Шпаги и шестеренки (сборник) Злотников Роман

Гарри показал и честно взялся караулить привязанный к дереву канат; вечерело, парк был пуст и вообще – мистер Хайчетер ищет оброненный брегет.

Морноу ждал, но приятель, кажется, решил поселиться в колодце, и на все призывы отвечал коротким фырканьем. Когда растрепанная голова, наконец, показалась над каменным кольцом, Гарри почти удивился, а боксер преспокойно перелез через край, вытащил пресловутый брегет и открыл крышку.

– Восемь с четвертью, – присвистнул он. – Я думал, меньше. Извини, увлекся, но оно того стоило! Внутри были вбиты скобы, пара даже уцелела…

– И что?

– Если висеть на этих скобах, можно дотянуться до вделанных в стену крестов. Я ими занялся, сперва без толку, потом что-то скрипнуло, и один камень повернулся. Там ниша с кольцом и замочная скважина, нужны отмычки, а еще лучше – вор… Утром поеду добывать.

Добытый вор оказался грустным немолодым человеком с аккуратными бакенбардами и докторским саквояжем. Дворецкий его за врача и принял, а Хью укрепил в полезном заблуждении. Лондонский «консультант», явно наслаждаясь загородной прогулкой, проследовал к колодцу, задал несколько вопросов Гарри, еще сильнее напомнив столкнувшегося со сложным случаем эскулапа, снял дорогое пальто и исчез в древней, темной пасти.

– Как ты его нашел? – шепотом поинтересовался Гарри. – И как объяснил?

– Я не имею обыкновения кому-то что-то объяснять, – усмехнулся Хьюго. – Сидящий в колодце господин, за честность и компетентность которого мистер Леви ручается кошельком, решил, что совершенно законный наследник желает удовлетворить совершенно законное же любопытство и разобраться, чего в своем доме он не знает. Размер гонорара оговорен и полностью устраивает обе стороны.

– Гонорара?

– Тебе это не будет стоить ни пенни, мне тоже. Некоторые игроки желают знать исход скачек и поединков еще до их начала. На мой взгляд это напрочь убивает интерес, но я не делаю ставок, их делают на меня. Не возражаешь, если я как-нибудь засвидетельствую свое почтение старине Фрэнсису?

– Нет, что ты… Хью, а если он не сможет открыть?

– Уподобимся леди Анне и устроим небольшой пожар, после чего выселим слуг во флигель и ночью пробьем стену в курительной. Ты держал в руках кирку? Просить Леви найти пару азартных каменщиков мне не хочется.

Гарри согласился бы взяться за что угодно, но вылезший консультант меланхолично сообщил, что замок открыт.

– Конечно, сэр, это не мое дело, – добавил он, – но я бы с куда большим удовольствием его бы запер, а колодец засыпал. Это дурное место, сэр, можете поверить, моя бабка была уроженкой Шотландии, уж она-то знала.

– Что там не так?

– Да все! Одни кресты в стенке чего стоят, а уж за дверью… Бабка сказала б, смердит оттуда. Злом смердит и Смертью. Может, запереть все и забыть?

– Мне тут жить, – вмешался Гарри, – и я хочу знать все.

– Вы только под вечер глядя туда не суйтесь, – забеспокоился вор, – особенно в пятницу и перед праздниками… И этого бы пригласить, экзорциста!

Оставаться в поместье внук шотландской ведьмы отказался наотрез, но пообещал ждать в деревенской гостинице и, если потребуется, вернуться утром.

– Отлично, – обрадовался Гарри, – он не увидит ничего лишнего.

– Ты тоже, – заверил Хью. – Сиди здесь и жди, если я до темноты не вылезу, не вздумай меня спасать в одиночку, а пошли в деревенскую гостиницу за мистером Леви!

– Он тоже приехал?!

– Мистер Леви в ответе за тех, кого рекомендует.

– Одного я тебя не пущу.

– Не будь болваном. Опыта у меня больше; за себя я отвечать готов, за тебя без себя – извини, а вдвоем идти нельзя – вдруг дверь вздумает закрыться.

– Хорошо, – сдался Гарри, и понял, что вниз ему совершенно не хочется, а хочется последовать совету вора и забыть о колодце, предках и убийствах. Он бы и забыл, но тогда Летти увезут в Америку, а это невозможно! – Хью, ты веришь, что там… зло?

– Если б не верил, зачем бы я туда лез? – удивился приятель, и Гарри вынул часы, засекая время. Времени это не понравилось, назло молодому человеку оно перешло с рыси на шаг, а потом и вовсе поползло. Часовые стрелки прилипли к циферблату, а солнце – к помнящему если не леди Анну, то лорда Бартоломью вязу. Хью было легче, он сам куда-то пробирался, а Гарри мог только ждать, раз за разом проверяя отлично закрепленную веревочную лестницу. Где-то далеко-далеко пили свой чай и судачили о «бедном молодом лорде» слуги, обиженная Фэнси сидела на цепи у сторожки, не было видно даже дроздов. Морноу вставал, обходил колодец, садился, вновь поднимался, трогал лестницу, смотрел на часы и чувствовал себя в сказке о сонном королевстве, где уснул даже огонь. Сон наверху, зло в глубине… Молодой человек очередной раз добрел до вяза и прислонился к теплому стволу, не отрывая взгляда от вцепившихся в старые камни крючьев.

– Милорд, – раздалось с той стороны ствола, – не угодно ли вам сказать, который час!

– Хью! Как ты здесь оказался?!

– Леди Анна не помещала все яйца в одну корзину… Гарри, шотландская ведьма может гордиться внуком, у него нюх не только на полицию. Нет, я, разумеется, слышал о скелетах в шкафу, но в подземелье они производят удивительно неприятное впечатление.

– Мне… надо смотреть?

– Не смотреть, а читать. И думать, если это у тебя сейчас получится.

«…завещаю все, что еще останется от моего имущества в день моей кончины и чем я вправе распоряжаться, Джону-Мортимеру Баррингтону, оказывающему мне в моем нынешнем состоянии величайшую поддержку и заслужившему достойную его награду, как на земле, так и в иных пределах…»

– Хью, – не понял Гарри, – это что?

– Прелюдия. Дальше будет фуга, я бы удивил тебя на полчаса раньше, но зачитался. Любопытнейшая вариация на тему Шекспира, которого господа-актеры вовремя не узнали. Исход был плачевен для всех, кроме Яго, который оказался еще и Мальволио… Я, как ты знаешь, предпочитаю не пить, но вовремя выпитый бренди может спасти рассудок, а он нам еще пригодится. Обоим.

– Да, – согласился Гарри, бестолково крутя желтоватый лист, исписанный больше сотни лет назад. – В гостиной всегда стоял бренди… Мы выпьем, и ты мне все расскажешь.

– Всё? – усмехнулся Хью. – Проще показать, только вниз как-то не тянет, хотя меня там никто не душил. Мне даже в спину не хохотали.

– Неужели? – надсадно пошутил Гарри, которому становилось все неуютнее, и этому не могло помешать даже солнце. – Пошли, в самом деле выпьем.

Может, дворецкий со старшей горничной и допускали, что скоро останутся либо без места, либо без жалованья, но гостиная была в безупречном порядке, а графин полон лучшего бренди. Другого отец Гарри не держал, а новый лорд пока жил старыми запасами, впрочем, расход бренди и вин почти сошел на нет.

– Отдаю должное твоим погребам, – вынес вердикт Хью, – а леди Анне я должное уже отдал, хотя, возможно, следует благодарить Йорков или Ланкастеров, чьи милые отношения вынуждали лордов поскромней рыть норы. Твои родичи могли бы поместить на герб, если не крота, то лисицу…

Сэр Фрэнсис угадал, priest-hole[14] в бывших апартаментах леди Анны имелся, но дом хранил и секреты постарше. В комнате, облюбованной лордом Бартоломью для ночных возлияний, был свой тайник аж с тремя выходами, два из которых вели на потайные лестницы. О большей в доме знали все, о второй – лишь избранные. Придумавший это хитрец неплохо разбирался в человеческой натуре: якобы раскрытый секрет надежно скрывал настоящую тайну. Узкая, не для толстяков, лесенка вела к подземному ходу, по которому в прежние годы можно было либо убраться за пределы поместья, либо подняться в парк или часовню.

Оказавшись в подземельях, Хью направился прочь от дома и вскоре обнаружил короткий отнорок, врезанный в еще один колодец, похоже, как раз под бывшей часовней. Скобы были более или менее целы, и Хайчетер, зацепив фонарь за торчащий из кладки крюк, взобрался достаточно высоко, чтобы снять с решетки странного вида бусы и католические четки. Сверху решетку закрывала каменная плита, поняв, что снизу ее не поднять, Хьюго забрал фонарь и для очистки совести посветил вниз, ожидая увидеть, как блеснет вода. В глубине действительно блеснуло, но это был металлический блеск. Свесившись до упора, Хайчетер разглядел пару скелетов и, кажется, кинжал.

Находка была не из приятных, но бросать дело на полдороге Хью не любил; он прошел главным тоннелем еще с четверть мили, судя по всему, выбрался за пределы усадьбы и уперся в земляной завал. Оставалось вернуться к первому колодцу и проверить ход, ведущий в сторону дома. Это путешествие не затянулось, коридор оканчивался дверцей, которую стерегли уже знакомые парные кресты, а шотландский «консультант» объяснил, что с ними делать, весьма доходчиво. Протиснувшись потайной лесенкой, Хью очутился в то ли в очень большом шкафу, то ли в очень маленькой каморке с тремя дверями, где не было ничего, кроме незапертого дряхлого бюро с бумагами, под которыми обнаружился ключ. Разумеется, Хьюго решил его проверить; ключ подошел к первой же двери. Надсадно скрипнуло, кладоискатель принялся дергать ручку, сперва дверь не поддавалась, затем он догадался потянуть в сторону, показалась щель, Хью поднажал и понял, что круг замкнулся. За сдвинутой панелью виднелась та, якобы потайная лестница, с которой и начались поиски.

– Я оказался любопытен, как Пандора, Ева и все жены Синей Бороды, – развел руками Хьюго. – Да, это не по-товарищески, но бумаги я просмотрел. Сэра Фрэнсиса можно поздравить, тебя пока нет, но мы что-нибудь придумаем. А теперь помянем леди Маргарет… Она так и не увидела ни Нового Света, ни любви. Жаль…

Хью жалел давным-давно убитую леди, Гарри – себя и свое гибнущее счастье, очнувшиеся часовые стрелки бодро отсчитывали минуты и часы, графин наполнили второй раз, за окнами стемнело, и Гарри попытался сдвинуть портьеры. Те заупрямились, милорд приналег, что-то сухо затрещало, на помощь пришел мистер Хайчетер, и жутковатая тьма скрылась за зеленым бархатом. Пробило четверть десятого.

– Пожалуй, – решил Хьюго, – мне пора. Подхвачу мистера Леви, и мы отлично успеем на лондонский поезд.

– Как? – испугался Гарри, – не надо! Сиди здесь…

– Сидеть где бы то ни было глупо. Гарри, нужно действовать, причем не откладывая!

– Тогда, – отрезал Морноу, – я тоже… еду… Все равно… все кончено!

– «Все равно все» поэты не говорят.

– А я больше не поэт… Я вообще… Хочу в Лондон! Там экзорцисты…

– Ты боишься?

– Да, черт побери! Хью, давай уедем в Америку. На пароходе… Он утонет, и все будет кончено!

– Ты же объявил, что кончено уже!

– Да… И я не хочу влачить свои дни… Хью, я наливаю?

– Лучше я. Гарри, я остаюсь, но с условием. Ты прочтешь откровения лорда Бартоломью.

– Потом… Мне нужно в Лондон… – Гарри вскочил, но как-то неудачно, пришлось снова сесть. – Где моя трость? О… Что-то упало. О, твои бумаги! Выпьем?.. Выпьем и поедем!

– Завтра. Ты будешь читать?

– Буду… – Морноу нагнулся, чтобы понять письмо, оно было мерзким, словно к нему присохли пауки. – «Я… Бартоломью Стэнли… барон Морноу решил доверить бумаге… печальные и чудовищные обстоятельства… моей жизни…» Хью, меня сейчас стошнит!

– Вряд ли от лорда Бартоломью!

– От кого же еще?.. Он гнусен… А бренди просто отличный! Больше у меня такого не… будет! Морноу с таким долгом… не продать… И не перез… перезаложить… Мне теперь тут жить… со скелетами… а Летти…

– Чтобы добыть Летти, тебе нужно прочесть признание, но это терпит до завтра.

– Нет!.. Но читать я не стану, там такие буквы… О, ты же читал, так расскажи… И поедем в Лондон.

– Изволь. Лорд Бартоломью в молодости был очень честолюбив и мечтал об успехе в столице. Средства позволяли, не хватало связей, и барон принялся искать подходящую невесту. Искал долго, но наконец остановился на мисс Маргарет Стенфилд, чья родня обладала большим влиянием. Жениху исполнилось тридцать пять, невесте – семнадцать. Успеха в свете девица не имела, к тому же страдала болезненной худобой, однако Морноу это волновало меньше всего. Лорд сделал предложение, оно было благосклонно принято. Супруг пропадал в парламенте и политических салонах, супруга музицировала и читала книги, всё всех устраивало. Через три года баронесса Морноу родила дочь и произошло чудо. Молодая женщина невероятно похорошела, и лорд Бартоломью влюбился в собственную жену с безоглядностью Отелло. И с его же глупостью.

Знакомые леди Морноу, скрашивавшие ее былое одиночество, стали вызывать у супруга болезненную ревность, распространившуюся затем на всех джентльменов, с которыми прекрасная Маргарет обменялась хотя бы парой слов. Лорд начал пренебрегать службой, что пагубно сказалось на его политических успехах, но ревнивца карьера более не занимала. Он увез жену в родовое имение, где и зажил, прервав почти все связи с внешним миром. Леди это не нравилось, но она смирилась, посвятив себя дочери, обустройству парка и чтению. Тем не менее муж ревновал жену все сильнее, отсутствие джентльменов ему не мешало, он видел угрозу в священнике, лесничем, даже в конюхах.

Похоже, Бартоломью понимал, что жена его не любит, но искал причину не в себе, а в возможных соперниках. Наперсником лорда стал дворецкий Баррингтон, вызвавший у леди непонятное ей самой отвращение. Этого хватило, чтобы ревнивец проникся к Баррингтону полным доверием, а дворецкий оказался достаточно хитер, чтобы использовать слабость господина в своих целях. Новоявленный Яго принялся растравлять хозяйские раны. Кто знает, на что он рассчитывал, но мерзавцу сказочно повезло. Лорд Бартоломью получил письмо от человека, которого прежде называл другом. Тот просил оказать гостеприимство его двоюродному брату Грегори Чеснею, оказавшемуся замешанным в громком скандале. Грегори не совершил ничего постыдного, это сделали другие, но само его присутствие в Лондоне создавало сложности для одной важной и при этом мстительной особы. Друг барона опасался за жизнь кузена и решил, что самым безопасным местом для него является Морноу. Дурак!..

– Кто? – уточнил Гарри, пытавшийся следить за рассказом, но в нем было слишком много персон, а в углу комнаты кто-то стоял. Довольно приятный… – Хью, может быть предложим джентльмену бренди?

– Кому-кому? – не понял Хьюго и завертел головой. Гарри хотел объяснить, но угол был пуст, если, конечно, не считать пальмы в кадке.

– Мне показалось, – честно признался хозяин Морноу. – Что там у тебя дальше?

– У тебя, Гарри, у тебя! Леди имела глупость воспротивиться приезду гостя, и это решило дело: лорд счел юношу безопасным и тот был приглашен. Грегори и Маргарет встретились, а дальше за дело взялся Яго Баррингтон, убедивший ревнивца в худшем. В один из вечеров, а лорд Бартоломью к тому времени уже стал подданным Бахуса, дворецкий сообщил, что Маргарет и Грегори уединились. Лорд бросился к жене, леди была одна, но одурманенный винными парами супруг слышал лишь зеленоглазую ведьму[15]. Он осыпал жену упреками, и Маргарет, не выдержав, бросила ревнивцу в лицо все, что столько лет держала при себе. В разгар ссоры ворвался Грегори, который либо услышал шум, либо, и это вероятней всего, был вызван якобы встревоженным дворецким. Появление «любовника» в глазах лорда стало решающим доказательством, он выхватил кинжал, с которым не расставался, и ударил «изменницу» в грудь, а затем бросился на безоружного молодого человека. Они покатились по полу, Грегори ударился головой о выступ камина, и лорд Бартоломью его добил. Подоспевший дворецкий подсказал начинающему трезветь хозяину выход – разыграть побег. Вдвоем они перенесли тела сначала в тайник, а затем сбросили в колодец: предавать тела земле оскорбленный супруг не пожелал.

Чтобы замести следы, у мерзавцев была целая ночь, и они ей воспользовались в полной мере. Лорду Бартоломью следовало бы прикончить еще и дворецкого, но ревнивец был для этого слишком глуп. Он угодил в полную зависимость от своего помощника, к тому же у лорда начались галлюцинации. Ему начали мерещиться призраки, в Морноу зачастили шарлатаны, но Delirium Tremens нас не касается…

– Н-не касается, – согласился Гарри, – нас ничто не касается… Если Летти мне… изменит… Я ее тоже… убью. Но сперва этого… Баррингтона…

– Только не сегодня, – зевнул Хью, – уже поздно. Спать пора.

– Ничего не поздно! Ты просто много… выпил, – Гарри засмеялся и посмотрел на часы. – О, уже полночь… А-а-а-а!!!

Она сидела в кресле, и в груди у нее торчал кинжал, кровь заливала старинное кружево и мерно капала на ковер, но леди этого не замечала. Она с удивлением озиралась по сторонам, потом тронула пальчиком бокал Хью и улыбнулась.

– Вы пили за меня, – прошептала она, – это так приятно…

– Хью, – крикнул Гарри, – у нее кинжал!

– Он давно, – объяснила леди, – он не мешает. Выпейте за Грегори, пожалуйста, выпейте за Грегори! Он так нуждается в обществе…

– Хью, не пей!

– Спокойно, один бокал мне не повредит. – Хью взял успевший опустеть на две трети графин. – Леди Морноу, я готов пройти туда, где вам обоим будет удобно, но мой друг останется здесь. Он устал.

– Хью!

– Я скоро вернусь, – Хьюго галантно открыл дверь и отступил, пропуская леди, но она исчезла в стене, и это было последним, что Гарри увидел и запомнил.

Бурная ночь мистеру Хайчетеру не навредила. Поднявшись с рассветом, Хьюго запретил тревожить молодого хозяина и умчался в деревню, где сразу же отыскал мистера Леви. Тот как раз объяснял, чего ни в коем случае нельзя подавать на завтрак, а что, наоборот, необходимо. Явившийся в сей ответственный момент Хью выразил свое мнение, заказав яичницу с беконом, чем внес в душу хозяина гостиницы некоторое успокоение.

За столом достопочтенный Хьюго поделился с мистером Леви некоторыми мыслями, и тот выслушал сперва с недоумением, затем – с явным удовольствием, после чего извлек из саквояжа пухлый журнал для записей и углубился в расчеты; ухода своего сотрапезника он даже не заметил. Покинув мистера Леви, Хью зашел на почту, где дал несколько телеграмм, после чего отправился на железнодорожную станцию. В Морноу он вернулся ближе к полуночи и нашел своего друга в удручающем состоянии. Терзаемый головной болью и душевными муками Гарри полулежал в кресле и выглядел просто отвратительно.

– А ну встряхнись, – велел Хью, берясь за графин с бренди, – я кое-что предпринял, но права распоряжаться чужими скелетами у меня нет.

– Мне передали, что ты уезжал. Куда?

– По твоим делам.

– Спасибо, хотя теперь все бессмысленно.

– Когда болит голова, бессмысленно все. Выпей, пройдет.

– Нет! Я не буду больше пить, никогда! Этот кровавый кошмар… Он будет преследовать меня всю жизнь, и вряд ли та окажется длинной.

– Гарри, – Хью разлил бренди по бокалам и всучил один приятелю, – осталось совсем немного.

– О да, – уныло кивнул хозяин Морноу, – в субботу Летти отдадут американцу, и я…

– Отдадут, если будешь ныть; без тебя я ничего сделать не смогу. Проклятье, насколько легче иметь дело с призраками!

– Ты, ты ее тоже видел?! – Генри осушил бокал, но вряд ли это заметил. – Ты видел этот кровавый ужас?! Это бледное лицо и кинжал в груди?!

– Видел, – подтвердил Хью. – Кинжал ей нисколько не мешает.

– Хью, над любовью и смертью не шутят!

– Да будь я проклят, если шучу, они мне сами сказали.

– Призрак?!

– Их там двое! Призраки разговаривают, мне не веришь, Шекспиру поверь, а эти еще, к счастью для нас, неглупы. Леди очень зла на супруга и ценит комплименты, джентльмен не лишен тщеславия и очень скучает. Я уговорил их на интервью; надеюсь, что они не подведут. Глянь, кстати…

– Что это?

– Вечерняя «Кроникл». Сэр Фрэнсис разрешил мне действовать от твоего имени; он удручен тем, что упустил в своих построениях дворецкого.

Гарри равнодушно взглянул на газету и вздрогнул, его лицо начало медленно багроветь. Читал хозяин Морноу долго, очень долго, затем вскочил, будто в старинном кресле распрямилась чудовищной силы пружина, и, сжимая кулаки, подступил к предателю и негодяю.

– Я знаю, – почти провыл он, – знаю, чем ты добываешь свои деньги… Ты в самом деле не джентльмен, но я не боюсь! Ты можешь меня избить, даже убить, ты можешь…

– Могу, – подтвердил Хью. Что-то стремительно мелькнуло, и Гарри отлетел назад, плюхнувшись в то же кресло, откуда вскочил. – Тебя что-то не устраивает?

– Как ты посмел? Как ты только посмел?!

– Иногда приходится.

Хью с очевидным удовольствием пробежал глазами заметку, повествующую о том, что с молодым лордом М. начали происходить странные события. В день смерти отца молодой человек услышал голос, который вскоре стал его постоянным спутником. Сперва невнятный, он становился все четче и, наконец, сложился в стихи. Сонеты и канцоны преследовали несчастного, единственным способом избавиться от наваждения было записать рвущие душу строфы. Тогда поэт-невидимка исчезал, чтобы следующей полночью вернуться с новым творением. Так продолжалось больше месяца. Лорд М. был сам не чужд поэзии, но никогда е писал столь быстро и предпочитал более новые формы.

Молодой человек отнес случившееся на счет перенесенных им потрясений и надеялся, что со временем странное вдохновение его покинет, но к первому голосу присоединился второй, женский. Неизвестная леди, глотая слезы, умоляла спасти ее репутацию и клялась, что невиновна в приписываемых ей низостях. Потрясенный М., будучи до мозга костей джентльменом, хоть и полагал происходящее галлюцинацией, пообещал незнакомке свою помощь. Каков же был его ужас, когда в ответ он услышал о жутком преступлении…

Хью отложил газету и взглянул на сжавшегося в комок приятеля, чья ярость уступила место безнадежному отчаянью.

– А по-моему, – удовлетворенно произнес Хью, – вышло вполне пристойно. Правда, у меня всегда были сложности с пунктуацией.

– Что за бред! Что за бред… И еще ты укра… взял мои стихи!

– Стихи – косвенное доказательство достоверности, – объяснил Хью, – к тому же, будучи твоими, они не имеют никаких шансов на успех. Ты слишком обычен, Гарри, и вирши твои тоже обычны. Ну, великая страсть, ну, утонченность, ну, предчувствие смерти и презрение к тем, кто никогда не поймет… Такое пишут все, зато никто не читает. Иное дело, если это – голос призрака, настоящая смерть предает школярским излияниям весомость. А история оклеветанной и прекрасной леди Маргарет! Тебе был нужен клад? Ты его нашел. Ты хочешь выставить американского жениха прочь и с позором? Послезавтра мы его выставим. Как только позавтракаем и проводим лондонских репортеров, а теперь самое время заняться стихами. Их понадобится много, у мертвого любовника была уйма времени, а делать ему было нечего. Бедняга даже выйти погулять из-за этой индусской дряни не мог.

– Как ты циничен!

– Ты путаешь, дружище, – покачал головой Хьюго и наполнил свой бокал. – Циничен и пресыщен не я, а ты. В своих сонетах, когда они не о Летти. Зато мы оба сыновья промотавшихся лордов, а сэр Герберт промотался сам, хотя это не совсем его вина. Наше время кончается и кончится, если мы не проснемся.

– Мы? Ты уже проснулся, даже слишком!

– Меня растолкали отцовские кредиторы, причем крайне невежливо, а потом возник мистер Леви и предложил поучаствовать в призовом бое. Я, как истый джентльмен, влепил ему пощечину, Леви подставил другую щеку. Он всегда подставит другую щеку, если речь идет о более чем троекратной прибыли. Я от растерянности его выслушал и согласился. Ты выслушаешь меня и тоже согласишься. У нас нет другого выхода, Гарри, разве что заживо стать призраками и стенать об уходящем, отдав мир отродьям подлых дворецких.

– Ну уж нет! – рявкнул одиннадцатый барон Морноу и подставил бокал.

Сэр Фрэнсис виновато взглянул на своего змея.

– Ужасно неприятно прерывать чужой полет, – посетовал он, – но иногда без этого не обойтись, хотя Юлий Цезарь, возможно, смог бы… Итак, потомок дворецкого посрамлен, нас ждут ужасные, но модные книги, вы не знаете, как увернуться от визитов в Морноу, а Гарри – как скрыть от респектабельных соседей источник вашего существования. Кто говорил с сэром Гербертом? Мистер Леви?

– Да, он подсчитал вероятную прибыль от псевдопоэзии Грегори, пьесы с последующими постановками, романа и колонки леди Маргарет в дамском журнале, хотя основной доход будут приносить приватные встречи состоятельных туристов с призраками. Гарри получил уже больше сотни писем, из которых мистер Леви отобрал сорок, так что приемы расписаны на год вперед. Леди Маргарет довольна, ей всю жизнь не хватало общества, а Грегори, кажется, поверил, что днем, когда расточается, диктует лорду Морноу стихи. Кстати, читает он их лучше Гарри, тот слишком воет.

– Это доказывает, что бедный покойный молодой человек никогда не был поэтом. Что вы сказали мистеру Баррингтону?

– Что быть родичем убившего жену лорда в Соединенном Королевстве почитается элегантным, а вести свой род от злодея-дворецкого – нет, и что в связи со вновь открывшимися обстоятельствами ему лучше войти в высший свет на континенте. Кажется, он понял довольно своеобразно, теперь он намерен сменить имя и отправиться изучать математику.

– Математики опасны, особенно, если у них в роду были преступники. Вы очень огорчитесь, если я укажу вам на возможную ошибку?

– Не думаю…

– Вы зря поверили признанию лорда Бартоломью. Все было намного проще: дворецкий шантажировал хозяина-убийцу, и тот был вынужден платить, многие убийцы такие трусы… Кто учил вас читать? Я не имею в виду умение складывать из букв слова.

– Я был скверным учеником, – признался Хью, – из университета я сбежал, так и не поняв, почему смерть Гамлета считается потерей для Дании и мира.

– Вас можно поздравить, вы сумели не только Яго опознать, а это в самом деле был Яго, просто лорд Бартоломью натянул творение Шекспира на довольно-таки мелких людишек. Хозяин Морноу не желал отвечать за содеянное, и при этом ему мучительно хотелось выставить себя благородным страдальцем. Так появилась исповедь. Кроме того, лорд мечтал отомстить загнавшему его в угол дворецкому, но боялся. Вы согласны?

– Пожалуй, да. Полагаю, Баррингтон принял соответствующие меры предосторожности, иначе он бы уже лежал в том или ином колодце.

– Вот-вот, а негодяй пережил хозяина и вывез сокровища Морноу в Америку, где они сперва стали унциями и каратами, а затем – верфями. Законный наследник лорда Бартоломью получил только разоренный майорат, а ведь завещание смирно лежало в тайнике. Возникает вопрос, зачем оно вообще понадобилось, ведь у завещателя к тому времени не оставалось ничего.

– Кроме привидений.

– Вот именно! Среди приезжавших в Морноу шарлатанов оказался кто-то понимающий в загробных делах. Призраков удалось запереть в подземелье, поначалу лорда это вполне устраивало, но потом в измученную алкоголем и злобой голову пришла мысль натравить убитых на Баррингтона. В старину бытовало мнение, что от проклятия можно избавиться, дав его в придачу к чему-нибудь полезному. Человек принимает дар и вместе с ним – свою погибель.

Баррингтону, чтобы вложить добытые шантажом ценности в дело, пришлось покинуть Англию, но завещание лорда превращало преступника в честного слугу, которому повезло разбогатеть. Сэр Винсент вряд ли бы оспорил последнюю волю кузена, так что дворецкому оставалось лишь разыграть удивление и с благодарностью «принять» то, что и так уже было у него. Пройдоха не упустил бы такой шанс, но ему вновь повезло. Лорд Бартоломью скоропостижно скончался, его бумаги остались лежать в тайнике. Судьба предназначила их вам, и вы распорядились находкой выше всяческих похвал.

– Да, – улыбнулся Хью, – удачно получилось. Даже жаль, что все позади.

– Позади у вас лишь прошлое, а оно не ценней разбитой скорлупы. Этот омлет вы уже приготовили и накормили голодного друга, а для нового нужны свежие яйца. Если вы не возражаете, давайте вернем змея в небо, Эндрю все равно будет лишь после обеда. Судя по его телеграмме, один джентльмен нашел зонтик, но потерял супругу. Вы остаетесь?

– О да, – сказал мистер Хайчетер и наклонился, чтобы поднять готового к полету змея.