Свитки из пепла Полян Павел
26 Впрочем, об относительности этого «почти» можно составить достаточное представление по статье Е.С. Розенблата и И.Э. Еленской о Белостокском округе (Холокост на территории СССР, 2009. С. 68–70).
27 Букв.: «Без евреев» (нем.)
28 Другое встречающееся название – Лососно (по ближайшей к лагерю железнодорожной станции).
29 Указом президента Белоруссии от 24 апреля 2008 г. Колбасин и железнодорожная станция Лососно были включены в городскую черту Гродно (www.news.tut.by/society/107808).
30 Розенблат Е.С., Еленская И.Э. Округ Белосток // Холокост на территории СССР, 2009. С. 68–70.
31 Шталаг 324.
32 См.: Лагеря советских военнопленных в Беларуси, 2004. С. 123, со ссылками на: ГАРФ. Ф.Р-7021. Оп. 86. Д. 34. Л.15–17; Д. 39. Л. 2–6; Национальный архив Республики Беларусь. Ф. 845. Оп. 1. Д. 6. Л. 48–49, 54–55; Государственный архив Гродненской области. Ф.1029. Оп. 1. Д. 75. Л. 2–33.
33 См.: Сильванович С.А., Сильванович И.Н. Холокост в истории Лунно: Лунненская средняя школа им. Героя Советского Союза И. Шеремета. 2008. С. 8 (рукопись). По свидетельству Мордехая Цирульницкого, в тот же день в Колбасино пригнали и евреев из Острина (Цирульницкий, 1993. С. 452–453).
34 См. свидетельство Э. Айзеншмидта (Greif. 1999. S. 236).
35 М. Цирульницкого и других евреев из Острина, прибывших в Колбасино в тот же день, что и Градовский, посадили в предыдущий эшелон, отошедший из Лососно 2 декабря.
36 См. свиетельство Э. Айзеншмидта: Greif. 1999. S. 238.
37 В конце ноября и начале декабря сюда стали поступать евреи и из самого Гродно: накануне отправки в Колбасино партию отобранных евреев обыкновенно собирали в синагоге, где и держали до утра. Оба городских гетто по мере опустошения и опустения ликвидировались: сначала второе (в ноябре 1942 года), а за ним и первое (в январе – марте 1943 г.).
38 Помимо Кловского, об этом же свидетельствует и Я.А. Гордон, сопровождавший эту необычную колонну как врач (см. ниже).
39 Мужчины получили номера от 80764 до 80994 (Czech, 1989. S. 354). По воспоминаниям Э. Айзеншмидта, получившего первый из этих номеров, селекцию прошли 315 чел., одни мужчины, в том числе его отец и один из братьев (Greif, 1999. S. 240). Интересно, что Я.А. Гордон, получивший при регистрации номер 92627, сообщает не о трех, а о четырех селекционных шеренгах во время «обработки» эшелона, с которым он сам прибыл в Аушвиц 22 января 1943 г.: прошедшие селекцию трудоспособные мужчины и трудоспособные женщины составляли две разные шеренги (см. его показания от 17.05.1945 – APMAB. Dpr.-Hdl1. Process Hss. F.1a. S. 158–176).
40 По свидетельству Э. Айзеншмидта, в члены «зондеркоммандо», из числа их земляков из Лунны, кроме него и Градовского, попали также Нисан Левин, Кальман Фурман, Залман Рохлин и Берл Беккер. Общение в бараке, однако, не сводилось к принципу землячества. Вечерами велись долгие беседы втроем со Шлоймэ Де-Геллером, светловолосым адвокатом из Волковысcка, и Лейбом Лангфусом, худощавым и длинным магидом из Макова, пытавшимся даже соблюдать кашрут. А на Пасху 1944 г. они даже пекли мацу, раздобыв муку на кухне у советских военнопленных (Greif, 1999. S. 276–277).
41 Первыми опознавательной татуировке подверглись советские военнопленные еще осенью 1941 г.: номера накалывались им на правой стороне груди. Начиная с апреля 1942 г. эта же практика была распространена на узников неевреев и евреев-мужчин, известны случаи с номерами, вытатуированными на шее. Начиная с 1943 г. татуировка была распространена на всех регистрируемых узников, кроме немцев (неевреев): номера (а евреям и цыганам еще и буквы из их серий номеров – «A», «B» или «Z») накалывались на запястье на левой руке (сообщено А. Килианом).
42 Имеются в виду блоки 9 и 2 сектора Б в Биркенау. Заметим, что внутрилагерный маршрут братьев Драгонов, прибывших на рампу одним днем раньше, чем Градовский, был другим: они попали сначала в карантинный барак № 25 сектора B, там состоялась вторая селекция, после чего братья попали в тот же блок 2, что и Градовский. Перевод «зондеркоммандо» в блоки 11 и 13 сектора Д состоялся позднее.
43 При этом почти сразу их разделили на две, видимо, неравные порции – «зондеркоммандо-1» и «зондеркоммандо-2» – в зависимости от того, на каком из двух так называемых Бункеров – 1 или 2 – им предстояло работать. В первой, куда попал и Э. Айзеншмидт, было 130–150 чел. Вместе с четырьмя евреями из Макова-Мазовецкого и еще одним он попал в шестерку грузчиков, которые закидывали трупы на большую вагонетку и катили ее к яме, где их предстояло сжечь. Вагонеток было шесть, и на каждой умещалось от 10 до 15 трупов. Самая страшная работа в этом конвейере, – одев противогазы, извлекать трупы из газовой камеры и подтаскивать их к вагонеткам, – досталась другой шестерке (см.: Greif, 1999. S. 240–245).
44 См. об этом выше.
45 См. у самого Градовского, в главе «Расставание».
46 Об этом свидетельствуют, в частности, Фреймарк (в передаче Б. Марка) и Эйбшиц (YVA. М 99/944).
47 YVA. 03-2270. Отдельная благодарность И. Рабин, отыскавшей этот датированный маем 1962 г. документ и переведшей его на русский язык. В архиве ZIH обнаружен только один след этой переписки, а именно запись в журнале исходящей корреспонденции об ответе Б. Марка от 12 июня 1962 г.
48 Его имя еще не раз возникнет в этой книге.
49 Скорее всего это Л. Лангфус из Макова.
50 Оберкапо до Каминского был немец Август Брюк.
51 То есть не мог ничего сделать.
52 По-видимому, посредством газа «Циклон», но разновидности А, нацеленной на насекомых.
53 Аэродром Фоджа в Южной Италии стал базой 15-й воздушной армии США еще в конце 1942 г., а с апреля 1943 г. оттуда начались дальние полеты в Польшу.
54 Большие ворота (польск.). Устойчиво употребляется для обозначения въездных сооружений в концлагерях.
55 «Die Arbeit macht frei!» – «Через труд на свободу!» (нем.)
56 Э. Айзеншмидт сообщает, что зондеркоммандовцы, отвечавшие за поддержание огня, старались ночью подбрасывать побольше угля, чтобы пламя было лучше видно с самолетов (см.: Greif, 1999. S. 255).
57 Например, члены «зондеркоммандо» Лейме Филишка и Авром-Берл Сокол (см. их свидетельства от 31.05.1946 в: ZIH, Relacje № 301/1868, на идише).
58 См.: Greif, 1999. S. 167–168.
59 См.: Greif, 1999. S. 276–279.
60 Есть указания и на то, что зондеркоммандовцы прятали в пепле также и культовые принадлежности, в том числе и свитки Торы.
61 Сами по себе эти «дебаты» во многих странах рассматриваются как преступные. Но не случайно отрицатели Холокоста, оспаривающие чуть ли не любое высказывание о нем, фактически «не замечают» свидетельств Градовского и других зондероммандовцев. См. об этом подробнее: Полян П. Отрицание и геополитика Холокоста // Отрицание отрицания…, 2008. С. 21–102.
62 Ср. с позднейшим интервью, взятым у Ш. Драгона Г. Грайфом: «Залман Градовский из Гродно расспрашивал различных членов «зондеркоммандо», работавших на разных участках, и вел записи о людях, которых отравили газами и сожгли. Эти записи он закапывал возле крематория III. Я откопал эти записи сразу после освобождения и передал их советской комиссии… Комиссия забрала все материалы в Советский Союз. Я знаю, что там лежат еще и другие схроны с дневниками и рукописями погибших. Искать их надо напротив печей крематория. Точное место назвать не могу, так как после взрыва крематория местность изменилась» (Greif, 1999. S. 167).
63 По другим сведениям – военного следователя, капитана юстиции.
64 Об этом сообщается в материалах процесса против Хсса, бывшего коменданта концлагеря Аушвиц.
65 См. подписанный военным следователем, капитаном юстиции А. Поповым и понятыми О.Н. Мищенко и С. Штейнбергом «Протокол осмотра алюминиевой широкогорлой фляги. 1945 года, марта 5 дня» (ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 108. Д, 8. Л. 171).
66 Greif. 1999. S. 167. См. об этом ниже.
67 Авдеев Михаил Иванович (1900–1977), главный судебно-медицинский эксперт СССР и начальник Центральной судебно-медицинской лаборатории Центрального военно-медицинского управления Министерства обороны СССР. В годы Великой Отечественной войны принимал активное участие в работе ЧГК.
68 Сообщено Валентином Петровичем Грицкевичем, одним из старейших научных сотрудников музея.
69 Кроме того, без номеров были зарегистрированы три экземпляра перевода записной книжки объемом в 16 страниц (из них 1-й экз. был отправлен в Москву), а также три катушки пленочных негативов и два 92-страничных комплекта отпечатков с этих негативов.
70 Их тексты и составляют первую и третью части настоящего издания.
71 Первоначальный схрон был, вероятно, бутылочным.
72 Это явствует из его письма к автору от 26 января 2005 г. (в архиве П.М. Поляна).
73 Впрочем, и первая публикация «Доктора Живаго», – пусть и не всего романа, а лишь его нескольких глав, – состоялась именно в Польше, в журнале «Мнения», вскоре после этого закрытом.
74 Справка предоставлена его сыном, С.А. Лопатенком.
75 Эта статья на сегодняшний день не разыскана. В состав передачи входил, по-видимому, и протокол об обнаружении рукописи Градовского.
76 Кожец Павел (1919–2012) – польский и еврейский историк и публицист. Участник восстания в Белостокском гетто 16–17 августа 1943 г. В послевоенные годы – в Лодзи: сотрудник органов безопасностсти и убежденный коммунист. Но, после того как в 1968 г. государство публично обвинило его в сионизме, прозрел и эмигрировал в Париж, где много лет занимался историей польского антисемитизма.
77 Сообщено С.А. Лопатенком.
78 Для нее он подготовил материал о восстании в Варшавском гетто.
79 См.: Gradowski, 1969. P. 172–204; Mark, 1985. P. 156–158.
80 См. Приложение 4 (1962 год).
81 См. в 1-й части, в главе «История обнаружения, перевода и издания рукописей, найденных в Аушвице».
82 «Книга и знание» (польск.) – название официального партийного издательства в Варшаве. Обсуждаемое издание не состоялось.
83 ZIH. Zesp. 592 / 62 (нам сообщено М. Чайкой).
84 На это указывает характерная неточность в этой заметке, на которую обратила внимание И. Рабин: «Гродовский» вместо «Градовский». Точно такая же ошибка имеется и в машинописной копии русского перевода М. Карпа (в самом автографе М. Карпа написано правильно: «Градовский»).
85 «Процесс против Мулки и других» во Франкфурте-на-Майне начался 20 декабря 1963 г., его последнее, 183-е заседание состоялось 19 августа 1965 г. Среди свидетелей на процессе были и советские граждане – Николай Васильев, Александр Лебедев, Андрей Погожев и Павел Стенкин. Там же, во Франкфурте-на-Майне, состоялись две первые большие выставки, посвященные Холокосту и имевшие большой политический резонанс: с конца ноября 1963 г. – посвященная Варшавскому гетто, а с 19 ноября 1964 г. – посвященная Аушвицу-Биркенау (Auschwitz-Prozess 4Ks2/63… 2004).
86 Mark B., 1972. S. 75–78.
87 См. в Приложении 4.
88 Интересно, что самая первая статья о Градовском была написана еще в 1962 г. по-русски – Антоном Лопатенком – и предполагалась к публикации в польском издании Градовского.
89 Именно так представлял дело Иосиф Волнерман, сын Х. Волнермана (со слов И. Рабин, беседовавшей с ним осенью 2008 г.).
90 Подробнее об этом см. примечания к началу главы «Расставание» в рукописи Залмана Градовского «В сердцевине ада».
91 Какие-либо следы таких переговоров в этом архиве не обнаружены (сообщено А. Париком).
92 Во внутреннем архиве Яд Вашема каких-либо следов переговоров или контактов с Волнерманом не обнаружено.
93 Волнерман называет людей, которые помогали ему на разных этапах: Азриэль Карлибах (редактор газеты «Маарив»), Довид Флинкер (редактор газеты «Тог-Форвертс») и Йосеф Кармиш, сотрудник Яд Вашема.
94 Jewish creativity in the Holocaust, 1979. P. 32.
95 Исключение составляет лишь один из пяти листов оригинала рукописи. Х. Волнерман передал один такой лист в Яд Вашем.
96 Оригинал был предоставлен Волнерманом для микрофильмирования, состоявшегося 9 мая 1961 г. См.: YVA. JM/1793.
97 Особняком стоит история их перевода на русский язык – см. ниже.
98 То есть массовой ликвидации 8 марта 1944 г. евреев из гетто Терезина, привезенных в Аушвиц в сентябре 1943 г.
99 Сами купюры, правда, в тексте обозначены.
100 Отмечая, что в тексте Градовского встречаются неудачные, а также трудночитаемые пассажи, она их ему, начинающему писателю, великодушно прощает: ах, ведь у него не было достаточно времени для художественной обработки! (apkova, 1999) Главное для нее – это непреходящее значение текста как документального свидетельства, отсюда и ее нелепый упрек: вместо того чтобы сосредоточиться на фиксации происходящего, он, видите ли, позволял себе художественно домысливать факты, которым не был свидетелем (например, то, что происходило в бараках накануне уничтожения)! К тому же она не нашла ничего лучшего, как защищать «своих» терезинцев от «нападок» Градовского, ожидавшего, что терезинцы, поняв, что их ждет, обязательно восстанут! (Другой их «защитник» – Мирослав Карный с такими примерно тезисами: как могли терезинцы положиться на «зондеркоммандо», если они ничего друг о друге не знали? И почему это члены «зондеркоммандо» сами не поднимали восстание, а только ожидали этого от других?) Обо всем этом можно и размышлять, и рассуждать, но разве можно против этого «протестовать»?
101 О Я. Гордоне в Колбасине вспоминал и М. Цирульницкий, добавляя, что встретился с ним и в Аушвице, где тот входил в активисты Сопротивления (Цирульницкий, 1993. С. 452–453).
102 Красная звезда. 1945. 8 мая. 6 июня 1945 г. это «Сообщение…» было опубликовано в Москве отдельной брошюрой и в том же году переиздано еще раз – в Ульяновске.
103 См. протокол свидетельства Я. Гордона от 17–18 мая 1945 г. (APMAB. Process Hss. F.1a. S. 158–176).
104 См.: ГАРФ. Ф. Р-7445. Оп. 2. Д. 413. Л. 40.
105 См.: Полян А., 2011. С. 9.
106 Возможно, эти рефрены писались позднее текстов глав и одновременно – или хотя бы незадолго до него – «Письма…». Для проверки этой гипотезы необходим доступ к оригиналу рукописи (важно было бы проанализировать бумажные носители, чернила, почерк), но такой возможностью мы, увы, не располагали.
107 Последняя страница записной книжки обрывается на фразе «Только недавно я…» – иными словами, текст, возможно, не завершен.
108 Другой обсуждавшийся на стадии подготовки вариант заглавия – «Посреди преисподней».
109 Две последние главы разбиты автором и на внутренние главки, снабженные авторскими же названиями. Но в «Лунной ночи», не говоря о «Дороге в ад», такого членения нет. Тем не менее принцип внутренней структуризации выдержан – в данном случае составителем, и в них отдельные смысловые блоки разделены друг от друга спусками.
110 Обращает на себя внимание следующий – и, вероятно, непреднамеренный – параллелизм композиции «Дороги в ад» и «В сердцевине ада»: в обоих случаях их завершающим элементом является рассказ о селекции.
111 Формально первое предисловие обособлено и играет тем самым роль предисловия ко всему тексту. Но для того, чтобы действительно им являться, оно слишком мало отличается от двух других.
112 Это имеет еще и сугубо практический смысл: автор не знал, какую из рукописей и куда он закопает, какая из них сохранится, и оттого время от времени он перемежал изложение такими «визитными карточками».
113 Такой же шок пережил и Залман Левенталь (см.).
114 И действительно, около 100 человек из «зондеркоммандо» уцелели! Для них эта надежда сбылась!
115 Эта бесчувственность, согласно Краузу и Кулке, имела и внешнюю форму проявления, а именно черты особой жесткости в выражении лица (Kraus, Kulka, 1991. S. 201).
116 См., например: Полян А., 2011. С. 10.
117 Этим наблюдением я обязан И. Рабин.
118 Заглавие дано составителями. Другой вариант заглавия, попавший и в публикации, – «Письмо потомкам».
119 Так называемая гематрия (см. выше).
120 При первой и малейшей возможности обитатели ада, как и в своей земной жизни, писали стихи, рисовали картины и, как однажды в Терезине, создавали оперы! Иногда творческое начало в человеке проявлялось впервые именно «в аду». Но, как заметила А. Шмаина-Великанова, всегда в таких случаях творчество оказывалось насущным и востребованным, приобретало как для творца, так и дя читателей, слушателей или зрителей статус молитвы.
121 К аналогичным приемам относятся и многократные повторы вводных фраз (например, «Кто знает…»).
122 Здесь, как и в «Чешском транспорте», снова появляется дихотомия «мы» – «они», только носит она теперь внутриеврейский характер.
123 Ср. у Тадеуша Боровского: «Не от рук нацистов, а от надежды мы все погибали. Надежда – наш Циклон Б» (Боровский Т. Прощание с Марией. М., 1989).
124 Косвенным подтверждением того, что такая встреча действительно состоялась, является рассказ Лангфуса о французском раввине, прибывшем из Виттеля.
125 Впоследствии историк, сотрудник Яд Вашем, в 1960-е гг. – редактор издания «Известия Яд Вашем».
126 Рут Адлер (1919–?), немецкая еврейка из Дрездена, с 1935 г. жила в Палестине. Начало войны застало ее у родителей в Париже: родителей и младшую сестру отправили в Аушвиц, а саму Р. Адлер интернировали и содержали в лагерях Безансон и Виттель, где она и познакомилась с И. Каценельсоном. Став частью одной из обменных акций между воюющими сторонами (гражданские лица, главным образом евреи, в обмен на немецких военнопленных), она сумела тайно вывезти и сохранить часть архива поэта.
127 Обе рукописи – и «бутылочная», и «чемоданная» – в настоящее время хранятся в Музее борцов гетто, что в кибуце Лохамей Хагетаот (Lochamej Hagetaot) на севере Израиля.
128 Каценельсон, 2000. С. 17, 19, 21.
129 Каценельсон, 2000. С. 17.
130 Кстати, луна есть и у Каценельсона, но это всего лишь часть небес, причем специфическая: он попросту называет ее лицемеркой и даже проституткой, выходящей ночью на панель.
131 Каценельсон, 2000. С. 111.
132 На это указывал и Эткинд в своем предисловии к русскому изданию поэмы (Каценельсон, 2000. С. 12).
133 Образцом иного писательского творчества могут послужить записки другого члена «зондеркоммандо» – Залмена Левенталя, имеющие с записками Градовского очень много общего (восходящая к гетто экспозиция, шок от осознания того, что происходит в Аушвице с евреями, и от собственной роли в этом и многое другое), но отличающиеся от последних своими подчеркнутыми приземленностью и фактографичностью, вплоть до называния – вопреки конспирации – десятков подлинных имен.
134 В настоящем издании ему соответствует «Письмо из ада».
135 Небольшой фрагмент из части «В сердцевине ада» вышел в берлинской «Еврейской газете» (2009, июнь. С. 21).
136 Оно вышло в двух модификациях – в картонной коробке и без нее. Дизайн – Д. Аникеева.
137 Кроме текстов самого Градовского, подвергшихся – по сравнению с журнальной версией – дополнительному стилистическому редактированию, в него вошли вступительная статья («И в конце было слово…» П. Поляна – увы, в не согласованной с автором редакторской версии), комментарий к тексту (П. Полян и А. Полян), заметки «От составителя» (П. Полян), «От переводчика» (А. Полян), «От издателя» (М. Зильберквит) и – также вопреки воле составителя – «О Военно-медицинском музее Министерства обороны РФ» (А. Будко).
138 Осенью 2011 года это издание было номинировано на звание «Книга года».
139 Эти статьи легли в основу соответствующих глав настоящего издания, где они заново пересмотрены и основательно переработаны.
В сердцевине ада
<Дорога в ад>
Zainteresujcie si tym dokumentom, ktry zawiera bogaty material dla hystorika
………………….
Заинтересуйтесь этим документом, ибо он вмещает в себя богатый материал для историка
……………………..
Interessez vous de ce document oarce qu’il contient un material trs important pour l’historien
………………………
Interessieren Sie sich an diesem Dokument, der sehr wichtiges Material fr den Historiker enthlt1
Посвящается моей семье, сожженной в Биркенау (Аушвице).
Моей жене Соне
Моей матери Сорэ
Моей сестре Эстер-Рохл
Моей [сестре] Либэ
Моему тестю Рефоэлу
Моему шурину Волфу.
Иди сюда, ко мне, человек из свободного мира – мира без оград, – и я расскажу тебе, как […] был обнесен забором и закован в цепи.
Иди сюда, ко мне, счастливый гражданин мира, живущий там, где еще есть счастье, радость и наслаждение, – и я расскажу тебе, как современные преступники и подлецы превратили счастье одного народа в горе, радость – в вечное несчастье, наслаждениям положили конец.
Иди сюда, ко мне, свободный гражданин мира! Твоею жизнью правит человеческая мораль, твое существование защищает закон. Я же расскажу тебе, как новые варвары, подлые изверги искоренили мораль и уничтожили законы существования.
Иди сюда, ко мне, свободный гражданин мира! Твоя земля отгорожена от нас новой китайской стеной – и дьяволам не достать вас. Я же расскажу тебе, как они завлекли в свои адские объятия целый народ, кровожадно вонзили свои страшные когти в его шею и задушили его.
Иди сюда, ко мне, свободный человек, имевший счастье не столкнуться лицом к лицу с властью их стальных пушек! Я расскажу тебе и покажу, как и какими средствами они погубили миллионы людей из народа, давно известного своей мученической судьбой.
Иди сюда, ко мне, свободный человек, имевший счастье не оказаться под властью этих ужасных культурных двуногих зверей! Я расскажу тебе, какими утонченными садистскими методами они погубили миллионы сынов и дочерей одинокого беззащитного народа, ни от кого не получившего помощи, – народа Израиля.
Иди и смотри, как культурный народ по какому-то дьявольскому закону, родившемуся в голове самого главного негодяя, превратился в массу подлейших преступников и садистов, каких свет не видывал до сих пор.
Иди […]
Иди сейчас, пока уничтожение еще идет полным ходом.
Иди сейчас, пока нас с остервенением истребляют.
Иди сейчас, пока ангел смерти упивается своим могуществом.
Иди сейчас, пока в печах еще пылает огонь.
Приходи, встань, не жди, пока потоп минует, тьма рассеется и солнце засияет, – иначе ты застынешь в изумлении, не веря своим глазам. Кто знает, не исчезнут ли вместе с потопом и те, кто мог бы быть живыми его свидетелями и мог бы рассказать тебе правду?
Кто знает, доживут ли до рассвета свидетели этой кошмарной темной ночи? А ты наверняка подумаешь, что в этой страшной катастрофе виноваты канонады, что истребление, постигшее наш народ, принесла война. Ты наверняка подумаешь, что огромное смертоносное бедствие, постигшее наш народ, произошло вследствие какого-то природного события, что вдруг разверзлась земля – и какая-то сверхъестественная сила собрала евреев отовсюду, и бездна поглотила их.
Ты не поверишь, что такое кровавое истребление могло быть задумано людьми – хотя они уже и превратились в диких зверей.
Иди со мной – с одиноким оставшимся в живых сыном еврейского народа, которого выгнали из дома, который вместе с семьей, вместе с друзьями и знакомыми нашел временное пристанище в земляных бараках, а оттуда был направлен якобы в трудовой концентрационный лагерь, – а оказался внутри огромного еврейского кладбища, где меня заставили стать сторожем у ворот ада, через которые прошли миллионы евреев со всей Европы.
Я был с евреями, когда они стояли на рампе. Я делил с ними последние минуты, и они открывали мне свои последние тайны […] Я сопровождал их до последнего шага: после этого они попадали в объятия ангела смерти и навсегда исчезали из этого мира. Они рассказывали мне обо всем: о том, как их выгнали из дома, о том, какие мучения им довелось пережить, прежде чем они оказались здесь и их принесли в жертву Дьяволу.
Иди сюда, мой друг. Встань, выйди из своего надежного теплого дома, исполнись мужества и смелости – и пройди со мной по Европейскомуконтиненту, где Дьявол установил свое владычество. Я предоставлю конкретные факты и расскажу тебе, как высокая цивилизованная раса истребила слабый беззащитный народ Израиля, не повинный ни в каких злодеяниях.
Не ужасайся этому большому страшному пути. Не ужасайся тем жутким картинам, тем зверствам, которые тебе придется увидеть. Не бойся – и я покажу тебе все по порядку. Ты не сможешь оторвать глаз от того, что увидишь, сердце твое захолонет, уши перестанут слышать.
Возьми с собой вещи, которые бы тебя согревали в мороз, защищали бы от жары, возьми еду и питье, чтобы утолить голод и жажду, ведь нам придется проводить ночи в пустынных полях и провожать моих несчастных братьев в последний путь, на марш смерти, идти дни и ночи, страдая от жажды и голода, скитаться по долгим дорогам Европы, по которым современные варвары гонят миллионы евреев к ужасной цели – к алтарю, на котором их принесут в жертву.
Дорогой друг, ты уже готов к нашему путешествию. Но у меня есть одно условие.
Расстанься с женой и детьми, потому что, увидев эти страшные сцены, они больше не захотят жить на свете, где Дьявол может творить такое.
Расстанься с друзьями и знакомыми: ты столкнешься с невообразимым садизмом и жестокостью, твое имя будет стерто из человеческой памяти, из человеческой семьи – и ты проклянешь тот день, когда появился на свет.
Скажи им – жене и детям, что если ты не вернешься из этого путешествия, то это потому, что твое человеческое сердце оказалось слишком слабым, чтобы вынести груз этих страшных деяний, свидетелем которых тебе доведется быть.
Скажи своим друзьям и приятелям, что если ты не вернешься, то это потому, что кровь у тебя застыла в жилах, когда ты стал свидетелем этих сцен садизма, когда увидел, как погибают невинные беззащитные дети моего беспомощного народа.
Скажи им, что даже если твое сердце отвердеет, если твой мозг превратится в холодный думающий механизм, а глаза будут способны только фотографически фиксировать происходящее, – то и тогда ты не вернешься к ним. Пусть они ищут тебя где-нибудь в дремучих лесах: ты убежишь от мира, населенного людьми, будешь искать утешения среди диких зверей – только чтобы не оказаться среди культурных дьяволов. Потому что даже зверю культура ограничивает свободу: когти его становятся не такими острыми, а сам он – не таким жестоким. Человек – наоборот: когда он превращается в зверя, то чем он культурнее, тем более жестоким он становится, чем цивилизованнее, тем больше в нем варварства, чем он умнее, тем ужаснее его поступки.
Иди со мной. Мы поднимемся ввысь на крыльях стального орла и полетим над страшным европейским горизонтом, откуда мы сможем все наблюдать через бинокль и повсюду проникать взором.
Запасись мужеством, потому что ничего ужаснее тебе видеть не придется.
Будь сильным, заглуши в себе все чувства, забудь жену и детей, друзей и приятелей, забудь тот мир, откуда ты пришел. Представь себе, что ты видишь не людей, а отвратительных зверей, которых необходимо уничтожить, – иначе жизнь будет невозможна.
Не пугайся, когда в сырых бараках ты найдешь живых еще детей: ты увидишь их и в куда более страшном состоянии.
Не пугайся, когда морозной ночью увидишь огромную толпу евреев, которых выгнали из бараков и теперь ведут неизвестно куда.
Пусть не дрогнет твое сердце, когда ты услышишь плач детей, крики женщин и стоны старых и больных: то, что тебе предстоит увидеть и услышать, еще более страшно.
Не пугайся, когда евреев куда-то погонят на рассвете, не ужасайся, когда увидишь, что на дороге лежат тела старых родителей, пятна крови возле тел тех больных, которые не перенесли тяжелой дороги.
Не думай о тех, кто уже ушел из жизни. Но вздохни о тех, кто еще остается в живых.
Не ужасайся, когда увидишь, как евреев загоняют в вагоны, – как будто загружают инвентарь, – в такой тесноте, что становится нечем дышать. Но везут их в другое, еще более страшное место.
Теперь, друг мой, когда я дал тебе все указания, теперь мы с тобой сможем совершить полет над одним из бесчисленных польских лагерей, в которых заключены евреи из Польши и других стран, которые […] были отправлены сюда, откуда нет обратного пути, потому что сама вечность установила тут свои границы.
Подойди, мой друг, мы сейчас спустимся над лагерем, где я и моя семья, как и десятки тысяч других евреев, провели некоторое время. Я тебе расскажу, что они делали в эти страшные минуты – пока не отправились к своему последнему пункту назначения.
Прислушайся, мой друг, к тому, что здесь происходит.
В лагере паника: на сегодня назначена высылка людей из нескольких местечек сразу. Все напуганы: и те, кто должен уезжать, и те, чья очередь может подойти завтра, – понятно, что начальство в срочном порядке ликвидирует лагерь. И вот приходят такие вести: из города тоже регулярно отправляются транспорты, и все делается с той же жестокостью, что и тут: жандармы перекрывают несколько улиц, ходят по домам, выводят молодых и старых, больных и слабых – как если бы они были самыми опасными преступниками, и всех сгоняют в большую синагогу, а оттуда под усиленным конвоем отправляют к поезду, где для них уже подготовлены товарные вагоны – для перевозки скота. Их загоняют туда, как мерзких тварей, люди набиваются так тесно, что с самого начала им не хватает воздуха. Когда они видят, что давка уже невыносима, что люди висят в воздухе, – тогда двери закрываются и закладываются металлическими засовами, и вагоны под конвоем отправляются в неизвестном направлении – к тому месту, которое для всех евреев должно служить местом сбора и местом работ. Тех, кто пытается спрятаться или кого подозревают в желании уклониться от работы или бежать, расстреливают на месте. На пороге большой гродненской синагоги – кровь десятков молодых людей, которых заподозрили в том, что они понимают, что с ними собираются сделать, и хотят избежать этой участи – первыми взойти на жертвенник.
Когда власть имущие – эти отъявленные негодяи, подлые преступники – увидели, что система отправки людей прямо из города на поезд может им в будущем доставить серьезные трудности, потому что есть определенный риск, что соберутся группы отчаянных молодых людей, не связанных семейной ответственностью, которые смогут оказать сопротивление или уйти в леса, чтобы спрятаться там среди диких зверей – лишь бы не оказаться среди них, или углубятся в чащобы, где прячутся отдельные группки героических бойцов, которые жертвуют своей жизнью ради свободы и счастья для всех. Они помешают узурпаторам в борьбе за власть и могущество. А те, чтобы избежать всего этого, чтобы их разбойничий план был надежнее, прибегли к другим рафинированным средствам, задача которых – оглушить, затуманить сознание. Они распустили слух о том, что конечным пунктом сбора для евреев из Гродно будет лагерь в глубинке, который сейчас для нас как раз приготовляют. Этим опиумом иллюзий были опьянены даже те, кому удалось сохранить интуицию, реальные представления о происходящем и о будущем, кто был бы готов к борьбе и сопротивлению.
И вот концентрация гродненских евреев в лагере началась.
Иди сюда, друг мой. Сегодня должны подать «наш» транспорт. Давай выйдем на дорогу, которая ведет к лагерю. Подойди, встанем в сторонку, чтобы лучше видно было страшную картину. Видишь, друг, там, вдалеке, на белой дороге лежат черные люди – целая толпа – и почти не двигаются, их окружают черные тени – какие-то люди к ним периодически наклоняются и бьют по голове. Кто это – скот, который куда-то гонят, или люди, которые почему-то стали вдвое ниже? Непонятно. Посмотри, они приближаются к нам. Это тысячи, тысячи евреев, молодых и старых, которые сейчас на пути к своему новому дому. Они не идут, а ползут на четвереньках – так приказал молодой бандит, в чьих руках сейчас их судьба и жизнь.
Он хотел посмотреть своими глазами на эту страшную картину – как огромная толпа людей превращается в стадо животных. Он хотел наполнить свое разбойничье сердце наслаждением от человеческих страданий и боли. Видишь, как после большого участка пути они встают, как опьяненные, – измученные, разбитые – и по команде поют и танцуют, чтобы повеселить своих конвоиров.
Он, этот подлый разбойник, и его помощники уже в начале этой операции принесли души в жертву своему арийскому божеству, теперь они превратили жертв в несчастные живые машины, лишенные своей воли, своих стремлений, готовые делать только то, что им приказывают их мучители. Единственное, чего они еще хотят, единственное чувство, которое у них еще осталось, – это желание, чтобы им оставили надежду, тлеющую глубоко в сердце, надежду на то, что в ближайшем будущем они снова обретут свое «я», что в них вдохнут новую душу.
Посмотри, друг мой: они, как окаменелые, застывшие, идут в ряд. Не слышно ни криков, ни детского плача. Знаешь ли, почему? Потому что за каждый крик бьют и ребенка, и мать. Таков приказ, так хотят эти молодые бестии, в которых разыгрались звериные инстинкты, – и потому они теперь ищут себе жертв, хотят напоить свои ненасытные разбойничьи души горячей еврейской кровью. Толпа должна приспособиться к этим страшным приказаниям – иначе их тела будут валяться, как падаль, на дороге, в потоках крови, и никто не сможет их даже похоронить.
Смотри, друг, как матери прижимают своих детей к груди, чтобы заглушить их плач. Они оборачивают им головки своими платками – чтобы никто не слышал крика замерзших младенцев. Видишь, один еврей ударяет другого по руке – подает знак, что нужно молчать. Будьте спокойны, помните, не теряйте жизни раньше времени. Вот так, мой друг, выглядит путь тысяч евреев, которых гонят во временный концентрационный лагерь.
А теперь посмотри, друг […] получилось теперь. Посмотри […] тысячи и тысячи евреев, которые еще вчера были «нужными», пользовались привилегиями за свою важную работу, сейчас превратились в душевно сломленных и физически истощенных бродяг, которые не знают, куда загонит их Дьявол, и чье единственное желание – как можно скорее добраться до какого-нибудь барака, чтобы дать мешку костей отдых.
Друг мой, страшное известие получили мы сегодня: я и моя семья, друзья и знакомые и еще тысячи евреев должны собираться в путь. Черные мысли обуревают нас: куда нас поведут? Что принесет нам утро? Ужасное предчувствие не дает нам покоя, потому что поведение власти никак не соответствует той цели, о которой нам объявили: если бы мы были нужны на каких-то работах, то почему нас хотят так быстро истощить, обескровить, превратить еврейские мускулы в руки, опущенные в бессилии? Почему ликвидируются важные рабочие участки, где, кроме нас, некому работать? Почему местные государственные работы теперь считаются не столь важными и рабочие места можно уничтожить? Почему ожидание концентрации теперь важнее, чем жизнь?
Видимо, это уловка проклятых подлых преступников, которые пытаются дать нам […] хлороформ в виде обещаний предоставить работу, чтобы можно было проще и с меньшим риском провести операцию по нашему уничтожению. Вот такие мысли сейчас одолевают тех, кто собирается в дорогу.
Я вижу, друг мой, что ты хочешь меня о чем-то спросить. Я знаю, чего ты никак не можешь понять, – почему, почему мы позволили себя довести до такого состояния, почему мы не могли найти себе лучшего места – места, где наша жизнь была бы вне опасности. На это я дам тебе исчерпывающий ответ […]
Есть три момента, облегчившие Дьяволу его задачу – триумфальное уничтожение нашего народа. Один момент общий и два частных. Общее соображение заключается в том, что мы жили среди поляков, которые в большинстве своем были буквально зоологическими антисемитами. Они только радовались, когда смотрели, как Дьявол, едва войдя в их страну, обратил свою жестокость против нас. С притворным сожалением на лице, но с радостью в сердце они выслушивали ужасные душераздирающие сообщения о новых жертвах – сотнях тысяч людей, с которыми самым жестоким образом расправился враг. Возможно, они радовались тому, что народ разбойников пришел и сделал за них работу, к которой они сами еще не способны, поскольку в них все еще есть зерно человеческой морали. Единственным, чего они определенно – и не зря – боялись, было соображение, что, когда борьба с евреями закончится, когда то, что они своей жестокостью и своим варварством начертали на щите, обессмыслится, чудовищу придется искать свежую жертву, чтобы утолить свои звериные инстинкты. Они действительно боялись, и проявления этого страха были заметны. Огромное множество евреев пыталось смешаться с деревенским или городским польским населением, но всюду им отвечали страшным отказом: нет. Всюду беглецов встречали закрытые двери. Везде перед ними вырастала железная стена, они – евреи – оставались одни под открытым небом – и враг легко мог поймать их.
Ты спрашиваешь, почему евреи не подняли восстания.
И знаешь почему? Потому что они не доверяли соседям, которые предали бы их при первой возможности. Не было никого, кто бы мог оказать серьезную помощь, а в решительные моменты – взять на себя ответственность за восстание, за борьбу. Страх попасть прямо в руки врага ослаблял волю к борьбе и лишал евреев мужества.
Посмотри, друг мой […] что […]
Почему мы не скрылись в лесной чаще, почему у нас не было групп, отрядов, не было своих героев, которые боролись бы за благополучное завтра?
Думая над этим вопросом, нельзя забывать о других важных моментах – о личных чувствах, тревогах и инстинктах, которые погубили целый народ: огромные толпы людей, из которых каждый был оглушен своим личным горем, безропотно шли на бойню.
Первый момент, сослуживший им страшную службу, состоял в том, что связывает семьи воедино: это чувство ответственности по отношению к родителям, женам и детям – это и нас связало, сплотило в единую, неделимую массу.
Второй момент – это инстинктивная любовь к жизни, которая прогоняла все черные мысли, развеивала, как буря, все злые думы, ведь все то, о чем по секрету говорили и думали, – это не более чем крик души разуверившегося пессимиста, на чем можно было легко поймать каждого.
Мы не понимали, как так может быть – чтобы власть имущие, даже если они сплошь самые подлые, самые низменные бандиты, могли бы выдумать что-то худшее, нежели цепи, голод и мороз.
Кто мог поверить тому, что они забирают людей миллионами – без причины, без повода – и гонят навстречу многоликой смерти?
Кто мог поверить в то, что целый народ может быть доведен до исчезновения только лишь по дьявольской воле банды подлых преступников?
Кто мог поверить в то, что, терпя поражение в борьбе, эти изверги, чтобы «спасти положение», принесут в жертву целый народ?
Кто мог поверить в то, что развитый народ может слепо повиноваться власти закона, который несет только смерть и уничтожение?
Кто бы мог подумать, что цивилизованный народ может превратиться в дьяволов, которые стремятся только к убийству и уничтожению?
Нет, нельзя недооценивать этих разбойников, их подлость и низость.
Едва ли ты, друг мой, можешь понять нас, проявить к нам сочувствие в эту страшную минуту. Пойдем со мной, давай обойдем бараки, где люди лихорадочно собираются в дорогу.
Ты слышишь плач, крик – звуки, которые доносятся из дальних бараков, где сидят смертельно испуганные евреи. Зайди в один из этих бараков. Слышишь этот шум, видишь этот переполох? Каждый увязывает свой тюк, берет самые нужные вещи, надевает на себя все что можно, а все остальное – то, что тщательно собирал и нес сюда, – уже не нужно и раздается друзьям, знакомым и даже чужим. Все то, что еще вчера, еще несколько часов назад было людям так дорого, теперь, в последние часы перед отправлением, потеряло свою ценность и стало ничем. Люди как будто предвидели свое будущее, как будто предчувствовали, что скоро никакие вещи им не будут уже нужны.
Смотри, друг мой. Вот идут два еврея, один держит в руке свечу, чтобы освещать себе путь в темноте, а второй несет раскрытый мешок. Это начальники над теми, кого угоняют в путь. Они выполняют приказ: отобрать у тех, кто уходит, последние ценные вещи – под угрозой смерти для тех, кто будет сопротивляться.
Женщины снимают украшения, которые дороги им как память о важных вехах их жизни, которые у них в семье передавали из поколения в поколение и берегли как зеницу ока, – и со слезами на глазах и болью в сердце […] отдают свои сокровища, с тяжелым вздохом опускают их в мешок. Несчастные пытаются найти и в этом утешение: власть забирает у них вещи, – но, может быть, это облегчит им жизнь в дальнейшем? Взяв все ценные вещи, два сборщика, довольные, несут свою добычу, как выкуп за наши души. Они выносят ее за забор и направляются к тому зданию, где живет самый большой разбойник – наш «покровитель». Он понял, что людям надо дать надежду: им пообещать жизнь, а себе забрать все ценное их имущество.
Войди, друг мой, теперь во второй барак. Ты снова услышишь плач женщин и детей. Это плачут маленькие дети, которым уже давно пора спать, и теперь они трут себе глазки, пытаются заснуть, – но им не дают. Их одевают в теплые вещи, в которых им тяжело. Дети хотят, чтобы их оставили в покое, не понимают, чего от них хотят так поздно ночью. Они плачут, – и их матери вместе с ними. Плачут о своей горькой судьбе, о своей горькой доле: почему, почему в такое страшное время появились они на свет?
Читать бесплатно другие книги:
