшоном, которую одевал на свои занятия. Почему-то Элевзилю казалось неприличным изучать теологию в парадном императорском одеянии, терять же время на переодевания не хотелось, поэтому он нашел такой компромисс – прикрывать мантией, похожей на одежду священника, свой роскошный наряд. Изменив таким образом свой облик со смиренного на торжественный, император зашагал к тронному залу. К сожалению, сегодня избежать государственных дел не удастся – предстоял прием посольства гномов, которое изложит претензии по поводу пограничных конфликтов, затем торжественные проводы наследника престола – принца Алекиана, который по традиции получил в день двадцатилетия титул герцога Гонзорского и сегодня отправлялся в Гонзор, дабы приступить к управлению своим владением и таким образом начать подготовку к предстоящему когда-нибудь правлению империей…
Поневоле мысли Элевзиля обратились к предстоящим проводам. Да, вот его сын уже взрослый мужчина, скоро он начнет познавать в своем герцогстве нелегкое ремесло правителя. А может, послать все к Гангмару и годика через два передать ему трон? Тогда можно будет уйти на покой и полностью отдаться любимой науке… Да вот только захочет ли кузен Кениамерк по-прежнему являться к нему каждое утро, если он оставит трон?..
Ннаонна забралась в свое любимое убежище – караульную башенку. Здесь она укрывалась от всего мира когда ей хотелось побыть одной. С собой она притащила книгу – тяжеленный фолиант «Гвениадор и Денарелла», неисповедимыми путями попавший в замок вампиров. Если не считать «Жития блаженных», это была единственная книга в замке, по ней Ннаонна училась когда-то читать и сейчас знала уже почти наизусть. Читая этот роман, девочка отождествляла себя с героями книги, ей казалось, что она прекрасная Денарелла, заточенная в башне злодея Гонгала и что вот-вот явится за ней отважный Гвениадор, совершивший ради ее освобождения невообразимые подвиги – явится и увезет из этого унылого замка в огромный светлый мир, где есть большие города и замки, в которых живут красивые дамы и благородные принцы, где дают балы и турниры… Ннаонна вздохнула – разумеется, все это мечты. Никто не явится за ней и никуда не увезет, вся жизнь пройдет в стенах этого замка, покрытого мхом и плесенью. Ее судьба определена раз и навсегда – она выйдет замуж за Кеннона потому что они – последние в роду. Дед Коннахья рассказывал, что в дни его молодости замок был многолюден и весел, тогда не было нужды вступать в брак родным братьям и сестрам… Так было пока неведомая хворь не отняла жизни почти всех обитателей замка, оставив в живых лишь троих – Коннахью, пятилетнего Кеннона и девочку-младенца, которой еще не успели даже дать имя. Дед рассказывал ей, что она непрерывно плакала: «Ннаонна-а, ннаонна-а…» – так ее и назвали…
Однако, как бы там ни было, помечтать ей никто не может запретить. Ннаонна примостилась на лавке и раскрыла книгу на одном из своих любимейших эпизодов, где речь шла о том, как отважный Гвениадор оставил в дураках глупого гнома Бардольта:
«… – Гляди же, не забудь наш уговор, – промолвил отважный Гвениадор, – поделить золото змея на три части – одну тебе, а две мне, ибо я исполню более опасную часть нашего плана.
И с этими словами рыцарь шагнул в зловонную пещеру, где скрывался страшный змей. Однако ж он не стал углубляться далеко, а надел подаренный ему чародеем Корнагсом волшебный плащ, делавший его невидимым, подкрался к выходу из норы и стал слушать, о чем станет говорить гном Бардольт со своими помощниками, Глоком и Корноком.
– Мы обманем этого простодушного рыцаря, – говорил тем временем гном, – не станем отдавать ему две трети клада, хватит с него и малой доли золота, а станет спорить – так не получит вовсе ничего! Так будет справедливо – ведь прикончить змея предстоит нам, а он лишь должен выманить чудище из норы. Кто же делит охотничью добычу так, что загонщик получает две трети!
Услышав эти вероломные речи, отважный Гвениадор решил сам обмануть обманщика и не подав виду что слышит разговор предателей, тихо пошел в пещеру змея. Отыскать логово злобной твари оказалось несложно – оттуда исходил такой смрад, что ошибиться было невозможно. Обнаружив безжалостное чудище, что отдыхало на груде золота, насытившись мясом очередной жертвы, рыцарь принялся громко поносить его, всячески ругать и швырять в него каменьями, сняв предварительно волшебный плащ. Увидев врага в собственном своем логове, змей громко зашипел и кинулся на героя, однако тот проворно увернулся и кинулся к выходу из пещеры, как он и уговаривался с гномом. Однако не стал он выходить наружу, а притаился недалеко от входа в нору, укрытый от глаз змея волшебным подарком Корнагса.
В поисках обидчика змей кинулся вон из пещеры – тут-то и обрушились на него молоты гномов! Гвениадор же вернулся к логову чудища и нашел там немало золота, серебра и всяких сокровищ. Не теряя времени он собрал клад в большой мешок и поспешил наружу, прикрывая волшебным плащом себя и добычу. Выйдя из пещеры, герой полюбовался, как гномы насмерть бьются с огромным змеем и отправился прочь, отягощенный добытым золотом…»
Ннаонна отложила книгу и задумчиво подставила лицо солнечным лучам, проникавшим в бойницу. «Странно, – подумала она, – чем поступки отважного Гвениадора благороднее, чем поступки гнома Бардольта? Оба обманщики… Вот если бы рыцарь оставил гномам треть добычи, как они уговорились, так нет же – забрал все, хотя и давал рыцарское слово. Да к тому же бросил их биться со змеем, а сам сбежал. А как он отблагодарил за помощь чародея Корнагса? Добрый волшебник одарил его магическими предметами, без которых Гвениадор не смог бы совершить и половины своих подвигов, а взамен лишь просил помочь ему справиться с ведьмой Гнельдой, а благородный герой сбежал, не выполнив уговора… И еще странно, что раньше мне такие мысли в голову не приходили – мне всегда Гвениадор казался образцом доблести и чести… Должно быть, я и впрямь становлюсь взрослой». Девушка мечтательно зажмурилась, припоминая слова деда: «Когда-нибудь ты станешь взрослой и поймешь, что люди жестоки, вероломны и тогда будешь рада, что ты – вампир и живешь в этом одиноком замке, а не там – среди этого подлого народца». Так старый Коннахья отвечал на ее жалобы, что ей скучно в замке и что она хочет повидать прекрасный мир, о котором написано в книге…
Вдруг ей послышался какой-то посторонний звук. Ннаонна насторожилась. На опушке показались два всадника. Это было удивительно – люди всегда избегали здешних мест, тем более боялись подходить к самому замку, а этих двоих девушка видела уже в третий раз. Она окрестила их Красавчиком и Странненьким. Красавчик – высокий, широкоплечий с открытым и мужественным лицом (именно таким Ннаонна и представляла себе отважного Гвениадора) был одет в странную долгополую мантию, вышитую бледными узорами, опоясан длинным мечом и сидел на крупном гнедом коне. Станненький же – он и впрямь был странненьким: одет во все черное, на небольшом вороном коньке, укутан в черный плащ, да еще и капюшон опустил почти до самых глаз. Как и в первые два раза всадники постояли минут пять на опушке, очевидно переговариваясь между собой, затем повернули коней и неторопливо скрылись…
Все это было очень странно… Как-то даже слишком странно…
Два месяца оговоренного демоном срока истекли и те, кто роптал по поводу чересчур скромного вступления Ингви на престол, могли быть довольны – праздник состоялся, да еще и какой! Предстояли три дня непрерывного веселья – с рыцарским турниром, пирами для знати, угощением и состязаниями для горожан.
Турнир был назначен на первый день. Площадь перед Альхеллой была обнесена барьером, вокруг устроены места для зрителей: для знати – сидения на широком балконе дворца и деревянные трибуны под балконом, для прочих – многоярусные помосты с других сторон площади. В день праздника трибуна напоминала цветочную клумбу – в глазах рябило от пестрых ярких одеяний прекрасных дам, среди которых темным блеклым пятном казался окруженный свитой Ингви. Король по своему обыкновению вырядился в темные одежды, рядом с ним сидел Сарнак-колдун в темной мантии и Кендаг, лорд-орк. После того, как король пришел к согласию с ним, Кендаг был освобожден из темницы и теперь повсюду сопровождал демона, как гость и посол. Трое из орков его отряда были отправлены к их королю гонцами с предварительными условиями мирного договора между орками и Альдой. Одет орк был также неброско…
Пока турнирные схватки не начались, дамы на трибунах оживленно переговаривались. Основных тем было две – внешность нового короля и первый выход в свет юной сестры принца Кадор-Манонга – Санеланы. Сама дебютантка – хорошенькая пухленькая девица – то краснела, то бледнела, смущенная десятками взглядов, то скромно опускала глаза, то, забывшись, принималась с любопытством оглядываться вокруг… На помостах, где собрались простолюдины, слышались соленые шуточки, смех, кто-то, подвыпив, принимался то и дело горланить песни.
Наконец, протрубили трубы – маршал королевского войска объявил о начале турнира и передав свои полномочия распорядителя (по традиции эту обязанность исполнял именно маршал) Лорду-хранителю королевства, присоединился к бойцам. Перед началом боев все участники совершили торжественный объезд арены, в то время, как герольд громким голосом выкрикивал их имена, титулы, названия их владений. В турнире собирались принять участие все вассалы Ингви, трое заезжих дворян из Сантлака и четверо вассалов Кадор-Манонга, недавно принявших лены из наследства, полученного принцем два месяца назад. Было заметно, что король без удовольствия воспринял новость об увеличении численности дворянства своего королевства. Новые альдийцы также были родом из Сантлака – огромного королевства, расположенного на западе империи и поставлявшего дворян в армии всех монархов и владетелей. Почти вся территория Сантлака поделена на маленькие лены, владельцы которых проводят время в бесконечных турнирах, либо, если турниров не предвиделось – в схватках друг с другом (по причине наследственной вражды), либо путешествуя по другим королевствам в поисках турниров и схваток. Даже короля дворяне этой странной державы определяли на турнире – монархом становился лучший боец и правил пожизненно, не имея права передать корону по наследству. Объяснялось это просто – Сантлак был практически единственной достаточно большой страной людей, не граничившей с державами иных народов Мира и многочисленное дворянство этой страны могло себе позволить такую жизнь, не рискуя безопасностью своего государства. К тому же эти порядки старательно поддерживались императорами, предпочитавшими видеть в короле Сантлака преданного, хотя и бессильного монарха-вассала…
Первая часть представления окончилась – рыцари покинули ристалище, затем начался сам турнир. По вызову распорядителя игр, громко повторяемому зычным голосом герольда, в обоих концах арены раскрывались ворота и показывались готовые к поединку всадники. Раздавался удар гонга – бойцы неслись друг на друга, выставив копья без наконечников, сшибались в центре ристалища. Если один из рыцарей оказывался повержен – его соперник признавался победителем и ему бросал вызов кто-либо из остальных участников турнира. Если нет – рыцари вновь разъезжались к воротам и бой повторялся. Вокруг, на трибунах и помостах, царил невероятный гвалт – не только простолюдины, но и благородные дамы вопили, топали ногами, визжали, переживая за своих избранников.
При каждом взрыве воплей Ингви недовольно морщился – он совершенно не находил зрелище захватывающим. Слева от него Сарнак сохранял неподвижный и непроницаемый вид, к чему его обязывала профессия колдуна, зато сидевший справа от короля Кендаг смотрел на поединки широко раскрытыми глазами – его турнир привел в восторг.
– Скажи, король Ингви, – спросил он, – зачем тебе понадобились наемники-орки – ведь у тебя я вижу так много отличных бойцов?
– Видишь ли, лорд, каждый из этих воинов хорош сам по себе, но вместе они не составляют хорошего войска, а твои орки понимают, что такое дисциплина. Ведь если я, допустим, прикажу кому-либо из этих сеньоров отправиться на южную границу взимать пошлины с купцов – так он, пожалуй, в ответ пришлет мне вызов… Ну, дальше ничего интересного не будет – в бой вступил наш маршал, а это значит, что он не покинет ристалища до вечера. Сменяться будут лишь его соперники, но я не верю что его кто-нибудь побьет.
– Ингви, а ты это серьезно – насчет пошлин с купцов? – спросил на демонском языке Сарнак, прислушивавшийся к разговору. – У нас ведь с энмарцами договор о беспошлинной торговле.
– Да, я помню – они как-то выжали такой договор из короля Альды, пообещав взамен денежную ссуду, нужную тому для войны с орками. Что ж, формально я не нарушу договор – пусть беспошлинно торгуют в Альде, но никто не запретит мне взимать с них налог, если захотят отправиться на север – в этот, как его… в Гонзор. Кстати, именно так они поступают с купцами Архипелага – не выпускают их из Энмара и таким образом диктуют им цены… Ну, что я говорил – с Валентом никто не справится! – маршал как раз разделывался с третьим по счету соперником.
В это время в королевской ложе, громыхая доспехами, появился Кадор-Манонг. Принц был в прекрасном расположении духа – сегодня он выбил из седла одного соперника, что случалось не часто.
– Ваше величество, – обратился он к Ингви, – благородные сеньоры, собравшиеся сегодня на ристалище, поручили мне поинтересоваться, не собираетесь ли вы принять участие в турнире? Нашим дворянам по душе, если король разделяет с ними и их развлечения, и опасности.
– И с кем же мне здесь сразиться, не уронив при этом королевского достоинства – я не вижу на турнире ни одного монарха.
– Но вот я – принц!
– Послушайте, принц, ваш титул всего лишь невнятно говорит о вашем родстве с предыдущей династией – не более. По сути дела, вы всего лишь простой мой вассал. Но если вы станете настаивать – что ж, я, пожалуй, вызову вас на поединок – на поединок магов! – при этом король что-то пошептал в сложенные лодочкой ладони – в руках у него показалось что-то вроде облачка черного дыма, сгустившееся тут же в змейку около полуметра длиной. Змейка принялась извиваться между тонких пальцев Ингви, посверкивая глазками-угольками на принца.
Тот попятился, бледнея на глазах:
– Ваше величество, это невозможно – из нас двоих маг лишь один, вы, видимо, забыли…
– А вы, видимо, забыли, что из нас двоих лишь один – король.
Кадор-Манонг попятился на несколько шагов, быстро повернулся и чуть ли не бегом бросился из королевской ложи.
Ингви с Сарнаком, переглянувшись, расхохотались, как нашалившие дети. При этом король взглянул на Кендага, как бы приглашая разделить с ними веселье – тот словно окаменел, приоткрыв рот и не сводя выпученных глаз с королевских ладоней…
Глава 10
Кому-то может показаться, что я чересчур грубо обошелся с этим выскочкой-принцем, но тут уж я ничего поделать с собой не могу – этот тип вызывает у меня стойкую антипатию, это, можно сказать, нелюбовь с первого взгляда. Не сомневаюсь, что нелюбовь взаимная… К тому же меня уже несколько раз пытались отравить. Узнать, кто я и не пытался – если накажу одного – найдутся другие, поэтому я посчитал, что умнее будет вообще не подавать вида, что обнаружил отраву. Рано или поздно злоумышленники придут к выводу, что отравить демона вообще невозможно. Лично я не сомневался, что за покушениями стоит принц – он от моей смерти выиграет больше всех, так как наверняка станет новым королем Альды – в другой раз местные вряд ли захотят баловаться с вызовом демона. И кроме всего этого, сказалось мое раздражение – все получают удовольствие от турнира, так надо и мне поразвлечься!
Кстати, от всей этой сцены была и кое-какая практическая польза: я воочию убедился, какую реакцию вызывает магия у орков. Никто до меня не заключал с орками договоров и неизвестно, как они держат клятву, но совсем другим делом для них будет нарушить обещание, данное могущественному магу…
Тем временем в ходе турнира возникла заминка – никто не хотел принимать вызов Валента, даже нахальные заезжие дворяне из Сантлака. Странно было видеть, как мой маршал, вообще-то очень спокойный и сдержанный человек, вдруг превратился в кровожадного вояку – он дразнил остальных участников турнира, всячески насмехался над ними, орал судье, что уже замерз – все было напрасно. Рыцари морщились, кусали усы, но принимать вызов никто не хотел. Под конец Валент предложил сразиться с любым желающим в пешем бою (регламент турнира этого не запрещал), при этом маршал похлопал по внушительного вида палице, притороченной к его седлу. Тут уж желающих и подавно не нашлось – в конном бою этого здоровяка еще можно было одолеть за счет точности удара или лучшего коня, но в пешем поединке шансов не было ни у кого. Признаюсь, у меня было сильное искушение принять вызов Валента и сразиться с ним, тем более, что у меня уже было боевое оружие, с которым я, пожалуй, не побоялся бы его палицы – мои доспехи были готовы, на место украшавших их некогда камней оружейники вставили янтарные шарики, которыми я в последнее время запасся. Думаю, не надо пояснять, что доспехи я заколдовал самыми мощными защитными чарами, какие только знал, а янтарь надежно зафиксировал заклинания. В последнее время я постоянно пользовался этими янтарными шариками, которые носил в маленькой сумочке на поясе и регулярно «подзаряжал» маной. Под стать доспехам был у меня и меч – великолепное оружие вороненой стали, также украшенное янтарем. Мне стоило немало труда втолковать оружейнику, что янтарь должен украшать не только эфес, но и все лезвие меча, но результат стоил усилий – мое оружие (я назвал его Черная Молния), усиленное магией, могло разить с нечеловеческой силой. Короче говоря, в пешем бою я не побоялся бы встретиться с любым противником и несмотря на то, что боец из меня никакой, пожалуй, победил бы самого искусного фехтовальщика – разумеется, при условии, что он не маг, как я.
Однако, поразмыслив, я решил не выпендриваться – во-первых, я только что отказался от конного поединка, сославшись на свой статус монарха, а во-вторых – ничего хорошего моя победа мне бы не принесла. Я смертельно оскорбил бы Валента, которому поражение было бы особенно неприятно после всей его похвальбы, да и сам бы лишился своего секрета – я надеялся, что все считают меня таким же слабым бойцом, как и наездником (думаю, что Кадор-Манонг и вызывал меня на бой только потому, что ему было известно о плачевном результате моих уроков верховой езды), так пусть же этот козырь останется пока у меня в рукаве…
Но вмешаться все же требовалось, поскольку ситуация сложилась патовая. Я потребовал внимания и как только установилась маломальская тишина, объявил маршала победителем, постаравшись использовать самые лестные выражения. Поскольку было еще слишком рано сворачивать празднество – я объявил, что после небольшого перерыва на ристалище можно провести состязание между цехами в искусстве рукопашного боя. Трибуны встретили мои слова взрывом одобрительного шума – эти соревнования пользовались большой популярностью и их всегда ждали с нетерпением.
И вот на арену вышли отряды горожан – в кожаных латах и шлемах, со щитами и дубинками. Во избежание членовредительства доспехи были набиты тряпьем (при этом все бойцы превращались в забавных толстяков), а дубинки оканчивались мягкими мешочками с песком. По традиции каждый цех выставлял по тридцать воинов, так что это соревнование включало и элементы тактики…
Горожане приветствовали бойцов дружным ревом, когда те проходили по периметру арены торжественным маршем. Члены цеховых братств старались перекричать друг друга, декламируя свои девизы – в этом они еще могли соревноваться, однако в последовавших за этим боях фаворит был известен заранее – с цехом кузнецов, выставившим на соревнование дюжих молотобойцев, конкурировать не мог никто. Представители других цехов соревновались между собой лишь в том, кто дольше и успешнее сопротивлялся признанным чемпионам.
Завершал первый день празднества так называемый «малый пир» – довольно скромный, поскольку все берегли силы для продолжения развлечений в последующие два дня. Тем не менее, столы, накрытые для знати в просторном зале Альхеллы, ломились от угощения. Поначалу все шло очень чинно и тихо – поздравляли Валента Гранлотского, в изысканных выражениях оценивали старания Лорда-хранителя, безупречно подготовившего все необходимое для столь прекрасного турнира. Постепенно, по мере употребления вина из серебряных кувшинов, разговоры становились все громче, дамы смеялись несколько визгливее, чем в начале… Затем всех позабавил принц Кадор-Манонг. Он, пошатываясь, встал с кубком в руке и, запинаясь и растягивая слова, начал произносить весьма длинный и вычурный тост «во славу всех добрых бойцов и на погибель мерзким колдунам с их отвратными змеями», но не договорив внезапно рухнул прямо на стол лицом в объедки. Под дружный смех добрых рыцарей и хихиканье их спутниц слуги, предводительствуемые пунцовой от смущения мадам Санеланой, потащили принца во двор – обливать водой…
Когда все отсмеялись, Лорд-хранитель, которому перед этим что-то пошептал король, поднялся и напомнил благородным гостям, что это всего лишь малый пир и что пора поднять последний тост в честь доброго короля Ингви. Затем гости разошлись в отведенные им покои – отдохнуть перед продолжением праздника.
На второй день празднества все вновь заняли свои места на трибунах и помостах – предстояли соревнования горожан в различных молодецких забавах. Наиболее популярные бои были уже позади, но предстояло еще немало интересного – борьба, кулачный бой, стрельба из лука. Эти соревнования продолжались с перерывами целый день и завершились ужином во дворце, еще более скромным, чем малый пир. Дворяне вновь собрались за длинным столом, но в этот раз никто не напивался – все берегли силы к последнему дню празднества, в некотором смысле самому трудному.
На третий день было назначено праздничное угощение – вся столица собралась на рыночной площади. За ночь трибуны разобрали на доски и собрали из них длинные столы. Эта операция была продумана заранее – трибуны были изготовлены с таким расчетом, чтобы потом превратиться в столы. Идея принадлежала королю, он же собственноручно набросал первые эскизы разборных помостов. Итак, с утра площадь стала заполняться народом. Горожане чинно, степенно рассаживались за столами, каждый цех на своем месте, дворяне – за своими столами на невысокой рампе – так, чтобы находиться выше простолюдинов, но все же не на много – чтобы пиршество оставалось всеобщим. Вдоль столов потянулись вереницы слуг и молодых подмастерьев с блюдами и подносами в руках – пир начинался…
После нескольких официальных здравиц в честь короля пир как-бы распался на несколько частей – где-то гости уже напились и весело горланили и хлопали друг друга по плечам, где-то еще чинно закусывали, не забывая произносить речи перед каждым опорожнением кубков, дворяне вновь принялись обсуждать подробности турнира, Ингви увлеченно слушал рассуждения подвыпившего Кендага, сравнивавшего мастерство в стрельбе из лука орков и стрельбу горожан, которую они наблюдали вчера.
Кое-где между столами горожане уже пускались в пляс – многие принесли с собой на праздник свои музыкальные инструменты. Постепенно все собравшиеся на площади как-бы вновь объединились – поскольку все достигли определенной степени опьянения и веселья. Разделение на цехи и братства нарушилось, толпы веселых краснолицых людей переходили от стола к столу, не чинясь пили из чужих кубков, закусывали, шутили, пели…
Веселье было в разгаре… Внезапно на площади послышались громкие крики. Все пирующие сразу засуетились, вскакивая и озираясь в поисках причин шума.
По площади неслись двадцать-тридцать оборванцев – орали, улюлюкали, расталкивали празднично одетых горожан и горожанок, хватая со столов что попало. Все горожане застыли, ошеломленные, никто не пытался схватить хулиганов, наоборот – те выглядели настолько грязными и отталкивающими, что их инстинктивно сторонились, давая дорогу… Первым опомнился король, метнувший в спины убегавших оборванцев какой-то маленький предмет. Движение сопровождалось заклинанием. К этому времени почти все воришки уже успели скрыться в выходящих на площадь улицах и заклинание настигло лишь одного – оборванец рухнул как подкошенный, забившись в невидимых путах. Ингви, сопровождаемый тревожно перешептывающимися за его спиной дворянами, двинулся к упавшему, толпа горожан расступалась перед ним. Взмахом руки демон освободил пойманного воришку от действия колдовства, тут же того схватили слуги и поставили на ноги.
– Ну, мерзавец, отвечай – кто вы такие? Для чего вы это затеяли?
– Дак это, – схваченный напустил на себя придурковатый вид, – мы это… праздник, значит, в городе. Мы это, мы с Северной стороны, мы на праздник пришли – за угощением…
В это время то тут, то там на площади стали раздаваться крики – кто-то орал, что у него пропал кошелек, какая-то горожанка пронзительно вопила, что у нее исчезла брошь с настоящим рубином, у другой срезали с платья дорогую бахрому, огромный дородный дядька – главный мастер цеха кузнецов – ревел, что лишился серебряного кубка, выигранного позавчера его молодцами, «из которого пил только что». Все стало ясно – пока оборванцы отвлекали внимание, другие, хорошо одетые воришки смешались с праздничной толпой и выполнили свою часть «работы».
– Ну, что ж, – тихо промолвил король, обращаясь к пойманному преступнику, – ступай к себе, на свою Северную сторону и передай вашим главным, что вы оскорбили меня и теперь я осудил вас на смерть. В течение двух месяцев думайте и ровно через два месяца – день в день – на эту самую площадь пусть явятся с повинной головой те, кто хочет жить. Остальные будут казнены в тот же день… Ну, чего ты ждешь? – воришка, которого уже никто не держал, нерешительно топтался в центре пустого круга среди собравшихся со всей площади людей.
– Дак это… в тюрьму…
– Я же тебе сказал – никакой тюрьмы. Те, кто не явится сам через два месяца на мой суд – будут казнены. И ты мне не нужен сейчас – я убью тебя вместе с остальными. Ступай!..
Конечно, праздник был безнадежно испорчен. Вновь начать веселье так и не удалось, впрочем никто особенно и не пытался это сделать. Тем не менее, дворяне собрались вечером на «большой пир». Это грандиозное кормление с не менее грандиозной попойкой для знати Альды должно было, по замыслу организаторов торжеств, венчать трехдневный праздник. Когда все собрались за столами, появился король и пир начался. Поначалу дворяне, находившиеся под впечатлением недавней неприятной сцены, сидели тихо и вели себя неестественно сдержанно, однако, по мере употребления дорогих вин из королевских подвалов, веселье начало набирать обороты. Вскоре зал наполнился веселым гомоном – привычка к беззаботному веселью при малейшей возможности взяла свое. Рыцари вновь принялись обсуждать турнир (тема оказалась неисчерпаемой), многие шутливо укоряли сэра Валента в несдержанности, тот воспринимал это как похвалу и застенчиво улыбался. Спустя некоторое время дамы, согласно старинному обычаю, покинули зал. Предстояла кульминация благородного веселья – суровая мужская попойка, в ходе которой многим дворянам предстояло оказаться под столом, поскольку «большой пир» не предусматривал обливания захмелевших водой во дворе. Более того, напиться вусмерть сегодня – проявление доблести и подлинно рыцарской удали.
Постепенно наглая выходка городских воров была забыта совершенно и рыцари полностью отдались геройской схватке с кубками вина. Противник все прибывал, но знать Альды держалась молодецки…