Записки русского генерала Ермолов Алексей

Но вместо того армия расположилась на ночлег на той позиции, которую генерал Раевский[110] занял после сражения. Маршал Даву, приняв корпус Раевского за авангард и вслед за сим ожидая армии и генерального сражения, отошел к главным своим силам в Могилев, где и остался, приуготовляясь к обороне. В сем положении долгое время удерживал его атаман Платов, появившийся с своими войсками у самых окопов Могилева.

Князь Багратион, отправляя его на соединение с 1-ю армиею, дал ему сие направление. Грубая ошибка Даву была причиною соединения наших армий; иначе никогда, ниже за Москвою, невозможно было ожидать того, и надежда, в крайности не оставляющая, исчезала!

Если бы кто из наших генералов впал в подобную погрешность, его строго осудило бы общее мнение. Маршал Даву, более 10 лет под руководством великого полководца служащий, сотрудник его в знаменитых сражениях, украшавший неоднократно лаврами корону своего владыки, лавры себе снискавший и имя побед в прозвание, сделал то, чего избежали бы, конечно, многие из нас.

Князю Багратиону оставалось единственное средство пробиваться, дабы соединиться с 1-ю армиею. Цель Даву – не допускать к тому, и он должен был стоять упорно, зная, что князь Багратион преследуем весьма сильными войсками. Конечно, ничего славного не ожидал Даву от короля Вестфальского, но предполагать не мог, что он даже ходить не умеет и выпустит из виду неприятеля.

Убедитесь, посвятившие себя военному ремеслу, а паче звания генерала достигшие, изумитесь, что навык один (routine) достоинства военного человека не заменяет, не подчинен правилам, управляем случайностью. Конечно, частое повторение одних и тех же происшествий или сходство в главных обстоятельствах дает некоторую удобность с большею ловкостью и приличием приноравливать или, так сказать, прикладывать употребленные прежде в подобных случаях меры; но сколько маловажной надо быть разнице, чтобы приноравливание необходимо подверглось важнейшим изменениям! Убедитесь в истине сего, достигшие звания генерала!

Наполеон в маршалах своих имел отличнейших исполнителей его воли; в присутствии его не было места их ошибкам или они мгновенно им исправляемы были. Даву собственные распоряжения его изобличают.

В Будилове представил я главнокомандующему мысль мою перейти на левый берег Двины; основывал ее на том расчете, что неприятель проходил по берегу реки путем трудным и неудобным, что только кавалерия неприятельская усмотрена была против Полоцка, но главные силы и артиллерия были назади и от нас не менее как в трех переходах.

Переправившись, следовать поспешно на Оршу, заставить маршала Даву развлечь силы его, в то время когда все его внимание обращено было на движение 2-й армии, и тем способствовать князю Багратиону соединиться с 1-й армией, уничтожить расположенный в Орше неприятельский отряд и, перейдя на левый берег Днепра, закрыть собою Смоленск.

Отправить туда прямою из Витебска дорогою все обозы и тягости, дабы не препятствовали армии в быстром ее движении. Все сие можно было совершить, не подвергаясь ни малейшей опасности, по отдалению их; и я получил приказание возвратить два кавалерийские корпуса, прошедшие вперед, и две понтонные роты для устроения моста при Будилове.

Все приуготовлялось к переправе, и, пришедшим нам, успех предстоял верный. Не прошло часу после отданных приказаний, главнокомандующий переменил намерение. Я примечал, кто мог отклонить его, и не подозреваю другого, кроме флигель-адъютанта Вольцогена.

Сей тяжелый немецкий педант пользовался большим его уважением. Разумея, что теряются выгоды, которые редко дарует счастье и дорого иногда стоит упущение их, уверен будучи, что не имею права на полную главнокомандующего ко мне доверенность, собственно по летам моим, с которыми опытность несовместима, я склонил некоторых из корпусных командиров представить ему о том собственные убеждения, но он остался непреклонным, и армия продолжала путь к Витебску.

В Будилове оставлен сильный пост: ему приказано поступить в арьергард, когда он приблизится. Генерал-адъютант граф Орлов-Денисов послан за Двину с лейб-казачьим полком для наблюдения за неприятелем: ему приказано сведения о приближении его доставлять прямо в Витебск и отступать по той стороне реки.

Армия пришла в Витебск. 6-й корпус оставался в большом марше, при селении Старом. Арьергард выгодно расположился, прикрытый речкою и озерами. Пост из Бешенковичей присоединен. Действия преследующего неприятеля были незначительны. Между тем французская конница на левом берегу Двины показалась на равной высоте с арьергардом, но пехота была в малом еще количестве.

Армия два уже дня покойно пребывала в Витебске, полагая, что граф Орлов-Денисов заблаговременно предупредит о приближении неприятеля; но, вероятно, нехорошо расставлены были передовые посты и нерадиво делались разъезды, так что в трех верстах от нашего лагеря усмотрена неприятельская партия. Это побудило главнокомандующего послать навстречу неприятелю несколько полков конных при одном корпусе пехоты.

Я предложил генерал-лейтенанта графа Остермана-Толстого, который отличился в последнюю войну храбростью и упорством в сражении. Надобен был генерал, который дождался бы сил неприятельских, и они бы его не устрашили. Таков точно Остерман, и он пошел с 4-м корпусом.

Дано приказание 6-му корпусу расположиться против города. Мост чрез Двину был цел, и еще устроен понтонный. Арьергард приблизился, чтобы не быть отрезанным с левого берега.

Граф Остерман встретил в двенадцати верстах часть передовых неприятельских постов и преследовал их до Островны. Здесь предстали ему силы несоразмерные, и дело началось весьма жаркое. Неприятель наступал решительно. Войска наши, роптавшие на продолжительное отступление, с жадностью воспользовались случаем сразиться; отдаление подкреплений, казалось, удвояло их мужество.

Лесистые и скрытые места препятствовали неприятелю развернуть его силы; кавалерия действовала частями, но, по малочисленности нашей, они совершенно были в пользу нашу. Граф Остерман, имея против себя всегда свежие войска, должен был наконец уступить некоторое расстояние, и ночь прекратила сражение. Неосмотрительностью командира двух эскадронов лейб-гусарского полка потеряно шесть орудий конной артиллерии[111].

Урон был значителен с обеих сторон. В подкрепление графу Остерману послан с 3-й пехотною дивизиею генерал-лейтенант Коновницын – в царствование Екатерины II [он] командовал пехотным полком; в последнюю против поляков кампанию, действуя отдельно, дал заметить себя отлично храбрым и предприимчивым офицером; дивизия под начальством его обращала на себя внимание примерным порядком.

На другой день рано поутру, заняв выгодную позицию, с свойственною ему неустрашимостью, Коновницын удержал ее долгое весьма время, ни шагу неприятелю не уступая. Граф Остерман, ему содействуя, составлял резерв; прибыла кирасирская дивизия, но по свойству местоположения не была употреблена. Артиллерия постоянно оказывала большие услуги. Главнокомандующий, желая иметь точные сведения, приказал мне отправиться на место боя.

Вскоре после прислан генерал-лейтенант Тучков 1-й с гренадерскою ивизией, и положение наше было твердо! В два дня времени неприятель сражался с главными своими силами, которых чувствуемо было присутствие по стремительности атак их. Ни храбрость войск, ни самого генерала Коновницына бесстрашие не могли удержать их. Опрокинутые стрелки наши быстро отходили толпами. Генерал Коновницын, негодуя, что команду над войсками принял генерал Тучков, не заботился о восстановлении порядка, последний не внимал важности обстоятельств и потребной деятельности не оказывал.

Я сделал им представление о необходимости вывести войска из замешательства и обратить к устройству. Они отдалили кирасир, прибывших с генерал-адъютантом Уваровым, и другие излишние войска, производившие тесноту, и сделали то, по крайней мере, что отступление могло быть не бегством.

Невозможно оспаривать, что, продолжая с успехом начатое дело, приятно самому его кончить, но непростительно до того простирать зависть и самолюбие, чтобы допустить беспорядок, с намерением обратить его на счет начальника. В настоящем случае это было слишком очевидно!

Пославши генерала Коновницына с дивизиею к графу Остерману, главнокомандующий приказал 6-му корпусу и арьергарду графа Палена присоединиться к армии; сообщение с правым берегом прервано, мост разрушен и понтоны сняты.

В тот же день утром осматривал главнокомандующий занимаемую для армии позицию полковником Толем. Я сопровождал его и удивлен был, что он не обратил внимания на множество недостатков, которые заключала в себе позиция. Местоположение по большей части покрыто было до того густым кустарником, что квартирьеры, не видя один другого, откликались на сигналы; позади трудный переход чрез глубокий ров; сделать спуски недоставало времени.

Главною целью было закрыть город. Я возразил против неудобств позиции, объяснив следующее мое мнение. Дать генеральное сражение опасно, будучи отдаленными от средств пополнить потери. Еще не уничтожена совершенно надежда соединиться с 2-ю армиею – главным предметом, с некоторого времени, нашего отступления. При неудаче большая часть войск должна проходить чрез город, остальная – необходимо чрез ров.

Если решено принять сражение, то лучше несравненно устроить армию по другую сторону города, имея во власти своей кратчайшую на Смоленск дорогу. Уступивши Витебск, мы прибавим одним городом более ко многим потерянным губерниям, и легче пожертвовать им, нежели другими удобствами, которых сохранение гораздо важнее. Главнокомандующий изъявил согласие, но готовился дать сражение и приказал избрать место за городом на дороге к Смоленску.

Сражение при местечке Островне началось с наступлением вечера, и, возвратясь уже ночью, я донес обо всем главнокомандующему, а от него узнал о приуготовлении новой позиции. Я осмотрел ее с началом дня, когда в нее вступили уже войска. Нашел, что она также лесистая, также трудные между войск сообщения, обширная и требует гораздо большего числа сил.

На правом фланге два корпуса – графа Остермана и Багговута – отрезаны глубоким оврагом, чрез который и в отсутствие неприятеля с трудом перевозили артиллерию. На левом фланге были высоты, на которых устроенные батареи могли действовать в продолжение наших линий; переменить боевой порядок невозможно, не затрудняя отступления. Предположив атаку правого крыла, надобно было подкрепить его, а с поспешностью совсем невозможно, разве без артиллерии.

Генералу графу Палену составлен особый авангард, с которым вступил он в дело, сменивши войска генерала Тучкова 1-го, графа Остермана и Уварова, недалеко уже от занятой армиею позиции. Долго в виду ее удерживал стремление неприятеля.

Наконец, отступивши за речку Лучесу, искусно воспользовался крутыми ее берегами для защиты находящихся в нескольких местах бродов. Французская армия, заняв все против лежащие возвышения, казалось, развернулась, для того чтобы каждому из своих воинов дать зрелище искусного сопротивления с силами несравненно меньшими, показать пример порядка, словом, показать графа Палена и вразумить их, что если российская армия имеет ему подобных, то нужны им усилия необычайные, опыты возможного мужества!

Не были вы свидетелями, достойные его сотоварищи: Раевский, равный ему непоколебимым хладнокровием и предусмотрительностью, граф Ламберт, подобный мужеством и распорядительностью, и ты, Меллер-Закомельский, в коем соединены лучшие их свойства, достоинства замечательные, но которому можно упрекнуть одною чрезмерною скромностью.

Неприятель успел переправить часть войск, и видно было намерение его, отброся авангард к реке, заставить его отходить чрез город.

Приближалась та минута, в которую все усилия графа Палена могут сделаться тщетными. Не опрокинув авангарда, не мог неприятель сделать наблюдение позиции, занимаемой нашею армиею. Главнокомандующий послал в подкрепление несколько батальонов пехоты: приказал генерал-майору Шевичу с полками 1-го кавалерийского корпуса приблизиться к левому флангу авангарда, наблюдая пространство между им и армиею.

Внимательно рассмотрев невыгодное расположение армии, решился я представить главнокомандующему об оставлении позиции немедленно. Предложение, всеконечно, смелое, предприимчивость молодого человека, но расчет, впрочем, был с моей стороны: лучше предпринять отступление с некоторым сомнением, совершить его беспрепятственно, нежели принять сражение и, без сомнения, не иметь надежды на успех, а может быть, подвергнуться совершенному поражению.

В одном случае, по мнению моему, можно не отвергнуть сражения, если другая армия готова остановить торжествующего неприятеля и преодолеть его, обессиленного потерею. Мы были совсем в другом положении. Ближайшие к нам войска в Калуге – малые числом, слабые составом, и начальствовавший ими генерал от инфантерии Милорадович, по единообразному одеянию, называл их воинами.

Если бы дождались мы неприятеля в позиции, вероятно, не с фронта начал бы он атаку, но, частью войск занимая нас, перешел со всеми силами через реку Лучесу выше, где повсюду есть броды, и обратился бы на левое наше крыло – слабейший пункт, о котором сказал я выше. Невозможно предположить неудачи со стороны неприятеля, но и тогда беспрепятственно отходил он на дорогу к Борисову, усиливался всем корпусом маршала Даву и переходил к наступательным действиям.

Сей день сделал я первый над собой опыт и удостоверился, что крайность – лучшее побуждение к решительности и что самая трудность предприятия в глазах исчезает. Надобно, чтобы то же убеждение, тот же дух руководил исполнителями. Нет времени размышлению, где одному действию место. Решит часто одна минута!

Главнокомандующий колебался согласиться на мое предложение. Ему, как военному министру, известно было во всем объеме положение наше и, конечно, требовало глубокого соображения! Генерал-квартирмейстер Толь, вопреки мнению многих, утверждал, что позиция соединяет все выгоды, что должно принять сражение.

Генерал Тучков 1-й, видя необходимость отступления, об исполнении его рассуждал не без робости. Решительность не была его свойством: он предлагал отойти ночью[112]. Генерал-адъютант барон Корф был моего мнения, не смея утверждать его. Не ищет он стяжать славу мерою опасностей.

Подобно мне и многим, душа его доступна страху и ей сражение не пища. Простительно чувство боязни, когда опасность угрожает общему благу! Я боялся непреклонности главнокомандующего, боялся и его согласия. Наконец он дает мне повеление об отступлении. Пал жребий, и судьба исхитила у неприятеля лавр победы!

Был первый час пополудни, авангард в жесточайшем огне, между армиями близкое расстояние, и о присутствии Наполеона возвестили нас пленные.

О дерзость, божество, пред жертвенником которого человек не раз в жизни своей должен преклонить колена! Ты иногда спутница благоразумия, нередко оставляя его в удел робкому, провождаешь смелого к великим предприятиям; тебе в сей день принесена достойная жертва!

В нашем лагере всеобщее движение. Войска тремя колоннами совершают выступление: левая из 5-го и 6-го корпусов и большей части резервной артиллерии кратчайшею на Смоленск дорогою. В арергарде ее был генерал-майор Шевич с полками 1-го кавалерийского корпуса, граф Остерман со 2-м и 4-м корпусами – большою дорогою на Поречье; ему приказано подкрепить арьергард, если бы неприятель решительно преследовал его.

Среднюю колонну составляли 3-й корпус и Главная квартира; в арьергарде его 2-й кавалерийский корпус барона Корфа. Чрез полчаса времени лесистое местоположение скрыло все войска от глаз неприятеля. Все шли ускоренным шагом. Генерал-лейтенант Лавров, командующий пешей гвардиею, должен был пробудить летами усыпленную живость, чтобы явить нужное по обстоятельствам проворство. Таковы требования всех и каждого усилия!

Не скрою некоторого чувства гордости, что главнокомандующий, опытный и чрезвычайно осторожный, нашел основательным предположение мое об отступлении.

Глаза мои не отрывались от авангарда и славного графа Палена. Отдаляющаяся армия, вверив ему свое спокойствие, не могла оградить его силами, неприятелю соразмерными, но поколебать мужества его ничто не в состоянии! Я скажу с Горацием: «Если разрушится вселенная, в развалинах своих погребет его неустрашенным».

До пятого часу продолжалось сражение с равным упорством, и арьергард отошел на другую сторону города, оставя неприятеля, удивленного порядком, и город им занят не прежде следующего утра с большою осторожностью.

В самый день отступления от Витебска прибыл князя Багратиона адъютант князь Меншиков с известием о сражении при селении Дашковке, и что армия его идет беспрепятственно в соединение. Отправляя атамана Платова с его войском, князь Багратион приказал ему ускорить движение, и, по расчету времени, он должен был скоро прийти.

В одном переходе от Витебска арьергард имел сильное кавалерийское дело. Граф Пален, лично распоряжая действиями конницы, удержал успех на нашей стороне, и далее неприятель ограничился одним наблюдением за движением наших колонн.

Посыланные от меня с письмом к атаману Платову Бугского казачьего полка один офицер и урядник привезли ответ. На возвратном пути не раз проезжали они вблизи неприятеля. Главнокомандующий наградил их чинами.

Маршал Даву, пропусти князя Багратиона, мог войсками своими, расположенными в Орше и Дубровне, занять временно Смоленск, воспрепятствовать составлению ополчения, приуготовляемого в нем, истребить запасные магазины и разорить город. Потеря магазина была бы нам чувствительна, ибо продовольствие армии производилось и недостаточное, и неправильное. Главнокомандующий, имея сие в виду, 5-му и 6-му корпусам приказал следовать поспешнее, а атаману Платову заслонить их движение.

Из Витебска главнокомандующий дал поручение великому князю Константину Павловичу отправиться в Москву к государю. Неизвестно мне, но сомневаюсь, чтобы он сделал то по собственному побуждению. Великий князь весьма огорчен был, подозревая, что поручение не заключало в себе такой важности, чтобы не могло быть исполнено другим. Я заметил многих, сожалевших об его отъезде, и, к чести его, людей, непосредственно ему подчиненных. Командуя гвардейскою дивизиею, я в том же был отношении к его особе и не припомню случая ни малейшего неудовольствия или неприятностей.

Армия выступила в Поречье; 5-й и 6-й корпуса прибыли в Смоленск. Государь, проезжая сей город, поручил генерал-адъютанту барону Винценгероде составление ополчения. Часть небольшая оного, весьма худо вооруженная, с несколькими резервными эскадронами, формирования генерал-адъютанта барона Меллера-Закомельского, и запасною, бывшею в Смоленске артиллериею, составляла отряд под командою генерал-майора Оленина, вступившего пред тем в службу. Отряд, к которому прислан один полк от войска атамана Платова, расположился далее Красного у селения Ляд.

Неприятель с несколькими эскадронами ворвался в город Велиж, изрубил часть рекрут построенного на площади батальона и, рассеявши прочих, захватил мост чрез реку Двину. Проходивши из Невеля с восемью батальонами рекрут, штаб-офицер, имея сведения о близости французов, расставил в городе караулы, строго смотрел за исправностью их, всю ночь держал батальон под ружьем, а патроны укладены были в возах и ни одного на людях! Прочие все батальоны, бывши на правом берегу, уклонившись с дороги, избежали поражения.

Неприятель истребил один артиллерийский небольшой парк на 166 лошадях, по худому их состоянию отставший от прочих. Посланный за сим парком из Поречья артиллерии полковник Тишин едва спасся бегством[113].

В Поречье генерал-провиантмейстер Лаба докладывал военному министру, что комиссионер, в похвальном намерении не допустить неприятеля воспользоваться магазином, сжег его. В нем находилось несколько тысяч четвертей овса и 64 тысячи пудов сена.

Не восхитился министр восхваляемою расторопностью, а я испросил позволения его справиться по делам, как давно об учреждении магазина дано было повеление: нашлось, что от подписания бумаги две недели. Есть ли возможность в один пункт свезти такое большое количество запасов в том месте, где во множестве взяты обывательские подводы в пособие армии? Я осмелился сказать министру, что за столь наглое грабительство достойно бы вместе с магазином сжечь самого комиссионера.

Генерал-провиантмейстер Лаба выслушал все, не смущаясь; во время отправления им должности происшествие сие, конечно, не первое, ему встретившееся. Искусное употребление провиантских регулов [правил] нередко утомляло преследующее правосудие и спасало преступника. Беззаконие, соделываемое компаниею, менее страшно. Комиссионер один никогда не погрешает.

Поречье – первый старый русский город на пути нашего отступления, и расположение к нам жителей было другое. Прежде проходили мы губернии литовские, где дворянство, обольщенное мечтою восстановления Польши, возбуждало против нас слабые умы поселян, или губернии белорусские, где чрезмерно тягостная власть помещиков заставляла желать перемены.

Здесь, в Смоленской губернии, готовы были видеть в нас избавителей. Невозможно было изъявлять ни более ненависти к врагам, ни живейшего усердия к преподанию нам всех способов, предлагая содействовать, ни собственности не жалея, ни жизни самой не щадя!

Поселяне приходили ко мне с вопросом: позволено ли им будет вооружиться против врагов и не подвергнутся ли за то ответственности? Главнокомандующий приказал издать воззвание к жителям Смоленской губернии, приглашая их противостать неприятелю, когда дерзнет поругаться святыне, в жилища их внесет грабеж, в семейства бесчестье.

Из Поречья вышли мы ночью, избегая сильных жаров. Желая знать дух солдата и мысли о беспорядках и грабеже, которые начали размножаться, посреди их в темноте, не узнаваемый ими, я расспрашивал: солдат роптал на бесконечное отступление и в сражении ожидал найти конец ему; недоволен был главнокомандующим, виновным в глазах его, почему он не русский.

Если успехи не довольно решительны, не совсем согласны с ожиданием, первое свойство, которое русский солдат приписывает начальнику-иноземцу, есть измена, и он не избегает недоверчивости, негодования и самой ненависти. Одно средство примирения – победа! Несколько их дают неограниченную доверенность и любовь. Обстоятельства неблагоприятны были главнокомандующему, и не только не допускали побед, ниже малых успехов.

В Поречье тогда оставалось мало очень жителей; в опустелых домах рассеянные солдаты производили грабеж и разбой. Я сам выгонял их и скажу, к сожалению, даже из церкви. Никого не встретил я из ближайших начальников их, которые должны были заметить их отлучку. В равнодушии сем к исполнению обязанностей надобно искать причин чрезвычайного уменьшения людей во фронте. В этом возможно упрекнуть не одних командиров полков.

На первом переходе от Поречья неожиданно возвратился великий князь Константин Павлович из Москвы. Получено известие от князя Багратиона, что он приближается беспрепятственно к Смоленску и, если нужно, вступит одним днем после нас. Непонятно намерение, с каким сообщил мне главнокомандующий следующее рассуждение: «Как уже соединение армий не подвержено ни малейшему затруднению, полезнее, – полагает он, – дейсвовать по особенному направлению, предоставив 2-й армии операционную линию на Москву.

Продовольствия для двух армий будет недостаточно. В Торопце и по Волге большие заготовлены запасы, и Тверская губерния пожертвовала значительное количество провианта, что потому, предполагает он, с 1-ю армиею и идти по направлению на Белый и вверх по Двине». Легко было найти возражение, но, по недостатку во мне благоразумия, труднее было сделать его с покорностью.

Я с горячностью сказал ему: «Государь от соединения армий ожидает успехов и восстановления дел наших. Соединения желают войска с нетерпением. К чему послужили 2-й армии перенесенные ею труды, преодоленные опасности, когда вы повергаете ее в то же положение, из которого вырвалась она сверх всякого ожидания? Движение ваше к Двине выгодно для неприятеля: он, соединивши силы, уничтожит слабую 2-ю армию, отдалит вас навсегда от полуденных областей, от содействия прочим армиям!

Вы не смеете сего сделать; должны, соединясь с князем Багратионом, начертать общий план действий и тем исполнить волю и желание императора! Россия, успокоенная насчет участи армий, ни в чем упрекнуть не будет иметь права!» Главнокомандующий выслушал меня с великодушным терпением. Мне казалось, что я проникнул настоящую мысль его.

Соединение с князем Багратионом не могло быть ему приятным; хотя по званию военного министра на него возложено начальство, но князь Багратион по старшинству в чине мог не желать повиноваться. Это был первый пример в подобных обстоятельствах и, конечно, не мог служить ручательством за удобство распоряжений.

Трудно лучше меня знать князя Багратиона – и сколько беспредельна преданность его к государю, для которого жизнь почитал он малою жертвою; но со всем тем ничто не заставило бы его подчиниться Барклаю де Толли, в кампанию 1806 и 1807 годов служившему под его начальством. Война Отечественная, в его понятии, не должна допускать расчетов честолюбия и находила его на все готовым.

Власть – дар Божества бесценнейший! Кто из смертных не вкушал сладостного твоего упоения? Кто, недостойный, не почитал тебя участником могущества Божия, Его благостью уделяемого? Но для чего ты украшаешь не одних, идущих путем чести? Для чего одаряешь исторгающих тебя беззаконием?

Главнокомандующий, после разговора моего с ним, не переменил расположения своего ко мне, или нелегко было то заметить, ибо ни холоднее, ни менее обязательным в обращении быть никак невозможно.

Армия продолжала путь к Смоленску. Главнокомандующий отправился туда с последнего перехода. На другой день прибыла армия, и тотчас приступлено к заготовлению хлеба и сухарей. Магазины были скудны, из губерний не могли привозить вдруг большого количества припасов.

Итак, в Смоленске, там, где в ребячестве живал я с моими родными, где служил в молодости моей, имел многих знакомых между дворянством, приветливым и гостеприимным. Теперь я в летах, прешедших время пылкой молодости, и если не по собственному убеждению, то, по мнению многих, человек довольно порядочный и занимаю видное в армии место. Удивительные и для меня самого едва ли постижимые перевороты!

На другой день по прибытии армии к Смоленску, еще в 12 верстах от города, находилась 2-я армия. Князь Багратион приехал к главнокомандующему, сопровождаемый несколькими генералами, большой свитою, пышным конвоем. Они встретились с возможным изъявлением вежливости, со всеми наружностями приязни, с холодностью и отдалением в сердце один от другого.

Различные весьма свойства их, нередко ощутительна их противуположность. Оба они служили в одно время, довольно долго в небольших чинах, и вместе достигли звания штаб-офицеров.

Барклая де Толли долгое время невидная служба, скрывая в неизвестности, подчиняла порядку постепенного возвышения, стесняла надежды, смиряла честолюбие. Не принадлежа превосходством дарований к числу людей необыкновенных, он излишне скромно ценил хорошие свои способности и потому не имел к самому себе доверия, могущего открыть пути, от обыкновенного порядка не зависящие.

Он замечен был в чине генерал-майора, бывши шефом егерского полка, который превосходно был им приуготовлен к службе в военное время. Многих офицеров полка он не остановил на изучении одного фронтового [строевого] мастерства, но сообщал им необходимые по званию сведения.

Князя Багратиона счастье в средних степенях сделало известным и на них его не остановило. Война в Италии дала ему быстрый ход; Суворов, гений, покровительствовавший ему, одарил его славой, собрал ему почести, обратившие на него общее внимание. Поощряемые способности внушили доверие к собственным силам.

Барклай де Толли, быстро достигнувши чина полного генерала, совсем неожиданно звания военного министра, и, вскоре соединя с ним власть главнокомандующего 1-ю Западною армиею, возбудил во многих зависть, приобрел недоброжелателей. Неловкий у двора, не расположил к себе людей, близких государю; холодностью в обращении не снискал приязни равных, ни приверженности подчиненных.

Приступивши в скором времени к некоторым по управлению переменам, изобличая тем недостатки прежних распоряжений, он вызвал злобу сильного своего предместника, который поставлял на вид малейшие из его погрешностей. Между приближенных к нему мало имел людей способных, и потому, редко допуская разделять с ним труды его, все думал исполнить своею деятельностью.

Вначале произошло медленное течение дел, впоследствии – несогласное частей и времени несоразмеренное действие, и, наконец, запутанность неизбежная!

Князь Багратион, на те же высокие назначения возведенный (исключая должность военного министра), возвысился согласно с мнением и ожиданиями каждого. Конечно, имел завистников, но менее возбудил врагов. Ума тонкого и гибкого, он сделал при дворе сильные связи. Обязательный и приветливый в обращении, он удерживал равных в хороших отношениях, сохранил расположение прежних приятелей.

Обогащенный воинской славой, допускал разделять труды свои, в настоящем виде представляя содействие каждого. Подчиненный награждался достойно, почитал за счастье служить с ним, всегда боготворил его. Никто из начальников не давал менее чувствовать власть свою; никогда подчиненный не повиновался с большею приятностью. Обхождение его очаровательное!

Нетрудно воспользоваться его доверенностью, но только в делах, мало ему известных. Во всяком другом случае характер его самостоятельный. Недостаток познаний или слабая сторона способностей может быть замечаема только людьми, особенно приближенными к нему.

Барклай де Толли до возвышения в чины имел состояние весьма ограниченное, скорее даже скудное, должен был смирять желания, стеснять потребности. Такое состояние, конечно, не препятствует стремлению души благородной, не погашает ума высокие дарования; но бедность, однако же, дает способы явить их в приличнейшем виде. Удаляя от общества, она скрывает необходимо среди малого числа приятелей, не допуская сделать обширные связи, требующие нередко взаимных послуг, иногда даже самых пожертвований.

Семейная жизнь его не наполняла всего времени уединения: жена немолода, не обладает прелестями, которые могут долго удерживать в некотором очаровании, все другие чувства покоряя. Дети в младенчестве, хозяйства военный человек не имеет! Свободное время он употребил на полезные занятия, обогатил себя познаниями. По свойствам воздержан во всех отношениях, по состоянию неприхотлив, по привычке без ропота сносит недостатки. Ума образованного, положительного, терпелив в трудах, заботлив о вверенном ему деле; нетверд в намерениях, робок в ответственности; равнодушен в опасности, недоступен страху.

Свойств души добрых, не чуждый снисходительности; внимателен к трудам других, но более людей, к нему приближенных. Сохраняет память претерпенных неудовольствий: не знаю, помнит ли оказанные благотворения. Чувствителен к наружным изъявлениям уважения, недоверчив к истинным чувствам оного. Осторожен в обращении с подчиненными, не допускает свободного и непринужденного их обхождения, принимая его за несоблюдение чинопочитания.

Боязлив пред государем, лишен дара объясняться. Боится потерять милости его, недавно пользуясь ими, свыше ожидания воспользовавшись. Словом, Барклай де Толли имеет недостатки, с большею частью людей неразлучные, достоинства же и способности, украшающие в настоящее время весьма немногих из знаменитейших наших генералов. Он употребляет их на службе с возможным усердием, с беспредельною приверженностью государю наилучшего верноподданного!

Князь Багратион с равным недостатком состояния брошен был случайно в общество молодых людей, в вихрь рассеянности. Живых свойств по природе, пылких наклонностей к страстям, нашел приятелей и сделал с ними тесные связи. Сходство свойств уничтожало неравенство состояния.

Расточительность товарищей отдаляла от него всякого рода нужды, и он сделал привычку не покоряться расчетам умеренности. Связи сии облегчили ему пути по службе, но наставшая война, отдаляя его от приятелей, предоставив собственным средствам, препроводила в Италию под знамена Суворова. Война упорная требовала людей отважных и решительных, тяжкая трудами – людей, исполненных доброй воли.

Суворов остановил на нем свое внимание, проник в него, отличил, возвысил! Современники князя Багратиона, исключая одного Милорадовича, не были ему опасными. Сколько ни умеренны были требования Суворова, но ловкий их начальник, провожая их к общей цели, отдалил столкновение частных их выгод. Багратион возвратился из Италии в сиянии славы, в блеске почестей.

Неприлично уже было ни возобновить прежние связи, ни допустить прежние вспомоществования: надобно было собственное состояние. Государь избрал ему жену прелестнейшую[114], состояние огромное, но в сердце жены не вложил он любви к нему, не сообщил ей постоянства! Нет семейного счастия, нет домашнего спокойствия! Уединение – не свойство Багратиона; искать средств в самом себе было уже поздно, рассеянность сделалась потребностью; ее усиливало беспрерывное в службе обращение.

С самых молодых лет без наставника, совершенно без состояния, князь Багратион не имел средств получить воспитание. Одаренный от природы счастливыми способностями, остался он без образования и определился в военную службу. Все понятия о военном ремесле извлекал он из опытов, все суждения о нем из происшествий, по мере сходства их между собою, не будучи руководим правилами и наукою и впадая в погрешности; нередко, однако же, мнение его было основательным. Неустрашим в сражении, равнодушен в опасности.

Не всегда предприимчив, приступая к делу; решителен в продолжении его. Неутомим в трудах. Блюдет спокойствие подчиненных; в нужде требует полного употребления сил. Отличает достоинство, награждает соответственно. Нередко, однако же, преимущество на стороне тех, у кого сильные связи, могущественное у двора покровительство. Утонченной ловкости пред государем, увлекательно лестного обращения с приближенными к нему.

Нравом кроток, несвоеобычлив, щедр до расточительности. Не скор на гнев, всегда готов на примирение. Не помнит зла, вечно помнит благодеяния. Короче сказать, добрые качества князя Багратиона могли встречаться во многих обыкновенных людях, но употреблять их к общей пользе и находить в том собственное наслаждение принадлежит его невыразимому добродушию! Если бы Багратион имел хотя ту же степень образованности, как Барклай де Толли, то едва ли бы сей последний имел место в сравнении с ним.

Наконец 2-я армия прибыла к Смоленску; совершено соединение! Тебе благодарение, знаменитый Даву, столько пользам России послуживший!

Радость обеих армий была единственным между ними сходством. Первая армия, утомленная отступлением, начала роптать и допустила беспорядки, признаки упадка дисциплины. Частные начальники охладели к главному, низшие чины колебались в доверенности к нему. Вторая армия явилась совершенно в другом духе! Звук неумолкающей музыки, шум не перестающих песней оживляли бодрость воинов. Исчез вид понесенных трудов, видна гордость преодоленных опасностей, готовность к превозможению новых. Начальник – друг подчиненных, они – сотрудники его верные!

По духу 2-й армии можно было думать, что пространство между Неманом и Днепром она не отступая оставила, но прошла торжествуя! Какие другие ополчения могут уподобиться вам, несравненные русские воины? Верность ваша не приобретается мерою золота, допущением беспорядков, терпимостью своевольств. Не страшит вас строгая подчиненность, и воля государя творит вас героями! Когда пред рядами вашими станет подобный Суворову, чтобы изумилась вселенная!

Во время расположения армии в Смоленске войска донские под командованием атамана Платова, подкрепленные одним гусарским и двумя егерскими полками, находились в 15 верстах по дороге на Рудню. Недалеко от него расположен авангард графа Палена. Полковник Крейц с драгунским полком по направлению на Катань.

В селении Холме, по дороге к Поречью, генерал-майор Иловайский 4-й с казачьими полками и Елисаветградским гусарским полком беспрерывным движением партий обеспечивал правое крыло армии, генерал-адъютант Винценгероде с Казанским драгунским полком и тремя казачьими наблюдал неприятеля со стороны Велижа. В городе Красном расположен отряд генерал-майора Оленина, посылая разъезды до селения Ляд. Армия оставалась в бездействии.

В Смоленске по званию моему имел я частые сношения с гражданским губернатором бароном Аш. В звании его невозможно было найти человека, более бесполезного для армии; беспечность его до того простиралась, что он, не зная о прибытии ее к Поречью, отправлял в Витебск обозы с хлебом для ее продовольствия.

Я должен был заметить ему, что грозящая опасность губернии могла бы допустить большее со стороны его любопытство. Немного более пользы извлекла армия из губернского предводителя дворянства Лесли, и многие остались удивленными, что отличное заслугами и благородством смоленское дворянство выбрало его своим представителем.

В Смоленске нашли мы начало составления земского ополчения: собранные толпы мужиков без всякого на лета их внимания, худо снабженные одеждою, совсем невооруженные. В начальники ополчения назначен генерал-лейтенант Лебедев, старый человек, совершенно неспособный, ожесточившийся против смерти и долголетием достигший сего звания. По распоряжению главнокомандующего отобранные от кавалерии негодные ружья обращены на ополчение.

От великого князя Константина Павловича, генерал-инспектора кавалерии, ожидаемо было возражение, и без него не обошлось, но исполнение не было остановлено. Некоторые из начальников жалели о них; многим казалось странным, как можно расстаться с ними; никто не смел назвать их бесполезною ношею!

Из конного ополчения составлена команда для исправления дорог и мостов; пешая милиция обращена на производство земляных при армии работ. В Смоленске в одно время получено известие о победах, одержанных графом Витгенштейном и генералом от кавалерии Тормасовым, и сим последним доставлены приобретенные знамена.

Наполеон, проходя Полоцк, оставил в нем корпус войск маршала Удино (Duc de Reggio)[115], превосходящий силами войска под начальством графа Витгенштейна, расположенный против Дриссы. В то же время корпус маршала Макдональда вступил в Курляндию, и уже передовые войска его начали показываться около Крейцбурга.

Положение делалось затруднительным: ни долее остаться у Дриссы, ни отойдя оставаться в бездействии, равно было невозможно, ибо неприятель, поставя его между двух огней, подвергал опасности неизбежной. Граф Витгенштейн решился предупредить соединение, вышел к селению Клястицы, лежащему на дороге от Полоцка к Себежу, и, закрывши себя от маршала Макдональда небольшим отрядом, с главными силами обратился на корпус маршала Удино.

Большое расстояние между неприятельскими корпусами, трудность от того в соглашении действий, внутреннее положение между ними давали графу Витгенштейну превосходство выгод. Удино вышел из Полоцка, но Макдональд не перешел Двины. Гора свалилась с плеч Витгенштейна!

Приняв за решительное отступление движение к селению Клястицам, Удино не всеми преследовал силами и неосмотрительно; встретив наши силы в совокупности, не мог удержаться, побежал! Войска его, в отдалении разбросанные, поспевая в подкрепление частями, уничтожались! Потеряв приобретенные при начале действия выгоды, понесши весьма большой урон, Удино возвратился в Полоцк.

Граф Витгенштейн, преследовавши, остановил авангард в одном марше от Полоцка и возвратился в прежнюю позицию. Долгое время оставался Удино в бездействии. Макдональд ничего не предпринял, или не вверяясь войскам прусским, составлявшим его корпус, и другим Рейнского союза, с малым числом при них французских войск, имея в виду наш десантный корпус, перевезенный из Финляндии, или приуготовляясь к осаде Риги, главному назначенному предмету его действий.

Графу Витгенштейну принадлежит слава победы и самого предприятия, основанного на искусном соображении. Многие относят его на счет начальника корпусного штаба генерал-майора Довре. Суждение… внушаемое завистью. Я точного о том сведения не имею.

Генерал Тормасов напал на корпус саксонских войск под командою французского генерала Ренье, перешедший границы наши в Брест-Литовском, и, не допустивши его соединиться с австрийцами под начальством князя Шварценберга, встретил сопротивление упорное, но силы превосходные преодолел (в случае даже соединения их он был гораздо сильнее; потеря могла быть значительнее, но в успехе – ни малейшего сомнения). Неприятель понес решительный урон и отступил в беспорядке с поспешностью.

В руках наших оставил пленными одного генерала и более двух тысяч человек, восемь пушек и четыре знамени. Во время четырехдневного пребывания армии в Смоленске употреблены все средства запастись хлебом. Главнокомандующий, пригласивши великого князя и главнейших из генералов, предоставил суждению их предстоящие действия армии. Общее всех мнение было атаковать.

С особенным уважением замечено рассуждение Константина Павловича, скромно изложенное, с соображением основательным[116]. Главнокомандующий всех других менее охотно дал согласие свое на атаку, ожидая точнейших известий о неприятеле от передовых войск. Достоверно знали, что небольшим количеством конницы занимают французы Поречье; в Велиже, равномерно как в Суроже, находятся в больших силах; против атамана Платова расположена кавалерия, и начальствующий ею Мюрат, король Неаполитанский, находился недалеко.

Главная квартира Наполеона была в Витебске; при ней вся гвардия и парк многочисленной резервной артиллерии. Корпус маршала Даву медленно собирался при Орше; в Лядах сильный от него отряд. Все благоприятствовало предпринимаемой со стороны нашей атаке. Рассеянные на большом пространстве неприятельские войска, обеспеченные нашим бездействием и в надежде продолжительного нашего отдохновения покоящиеся, способствовали успеху.

Не тотчас неприятель мог быть извещен о нашем движении, и ему не менее трех дней надобно было на соединение сил, не говоря об отдаленнейших, тогда как передние были уже атакованы. Дано повеление к походу, и радость войск описать невозможно! С изумлением смотрит Смоленск на силы ополчений; шумит Днепр, гордясь согласным пути их течением!

Первая армия наступала двумя колоннами по направлению на Рудню чрез селение Приказ-Выдра. С левой ее стороны, недалеко от Днепра, проходила вторая армия. Отряд из нескольких егерских полков от обеих армий в команде генерал-майора Розена занимал позицию у селения Катань и большие леса, прилежащие к нему.

Равномерно как сей отряд, другой несколько меньший, с генерал-майором князем Шаховским, послан был заблаговременно в селение Касплю. При выходе из Смоленска от 2-й армии послана в город Красный пехотная дивизия генерал-майора Неверовского в подкрепление отряда генерал-майора Оленина, и придан Харьковский драгунский полк.

В дивизии, недавно из рекрут составленной, два полка переменены старыми. В Смоленске собраны хлебопеки от всех полков обеих армий. Оставлен один полк для удержания порядка; раненые и больные вывезены в Вязьму.

В расстоянии небольшого перехода от Рудни армии остановились. Главнокомандующий колебался идти вперед, князь Багратион требовал того настоятельно. Вместо быстрого движения в предприятии нашем – лучшего ручательства за успех – дан армиям день бесполезного отдыха, неприятелю лишний день для соединения сил! Он мог уже узнать о нашем приближении!

Атаман Платов, подкрепленный авангардом графа Палена, встретил при селении Лешне сильный отряд французской конницы, разбил его и преследовал до Рудни, которую неприятель оставил. В плен взято: один израненный полковник, несколько офицеров и 500 человек нижних чинов. Полковник сообщил, что о приближении нашем они не имели известия и на то особенных распоряжений не сделано, равномерно в других корпусах никаких движений не происходит.

Из взятых бумаг в квартире командовавшего генерала Себастиани видно было распоряжение для передовых постов и наставление генералам, кто из них, для которой части войск и с какими силами должен служить подкреплением для сохранения общей связи. Еще обстоятельства благоприятствовали нам, если бы главнокомандующий тверд был в намерении.

Поражение при Лешне, конечно, пробудило неприятеля, но близки были новые ему удары и кратко время для избежания их. Главнокомандующий не только отклонился от исполнения условленного плана, но и переменил его совершенно.

1-я армия отошла в селение Мощинки, в 18 верстах от Смоленска, на дороге в Поречье. Отряд князя Шаховского остался в Каспле. В подкрепление ему и для обеспечения сообщения его с армиею часть авангарда графа Палена расположена в селении Луще. Взятые от него обратно к армии пять егерских полков остановлены в деревне Лавровой. Войска атамана Платова, занявши левым крылом Иньково и закрывая отряд в Каспле, протянулись до селения Вороны.

2-я армия стала на месте первой; авангард ее впереди селения Гавриков, имея передовые посты левее Инькова, чрез Лешню на Катань и до Днепра. Отряд барона Розена упразднен, и место его занял сильный пост от авангарда. Чрез день 2-я армия, по причине худого качества воды, вредного для войск, и не менее по недостатку оной, возвратилась в Смоленск. Авангард ее под командою генерал-адъютанта Васильчикова остался в своем месте, и подкрепление ему корпус генерал-лейтенанта князя Горчакова.

В селении Мощинках 1-я армия находилась четыре дня без действия. Полки передовых постов ничего важного не открыли. Из отряда генерал-адъютанта барона Винценгероде посланные партии к Велижу донесли, что стоявший в окрестности 4-й корпус вице-короля Италиянского вышел и до самого Сурожа не было французских войск. Одна партия от атамана Платова ворвалась в Поречье, но была изгнана. Вскоре затем уведомили жители, что французы удалились из города.

Невозможно было постигнуть причины, которая заставляла главнокомандующего предпочитать действия армии со стороны Поречья. Ни одного из корпусов неприятельских нельзя было отбросить так, чтобы не мог он соединиться с другими. Неприятель, если бы в необходимости нашелся отступать, конечно, не избрал бы направления на Витебск или бы в нем не остановился, ибо дорога на Борисов представляет все выгоды.

Корпус маршала Даву, присоединяя к себе корпус вестфальских войск и польскую кавалерию князя Понятовского, идет навстречу Главной армии, и она до такой усилится степени, что ей с лишком достаточно средств и нашу опрокинуть армию, и значительную часть войск отправить кратчайшим путем для занятия Смоленска. Допуская самые грубые ошибки со стороны Наполеона (чего, кажется, ожидать безрассудно), сосредоточась у Витебска, он будет иметь не менее того числа войск, от которого наша армия весьма недалеко отступала.

Допуская, что, опрокинутый, он будет брошен в те самые места, которыми шел вперед, то и в сем случае театра войны нельзя перенесть в Литву, где неприятель оставил бы землю опустошенную и истребивши последние ее способы. Гораздо с большим правдоподобием предположить можно, что расположенный в Велиже корпус вице-короля Италиянского, оттуда вышедший уже, и другой, бывший в Суроже, отступая перед нашею армиею, и вели бы ее к Витебску, и Наполеон, присоединяя к своей гвардии войска, расположенные к стороне Рудни и Любавичей, перешел бы на левый берег Днепра, где селение Ляды занято уже было войсками от корпуса маршала Даву, и был под стенами Смоленска, прежде нежели Барклай де Толли мог приспеть к нему.

2-я армия, одна не в состоянии будучи защищать город, должна была бы поспешно отступить к Дорогобужу. Возвращающаяся 1-я армия, отброшенная движением Наполеона, теряла бы возможность соединиться с князем Багратионом. Движение наше к Рудне не было известно неприятелю, как видно из показаний пленных; атака разбросанных войск и истребление немалого числа их легко могли совершиться, и армия, как то предположено было, должна была тотчас возвратиться в свою позицию около Смоленска.

Я думаю, что главнокомандующий, отличающийся опытностью и благоразумною осторожностью, не сделал бы иначе и не был бы увлечен успехом с опасностью лишиться приобретенных выгод.

Не забуду я странного намерения твоего, Барклай де Толли; слышу упреки за отмену атаки на Рудню. За что терпел я от тебя упреки, Багратион, благодетель мой! При первой мысли о нападении на Рудню не я ли настаивал на исполнении ее, не я ли убеждал употребить возможную скорость? Я всеми средствами старался удерживать между вами, яко главными начальниками, доброе согласие, боясь малейшего охлаждения одного к другому.

Скажу и то, что в сношениях и объяснениях ваших, чрез меня происходивших, нередко холодность и невежливость Барклая де Толли представлял я пред тебя в тех видах, которые могли казаться приятными. Твои отзывы, иногда грубые и колкие (о Барклае де Толли князь Багратион всегда спрашивал: «Что делает твой Даву?»), передавал ему в выражениях обязательных. Ты говаривал мне, что, сверх ожидания, нашел в Барклае де Толли много хорошего.

Не раз он повторял мне, что он не думал, чтобы можно было, служа вместе с тобою, не встречать неудовольствий. Благодаря доверенности ко мне вас обоих, я долго удержал бы вас в сем мнении, но причиною вражды между вами помощник твой – граф Сен-При. Он с завистью смотрел на то, что я употребляем более, нежели он.

Должность моя при главном начальнике и в то же время военном министре давала мне род некоего первенства над ним и занятиям моим более видную наружность. Он в суждении своем не первое дал место общей пользе; хотел, значит, более, нежели должно, более, нежели мог! Ты, почтенный благодетель мой, излишне уважал связи при дворе избалованного счастьем молодого человека и в доверенности к нему не всегда был осмотрительным!

Потерявши много времени напрасно, 1-я армия выступила из Мощинок по той же дороге обратно к Рудне. Неизвестно, было ли намерение искать неприятеля, чтобы дать сражение, или дожидаться его прибытия, но довольно двинуться вперед, чтобы князь Багратион спешил присоединиться.

1-я армия прибыла к селению Гаврики, где стоял авангард генерал-адъютанта Васильчикова; войска 2-й армии были уже на втором переходе от Смоленска и должны были занять крыло позиции. Корпус генерал-лейтенанта Раевского в первый день не более 15 верст отошел от Смоленска, выступивши тремя часами позднее надлежащего. Впереди его приказано было идти 2-й гренадерской дивизии, но она не трогалась с места.

Дивизией начальствовал генерал-лейтенант принц Карл Мекленбургский. Накануне он, проведя вечер с приятелями, был пьян, проспался на другой день очень поздно и тогда только мог дать приказ о выступлении дивизии. После этого винный откуп святое дело, и принц достоин государственного напитка! Промедление сие было впоследствии важнейшею пользою, ибо генералу Раевскому предстояло совсем другое назначение.

В день прибытия армии к селу Гаврики атаман Платов сделал усиленный переход от села Холма до села Инькова; не остановясь у него, вышел вперед авангарда генерал-адъютанта Васильчикова[117], открыл Рудню, где не было уже неприятеля, который, по показанию жителей, выступил полторы сутки назад и у селения Расасни переправляется на левый берег Днепра.

Передовые посты авангарда ничего о том не знали. Одна из партий, посланных атаманом Платовым, настигла последние войска, идущие к Расасне; другая, по следам неприятеля, опустясь по правому берегу речки Березины, его уже не застала. Остановясь сам в Рудне, атаман донес обо всем главнокомандующему и ожидал дальнейших приказаний.

В сие время князь Багратион получил рапорт генерал-майора Неверовского, что 3-го числа июля неприятель в больших силах атаковал его в г. Красном, где он, упорно защищавшись, вытеснен, стремительно преследуем, потерпел большой урон, потерял несколько пушек и отступает к Смоленску.

Офицер с рапортом был сутки в дороге, и потому можно было полагать, что неприятель уже в движении к Смоленску. Слышен был глухой звук выстрелов: ближайшие к Днепру передовые посты известили о сильной канонаде.

Генерал-лейтенанту Раевскому приказано идти с корпусом в подкрепление генерал-майору Неверовскому; 2-я армия немедленно последовала к Смоленску и вслед за нею 1-я армия. Атаман Платов, собравши партии, расположился у села Приказ-Выдра. Отряд генерал-майора князя Шаховского возвратился к армии; часть егерей и кавалерии отходила дорогою по берегу Днепра, наблюдая броды. Ротмистру Чеченскому, известному храбростью, приказал я, выбрав охотников из конвойной команды Бугского казачьего полка, отправиться на левый берег Днепра и осмотреть на марше силы неприятельские.

Возвращаясь от селения Гаврики, склонил и флигель-адъютанта полковника Кикина вступить в должность дежурного генерала, оставленную им по болезни и неприятностям[118].

Прощай, Ставраков, плачевный дежурный генерал, комендант Главной квартиры несравненный! Ты не будешь уже доставлять беспрерывные упражнения моей деятельности, и, благодаря полковнику Кикину, я буду иметь минуты отдохновения! О леность, всегда мною чтимая! Прими меня, возвращающегося к тебе; клянусь вечным постоянством!

Генерал-лейтенант Раевский прибыл с корпусом к Смоленску и расположился в предместьях города. Генерал-майору Неверовскому, с отрядом бывшему только в семи верстах впереди, приказал присоединиться к своему корпусу. Если бы генерал-лейтенанту Раевскому не воспрепятствовала 2-я гренадерская дивизия выступить ранее, как то надлежало, он, сделавши большой переход, возвратился бы в Смоленск слишком поздно и мог даже найти в нем французов.

Город Красный защищаем был авангардом генерал-майора Оленина, которому в подкрепление дана была 27-я пехотной дивизии егерская бригада флигель-адъютанта полковника Воейкова. Французы были уже в улицах и не раз изгнаны. Полки, никогда не видавшие неприятеля, не знающие опасности, дрались отчаянно; но, уступая наконец возобновляемым усилиям, авангард отошел к отряду, стоящему на большой дороге в двух верстах за городом.

Неприятель продолжал преследовать одною конницею весьма сильною, с некоторым количеством орудий. Пехота не прежде появилась, как подходя уже к Смоленску. Генерал-майор Неверовский, офицер отлично храбрый, и его не устрашали опасности, но, весьма редко и в малых чинах бывши в действии, при способностях очень обыкновенных, нашелся [оказался] в таком трудном положении, которое требовало, по крайней мере, навыку и сметливости.

Если кто немного знает французскую конницу, поверит некоторой возможности удерживать порывы ее шестью тысячами пехоты, отступающей по волнистому местоположению, дорогою, обсаженною по бокам двумя рядами деревьев, и когда при ней батарейная рота. Генерал-майор Неверовский, имея один Харьковский драгунский полк, подверг его значительному урону.

Не довольно связным действием пехоты и отправивши назад батарейную артиллерию, он дал возможность неприятельской коннице делать удачные атаки. Она, пользуясь многочисленностью своею, действовала в тылу его и овладела большею частью отосланной назад артиллерии в ее движении.

Если бы генерал-майор Неверовский к знаниям своим военного ремесла присоединил искусство построения каре, прославившее многих в войнах против турок, оно, пооряя обыкновенному ходу дела, не допустило бы до бегства, и ты, Апушкин, батарейную роту свою не исчислял бы дробями.

Со всем этим неприятель не мог не уважать неустрашимости генерал-майора Неверовского, и, по счастью, пехота французская появилась пред ним в близком от Смоленска расстоянии, и он поступил в распоряжение генерал-лейтенанта Раевского.

4-го числа июля генерал-лейтенант Раевский с одним своим корпусом и 27-ю дивизиею дрался в продолжение целого дня и не только защитил город, но и, занявши предместья, не допустил овладеть ими при всех усилиях превосходного в числе неприятеля, при возможной со стороны его предприимчивости. Немногие из генералов решились бы на то, что Раевскому не казалось исполнить трудным.

Могло казаться удобнейшим, уступя Смоленск, защищать переправу через Днепр, ибо армия не могла в скором времени прийти на помощь. Защищаясь в крепости, надобно было разместить артиллерию по бастионам и, в случае отступления, опасаться потерять ее, имея к выходу одни ворота. Силы неприятеля очевидно умножались, но он не знал положения города и окрестностей и продолжал бесплодные усилия по большой дороге от Красного против Малаховских ворот.

Если бы обратился он к левому флангу крепости, прилежавшему к реке, и, взяв продолжение стены, учредил сильную против моста батарею, Раевский нашелся бы в затруднении действовать с большими силами, препятствуемый теснотою улиц, и войска подверглись бы ужасному истреблению со стороны артиллерии.

Поздно вечером прибыла 2-я армия, не прежде ночи пришла 1-я армия, и обе расположились на правом берегу Днепра. Раевский до того не допустил овладеть ни одною частью предместий, не потерял ни одного шагу. На другой день сменивший его генерал Дохтуров с корпусом, присоединив 27-ю пехотную дивизию, долгое время удерживался в тех же предместьях, не допуская к стенам города.

Раевский 5-го числа присоединился к армии. В десять часов утра войска наши должны были войти в крепость и расположились под защитою зубцов стены у прикрытия батарей и составляли из себя резервы. Артиллерия в большом числе заняла земляные пред стенами бастионы. Незадолго пред тем присланный на подкрепление генерал-лейтенант Коновницын с 3-ею дивизиею занял часть города, лежащую направо.

Ближайшие дома форштадта [предместья], простирающегося к Днепру, были еще в наших руках, и стрелки наши вне окружения стен. Превосходством сил неприятель в одно время обнял весь город, атаковал предместье с правого фланга, и со всех сторон загорелся ужасный пушечный и ружейный огонь; во многих частях города начались пожары. По распоряжениям генерал-лейтенанта Коновницына 3-я дивизия опрокинула неприятеля; им же направленный отряд генерал-майора Оленина немало способствовал отражению, и егерская бригада полковника Потемкина действовала отлично.

Неприятель, усмотревши удобство местоположения, главнейшие силы направил на левое крыло и не раз уже был у самых Никольских ворот. Одно мгновение могло решить участь города, но неустрашимость генерал-майора Неверовского и присутствие генерал-майора графа Кутайсова, начальника артиллерии 1-й армии, направлявшего действие батарей, всегда торжествовали над усилиями неприятеля.

Устроенная на правом берегу батарея подполковника Нилуса много вредила его атакам. Постоянное стремление на один пункт, умножаемое количество артиллерии обнаружили намерения неприятеля и побудили послать в подкрепление левого крыла 4-ю дивизию принца Евгения Вюртембергского. Полетели полки по следам молодого начальника, отличного храбростью, ими любимого!

Главнокомандующий поручил мне осмотреть, в каком положении дела наши в городе. Сражение продолжалось с жесткостью; урон с нашей стороны чувствителен; урон неприятеля несравненно больший, ибо нас от действия артиллерии охраняли крепостные стены. За час до вечера неприятель был близко к стенам; часть предместья по левой стороне во власти его; единственный мост наш на Днепре осыпаем был ядрами; город во многих местах объят пламенем; вне стен не было уже ни одного из наших стрелков.

Не пощадил Наполеон польские войска в сем случае, и они, рабственно покорствуя его воле, понесли на себе главнейшую часть всей потери. С началом дня сильная часть войск неприятельских отправилась вверх по левому берегу Днепра по дороге на Ельню. За движением сим наблюдала 2-я армия, 5-го числа перешедшая на Московскую дорогу, имевшая целью обеспечить переправу через Днепр, в 40 верстах отстоящую от Смоленска.

Авангард ее под командою генерал-лейтенанта князя Горчакова расположен был в шести верстах от города; казачьи войска ее большею частью на левом берегу Днепра, не выпуская из глаз неприятеля; сообщение с 1-ю армиею содержали кавалерийские посты. Неприятель, прошедши 12 верст по дороге на Ельню, возвратился к городу, а потому 2-я армия имела ночлег поблизости.

Князь Багратион склонил главнокомандующего еще один день продолжать оборону города, переправиться за Днепр и атаковать неприятеля, и что он то же сделает с своей стороны. На вопрос главнокомандующего отвечал генерал-квартирмейстер полковник Толь, что надобно атаковать двумя колоннами из города. Удивило меня подобное предложение человека с его взглядом и понятиями.

Я сделал замечание, что в городе весьма мало ворот и они с поворотами на башнях. Большое число войск скоро пройти их не может, равно как и устроиться в боевой порядок, не имея впереди свободного пространства и под огнем батарей, близко к стене придвинутых. Скоро ли может приспеть сопровождающая атаки артиллерия, и как большое количество войск собрать без замешательства в тесных улицах города, среди развалин домов, разрушенных бомбами?

Я предложил на рассуждение случай необходимого отступления, когда все неудобства и затруднения предстоят в гораздо большем размере. Военный министр нашел основательными мои замечания. Рассуждаемо было, что если необходимо нужно атаковать, то удобнее перейти за Днепр у самого города, с правой его стороны, устроив мосты под защитою батарей правого фланга крепости.

Предместье не было еще оставлено нами; против него была одна только неприятельская батарея, и к ней удобный доступ садами, далеко простирающимися. В случае отступления, заняв монастыри и церкви в предместье, можно не допустить натиска его на мосты. 2-я армия не должна переправиться за Днепр выше города и еще менее атаковать правый фланг неприятеля, как то предполагал князь Багратион.

Легко было воспрепятствовать переправе армии или, отбросивши атаку, разорвать сообщение с 1-ю армиею, уничтожить согласие в действиях войск и способы взаимного вспомоществования. Небольшими силами неприятель мог войска наши не выпускать из крепости и свои войска сосредоточить по произволу. Предоставленные мною рассуждения не воздержали меня от неблагоразумного, в свою очередь, поступка.

Я поддерживал мнение господ корпусных командиров еще один день продолжить защиту города. Желание их доведено до сведения чрез генерал-майора графа Кутайсова. Защита могла быть необходимою, если главнокомандующий намеревался атаковать непременно. Но собственно удержать за собою Смоленск в разрушении, в котором он находился, было совершенно бесполезно.

Сильного гарнизона отделить армия не могла, а в городе и слабый не нашел бы средств к существованию. Итак, решено главнокомандующим оставить Смоленск! Встретились затруднения собрать войска, по всему пространству города рассеянные, артиллерию, размещенную во всех его частях. Долго вечером продолжалось сражение; войска вышли из города ночью беспрепятственно, последние из полков пред рассветом, и истребили мост. Вслед за ними неприятель вступил в город.

Несколько егерских полков расположились в предместье на правом берегу Днепра, защищая переправу. Сообщившийся от моста огонь охватил ближайшие дома. Воспользовавшийся замешательством неприятель, под прикрытием своих батарей, перешедши вброд у моста, занял предместье и мгновенно показался на горе у батареи, которая, его не ожидая, не была готова его встретить; но генерал-лейтенант Коновницын приказал ближайшим батальонам ударить в штыки, и неприятель опрокинут.

Устроившиеся в порядок егеря преследовали бегущих в замешательстве, и многие из них потонули. В продолжение дня не прерывалась канонада и перестрелка. Сгоревшие по берегу дома, не закрывая уже егерей наших, подвергали их картечным выстрелам. По маловажности действия потеря наша была очень чувствительна. Неприятельская конница во многих местах испытывала броды, но важного ничего не предпринимала.

Я приказал вынести из города образ Смоленской Божией Матери, укрывая его от бесчинств и поругания святыни! Отслужен молебен, который произвел на войско полезное действие.

6-го числа августа сделано распоряжение об отступлении 1-й армии. Того же дня 2-я армия отошла к селению Пнева Слобода, где, переправясь чрез Днепр, должна была дождаться 1-й армии. Оставленный на шестой версте от города под командою генерал-лейтенанта князя Горчакова авангард не прежде должен был оставить место, как по смене его войсками от 1-й армии, ибо он закрывал собою дорогу, на которую должна выйти одна его колонна.

Генерал-майор Тучков (Павел Алексеевич) отправлен с отрядом занять его место. Трудный путь умедлил движение отряда, и он, вышедши на большую дорогу, на двенадцатой версте от города, не застал уже генерал-лейтенанта князя Горчакова, который отправился в соединение со 2-й армией, не давши о том знать и снявши посты, содержавшие сообщение между им и 1-й армией.

Князь Горчаков всякое поручение, при исполнении которого надобны храбрость и настойчивость, совершит наилучшим образом, и вид опасности его не устрашит, но с этими достойными уважения преимуществами не в равной степени может быть способность распорядительная.

Князь Багратион приказал ему отступить перед светом, чтобы не утомлять людей ночным переходом, но не иначе, как по смене его. Неприятель его не беспокоил; ему на диспозиции на то число видно было направление 1-й армии и что, если неприятель захватит тот пункт, где с большою дорогою соединяется проселочная дорога, по которой идут войска 1-й армии, ей не остается другого пути, ни даже обратного, ибо ее должен был преследовать неприятель.

Все сии обстоятельства должны были объяснить генерал-лейтенанту князю Горчакову необходимость держаться в своем расположении, если бы даже то совсем не сходствовало с приказанием князя Багратиона. Генерал-майор Тучков, вышедши на большую дорогу, хотел подвинуться к Смоленску, чтобы закрыть собою важный пункт соединения дорог, но не далее как в одной версте встретил неприятеля, и началась перестрелка. В таком положении он ожидал прибытия войск.

Генерал-майору Тучкову представились совершенно неожиданные обстоятельства и опасность в высшей степени, но они нашли в нем соответственную им твердость. Неприятель был в силах и близко, он от армии отдален и скорой помощи ожидать не мог. Он решился удерживать место и тем уничтожил затруднения армии.

Главнокомандующий, в полной уверенности, что движение армии совершенно закрыто отрядом генерал-майора Тучкова и что князь Горчаков, конечно, дождался его, приказал некоторым войскам отступать в 8 часов вечера; тем же, кои были на виду у неприятеля, тогда, как начнет быть темно. Генерал-адъютант барон Корф должен был, сняв до свету все посты, отступить с арьергардом от города.

Итак, оставили мы Смоленск, привлекли на него все роды бедствий, превратили в жилище ужаса и смерти. Казалось, упрекая нам, снедающим его пожаром, он, к стыду нашему, расточал им мрак, скрывающий наше отступление.

Разрушение Смоленска познакомило меня с новым совершенно для меня чувством, которого войны, вне пределов Отечества выносимые, не сообщают. Не видел я опустошения земли собственной, не видел пылающих городов моего Отечества. В первый раз жизни коснулся ушей моих стон соотчичей, в первый раскрылись глаза на ужас бедственного их положения. Великодушие почитаю я даром Божества, но едва ли бы дал я ему место прежде отмщения!

Началось седьмое число, происшествиями памятное! Главнокомандующий, полагая, что войска, отступившие с вечера, успели отдалиться, удивлен был, найдя на месте весь корпус генерал-лейтенанта Багговута. Проселочная дурная дорога, худые переправы, ночь необычайно темная затрудняли движение артиллерии, и войска едва подвигались вперед. Ночи оставалось уже непродолжительное время, и до рассвета едва возможно было удалиться из виду неприятельской армии.

Не было сомнения, что французы станут сильно преследовать, и положение наше очевидно делалось опасным[119]. Он приказал мне ехать, употребил даже просьбу, чтобы я старался всячески ускорить движение войск. Проехав версты три, понуждая вперед артиллерию, нашел я среди колонны пехоты два экскадрона Сумского гусарского полка, и офицер донес мне, что в трехстах шагах отсюда из занимаемого им поста он вытеснен французами и имеет раненых; что бывшие с ним егеря от авангарда князя Горчакова отошли прежде, нежели отряд генерал-майора Тучкова прошел сие место, и неприятель скоро появился.

Поправить сего было невозможно, темнота не позволяла видеть места и сил неприятеля; оставалось только спешить пройти это место, где и переправа около мельницы была неудобна. Я донес обо всем главнокомандующему и поехал далее. Начинало рассветать, когда войска, прошедши около десяти верст, остановились, потому что генерал-адъютант Уваров приказал 1-му кавалерийскому корпусу запастись фуражом и вьючить на лошадей сено.

Самую вежливую послал я ему записку, а по званию моему предложил, не ожидая пехоты, идти на место, где наша проселочная дорога выходит на большую. Вскоре, услышавши пушечные выстрелы, приказал я пехоте следовать сколько возможно поспешнее. Не могли сыскать начальствовавшего всею колонною генерал-лейтенанта Тучкова (Николая Алексеевича), который весьма покойно ночевал в деревне; я объяснился с генерал-лейтенантом Коновницыным и был уверен, что, по известной его неутомимости и любви к порядку, он все исполнил наилучшим образом.

Если пушечные выстрелы были со стороны арьергарда, мы могли подвергнуться потере, но никаким другим следствиям; но ежели в действии отряд генерал-майора Тучкова, он может быть опрокинут, соединение дорог захвачено, мы атакованы на марше, и без потери артиллерии нет средства соединиться с другою колонною армии, которая отправлена прямо на переправу чрез Днепр у Пневой Слободы.

Изъяснив опасения мои главнокомандующему, я послал ему моего адъютанта. Для ускорения движения приказал я посадить людей на орудия и идти рысью. Вскоре главнокомандующий уведомил меня, что арьергард сильно преследуем, что, занявши высоты, у дороги лежащие, отрезал его так, что часть кавалерии его должна была проскакивать под выстрелами, и он принужденным нашелся возвратить 2-й корпус генерала Багговута, который вытеснил неприятеля из занимаемой им позиции и открыл путь арьергарду, но что сражение продолжается с упорством и что присутствие его там необходимо.

Между тем генерал-лейтенант Уваров вышел с кавалерийским корпусом на большую дорогу, вслед за ним 1-я гренадерская и 3-я пехотная дивизии. На самом соединении дорог стоял Елисаветградский гусарский полк из отряда генерал-майора Тучкова, которого полагали в шести верстах впереди, на месте, где был авангард князя Горчакова. Командир полка донес, что отряд не далее версты впереди, и подтвердил, что, не дождавшись его, князь Горчаков отправился к армии, оставивши три полка донские под командою генерал-майора Карпова, которым также приказано следовать к армии.

Полки сии оставлены мною и, закрывая отряд наш, продолжали слабую перестрелку с неприятелем, который вперед не подавался. Пользуясь сим, генерал-майор Тучков выиграл небольшое расстояние. На представление мое о необходимости подкрепить его, генерал-лейтенант Тучков 1-й, согласясь, приказал полковнику Желтухину идти с полками лейб-гренадерским графа Аракчеева и полуротою батарейной артиллерии.

Все прочие войска отошли на ночлег в шести верстах позади. Было десять часов утра, и со стороны Смоленска довольно спокойно, но сомнительно было, чтобы во весь день продолжалось спокойствие, ибо неприятелю явно было намерение наше выйти на большую дорогу, и что, не допустив нас к тому, он приобретал неисчислимые выгоды. Еще не прибыл до того корпус генерал-лейтенанта графа Остермана, и много разбросано по дороге артиллерии; арьергард был в далеком расстоянии, и корпус генерал-лейтенанта Багговута, служивший ему опорою, вместе с ним.

Итак, невзирая на все выгоды занимаемой нами позиции, необходимо было удерживать ее до соединения наших войск. Правый фланг ее простирался по холму, коего защита была существенною для нас важностью, ибо он закрывал у подошвы его сходящиеся дороги; имея его, удобно было подкреплять каждую часть войск всего боевого устроения. Центр покрывался густым кустарником по низкому и частью болотистому месту; к левому крылу несколько вперед выдавался необширный, но весьма густой лес, на оконечности которого пространное поле, для действия кавалерии удобное, склонялось назад к ручью очень тенистому.

Надобно было занять поле и иметь на нем значительную артиллерию, дабы не допустить неприятельских батарей, которым представлялся тыл большей части нашей линии и к ней ведущая дорога. Генерал-майор Тучков дал знать, что замечено умножение неприятельских сил, и прислал схваченных двух вюртембергских гусар, которые показали, что собранная конница ожидает прибытия пехоты, и тогда начнется атака.

Донского войска генерал-майор Карпов известил, что посланные от него разъезды осмотрели французскую армию, переходящую на правый берег Днепра по нескольким устроенным мостам. По представлению моему генерал-лейтенанту Тучкову 1-му возвращены войска, отошедшие на ночлег, а главнокомандующему донес я об известиях и получил повеление вступить в сражение, и что он поспешит прибыть, устроив дела арьергарда.

В реляции подробно изложены все обстоятельства сего сражения. Предоставив ее главнокомандующему, я получил приказание его представить ее прямо от себя светлости фельдмаршалу князю Кутузову[120].

Важные обстоятельства, сопровождавшие сие сражение, не лишили войск наших возможности кончить его с честью и выгодами, тогда как сами они находились в величайшей опасности. Особенное чувство удовольствия производит во мне воспоминание о сем происшествии; ибо главнокомандующий изъявил мне в сей день высокую степень доверенности и большую часть успеха обратил собственно на счет мой.